Текст книги "Зазеркалье обмана"

Автор книги: Татьяна Горьковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Предисловие

С детства нас учили, что обманывать нехорошо. Что тем самым мы можем причинить боль своим близким и себе, но нас мало научили тому, как быть, если боль становится нестерпимой. Когда ты ломаешь руку, никто не заставляет терпеть невыносимую боль, принуждая её молчать обезболивающими средствами. Но как справиться с тем, что сломалось намного глубже, чем поверхностные раны на теле? Каким обманом можно притупить такую боль? Конечно, если задать этот вопрос любому человеку на земле, то у каждого найдётся совет, вычитанный из книги, услышанный от друга или перенесённый по собственному опыту. Но все люди абсолютно разные, и поэтому таковы и полученные травмы, что обволакивают, словно саркофаг, человеческую душу.

У обмана есть только один достойный соперник – память, потому что именно она мешает позабыть боль. Поэтому и главным героям в книге предстоит бороться с таким недугом, как собственная память.

Книга также повествует о том, что у обмана, как и у многого другого, есть две стороны последствий. Одна обещает тебе справедливость, предлагая взамен то, что ты потерял, другая же освобождает от всякой ответственности перед действительностью. Но обман ради справедливости тоже не всегда бывает верным выбором. И несмотря на это, мы всё же прибегаем к этой хитрости в больших и маленьких масштабах, считая обман зачастую необходимым, нежели правильным.

Пролог

– Она не простит меня, если узнает, что я сделал. Даже если это было ради неё. Я отнял у неё то, что ей принадлежит, хоть мы оба знали, что это может нас уничтожить. Она не готова пройти через это вновь, как и я… Но хуже всего то, что я не могу поговорить об этом с ней. Поэтому и пришёл к тебе, – проговорил я с печальной улыбкой на губах, чувствуя, как поток холодного ветра пронизывает немощное тело от старости, – Прости и ты меня за то, что так поступил с тобой… Но я уверен: ты бы хотела, чтобы мы были счастливы…

Глава 1

В просторном светлом кабинете больницы номер двадцать четыре только одно привлекало моё внимание, заставляя сосредоточиться на единственном живом звуке, доходившем до моего сознания через стетоскоп.

– Сто сорок на девяносто, – проговорила я вслух, спуская давление в нагнетателе. – Слегка повышено, но беспокоиться не о чем, Нина Гавриловна.

Аккуратно высвободив руку пациентки из манжета тонометра, я достала из левого шкафчика стола медицинские бланки для выписки лекарств.

– Увеличьте дозу дневного препарата. Вместо полтаблетки принимайте целиком, запивая достаточным количеством жидкости, а также… Принимайте вот эти успокоительные лёгкого действия перед сном, – добавила я в конце, отрывая листок с очередным вердиктом на пожизненное лечение. – Сейчас не самое благоприятное время года для хорошего самочувствия. Осень – холодный предвестник зимних ночей.

Закончив осмотр, я передала рецепт сидящей напротив меня медсестре Анастасии для проставления оттиска печати, чтобы придать лечению легитимную ценность.

– Не знаю даже, как мне вас благодарить, Нелли Валерьевна! Не представляю, что бы мы все без вас делали, – с благодарностью проговорила Нина Гавриловна, застёгивая пуговицу одну за другой дрожащими от старости и страха руками. – Вы наш ангел сердец!

– Я всего лишь кардиолог, – ответила я, улыбаясь одними губами. – И получила я эту профессию в обычном земном медицинском вузе. Не забудьте, Нина Гавриловна, через полгода вернуться на проверку, – напомнила я.

– Такому чуткому и доброму врачу моё сердце открыто хоть каждый месяц, ведь чем же ещё заниматься старикам, как не своим одиноким здоровьем… Это единственное, что придаёт нам смысл после, конечно, редких встреч с родными, – ответила с горечью Нина Гавриловна, опустив усталые глаза. – Когда родственникам надоедают наши старческие разговоры, мы начинаем искать слушателей среди врачей.

Она достала белый платок из старой сумки с потрескавшимися ручками, что лежала у неё на коленях, и, едва касаясь глаз, убрала маленькие частицы накативших слёз.

– Ох! Простите меня, – резко поправила она себя, делая виноватое лицо, как у ребёнка, только учившегося правилам жизни своего возраста. – Как поживают ваши родные? – тут же спросила она.

При упоминании своей семьи я ощутила прилив нежной теплоты.

– Эльза будет заканчивать третий класс и готовиться к следующему возрасту в своей детской жизни, – ответила я с грустью. – Так хочется остановить течение времени, чтобы задержать её детские радости и восторги от окружающего мира!

– Понимаю… Больше всего любишь детей своих в детском образе. Муж, наверное, так же расстроен взрослением дочери?

Я улыбнулась, отдавая рецепт с медицинской печатью Нине Гавриловне:

– Только её будущим. Архитектурой он занимается не только на работе, но и в семье.

Сложив аккуратно листок, от которого зависела спокойная жизнь её сердца, и убрав его в ту же старую сумку, Нина Гавриловна ещё раз поблагодарила за радушный приём, прощаясь у дверей кабинета. На сегодня это был последний посетитель.

Повесив белый халат в шкаф, я взглянула на часы:

– Настя, разберёшь карточки пациентов и отнесёшь их в регистратуру? Я опаздываю за дочерью в школу.

Оторвавшись от бумаг, Настя кивнула в знак согласия.

– Не переживайте, Нелли Валерьевна, я всё сделаю, – ответила она тем исполнительным голосом, который бывает у всех, кто приходит сюда в первые годы после окончания вуза. Они выставляют напоказ преданность работе, которая ослабевает по мере изучения всех её сторон.

– Я твоя должница! – бросила я через плечо, открывая дверь. – До понедельника.

Прибавив шаг, я направилась по больничному коридору к лифту. Как всегда после окончания рабочего дня на каждом этаже больницы собиралась целая толпа около лифта. Я, как и все, ожидала своей очереди.

– Как сегодня прошёл день? Разговоры о сердечных проблемах не прекращались?

Я повернулась на внезапно объявившийся за спиной голос Дарины.

– Пока твоё сердце бьётся, проблемы неизбежны. А в неврологии есть улучшения?

Она скептически улыбнулась.

– Пока есть разум, спокойствия не жди.

Я улыбнулась в ответ, накручивая волос на палец и убирая его за правое ухо.

Мы поболтали с Дариной ещё несколько минут. В коридоре стоял непрекращающийся гул разговоров. Каждый делился новостями, позволяя тратить время на себя. Дождавшись очереди, мы с Дариной зашли в лифт.

– Вы подъедете завтра к часу? – спросила она, не поворачивая головы в мою сторону. – Мы заказали клоуна для Ангелины. Он должен прибыть в это время. Не понимаю… – сказала она, глубоко вздыхая. – Чем они могут нравиться?! От одного разукрашенного лица хочется плакать не от смеха, а от слёз.

– Материнская любовь затмевает любой страх, – ответила я, наблюдая, как нумерация цифр останавливается на единице.

– Кроме одного…

Двери лифта открылись.

– Оставить детей голодными на празднике, – закончила свою мысль Дарина.

Мы обе рассмеялись. Я расслабилась, отпуская возникшее напряжение. На мгновение мне показалось, что Дарина хочет сказать совсем другое.

Впереди нас в лифте стояла молодая девушка, чуть старше двадцати лет. Она обернулась, бросив на нас недоумевающий взгляд: ей была непонятна причина нашего смеха. Глядя на её правую руку без кольца, я догадалась, что девушка была не замужем. Судя по её скептическому взгляду на двух разговаривающих о детях женщин, ребёнка у неё тоже не было. Мы были словно два разных поколения, не понимающих друг друга, как в книге Тургенева «Отцы и дети», только с разницей в возрасте менее десяти лет. Иногда всё-таки не цифры определяют возраст, а разум человека, переплетённый с опытом.

– Увидимся завтра! – крикнула мне Дарина, прежде чем исчезнуть в толпе работников, идущих по территории больницы.

Махнув ей рукой на прощание, я осталась одна, торопясь к своей машине на больничной парковке. После её слов в лифте я почувствовала странный неприятный холод, окутавший меня болезненной тревогой; то, что обескураживающе предстало передо мной – это был страх. Заводя машину, я отогнала тревожные мысли в дальние закоулки сознания, не подпуская их близко к своей жизни.

По городу образовались небольшие пробки. Как всегда, каждый хотел быстрее оказаться дома по своей причине: увидеться с родными или успеть к началу новой серии любимого сериала, а кому-то и вовсе хотелось просто побыть дома одному. Но это обычно те люди, которые слишком много думают о своей судьбе. Когда у тебя семья, на такие вещи не хватает времени. Мимо меня пронёсся мотоциклист, вынуждая вздрогнуть от неожиданности. Он ловко варьировал между стоящими машинами, обгоняя не только пробку, но и свою жизнь. Никогда не могла понять столь опасного увлечения для жизни. Наверное, потому, что мне было что терять, и намного важнее, чем собственная жизнь.

На последнем повороте перед школой зазвонил телефон. Увидев вызов на экране, моё сердце забыло обо всех печалях.

– Я уже подъезжаю, – ответила я ласково.

– Ты опять опоздала! – раздался детский возмущённый голосок. – И не надо думать, что я так просто об этом забуду!

Повисла небольшая пауза. Я ждала предстоящих взысканий.

– За это… я хочу мороженое! И вместо трёх шариков – четыре! Два клубничных и два шоколадных, – выставила свои требования Эльза.

– Хорошо, – ответила я. – Но после того как покушаешь.

В трубке послышалось недовольное фырканье. Подъезжая, я узнала маленькую фигуру Эльзы, стоящую одиноко возле школы. Сердце забилось сильнее от нежности, что текла сейчас в крови при виде знакомого белого рюкзака и светло-розового бантика, колыхающегося от небольшого ветерка. Припарковавшись чуть дальше школы и положив трубку, я вышла из машины. Эльза побежала мне навстречу, размахивая рюкзаком в разные стороны. Согнув слегка ноги в коленях, я открыла материнские объятия, ожидая возвращения в них своего ребёнка. Тяжело дыша от короткого бега, Эльза с улыбкой на лице обхватила меня в ответ своими маленькими ручками, позволяя вдохнуть детский аромат её волос. Отстранившись, я поправила школьную форму и выбившиеся волосы. Обычные придирки материнской заботы.

– Мама… Я уже не ребёнок, – отходя на шаг назад, сказала Эльза, подражая моему голосу с взрослым оттенком.

– Конечно, нет, – старалась я успокоить её детскую гордость. – Ты уже достаточно взрослый ребёнок, но с детскими капризами.

Я взяла её рюкзак.

– А теперь, Эльза Андреевна, попрошу сесть машину, так как садиться за руль не положено в вашем почтенном возрасте.

Серьёзное личико Эльзы не выдержало всей взрослости и двух минут. Рассмеявшись звонким голосом, она поспешила залезть в машину и пристегнуться. Закрыв двери, мы направились по хорошо знакомому нам маршруту.

– Как дела в школе? – спросила я, наблюдая за отражением Эльзы в зеркале заднего вида.

Она лукаво улыбнулась, смотря в лобовое окно с мелькающими зданиями и пропуская мой вопрос в своих воспоминаниях.

– Эльза, – произнесла я со вздохом. – Мне стоит ожидать в ближайшее время вызова к директору? – спросила я настойчивее.

– Нет, мам, – ответила она торопливо. – Ну… если только к учителю, – добавила она, разводя руками.

Ссутулившись и прищурив слегка глаза, она наблюдала за моей реакцией, давая понять, что ни в чем не виновата. Как и всегда.

Я остановилась около кондитерского магазина. Отстегнув ремень безопасности, я повернулась к ней.

– Дорогая, что ты натворила в этот раз?

Эльза опустила глаза, теребя зелёную жилетку.

– Эй, – я ласково приподняла её аккуратный подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. – Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать.

Взглянув на меня, она тяжело вздохнула:

– Это всё из-за Фёдора… За Лизой уже месяц приходит её бабушка. Она очень старая! Потому что ужасно глухая! Каждый раз она кричит на всю школу, пытаясь отыскать её. Лизина мама болеет, и никто не знает, почему. Только Лиза каждый раз плачет, когда вновь видит свою бабушку за окном… И Фёдор начал обзывать Лизу плаксой и дразнить при каждом случае, громко крича её имя на улице, как бабушка.

Эльза замолчала, видимо, подготавливая меня к главному.

– И какая здесь твоя роль? – спросила я, не показывая злость на одноклассника Фёдора.

– Я решила его проучить и испачкала суперклеем его стул. Когда он резко встал после прогремевшего звонка, то часть брюк осталась на стуле. И он весь красный… с дыркой в штанах… побежал в раздевалку, пока все смеялись в классе и в коридоре…

Эльза с каждой фразой всё больше и больше смеялась, вспоминая о своём триумфе, и под конец разразилась заполнившим машину заливистым смехом, хватаясь за живот.

– Милая, так нель… – я прочистила горло, пытаясь не поддаться рвущемуся наружу смеху от проделки дочери. – Мы вернёмся к этому разговору позже, – смогла я произнести родительским тоном, хотя и испытывала маленькую гордость за её детское понимание справедливости.

– Куда мы приехали? – успокоившись, спросила Эльза, накручивая маленький светлый волосок на пальчик и убирая его за правое ухо.

Я улыбнулась.

– Не узнаёшь? Это же кондитерская тети Оливии! Я заказала ей торт для завтрашнего дня рождения Ангелины. Пойдём! Нас уже ждут.

Выпрыгнув из машины, она взяла меня за руку. Как всегда – с улыбкой на лице, только теперь причиной тому были сладости. Постоянная восторженность – признак счастливой жизни.

Мы открыли дверь в магазин. Над нами раздался звон колокольчика, подтверждающий ещё одного посетителя. Как обычно, воздух был наполнен сладким ароматом новоиспечённых тортов, булочек и других вкусных изделий, что вынуждали оставлять хорошие деньги за сладкую жизнь.

– Боже мой, кого я вижу! Неужели это моя любимая девочка Эльза?! – воскликнула Оливия, заметившая нас у прилавка с изумительно красивыми тортами.

Обрадованная такой встречей, она поспешила обнять Эльзу. Хрупкая фигурка дочери утонула в крепких объятиях полноватого тела Оливии с густыми чёрными волосами и пухлыми щеками. Больше всего на свете Оливия хотела иметь детей, но почему-то ей было отказано природой. За всю свою жизнь я не встречала более светлой души, чем у неё. Она никогда никого не осуждала, повторяя одни те же слова: «Каждого человека можно понять, если принять его сторону».

– Привет, Оливия, – сказала я, подходя ближе к ним.

Открыв глаза, Оливия улыбнулась мне, не выпуская Эльзу из рук.

Она любила её всем своим одиноким материнским сердцем и относилась как к родной дочери. Раскрыв руки, Оливия внимательно осмотрела бледное личико Эльзы.

– Как же ты выросла за два месяца! Вот какие щёчки себе уже отрастила! – проговорила детским голосом Оливия, слегка теребя миниатюрные щёчки Эльзы, что, конечно же, вызвало у девочки смех.

– Тетя Оливия, а мы к вам за тортом для Ангелины. Мама сказала, что он будет таким же вкусным, как и на мой прошлый день рождения.

– Конечно, дорогая моя, – сказала Оливия, выпрямляясь. – Для моей девочки и её друзей – только лучшие торты в этом городе!

Оливия взглянула на меня:

– Идёмте, я покажу ваш торт.

Взяв худенькую ручку Эльзы, она повела нас в другую комнату, где создавались кондитерские шедевры. Открыв двери, мы стали свидетелями сотворения сладостей, и каждый раз Эльза раскрывала широко глаза от такого сладкого изобилия, что готовили кондитеры.

– Тамара! – крикнула Оливия на всю кухню, пробегая глазами по головам в белых колпаках.

Услышав голос Оливии, к нам подошла молодая девушка, вытирая руки о коричневый фартук.

– Оливия Александровна, вы меня звали?

– Да. Тамара, будь добра, принеси нам, пожалуйста, заказ под номером сто тридцать три, предназначенный для очень важной особы.

Оливия кивнула головой на рядом стоящую Эльзу, не отпуская её руку.

Тамара взглянула на улыбающуюся от присвоенной ей важности девочку с бантом и понимающе кивнула, подыгрывая Оливии:

– Конечно, сейчас принесу.

Развернувшись, Тамара направилась к огромному холодильнику у дальней стены, куда помещали готовые торты на заказ. Поискав нужный номер, она открыла зеркальную дверь и осторожно достала нежно-розовый торт с белыми полосками в два яруса и с большим бантом посередине, а также с розовой короной, завершающей его вершину. Положив его перед нами на стол, Эльза, не отрывая взгляда, глубоко вдохнула и выдохнула вместе с коротким словом, выражающим всё её детское восхищение от красоты:

– Ух ты, – протянула она, не замечая больше никого вокруг.

– Я так понимаю, это лучший комплимент от нашего важного клиента, – проговорила Тамара, делая едва заметный поклон в сторону Эльзы, убирая руки за спину и удаляясь с улыбкой на лице.

Пока Эльза придумывала план, как попробовать розовою красоту, каждый раз останавливая протянутый палец под моим взглядом, я обмолвилась парой слов с Оливией:

– Оливия, сколько я тебе должна за такое чудо?

Я достала кошелёк из сумки, готовая заплатить за всё, что требуется в этой жизни. Оливия перевела тёплый взгляд с Эльзы на меня и положила свои добрые руки поверх моих.

– Дорогая, ничего не нужно. Ты же знаешь, мне достаточно сияющей улыбки твоей дочери. У меня только одна просьба – приезжайте ко мне почаще… Я распоряжусь, чтобы торт хорошо упаковали, и заодно положу рядом любимые трубочки Эльзы – со сливочным кремом.

– Спасибо, – ответила я, убирая кошелёк обратно, не рассчитавшись за платную радость. – Извини, что давно не посещали тебя. Повседневные дела занимают больше всего времени в жизни.

Я крепко обняла Оливию на прощание.

– Милая, пора ехать. Папа уже нас заждался, вместе с неприготовленным ужином.

Эльза, оторвавшись от созерцания торта, подбежала к нам.

Попрощавшись с Оливией и Тамарой, мы отправились домой.

Глава 2

– Папа! Мы с мамой дома! – кричала Эльза, не успев закрыть входную дверь. Бросив рюкзак на тумбочку, она побежала по коридору искать отца, позабыв обо мне и о довольно тяжёлом торте, который готовился вместо дня рождения оказаться на полу. Сумев снять туфли, я услышала весёлый визг Эльзы и голос Андрея с напускным устрашением:

– Попалась!

Облокотившись на холодную стену, я бессильно вздохнула:

– Если честно, то я бы не отказалась от помощи, и желательно, как можно скорее!

Я крикнула в пустоту, где только что пробегала Эльза. Через мгновение после моего жалобного крика навстречу вышел Андрей, держа на руках довольную дочь. Вместе они смотрелись, как медальон «Инь и Ян»: белокурые волосы Эльзы, как и у меня, светлая кожа и тёмные волосы Андрея, придающие его коже соответствующий цвет. Подойдя ближе, он устало улыбнулся и поцеловал меня в щёку.

– Привет, – сказал он тихо, разглядывая в моих руках объёмную коробку. – Что это?

– Торт для Ангелины. Оливия приготовила.

Он мягко спустил Эльзу на пол и взял наконец-то эту ужасно неудобную упаковку, отдавая должное облегчение моим рукам. Потерев передавленные места на руках, я обратилась к Эльзе:

– Ты ведь не надеешься, что уроки подождут до воскресенья?

Она надула губы.

– Но впереди же два выходных! – возмутилась Эльза. – К тому же… Я хотела нарисовать подарок для Ангелины!

– Во-первых, уроки лучше сделать на свежую память по изученному материалу, а во-вторых, ты только что сейчас выдумала о самодельном подарке, так что прекращай свои хитрые уловки и ступай в комнату.

Вздохнув с разочарованием, она молча взяла оставленный рюкзак и ушла к себе. Андрей смотрел на меня, не отрываясь.

– Что? – проходя мимо, ответила я на его пристальный взгляд. – У неё не только твои глаза, но и характер.

Андрей последовал за мной на кухню, держа перед собой коробку.

– Она ещё ребёнок. Она состоит на девяносто процентов из капризов в этом возрасте.

– Капризы – это когда не соглашаешься с чьим-то мнением, а она переходит сразу к практической части, и вот поэтому нас ожидает очередной вызов к учителю или прямиком к директору.

Я в раздумьях открыла холодильник, инстинктивно взяла продукты, необходимые для быстрого приготовления. Положив их на стол, я продолжала думать об Эльзе. Андрей, заметив мою тревожность, положил коробку на стол и повернул меня к себе, держа одну руку на талии, а другой – поглаживая моё лицо, стараясь завладеть моим обеспокоенным взглядом.

– Ты так сильно раздосадована из-за вызова в школу? – спросил он заботливо.

– Нет… Не в этом дело… То есть, конечно, плохо, что всё так обернулась, просто… – я замолчала, закрыв на секунду глаза. – Я рада, что она умеет постоять за себя и за других в столь раннем возрасте, но я переживаю, что её проделки могут привести к неблагоприятному исходу и что меня не будет рядом… Кто защитит тогда её?! – воскликнула я, припоминая слова Дарины.

– Нелли, это всего лишь детство нашей дочери. Скоро она вырастет из него, как из одежды, что больше уже не подходит по возрасту.

Мне стало чуть легче от его уверенного голоса.

– Помнится мне, ты и сам повзрослел только после того как узнал о моей беременности. До этого тебя интересовали лишь автомобили, гоночные трассы и редкая посещаемость института. Затяжное легкомыслие? – спросила я, обхватив руками его шею.

– Скорее, безразличное одиночество, – ответил Андрей, обнимая меня в ответ.

Он улыбнулся и поцеловал меня, едва касаясь губ, запечатлев поверхностное осязание поцелуя с глубокой привязанностью. Спазмы, вызванные переживаниями на действительность жизненных проблем, покинули разум, помогая дышать свободно и телу. Время вернуться к бытовым мелочам.

– Нужно отнести торт в холодильную камеру гаража, – сказала я, положив руку на коробку. – Нашему холодильнику в доме я не доверяю такой сладкий подарок. А пока займусь ужином.

Распределив семейные роли, каждый следовал своему написанному сценарию. Я кружилась на кухне, заботясь о здоровом рационе своей семьи. Эльза делала уроки с надеждой поскорее от них освободиться, а Андрей подводил итоги в домашних прихотях, приводя в норму сломанные детали комфортного проживания. Через час мы все собрались за нашим большим столом в гостиной. Андрей смешил Эльзу, показывая пародии из недавно полюбившегося ей мультфильма про собаку. Детский смех наполнял дом особенным теплом, создавая уют, который никогда не даст обычная мебель. После ужина Эльза попросила досмотреть понравившийся мультфильм, несмотря на позднее время. В ее защиту вступился Андрей, и благодаря их командной работе о самой лучшей маме в мире, пересилила все мои доводы. Эльза в пижаме расположилась перед телевизором на белом ворсистом ковре, поджав под себя ножки. Мы с Андреем устроились на широком мягком диване, где моя голова покоилась на его плече. Каждый был счастлив по-своему. Во время финальных титров Эльза резко вскочила и выбежала из комнаты. Вернулась она с маленьким фотоаппарат мгновенной печати, что мы ей подарили.

– Мам, пап, не двигайтесь!

Послышался звук затвора камеры, и тут же над фотоаппаратом появился кусочек тёмной плёнки. Взяв бережно за краешек снимка, Эльза подошла к витрине с книгами и достала розовый альбом, где хранила проявленные фотографии. Расположившись на диване между нами и делясь тем самым поровну своей частичкой души, она наблюдала за чудесным появлением своих родителей на фото.

– Дорогая, тебе ещё не наскучило нас с папой фотографировать? Посмотри, – сказала я, указывая на коллекцию снимков с Андреем в раскрытом альбоме Эльзы. – Твоих фотографий должно быть здесь больше, чем других.

– Хороший фотограф должен снимать всё, кроме себя. Если на снимках буду только я, то это работа модели, а не фотографа, – ответила Эльза, вновь накручивая волосок на палец и убирая за правое ухо.

Добавляя ещё одно фото в накопившуюся семейную галерею, она хранила молчание.

– Мам, а расскажи, как вы с папой познакомились? – спросила Эльза, с любопытством смотря на меня.

Я подняла глаза на Андрея. Он только улыбался и пожимал плечами, давая возможность мне поведать сказку на ночь. Я медленно проводила рукой по мягким волосам Эльзы, начиная нашу историю.

– Мы с папой познакомились, когда я еще училась на врача. Как-то раз он пригласил меня покататься на коньках. Несмотря на то, что я довольно плохо на них держалась, твоя мама всё же согласилась… и вот замерзший лед, неудобные коньки и веселый смех от неуклюжих падений закончились, к сожалению, травмой у твоей мамы, – закончила я жалобным голосом, – но твой папа! – Я бросила мимолетный взгляд на Андрея, что так же, как и Эльза, слушал внимательно мой рассказ, – не оставил меня. Он нес меня на руках до ближайшего травмпункта, где на мою ногу наложили огромный гипс!

– Какой ужас! – воскликнула Эльза, скривив свой маленький носик в ужасе.

– Да уж… – протянула я, делая печальное лицо. – Всё равно наш папа и после всего случившего не оставил в беде твою маму. Он постоянно меня навещал в общежитии и даже, когда его не пускала наша злая вахтерша, карабкался ко мне по лестнице, словно я принцесса в замке, принося с собой красивый букет моих любимых цветов – сирени.

Во время рассказа я уже заплела длинные волосы Эльзы в тугую косичку.

– Вот так я и полюбила твоего папу: за проявленные им храбрость и заботу, а теперь пора спать, на сегодня хватит мультиков и сказок.

Напоминание про сон заставило Эльзу широко зевнуть. Она поцеловала меня в щёку и обняла за шею.

– Спокойной ночи, мам…

– Спокойной ночи, дорогая.

Обняв и поцеловав также Андрея, она прошептала уже сонным голосом:

– Пап, ты у меня лучше всех. Маме с тобой очень повезло.

– Спасибо, моя маленькая принцесса! Тебя отнести в кроватку?

– Нет, – чуть громче пробормотала Эльза. – Я сама.

Андрей поднял руки вверх в знак подчинения. Как только звук тихих шагов Эльзы прекратился, он обратился ко мне:

– Серьёзно? – сказал он, поднимая удивлённо брови и улыбаясь.

– А что я, по-твоему, должна была сказать? Что ты целый месяц слушал мои отказы и возражения сходить с тобой куда-нибудь, а затем, Эльза, твой пьяный папа! Ещё и зимой! Пробрался к твоей маме в общежитие, но, услышав голос вахтерши, выпрыгнул со второго этажа прямиком на лёд, от чего раздробил себе обе пятки! А затем, маме пришлось везти твоего папу в больницу и ухаживать за ним, пока он окончательно не поправился. И кто из нас принцесса в этой сказке?

Я закрыла от усталости глаза.

– Не стоит разрушать её детские представления о папе.

– Но сирень же я тебе дарил? – напомнил он, оправдывая свою репутацию.

Он ловко увернулся от летящей небольшой подушки, что я кинула, смеясь над его неуязвимой гордостью, но именно благодаря этому поступку я и влюбилась в Андрея. Во все времена девушка выберет того, кто, несмотря на пренебрежение, совершает безумные поступки, причиной которым служит именно она.