Текст книги "Девушка из высшего общества"

Автор книги: Татьяна Бонкомпаньи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лили вдохнула густой цветочный аромат и направилась к Сноу, сидящей на подлокотнике одного из огромных диванов.

– Дорогая, ты все-таки пришла! – произнесла та сердечно, насколько вообще способна женщина, состоящая из одних мышц и костей.

– Прости, что опоздали. – Лили протянула ей большой бело-голубой пакет с подарком для Лекси – платьем с оборками, купленном с большой скидкой в «Жакади».

– О, дорогая, не переживай. А это, наверное, Уилл? – Сноу схватила ножку малыша и осторожно потрясла ее. – Он потрясающий. Правда, девочки? – повернулась она к женщинам на диване. Они увлеченно обсуждали что-то, но одновременно повернули головы и посмотрели на Лили и Уилла.

В одной из них Лили узнала Верушку Кравиц, бывшую модель Дома моды Ральфа Лорена, родом из Чехии, которая вышла замуж за богатого толстяка – издателя журналов. Рядом с ней сидели две женщины, которых Лили видела до этого всего один или два раза. Умберта Веррагранде – яркая перуанка, дочь Бьянки Лоусон (четвертой – и последней – жены Дж. Денвера Лоусона, главы известной киностудии), которая прошлой весной вышла замуж за успешного банкира, – для скорой свадьбы были свои причины, но она все равно широко освещалась в прессе. Кейт де Сантос, выросшая в Гринвиче, штат Коннектикут, вся в веснушках и с лентой на рыжих волосах. Кейт была женой аргентинского бизнесмена, который, как поговаривали, проводил за игрой в поло и в обществе молодых моделей на Саут-Бич больше времени, чем в офисе и дома с женой и дочками-близнецами.

С другой стороны кофейного столика стоял такой же диван, и там сидели Слоан Хоффман – красотка из Далласа с чрезвычайно высокими скулами (здесь явно не обошлось без «рестилайна») и тщательно создаваемой репутацией самой доброжелательной молодой хозяйки, и Джемайма Блейтон, британка, которая, оставив работу высокооплачиваемого консультанта по искусству (ее муж был одним из ее клиентов, и тогда, между прочим, у него еще была другая жена), целыми днями только и делала, что наряжалась по последнему слову моды. Над ними возвышалась сидящая на подлокотнике Диана Меддлинг, работавшая раньше устроителем мероприятий в рекламной фирме. Она вышла замуж за сына наследницы богатого рода из Палм-Бич, обладающей обширными связями, и таким образом гарантировала себе место в кругу дам высшего света.

Диана входила в группу, которую, как Лили однажды услышала, называли «Браун-мафия» по названию университета в Род-Айленде, в котором они все когда-то учились. Ходили слухи, что Диана – или Ди, как к ней обращались друзья, – и еще полдюжины самых ярких молодых светских девушек собираются раз в месяц и принимают решения по множеству вопросов, начиная с того, кого больше не пускать в клубы («Джуниор-лиг», «Даблз», «Сохо-хаус», на террасу на крыше отеля «Грамерси-парк» и так далее), до присуждения награды за лучший костюм на ежегодном благотворительном балу в Центральном парке в Хеллоуин (конкуренция бывает жесточайшая).

– Вылитый Роберт, – безрадостно констатировала Диана, и ее тонкие губы растянулись в прямую жесткую линию.

– Но у него мои глаза, – возразила Лили.

– О, сейчас еще рано об этом судить, – засмеялась Джемайма. – К тому же твой взгляд не заставит тысячу кораблей сняться с якоря.

Женщины рассмеялись, а Лили густо покраснела. Несколько капелек пота скатились в глубокий вырез ее блузки.

Джемайма втянула щеки и склонила голову к плечу.

– Дорогая, это всего лишь шутка, – сказала она, глядя на Лили с такой ненавистью, что девушку пробила мелкая дрожь. Из-за этого Уилл, который по-прежнему сидел у нее на коленях, еще сильнее сжал кулачки, вонзив крошечные ноготки ей в шею. Пытаясь успокоить малыша, Лили стиснула его левую ножку и потерлась носом о щеку. Он тут же расслабил руки, и Лили, фальшиво улыбаясь ради спокойствия ребенка, поинтересовалась у Джемаймы, где находятся дети.

– Наверху, в детской. По лестнице слева от тебя. Не ошибешься, – ответила та и отвернулась к подружкам, которые продолжили прерванный разговор.

– О, хорошо, спасибо. – Лили подошла к двери, где стояла Хасинта, и протянула ей ребенка. – Наверху слева. – И показала подбородком на широкую деревянную лестницу.

– Все в порядке? – спросила Хасинта.

Лили кивнула, сделав вид, что ее не задела унизительная фраза, брошенная всего несколько секунд назад, покачала головой и сказала: «Ох уж эти женщины», – усмехнувшись, словно речь шла о компании непослушных и невоспитанных детей, хотя это было очень далеко от истины. Эти дамы – хищницы, жаждущие крови, такие же злые и так же охраняющие свою территорию, как большие белые акулы у побережья. И Лили знала: если она хочет быть принятой в их круг – без этого не обойтись; если она намерена вернуть прежний статус светской красавицы – нельзя болезненно реагировать на их выпады. Она погибнет в ту самую секунду, когда они почувствуют, что смогли напугать ее. У хищников всегда так: одна капля крови, и тебя сожрут живьем.

Лили на прощание поцеловала Уилла в пушистую макушку и, собравшись с духом перед возможными оскорблениями, вернулась к кофейному столику, инкрустированному деревом, где взяла крошечное пирожное с ягодами. Лили ничего не ела целый день (с прошлого четверга она сбросила килограмм), к тому же общение со светскими «акулами» стало для нее неожиданным стрессом, и она почувствовала, как закружилась голова. Положив пирожное в рот, Лили взяла тонкую фарфоровую чашку с блюдцем с серебряного подноса на столе.

– Позволь я тебе налью, – предложила азиатка с овальным лицом. – Кстати, я Эллисон Льюинберг Чанг, – представилась она и, наполнив до краев чашки себе и Лили, осторожно поставила на поднос чайник от Бернардо, расписанный цветами. – Я видела твоего малыша. Очень хорошенький и, похоже, ровесник моего сына.

Лили проглотила непрожеванное пирожное и осторожно, чтобы не смазать помаду, смахнула крошки с губ.

– Спасибо. Надеюсь позже познакомиться с твоим малышом.

– Разве не странно, что они называют это днем рождения? – прошептала Эллисон, отводя Лили в пустой угол комнаты – видимо, для того, чтобы спокойно поговорить. – Ты знаешь, что нужно заплатить тысячу долларов, чтобы кто-нибудь из команды Патрика Макмаллана пришел к тебе на вечеринку? Неужели ты думаешь, что для Лекси важно, попадет она на сайт нью-йоркских знаменитостей или нет?

Лили подавила смешок:

– Сноу сказала, что Патрик ее друг.

– Ради Бога! – Эллисон закатила глаза. – Он дружит со всеми нами, но это не значит, что завтра он не пришлет Сноу счет.

Лили сделала глоток, но чай оказался слишком горячим, и она обожгла язык. Закашлявшись и сдерживая боль, Лили спросила:

– А мы будем играть с детьми?

– Шутишь? Ты можешь представить, что Умберта сядет на пол в своем наряде от Миссони?

– Но это же трикотаж!

– Есть только одна причина, которая заставит Умберту Веррагранде встать на колени на пол, но это не имеет отношения к ее ребенку. Слышала историю про нее и того фотографа в туалете закрытого клуба на крыше отеля «Грамерси-парк»? Зачем нанимать пресс-агента, если можно просто сделать минет папарацци?

Лили фыркнула:

– Если серьезно, мне кажется, это самая отвратительная история из всех, что я слышала в этом году.

– Куда уж серьезнее, – подмигнула ей Эллисон.

– Ты ужасная женщина.

– Нет, просто меня все достало. Не знаю, как долго еще смогу это выносить. Я вхожу в состав комитета по организации студенческого благотворительного бала пяти округов Нью-Йорка вместе с Морган де Рамбулье, – кивнула Эллисон в сторону дивана, где чрезвычайно худая женщина, чьим единственным недостатком была вена, как у Анжелины Джоли, вертикально пересекающая слишком широкий лоб. Всего несколько мгновений назад она активно обнимала и целовала присутствующих дам, а сейчас, похоже, начала заседание «королевского совета».

– На прошлой неделе я вынуждена была взять с собой Джастина на одно из заседаний. Он проголодался, так что мне пришлось кормить его грудью. Не такое уж большое дело. И я вела себя скромно – перекинула через плечо одеяльце. Так что нельзя сказать, что моя грудь была выставлена на всеобщее обозрение. Но Морган вышла из себя и в самый разгар заседания перед всеми заявила, что я должна кормить ребенка в туалетной комнате. Самое смешное, что если вдруг «Вог» объявит это модным, она первая начнет выставлять свои крошечные сиськи напоказ на каждом заседании. – Эллисон понизила голос почти до шепота. – У Морг уже остеопороз, ведь она очень давно страдает анорексией.

– Но если это правда, почему друзья не повлияют на нее? – шепотом спросила Лили.

– О, мы пытались, уже очень давно.

– И что?

– Она сказала, что мы все – я цитирую – ревнивые, ужасно толстые суки, и начала носить кучу браслетов от сглаза, желая защититься от всех дурных мыслей, которые мы напускаем на нее. Можно подумать, у нас нет других занятий, кроме как мечтать стать такими же худющими и стервозными, как она. Если тебя интересует мое мнение, у этой стервы параноидальный бред. Ну ладно, возвращаясь к нашей теме… На том заседании я смолчала и отправилась кормить Джастина в туалетную комнату, а вчера Морг позвонила мне и сообщила решение комитета. Они считают, что дети «слишком отвлекают» и я не должна больше брать малыша с собой. Представляешь? Она даже поинтересовалась, планирую ли я кормить его целый год, как будто это ее дело.

– Но ты собираешься? Кормить так долго?

– Конечно. Это же полное слияние с ребенком. Кроме того… Кто-нибудь здесь читает газеты? Грудное молоко – лучшая еда для растущего младенца.

– Поэтому я и терпела, несмотря на застой молока и трещины на сосках. И все же это ложь – что кормление не портит фигуру. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, мне хочется плакать: так обвисла грудь. Как думаешь, она когда-нибудь станет прежней?

– Нет. Но для чего тогда существует лифтинг?

Лили рассмеялась:

– Роберт никогда мне этого не позволит. Он ненавидит пластическую хирургию!

– Секрет в том, чтобы договориться об этом еще до беременности. Именно так сделала Верушка. Она хотела найти суррогатную мать, которая выносила бы ребенка, но ее муж не желал, чтобы чужой человек имел отношение к малышу. Так что она уступила и потребовала, как только станет известно о беременности, перевести деньги на операцию по пластике груди и живота на ее банковский счет.

– И во сколько же сейчас обходится подтяжка груди?

– Примерно? От тридцати до сорока тысяч.

– Господи, это ведь куча денег! Но из-за них я не стала бы заводить ребенка, если бы сама этого не хотела. Ведь глубоко в душе Верушка не была против, правильно?

– Не знаю. Думаю, прежде всего она заботилась о своей финансовой безопасности.

– Добрачное соглашение?

– Поклянись, что никому не расскажешь. Говорят, в нем записано, что она должна родить двоих детей в первые пять лет брака, иначе муж имеет право подать на развод. И тогда она не получит ни цента. Судя по всему, условия о детях в последнее время стали очень популярными. Слава Богу, в моем соглашении их нет. Конечно, чтобы завести ребенка, мне не нужен подобный стимул, но все же это унизительно.

Лили продолжала болтать с новой знакомой, пока Умберта не позвала Эллисон на диван.

– Думаю, нам лучше присоединиться к остальным, – сказала она, расстроившись, что их тет-а-тет подходит к концу. – Но я очень хочу записать твой телефон. Нужно как-нибудь вместе выпить кофе.

– С удовольствием, – просияла Лили. Она так долго оставалась отрезанной от внешнего мира, что забыла, каким интересным и волнующим может быть знакомство, пусть даже короткое и поверхностное.

Устроившись на диване рядом с Верушкой, Лили взяла себе побег спаржи, завернутый в ветчину, и креветку в беконе. Жуя, она слушала, как гости обсуждают – вполне предсказуемая тема – условия приема в детские сады.

– Самое главное – это рекомендательные письма и связи в попечительском совете, хотя никто открыто в этом не признается, – со знанием дела заявила Кейт де Сантос.

– Если так, то мой муж играет в сквош с двумя членами попечительского совета сада с Девяносто второй улицы, так что, думаю, Даниэля непременно туда возьмут, – сказала Морган и повернулась к Лили: – Кстати, что касается сквоша… Говорят, Роб в последнее время много играет.

Лили чуть не подавилась спаржей. Неужели королева светского общества Нью-Йорка обращается к ней? С трудом проглотив жесткий кусочек ветчины и недоумевая, зачем она вообще ест на подобных вечеринках, Лили придумала ответ:

– Похоже, он никак не может наиграться. Сквош – его новая страсть.

– Кристиан говорит, его уже почти невозможно победить. – Морган пригладила длинные локоны шоколадного оттенка. – Скажи, как Робу удается так много тренироваться?

– Гм, думаю, он просто находит время.

– Ах да, конечно, я совсем забыла. Он ведь ушел из «Кэратерс», правильно?

– Он переходит в хеджевые фонды, – забормотала Лили, безуспешно пытаясь поймать взгляд Эллисон или хотя бы Сноу, которая так смотрела на миниатюрные кексы с розовой глазурью, лежащие на тарелке, словно они могли ожить и станцевать перед ней па-де-де из балета «Щелкунчик».

– Боже мой! По-моему, в наше время все к этому стремятся! – съязвила Морган.

– Даже не знаю, – пробормотала Лили. – Мне кажется, Роберт считает, что готов к более серьезным задачам. Юридическое образование позволяет ему в равной мере…

– Прибереги его резюме для кого-нибудь другого, – перебила ее Морган.

– Того, кому это небезразлично! – услышала Лили голос Дианы. Прикрыв рот рукой, она обращалась к Джемайме.

Морган продолжала:

– Меня скорее интересует, чем ты занималась все это время. Чем-то интересным, видимо?

«Что ж, давайте посмотрим. Я недавно родила ребенка».

– Почти все мое время посвящено ребенку.

– А для чего же тогда няня? – Слоан в недоумении наморщила нос – и лоб, если бы он не был весь обколот «ботоксом».

«И еще я боялась, что Хасинта уйдет от нас».

Лили задумалась, ища подходящее объяснение.

– Ну, я многое делаю сама.

– Много ем, например, – прошептала Диана Джемайме и прыснула в чашку.

В этот момент в гостиную ввалился молодой человек с бледной, словно у вампира, кожей, темными волосами, темно-красными губами и греческим носом.

– Привет, дамы, – произнес он, и двадцать пять пар рук нырнули в сумочки и карманы в поисках блеска, увеличивающего объем губ, и пудрениц.

Лили подумала, что парень – подающий надежды актер или модель, и именно поэтому все женщины так открыто прихорашиваются. Но когда он достал из сумки большой черный фотоаппарат, она поняла, что это фотограф, о визите которого упоминала (и не один раз!) Сноу.

– Патрик передает привет, – сказал фотограф, он же модель – как позже узнала Лили, его звали Чаз, – и принялся наклоняться и щелкать затвором камеры, со всех углов снимая розовые праздничные украшения и разряженных гостей.

– Если на празднике нет фотографа, настоящий ли это праздник? – пробормотала Лили, обращаясь к Верушке, но та лишь безучастно взглянула на нее и встала, чтобы вместе с Умбертой и Морган сфотографироваться рядом с тортом из «Фошон». Умберта взяла золотую ягоду, украшающую глазурь, и, отклонив назад голову и полузакрыв глаза, поднесла ко рту. Это была очень чувственная поза, совсем неуместная на детском празднике. Чаз сделал пару снимков, и Умберта отправила экзотический плод в рот. Зажав его между зубами и оторвав листочки, она подмигнула фотографу.

– Дорогой, спасибо, что пришел! – крикнула Сноу Чазу. – Пойду позову нянь, и продолжим праздник.

Без хозяйки Лили почувствовала себя неуютно и неловко и уже собиралась пойти проверить, как там Уилл и Хасинта, когда в гостиной появилась длинная вереница нянь с детьми.

– Пора разрезать торт! – завопила Сноу и махнула рукой, чтобы приглушили свет, задернули шторы и открыли двойные двери в гостиную. Дискотечный шар опустился с потолка и закрутился, освещая комнату разноцветными огнями, а из специального автомата во все стороны полетели мыльные пузыри размером с бейсбольный мяч. В комнате появился мужчина в смокинге и с ним пять женщин, затянутых в розовую кожу по моде 1960-х годов.

– Неужели это Белинда Карлайл? – прошептал кто-то.

– Черт возьми, это же «Гоу-гоу»! – раздался ответный шепот. – Какой ужас! Это лишь подтверждает, что есть вещи, которые не купишь за деньги!

– Это точно.

Музыканты запели «С днем рождения!», обращаясь к Лекси, которая сосала большой палец и не отрывала взгляда от дискотечного шара. Старания идолов поп-музыки были ей совершенно безразличны. Когда песня закончилась, Сноу взяла дочь, одетую во все розовое: кашемировый кардиган из бутика «Бонпоинт», праздничное платье из тафты и замшевые детские туфельки – самые шикарные из всех, что доводилось видеть Лили. Сноу на мгновение замерла рядом с тортом и сама задула единственную свечу.

Когда в гостиной снова зажегся свет, а дискотечный шар оказался под потолком, Морган взглянула на свои бриллиантовые часики и воскликнула:

– Боже мой, уже так поздно! – И, найдя свою шиншилловую безрукавку на одном из диванов, заявила: – Я должна идти. В «Мэсон Жерар» сегодня выставляют шкаф Рулманна.

Женщины взглядами проводили Морган до выхода и потом, словно ее отъезд положил конец вечеринке, тоже стали прощаться. Лили показалось, что Морган забыла позвать с собой няню с ребенком, которые стояли в очереди за куском торта.

Она повернулась к Сноу.

– Мне кажется, она оставила здесь Даниэллу, – осторожно прошептала она.

– Морган никогда с ней не ездит. У ребенка и няни отдельная машина, – сообщила Сноу, прежде чем отправить в рот кусочек марципановой начинки на крошечной вилке. – М-м-м, вкусно. На вечеринках я разрешаю себе попробовать лишь что-то одно и только в самом конце. Попробуй делать так. Я серьезно, это позволяет держать калории под контролем, – подмигнула она Лили.

– Спасибо за совет, – пробормотала Лили, решив воздержаться от торта. Обернувшись, она увидела Хасинту, которая старалась не уронить кусок торта с тарелки и одновременно держала извивающегося и очень недовольного Уилла.

– Давай я возьму его, чтобы ты могла поесть, – предложила Лили и забрала малыша. – Схожу за сумкой с детскими вещами, и поедем домой. Уиллу уже давно пора спать.

Поднявшись по лестнице и миновав длинный коридор, Лили нашла детскую Лекси. Здесь было кресло-качалка, обитое розовой шелковой чесучой, огромная розовая хрустальная люстра, круглая белая кроватка с прозрачным пологом и два огромных белых шкафа, вручную расписанных маленькими розовыми букетами. Над камином белого мрамора висело подлинное полотно Мари Кассатт, изображающее мать и ребенка. Лили нашла свою черную нейлоновую сумку рядом с креслом и уже собиралась уходить, когда в детскую вошла Эллисон и подняла одинокую пустышку, лежащую на полу. Сунув ее в рот и быстро облизав, она дала ее сыну.

– Послушай, не знаю, есть ли у вас с Уиллом время, но я планирую организовать игровую группу для мам и малышей. Хочешь присоединиться? Каждый четверг в четыре. И еще я приглашаю мастеров по маникюру.

– О, как здорово! – ответила Лили.

– Не для нас, глупенькая, для нянь.

– Что?

– Мне кажется, они заслуживают, чтобы за ними немного поухаживали, а мы тем временем побудем в детской с малышами. Хотя бы один раз. – Она закатила глаза.

– Другим мамочкам это не понравится!

– В этом все и дело. Я могу рассчитывать на тебя?

– Приду обязательно, – пообещала Лили.

Глава 13

На следующий день после праздника Лили зарядила батарею лэптопа и открыла свой старый список контактов, пытаясь найти телефоны юристов, специализирующихся на семейном праве. Если Эллисон не обманула и в добрачные соглашения теперь стало модным включать условие о детях, у нее есть отличный материал для «Разговоров по четвергам». Лили не сомневалась – Ребекке понравится идея, но для начала нужно проверить, есть ли у нее источники информации по этому вопросу. Если она предложит тему для статьи, а потом с ней не справится, то потеряет доверие Ребекки и больше уже не сможет работать с ней.

Выписав несколько имен и телефонов, Лили начала обзванивать юристов. Первый ушел из офиса на ленч, второй уволился и открыл собственное дело, а третий пообещал перезвонить, как только закончится встреча с клиентом. Лили ждала у телефона и размышляла, как тяжело будет убедить женщин, над которыми довлеют подобные обязательства, открыто рассказать о них.

Лили по собственному опыту знала, какая щепетильная тема эти добрачные соглашения. Роберт принес ей такую бумагу всего за день до свадьбы, и в выходные, которые должны были стать лучшими в ее жизни, она нервничала, как никогда раньше.

Всю неделю перед свадьбой лил дождь. Такой сильный, что работники загородного клуба «Брентвуд» под Нэшвиллом сомневались, удастся ли возвести шатер, где должен был проходить праздничный ужин. Вечером в среду распорядитель мероприятий заявил, что, если дождь перестанет к середине дня в пятницу, за ночь земля успеет высохнуть, и они смогут поставить шатер к шести часам – времени начала праздника. Но если небо не прояснится, не останется ничего другого, как сервировать ужин в беседке для гриля рядом с бассейном.

В четверг местный метеоролог, чьи желтые, как бисквит, волосы и голубые клетчатые костюмы не менялись с того момента, как двадцать лет назад он впервые появился на телевидении в пятичасовых новостях, сообщил, что всю субботу над городом будут греметь грозы. Поэтому Лили с матерью начали заново обдумывать рассадку гостей, а отец пригласил Роберта и его родителей в кафе неподалеку от университета. Когда отец вернулся – всего через полтора часа, – то первая сказанная им фраза была: «Твоя свекровь – это нечто!» После чего он посвятил жену с дочерью в детали этого ужасного ленча.

– Во-первых, нам пришлось дважды пересаживаться, потому что сначала столик оказался под кондиционером, а потом – слишком близко к кухне. Затем, когда мы наконец разместились, Джозефин начала интересоваться, почему мы не проводим свадьбу в клубе «Белль-Мид».

– О нет! – ахнула Маргарет и стукнула себя ладонью по лбу.

– О да. Так что мне пришлось признаться, что мы не являемся его членами. И тогда Джозефин выразила сожаление, что ты, – он показал на Лили, – не сказала об этом раньше, потому что тогда она записала бы нас туда, – фыркнул отец.

– О Господи! – снова распереживалась мама.

– Тогда она заявила что-то типа: «Я уверена, Лили предпочла бы отмечать свадьбу в более изысканном месте». Эдвард в этот момент ужасно разозлился. Он бросил меню и потребовал, дословно, чтобы она заткнулась. После чего Джозефин вскочила из-за стола и ушла. Больше мы ее не видели. Эдвард считает, что она вызвала такси и уехала в отель. Он настоял, чтобы мы остались и поели, а потом сам заплатил по счету.

Лили следовало догадаться, что катастрофа за ленчем обязательно отразится на ней, потому что через день, в непрекращающейся суматохе свадебных приготовлений, Роберт удивил ее, подняв – явно против своего желания – вопрос о добрачном соглашении, условия которого в определенных кругах назвали бы «жесткими». Его текст занимал шестьдесят пять страниц. Лили должна была расписаться во многих местах и в присутствии нотариуса. В соглашении оговаривалось, на какую сумму (очень небольшую) могла претендовать Лили в зависимости от ситуации. Роберт принес ей этот огромный документ утром, когда зашел позавтракать. В тот день у них были черничные маффины и кофе. Потом сидели в спальне, целовались и возбужденно беседовали, как все пары за несколько дней до свадьбы, и тут он внезапно протянул ей соглашение. Лили пришла в ярость.

– Роберт, если ты знал, что твоя семья потребует, чтобы я подписала подобный документ… Тебе не кажется, что правильно и честно, уважительно по отношению ко мне, было бы показать мне текст по крайней мере за несколько месяцев до свадьбы? У меня даже нет времени на консультацию с адвокатом.

– Я не говорил, потому что мне только сегодня показали этот чертов документ. Я, как и ты, против, но родители настаивают. Они заявили, что, если я не уговорю тебя подписать его, они лишат меня наследства.

– Твой отец не мог этого сказать, – заметила Лили.

Она осознавала, что слова отца Роберта не имеют веса. Ей оказалось достаточно десяти вечеров, проведенных в доме Бартоломью, чтобы понять, кто главный в семье. Эдвард был приветлив и мил с Лили, неоднократно говорил о том, как она ему нравится. Но все же контролировать поведение жены он не мог. Роберт объяснял это тем, что отец ненавидел конфликты – однажды он поручил старшему юристу-консультанту «Голубой воды» объявить финансовому директору, что тот уволен. Он осмеливался делать замечания людям лишь в случаях крайней необходимости.

– Ты права. Но отец не собирается жить так долго, как моя мать, а когда он умрет, она получит все его деньги.

– Эдвард вполне может пережить Джозефин, – произнесла Лили и пришла в ужас от собственных слов. – Поверить не могу, что мы вообще обсуждаем это! Так низко! Мы должны говорить о клятвах, которые дадим друг другу, и разучивать наш первый танец, а не спорить, кто из твоих родителей уйдет первым.

Роберт провел рукой по густым волосам.

– Ты должна доверять мне. Я делаю это для нас… Чтобы обезопасить наше будущее.

– Честно говоря, Роберт, это добрачное соглашение гарантирует только твою безопасность, – резко заметила Лили.

– Постарайся понять. Ты ведь любишь меня, а не мои деньги, правильно?

– Как ты смеешь говорить такое? – зло прошептала она. Если бы ее мать Маргарет услышала эти его слова, то пришла бы в ужас. – Именно так считает твоя мать? Что мне нужны твои деньги? Что я продаюсь?

– Пожалуйста, не нужно утрировать! В наше время никто не женится, не подписав добрачного соглашения. Спроси любого из твоих друзей в Нью-Йорке. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я люблю тебя. Так что, пожалуйста, облегчи мне жизнь и подпиши эти чертовы бумаги! – Роберт бросил листы на кровать и вышел из комнаты.

Лили покорно взяла соглашение. Рассказать о нем родителям она не могла. Они, вероятно, потребовали бы отменить свадьбу или возненавидели бы Роберта, а Лили было больно даже думать об этом. В нем, как в муже, было все, о чем она когда-то мечтала. Эффектный молодой человек с хорошим образованием и фамилией, которая могла открыть многие двери их будущим детям, – это тоже немаловажно. Но главное, он вселил в нее чувство уверенности. Лили всегда была склонна в случае неудачи с головой уходить в депрессию – это одно из проклятий всех старательных трудяг, – а Роберт обладал сверхъестественным даром исправлять ее самое плохое настроение. Он смешил ее или помогал взглянуть на происшедшее, не испытывая жалости к себе. Внушил, что она в безопасности от всего мира и самой себя. И Лили не могла даже подумать о том, чтобы вернуться в то время, когда он не был частью ее жизни.

Открыв дверь спальни, она увидела Роберта – он сидел на полу, съежившись, обхватив голову руками, и плакал.

– Зови нотариуса, – сказала она, опускаясь на колени рядом с ним и прижимая его голову к груди.

Через двадцать минут после того, как начала поиски (и один раз сбегала на кухню перекусить), раздался долгожданный звонок от Дина Голда – лос-внджелесского специалиста по семейному праву. Лили быстро рассказала о своем материале и заказчике, скрыв тот факт, что «Сентинл» еще не поручал ей статью. Если бы он знал об этом, то не стал бы тратить время на бесплатный разговор, ведь час его работы стоил шестьсот долларов.

– Меня интересует, действительно ли в добрачных соглашениях все чаще встречаются условия о детях, и если да, то как они звучат?

Последовала длинная пауза – это всегда плохой знак, – после чего Дин с запинкой произнес:

– Знаешь, это не та история, в которой я бы хотел участвовать. Но ты всегда можешь обращаться ко мне в будущем. – И повесил трубку.

Лили откинулась в кресле. Если не найти адвоката, готового разговаривать с прессой, где, черт возьми, взять женщин, которые расскажут о своем опыте? Она разочарованно отправилась на кухню и налила себе стакан холодного чая. Внезапно ей пришло в голову, что юристы, горящие желанием увидеть свое имя в «Уорлд бизнес джорнал», вряд ли будут заинтересованы в упоминании о себе в «Разговорах по четвергам». Вернувшись к компьютеру, Лили быстро включила поиск и нашла имена тех адвокатов, которые упоминались в статьях о разводах на страницах «Сентинл» и «Нью-Йорк мэгэзин». Все нужные ей номера были в интернет-каталоге юристов «Мартиндейл-Хаббл», и скоро Лили снова взяла в руки телефон.

С первого же раза ее соединили с Джином Сэмюэлсом.

– Очень рад, что ты позвонила, – сказал он. – Думаю, со своей идеей ты попала в точку. В моей практике все больше и больше условий о детях, – усмехнулся Джин. – У меня даже есть клиентка, с которой ты могла бы поговорить.

– О, правда? Можешь назвать ее имя?

– Конечно, это Слоан Хоффман.

– По-моему, я ее знаю, – сказала Лили, стараясь скрыть свое нетерпение.

Глава 14

– Как думаешь, мы освободимся после десяти? – спросила Лили у Роберта за завтраком в пятницу утром. Джозефин позвонила пять минут девятого, чтобы пригласить его на ужин, и на этот раз Лили настояла, что пойдет вместе с ним. Джозефин можно было легко склонить к сплетням, и девушка надеялась натолкнуться еще на какую-нибудь тему для статьи, слушая, как свекровь поносит своих ничего не подозревающих подруг.

– Что? – спросил Роберт, отгибая угол «Файнэншл таймс».

– Я должна на всякий случай предупредить Хасинту, – объяснила Лили, а Роб снова вперился взглядом в раздел «Рынки». Она взяла отброшенное мужем приложение «Уик-энд», напечатанное на бумаге лососевого цвета, и открыла страницы о моде. – Так что? Мне звонить Хасинте?

– Конечно, почему бы и нет? Тогда мы не будем торопиться и вернемся из ресторана пешком. Судя по всему, вечер сегодня будет замечательный, – сказал он, не поднимая головы от газеты.

– Отличная идея!

Прогуляться под луной с Робертом – это было бы замечательно. Ведь в последние несколько недель они так редко бывали вместе. Роберт не только сопровождал Джозефин на коктейли и ужины минимум два раза в неделю, но и проводил все больше времени в элитарном мужском теннисном клубе. По-видимому, встречался со многими, как он выражался, потенциальными работодателями на кортах и в сауне. Роберт даже договорился о нескольких собеседованиях, и Лили надеялась, что он все делает правильно.

– Нужно взять с собой жакет на случай, если похолодает, – вслух подумала Лили.

– Не забудь поблагодарить моих родителей за ужин.

– Роберт, – вспыхнула Лили, – я допустила ошибку всего один раз. И кроме того, почему ты не благодаришь их за еду?

– Потому что я их сын и не должен этого делать.