Текст книги "Беглец с чужим временем"

Автор книги: Татьяна Гнедина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

В ШТАБЕ ВЕСКЕ

Дверь, обитая черной кожей, лоснилась, как офицерские сапоги. Веске вошел в кабинет заместителя начальника вокзала. Господин Линден завтракал. Веске щелкнул каблуками, но Линден не обратил на него никакого внимания. Линден поддел вилкой мелко нарубленную сырую капусту и стал медленно жевать ее, уставившись в тарелку.

– Хайль! – крикнул Веске.

– Хайль, – вяло ответил Линден.

Веске положил перед ним раскрытую папку.

– Вот приказ о вашем назначении начальником вокзала. Я оформил его задним числом. О бывшем начальнике можно забыть.

Линден перестал жевать.

– А если спросят?

– Кто спросит? В Гаммельне уже пятнадцать лет его никто не видел.

– Кто же будет заместителем?

– Мы же уговорились, господин Линден! После кончины начальника вокзала вы назначаетесь на его место, а я беру на себя командование отрядами, естественно, в качестве вашего заместителя.

– А может, он еще не умер? – Линден потянулся к тарелке, накрытой салфеткой.

Веске резко отодвинул ее.

– Нет уж, господин Линден, давайте поговорим! В этой папке, – Веске постучал по ней пальцем, – поддельная подпись бывшего начальника вокзала стоит рядом с вашей. И вы об этом отлично знаете…

Лицо Линдена стало старчески-жалким и безвольным.

– Слушайте, Линден, сколько вам лет? – спросил Веске.

– По какому отсчету? Я ездил во многих поездах с замедленным временем…

«В самом деле, по какому отсчету? Может, это самое замедление времени в поездах не дает настоящего продления жизни? Станешь вот таким, как этот Линден – свиной затылок и заячьи мозги! Впрочем, живет же, скотина».

– Сколько вам лет по отсчету ваших родителей, Линден?

– Сто двенадцать.

Веске прижал к себе папку. Власть над временем! Чего стоят по сравнению с ней все государственные посты Третьего рейха!

По лицу Линдена поползла ухмылка. Веоке охватило бешенство.

– Вот что, господин Линден, вы отлично понимаете, чего мне от вас нужно. И ускользнуть вам не удастся. Прежнего начальника вокзала мы ликвидировали вместе. Не вздумайте отпираться. Вы давно проговорились, что топливо кончается, и деваться вам некуда.

– Чего вы от меня хотите?

– С этого и надо было начинать. Я хочу быть хозяином положения. Понятно? И, во-первых, мне нужна ваша подпись под приказом о запуске экспресса с околосветовой скоростью…

– Надо еще с машинистом договориться, – загадочно сказал Линден. – Если он резко затормозит, никакой экономии времени не получится. Все пойдет насмарку.

«Физикой прикрывается, – с подозрением подумал Веске, понимая, что за внешним простодушием Линдена скрывается какая-то опасность. – Надо расспросить Трассена об этом торможении».

Веске прошелся по кабинету и, остановившись перед зеркалом, поправил на руке повязку с белым черепом, вышитым преданной фрау Бункер.

– Все это рассчитает мой физик Трассен, – небрежно бросил он.

– Это всегда рассчитывал Айкельсон, – возразил Линден.

– С Айкельсоном надо покончить!

Линден вздрогнул.

– Что вы на меня уставились? Весь город, Линден, только и гудит о таинственном опыте Айкельсона, который, мол, докажет, что если гаммельнскую скорость света можно увеличить, тогда и время в поездах не будет изменяться, а станет для всех одинаковым. Не слыхали?

– Время станет для всех одинаковым? – Затылок Линдена побагровел. Он встал, пощелкивая толстыми пальцами.– Где вокзальная команда?

– Пьет в буфете.

Веске злорадно наблюдал за преображением своего партнера. Маленькие глазки его злобно забегали. Он положил на стол тяжелые кулаки и стал похож на рыжего штурмовика.

– Оцепить кассы! – приказал Линден.

– За отряды отвечаю я, – возразил Веске. – От вас требуется приказ об аресте физика Айкельсона.

– За что?

Веске усмехнулся.

– Это нам подскажет Трассен. Он докажет, что опыт Айкельсона – шарлатанство. И еще кое-что…

– Господин Веске, я давно хотел вас спросить, что это за штуку, вы показали Трассену в ресторане, после чего он так быстро согласился работать на нас?

Веске машинально нащупал в кармане револьвер.

– Так… один сувенир.

В дверь постучали.

– Войдите! – Веске захлопнул папку.

В кабинет вошел Трассен, на ходу поправляя очки на разгоряченном лице.

– А-а, господин консультант. Как раз вовремя…

– Я пришел к вам, господин Веске, – прервал его Трассен, – чтобы доложить о том, что ваши люди сорвали мои опыты и разбили аппаратуру.

– Какая жалость! – воскликнул Веско. – Но, может быть, вы нарушили режим секретности?

– В поезде измерять ничего нельзя! – буркнул Линден.

– Но ведь я же физик!

Веске подмигнул Линдену.

– Конечно, физик! И я надеюсь, что мы с господином Линденом все уладим. Но сейчас, Трассен, нам нужна ваша консультация по очень важной физической проблеме.

Трассен сел.

– Не припомните ли вы, господин Трассен, наш разговор об опыте Майкельсона в ресторане Кемпинского?

Веске не сказал в «берлинском ресторане». Линден не должен пока знать о существовании Третьего рейха.

– Помню.

Перед Лео возникли красные как кровь винные пятна на белой скатерти и голос Клауса Веске: «Говорят, что вся теория относительности возникла только из-за того, что не удался опыт какого-то Майкельсона. Я спрашиваю вас, Трассен, почему не удался этот опыт?»

– Я спрашивал вас тогда, почему не удался опыт Майкельсона?

– Да, – не сразу ответил Трассен. Он не понимал еще цели игры, которую вел Веско.

– И теперь я снова хочу вас спросить, господин Трассен: можно ли получить другой результат опыта Майкельсона?

– Нет! То, что хотел измерить Майкельсон, – невозможно. Скорость света – постоянная величина и ее нельзя изменить с помощью передвижения в пространстве.

– Значит, нельзя, господин Трассен? – Веске выдержал эффектную паузу. – А вот ваш предшественник Айкельсон считает, что это возможно.

Трассен начинал постигать смысл игры.

– Что же вы молчите, Трассен? Ведь весь город говорит о том, что если бы местную скорость света удалось увеличить, то при движении время перестало бы изменяться и стало бы для всех одинаковым!

– Меня не было в городе. Вы же знаете, я уезжал, – тихо ответил Трассен.

– Ах, не было в городе! Вы ничего не знаете! Вот что, Трассен. Бредни Айкельсона приносят вред новому порядку в Гаммельне. Их надо разоблачить. Завтра же Айкельсон будет арестован, вы выступите на суде и…

– Я этого не сделаю, – Трассен встал.

Веске вынул из кармана револьвер.

– Сделаете, Трассен. Даю вам сутки на размышление. Идите.

ОПЫТ АЙКЕЛЬСОНА

Пройдя несколько кварталов, Трассен прислонился к стене. Перед глазами плыли круги. Кружилась голова. Ветер шелестел бумагой, наклеенной на столб. Трассен машинально прочел: «Профессор любит музыку». На листе бумаги он увидел рисунок – человек в полосатом балахоне играет на скрипке. Человек с лицом профессора Айкельсона! Трассен содрогнулся. Такие рисунки появлялись в фашистских газетах перед тем, как нацисты уничтожали свои жертвы. Ветер трепал зловещий листок. На площади никого не было. Надо действовать, пока еще не поздно. Остается одно: идти к Айкельсону и помочь бежать ему и Анне-Мари.

…Задыхаясь, Трассен толкнул, наконец, калитку дома Айкельсона. На втором этаже открыто окно. Анна-Мари отпрянула вглубь, увидев его. Она не желает его видеть. По лестнице спускается Клемперт. Бросив на Трассена жесткий взгляд, он решительно пошел ему навстречу.

– Убирайся!

– Клемперт, нам надо поговорить…

– Уходи, предатель!

– Я не предатель!

– Брось, Лео, – печально сказал Клемперт, – ты давно увяз…

– Клемперт, сейчас нельзя терять времени. Каждая минута может стоить жизни. Скажу тебе одно: я никогда никого не предавал. А это в наше время не так просто.

– Что ты делал в Берлине с этим Веске? Это он провалил тогда нашу «Синюю лампочку»?

– Он. Меня вызывали в полицей-президиум после твоего ареста. Но я ничего не сказал. Потом Веске позвонил в университет профессору Зауэру. И велел держать меня на крючке.

– А дальше?

– А потом началась кампания против Эйнштейна…

– И тебе предложили блестящую карьеру… .

– Тут я бежал, Рауль! Так же, как и ты. Но Веске меня настиг и здесь. В Гаммельне.

– Трус ты!

– Нет, Рауль, я не трус. Я обыкновенный человек и очень хотел спокойно жить и заниматься физикой. Оказалось, невозможно.

– Да, Лео! Спокойно жить при фашизме невозможно.

– Клемперт, я ничего не забыл. Ни озера с желтыми камышами, ни того, как ты спас меня. Я сделаю все, что-нужно. Я ничего не боюсь…

Рауль неловко протянул Трассену свою длинную руку. Окно на втором этаже захлопнулось, и Анна-Мари сбежала вниз. Лео взял ее теплую руку. Рауль отвернулся, закурив сигарету.

– Что теперь будет, Лео? – тихо спросила она.

– Мне надо поговорить с профессором.

– Он в лаборатории. Снова проверяет свой опыт.

– Ты понимаешь, Лео, о каком опыте идет речь? – вмешался Рауль. – Ведь это безнадежная затея.

– Как знать! – неожиданно возразил Трассен и направился к лестнице.

– Ты что, не знаешь, что профессор повторяет опыт Майкельсона?..

– Посмотрим, – неопределенно ответил Трассен.

Черные шторы над окном лаборатории были спущены, и только узкий луч света от маленькой лампочки прорезал темноту. Вошедший вслед за Трассеном Рауль прикрыл дверь и увидел, что Айкельсон развинчивает длинную черную трубку с набором зеркал.

– Простите, профессор, – сказал Трассен, – что я пришел без приглашения. Но… вас собираются арестовать…

– Меня? – удивился Айкельсон. – За что?

Трассен бросил взгляд на прямоугольную ванну, стоявшую посреди комнаты.

– За этот опыт.

– Чем же он так преступен, этот опыт? – невозмутимо спросил Айкельсон, продолжая возиться с оптической трубой.

– Вас обвиняют в том, профессор, – вмешался Рауль, – что вы хотите доказать гаммельнцам, будто время может стать для всех одинаковым.

Трассен молча осматривал аппаратуру. В ванну была налита ртуть, так же как у Майкельсона. В ней плавала каменная плита с каким-то оптическим прибором. По-видимому, ртуть служит для того, чтобы прибор на плите не вибрировал и сохранял горизонтальное положение.

– А время не может стать для всех одинаковым? – усмехнулся профессор.

– Только при очень большой световой скорости. В десятки миллионов раз превышающей скорость света в Гаммельне, – возразил Рауль.

– Вот я и хочу доказать, что нашу скорость света можно изменить. А значит, и увеличить.

– Это докажу я, – заявил Трассен.

Рауль изумленно на него посмотрел: Лео не мог не понимать безнадежности эксперимента.

– Я это сделаю, потому что меня не арестуют. Я служу у Веске.

Айкельсон, прищурившись, посмотрел на Трассена.

– Вы больше не служите у Веско, – мягко сказал он.– Вы порядочный человек, и я вам благодарен. Но ведь вы же, Трассен, не верите в этот опыт?

– Я пришел, чтобы с ним ознакомиться.

– Ну что ж. Пока что я хочу показать, что на скорость света оказывает влияние движение самого Гаммельна. Гаммельн движется в пространстве со скоростью три сантиметра в час. Влияние такой малой скорости на скорость света, которая равна двадцати километрам в час, можно обнаружить только оптическим методом. Вот в этой ртутной ванне плавает плита, на которой установлен интерферометр. Луч света от лампочки в интерферометре расщепляется на два еще более тонких луча. Они проходят над ванной в двух взаимно перпендикулярных направлениях. А потом попадают в зрительную трубу. Клемперт, загляните-ка в объектив. Что вы видите?

Рауль наклонился.

– Цветные кольца. Это и есть интерференционная картина?

– Да. Между лучами имеется разность фаз.

– Остальное могу рассказать я, профессор, – вмешался Трассен. – Эти два перпендикулярных луча отличаются друг от друга не только тем, что они проходят разные пути, а еще и тем, что в одном из них свет распространяется по направлению движения Гаммельна, а в другом – перпендикулярно ему.

– А Гаммельн действительно движется? – удивился Рауль.

Лео усмехнулся.

– И Гаммельн и наша лаборатория вместе с ним перемещаются в пространстве со скоростью три сантиметра в час! Исходя из этого профессор полагает, что скорость света в луче по направлению движения Гаммельна должна быть больше, чем во втором луче, против движения, потому что к скорости света, равной двадцати километрам в час, прибавляются еще три сантиметра в час, которые проходит наша лаборатория вместе с Гаммельном. Значит, и путь от лампочки до оптической трубы свет пройдет за иное время, чем в перпендикулярном направлении. Ну, а если повернуть прибор на девяносто градусов? Как ты думаешь, Клемперт, изменится картина колец?

– Да, – ответил Клемперт, но тут же спохватился. – Нет, конечно! Рассуждение профессора ошибочно, – он смущенно взглянул на Айкельсона.

– Так как же все-таки? – настаивал Трассен.

– Если верить тому, что скорость света может измениться, кольца должны как-то сдвинуться при повороте прибора. Но скорость света в воздухе – величина постоянная… Она не зависит от перемещения нашей лаборатории. Значит, и кольца никак не должны сдвинуться.

– Мне еще ни разу не удалось это обнаружить, – подтвердил Айкельсон.

– И никогда не удастся, профессор, – тихо сказал Трассен. – А казалось бы, как просто: двадцать километров в час плюс три сантиметра в час – и скорость света чуть-чуть увеличилась. Но в том-то и вся суть, что даже с помощью тончайших оптических приборов, вроде вашего, профессор, невозможно обнаружить так называемое абсолютное движение нашей лаборатории вместе с Гаммельном в пространстве и нельзя изменить скорость света в воздухе.

– Вы зря теряете время, профессор, – грустно добавил Клемперт.

Лео вышел из своего утла и встал над ртутной ванной. Синеватые блики упали на его лицо.

– Ты не совсем прав, Рауль…

Внизу раздался звон разбитого стекла, крик. Трассен отдернул штору с окна. Около калитки стояла Анна-Мари, прижимая к лицу руку. По ее пальцам стекала кровь. Трассен бросился вниз.

Рауль пропустил вперед Айкельсона. Старик стал торопливо спускаться по витой лестнице, неловко хватаясь за перила.

Лео осторожно прикладывал платок к щеке Анны-Мари. Длинная ссадина пересекала ее лицо.

– Что случилось? – Айкельсон, сняв очки, всматривался в побелевшее лицо дочери.

– Камнем… камнем из-за забора… Они метили в меня… Кричали… – у Анны-Мари дрожали губы.

– Но кто на это осмелился? – Айкельсон направился к калитке.

Рауль увидел лежащего на дорожке щенка с вытянутыми лапами. Собака вздрагивала с глухим хрипом. Рауль присел на корточки. Это был тот самый щенок, который появлялся обычно по утрам и, виляя хвостом, бежал к Анне-Мари, валился на спину и, согнув размякшие лапки, разнеженно косил на нее глаза. Анна-Мари нагибалась и гладила ему пушистое брюхо. Рядом со щенком лежал камень. Собака в последний раз захрипела, дернулась и застыла, покорно вытянув лапы. Анна-Мари заплакала.

Около камня лежала бумажка, на которой было что-то написано. Похоже, камень был в нее завернут. Подняв записку, Рауль, прочитал: «Айкельсону. Если не явишься на вокзал – прикончим. Готовь полосатый балахон».

Быстро скомкав бумагу, Рауль сунул ее в карман.

…Вот перед ним стоит пока еще свободный человек. У него есть дочь, милая, наивная девушка. Она плачет над убитой собакой и боится за своего старика отца. А вскоре может произойти страшное превращение. Превращение человека в ничто. Сначала его распластает страх. Потом – покорность своей судьбе. Потом – отчаяние и окаменелость. И вот в полосатом балахоне возникнет неправдоподобный облик человека. Смертник, наряженный в шутовской балахон.

Нет, Рауль не покажет записку Айкельсону. Записка унизительна. Он и без этого убедит его скрыться.

Айкельсон взял камешек двумя пальцами. Трассен вынул из кармана карандаш.

– Можете не подсчитывать, Трассен. Я сразу могу вам сказать, насколько возросла масса этого камня во время полета и откуда он брошен.

– Он брошен из сада фрау Бункер, – заметил Рауль.

– Там живет Веске, – задумчиво уточнил Трассен, пристально глядя на камень. – А ведь скорость камня значительно меньше скорости пули…

– Что вы сказали, Трассен? – переспросил профессор.

– Пока ничего. Клемперт, у тебя в кармане бумага, в которую был завернут камень.

Айкельсон резко повернул голову.

– Вы что-то спрятали, Рауль? Анни, иди в дом.

– Нет смысла скрывать, Рауль, – сказал Трассен.

– Что написано в записке? – нетерпеливо спросил Айкельсон.

– Они требуют, чтобы вы явились на вокзал.

– Покажите записку!

Рауль вынул из кармана скомканный лист бумаги и развернул его. Трассен побледнел. Айкельсон спокойно пробежал записку слегка прищуренными глазами и машинально повернул обручальное кольцо на сухом пальце.

– Не говорите Анне-Мари.

– Профессор, вы не пойдете на вокзал?

– А кто пойдет, Трассен?

– Я.

Клемперт стоял, заложив руки в карманы.

– Для этого, Лео, нужно оружие посильнее, чем этот камень, – негромко произнес он.

– У меня будет самое страшное оружие в условиях Гаммельна, – Трассен посмотрел Раулю в глаза. – В Гаммельне не знают, что такое пуля. И этого не понимает даже тот, у кого есть единственный в городе шестизарядный револьвер.

– Ты сказал, что Веске живет в соседнем доме?

– Именно это я и хотел сказать. Дай-ка мне камень. Мы его положим на должное место.

У ФРАУ БУНКЕР ПОЯВЛЯЕТСЯ ПЛЕМЯННИК

В Гаммельне нарастало беспокойство. Пассажиры, побывавшие в экспрессах с замедленным временем, угрюмо молчали. Отвечать на расспросы было запрещено. Топливо из пригородов подвозили к вокзалу по ночам, черные фургоны ползли по пустым улицам. Беспокойство перерастало в озлобление. Мальчишки бросали камни в привокзальных штурмовиков. В пригородах требовали снизить плату за проточную воду. А напор воды в трубах катастрофически падал, потому что но хватало топлива для работы насосов.

Последние донесения фрау Бункер встревожили даже Веске. Гаммельнцы упорно говорили о равном и едином для всех времени. От Айкельсона ждали чуда. Трассен не являлся. Наконец исчез сам Айкельсон. Утром его дом нашли заколоченным, и парни из вокзальной команды штурмовиков ушли ни с чем.

Бешенство Веске обрушилось прежде всего на фрау Бункер, прозевавшую бегство соседей. Первая национал-социалистка города Гаммельна явилась на зов своего постояльца и боязливо остановилась у двери. Фрау Бункер уже давно смекнула, что иметь дело с Веске не так уж выгодно, а главное, небезопасно. Забрав у нее все сбережения «на нужды национал-социализма», он отказался платить за квартиру, а когда она осмелилась ему напомнить о долге, пригрозил отдать под суд за спекулянтские махинации. Теперь он заставляет ее бегать по городу и доносить ему обо всем.

– Вчера у привокзальной канавы мальчишки пели песни, начала очередное донесение фрау Бункер.

– Какой канавы?

– У той самой, господин Веске. Подле касс.

– Так. Дальше.

– Они пели о том, как уморили старого начальника вокзала…

Веске отшвырнул салфетку.

– Что?

Фрау Бункер теребила край передника.

– В городе говорят, господин Веске, что старый начальник умер не своей смертью… Что его уморил заместитель начальника и…

– Молчать! Фамилии негодяев? Чтоб через два часа были их фамилии! Сам пристрелю! Без суда! На виселицу!

Фрау Бункер попятилась.

– На них были маски, – пролепетала она. – А на рукавах черепа, как на вашем мундире, господин Веске. Но на повязках было написано что-то другое, кажется, «черная свинья».

– Пошла вон, старая ведьма! – хрипло закричал Веске. Лицо его судорожно перекосилось. – Твое место на кухне!

Фрау Бункер попятилась.

– Это еще не все, милейшая фрау Бункер. Поговорим о ваших соседях. Вы что же это, заговор за моей спиной затеяли с Айкельсонами?

У фрау Бункер забегали мурашки по спине. Язык отказывался ей повиноваться.

– Помилуйте, господин Веске…

– Ничему не поверю, пока не получу донесение о том, где скрывается Айкельсон. Ясно? Пошла! – заорал Веске и захлопнул дверь, ударив ею фрау Бункер по ногам.

Фрау Бункер недолго оставалась в доме. «Спасаться! Бежать от изверга! Ведь уморит… уморит…» Она сняла с гвоздя свою кошелку и вышла на улицу. На другой стороне стоял мальчишка и, ухмыляясь, на нее смотрел.

– Чего зубы скалишь? – огрызнулась фрау Бункер.

– Есть дело, тетка, – подмигнул мальчишка.

«Да это же поваренок Руди из ресторана! Помощник того Трассена, которого выслеживает Веске. Что ему здесь нужно?»

Фрау Бункер с достоинством перешла на другую сторону.

– Поговорим, тетя, – нагло предложил мальчишка.

– Какая я тебе тетя? Смотри, не попасть бы тебе куда следует!

– Есть билет на экспресс, – шепнул Руди.

– Врешь! – так же шепотом ответила вдова.

«Эх, уехать бы из Гаммельна и возвратиться, когда все уляжется. А главное – бежать от Веске! – размечталась вдова. Но откуда у мальчишки билет? Только от Трассена! Он же сейчас главный физик».

– Покажи билет, – отрывисто сказа-да фрау Бункер. Отличить фальшивый бланк от настоящего она-то умела.

Руди вытащил из внутреннего кармана куртки глянцевую карточку. Фрау Бункер впилась в нее глазами. Номер поезда. «Совершенно секретно». Таблица для пересчета времени поезда на время Гаммельна. Она посмотрела на свет перфорированные дырочки. Все правильно. Указано время отправления, номер вагона.

– Сколько просишь?

– Договоримся, тетенька.

– Да что ты заладил: тетя, тетя!

Руди пристально на нее Посмотрел.

– А потому, тетя, что я приехал к вам погостить из пригорода, помочь по хозяйству. Если надо – услужить самому господину Веске!

«Вот оно что!» – фрау Бункер сделала вид, что рассматривает билет, и взвешивала в уме: что опаснее – служить ли Веске или быть союзницей его врагов. «Пожалуй, лучше смыться», – решила она и, посмотрев еще раз на драгоценный билет, равнодушно сказала:

– Ну что ж! Живи у меня, если хочешь, племянник. А я поеду по этому билету.

– Вот и отлично, тетенька! – обрадовался «племянник».

– К билету бы еще марок двести на дорогу. Поиздержалась я со своим постояльцем.

– Деньги потом, – отрезал Руди.

«Когда это потом?» – хотела спросить фрау Бункер, но прикусила язык. «Пусть делают что хотят. Мое дело сторона». Национал-социализм ее больше не привлекал.

Фрау Бункер повернула к дому и в сопровождении «племянника» отправилась в погреб за продуктами для ужина. Потом они начали готовить рагу из потрохов, в этом деле поваренок был большой мастер, и вдова с удовольствием отметила выгоды своего перехода в другой политический лагерь.

Однако когда вечером Веске вернулся с вокзала домой, фрау Бункер обуял такой страх, что она в сильнейшем ознобе улеглась под перину, положив к ногам грелку, а билет для поездки в иное время спрятала под подушку. Ужин постояльцу понес «племянник».

Веске явился разъяренный. День снова окончился безрезультатно. Трассен исчез. Его видели в городе, но не успели задержать. Завтра Веске приступит к облаве. Медлить нельзя. Он отстегнул кобуру с револьвером и положил ее в тумбочку у изголовья. Тут дверь отворилась, и в комнату вошел мальчишка с подносом в руках.

– Извините, господин Веско, я без стука…

– Кто такой?

– Я племянник фрау Бункер. Тетя заболела, и я принес дам ужин.

– Поставь на стол и убирайся.

Но мальчишка угодливо взмахнул крахмальной салфеткой и начал старательно накрывать на стол, не забыв при этом поставить пепельницу на тумбочку.

– Я сказал: убирайся! – повторил Веске и резко задвинул ящик тумбочки, в котором лежал револьвер.

Словно не замечая раздражения Веске, Руди снял металлическую крышку с горячего блюда и, полюбовавшись своей работой, неторопливо удалился.

Веске сел за стол и принялся ужинать, рассеянно поглядывая в окно. В вечерней тишине стукнула калитка. Мимо дома медленно прошел человек. Веске застыл от изумления, потом вскочил, толкнул ногой дверь и выскочил из дому.

Услышав стук калитки, к окну прильнула и фрау Бункер. Она увидела, как ее постоялец в черном железнодорожно-эсзсовском мундире выбежал на улицу. Господин Веске за кем-то гнался! Фрау Бункер показалось, что его сужающаяся на бегу фигура превращается в черного таракана с паучьими лапами. Кого же он догоняет? Ага! Так и знала! Бывшего повара из ресторана Трассена! Тот тоже сужается – значит, убегает!

Но тут Веске что-то крикнул Трассену, и тот остановился. Никак драться будут? Фрау Бункер охватило сладкое чувство ужаса, и она от души пожелала своему руководителю в национал-социализме скорейшей смерти. Но драки не произошло. Веске начал с Трассеном разговор. Трассеи что-то ответил, потом только слушал и кивал, соглашаясь. Веске посмотрел на свои часы, показал на них Трассену. Трассен снова кивнул, и они расстались. Фрау Бункер уныло сползла с подоконника и поплелась на кухню.