Текст книги "Запутанные отношения (Риск эгоистического свойства)"
Автор книги: Татьяна Алюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Лилины родители тоже стали не последними солистами этого «хоровода», но с определенной целью – уговорить Кирилла отдать детей матери.
А на работе имел место такой обвал!!
Помимо той зияющей бреши, что образовалась соответственно Лилиным денежным запросам, одна за другой случились две аварии на его объектах, да еще подвели поставщики! Бойцову приходилось крутиться похлеще, чем в начале своего дела.
Он нужен был везде и всем, и не двадцать четыре часа, а желательно тридцать и во всех местах одновременно.
Приползя как-то домой после полуночи, кое-как добравшись до кухни, пардон, хотя бы чаю испить, обнаружил там явно ожидавших его бывших тещу с тестем, завздыхавших при его появлении. Кирилл, как тот конь боевой, взбодрился, разозлясь необыкновенно, чувствуя, к чему вся эта сценическая постановка.
– Что-то еще случилось? – совсем не по-доброму поинтересовался мужчина.
– Нет, нет! – заспешила с успокоением теща.
Бывшая.
– Ничего больше не случилось. Звонил Степан, Леночке стало немного лучше. Лиля звонила, спрашивала, как дела, как дети. Но ты же просил ей ничего не говорить. А дети все так же плачут, к маме просятся.
И она подняла к глазам малюсенький кружевной платочек, утереть набежавшую слезу. Платочек явился для Кирилла отмашкой стартового флажка, последней каплей!
Все! Хватит! Дос-та-ло!!
И очень спокойным, хладнокровным тоном распорядился:
– Так, вы езжайте домой. Спасибо за помощь.
– Как же мы уедем, Кирюша, – возроптала теща. Бывшая. – А как же дети?
– Разберусь сам. Вам еще раз спасибо за помощь. Сейчас вызову такси.
– Кирилл, – присоединился к ропоту супруги тесть.
Бывший.
– Все! – отрезал тот.
Утром вызвал водителя Николая и пояснил новую вводную, а именно – отныне его обязанность отвозить детей в школу и забирать из нее. Сейчас они поедут в это учебное заведение все вместе, Кирилл представит его учителям, директору, охранникам и уборщице, бабе, какой ее там, скажем Любе, пояснит, что детей можно отдавать только ему, Кириллу, и Николаю. Крайний случай не рассматривается!
Поставив ребят перед собой в кухне после завтрака, он пояснил, как они будут жить дальше.
– Это дядя Коля, знакомьтесь, – представил водителя. – Теперь он будет вас отвозить в школу, забирать после уроков и привозить ко мне на работу. Поплакали, и хватит, договорились?
Они не самым решительным образом, предварительно переглянувшись, но все-таки дружно кивнули.
Он нужен был своим детям здесь и сейчас, постоянно, и это единственное самое важное в его жизни на данный момент, отсюда следовало и единственное решение – значит, будут вместе!
– Скажите, чем занимается ваш папа? – спросил он детей.
– Работает, – ответил Максим.
– Именно. А вы хотите, чтобы я все время был с вами.
– Да-а, – приготовилась заплакать от несправедливости жизни Сонечка. – А ты все это время, что мы хотим, работаешь!
– Я вижу только один выход: я буду работать, а вы будете рядом со мной.
– На работе твоей? – уточнил дотошный Макс.
– Помогать тебе работать? – забыла про шантаж слезами дочь.
– Помогать мне пока не надо, просто будете рядом. Так вас устроит?
Они повторно переглянулись, и Макс, на правах старшего брата, ответил за двоих:
– Устроит. А что мы там будем делать?
– То же, что дома после школы – делать домашнее задание, гулять, играть, смотреть телик, а если будем задерживаться по моим делам, то спать тоже там станем.
– Прямо та-а-ам? – восторгаясь перспективой, прошептала дочь.
– Прямо там, – пообещал отец. – И давайте договоримся, как взрослые люди, больше никаких слез, плачей и капризов!
Озноб пробил, когда он понял, на что решился, что затеял и на что уже подписался!
Дети, рядом, в офисе!!
Но Кирилл, по наивности и незнанию всех хронически занятых работой мужиков, и сотой доли последствий своего решения не представлял! Если бы представлял, наверное, обратился к психиатру по поводу неадекватности принимаемых решений, но уж коль подписался и детям обещал…
Первым делом ему необходим железный союзник и помощник в такой небывалой афере, и он надеялся, что им станет любимая секретарша, Светлана Олеговна, дама загадочная в плане конкретных точных цифр бальзаковского возраста. Которую он в особо тяжелых ситуациях, когда требовалась немедленная, не входящая в круг ее обязанностей и, как правило, всегда непростая в исполнении помощь, называл «Светочкой», переходя с официального «вы» на дружественное «ты».
Войдя в приемную, жестом пригласил ее в кабинет, заранее просительно протянув:
– Светочка-а…
– Охо-хо! – ответила та, вздохнув и тем самым обозначив ожидание любых возможных неприятностей.
Но таких преданная помощница и предположить не могла!
Он изложил задачу: освободить соседний кабинет и сделать из него детскую комнату со всем необходимым, пояснив причину небывалых перемен.
– Светочка, тебе видней, что надо! Ты же мать троих детей! Подключи барышень из бухгалтерии, менеджеров, если надо, порули ими, на добровольных началах, мне бы не хотелось, чтобы в ущерб основной работе, но как получится. Заказывай любые машины из парка, строителей, ну все в твоей власти! Обедают дети в школе, значит, здесь будут ужинать и что-то перекусывать, может, завтракать. Няню никто не отменял, следить за их распорядком дня, гулять с ними, слава богу, парк рядом, это все она.
– А вы на минутку представляете, что такое дети рядом на рабочем месте? – поинтересовалась на всякий случай Светлана Олеговна.
Он не на минутку, а вообще никак не представлял, что такое дети рядом.
На рабочем месте.
Все время!
Представил со всей очевидностью последствий, когда сей факт свершился.
Полный бедлам! Хаос! И разрушение!
Первое время они каждые десять минут, обходя невероятным образом все заградительные препятствия, выстраиваемые секретаршей, проникали в его кабинет, проверить, здесь ли отец, никуда ли не делся.
Им были глубоко неинтересны такие детали, как совещание, переговоры и деловая занятость работающего папаши, полная оторопь и непонимание, что происходит, у господ совещающихся или переговаривающихся.
С первыми Кирилл легко справлялся, так как являлся единовластным хозяином фирмы, а они, соответственно, его подчиненными, а вот со вторыми приходилось как-то выкручиваться, объясняя поведение и присутствие неугомонных чад на рабочем месте.
Но скоро, при помощи терпеливой Светланы Олеговны, няни, нанятой еще Лилей несколько лет назад, женщины мудрой и уравновешенной, а также практически всего женского коллектива, дети успокоились, обрели уверенность, что отец всегда рядом. И, самое главное, теперь знали, что такое «важное совещание», «серьезные переговоры» и «папа на объекте».
Их расписание и быт постепенно устаканились, не пугая всех троих и тогда, когда приходилось засиживаться допоздна и они оставались спать прямо там: дети в своих кроватях, на обязательном присутствии которых настояла дальновидная Светлана Олеговна, он – у себя в кабинете на диване.
Вообще-то было трудно всем.
И ему, и детям, и Светлане Олеговне, и няне, и водителю Коле, и всему коллективу в целом. Так прожили целый учебный детский год.
Мама поправилась, и Кирилл отправил их с отцом в санаторий. Дела фирмы выровнялись, и он шагнул вперед, очередной раз рискнув. А летом сам отвез детей к Лиле с Константином в Прагу, где они работали над каким-то садом-парком, предварительно обезопасив себя какими только можно документами, заявлениями от бывшей жены, бумагами на случай, если мать вдруг решит задержать детей у себя. Она, может, и обиделась, но уверила, что понимает.
Отвез. Посмотрел обстановку, людей, условия, в которых детям придется жить три месяца. В общем и целом остался доволен.
Вернулся в Москву… И затосковал!
И не он один. У Бойцова создалось впечатление, что в конторе воцарился траур – весь женский состав фирмы, во главе со Светланой Олеговной, грустил, не скрывая тоски по детям. Приняв в виде исключения в свои ряды водителя Николая, вздыхавшего то и дело.
Но уж когда вернулись…
Кирилл искренне боялся, что дети лопнут или получат заворот кишок от того количества вкусностей и сладостей, которыми кинулись закармливать их женщины. И совсем опупеют от лившихся как дождь на них слез умиления и бесконечных поцелуйчиков. Но те с удовольствием купались в свалившейся на них любви женского состава офиса, ели, как хомяки, за две щеки, словно мать не кормила все это время.
И вроде отпала необходимость находиться в непосредственной близости от отца, они повзрослели на год – девять и восемь лет, и рассудительны стали не по годам, и пребывали в полной уверенности отцовской вечной любви и необходимости в них. Да и он, справившись с форс-мажором в делах, имел возможность возвращаться домой вполне по-семейному, в восемь-девять часов вечера, но уж коль дети рядом, что ж не поработать лишний часик в офисе.
И еще один учебный год так прожили – на работе под неусыпным вниманием его коллектива. Кирилл решил оставить родителей жить в нынешней их общей квартире, а себе и детям взять новую, и то по случаю поступившего весьма удачного по деньгам предложения от владельца такой же фирмы, как у него, бывшего конкурента, а теперь, проще говоря, из одной обоймы. А что делить? Если «пострел» везде успел – значит, увел из-под носа конкурентов жирный подряд, не успел – извини! Так и работали. Как все.
Да, еще Бойцов обнаружил интересный факт, открыв для себя, что стал объектом жгучего интереса женщин. А поняв это, весьма удивился: с чего бы? Но Светлана Олеговна очень доходчиво и подробно растолковала, что происходит в его жизни:
– И чему удивляться, Кирилл Степанович? Вы теперь пополнили ряды холостяков. Свободный, молодой, здоровый, интересный мужчина и, самое привлекательное, – богатый! Да за таких любого возраста женщины нынче дерутся, борются и завоевывают всеми способами и без правил. А тут полный набор, я бы сказала, перебор достоинств! А дети еще один плюс: самим рожать не надо, сохраняя фигуру при богатом-то муже. И великолепный повод познакомиться, продемонстрировав заботу, ласку и любовь к детям – вот я какая прекрасная женщина и будущая жена. Ну что вы, ей-богу, словно не бизнесом занимаетесь. Ничего про это не знаете!
А и не знал! Вот те крест, не знал!
Нет, про такие дела и целые отряды девочек, любыми способами старающихся заполучить мало-мальски денежного мужика, знал, конечно, но опосредованно, не примеривая на себя.
Он почему-то никогда не изменял Лиле. Не из каких таких запретов и убеждений, боже упаси, типа «не прелюбодействуй»!
И возможности имелись, да навалом и постоянно, и в ассортименте!
Но всю энергию и творческую, и сексуальную, и интеллектуальную, и время, и силы вкладывал и отдавал своему детищу, его становлению, удержанию на плаву, вскармливанию, развитию. И требовалось этой энергии и сил немерено!
А секса в супружеской постели более чем хватало, пусть и без страстей, накала, улетов – вполне! Иногда, как выяснялось, Кирилл про супружеский долг и забывать умудрялся, вкалывал на износ, на секс сил не оставалось!
Так что надобности в «леваках» не испытывал, и желание разнообразия в подобных утехах не посещало.
Зато теперь с удовольствием разнообразил эту сторону своей жизни, без зазрения совести пользуясь предлагающими себя дамочками, ничего не обещая взамен.
Формулировка «папа на объекте» для детей срабатывала беспроигрышно, и Бойцов иногда пользовался своей пустой, находящейся под дизайнерской отделкой квартирой. А чаще позволял себе расслабиться и провести ночь у дамы, оставляя присматривать за детьми няню.
Он вдруг понял, что давно приехал к офису и припарковался на стоянке, и вот сидит, вспоминает, думает.
Давно сидит.
А охранник у входных дверей странно поглядывает в сторону задумавшегося хозяина.
М-да! Ну и чего его пробрало трудными воспоминаниями? Ах да! Сегодня поутру дети настойчиво выступили за совместный отдых с любимым отцом!
Он стал собираться – телефон в карман, портфель с пассажирского сиденья – в руку, ключи – из зажигания, распахнул дверцу…
И нежданно-негаданно, неизвестно откуда, налетело и ударило мыслью:
«А каково заниматься любовью с этой Катериной, оказавшейся соседкой, хозяйкой погибшего попугайчика? Обжигающе наверняка! И страстный, и, может, не просто секс…»
Кирилл тряхнул головой, прогоняя предательские мысли и мгновенно вызванные ими картинки и видения.
– Что это ты, Бойцов? – спросил себя вслух. – Старость? И что там в виде последствий? Бес в ребро? Или солнышком плешку напекло до глупостей будоражащих?
Плешки не имелось, уж извините, не завелась, как не имелось ни намека на почти сорокалетний возраст во всей мощной фигуре, накачанной до стальной закалки годами – семнадцать лет! Два раза в день, без исключений!
– Ра-бо-тать! – отдал себе жесткий приказ господин Бойцов, выбрасывая из сознания лишние глупости.
Только спина, стрельнув болью, напомнила о себе.
– Привет, Катюха!
Он звал ее Катюха, и Кошка, и Катька, и Катерина, когда хотел пожурить или призвать к особому вниманию.
– Ти-и-им!! – застонала она от радости, услышав знакомый голос. – Где ты пропадал так долго, черт тебя возьми! Боец невидимого фронта!
– На невидимом фронте и пропадал! – рассмеялся тот легко в ответ. – Я пропустил что-то важное? Ты встретила мужика всей своей жизни и выходишь замуж?
– Не дождешься! – пригрозила Катерина. И призналась. – Соскучилась ужасно!
– Я тоже. Скоро буду в Москве.
– Когда, когда, когда?! – затребовала немедленного прибытия Катерина.
– Через две недели, – смеялся Тимофей ее нетерпению.
– Через целых две недели?! – возмутилась такой длительной отсрочке она.
– Всего через две недели, – поправил он. – Ты там смотри, ни во что не вляпайся за это время! Тебя с работы больше не выгоняют?
Опять про старую историю.
Было такое, собирались выгнать и лицензии врачебной лишить на заре врачебной деятельности. Она всего с полгода работала, когда привезли двухгодовалую девочку в ее ночное дежурство. Ребенок был совсем тяжелый, и счет шел на минуты, требовалась немедленная операция, но… Старший врач, дежуривший с ней, отказался.
– Она умрет на столе, шансов один из ста, что выживет. Сам не возьмусь и вам запрещаю!
Катька на запрет наплевала, дозвонилась до главврача отделения, разбудив его посреди ночи, быстро обозначила ситуацию и потребовала разрешение на операцию.
– Она у вас умрет, Катерина Анатольевна, на столе. А отвечать мне придется. Вы пока еще никто, начинающий врач. Запрещаю. Если возьметесь, лично представлю докладную к вашему увольнению и лишению вас лицензии!
Катька осторожно положила трубку на аппарат. Посидела полминуты, задумавшись, и пошла искать анестезиолога. Она знала, как делать операцию, знала, что сможет, знала, что один-то шанс из ста есть, и не могла – не могла! – бросить этого ребенка!
Втихаря отдала распоряжение срочно готовить девочку к операции, без утайки объяснила родителям ситуацию и про шанс объяснила…
Заведующий ворвался в операционную ближе к утру, когда Катя уже зашивала больную.
– Что?! – потребовал отчета он.
Она спокойно доложила, как прошла операция, и главное на данный момент – ребенок жив, а дальше все зависит от реабилитационного периода.
Ее отстранили от работы, главный сказал в своем кабинете: «Дура!» – и отправил домой, ждать результатов проверки комиссии. Обошлось бы без проверки, но обиженный старший врач, дежуривший с ней в ту ночь, доложился в Минздрав.
Через две недели девушку вызвали на работу, поругали и тут же поздравили, предупредив на будущее «слушаться старших!».
– Если бы я их слушала, ребенок бы умер! – не смогла промолчать Воронцова.
Ее пожурили и попугали еще больше за такое проявление характера.
А девочка через три недели, держа маму за руку, вприпрыжку ушла из больницы! И жива до сих пор! И здорова!
Через полгода Катерина перевелась в другую больницу. Клиническую.
– Не! Любят, холят, лелеют! – отрапортовала Тимофею.
– Это хорошо. Ну, рассказывай, Кошка, как дела!
И рассказала и про рабочие проблемы, и про затопление, и как соскучилась и ждет его. Много чего рассказала, а вот про соседа…
А что про него рассказывать?
Попрощавшись и положив трубку, поняла, что первый раз о чем-то умолчала, не поделившись с Тимом.
Странно. Почему? Она никогда ничего от него не скрывала. Ни-ко-гда! Ни-че-го!
На следующее утро после конспиративного покидания Тимофеем ее квартиры, выходя на плановую «прогулку», Катька обнаружила маленькую записочку, засунутую за косяк двери.
«Жду тебя за углом дома».
Кто ее ждет, это не вопрос, а вот как попасть за угол дома, не вызывая подозрений у бдительных соседок, как раз вопрос!
Пока она спускалась по лестнице со своего четвертого этажа, все придумала.
И еще как здорово!
Бабульки уже водворились дружной компанией на скамейке возле подъезда, зорко ведя наблюдение за жизнью обитателей двора и с удовольствием обсуждая происходящие события.
– Доброе утро, – заученно-благовоспитанно поздоровалась Катя.
– Здравствуй, деточка! – обрадовались добровольные помощницы милиции и домоуправления.
Она воплощала для них идеального ребенка – послушная, тихая, серая, незаметная, необременительная, управляемая, выполняющая любые команды беспрекословно.
Красота! Ребенок – солдатик! Робот-исполнитель! Мечта взрослых!
– Читать будешь, – утвердила Евгения Ивановна.
«Мечта взрослых» дала сбой в программе, как можно искренне сообщив:
– Нет. Бабушка сказала, что мне надо больше двигаться и гулять. Сказала, чтобы я гуляла по аллее, до бульвара.
Товарищ Александрова – непререкаемый стопудовый авторитет. Подвергнуть отданный приказ сомнению, или – упаси бог! – проверить, звонила ли она и отдавала ли такой приказ! Та вы шо! Та лучше батьку продать!
На это и расчет!
Было понятно, что с этого момента все бабки двора станут зорко следить, чтобы она «гуляла», раз дана такая установка, и теперь присесть на скамеечку и почитать для Катерины, как говорится, без вариантов – тут же старушки напомнят, что ей надо двигаться.
И отменить приказ может только вновь поступившая вводная от Ксении Петровны.
Девочка, стараясь сохранять спокойствие и не торопиться, чтобы не вызвать подозрения, под перекрестьем провожающих ее взглядов прошествовала через двор в арку. Но, свернув за угол, рванула с высокого старта и налетела с разбега на Тимофея.
Он придержал ее за предплечье и протянул пирожок.
– На вот, поешь. А то худая, как кошка драная или сирота интернатская.
Она с благоговением, как реликвию, взяла двумя руками невиданное чудо из чудес! Пирожок был большой, горячущий, завернутый в шуршащую, пропитавшуюся маслом бумагу, и неправдоподобно вкусно, дурманяще пах!
Никогда в жизни девочка не ела таких пирожков!
– Где ты его взял? – подивилось дитя, разглядывая кулинарное «чудо».
– А тебе знать не надо! Идем погуляем!
Они гуляли по упомянутой ею старушкам-соседкам аллее, которая начиналась прямо от их дома и тянулась к бульвару, и разговаривали.
Вот уже второй раз этот странный, взрослый мальчик совершал такое – он с ней раз-го-ва-ри-вал!!
И ему было про нее интересно!
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросил он.
– Доктором, – не задумываясь, ответила Катька.
– Почему?
– Когда ты там лежал, а я не знала, как тебя лечить и чем помочь, то решила, что обязательно, обязательно-преобязательно стану доктором, который знает, как лечить детей!
– Молодец! – похвалил двенадцатилетний мужик и добавил. – Тогда нам придется очень сильно постараться.
Только став взрослой, прослушав курс лекций по психологии, миллион раз прокручивая, передумывая и вспоминая свою жизнь, Катерина поняла, что он, еще находясь у нее в квартире, под бабушкиной кроватью, битый-перебитый, принял решение и соединил их жизни в одну.
И не стало одинокого мальчика-хулигана из неблагополучной семьи алкоголиков, и не стало затюканной до тупости, одинокой, никому не нужной девочки. В тот момент, когда он принял решение, появились «они!», как одно целое.
– А кем хочешь стать ты? – спросила, затолкав остатки пирожка в рот.
Получилось смешно: «А хем фохешь сфать фы?»
Он усмехнулся, посмотрев на нее, забрал из пальцев бумажку от пирожка, вытер Катьке губы и, посерьезнев, ответил:
– Пока не знаю. Посмотрим, как дела у нас пойдут. Тебя вот надо выучить и поднять. Кем понадобится для этого, тем и стану.
Ничего из его таких странных речей девочка тогда не поняла.
Позже. До всего доперла позже.
Он научил ее всему!
Он научил и показал то, что, по-хорошему, девочкам и знать-то не полагалось!
Он научил жить и ни черта не бояться, бороться за себя и уважать себя!
Он вручил ей ее собственную жизнь и сделал эту жизнь настоящей!
Они встречались каждый день, в часы ее прогулок, а когда начался учебный год, Тимофей встречал ее из школы и провожал домой.
До угла.
Их встречи, время, что проводили вместе, – это тайна, тайна, тайна ото всех!
– Ты должна очень хорошо учиться, – поставил первую задачу Тим.
– Я хорошо учусь, – по привычке дисциплинированно отрапортовала Катька. – На одни пятерки!
– Это сейчас, а со следующего года начнется серьезная учеба, ты же в четвертый класс пойдешь, – заранее предупреждал он.
Вскоре, набравшись немного уверенности в себе и смелости, его стараниями и уроками, Катька неожиданно твердо заявила:
– Ты тоже должен учиться!
– Да на фига мне это! – отмахнулся Тим.
– Нет! Совсем не на фига! – стояла на своем она. – Как мы сможем быть вместе, если ты в школу не ходишь? А то отдадут в какой-нибудь приемник-распределитель или в интернат! Заберут у родителей и у меня! Где я тебя тогда искать буду? Нет, тебе тоже надо ходить все время в школу и учиться. Тоже станешь кем-то, не я одна!
Он задумался над этой пламенной речью.
И сам себя перевел в ее школу. Самостоятельно обошел всех нужных чиновников, собрал справки и документы, уж что он там им говорил и какие сказки рассказывал…
Тимофей мог все!! Это Катерина знала наверняка.
Теперь им стало намного проще. Они были рядом, по крайней мере в школе. Все перемены проводили вместе, мальчик строго следил, чтобы Катька обедала и полдник съедала. Приводил за ручку в буфет, сгонял кого-нибудь из-за стола, если все места были заняты, усаживал ее и не отпускал, пока все не съест.
По школе поползли слухи о такой вот непонятной дружбе-любви. Ну а как без них, без слухов-то, особенно в школе!
Все знавший, понимавший во взрослой жизни побольше самих взрослых, Тимофей, уловив гнусненький шумок, расползавшийся пожаром, привел Катьку за ручку в кабинет директора школы.
И, преобразившись до неузнаваемости, изобразив скорбь и печаль, и навязанную тяжкую обязанность, поведал директрисе о том, что является двоюродным братом девочки Воронцовой, и родственники специально перевели его в эту школу, чтобы он за ней присматривал. Ее, дескать, бросили родители на больную старую бабушку, девочка всего боится, плохо ест, необщительна и нелюдима, вот родня и решила…
Ушлая, все знающая директриса купилась на эту побасенку как девочка!
И шепоток сплетен прекратился.
Серая мышь, затравленная Воронцова никаких иных ассоциаций, кроме как изложенных со слезой Тимофеем, у преподавателей и учеников не вызывала. На том и отстали от них.
А он автоматом получил «уважуху» от учителей и страх до пердежа от старших учеников, паре-тройке из которых навалял, не задумываясь, по сытым мордасам.
Ни черта не боялся и глубоко плевал, что ему всего тринадцать лет, а им по шестнадцать-семнадцать!
Тим учился как мог, старался, Катька помогала по мере своих сил и знаний и пристрастила его к чтению – по необходимости штудировала литературу, а он за компанию, и ему понравилось, но…
Мальчик оставался дворовой шпаной, хулиганом, беспризорником, предоставленным самому себе, с бандитскими знаниями жизни и людей. И как проводил время вне школы и их двухчасовых встреч, Катька узнала и поняла гораздо позже.
Тимофей стал ее миром – отцом, братом, другом, ангелом-защитником, поводырем.
Когда начались месячные, она перепугалась до слез, решив, что умирает! Никто не объяснял девочке, что это должно случиться, и это – нормально. Катька прибежала ранним утром в комнату еще спавшей бабушки вся в слезах. Ксения Петровна строго отчитала ее за истерику, велела взять и использовать вату, а в школе подойти к учительнице или однокласснице и все выяснить про «данный вопрос». Сама бабушка давно про это не помнила, а нынче какие-то новые средства для «этого» есть.
Какая учительница, какие одноклассницы?!
Продолжая плакать от испуга, она кинулась к Тимофею, который ждал ее на их месте за углом дома, чтобы идти в школу. Выслушав рыдающую девочку, тот вздохнул и за руку, как обычно, отвел в ближайшую аптеку, попросил женщину-аптекаршу объяснить все «сестренке», рассказать, чем и как пользоваться в такие дни, и купил целую кучу новомодных прокладок, совершенно никого и ничего не стесняясь.
Тимофей вообще ничего не смущался, и у него всегда имелись какие-то деньги.
Откуда?
А оттуда! Где мог взять деньги беспризорник-шантропа? Ну, вот там и брал! И не только деньги. Он воровал с уличных лотков, наводнивших Москву, особенно возле станций метро, фрукты, конфеты-печенья и приносил Катьке, и заставлял есть под его неусыпным присмотром, а то худая, как…
А еще книги!
Чтение Катерины Воронцовой настолько разнообразилось с появлением в ее жизни Тимофея. Однажды он принес стыренную книжку по быстрочтению. Девочка освоила эту практику моментально, научившись шустрому чтению в двенадцать лет, тайно от бабушки, само собой!
Ей сразу стало легче, и намного – уже не надо было так напрягаться, чтобы успевать штудировать «плановую» классическую литературу, пересказывая по вечерам Ксении Петровне содержание прочитанного, и выкраивать как-то минуты для чтения «недозволенной» литературы.
Чего только не прочла!
От детективов, мемуаров, фантастики до «Камасутры» и «Счастливого секса в супружестве». Освоив теорию, обратилась с вопросом к Тимофею, для чего это все надо-то на самом деле?
Он объяснил, как мог в свои пятнадцать лет, что-то о любви, и пошел дальше, и показал разницу между любовью и скотством, притащив ее в подвал соседнего дома, где находилось место дислокации самой отъявленной местной подростковой банды.
И держал железными пальцами за плечи, чтобы она смотрела, как на грязном матраце, на полу, пятнадцати-четырнадцатилетние девчонки-оторвы занимаются бесчувственным сексом с пацанами.
А выведя на свежий воздух, жестким, скрежещущим голосом растолковывал, чего хотят мужчины от женщин, а особенно от таких малолетних девчонок, как она, и про жизнь ее сверстниц в интернатах и на улицах рассказал подробнейшим образом.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?! – кричала, сопротивляясь таким знаниям, Катька, которой казалось, что ее изваляли в мерзости.
– Да потому, что ты первая претендентка по этому адресу! – кричал в ответ возмущенно Тимофей. – Ты взаперти жила, к тебе козел какой подойдет, скажет: «Пошли девочка, так надо!» – и пойдешь! Тебя же слушаться учили, не задавая вопросов, и исполнять приказы старших! Хорошо, мы вовремя встретились, а то так и пропала бы! Они таких наивняков больше всего любят! И бабка твоя, сука, ни черта не объяснила про жизнь! Вообще! Тварь старая!
Зато сам объяснил популярно и доходчиво, взяв на себя эти обязанности. Учил ее разбираться в людях, в характерах, поведении, чего те боятся, о чем мечтают, о тайных запретных мотивах. Приводил ко входу в метро, они устраивались где-нибудь на скамейке или на парапете, и Тимофей начинал урок:
– Вот мужик, смотри, давай, расскажи, что ты о нем думаешь?
А ничего она не думала.
– Мужчина, – говорила, удивляясь. – Взрослый.
И все!
Он научил. Кто лох, кого можно обворовать, обмануть, обвести вокруг пальца, наговорив небылиц, кто тертый и хитрый, кто злой, кто жадный, кто ненормальный, кто заумный…
– Смотри в глаза, когда надо понять, что за человек, только не долго. Долго нельзя. Учись считывать человека быстро: как двигается, ходит, какие жесты, одежда…
И так далее, так далее, и все с начала… курс прикладной, самой грамотной психологии – для выживания!
Научил ее драться. По-дворовому.
Зло, беспощадно, нанося максимальный, какой возможно, урон противнику, при необходимости применяя любые подручные средства. Бить сразу, не раздумывая – почувствовала угрозу – бей! Не выясняй, показалось тебе или это реальная угроза. Учил мгновенно оценивать риски и пути отступления.
К чему ее готовил?
Катька как-то спросила. Он ответил.
– Я не всегда буду рядом, ты должна уметь защищаться и обезопасить себя. Останешься одна, меня заберут в армию на два года. Но не допущу, чтобы с тобой что-то случилось! Научу быть хитрой, смелой, уметь сразу же просчитывать людей и ситуации.
Это очень быстро наступило! Армия.
Ей исполнилось четырнадцать, Тимофею – семнадцать, и он окончил школу. Кстати, неплохо окончил, их общими стараниями, не на двойки-тройки, а со вполне приличным четырехбалльным аттестатом.
Как водится, Ксения Петровна отбыла на лето к подруге за город, предоставив Катьку самой себе, расписанию и проверкам Евгении Ивановны.
А Тим огласил новые задачи:
– Кошка, у нас начинается напряженный год. Я все узнал. Для того чтобы ты могла сразу после школы поступить в медицинский, надо два года стажа и очень много заниматься, особенно биологией, анатомией, химией. Ну, это-то ерунда, нужные книги достану. А вот самое главное – принимать участие во всяких там олимпиадах и побеждать. И надо придумать, как твою бабку затарахтеть, чтобы отпустила работать и разрешение письменное дала.
Все придумали, они были очень умные мальчик и девочка.
Книги по биологии, популярной медицине, энциклопедии, справочники по биологии, химии он таскал тоннами. Так как держать их дома было нельзя, Тимофей несколько лет назад сделал специальный «схрон» в подвале, где уже скопилось изрядное количество «запретной» литературы, проштудированной Катькой за эти годы.
– Я нашел место, где ты начнешь работать для стажа, – заявил он в один из дней. – Больницу посмотрел, мне понравилось, чисто, нормально. Мужик, с которым говорил, заведующий хирургическим отделением.
– Откуда вы знакомы? – заинтересовалась Катька.
– Какая разница! – отмахнулся, поморщившись недовольно.
– Тимофей! – пригрозила девушка.
Несколько лет назад ребята поклялись «на крови» всегда говорить только правду друг другу и твердо придерживались этой клятвы. Правда, Катька знала, что о многом из своей жизни он умалчивает. Но это же не обман! А еще научилась строго с него спрашивать и ругать, когда тот бывал не прав, и к ответу призвать, если что!
– Ну, живет в нашем районе, – неохотно рассказывал парень. – Мы с мужиками перетерли, они его подставили немного, а я вроде как из этой подставы выручил. И теперь он мне должен.
