Текст книги "Последний тигр. Обитель Святого Ястина (СИ)"

Автор книги: Татьяна Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– А что ты там про вены на лбу сказал?

– Да черные они были, точно тебе говорю, мне почудилось даже, что они двигаются как живые. Ты что-то знаешь про такое?

Кастор медленно кивнул, смотрел он пустым взглядом на огонь свечи, огонёк дрожал.

– Есть одна легенда о той, последней битве при Чандре, когда уже стало ясно, что всё, Кхамир пал, свободные, вместо того чтобы отступить, бросили оружие, взялись за руки и пошли строем на пехоту отца всея Осеи* герцога Владислава Ружского, будто пытались взять их в бессмысленное кольцо. Кхамирцы падали и умирали, но рук они и после смерти не разжимали. А дальше, кровь убитых, становилась чернее ночи и горячее кипятка, она как живая, кидалась на строй святого воинства. Все, кого нашли потом, были с черными отметинами на лбу. Будто под кожей что-то было, оно шевелилось и двигалось. Потому Владислав и приказал всех добить, и своих, и чужих, а местность выжечь до твёрдого камня, а потом вернуться и еще раз выжечь.

Орис сглотнул и хотел даже сказать, что сказки всё это, но не посмел. Поднял брови. Опустил. Вгрызся в кусок пирога. Глотнул кислого вина и даже не поморщился.

– Мастер Капринус сказал бы сейчас, что если что-то выглядит похожим друг на друга, это еще не значит, что оно имеет одинаковую природу, – сказал Орис.

– Ты читал мэтра Капринуса?

– Я ходил на его лекции в университете Палмаата, – ответил грамард. – Думал ты знаешь мою биографию.

– Знаю, но глядя на тебя, никак не могу поверить, что всё то, написанное в бумажках, про тебя. Может, есть другой какой Орис?

Орис не ответил, отодвинул недоеденную корочку пирога, подумал и бросил её под стол. Откуда-то из-за печи выскользнул тучный, грязно-дымчатый кот и мигнул жёлтыми глазами.

– Надо бы поспать, милсдарь писарь, – сказал Орис, поднимаясь с лавки. – Поиски начнём завтра.

Торопиться Кастор начал прямо с утра, Орис только глаза успел раскрыть, а сур уже тут как тут, кедровый взвар и яичная похлёбка даже дымились еще.

– Завтрак тебе принёс, – немного смешавшись, сказал сур. – Вставай, давай!

– За такую службу, милсдарь писарь, обычно розги полагаются, и как ты только дожил до сих пор, – посмеялся Орис, но из-под одеяла вылез и принялся одеваться.

Кровать в гостевой комнате бургомистра была такая, что с великим трудом заставил себя Орис её покинуть, но чутьё, в это утро острое и колючее, подгоняло. Принесённый суром завтрак, Орис заглатывал уже на ходу. Не успели они на десять шагов отойти от дома бургомистра, как Кастор зашептал, подтянувшись на цыпочках к Орисову уху:

– И как же искать того, не знаю кого? Имя то не назовёшь, а если даже, он его сменил наверняка.

– И кто тут из нас дубина, – усмехнулся Орис. – Чего шепчешь? Говори нормально, как о чем-то неважном, тогда никто и не подумает прислушиваться, а то ты всё как олух, шёпотом разговариваешь. Милсдарь писарь, учись уже находить общий язык с обычными людьми. А обычные люди они какие? Простые, вот и ты будь проще. Ты не хуже и не лучше, внутри требуха такая же, сколько видел, ничем то бездарь от даря не отличается. И Создатель, когда твои помыслы взвешивать станет, на богатые тряпки не посмотрит, его твои помыслы тайные интересовать будут. Вот и нас они сейчас интересуют. Найти кого-то бывает очень просто, главное знать, к чему он двигался, цель у него была? Чего хотел? В нашем случае речь идёт о заговоре, так что на блюдечке нам ничего не подадут. Сыскарь наш, пропавший без вести, видимо нашёл что-то, потому и пропал, вот и мы найдём это «что-то» и…

– Тоже пропадём, – усмехнулся сур. – Диву даюсь, что за пропащее место эта Бургань!

В Соборе Святого Ястина тем временем запел колокол, на площади уже толпился народ, расползался рынок – крытые телеги, деревянные прилавки. Купцы подвозили, бездари разгружали. Утро ширилось, проносясь по улицам Бургани криками торговцев и покупателей. Порывы ветра доносили аромат свежей выпечки, соленой рыбы и пива, пиво текло из кранов не переставая. Грузчики уставали быстро, то и дело бегали за кружкой. В первый час, как гласила табличка, работникам рынка за пол цены.

Орис и Кастор влились в толпу.

Съеденный завтрак булькал в животе, но Орис все равно глотал слюну, запах свежей сдобы кружил голову. Он остановился у прилавка с хлебом и не смог двинуться с места, он уже потянулся за кошельком, благоразумно спрятанным за пазуху, когда достать сложнее и тратишь меньше, как вдруг вся улица у них за спиной, пришла в движение. Послышался топот копыт и толпа с криками отхлынула, пропуская всадников. Те промчались мимо, но порыв ветра, последовавший за ними, сорвал навес и взметнул в воздух облако сушёных трав. Один из всадников зацепил корзину с репой и та посыпалась на дорогу. Все враз закричали, негодование вспыхнуло на лицах людей красными пятнами, кто-то уже бросал вслед всадникам ту самую репу. И тут, над всем этим, раздался ломающийся, мальчишеский голос:

– Мертвец на озере, мертвец на озере! Спешите видеть! Мертвец на озере, мертвец на озере!

Толпа замерла, а потом резко пришла в движение. Любопытные горожане, расталкивая друг друга локтями, устремились к пристани.

– Простите, но лавка закрыта! – выпалил пекарь, потянул на себя прилавок и закрыл перед носом Ориса ставни.

Грамард сплюнул. Сур расхохотался.

– Чего смеёшься, милсдарь писарь, – упавшим голосом сказал Орис. – Как думаешь, чей там труп то?

На лице Кастора отразилось удивление, а потом пришло понимание.

– То-то же!

Глава 5

– Это не мы его, Создателем клянусь! Мы только нашли его. Дело было под утро, еще туман стоял, Даник остался наверху, подъемник проверять, а я вниз спустился, погрузить мешочек то. В тумане разглядел я его не сразу, споткнулся сначала и чуть не упал, подумал – бревно, а потом увидел лицо и аж заорал с испугу, так бежал наверх, что весь в грязи был. Вбежал, задыхаясь и долго еще не мог внятно сказать ничего, а как сказал, так Даник тут же за монахами побежал, монастырь то ближе всего. Больше мы вниз не спускались, клянусь Создателем. Аббат прибыл, за ним толпа гернов, но в тумане и не разглядеть было, а как солнце встало, так цирк начался. Весь город на пристань высыпал. Даник тогда сказал, что не будет у нас работы сегодня и мы пиво пошли пить, деньку то чё зря пропадать, а этот… Ну мёртвый же, ему всё равно, гляди на него, не гляди.

– Да чего тут скажешь то, труп он что камень. Всю ночь видать в этой грязи лежал, скрючился весь. Пальцы пытались разжать, чтобы топор из них вытащить, а он вцепился намертво. Крови на топоре? Нет, милсдарь грамард, не было там никакой крови, синий он был, лицом то, глаза красные, как у пса нечистого и почему-то сапог на нём не было, валялись рядом, а еще пальцы на руках ободраны и ногти сломаны. Кто заметил? Так Виннер, сын мой, дал мне Создатель помощника на старость лет, он для меня травы собирает, заказы по домам развозит. Я то уже что, еле ноги ворочаю, так, в котелке помешать, да рецепт какой написать. С некоторых пор пишу я, милсдарь грамард, Дух травницкий, у нас тут многое такое растёт, чего и в помине не сыщешь, диковинки. Вот например, Мера Костлявая, бред-трава, от яда змеиного вылечит, от гнилой крови поможет, от жара и припадков, а если смешать…

– Виннер я, сын мастера-травника Кадера из Правого Дола, прислал отец к вам, милсдарь, рассказать как дело было. Он меня просил не жаловаться, но… Я б вам рассказал по секрету, а? Аббат, он… ну, сумасшедший же, право, господарь милостивый, он… может ли Создатель вразумить безумца? Отцовские травы оказались бессильны, может магия? С вами же говорят настоящий священник из белых прибыл, может ему по силам, голову то аббату подправить, человек он неплохой, но вот мысль его… как в горячке всё. То ему вода слишком холодная, то слишком горячая, отвар горький, значит отравить хотят. Сны ему снятся, где его Нечистый зазывает на пир. Знаю, милсдарь, отвлёкся, но кажется мне, важно это. Когда нас аббат утром позвал вниз, был он как то особенно не в себе, будто пьяный, я и подумал, что шутка какая. Убийств у нас тут отродясь никогда не было, бывает и пропадает кто, раз и нет человека, так все знают, Черное озеро коварное, заберёт на дно с легкостью, да и Край опасен, а многие дураки лезут напролом через трещины и срываются, болот много в округе, если тропу перепутаешь, то уже не выйдешь, Ведьмин край чего говорить. Сколько не молись, а Лики то из бездны времени смотрят, да улыбаются. Да, да, тело, милсдарь, помню. Сначала увидел его и испугался, серый лицом был. Лежал он, будто упал, сверху откуда-то. Руки и ноги отдельно болтались, потому что сломаны были, точно говорю, я таких летучих видел уже. Похоже на Край пытался влезть и упал. Топор? Не знаю откуда, на отвес то с топором лезть несподручно, но может потому и сорвался, от страха выхватил, да не удержался. Ну это я так себе представляю, а как там было не знаю. Знаю только, что аббат от ярости кричал особенно громко, но невразумительно, на всех бросался, даже на гернов, ну тех, доспешных, прибывших этим утром. Только того, главного, с перьями, не трогал. Какие перья? Синие! Он герцог какой-то из Северного Велькора кажись, ну так мельник сказал, когда потом в толпе шушукались. Мол, беглец, разыскивают его. Да, нет, не герцог беглец, а труп… Ну, мастер Кауль, оказалось он беглый каторжник, из тюрьмы сбежал, на той стороне Чандры его разыскивают за тяжкие преступления, вот он в Святой край и подался. Как герцога зовут? Извините, не помню, он из какого то Малена, так вроде. Ремален! Точно! Вы то милсдарь, получше меня в этом разбираетесь, я всего два раза дом покидал. Был в Решани, да в прошлом году сплавлялись мы до Ружского берега. Там врач какой-то известный был, книгу написал и отец очень хотел ту книгу приобрести, да поговорить со столичным, вот и отправились. Отец еще думал пристроить меня к нему в подмастерья, но где я, а где та столица, там такая очередь разодетых и напыщенных выстроилась, что нас и близко не подпустили. Зря только время потратили, а времени понадобилось два месяца, сильно тогда аббат сдал за наше отсутствие, явно хуже ему стало. Помню ли я когда аббат еще был здоров? Помню, мне тогда девять лет было, еще при старом герцоге Дарго Руффе, и градоначальником тогда был Седон из Кастрища, это деревня за Ярминкой, он к нам как приехал, сразу порядок принялся наводить. Аббат тогда был еще молод и полон сил, сам за сплавом следил и лесорубами. Помню я, часто он к отцу в гости захаживал, в основном медовухи выпить, пиво он, кстати, никогда не любил. Вы если помочь не можете, так хоть помолитесь за него, вы то, милсдарь, к Создателю ближе, вас он может быстрее услышит.

Когда Виннер ушел, Орис выдохнул и со стуком поставил кружку на изящный, резной столик в гостиной бургомистра. Люди приходили и уходили, а Сальвар всё еще сидел у себя в покоях, ни разу не вышел и ни слова не сказал, будто и не хозяин он этого дома, а что еще страннее, этого города. Орис всё больше темнел лицом. Не нравился ему этот город и всё, что тут происходило. И то, что ни аббат, ни брат Радон так его и не позвали тело осмотреть. Герны Ремаленского герцога оцепили дно озера и никого не пускали, когда же грамард попросился помочь, ему вежливо, но твёрдо отказали. Тогда Орис пошёл к бургомистру Сальвару Капету с просьбой посодействовать, хотел очень взглянуть на тело, но тот Орису даже не открыл, сказал что-то невнятное и отправил к Деврану, чья власть была в этом городе очевидна для всех. Глава Палат Ориса конечно же тоже не принял, сославшись на множество дел, требующих его присутствия. Так они и оказались снова в этой гостиной, куда Орис стал заманивать особо болтливых. Сначала мальчишки на медную клюнули, потом пришли пошептаться сапожники. Вслед за старейшиной Иваном Гонтбургом пришёл и мастер-травник, который мертвеца на дне озера своими глазами видел, а потом и его сын.

– Думаешь, это он? – спросил Кастор. – Ну тот… кого… надо…

Как не старался сур, но не получалось у него говорить нормально, он то голос понижал, то начинал заикаться, то слова не мог подобрать.

– Дам тебе бумагу, будешь записки писать, говорить то ты, слышу, совсем разучился, – улыбнулся Орис. – И нет, не думаю. Мастер Кауль и правда каторжник, сосланный на Дно Кхамира, он сам мне рассказал. По его словам выкуплен он был неким благородным, для чего правда, непонятно, а вот как он тут оказался, не сказал. И смерть его странная, как и пропавшее озеро, как и всё в этом городе…

Орис вздохнул, никак ему было слово не подобрать.

– Вот и ты, слышу, теряешь дар речи, – сказал Кастор. – Это место такое. Пропащее. Что делать будем? Где искать то?

– Белые одежды твои, надеюсь, чисты как первый снег? Пора тряхнуть Священное дерево, зря что ли нам благоволит роверен Святого Престола. Отправляйся в монастырь, брат писарь, аббат не посмеет тебе отказать в маленькой услуге заглянуть к алтарю Святого Ястина, голову приклонить. Монахи в скрипте тоже многое могут рассказать, если их правильно спросить, вот ты их и спросишь, – Орис в упор посмотрел на Кастора, тот побледнел. – Спросишь и выслушаешь очень внимательно, понял? Ну а если удача соблаговолит, может и в книги учетные поглядишь, кто родился, кто помер, кто чем налог платит. Аббат похоже давно ничем не управляет, бургомистр боится собственной тени, а все деньги у главы Палат. Почему молчат местные гильдии? Отчего глаза отводят? И с чего это монахи взяли и уступили торговые дела пришлому чужаку? Узнай, кто на самом деле управляет монастырем и получает прибыль с пивоварни, а я пока на кладбище схожу, на могилы погляжу, а потом в лес надо бы заглянуть.

Кастор не понял и захлопал глазами.

– Слышал же, убийств у них тут не бывает, а могилы то бездарь Камыш все время капает. Все тут от старости дохнут, так что ли получается? А еще место хочу поискать, если Кауль откуда-то упал, то надо понять откуда.

– Зачем? – удивился Кастор. – Зачем разбираться кто убил каторжника, если мы ищем…

– Помню я, кого мы ищем, но думается мне связано всё. И аббат тоже, так что ты понаблюдай за ним, если получится встретиться лицом к лицу. Как он будет себя вести? Кто будет рядом с ним? Двое из семьи Капетов, те, чья власть на этой земле подтверждена и бумажками, и кровью, ведут себя странно. Как марионетки. Кому это выгодно?

– К Сальвару меня отправил монсеньор, он ему доверяет, – воспротивился Кастор.

– Дурак ты, милсдарь писарь, хоть и умный. Монсеньор далеко, он не знает, что тут происходит, он только письма получает, а написать записочку складно это не проблема.

– Да кому нужен этот… пропащий городок, – поморщился Кастор. – Тут и взять то нечего. Сюда даже паломники больше не ездят, настоящие то мощи Святого Ястина перенесли в Ружский монастырь, в резиденцию епископа Яммера, что под Бруже, говорят и алтарь, что здесь стоит, давно не тот, настоящий раскололся при обвале, еще кругов двадцать назад.

– За какие мои грехи, Создатель послал мне тебя, такого не любопытного, – взмолился в сердцах грамард и встал. – Если что случится, у Сальвара помощи не проси, а сразу отправляйся в Решань. Беги, понял меня?

Кастор смотрел на Ориса и молчал.

Тот в сердцах сплюнул.

– Встретимся здесь, но постарайся успеть до заката.

– Почему до заката? – не понял Кастор. – Темноты боишься?

– Если задержишься, оставайся в монастыре, скажись больным или придумай что-нибудь. Вечерние бдения под Звездой похвальны. Понял?

– Понял, – ответил сур и тоже встал. – Сдаётся мне, ты на воду дуешь, милсдарь грамард. Город охраняют герны, а те кого ты ночью прошлой видел, уже наверняка уехали, возможно их целью как раз и был мастер Кауль, тогда всё сходится. Послали их за беглым, а они малость переусердствовали.

– Охотники за головами берегонт от гальки не отличат, – покачал головой Орис. – Уверен я, что никуда те господари не уехали, здесь они обитают, причем давно.

– Чутьё, значит? – поднял бровь сур. Он почему-то относился к его дару очень иронично. Ну, то есть сур верил в Создателя, дарованную им Речь и магию Её, а вот интуиция Ориса вызывала в нем скепсис, мол, сам он себе такой дар придумал. Так легче было скрыть тот факт, что Речь то давалась Орису не то чтобы очень хорошо. Скорее с переменным успехом. И это сур еще не знал, что после Сешаля Орис начал боялся использовать магию, словно глубоко внутри засомневался в себе, что если он что-то упустит и навредит? Превратит кого-нибудь в зверя? Или сам превратится в одного из этих… первосвященников и инквизиторов, решивших, что данная им сила делает их непогрешимыми. А еще ему всё чаще приходила в голову мысль, а хороший ли он человек? Люди ведь имеют много граней, и многое зависит от того, какой повернешься.

– Я своему чутью верю, а ты верь мне, – сказал Орис.

Что-то неприятно кольнуло грамарда, когда он заговорил о доверии, сам то он Кастору не верил и не собирался. Так они и разошлись.

Глава 6

Камыш был на голову ниже Ориса и ноги у него были коротковаты, рядом с грамардом выглядел бездарь как мальчишка, которому пиво до сих пор водой разбавляют. Он что-то болтал всю дорогу до кладбища, но Орис внимания не обращал, чутьё подскажет если что-то важное.

Ограничительные Столбы были видны издалека. На уровне груди в них были выдолблены продолговатые лунки, на праздниках туда обычно ставили свечи. Старые могилы можно было определить по большим, тёмным камням, на новые же могилы камни клали у изножья, чаще всего плоские. Орис присмотрелся. Самый крайняя могила была совсем свежая и с на камне кто потрудился написать имя – Пчеловод.

– Имена редко пишут, – сказал Камыш. – Суеверие. Страх родился после проповеди брата Юдина о зрячем зле и демоне Нечиду, что бродит во тьме в поисках невинных душ. Скажешь ему имя – и попался, он тебя из-под земли достанет.

– Что за глупость? – удивился Орис. – И люди поверили?

– Ну да, старая Салва из Ярова Камня умерла, а потом её могилу нашли раскопанной, тела не было, вот все и решили, что это Нечиду за ней приходил. Потому и пришлось мне ложные могилы копать, а брат Радон для них камни подписывал, это того, чтобы духа обмануть, а на дно вместо тела клали звезду, да не простую, а заговоренную.

Орис посмотрел на Камыша.

– И много таких могил?

Камыш пожал плечами.

– Капал я часто.

– А кто это придумал?

– Да белые, кто ж еще.

– Покажи мне эти могилы.

Они дошли до самого крайнего ряда, за которым начинался лес. Между деревьями топорщились свежие холмики, а поверх лежали камни с именами. И было этих холмиков слишком много для простого суеверия.

– А ты их как, пустыми оставляешь? – спросил Орис.

– Ну да, – ответил Камыш. – Остальное уже священники делают. Белое белым. Да и всё нечистое по их части.

– А сам ты видел как брат Радон такую могилу закапывал?

– Ну да, когда самую глубокую рыл, Радон её осветил, тут еще мельник тогда был и брат Юдин с нами, камень помогали волочить, вон тот, – и Камыш показал рукой на здоровый валун в стороне под молодой верёзой.

– А давай мы с тобой парочку свежих могил раскопаем, – сказал Орис. Камыш как стоял столбом, так чуть и не упал.

– Ну чего ты? Нечиду испугался? – сказал Орис. – Так я ж грамард, милсдарь бездарь, я любую нечисть заговорю, так что не бойся. Идём копать!

– Прогневаю Создателя, милостью вашей, – прошептал Камыш и взвесил в руках лопату. – Только-только ко мне благодать его возвратилась, а тут такое делать… Не могу я.

И не мог бы он еще долго, но тут из лесу вышла собака, тощая и облезлая, сверкнула глазами и завыла, подняв морду к темнеющим верхушкам деревьев. Было еще достаточно светло, но по спине Ориса прокатился ледяной озноб, ужас объял его, потому как вместо воя слышался ему плач и был тот вполне человеческий. Орис осторожно сделал шаг в сторону животного, вспоминая слова менты.

– Ас-та ра-ба-та эли-я, – зашептал грамард, но от страха слова в голове рассыпались и прежде чем он закончил, пёс рванулась с лес. Орис, недолго думая, кинулся следом в чащу. И конечно же, не догнал. Зацепился за корягу, упал, покатился кубарем в овраг, да там и остался лежать. Небо проглядывало безучастно, верхушки сосен качались, так бы и остался лежать, если бы не запах. Откуда-то явственно смердело кровью и черным маслом. Орис поднялся, огляделся и увидел, в овраге, кроме веток, палок, мха и камней, еще и доски, вполне себе обычные, строганные доски. Будто кто решил пол в доме поменять…

Орис наклонился и перевернул парочку. Некоторые были сломаны пополам, но при надлежащем усердии, складывались, как мозаика на стене собора. Сложив доски, Орис отшатнулся. От первоначального рисунка остались части, но он узнал знак, перевернутая звезда вписанная в круг. Метка инквизиции. Да еще и запачканная кровью. Сжечь её побоялись, а просто бросили. Суеверные дураки!

Где-то рядом снова завыл пёс.

Орис тряхнул головой, сбрасывая наваждение, но тут услышал звук с которым меч покидает ножны, и еще раз, и еще. Трое. Орис упал и прижался к склону оврага. Если они подойдут с севера, то овраг Орису не поможет, все равно увидят. Тогда он кинулся к доскам, их было много, разбросанных как попало, перетащил парочку, прикрылся ими как щитом и замер. Пот стекал по спине, ноги мелко дрожали. Ужас был почти осязаемый, он давил на затылок и сжимал горло. Орис боялся дышать, не мог молиться, не мог вспомнить ни одной менты. Это несомненно была чужая, холодная воля, она пыталась проникнуть в него и сломать, утопить его разум в ужасе… Раз полоска, два полоска, уши лапы, хвост из воска… Орис закрыл глаза и Речь потекла сквозь него, слова, будто выжженные на внутренней стороне век, вспыхнули во тьме.

– Ас-та ра-ба-та ли-маас ва-арг, – выдохнул Орис. Он достаточно долго тренировался использовать обращающее заклинание на себе и знал, что через пару часов действие магии иссякнет и он снова примет человеческий облик.

Но пламя не охватило его. Тишина леса была оглушительна. Речь не действовала. Берегонт? Но как тогда он мог попасть под влияние чужой магии?

И тут раздался полный ужаса крик Камыша:

– Милсдарь, милсдарь помогите!

– Эй, грамотей, – раздался следом чей-то насмешливый голос, – выходи, тут твой дружочек ждёт не дождётся пока ты его спасёшь.

Ещё как минимум двое рассмеялись. От злости Орис отрезвел, туман в голове рассеялся и грамард откинув доски, встал. Оружия у него не было, но было кое-что получше – суеверие. Он собрал доски, те, на которых еще просматривались символы Изгнания, и полез наверх. Краем глаза он увидел их, у того самого большого могильного камня, трое, как он и думал, но не в плащах, а в лёгких, кожаных латах. Один держал Камыша, приставив нож к горлу. Бездарь был в полуобморочном состоянии и дёргаться не пытался, он закрыл глаза, и как показалось Орису, молился.

– А вот и твой друг, – сказал тот, который держал нож. – Смотри-ка, а он смелый.

Делая вид, что не обращает на них внимания, грамард аккуратно выложил доски, собрав большую часть пятиконечной звезды, поднял руки, как полагалось по ритуалу, осенил себя знаком ириган и опустился на колени. Тут должна была быть кровь и черное масло, а еще священник, но грамард был уверен, его неожиданные убийцы понятия не имеют, что он сейчас делает. Орис закрыл глаза и стал читать менту, громко, отчётливо и угрожающе, его голос всё возрастал, разбрасывая эхо меж верхушек сосен и верёз. Пока тяжёлые слова срывались с его губ, Орис прикидывал, протянет ли он до того момента, пока стемнеет? Тьма была лучшим другом суеверий, а еще ветер и собачий вой. Не успел он подумать об этом, как снова завыл пёс.

Послышались приглушённые ругательства и кто-то из троих стал ломиться в кусты. Орис открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть жуткую картину, лохматая и тощая псина, выскочив из-за камня, бросилась на спину того, который держал нож. Камыш даже понять ничего не успел, как его уже заливало кровью. Орис сорвался с места и кинулся на помощь. Но кровь была не бездаря, а горе-наёмника, пёс вцепился ему в ухо и почти оторвал его. Тот орал, крутился на месте и махал руками, но пёс, сжав челюсти, продолжал висеть.

Камыш в панике трогал шею и пучил глаза, но на нём была лишь маленькая царапинка.

Двое других уже бежали без оглядки.

Орис, пытаясь спасти неожиданного убийцу, сунул пальцы в рот и свистнул. Пёс, к его удивлению, разжал зубы и бросил добычу.

– Снимай рубаху, – крикнул Орис Камышу, но тот не понял и пришлось повторить: – Снимай рубаху, надо ему рану перевязать, а то кровью истечёт.

Камыш попятился и упрямо замотал головой.

– Вот еще! Он меня резать хотел!

Пёс тем временем лёг и принялся вылизываться, а покусанный, зажимая шею рукой, пытался отползти в кусты. Кровь обильно текла за ворот черной куртки.

– Эй, дружочек, – Орис присел на корточки рядом. – А я тебя знаю, виделись уже, вчера утром, у ворот. Вы там гернами прикидывались.

Грамард рассматривал наёмника и клял себя за глупость. Это же просто самоуверенные дураки с мечами. С чего-то они решили, что он лёгкая добыча, потому и доспехи на них лёгкие, кожаные. И никакого берегонта при них конечно же нет. Его дорисовало разыгравшееся воображение и животный ужас перед сказками о Псах Кхамира. Грамард тряхнул головой. То ли он поглупел от страха, то ли это место и правда пропащее. Складывалось всё очень скверно и хуже всего, что хвалёное Орисово чутье то и дело давало сбой, а все попытки использовать Речь проваливались. Как же так?

– Ты его знаешь? – спросил Орис у Камыша, тот пожал плечами.

– Видел пару раз этих троих в таверне у Риджа Джебеки, подумал – южане, а что мне иметь общего с заморскими?

– Почему решил что южане?

– Ну песни голосили не по-нашему, да и пили всё это красное – вино. Да и чего странного, им же Палата платит, значит милсдарь Девран нанял, а он южан любит, часто в столицу сплавляется.

– А когда они здесь появились?

Камыш задумался.

– Да вот уж как год примерно, тогда как раз брат Юдин помер, когда его провожали эти трое уже были здесь.

Орис посмотрел в лицо наёмника, тот кривился от боли, но взгляд не отвёл, лишь сжал зубы. На южанина он похож не был, слишком белый, а волосы тёмные и длинные, он их в хвост собирал и прятал под тонкую тканевую шапочку. Самый что ни на есть северянин, с той стороны Чандры. Там продавать свой меч было престижно и в наёмники без чести дело обычное, работа и работа, но этот смотрел так, что Орис усомнился и нахмурился. Трудно было не доверять самому себе, не привык он.

– Чего вам от меня надо было, – спросил Орис. – Может весточку от кого передать хотели?

Северянин ухмыльнулся.

– Ты или добивай или иди уже отсюда, пока другие чего передать не захотели.

– А среди тех, других, нет ли случайно бледного и худого мага, с черными венами на лбу?

Глаза наёмника вытаращились, такого вопроса он явно не ожидал и сильно испугался, а потому и головой мотал неубедительно.

Орис свистнул. Пёс тут же вскочил и навострил уши.

– Ты может с ним хочешь поговорить, – спросил Орис. – Мы тогда вас оставим.

Грамард выпрямился и поморщился, ноги затекли.

Пёс будто понимая его намерение запугать, приблизился и зарычал.

– Камыш, где там твоя лопата, копать все таки придётся.

– Стой, стой, – завопил наёмник, – плешивый нам заплатил, ну этот, из трактира. И не за тебя вовсе, а за этого, – северянин качнул головой в сторону Камыша. – Чтоб не болтал лишнего. Припугнуть, поколотить. Ты нам просто под руку попался. Хендрик наш грамотеев отчего-то невзлюбил, всё руки у него чесались взгреть твою самодовольную рожу.

Лицо Камыша побледнело еще сильнее, кровь ушла в пятки, стал он дышать часто, как лохматая псина, только что язык пока не вываливался.

– Меня? – выдохнул, наконец, бездарь. – Меня?

Обида вперемешку со злостью выступила красными пятнами на шее.

– Ах вот как, значит, я им тут копаю, понимаешь ли, я им… а они мне вон то как отплатили, тьма нечистая их проглоти! Видит Создатель, я пытался быть благодарным, но это… Есть у меня для вас одна история, милсдарь грамард, интересная, готовы послушать?

Камыш умел врать, умел выкручиваться, поддакивать, он умел всё, что требуется тому, у кого в этой жизни ничего нет, кроме собственной шкуры. Оттого гордости он не знал, унижение воспринимал как данность, а жалости к ближнему в нём было на донышке, так, шестерни подмазать. Знал Камыш когда болтать, а когда язык за зубами держать, а еще когда правду говорить. Глянул на грамарда и решил не врать, кто его знает этого, отмеченного Создателем, опасно может быть, потому историю он рассказал ему правдивую, в меру нелепую, чтоб милсдарь грамард поулыбался с дурачка, и на лжи не поймав, ушёл восвояси. К удивлению же Камыша грамард историей сильно заинтересовался и даже клёном наградил. Камыш сначала обрадовался, а потом подумал. И чем больше он думал, тем больше пугался самого грамарда, тот ведь наверняка неспроста приехал, ищет чего-то. Или кого-то. Может того самого, ну этого, которого они… Но Камыш то тут и не причём вовсе! Он в сторонке стоял! Вот только на истинном то суде в чертогах ведь и молчание в счет идёт. Создатель то видит, чем они тут занимаются. И ничем не отмажешься, но это потом, когда он превратится в чистый свет, а сейчас… Камыш из плоти и крови, а потому боится совсем другого. Вот возьмут его эти и тоже на звезде распнут. Сколько бы про Создателя и нечисть всякую брат Юдин не рассказывал, а Камыш всего равно больше всего людей боялся. Они то вполне реальные, они здесь вместе с ним, и намерения их прозрачны – если не я, то меня. Только об этом он и думал, глядя на чужака. Тот стоял на коленях, весь в слезах, пока его маслом поливали, черным маслом, с головы до ног. Смотрел на это Камыш и лишь еще сильнее убеждался, что человек человеку та еще нечисть.

Подмастерья кузнеца шептались, что чужака на тракте взяли, мальчишки зазывалы говорили что на болоте, Радвин же, что сказками городскими торгует, сказал что взяли на горячем, на старом алтаре, где он нечисть призывал, свечи жёг, да травы. Там его, мол, монахи за руку поймали, да святой звездой отогнали, а уж потом эти, прознав, явились, да и засунули нечистого головой в мешок.

Какие такие эти? Ну те, которые всегда приходят, ежели ты налог забыл заплатить или доходы от церкви скрываешь или новую пару обуви взял да и приобрёл за сверкающую монету, а не как все, за долговую расписку. Кроме монахов, да торговцев ниварских, живут здесь люди по правилам живого обмена, на доверии так сказать, потому и чужаков не жалуют. Обычно пару тумаков хватает, чтоб мил человек расписку то написал, да отработать её обязался, но в этот раз всё вышло уж совсем скверно. То ли ума лишённый им попался, а может и правда какой бес в него вселился, но говорил чужак чудь странную, про оборотней, про девчонку неведомую и что она его сына в пса превратила. Эти растерялись и потащили чужака к трактирщику, он у них вроде как всему голова, а тот мельника позвал. Слушали они речи этого безумца и всё белее лицами становились, посовещались и вызвали святошу Радона, тот головой покачал и давай звезду чертить на полу, прямо в трактире, а потом чёрное масло нести приказал. Слышал Камыш о том, как инквизиция с еретиками расправлялась, брат Юдин часто стращал народ проповедями о грехах и кострах, но увидев своими глазами, еле кишки внутри удержал. Распяли чужака на звезде, маслом облили, да взялись обряд очищения проводить. Чужак орал так, что стены тряслись, а когда дух то свой нечистый испустил, его вместе с досками в чащу отнесли, да там и бросили. Мельник предлагал сжечь, но Радон запретил, жара тогда стояла, лес сухой был, от костра всё могло выгореть. Кинул Камышу монету, сказал закопать, ну он и закопал, кто ж со святошей спорит, а на следующий день, когда на кладбище то при свете дня вернулся, нашёл яму пустую вместо могилы, а через пару дней там же и девчонку с собакой повстречал, тогда-то он сразу безумные речи чужака и припомнил, припомнил и уверовал, потому и денежку девчонке дал, лучше уж медным расплатиться, чем в собаку обратиться. Камыш делал всё, что требуется тому, у кого в этой жизни ничего нет, кроме собственной шкуры, потому без промедления и пошёл к святоше, а тот ему за эту информации еще медяк выдал, но приказал молчать, слухи не распускать, людей не тревожить. А он, мол, силою цвета своего, белого, не допустит чтоб по городу ересь гуляла.