Текст книги "Не предавай любовь. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Тата Ефремова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 7

Глеб

Староста Марина выложила в чате группы сообщение: «В субботу не учимся. Будет ярмарка внеучебной занятости». Только этого не хватало! Лишний выходной, конечно, не помешает, но что за новая затея? Пахнет дополнительной нагрузкой – нет, просто за версту несет!

Глеб тут же настрочил злое сообщение, разметав по нему возмущенные стикеры:

>зачем это нам? мы второй курс! хватит, на первом насиделись на пятой паре!

>никитин, ты с утра решил докопаться? откуда я знаю? мне сказали – я делаю. мне ваще это староство нафиг сдалось, так что радуйся и не агрись!

Глеб скрипнул зубами. Старостой в группе действительно никто быть не хотел. Это еще удивительно, что Марина согласилась. Впрочем, она не слишком перетруждалась, просто пускала в чат сообщение об очередной задумке университетских массовиков-затейников, которым все эти мероприятия нужны были для галочек в отчете. Разумеется, ее тексты игнорились, и группу вечно критиковали за безынициативность и отсутствие патриотизма.

>когда нам еще по кружкам мотаться? у нас учеба!!!

>ты мне это говоришь? пойди в деканат и скажи декану.

>пипец полный!

>да в чем проблема? ты в тренажерку ходишь? иди запишись к даниле и гоу в его кружок «супер ворк-аут», полезное с приятным. и заодно у нас наконец-то будет движняк по ивэнтам, а то я задолбалась по всей группе отчитываться в нулях!

>ладно, спасибо за подсказку, так и сделаю, – написал немного успокоившийся Глеб.

Марина ответила фыркающим анимированным стикером.

Глеба даже кольнуло на миг чувство вины: и чего он действительно взъярился? Это все чувство обреченности, что грызет его в последние недели. Он старается отвлечься, но впадает то в тоску, то в настроение в стиле «последние деньки свободы? прожить так, чтобы было, что вспомнить».

Глеб запихнул в рюкзак тетради и пособия, проверил банковское приложение (дед затянул с переводом, денег только на поесть, и то скромно), снова психанул, ушел, хлопнув дверью.

Катя

После ремонта в блоке сложно было что-либо найти. Поиски фена заняли почти двадцать минут. Катя опаздывала и нервничала: Майкл попросил посидеть на ярмарке за столиком клуба – записать всех желающих. Сам он сомневался, что заинтересуется кто-то еще, кроме Катиных одногруппников и, кажется, его это полностью устраивало. Главное, чтобы в его кружке было пятеро участников. Именно такое количество требуется, чтобы деканат подписал разрешение. Пока ребят в клубе трое. Поэтому задача Кати – привлечь, уболтать, уговорить минимум двоих студентов вступить в литературное общество «Горизонты».

Яна красилась перед зеркалом.

– Ты прикинь, Кикимора мне замечание сделала! Обозвала меня готом, – язвительно сказала соседка по блоку, щедро окуная кисточку в коробку с черными тенями. – Старая маразматичка живет в прошлом веке. Готы? Я щас описаюсь!

– Ты с ней не связывайся, – рассеянно посоветовала Катя. – Кикимора… то есть Оксана Валерьевна – зам по воспиталке. Она имеет право замечания делать. И она очень злопамятная. Испортит жизнь запросто. Мне Майкл сказал по секрету.

– Майкл? – Яна оторвалась от зеркала. – Гордеев? Препод? Красавчик, очень секси. Жаль, у нас вести не будет. Тебе он нравится? А какие у вас еще секреты?

– Он… – Катя собиралась опровергнуть очередное предположение приятельницы, но быстро проговорила с фальшивым оживлением, – он чудо, секси да, очень. Просто немею, когда он рядом.

Она не стала уточнять, что немеет не из-за романтических чувств, а из-за странного смущения, которое с недавних пор вызывает в ней преподаватель английского. Пусть Яна думает, что Катины мысли заняты преподом. Пусть Арсений об этом узнает. Майкл Катю смущает, но в присутствии Сена ей почему-то гораздо хуже: неуютно и душно. Но почему? Ну подумаешь, преподов критиковал. Почему Катя это запомнила? Пропустила бы мимо ушей. Но нет, она ищет в Сене недостатки. И сравнивает его… с Глебом, забывая о его предательстве.

– Ян, где фен?! – крикнула Катя из кухни. – Ты вчера волосы сушила, я видела.

– Не помню. Да, я Маха-растеряха, Кэт. Ну не помню! Посмотри на полке, где косметика. Пока!

Яна унеслась. Через несколько минут от нее пришло сообщение:

>не забудь про флэт-гэг. не планируй ничего на вечер следующего воскресенья

Катя злобно зарычала. Волосы мокрые. На улице тепло, но не настолько, чтобы выходить с влажной головой. Телефон пискнул.

>вспомнила, – писала Яна, щедро украсив сообщение торжествующими смайликами, – на полке над моей кроватью

>осторожно, – следующий текст с безумными опечатками и автозаменами пришел минутой позже, – там череп. он острый. мне вчера подарили. хотела показать, но забыла

Но было уже поздно. Катя попала ладонью на что-то, глубоко порезавшее ей руку. Там, в глубине, у самой стены действительно стоял небольшой керамический череп, украшенный металлическим индейским ворбоннет(*). Перья были так остры, что Катя вскрикнула и прижала руку к животу, испачкав кровью футболку. Не было проблем!

(*традиционное индейское украшение из перьев)

Ладонь Катя перебинтовала, мысленно сказав спасибо маме за аптечку в сумке. Одной рукой вышло криво и косо, дезинфицирующая жидкость не помогла против кровотечения. В адрес Яны собирались на языке сочные и неприличные ругательства. Катя постаралась успокоиться. Бывает. Ничто не происходит просто так. И эта травма… что ж, возможно, это «освежающее» напоминание о том, что Катя опять начала проваливаться в сон наяву. Так уже было. Наверное, ее по жизни бить будут вот такими подсказками, чтобы в облаках не летала.

Ярмарку организовали на свежем воздухе. Студсовет загонял на нее разочарованных, потерявших долгожданный выходной день студентов почти палками. Впрочем, вскоре на ярмарке стало оживленно, особенно когда к студенческому городку подкатили два фудтрака с едой и напитками. Играла музыка. Университет явно пытался превратить лишнее, с точки зрения загруженных учебой студентов, событие в праздник. Получалось так себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Парни из группы помогли установить столик в тень липы. Катя села и подставила лицо солнцу. Скорей бы осень и дожди – это то, что она полюбила в последние годы, то, что согласуется с ее настроением. Нет, нельзя хандрить. Катя отвернула носок в кеде, полюбовалась на тату. Дракон. Символ победы над рефлексией и черной полосой в жизни. Наверное, стоило наколоть зебру.

Погода не давала сосредоточиться. Небо ясное, ни тучки. Спать хочется. Катя зевнула. Нужно что-то делать? Зазывать? Сплясать, может, как те девчонки с метелками чирлидерш за столиком игры в русскую лапту. Где вы, два человека, необходимые для открытия кружка? Ау!

Кате было лень даже шевельнуться. Она пригрелась и старалась поменьше шевелить рукой. Ладонь ныла.

– Хочешь, я убью соседей, что мешают спать? – сказал кто-то над ухом.

Катя вздрогнула и открыла глаза. Солнце слепило, и ей показалось… Но в лучах солнца, пробивающихся сквозь листву липы, над ней стоял Сен. Зайчики играли на его лице. Он улыбался. Во взгляде было нечто… как всегда непонятное. Неподалеку остановились девчонки с Катиного курса. Хихикали, как восьмиклассницы, глядя на музыканта, щелкали камерами телефонов. Испанский стыд просто. И за что это Кате?

– Не надо никого убивать, – проговорила она, выпрямившись. – Наоборот, мне нужна пара относительно живых студентов. А лучше – три.

– Что тут у вас за идея? – Сен взял со столика рекламку клуба.

Катя успела накидать текст, вставить картинку и распечатать флаер у секретаря в деканате. Получилось убого.

– Литклуб? Английская поэзия и проза? Ну ты даешь! Правильно сестренка говорила: ты не любишь расслабляться. Литклуб – это как учеба. Кто захочет в законное фри тайм (*свободное время – англ) допахиваться на такой фигне?

– Нам участников нужно всего двое или трое, – объяснила Катя, подавив раздражение. Фигня?

– Да это не проблема как раз, – Сен залихватски свистнул, взъерошил волосы и вышел на дорожку. – Эй, народ! Все сюда! Тут на халяву принимают в крутой клуб… а руководитель там, – парень поднес флаер к лицу, – Михаил Александрович Гордеев! Вот тут фотка! Вау, да он красавчик! Девчонки, не тормозим, записываемся! Кам он, гёлз*! (*давайте, девчонки)

Набежала толпа девушек. Юдин обещал, что сфотографируется с первыми тремя добровольцами. Катя пыталась его остановить:

– Сен, пожалуйста, ну не надо. Они все равно потом выпишутся, а для нас головная боль, – бормотала она. – Где мы потом им на замену участников найдем?

– Да. Ладно, Катюх, – парень отмахнулся. – Тейк ит изи, Кейт(*)!

(* относись к этому проще)

Сен схватил еще одну пачку флаеров, принялся нахально совать их в руки проходящих мимо студентов. Раздал почти все, но толпу больше интересовала суета вокруг столика под липой. Большинство, поняв, что это пиар акция, отходили. Кто-то сдвинул стол, и на плохо утоптанной земле он начал заваливаться. Катя попыталась поставить стол на ножки. Опять пошла кровь из руки, перепачкались остатки флаеров. Придется еще распечатывать. Нет, это не просто черная полоса, это черное болото какое-то!

Кате было неловко. Майкл просил ее поговорить с каждым новым записавшимся. Ему нужны были люди интересующиеся, серьезные, а не прибежавшие на веселую рекламу, обеспеченную местной знаменитостью.

– Сен, хватит! – рявкнула она.

Юдин не оглядываясь бросил через плечо:

– Расслабься, Кэт! Еще пара штук и пойдем в кафе пить кофе с круасанами. Кто еще не записался? Эй!

– Я.

Катя замерла. Она видела только взъерошенную макушку над головами девчонок. Но голос… Глеб протиснулся через столпившихся у столика студентов, взял флаер:

– Второкурсникам можно?

– Разумеется.

И очень жаль, что можно!

– Меня интересуют американские трансценденталисты, проза и поэзия. По ним будут занятия? Я тут их что-то не нахожу.

На Катю Глеб не смотрел, читал темы семинаров.

– Не думаю, – сухо ответила Катя. – Все, что в списке.

– Могу пойти навстречу и организовать, если интересно, – Майкл, оказывается, тоже подошел. Пожал Глебу руку. – Привет, Глеб. Ого, да у вас тут ажиотаж.

– Это так, ребята из техноложки помогают, привлекают людей, – сказала Катя, готовая провалиться сквозь землю. Поискала глазами Сена, но он был далеко, раздавал флаеры. Быстро добавила: – Никто не хотел записываться, поэтому… Но я не думаю, что кто-то останется. Нам ведь нужны энтузиасты, да?

– Ну, вот один уже есть, – Майкл широко улыбнулся. – Еще двое – и мы укомплектованы. Но с таким раздаточным материалом дело не пойдет. Нужно найти цветной принтер.

– У меня есть, – сказал Глеб. Он тоже ни разу не встретился с Катей глазами.

– Отлично! Я дам деньги на картридж, – предложил Майкл.

– Не надо, – Глеб мотнул головой. – Я же в теме… я с вами, в кружке. Пусть это будет мой взнос.

– Хорошо, – преподаватель легко согласился. – Кать, что с рукой?

Заметил, попытки спрятать окровавленный бинт были тщетными.

– Так, поцарапалась.

– Ничего себе царапинка! Сходи к фельдшеру.

– Сегодня суббота, – встрял Глеб. – В медпункте никого нет. Я помогу. У меня есть аптечка.

– Отлично! И сделайте что-нибудь с текстом на флаере. Чтобы было красиво и поэтично.

«Да чтоб вас всех!», подумала Катя.

***

Майкл помог собрать складной столик и отнес его в свой кабинет. Там сел у окна и долго смотрел, как играют листья на деревьях. Ветер. Сухой, значит, южный. Уехать, что ли, пока не поздно?

С другой стороны, он был хорош: спокоен как викинг. Почти победил минутную слабость. Ну ладно, слабость последних лет. Неправильно западать на студентку, неправильно. Но если он еще может использовать слово «запасть», а не «влюбиться», то болезнь не так уж и запущена.

Он достал телефон из кармана, на память набрал знакомый номер.

– Жень?

– Мишка? – голос в трубке принадлежал однокласснице Майкла, Евгении Граценко.

В школе они дружили настоящей, хорошей дружбой. После школы пытались встречаться, но поняли, что им лучше оставаться друзьями. У Жени уже давно был парень, кажется, дело шло к свадьбе.

– Миш, что случилось? Проблемы?

– Почему сразу случилось? Почему проблемы?

– Потому что ты очень проблемно молчишь в трубку.

– Ну да, ты права. Вы с Денисом не хотите случайно где-нибудь сегодня посидеть?

– Случайно нет. Не сегодня. Хотя хотим. Но нет, увы. Дениса вызвали по работе. Миша, я с тобой посижу. Даже пива выпью, если нужно. Только скажи: все нормально? – нетерпеливо проговорила Женя.

– Ничего смертельного. Мне нужно, чтобы меня отвлекли. Сильно отвлекли. Прям… очень.

– Не уверена, что смогу очень. Не сплетни же тебе журналистские пересказывать. Но я постараюсь. Что-нибудь придумаю.

– Спасибо, – сказал Майкл.

Глеб

– А твой… помощник? – спросил Глеб, открывая дверь в блок.

Катя покачала головой, сдвинув брови. Такое знакомое движение. Хорошо, что есть вещи, которые с годами не меняются.

– Тот, кто флаеры раздавал, – уточнил Глеб. – Ты ему сказала, что уходишь?

– А, – Катя вошла, остановилась у двери, держа руки в карманах джинсов. – Нет, не сказала. Разберется… я думаю, он парень умный. Да, кстати, давай побыстрее, у меня много дел.

Глеб пожал плечами и прошел в комнату. Принтер был новый, но нужно было снять его с полки, подключить к ноуту и настроить. Не так уж и долго, знаючи и умеючи, но Глеб тянул время.

Катя так и стояла у двери. Прислонилась к стене, согнув ногу. Оставила на коврике свои запылившиеся от земли туфли, кожаные, грубоватые, в ее новом стиле. Она стала еще привлекательнее, настолько, что земля уходила у Глеба из-под ног. Движения точные, какие-то… выверенные, как у человека с максимумом контроля. Занимается спортом? Новый имидж и ее поведение, загадочная закрытость, – это просто мука какая-то!

Временами Глебу казалось, что он вот-вот не выдержит и что-то сделает. Он не знал, что. Чувства кипели, и внутри нарастало давление, как в паровом котле. А потом вспоминались Саша и ее слова, кода она заявила о своей беременности. Отвращение к себе охлаждало лучше ледяной воды на затылок.

Катя оглядывалась по сторонам, осматривала комнату, равнодушно, как будто мысли ее были где-то далеко. Глеб порадовался, что у него чисто.

– Нам нужно поговорить, – сказал Глеб, подключая к ноуту флэшку.

Катя шевельнула губами, но ничего не сказала. Выражение лица у нее было скучающим, короткий взгляд, вскользь брошенный на Глеба, таил насмешку.

– Потому что это… – продолжил Глеб.

– Как там Маша поживает? – перебила его Катя.

– Маша? – Глеб не понял вопроса.

– Ах да, Саша, – Катя демонстративно потерла лоб. – Я просто постаралась все забыть. С глаз долой – из сердца вон. И из памяти. Как страшный сон.

– А как там Матвей поживает? – вырвалось у Глеба.

Задрожали пальцы на компьютерной мышке. Гнев. Катя хочет его уколоть. А сама?

– Гурмин?

– Ага, его-то ты, вижу, помнишь.

– Понятия не имею, как поживает Матвей Гурмин, – презрительно бросила Катя. – Больше года его не видела. Не общаемся. И да, я его помню.

Катя смотрела прямо на него. Что ей сказать? Что Саша ничего для Глеба не значит? Теперь? Это было бы смешно. И что Катя вложила в это «я его помню»? Непонятно.

– Хорошо, мы поговорим, – вдруг сказала она почти мирно. – Ты прав: поговорить нужно. Я от прошлого отказываться не собираюсь, там было и хорошее: Лешка, отец, наше общение. Но потом… после того, как мы поговорим и все расставим по полкам, не будем больше ничего ворошить. Нужно двигаться вперед, а не голову забивать… всяким. Только на таких условиях. Согласен?

– Да, – жестко проговорил Глеб. – Запиши мой номер. Пришлешь сообщение, когда сможешь, – договоримся. Иди сюда. Смотри. Вот твой макет в цвете. Печатать?

Катя подошла, скрестив руки на груди, наклонилась над низким столиком. Получилось опасно близко.

– Да, хорошо. Печатай.

– Я помогу раздать.

– Не нужно. Есть кому.

– Тому… брюнетику с тату?

– Тот брюнетик – Арсений Юдин, – взгляд у Кати стал совсем злым. – Он солист группы «Сёклз», очень популярной у нас и в техноложке. Думаю, он в любом случае больше внимания привлечет, чем ты… или я.

– Да, я о нем слышал, – Глеб встал и отошел к полке, чтобы скрыть эмоции, очень нехорошие. Ему захотелось уколоть Катю в ответ. Он говорил отрывисто, чтобы окончательно не снесло голову: – Саша собирается к нему на флэт-гэг. Я тоже пойду. Это вечером. Не люблю, когда Саша по ночам одна ходит. Так. Вот. Аптечка. Глубоко порезалась? Чем? Разматывай бинт, обработаю специальным гелем, он края раны стягивает.

Катя забрала у Глеба тюбик и отшатнулась назад. Напряжение между ними стало таким явным, что, казалось, вот-вот начнут лопаться и взрываться предметы в комнате.

– Я сама. Не мешай. Не мешай, сказала! Не в этот раз!

Глеб вспомнил, как нес ее на руках после падения и ушиба. Она упала во дворе, и они тогда чуть не… Она тоже помнила. И злилась, что помнит. Они стояли напротив друг друга в разных углах комнаты. Катя тяжело дышала. И вдруг бросила тюбик на столик, собрала выплюнутые принтером флаеры и ушла, хлопнув дверью. Закачалась полка, с нее свалился гипсовый жираф, африканская поделка. Это ведь Эля Миулина его когда-то Глебу подарила, из магазина мамы. У жирафа откололась голова – все же без жертв не обошлось. Глеб бросил остатки фигурки в корзину для мусора. В любом случае, даже если бы не Саша, им нельзя быть вместе: ему и Кате. Они друг друга поубивают.

Получится ли у них еще один разговор? Вряд ли. Может, это и к лучшему.

Глава 8

Он целый день ждал сообщение от Кати. Не дождался – решил съездить домой. Саша надоедала звонками, просила предупредить ее, когда он будет в Екатериногорске, но он сослался на то, что ему нужно заехать к деду.

Дед сразу оценил состояние Глеба, с первого взгляда. Выразился грубовато, в своей манере:

– Чего перекосило-то? Ты как будто занозу в задницу поймал, прости господи.

– Так и есть, – скрипнув зубами, признался Глеб.

Рассказал все как есть, без утайки. Про Сашу, про беременность, про свою панику. Николай Сергеевич во время его рассказа болезненно менялся в лице. Крякнул, прокомментировал:

– Самая большая беда для мужика, когда он штаны застегнутыми держать не может – брак по залету, без любви, без взаимного уважения.

Глебу было больно слышать жесткую, нелицеприятную критику единственного на этот момент близкого ему человека, но он проглотил обиду, признал правоту старика.

– Ты на что рассчитывал, когда с ней… как вы там выражаетесь… замутил? – продолжал дед. – Не на свадьбу и тройку с бубенцами, это точно. Никого поумнее выбрать не мог? Или это ты дурак, а она как раз умная.

– Может, – огрызнулся Глеб.

К столу, сияя от счастья, с очередным кулинарным шедевром подошел Лешка, и дед понизил голос.

– Ты не спеши. Понаблюдай. Если живот расти начнет – это одно, а если она задумает разыгрывать спектакли разные – это другое. Сходи с ней врачу, в конце концов! Действуй! Таких, как ты, дурачков бабы веками разводят! Я не говорю о твоей мамзели конкретно, я ее толком и не помню-то, но в жизни всякое случается… Полегчало?

– Да, – признался Глеб.

– То-то же… – дед немного помолчал. – О Кате слышно что-нибудь?

Мелкий, усевшийся есть, тоже навострил уши. Он сильно вытянулся за лето, хорошо учился под присмотром Николая Сергеевича и не желал возвращаться к матери. Впрочем, его особо и не уговаривали. Простая, годами налаженная рутина деда повлияла на Лешку благотворно. Пришлось, правда, перевестись в другую школу, но это был тот случай, когда хорошее стало полезнее лучшего.

– Слышно, – выдохнул Глеб. – Она к нам в универ поступила, на первый курс. Она… болела. Жила на юге. Мы… пообщались, если так можно выразиться.

Николай Сергеевич снова сделал паузу, ворчливо заметил:

– Представляю.

– Да все нормально. Это жизнь!

– Угу. По физиономии твоей видно, насколько нормально. И это не жизнь у тебя, а какая-то мутная хрень. И чего вам с Катей не хватало? Тебе особенно.

– Дед, хватит. Да, это все я. Вся вина на мне, давайте, валите на меня все косяки.

– Не психуй, ешь. Брат старался, готовил.

– Насчет отца новости есть? – в свою очередь поинтересовался Глеб.

– Никаких, – Николай Сергеевич положил себе рагу. – Мне разрешили открыть мастерскую, следствие вроде закончилось. Точнее, в тупик зашло. А что они могут? Против таких людей лома подходящего у них нет. Это международная преступность, спрут, которого за горло не возьмешь, ускользнет. А у нас это было так, рядовое проявление, мелочи. Ну взяли пару шестерок, только спугнули тех, кто действительно к торговле подделками причастен. А Антон в розыске, хотя не виновен. Мастерскую я открывать не буду, боюсь. Кто меня защитит, если они опять полезут? Антон весь удар на себя принял, а у меня Лешка. Нам с моего преподавания и частных консультаций на жизнь хватает.

– Дед, если узнаешь что, сразу сигналь. Мне Кате нужно рассказать.

– Кате, – Николай Сергеевич вздохнул. – Ну ты, внук, и запутался. Ну и влип. Ты тоже сигналь, если что. В церкви помолюсь, чтобы тебя от всякой нечисти уберегло.

– Помолись, – Глеб криво улыбнулся. – Насчет нечисти это ты в точку.

– Так я о чем? А ты не плошай, разберись там. Ну а если все и впрямь серьезно, будь мужчиной, прими ситуацию. Зубы до десен сточи – но прими. Жизнь все равно все по местам расставит. К матери сегодня поедешь?

– Куда я денусь? Она каждый день сообщения пишет. Я самый отвратительный сын на свете.

– Лешку возьми. Они тоже давно не виделись.

… С Полиной Глеб и Лешка договорились встретиться в ресторане. Глеб досадовал: лучше бы он подольше погулял с братом по городу, соскучился и по Лехе, и по Екатериногорску. Но у мелкого было много уроков, и он спешил, сам не в восторге от того, что придется тратить время на общение с матерью.

Мать словно вернулась на два года назад: щебетала, ластилась к Лешке, засыпала Глеба дурацкими вопросами, свидетельствующими о том, что она не пытается и не пыталась хоть немного вникнуть в жизнь старшего сына. Глеб сразу понял – Полина вернулась к своему хахалю. Или другого завела. Жизнь налаживается, только денег как всегда не хватает.

Мать продала бизнес, сдавала дом и жила на деньги за аренду. И, разумеется, опять жаловалась, что этого мало:

– Если бы не Антон! Если бы не этот…! Давно бы дом продала, инвестировала бы! Вот люди посоветовали хорошие вложения…

Это раньше Глеб не понимал цену деньгам и труду, теперь понял. Той суммы, что мать получала в месяц за огромный коттедж в престижном районе, другим семьям хватало бы, чтобы питаться, платить за жилье и учить детей. Полина жила одна, оба сына были на обеспечении у деда. И все равно плакалась.

В мимолетных взглядах Лешки на Полину угадывалось презрение. Брат вырос и начал по-другому смотреть на окружающих его людей. Но он просто считал свою маму дурой, он не видел того, что однажды увидел Глеб: злобного зверя, выглянувшего из-под маски глуповатой кокетки.

Скоро придется говорить с Полиной о Саше. Однако в ее глазах Максимова до сих пор «хорошая девочка», с обеспеченными, уважаемыми в городе родителями и перспективами. Тут бояться нечего. Саша не Катя, которую Полина до сих пор ненавидит.

Лешка извелся, у Глеба от чириканья Полины разболелась голова. Разговор об их с Сашей ситуации он отложит на потом, когда сам убедится, что «ситуация» действительно имеется. Брат сбежал первым, сославшись на расписание электричек, Глеб ушел, когда матери стали названивать какие-то «друзья». На столике остался остывший ужин: после обеда у деда в горло ничего не полезло. Выброшенные на ветер деньги – как типично для матери.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Прогулка по городу все же состоялась. Глеб прошелся по улицам, ностальгически вспоминая школьные годы. И в каждой девушке ему чудилась Катя.

Совсем больно стало, когда он вышел к остановке, на которой они часто встречались после дополнительных занятий. Глеб постоял, подставив лицо ветру. Похолодало. Темнеет раньше, кажутся раем обетованным яркие окна кафе и ресторанчиков. Выпить где-нибудь кофе? Он свернул в переулок, где на булыжную мостовую падали квадраты света от нескольких уютных кофе-баров, краем глаза заметил знакомый профиль за стеклянной стеной кальянной «Мандарин». Саша? С кем она?

Максимова сидела на подушках за низким, в восточном стиле, столиком с двоюродной сестрой Дианой. Глеб быстро отступил в тень.

Ди – смазливая особа, живущая за счет «спонсоров», богатых мужчин, чаще всего женатых, была Глебу крайне неприятна. Ее слоганом по жизни было: «пока молод, бери все, не отдавай ничего, плюй на всех – другие поступают с тобой точно так же». Саша каждый раз взахлеб рассказывает о похождениях кузины. Последний рассказ царапнул Глеба больше всего: Диана проинформировала жену очередного не угодившего ей любовника о его измене, а мужика потом бросила. В семье развод, ребенок-инвалид остается с матерью. Все хороши, конечно, но зачем так-то?

Обе девушки заливисто хохотали. Глеб раздумывал: зайти? Потом рассмотрел бокал в руках Саши, нахмурился. На сок не похоже. В конце одиннадцатого класса Максимова здорово пристрастилась к «легкой» выпивке, но ребенок…? Она совсем без царя в голове или…? Сама же громко заявляла: вред спиртного и курения для плода доказан научно, поэтому только здоровый образ жизни, она будет примерной мамочкой – больше никаких беспонтовых привычек.

Сомнения исчезли: Диана подлила в бокал сестре из бутылки, Глеб даже смог прочитать марку: дорогое вино, Саша как раз любит такое. Нужно забрать ее из этого места, немедленно. Глеб шагнул ко входу и увидел, как Диана приложила к губам трубку от кальяна и выдохнула облачко дыма. Максимова говорила, что двоюродная сестра в курсе ее беременности. Саша может дурить, но Ди – врач. Глеб отступил от двери.

Максимову ждет серьезный разговор.

Катя

Блок, в котором проходил квартирник, был большой, угловой, однако в него набилось столько народа, что в какой-то момент Кате стало нечем дышать. Она пересела к балкону. У раскрытой двери покачивался на сквозняке грязноватый тюль, а за окном шумели деревья. Кате отчаянно захотелось на улицу. Останавливало ее только то, что Яна с братом сидели у самой двери. Пройти незамеченной не получилось бы, однако гости постепенно доходили «до кондиции»: повышали голоса и подкручивали громкость на блутуз-колонке.

К тому моменту, как Сен сел во главе стола с гитарой, он был уже основательно пьян. Катя не понимала, что хорошего находили гости в исполнении Юдина. Голос его показался ей визгливым, интонации неестественными, а смысл песни – глупым. И все эти девчонки верят, что Арсений такой же, как его лирический герой: романтичный, верный, с разбитым сердцем?

– Трое нас: я и вы вдвое-е-м! Что ж, давай, этот миг сотре-е-ем! – заливался Сен, ударяя по струнам. – Не хочу просто другом бы-ы-ыть! Сможет ли он, как я, люби-и-и-и-ить?!

Глупо и пафосно. Сен не такой, каким его считают его поклонницы. Он просто не может таким быть, рассуждала Катя. После трудного детства с матерью-алкоголичкой, выживания, борьбы за – элементарно – место под солнцем? Нет, пройдя через такое, люди не становятся романтиками, они становятся циниками – Катя знала это по собственному опыту, хотя опыт у нее был, как сейчас модно выражаться, лайтовый, в облегченной версии.

Студенты все шли и шли. Яна даже встала у дверей и пускала только тех, кто приносил вино и выпивку и у кого было приглашение в чате на телефоне. Катя ждала момента, чтобы под каким-нибудь предлогом выйти в коридор. Главное, чтобы ее выпустили. В блоке есть санузел, так что отмазка про туалет не сработает. Лишь бы ускользнуть, а потом она скажет, что живот разболелся и пришлось уйти к себе.

Вот вроде бы поток приостановился, Катя поднялась и с досадой опустилась на стул: в дверях опять возник затор. Сквозь смех и бренчание гитары раздался знакомый звонкий, с игривыми интонациями, голос:

– … как раз нет! Не с пустыми! Вот вино! А вот наше приглашение.

Максимова? Здесь?! А впрочем, чему удивляться? Катя встретилась глазами с Глебом, возвышавшимся позади Саши. Прикусила губу. Пришел с другой, а смотрит, будто и не было той ссоры в его комнате.

А вот и Максимова, усевшись на колени к Глебу, постреляв по сторонам глазками, высмотрела одноклассницу – вытянулась лицом, поджала губы. Сразу вороватый взгляд за плечо, на Глеба, видел ли?

Катя ответила Саше взглядом прямым, чуть насмешливым, даже слегка склонила голову в знак приветствия. Максимовой тоже пришлось кивнуть. Бывшая «звезда» класса ничуть не изменилась – так же быстро вернула самообладание, напустила на лицо высокомерное выражение и принялась пристально разглядывать Катю. Катя равнодушно отвела взгляд, непритворно зевнула в ладошку. Прошли те времена, когда она терялась, обнаружив себя в центре таких вот игр. Пусть Максимова прибережет свой прессинг для кого-то другого, для Кати она сейчас – пустое место. Катя теперь без всякого чувства неловкости и в глаз дать может, в спортзале, куда она ходила летом, были курсы по самообороне.

Катя чуть не фыркнула, заметив, как Саша демонстративно льнет к Глебу, сидя у него на коленях, а тот недовольно задирает подбородок, чтобы об него не терлась блондинистая макушка. Но сердце все же предательски сжалось. Почему Глеб до сих пор с ней? Есть столько замечательных девушек, а Глеб… сколько бы Катя его не ненавидела, он сильный, привлекательный и неглупый.

«Сёклз» расселись на свободном пятачке перед столом и исполнили несколько песен вместе. После этого Катя начала пробираться к выходу. Яна, возбужденная, раскрасневшаяся и горячо с кем-то спорящая, побега не заметила. А вот ее брат заметил.

– Катя! Подожди!

Ох, вот досада! Внутри возникло жгучее желание покончить этим вечером сразу со всем: и с недомолвками Юдина, и с дружбой с его сестрой. Что-то бесят все. Нет больше доброй, отзывчивой Кати Самарской – есть уставшая от чужого внимания злюка Кэт.

Сен быстро переговорил с каким-то долговязым парнем, заулыбался и побежал по коридору к Кате. Схватил ее за руку:

– Идем.

– Куда?

Вместо ответа Сен втащил Катю в нишу рекреации, прижал к стене и впился губами в рот. Ошеломленная Катя чувствовала, как его пальцы скользят ей под футболку и под чашку спортивного бра.

– Мне ключ дали. Блок пустой. У нас полчаса. Идем, – прошептал Юдин, на секунду оторвавшись. – Сейчас только, сейчас… минутку… Б**, неужели забыл?! Не, есть! Все нормально, есть!

Сен с довольным видом достал из кармана пакетик с презервативом. Катя подавила желание вытереть рот от кислого винного запаха, оставшегося на губах.

А еще появилось желание с силой оттолкнуть Сена, побежать к себе в блок, забрать вещи, уйти и навсегда забыть о Юдиных. Против Яны Катя ничего особо не имела, но пьяный Арсений – это было выше ее сил.