Текст книги "Правда фронтового разведчика"

Автор книги: Татьяна Алексеева-Бескина

Соавторы: Игорь Бескин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Мушкетерский, Новгородский

«5.07.43… На днях был большой праздник, приезжала делегация трудящихся магнитогорцев, привезли массу писем, поздравлений, пожеланий… Сколько тепла, заботы в каждой посылочке, прямо-таки кажется, что делают это хорошо знакомые тебе люди. В той посылочке, что мне попалась, вложено хорошее украинское полотенцерушник, на нем крестом вышито: «Да хранит тебя Бог!» Я повесил это полотенце у себя в блиндаже над койкой. Жаль, что адреса своего не написала женщина, что выслала этот подарок. Прислали печенье, консервы, носовые платки, книги и… табак. Везет мне всегда с этим табаком. Мне, некурящему, его присылают всегда больше всех. Раздал товарищам. Вообще наша часть стала входить в почет. Приезжают артисты. Вчера приехал зам. редактора «Красной звезды» Л. Никулин, поэт М. Матусовский. О нас часто пишут во фронтовой газете и в «Красной звезде». Я рад, значит, неплохо воюем…»

Лето 1943 года, точнее июнь-июль – канун подготовки к очень крупному наступлению. Жизнь полка, стоявшего на пополнении и в резерве в Парфине, была отмечена небезынтересным событием – парадом в честь 140-летия. Оказывается, 312-й полк, в который попал Игорь, был незаурядным не только потому, что командовал им доктор наук.

26-я стрелковая дивизия, в состав которой входил полк, была сформирована в 1918 году в одном ряду с 25-й Чапаевской и 27 – й «Железной». Участвовала во взятии Симбирска, Златоуста, за что и получила почетное звание «Златоустовской», была награждена Революционным Красным знаменем за бои под Омском. После Гражданской войны дивизия была на Дальнем Востоке, участвовала в боях на озере Хасан, получила наименование «имени И.В. Сталина Златоустовская, дважды Краснознаменная».

В 1941 году в сентябре прямо с ходу дивизия была брошена против немцев под Валдай и остановила наступление фашистской дивизии СС «Мертвая голова» и, удивительно, за всю войну никогда и нигде не отступала ни шагу – случай уникальный. Может быть, ее, «имени И.В. Сталина», щадили? Держали почти всегда в полном комплекте по штатам мирного времени – 16,5 тысячи человек, когда в рядовых стрелковых дивизиях состояло иногда не более 3–4 тысяч. Но тем не менее за войну через дивизию за счет смены убитых, раненых прошло 143 Тысячи человек – фронт есть фронт.

В дивизии было три стрелковых полка: 87-й Карельский, 349-й Казанский и 312-й Новгородский, куда и попал Игорь. Полк имел непростую, особую историю, да какую!

Сформирован полк в 1803(!) году в Копорье и назывался «4-й мушкетерский копорский». В 1807 году отличился в боях под Прейсиш-Эйлау, а в Отечественную войну 1812 года участвовал в Бородинском сражении, был награжден походом на Париж и сопровождал туда Александра 1, который подарил полку еще и серебряные трубы для оркестра. Затем полк участвовал в Крымской кампании, в боях за освобождение Болгарии от турок, в Русско-японской войне, в Первой мировой, причем отличился в знаменитом Брусиловском прорыве. Об этих временах историки не очень-то в те годы распространялись, больше нажимали на послереволюционную историю.

В начале 1918 года ПОЛК был сначала под Псковом, потом – под Новгородом. Более 250 его солдат со знаменами и хоругвями перешли на сторону большевиков, когда чуть ли не с него «есть пошла» Красная Армия. По некоторым сведениям, полк стал называться вначале «Первым коммунистическим имени Ленина».

И вот, в трудном 1943 году, воскрешая традиции русских войск, вспомнили старую историю полка и решили отметить 140-летний юбилей старейшей в Красной Армии военной регулярной части. Полк доукомплектовали, выдали новое обмундирование, офицерам даже достались отличные суконные гимнастерки – подарок королевы Великобритании, с которым Игорь так драматично позднее расстался, выдали сапоги, что по тем временам, а тем более для солдат, было роскошью.

Командовал полком на параде Болтакс, принимал парад командующий армией. Гремела полковая музыка, Игорь впервые услышал Егерский марш, ставший маршем полка. Памятуя, очевидно, серебряные трубы Александра 1, к музыке в полку относились уважительно. В составе полка даже в войну был музвзвод, который В боевых действиях был санитарным или минометным, а в остальное время – полковой оркестр. Его капельмейстер, подполковник Андрей Иванович Хрипунов, – был сыном полка, участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Человек в солидных летах, он жил в полку постоянно, с семьей. Сыновья воевали в этом же полку, жена занималась хозяйством, и даже таскали они с собой корову: капельмейстеру многое позволялось, так как это была живая история полка. Андрей Иванович всегда встречал пополнение, исподволь, в неофициальной обстановке, в шинели внакидочку, где-нибудь в сторонке рассказывал славные полковые дела от сформирования до последних текущих дней, часов. И вот на параде во фронтовых условиях оркестр выдавал старинные марши в лучшем виде, с блеском.

Необычное в боевых условиях действо, хоть какие-то минуты радости – все это давало чувство торжественной приподнятости, вдохновения. Красивая музыка, марширующий строй, нарядная обстановка – это было так необходимо хотя бы в микроскопической дозе на том тягучем, как осенний дождь, Севера-Западном фронте. «Красная звезда» посвятила юбилею целый подвал. Но праздники коротки, быстро кончаются, а войне конца еще не видно…

Хитер мужик

Будучи полковым переводчиком, Игорь нечасто общался с дивизионным начальством, но все-таки оказался на примете у инструктора политотдела дивизии по работе среди войск противника Мориса Николаевича Шиленского – из немецких антифашистов. Лет ему было 40–45, для Игоря – старик. Полковые разведчики не раз выполняли задания капитана Шиленского – разбрасывали листовки в окопах противника. С Шиленским Игорь подружился – оба сторонились начальства, оба нетривиально мыслили, оба с интересом брались за новое дело. Шиленского привлекало и инженерное творчество Игоря.

Так, они реализовали очередную изобретательскую идею: из минометной мины вынимался разрывной заряд, вместо него вставлялся пыж и листовки, свернутые трубкой. Вышибной заряд подбирался так, чтобы при стрельбе в сторону окопов противника он срабатывал в верхней точке траектории полета мины, и листовки разлетались белыми голубями на большом пространстве. В такие «агитмины» закладывали и пропуска для перебежчиков.

Шиленский на пару с Игорем вели и радиоагитацию: поближе к переднему краю немцев вытаскивали рупоры и, почитав популярные лозунги и призывы, агитировали немцев сдаваться в плен, перебегать к нам. Работа эта требовала немалой сноровки, смелости, оперативности, так как не все в передачах такого рода немцам нравилось, Они спешили перекрыть радиоголос пулеметными очередями, стреляя непременно туда, откуда радиоголос только что раздавался. Главное было – вовремя сменить позицию,

Работы у Игоря прибавилось после ранения командира взвода полковой разведки, когда пришлось совмещать должности, а к тому же еще автоматически добавлялись неофициальные обязанности инженера-испытателя. Разведчики принесли из очередного рейда несколько фаустпатронов. Это была новинка, никто не знал, как ими пользоваться. Фаустпатроны притащили в ящиках заводской упаковки, с инструкцией в каждом из ящиков. Кому разбираться? Естественно, тому, кто знаком с техникой и знает язык – Бескину, поручение комполка Болтакса.

Игорь все прочел, перевел и даже понял. Болтакс предложил:

– Давайте соберем командиров, офицеров, покажем, расскажем о новинке.

Игорь, понявший пока все теоретически, на всякий случай, когда собрались офицеры, положил фаустпатрон на бруствер окопа, хотя по инструкции следовало стрелять с руки, точнее – с плеча. Понял, что необходимо нажимать спусковую скобу. Но, поскольку это была новинка, решил по-своему: стукнул по скобе палкой из-за угла окопа. От удара снаряд развернуло под углом к брустверу, Улетел снаряд недалеко, метров на 40, но в той стороне, куда он ахнул, располагалась землянка комполка с оконцем из настоящего стекла – ценностью в условиях передовой. Стекла взрывной волной повышибало! Разрыв был громкий, осколков не было. Фаустпатрон, как выяснилось, имеет внутри кумулятивный заряд, назначение которого – прожигать броню танков. Взрывается этот заряд только при ударе обо что-то. Первое опробование состоялось, хотя И стоило оно стекол землянки.

Сильный безосколочный взрыв фаустпарона пришелся по вкусу разведчикам: перед последним решающим броском захвата «языка» выстрелами справа и слева от намеченной жертвы отсекали возможность спасти фрица, а одновременность броска позволяла, не боясь осколков во время взрыва, выхватывать полуоглушенного немца мгновенно, пока противник приходил в себя от налета.

Теперь-то Игорь знал, что к чему, из соседних частей стали приходить консультироваться, приглашать провести занятия. А на учениях, которыми руководил командующий фронтом маршал Тимошенко в порядке подготовки к наступлению, разведчики показали нештатное применение фаустпатронов в лучшем виде.

На этих учениях командир взвода пешей разведки лейтенант Бескин получил задание провести показательные занятия для начальников полковых разведок всего фронта по захвату «языка».

Игорь поделил свой взвод разведки на «наших» И «противника», выкопали окопы, перед ними – минное заграждение, колючая проволока – все как в натуре, действие разыгрывали по полной схеме: ночью, стреляли, пускали осветительные ракеты, выдавали прочий антураж.

Приехавшие на учения начальники разведок – человек 50 – для наблюдения расположились позади окопов на опушке леса. Как руководитель занятий Игорь сам не полез с разведчиками: после нескольких тренировок там все шло как надо – группа обеспечения, группа захвата, прикрытие и прочее. Саперы сделали проходы в заграждениях, в минных полях, по возвращении с «языком» – все закрыли за собой. Игорь доложил маршалу, что задание выполнено – «язык» добыт!

Начали разбор занятий. Разведчики развернули «языка», который был замотан в плащ-палатку и в мешок из-под муки, вытащили кляп. Дальше – немая сцена. «Языком» оказался один из офицеров, для которых проводились занятия. Разведчики, ребята не без юмора, тихо взяли его в кустах, когда он отошел по делам. Ни звука, ни колебания кустиков! Никто из группы ничего не заметил. «Пленный» весь красный, клокотал от гнева, но более всего взвинтился маршал – орал, топал ногами на бедного «пленного», кричал, что выгонит из разведки, немедленно разжалует. Трюк с похищением маршалу очень понравился, фронт есть фронт, хорошо, что офицера «увели» свои. Все участники были награждены часами, Игорь – тоже. Это были первые в его жизни карманные часы, так приятно было доставать их из кармана небрежным жестом.

Малиновый юбилей

А к наступлению готовились не на шутку. Пошли новые учения, передислокации и прочее – все, что предшествует крупным военным действиям. Уж больно давно на этом участке фронта было гнусное в своей тягучести затишье – мелкие стычки не в счет. За глаза солдаты так и называли Северо-Западный – СЗФ – «самый захудалый фронт».

В июле полк стоял во втором эшелоне, проводили боевую учебу, в том числе по теме: «Взятие силами стрелкового батальона населенного пункта», благо населенных пунктов, безнадежно пустых, полусгоревших, кругом было – не перечесть. На высотке впереди, судя по карте, стояла некогда деревня Веретейка, такое мирное, уютное название. Вместо Веретейки виднелись одни трубы и буйные заросли садов, кустарников, трав.

Отрабатывали проделывание проходов в минных полях, артналет и штурм деревни.

Немцев поблизости не было – полоса тыловая, кругом все спокойно. Артналет перед штурмом был назначен на 7 утра 20 июля – как раз в самый день рождения Игоря – 20 лет. Часа в 4 утра Болтакс отправил «юбиляра» в деревню проверить, не остался ли там кто из наших, вдруг заснул какой-нибудь «славянин».

Командир взвода разведки бодро оседлал своего сивого мерина, который действительно был сивым, и потрусил к деревне. Обшарил вроде все – никого. А рассвет-то какой расцветал, а птицы-то заливались на заре, а уж малины было на кустах!

Юбиляр забрался в кусты и навалился на малину. Лопал ее горстями, сдаивая сочные сладкие ягоды с веток. Ароматная, она пахла детством, домом, мамой, пенкой с варенья, чем-то уютным, домашним. От малины все было красно вокруг. Получилось, подумал Игорь, что-то вроде именинного пирога. Наелся – до отвала. Стало клонить в сон. Посмотрел на свои часы: до начала учений еще три часа, не выспаться – грех. Знал, что стоит вернуться – задергают заданиями.

А, ну их всех – у меня день рождения! Отпустил подпруги у лошади, пустил ее похрупать травкой, а сам завалился на густую мураву под кустами малины. Высоко в небе наливались розовым перышки облаков, заливисто высвистывала какая-то пичуга, а над головой качалась, навевая сон, ветка с огромными сочными ягодами. «Съем, когда проснусь», – мелькнуло в мозгу, и глаза смежились.

Проснулся юбиляр от оглушительного рева, прямо над открывшимся глазом качалась изрезанная, как граната, кроваво-красная чудовищная ягода малины. Учения – учениями, а снаряды-то боевые! Не затянув подпруги, чуть не сбив седло, прыгнул перепуганному коню на спину и, повиснув на шее, выскочил на луговину перед деревней, по отлогому склону напрямик, чтобы заметили. Артиллеристы или кто другой увидели всадника, странно висевшего на коне. Стрельбу прервали, матюкнув незадачливого верхового, невесть откуда взявшегося. А именинник, отплевываясь от остатков страха, явился во всей красе перед развеселившимися однополчанами. Малиновый юбилей – 20 лет – запомнился навсегда. Хорошо, что все-таки двадцать первый год пошел, как он понял, свалившись, наконец, с коня, а не лихо спрыгнув, как обычно. На двадцатилетии не все еще кончилось, а могло бы!

«22.7.43… 20-е число мне пришлось встретить в очень напряженной работе, за день находился, набегался, нанервничался, одним словом – увойкался. Встал в 4, домой вернулся только в 2 часа ночи. Ординарец для моего дня рождения набрал котелок ягод. Поднимаю салфетку с тарелки с хлебом и вижу сразу 6 поздравительных писем – из дома, от фронтовых товарищей, школьных друзей. Усталость сразу пропала, особенно когда пошел и ночью при лунном свете выкупался…»

Память-взрывчатка

Память человеческая удивительна: в ней задерживается, сохраняется преимущественно то, что дает человеку силы, надежды, укрепляет веру в себя. Но она же старательно затушевывает черные, неприятные моменты и все, чем человек был напуган, угнетен, унижен. А то, что не хочет уходить куда-то в подкорку мозга, приобретает окраску ироническую, юмористическую, рассказывается в тональности бравады, со смешком, представляя ситуацию в дурашливом тоне. Психологи давно заметили и, кажется, даже обозвали такой феномен вытеснением. Многие отмечали, например, как не любят рассказывать ленинградцы о днях блокады, не любят вспоминать прошлое люди, побывавшие в застенках ГУЛАГа, окопные фронтовики не любят вспоминать все, что ранит душу. Но все-таки пережитое остается в человеке, подсознательно определяет поведение человека, его поступки, отношение к окружающим. Давние события, хорошие ли, плохие, страшные ли, смешные, никуда от человека не уходят, они – с ним, они – в нем. И часто вдруг какая-то деталь, мелочь, воскрешает из забытья события, казалось бы, канувшие без возврата. Подводят и сны. Ветеранам частенько снятся сны оттуда, мозг, как матрица, отпечатал события, отдаленные десятилетиями. И вдруг во сне всплывает эпизод, а за ним восстанавливается и все, что этому сопутствовало.

Несколько лет назад Игорь, а теперь уже и дедушка Игорь проснулся среди ночи, еще ощущая в руках, как туго сгибается немецкий штык, как в замедленном кино. И память кинула его в лето 1943 года, туда, откуда здоровая психика человека старательно уводила многие годы, как и от других минувших, но таких же страшных дней.

С сентября сорок первого Северо-Западный фронт зацепился старорусской группировкой, прикрыв подходы к Москве. И не недели, не месяцы, а до января сорок четвертого крутилась эта изнуряющая круговерть на одном и том же месте, изредка менялось лишь начертание линии фронта. Задуманное наступление, как прояснилось позднее, должно было отвлечь силы немцев от Курска, от происходящих там событий, от сражений Курской дуги. Готовились все лето, дивизию пополнили до штатного состава, придали ей два артиллерийских полка, полк гвардейских минометов и полк тяжелых танков КВ. Вся подготовка проводилась скрытно в тылу.

Руководил наступательной операцией Северо-Западного фронта его командующий, бывший нарком обороны, маршал Тимошенко, печально известный в войсках после финской кампании и недавней харьковской катастрофы. 26-я сталинская дивизия была поставлена на направление главного удара, а Новгородский полк возглавлял эту ударную силу.

Буквально накануне наступления прибыло последнее пополнение. Рота автоматчиков капитана Полторацкого, которая должна была идти первой в атаку при наступлении полка, оказалась пополненной необстрелянными солдатами, только накануне прибывшими из Средней Азии, Казахстана. А счет времени до наступления уже шел на часы. По неписаной традиции всем выдали чистое белье. Новичков только смогли расписать по взводам, отделениям, составить списки, назначить командиров. Едва успели проглотить усиленный перед наступлением обед, командир роты собрал солдат для знакомства с немецким оружием, которое те видели впервые. Показал, как пользоваться немецкими гранатами, у которых в отличие от наших нет щелчка при боевом взводе. Через всю длинную рукоятку в гранате проходит толстый шнур с этакой пуговкой снаружи и зажигательной смесью внутри. И если потянуть шнур, то внутри воспламеняется состав, и через четыре секунды граната взрывается. После занятий солдаты собрались в кружок, рассматривая разнообразное оружие, и, естественно, кто-то потянул за шнур гранаты. Взрыв разметал группу, ранив, контузив людей. Уцелевшие в страхе разбежались, рота была деморализована.

А часов в десять вечера немцы, явно знавшие о готовящемся наступлении, обстреляли передовую полка дымовыми снарядами – все заполнилось дымом, ни черта не стало видно, началась суматоха. Тут Игорь успел «хватить горяченькое» – осколок дымового снаряда не менее двадцати пяти сантиметров длиной долбанул его по голове, упав откуда-то сверху. Хорошо, что на голове была каска, а под каску, чтобы не болталась, разведчики надевали что-нибудь потолще. На Игоре была поддета, несмотря на лето, ушанка, иначе все сползало на очки. Каска и шапка смягчили удар, однако голову хорошо тряхнуло, ссадина на лбу оказалась здоровая, но безопасная, хотя кожу сдернуло прилично, рану быстро залепили пластырем. Крылышко хранителя прошелестело за спиной, но главный бой был впереди.

«19.8.43… Здравствуйте, мои дорогие! Я жив-здоров. Сейчас нахожусь в бою. Времени нет. Не волнуйтесь. Игорь…»

Только спустя несколько часов стало понятно, что под прикрытием задымления передовые траншеи немцев опустели – людей отвели на вторую линию траншей. Но машина нашего наступления была запущена, и изменить в ней что-либо было уже невозможно. В четыре утра 18 августа началась артподготовка.

Пушек понаставили столько, что располагались они буквально через 20 метров одна от другой. Заключительный залп дали гвардейские минометы «ванюши» – тяжелые М-31. Передний край противника превратился в сплошную стену огня и дыма, в течение полутора часов земля ходила ходуном, но первая линия окопов противника была пуста еще с вечера. Пока шла артподготовка, саперы разминировали минные поля перед нашим передним краем, резали проволочные заграждения, стелили гать для танков. Но гать – единственную на участке наступления полка.

После залпа «ванюш» был дан приказ – в атаку! Танки рванули вперед по гати, идущей перпендикулярно линии обороны, и, конечно, колонна танков не могла при крыть пехоту, растянувшуюся по фронту наступления на километр. Ожила огневая система немцев на второй, сохранившейся линии окопов. Пехота залегла.

Командиры пытались поднять солдат в атаку, царила какая-то неразбериха. Наконец поднялась из леска передовая рота автоматчиков, очумевшая еще до начала боя от взрыва гранаты, от навалившейся на них впервые артподготовки, когда и бывалому уже Бескину казалось, что небо все укрыто летящими снарядами и от воя заходилась душа. Кое-кто из роты, совсем растерявшись, рванули куда кто смог – в укрытия, под полог леса. Линия атаки рассыпалась. Другие подразделения пытались что-то предпринять, маневрировать, увеличивали бестолковщину еще больше. В результате к передней линии окопов противника благополучно добрались лишь кое-кто из автоматчиков и разведчики, которые знали все проходы и перелазы переднего края.

Во время броска рядом с Игорем оказался Вовка Звягин, москвич с Таганки, командир взвода автоматчиков, которые разбежались во время атаки, и Вовка быстро примкнул к разведчикам. Вдвоем с Игорем они разом прыгнули в остатки траншей, развороченных нашей артподготовкой. Один побежал направо, другой – налево. Из-за поворота траншеи на Игоря ринулся вдруг неожиданно возникший немец, чудом оставшийся здесь после артналета, а может быть, и из боевого охранения. Автомат Игоря заело! Наверно, попал песок, когда прыгали в траншею. Появление огромного немца было так неожиданно, что, растерявшись, Игорь еще и оскользнулся. Немец сбил его с ног окончательно и почему-то тоже не стрелял, но взмахнул штыком – широким, плоским в виде ножа. Мгновение, и штык проткнул бы лежащего. Не помня себя, Игорь вцепился обеими руками в нож штыка и… согнул его, с невероятной силой отодвинув от груди. Доли секунды решили все. Немец оцепенел на мгновение и выпустил карабин из рук. У лежащего хватило сил на короткий рывок за ствол карабина, и всей силой тела, распрямившегося как пружина, он обрушил приклад на голову фрица. Секундная остановка всего – сознания, сердца, рук – на одном выдохе, без понимания ужаса ситуации, это пришло потом. Сзади налетел Вовка. Перепрыгнули немца и – дальше по траншее. Впереди – землянка, по виду – штабная, надо заскочить туда. С дневного света Игорь вскочил в темноту и не увидел, что там есть человек – немец! Вовка, прыгнувший через ступеньку сзади, увидел, что автомат почти уперся в Игоря, успел схватиться левой рукой за ствол и с силой отвести его. Очередь прошила ему ладонь в четырех местах и задела локоть Игоря. Секунда, и все было кончено.

В это время оставшиеся в строю танки перевалили гряду очередного в этой местности водораздела между речушками, ушли из поля зрения пехоты. Наша артиллерия как-то странно замолкла после артподготовки, вместо того чтобы нанести удар по второй линии обороны противника. Двинувшуюся в бои пехоту поддержать огоньком оказалось некому, артиллеристы скорее всего боялись теперь обстрелять свои танки. В окопах первой линии обороны немцев, расположенных на склонах гряды, обращенных в сторону наших позиций и бывших основной целью артподготовки, вдруг наступила тишина. Тишина удручающая, неестественная в бою, застрекотали кузнечики, запела птичка. Тишина несла страх. Где немцы, где наши? Игорь и Вовка очумело посмотрели друг на друга, и Игорь принялся перевязывать товарищу руку, вслушиваясь в зыбкую тишину.

А за грядой, в пойме мелкой речушки, куда устремились танки, развернулись драматические события: вытянувшиеся вдоль единственной на линии наступления гати, машины оказались как бы в очереди на расстрел. У противника на второй линии обороны – на следующей гряде оказались целыми все противотанковые орудия, и они легко расправились со всем танковым полком, так бездарно брошенным в бой.

В окопах нашлось кое-что стоящее из документов, бумаг, и, выполнив свою задачу в окопах первой линии обороны немцев, разведчики быстро добрались до командного пункта полка, сдали документы. Вовку пришлось отправить в санбат. Руку Игорю перевязали около штаба полка. Тут он и попался на глаза командиру полка Болтаксу.

Приказ был коротким: немедленно садиться в последний уцелевший танк – командира танкового полка, которому только что оторвало снарядом ноги. Игорю, как знающему передний край, было приказано вместе с танкистами выяснить обстановку на линии наступления полка: перевалив за высокий гребень рельефа, атакующие подразделения исчезли из поля зрения командиров, а радиосвязи почему-то не было, что там происходило, знал один бог?

Экипаж танка – механик и наводчик. Игорь, ни разу в жизни не лазивший в танк, прыгнул внутрь через башню, люки захлопнулись, танк дернулся, и стало ясно, что внутри сплошные острые металлические углы. Для человека без шлема, а каску из-за повязки на голове пришлось бросить, да еще в очках, при одном пистолете все это не очень подходит. Кое-как удалось упереться ногами, руками, танк кидало так, что штормовая болтанка в море – семечки. Металл грохотал, оглушал. Вырвались к переднему краю, немцы немедленно взяли танк на прицел. Пулеметные очереди от брони отскакивали, но гулко отдавали по голове. Чуть замешкавшись, немцы ударили из противотанкового – мимо, мимо…

Оглушило, минуты ли, секунды душа где-то полетала. Снаряд разворотил левую часть танка. От стенок ударом поотрывало множество каких-то металлических деталей, которые разящим веером разметало по танку. Очнувшись, Игорь краем глаза отметил, что там, где сидел механик-водитель, громоздится что-то бесформенное. Танк стал, двигатель заглох. Игорь услышал дикий, срывающийся крик наводчика – что-то с матюками о люках. Через адский гул в этой чертовой консервной банке скорее понял, чем услышал, что ему кричат: «Открывай люки, вытаскивай, пока не взорвались, не загорелись!». А где, как открыть люки, тем более при кромешной тьме по заугольям? Мешает забинтованная рука. Кое-как удалось зубами захватить лямки замков верхнего люка. Откинулась крышка, в танке стало светлее, но высунуться немцы не дали, ливанули прицельно по башне из пулеметов. Из криков стрелка понял что-то о десантных, нижних люках. Наконец, выбрались оба, поползли, помогая друг другу. Рука Игоря – ладно, а вот стрелок оставил в танке ногу, не говоря уже о механике, которому просто снесло голову. А бой грохотал где-то рядом сбоку.

«25.08.43… За эти дни повидать пришлось многое, побывал в таких переделках, из которых вывезли меня, наверно, ваши заботы, иначе и не могу объяснить, отделался всего двумя царапинами. Осколок, что оцарапал мне щеку, я подобрал и сохраню. Жалко, что я остался с одной полевой сумкой. Во все остальное угодил тяжелый снаряд. Но асе это ерунда, важен результат, которого мы добились своими боями, – истребили порядочное количество немцев, освободили немало родной земли. Каждая пядь ее достается тяжело…»

Мясорубка эта вертелась с 18 по 24 августа. Результаты были удручающе ничтожны. Фронт так и не сдвинулся с места, только кое-где изменилась конфигурация переднего края. Неудачу потерпела операция не только на направлении главного удара – юго-восточнее Старой Руссы, но и на флангах. Виноватый не было. Все было до обидного неумело, людей погробили уйму. Только в 312-м полку убитыми потеряли 650 человек, около 1000 – ранеными, это не считая тех многих, кто. получив легкие ранения, вроде разведчика Игоря, остался в строю. 1650 человек – это больше половины полка, а если еще точнее – та половина, что участвовала в боях, осталась та половина, что была в тылах.

Виноватого все же нашли – «стрелочника». Им оказался командир роты капитан Полторацкий, необстрелянные солдаты которого были «решающими» в огромном наступлении. Когда полк вывели с переднего края на переформирование, через двое суток всех построили, и… зачитали приговор военного трибунала: капитана Полторацкого за трусость в бою и потерю управления ротой… к смертной казни через повешение… – Исполнять – взводу разведки, как всегда. Приказ 227, кто из фронтовиков его не помнит. Командир полка срезал с капитана погоны, зачитав приговор, под сосну въехал грузовик и через несколько минут – отъехал…

Два дня через плац жутко было ходить, стыдно за себя, за людей, которые тобой командуют. А ветер раскачивал этот страшный колокол, бивший по совести, по нервам. И никто не был застрахован…

Командование фронта сменилось, но на всю жизнь остались перед Игорем безнадежно грустные, отчаянно-обреченные глаза капитана: «За что?!» Жизнь человеческая на фронте была ничтожно дешева. Так закончилось первое крупное наступление во фронтовой жизни командира взвода разведки Бескина…

Из оставшихся в живых после наступления солдат роты Полторацкого у разведчиков оказался Усман Маметиев. Он виртуозно ползал – трава не колыхнется, под колючую проволоку подползал, как змея. Спустя пару месяцев после упомянутого наступления поползли, как всегда, в разведку. На этот раз немцы быстро обнаружили группу, обстреляли, пришлось вернуться, – вроде все на месте. Нет Усмана! На следующую ночь поползли искать, вдруг лежит раненый, даже если убит – надо вытащить. Нет – как нет! Тут же возникли смершевцы – как же, сбежал разведчик! Командир разведки взял непроверенного, без разрешения СМЕРШа и т. д. и т. п. А через несколько дней из соседней части сообщают: к ним, расположенным в нескольких километрах от полка, выполз солдат, контужен, без документов (а документы разведчики оставляют дома, когда уходят в поиск), но говорит, что разведчик из 312-го полка. Разведчик? Кто? Надо выручать! Игорь прискакал в ту часть – Усман!

Оказалось, передний край на этом участке изогнулся этакой латинской буквой S. Усман, которого контузило в стычке, решил, что ползет точно к своим, держался точно по солнцу, по звездам, а полз вдоль линии фронта, пересекая загогулины переднего края, попадая, по счастью, преимущественно на нейтралку. И выполз в соседнюю дивизию, там его и подобрали. Жаль, через несколько месяцев погиб человек под самый новый сорок четвертый год, лежит под Фанзаводом в братской могиле.

«7.10.43… Здравствуйте, родные мои! Письма ваши получаю регулярно. Сам же отвечать могу только изредка, т. к. у меня опять много работы и редко выдается свободная минута…

Мама, почему тебе неясен характер моей работы? Ведь в присланной мною справке указывается моя должность… Одет я хорошо… Только вот казенное белье не всегда бывает необитаемо, а свое пропало со всеми вещами, из домашних вещей осталось только два носовых платка… От царапины на щеке и следа не осталось, а на руке она немного гноится, постепенно выходят маленькие осколочки. Врачи говорят, что скоро совсем пройдет…»

Первое большое наступление, смена атак, отходов, передислокаций, подробности схваток – не для слабонервных, вид поля боя после атаки – тем более. Игорь старательно изгоняет из памяти все это до сих пор. Когда рассказывал один из таких эпизодов студентам в дни чествования ветеранов, завелся, снова забила нервная дрожь, и тихонько под язык пару таблеток, чтобы парни не заметили. И так почти всегда, когда трогал память. Не так-то все просто.