Текст книги "Сладчайшие дни бытия"

Автор книги: Татьяна Батурина

Татьяна Батурина
Сладчайшие дни бытия

© ГБУК «Издатель», 2016

© Батурина Т. М., 2016

* * *

Вишня

 
Запомню скорее, запомню себя на балконе,
На старом-престаром, на тесном домашнем балконе,
Где я вытираю счастливые мокрые косы
Под солнечным дождиком радугою-полотенцем,
А рядом парит-воспаряет вишнёвая чашка
С крутым кипяточком, с пригожим вишнёвым вареньем…
 
 
Быть может, когда-то мои незнакомые предки,
Нисколько себя не желаючи увековечить,
Запомнились небом, водою, домашнею вишней –
Иначе зачем я о них незагаданно знаю?
 
 
Лицу хорошо без очков в нелюбимой оправе
Из буднично-тягостной проволоки нержавейной,
Очки я забыла вчера на садовой скамейке,
Теперь и смутны, и пусты неоглядные дали,
Но ясно глазам в ненаглядном родимом пространстве:
Оно ещё сонно, но утро стучит перламутром
В окно сновидений, и трепетный ветр залетает,
И сын выбегает из снов, как из ярких деревьев…
 
 
Я видела эти деревья старинного сада,
Я знала их крону – она закрывала полнеба!
А самая-самая старая-старая вишня
Жила во дворе, у порога крестьянского рода –
Высокая!
Вишни такой многосладкой теперь не бывает,
Мне в этом порукою древние осы и пчёлы:
Как сладко томились они над вишнёвым вареньем,
Над медным, гудящим, сияющим солнечным тазом,
И вместе так жадно снимали мы первую пенку!
 
 
Училась я, капнув на ноготь горячую каплю
Сиропа, разведать, вполне ли готово варенье:
Коль капелька-вишенка крепко кругла и упруга,
Готово, сладчайшее!
Будет навеки сохранно
В стеклянных нарядах да в белых холщовых платочках…
 
 
Узнал, догадался ли сын среди ярких деревьев,
Что прошлая жизнь сохраняется, словно варенье,
Но – правильной варки?
Что древо вишнёвого рода
Горчайшие дни бытия усладит напоследок?..
Сладчайшие дни бытия…
 

2002

«Неувядаем Божий мир…»

 
Неувядаем Божий мир,
Его отрады вне ограды
Земной, ведь он из горней рады!
Кому же белый свет не мил?
Неувядаем Божий мир.
 
 
Во всяком дне мы не мудрей –
Приязней мир, и мудрость в этом,
Напрасно резвый словопрей
Иным заботится ответом –
Во всяком дне мы не мудрей.
 
 
Ах, замолчать!
Лишь Божий глас
Звучит на всём на белом свете:
Господь соединяет нас
В миру всепамятью о смерти –
Тогда и слышен Божий глас.
 
 
Каким иным хранить преданьем
Цветущие неувяданьем
Поверх ограды золотой
Плоды гармонии святой?
В раю отрады золотой!
 

2002

«Не искушайся, милый друг…»

 
Не искушайся, милый друг,
Что и в тени уединенья
Теперь как будто недосуг
Искать былого вдохновенья.
 
 
Мне скучен праздничный всполох,
Немил простор житейской битвы:
Не вдохновение, но вдох,
Не вдох, но веянье молитвы –
 
 
Вот быт, всё более благой,
А там – и старческое бденье…
Да ниспошлёт Господь покой
И – вдруг! – былое вдохновенье!
 

1999

«Что знает мир о родине моей?..»

 
Что знает мир о родине моей?
Велик порыв влететь в родной питомник
Где, ополчённый колкостью ветвей,
От роду сладок матушкин крыжовник.
 
 
И так высок отцовский виноград,
Что не задеть косынкой пестрядинной!
И ныне дозволяет вертоград
Расплакаться в листве своей былинной.
 
 
Ах, поздних слёз простительная прядь
Былых мечтаний, радостей, желаний!
Теперь почти единственная рать
На страже постаревших упований…
 

2002

Автопортрет с тюрей

 
Среди апельсинных ноктюрнов,
С бокалом свечи золотой?
Нет, с ложкой над кашею-тюрей
В сорочке из марли пустой.
 
 
Так крепко я ложку держала,
Что сгинула в нетях война:
Видать, победиха-держава
И тюрей спасаться вольна!
 
 
Она присмотрела за мною,
И я не забыла о том,
Как мать подпирала спиною
Наш талый, наш глиняный дом,
Как вечером с доброго неба
Снимал мой усталый отец
Пшеничное солнышко хлеба,
А вместо звезды – леденец…
 

2006

У матушки

 
Слышу: матушка ходит,
Зряшно огня не жжёт,
Радостью путеводит,
Старостью бережёт.
 
 
Чем ещё, Боже, кроме
Вечности, живы мы
В белом пуховом доме
Матушкиной зимы?
 

1994

Отцовский сад

 
То ли дела ищу, то ли тихого лада,
Только вижу с любого крыльца
Простоватые яблони нашего сада,
Нескупую заботу отца.
 
 
Мне хватало всегда одного только взгляда,
Чтоб узнать за слепую версту
Голубую смородину нашего сада,
Кружевную её простоту.
 
 
Лишь в саду в забытьи согревала прохлада,
Рассыпаясь охранной листвой,
Неизбывная шелестность нашего сада
Укрывала от бед с головой.
 
 
Ты не смейся, печаль, ты не хмурься, отрада, –
Одинаково вы хороши!
Не по времени года – по времени сада
Я сверяю погоду души.
 
 
И меж светом начала и мифом распада
Не с того ль всё нестаточней связь,
Что живу, каждым корнем отцовского сада
За державную землю держась?
 

1990

Ясный колодец

 
На дне любого колодца
Живут лица людей,
Когда-то заглянувших сюда.
Так я увидела бабушку,
Которая ушла до моего рожденья.
А теперь рядом с её ясностью
Светится лик моего деда.
В детстве, вечерами,
Не желая расставаться
С тихим великолепием ночи,
Я садилась в траву у сруба
И смотрела, как могучие плечи
Загулявшего пáрубка
Закрывали собой душистое небо,
Наполовину застрявшее в колодце.
Тогда я думала, с испугом глядя
На его жаркие губы:
«И он неживой?..»
А парень бежал догонять
Свою Ганнусю,
Что уже мелькала
Белою блузкою за огородами…
Когда я снова приезжаю
В своё село
И с радостью иду по воду,
Я склоняюсь над новыми лицами
И стеснённо смотрю
На тёплые ясные стены…
Однажды я привела сюда сына,
Напоила живой водой,
Чтобы познал он утоление жажды,
Чтобы потом без меня
Долго ведал судьбу.
 

1970

Не заплывай далеко…

 
Дальнею и молодою,
Светопрозрачно-легко
Мама стоит над водою:
– Не заплывай далеко!
 
 
Где там… Летят мои косы
Рядом с высокой волной,
Сердце не знает износа,
Крылья гремят за спиной!
 
 
Так и несут меня воды –
Низко ли, высоко…
Мама кричит через годы:
– Не заплывай далеко!
 

1992

Отец перед вечностью

 
…Меж тем вовсю разросся сад отцовский –
И слава Богу! Есть отцу забота,
Ему светлей в трудах чернорабочих,
Чем на веранде – с лампой, при газете…
 
 
Но примечать неладное я стала:
Глядит стеснённо, даже виновато,
Молчит, как будто праздного ответа
Страшится без надежды на сердечность…
 
 
Что это – стариковские причуды?
Иль памяти виденья молодые
Нечаянно выматывают силы?
 
 
Тогда не знала я, не понимала,
Какая это мука – одинокость
В стоянии пред Вечностью…
 

2011

«Когда миновало цветастое время весны…»

 
Когда миновало цветастое время весны
И стали все платья на мне не нарочно тесны,
Притихла душа – песнеплёт, звездочёт, книгочей,
А дом превратился в целительность дней и ночей.
 
 
Какая охранная песня меня стерегла?
Заботам дневным подпевали четыре угла,
А ночью, когда уставали дневные труды,
В сверчков обращались четыре старухи-звезды.
 
 
Десятого дня золотого вовсю октября
Дитя появилось из нетей ни свет ни заря…
Я мигом уснула, пополнив родимый народ:
Работа на вечность – труднейшая среди работ!
 
 
Очнулась – и млечная песня очнулась во мне,
Приникло дитя к благодатной её белизне,
Своим бытием неуёмным, горячим, нагим
Блаженной любви продолжая пленительный гимн.
 

1980

«Во сне о сыне кто-то спрашивал…»

 
Во сне о сыне кто-то спрашивал,
И я кому-то отвечала,
Соприкасались чаша с чашами,
И глина древностью звучала.
 
 
Потом меж конными и пешими
Я долго торила дорогу…
Все наши дни у Бога взвешены,
Пока мы живы, слава Богу.
 
 
Не дал Господь судьбу правёжную –
Не превращаться ж в пыль дорожную!
Обнимем, сыночка, друг друга,
Дойдём до праздничного луга.
 

1998

Весна с внучкой

 
Весна на свете, девушка, весна!
На часиках протаивает вечность,
Сосульками покапывает Млечность,
И блузка прошлогодняя тесна.
 
 
Снега, деревья, тропы, тротуары
Меняют белый свет на голубой,
И только фиолетовы пожары
Там, высоко, над самою судьбой.
 
 
Глядеть туда и холодно, и страшно,
Дыханья не хватает, ни земли,
А тут весна, тут молодо и влажно,
И электричка рядом, невдали.
 
 
Поедем, отомкнём замок-зимовник
На тереме, что низок и высок,
Пора готовить летний туесок,
А кто-то на знакомый куст целовник
Повесит берестяный образок.
 
 
И мне дарили тёплое сердечко:
В коре оправа, а внутри – душа!
Во имя тайны радуется свечка,
Заоблачными струями дыша.
 
 
За сельским храмом есть кусток могил
Монахиней, сподобившихся схимы,
А дале – дали зелено-озимы,
По ним Архангел схимниц уводил
Невозвратимо, неостановимо…
 

2002

Весточка

 
Ветр крушиновый, ветр русиновый,
Унеси всё зло за сосновый лес,
За еловый да за осиновый –
В нети тёмные, где мятётся бес.
 
 
Ветр, отпой мне песнь отпущения
Всех стыдов-грехов, всех отрад-бравад!
И прислал мне ветвь извещения
Не дремучий лес, а отцовский сад.
 
 
Лист вишнёвый да лист малиновый,
Лист смородинный кружевной-живой
Ветр пронёс через мост калиновый,
Словно весточку с пяди передовой.
 
 
Там, у чёрной речки Смородины,
В сени смертные переводины,
Крепок сад отца, словно родонит:
Малый камушек милой родины
Напоследок нас на земле хранит.
 
 
Неужели не встану с ним вровень я
Русским толком да в именитый час:
Всяко жертвенно, всяко вовремя
Да с листвой любви про святой запас?
 

2002

Сороковины

 
На поле том златой алтей
Цветёт красою неземною,
И встреча с матушкой моей
Парит над полем предо мною.
 
 
Вот-вот наступит темнота,
Тоски скудельная подельня,
И матерь входит во врата,
Прощально рученьку подъемля.
 
 
Ах, мама, лик прощальный твой!..
Твои, увитые травой,
Всея земли обетованной
Врата!
Нездешность встречи званой…
 
 
Молися, мати, обо мне,
Насельнице земной пленницы,
Моей растерянной вине
Дай умереть, а мне – родиться.
 
 
Ужели там, где свет и тьма
Распределяются навеки,
Ты немолитвенно нема?
А те, иные человеки?
 
 
Донёс ли всяк свою свечу?
Свеча, душа… похожи, слитны…
Не тайнознания хочу –
Спасённой маминой молитвы.
 
 
Когда обрáзится судьба
Щедрозабвенными плющами,
Не меркни, мамина мольба!
Прощает мать – Господь прощает.
 

2000

Семейный нимб

 
Матушкина немощная сила
Детушек-воробушек таила
От лихвы, от горева набега
Среди жара, среди бела снега.
 
 
Утомилась матушка-белица
И навек осталась серебриться
Талым нимбом на семейном снимке
В белой-белой тоненькой косынке.
 

2009

Отец бы мне помог

 
И даль на сто дорог,
И лица, лица…
Отец бы мне помог
Проститься.
 
 
Обманов страстный слог,
Любови цаца…
Отец бы мне помог
Остаться.
 
 
Души затвор-острог,
Грехов пленница…
Отец бы мне помог
Смириться.
 

2011

Сказка о юности

1

 
о времени во тридесятом,
В В краю воздушном и весёлом,
Где зимы с вёснами качались
На смуглых солнечных качелях
И где влюблённый тихий мальчик
Дарил мне каждый год гербарий
Чудных, невиданных растений,
Была я девицей румяной,
Подружкой всех моих подружек,
Любимицей собак и кошек
И покорительницей платьев –
Наивных, радостных, прозрачных!
Я так любила, всем на диво,
Стать яркой бабочкой, очнуться
Ленивой кошкой солнцепёка
И расцвести цветком вечерним!
Однажды в городе кипучем
На остановке ожиданья
Стояла я среди народа –
Была я, помнится, сиренью.
Вдруг, словно алый парашютик,
Слетело что-то прямо в листья
Сиреневых прозрачных веток…
Мне стало радостно, как в детстве:
Перо жар-птицы! Да, представьте!
Ладонь моя похолодела
И жарко вспыхнула, всё разом,
Когда перо я подхватила!
Все подступили изумленно,
Но при народе, в хороводе
Восторга, зависти, испуга
Я, засмеявшись торопливо,
Упрятала в темницу сумки
Клочок пылающего света
И громко щелкнула застёжкой.
 

2

 
Какое платье сочинила,
Пока по улицам бродила:
Из несгораемого света,
С эмблемой вечности у сердца!
Сирень я попросту забыла
На остановке ожиданья,
На месте выпавшего света.
Мне встретился влюблённый мальчик,
И я ему, смеясь, сказала:
«Мне не нужны твои петрушки,
Твои укропы и ромашки!
Дари теперь свои цветочки
Другой какой-нибудь девчонке!»
Я удивилась: он заплакал!
Потом знакомая собака
За мной, ласкаясь, побежала,
Но громко я ей закричала:
«Уйди, мне некогда с тобою
Играть в твои собачьи игры!
Известны мне твои повадки –
Все ждёшь какой-нибудь подачки!»
Она отстала виновато,
Но долго шла за мною следом,
Пока не подняла я камень…
А во дворе ждала подруга,
Она навстречу мне порхнула
И крикнула: «Я в новом платье!» –
И закружилась в танце счастья.
«Ты это называешь платьем?
В нём нет ни радости, ни тайны,
А цвет? Одна сплошная серость!
Но скоро ты увидишь платье,
Какого сроду не носила!» –
И я по лестнице помчалась
Домой, забыв про всё на свете.
 

3

 
Задёрнув толстой занавеской
Окно, горящее закатом,
Свою достала драгоценность
И ахнула: перо потухло!
Лишь слабые намётки света,
Пунктиры линий сиротливых,
На сером донышке остались.
И долго в темноте сидела
Я над потухшим ожиданьем
С пером замытым воробьиным…
Во времени обыкновенном
Судьба давно течёт привычно.
Средь старых писем и квитанций,
Что недосуг отправить в мусор,
Хранится птичье подаренье –
Перо расплывчатого света.
И, кажется, со мной несчастье:
Мне нравятся страданья сердца,
От них ему больнее только.
Люблю казаться виноватой
И собираю гнев прохожих,
Распуганных унылой тенью.
Стесняюсь лепета деревьев,
Собачьих умудрённых взглядов
И то и дело извиняюсь,
Когда меня в толпе заденут
Или окликнут по ошибке.
В постылом платье незаметном
Слежу за танцами красавиц
В шелках, шифонах и поплинах.
«О, с вами горя не случалось,
Вы света, видно, не теряли, –
Я думаю не без упрёка, –
Вполне вы счастливы в нарядах
Морей, цветов, ночей, деревьев…»
 

4

 
Пошлют ли мне своё прощенье
Упрямый мальчик, и собака,
И капля света, и невзрачный
Цветок полей, и лист берёзы,
И та сирень, что потерялась
На месте выпавшего света
На остановке ожиданья?
 
 
О, юность!
 

1975

Осень, сад

 
С тихом любви зрачки позолотив,
Я искушаюсь золотом осенним:
Медлительный, чарующий мотив
Меж смертью и грядущим воскресеньем…
 
 
Ужели звук прощальный, золотой,
Торжественно лиясь, словно поэма,
Сияет мирозданной полнотой
Прародины – заветного Эдема?
 
 
Ужель оттуда, где взамен времён
Резвится младокудрая свобода,
Шлёт вечный лист багрянородный клён?..
В прапамяти сохранна праприрода.
 
 
В ней стебли-корни, листья-лепестки
Всевластвуют над гнилостным забвеньем,
А мой морозник, что мои виски
Спасает райски тёплым омовеньем?
 
 
Моя герань, оцветшая окно?
Мой подорожник вдоль родных дорожек?
О, тайны приземлившиеся!..
Но
В них чуден свет эдемовых тотошек…
 
 
И ты, мой клён, вратарь осенних врат,
Тож вынянчен в священной горней куще!
Порыв бессмертья золотом объят –
Всевящим, Всемогущим, Вездесущим…
 

2000

Письмо

 
Когда душе стеснительной не справиться со злом,
Мне боязно, что реже год от году
Пришлёт родня далекая доверчивый поклон,
Пожалует хорошую погоду.
 
 
И рядом тоже добрая, заботная родня,
Готовая на ласку и советы,
Но отчего так радуют, так трогают меня
Застенчивые дальние приветы?
 
 
«В достатке ли бытуешь ты, и есть ли про запас,
Одним-то днём жить нынче не пристало…
Но ежели ты норовом характерная, в нас,
То в люди и не выбьешься, пожалуй».
 
 
И может, с тонким умыслом, а может, и спроста,
По отчеству старинно величая,
Поведают о тяжести крестьянского креста,
Мол, в нём все благородные начала…
 
 
Родимые, вся жизнь моя в тенетнике молвы,
Но я беды не думаю бояться.
К тому же я, наверное, такая же, как вы, –
В какие ещё люди выбиваться?
 

1971

Мемория от житне-гор

 
Я к Украине шла по Украине,
По вечно новым всходам удивленья…
 

Из ранних стихов о родном селе Житне-Горы близ Киева

 
Там ветер вишенный и мятный
И церковь, белая почти,
Туда и поступью опрятной
По чисту полю не дойти –
Так далеко до гор, до жита,
До речки с долгою травой,
А дальше – водяная жила
С водой, как водится, живой,
Для вразумленья и остуда
Мною пиваемой с листа –
Не забывала чтоб, откуда
Летучесть стати и лица…
 
 
Не забывают Житне-Горы,
Коль потихонечку зовут
В свои предангельские хоры,
На свой предвечный чистопут
Под стражу киевской Софии
И перворусского Креста –
В родимость Отческой стихии,
Мною читаемой с листа
Укромной летописи рода…
Душа моя, с каких же пор
Хранит предрайская природа
Меморию[1]1
  Мемория – памятная записка.


[Закрыть] от Житне-Гор?
 

2002

Музыка рода

 
Берёзы и дети, кресты и купавы,
Вещующий ветр и живая вода –
Для плоти и духа, для доли и славы
Трудился-молился мой род навсегда.
 
 
Из ниток лозовых, из вишенных бусин
Сплеталось монисто для всякого дня,
Роняли перо перелётные гуси –
Вослед поклонясь, подбирала родня.
 
 
Копилась великая музыка рода,
В ней пели петуньи, цвели петухи,
Скользила меж пажитей реченька Росса,
Пока не стекла – до слезинки! – в стихи.
 
 
Жива ли? Я помню холмы и долины
В родном государстве с названьем села,
Они-то на месте, они-то из глины
Да жилы древесной, а речка – из сна.
 
 
Из сретенья сердца и времени века,
Закончится век мой – закончатся сны,
И так уж цветная вишнёвая ветка
Растерянно тает белей белизны.
 
 
Во снах ли? Ужель наяву не воспета…
Авось, приживутся родные лады,
И музыка молниеносного света
Продолжится пеньем протяжной воды.
 
 
Томлюсь: увеличу ли музыку рода?
Ведь сколь на душе шелковья́-суровья́!
Иль нищим порывом пиита-рапсода
По ветру пустому развею ея́?
 

2002

Из города

 
Шлях накатан – долог путь:
Села баба отдохнуть
При дороге, под кусток,
Развязала узелок:
«Дай-ка малость посижу,
На гостинцы погляжу.
Малолетке-дочке – бант,
Парню к дудке – барабан.
Деду – новые очки,
А свекрухе – рушнички.
Самому-то я на славу
Прикупила, вишь, отравы –
Заграничный табачок,
Золотистый мундштучок.
А себе-то ничего…
Ну так что же из того?
С сыном в дудку погужу,
Дочке бантик повяжу,
Посмеюсь со стариком,
Оботруся рушником,
Погоняю мужика:
Не кури, мол, табака…
Шумно станется в избе,
Вот и спраздную себе».
 

1975

Дорога к дому

 
Куда мы едем ночью на подводе?
От взгляда солнца волчьего укрыто
Шершавою рукою материнской
Татьянино бессонное лицо.
О, Господи!
Уже тогда – Татьяна,
Тогда уж с полным именем носилась,
Как с расписной, набитой чудом торбой,
Дни обживая, словно погремушки.
Но чтобы косы выдались на славу,
Чтоб змеями любовными взвивались
Над будущими радостями жизни,
Была Татьяна долго стригунком,
Шершавою рукою материнской
Да ножницами стрижена «под ноль»…
О, жеребёнок, мчащий за телегой,
Ты всё ещё летишь дорогой к дому
По чистой тверди памяти Татьяны…
 
 
Забыла столь всего – дорогу помню
Сквозь многолетье лунное, степное,
Лесное, огородное, речное,
Туда, где мне и пять, и семь, и десять
Всё исполнялось лет, всё исполнялось,
Туда, где всё встречали да встречали…
 
 
Меня вносили в старенькую хату,
Закутывали в сонные одежды
И спать велели под приглядом света,
Незыблемо парящего в лампаде
Пред ликом строго-доброго святого
Там, в глубине, в старинном возвышенье…
Шершавей, тяжелее материнских
Всегда бывали бабушкины руки,
Что в сон меня тихонько опускали…
Когда же утро – петухи с подзоров
Кричали, замиряясь с петухами
Зари, а те – с дворовыми, живыми,
А над столом струился пар молочный
Из голубой, а может, красной кринки.
Такой всегда была дорога к дому.
Она в душе на донышке осталась,
Горчит домашним сладким молоком.
 

1983

«Дороженька-змея…»

 
Дороженька-змея
Всё пуганей, всё тайней,
И чувство – что земля
Под ноженьками тает.
 
 
Хоть змеи этих мест,
По крайности, в изгнанье,
В тоске гляжу окрест,
Пугливое созданье.
 
 
Откуда этот страх
Меж ниворослей свежих?
Не в море, не в горах,
Не в хлябях непроезжих –
 
 
На лучшей из равнин,
Оправленной рекою?
Таков уж русский чин –
На мир взирать с тоскою.
 
 
И мучиться виной,
И каяться в измене
Земле, где всяк живой
Родня, хотя б и змеи…
 

2002

«Милая сестрица, не бели…»

 
Милая сестрица, не бели
Бледных щёк защитною печалью –
Не пора ль по старенькой пыли
Поспешать во Киев иль Почаев?
 
 
Или зимним ходом ходоков
Побредём снегами да пыреем?
Белым полем вязаных платков
Головы больные обогреем.
 
 
А весной автобус поплывёт
По Руси ковчегом богомольным,
Всяк насельник в нём наперечёт,
Всепокорный далям колокольным,
Изольётся плачем сердобольным…
 
 
Русь не поле дикое – позём
Бирюзовый,
Светень небосклона!
Добредём, сестрица, доползём,
Упадём пред старыя иконы…
 
 
Об июньской розовой поре
На святой Почаевской Горе,
Где являлась Матерь,
Со слезами
След Ея́ стопы облобызаем…
 
 
Стольный Киев встретит в октябре
Долготерпеливыми крестами –
Тут и мне, сестрица, и тебе
Плакать, утираючись перстами!
 
 
Отвечает милая сестра:
«Доживём, сестрица, до утра
И пойдём, издерживая плоть,
Лишь бы души вынянчил Господь».
 

2002

До креста

Сыну

 
Лелея сладость лепетного лада,
Лия елеи лета на уста,
Ликует во младых атласах сада
Вседревляя, родная красота.
 
 
Об этих кущах грезила заране
Моя душа в младенческой дреме
И потому придумала о рае
Лужайку, сад и церковь на холме.
 
 
Кто рос в раю, до смерти не безроден,
Хотя, быть может, сирый сирота:
В отраде виноградов и смородин
Всегда отверсты райские врата.
 
 
Текут чрез них потоки световоли,
Младенческие лики золотя…
Не знаю, сколь садов в земной юдоли,
Но в каждом – святоглазое дитя.
 
 
Зелёный рай родным встречает взглядом –
Подходит к сердцу Божья высота:
Сады Эдема с Гефсиманским садом
Сообщены единостью Креста.
 

1996

Виноградник

 
И печали, и отрады
Отоснились навсегда,
На терпенье винограда
Льёт крещальная вода.
 
 
И отрадам, и печалям
Поклонюся до земли:
Колыбелюшку качали,
К винограднику вели.
 
 
Млею, сборщица босая
В виноградной кисее,
Что, на вечность не дерзая,
Завершится и сие…
 

2000

Окошечко родни

 
Мои родные одиноки
В родной Украйной стороне:
Какие мо́роки-моро́ки
Изводят свечечку в окне?
 
 
Каким напастям и морозам
Подвластны трепетные дни,
И долго ль биться грозным грозам
Вокруг окошечка родни?
 
 
Да устоят родные глины,
Сплотясь в державный порфирит!
Да не прейдут славянский щит
Заморцы али сарацины,
Да видят: песня Украины
Прарусым соколом летит!
 
 
Но если…
 

2007