Текст книги "Маленький роман из жизни «психов» и другие невероятные истории (сборник)"

Автор книги: Таньчо Иванса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Потом душ и легкий холостяцкий второй завтрак (пускай нормальные люди уже обедают, так скучно быть таким как все) и я снова готов ко всему на свете…

Внезапно, окружающий меня, мир темнеет и съеживается. Сквозь открытое окно спальни одним мощным порывом врывается горячий ветер и буквально сбивает меня с ног. Действительность тает под его натиском. Мое сознание, не оглядываясь, покидает меня и на этой планете меня держат только гулкие удары сердца, напоминая о том, что я еще живой.

Темнота, не допускающая никаких возражений, захватывает мою берлогу и проникает сквозь меня. Я корчусь на полу спальни, жадно глотая ртом воздух, в котором уже нет кислорода, а только дыхание горгульи пришедшей за мной.

Привычная мне реальность, которую я уже почти не способен воспринимать, исчезает в Пустоте. Я вижу, как она уходит. Я почти слышу жадное чавканье Черной Карги, заглатывающей ее и чувствую ее холодное равнодушное присутствие каждой клеточкой своего тела. Последняя связная мысль, пришедшая мне в голову, констатировала тот факт, что моя вечная ночная спутница все-таки добралась до меня наяву.

И я оказываюсь там…

Я? Там? Нет никакого «я» и «там». Только Пустота и то, что осталось от меня – какая-то одна протяженная во времени недооформившаяся мысль. Ее свободный от временных и пространственных рамок полет – единственный выбор, предоставленный мне. Но какой смысл в свободе, если (тебя?) никто и ничто не держит? Кроме того факта что Ничто, Нигде, Никогда – есть и вырваться из него нет ни желания, ни сил… Бесцельное перемещение в вакууме того, что когда-то было человеческим существом по имени Игорь, а сейчас рассеянное по всему Мирозданию скопление микрочастиц. Отсутствие ориентиров, ощущений, целостности. Безразличное ко всему спокойствие, граничащее с небытием. Даже описать не возможно, потому и не вспоминается – нет в человеческих языках подходящих слов.

Время, которое я провел в таком состоянии, измеряется не часами, а бесконечностью. Но в какой-то неопределенный отрезок времени и пространства, сознание, так трусливо покинувшее меня, вернулось, ознаменовав свое появление одним словом «МАША». Вот на этот маяк и слеталось мое исчезнувшее в безвременьи и бесчувствии, бесознании и беспространствии, Я. Все, что я мог бы считать собой.

Возвращение происходило болезненно медленно. Маленькие паззлы моей сущности, находили друг друга по каким-то отличительным признакам в бесконечности Вселенной. Находили, сливались вместе и отправлялись на поиски недостающих частей.Пустота отпускала меня неохотно, намекая на скорое и безоговорочное возвращение. Но сила, взявшаяся непостижимо откуда, выталкивала меня из нее. Природы нежданной защитницы то, что постепенно становилось мной, так и не осознало. Не до того было (мне?). Освобождение было мучительным как рождение. Я протискивался наружу, в мир, сосредоточенный вне пределов Пустоты, слишком уж долго, но…

Но мне все-таки это удалось!

Прихожу в себя на полу собственной спальни. Разбитый и обессиленный, но живой! Одежда – насквозь мокрая от струящегося по телу холодного пота… хоть отжимай!..

Первые несколько часов я грежу наяву, даже не утруждая себя попытками подняться с пола или открыть глаза. Равнодушие, не приправленное даже радостью от полученной отсрочки, полностью сковало мое тело и разум. Наверное, именно так чувствует себя черепаха на двухсотом году жизни. Или бактерия, продолжительность жизни которой склоняется к бесконечности, потому что у нее отсутствуют понятия о времени и исчислении количества лет, проведенных в мире.

В конце концов, я все-таки нахожу в себе достаточно сил, чтобы подняться и вылить на свою пустую голову ведро холодной воды. И вот тогда, наконец, отмечаю тот факт, что пора бы уже обрадоваться.

Чувства радости, освобождения, страха, счастья, надежды, нетерпения, холода, облегчения, сбиваясь с ног и перегоняя друга, все сразу нахлынули на мое измученное тело.

Реакция последовала незамедлительно: меня бросает то в жар, то в холод; сердце мчится бешеным галопом, превратив мое тело в беговую дорожку; дыхание сбивается с привычного ритма и мне перестает хватать кислорода. Потеряв привычную ориентацию в пространстве, выхожу, держась за стену, на кухню и открываю балконную дверь….

Немного восстановив жизненные функции, отмечаю, что погода испортилась. И когда она успела?..

Дождь льет, словно кто-то там, наверху решил, наконец, выплакать свое, недоступное для понимания простых людей, горе. Грязно-серое небо над городом не дает возможности увидеть хотя бы маленький кусочек далеких созвездий.

Понимаю, что пока я отсутствовал, не только наступила ночь, но, скорее всего, еще и осень. Все радужное сияние мира, в котором я имел счастье родиться, исчезло бесследно. Серость. Чернота. Дождь, по следам которого неслышно и непоколебимо ступает холодный ветер. О его присутствии можно догадаться только по музыке водосточных труб, непривычной для людского уха. Люди, изредка проходящие по улице, напоминают бестелесных духов – они расплывчаты и черны.

Сюрреализм, какой-то, ей богу…

Пока мои органы чувств воспринимают увиденное сквозь прозрачную тюль, разум мечется в поисках объяснений происходящему. Это же, сколько длилось мое отсутствие? Месяц? Год? Два? А вдруг уже наступило новое столетие? Нереально, конечно, но чего только в жизни не бывает…

В процессе поиска решения данной задачи, мне приходит «гениальная», поражающая своей простотой и новизной мысль: включить компьютер (телевизора-то у меня отродясь не было!). И как только я привожу в исполнение задуманное, из моей груди вырывается вскрик облегчения – три дня прошло, всего-то!..

Просто удивительно, какие только мысли сдуру не приходят в голову!

Выяснив, что на дворе нынче не ночь, а всего-то девять часов вечера, я решаю-таки ехать к Маше.

Что ж, лучше поздно, чем никогда. Для меня эта фраза на сегодня более чем актуальна.

Одеваюсь, сажусь в свою серебристую «Шкоду» и еду по направлению к ее дому. Скольжу по дождливому городу как парусник сквозь шторм. Останавливаюсь лишь на минуту для того, чтобы купить букет мокрых ландышей у бабульки возле метро. Наверное, это последние во всем городе ландыши, потому что все нормальные цветы данного вида отцвели еще недели три назад.

Неуправляемое желание побыстрее заключить Машу в объятия, заставляет меня нарушать все возможные правила уличного движения. Вот ведь, сидели люди, выдумывали, а такие самоубийцы как я никакого внимания на них не обращают… Но в виду практически полного отсутствия машин на моем пути, я, конечно же, прощаю это безобразие себе любимому. А что? Надо же иногда делать себе такие щедрые подарки, тем более, что покалечить этим вечером кого-нибудь мне так и не удалось…

Маша открыла мне дверь еще до того, как я успел нажать на дверной звонок, и вопросительно посмотрела мне в глаза.

– Я решил вытащить тебя на прогулку, – жизнерадостно объявил я с порога. С моего лица медленно сползали дождевые капли, а я чувствовал себя счастливым и полным сил.

– На улице дождь, – полувопросительно констатировала Маша, – куда мы пойдем в такую погоду?

– Мы пойдем пить кофе с мороженым! – Безапелляционности моего сообщения позавидовал бы любой начинающий ловелас.

– Кофе? На ночь?.. – Маша улыбается, но сдаваться пока не собирается.

– Хорошо, чай! Но не здесь. – Для подкрепления своих слов хоть каким-нибудь завалящим делом, я снимаю с вешалки куртку и протягиваю Маше. Обе руки – как вам это нравиться? – в одной – мокрый букет, в другой – куртка. То еще зрелище!

Ей ничего не остается, как согласиться со столь, мягко говоря, не слишком железной, логикой.

Мы выходим в вечер, наполненный неразличимой неземной музыкой летней грозы; запахами мокрого асфальта и цветущих деревьев; отсутствием людей и препятствий на пути к вожделенному огоньку кафе, различимого даже в полной темноте и тумане, укрывших улицу. Я держу ее теплую ладошку в своей лапе, и боюсь нарушить гармонию, снизошедшую на нас, каким-нибудь неадекватным словом или движением.«Остановись, мгновение!» – кричит мое сердце. Мне удается остановить свой собственный отсчет времени до того момента, пока мое туловище не упирается-таки во входную дверь кафетерия.

Пока мы протискиваемся к самому дальнему столику, малочисленные посетители «Приюта странника» бросают нам под ноги цветы равнодушного любопытства. Уставшая официантка с хроническим уже безразличием протягивает нам на меню – здоровенный такой талмуд.

Интересно, для кого они готовят такое количество блюд, если на всю внутреннюю площадь кафе, людей насчитывается не более десяти душ? Впрочем, какое наше дело…

Заказываем две чашки горячего шоколада – такой себе компромисс между чаем и кофе. Густая вязкая жидкость цвета безлунной ночи и холодный апельсин дольками – то, что нужно для разговоров вечером. Серьезных и не очень. О делах и о любви. О жизни и ее последствиях…

И в какую степь меня опять несет?..

Маша терпеливо ждет, пока я удосужусь оторваться от вредоносных микробов – мыслей и обратить на нее внимание. Целую ее ладони в знак того, что я вернулся, она отвечает мне ласковой улыбкой.

– Тебя не было несколько дней. Что-то случилось? – спрашивает она немного погодя.

– А, – вздыхаю, – потом как-нибудь. Лучше расскажи мне, как ты провела эти дни.

– Ничего особенного. Меня наконец-то отправили в отпуск и я все эти дни размышляла куда мне податься: или к морю, или в горы, или к родителям в деревню – выбор достойный философов древности! – начала рассказывать Маша с неизменной улыбкой Джоконды на личике.

– А ты так и не рассказала, между прочим, где ты работаешь.

– Можно подумать, большая тайна! Я преподаю литературу в школе.

– Как интересно… – Вид у меня, наверное, тот еще. Как у кота узревшего миску со сметаной. – Русскую? – спрашиваю.

– Не русскую, а английскую. В спецшколе с углубленным изучением европейских языков. А ты?

– А что я? Я – следователь в отделе борьбы с организованной такой преступностью…Что ты смеешься? Не веришь? – Маша действительно смеется таким заразительным смехом, что люди за соседним столиком невольно оглянулись и тоже начали улыбаться.

– Неа!

– Хорошо, а какие тогда твои версии? – спрашиваю.

– Я думаю, что мы почти коллеги, правильно? – спрашивает и довольная ждет моей реакции.

– Ну, можно сказать и так. Давай дальше.

– Что дальше?.. Я на сто процентов уверена, что ты писатель. Ну, то есть, если и не писатель, то обязательно когда-нибудь им станешь.

– И откуда у тебя такая уверенность? – спрашиваю удивленно. Вот это я понимаю, Шерлок Холмс в юбке – раскусила меня за несколько минут!

– А это как раз элементарно, – сквозь смех отвечает Маша и делает многозначительную паузу. – У тебя пальцы измазаны пастой шариковой ручки! – победоносно завершает она и смотрит на мое деланное возмущение с веселым вызовом в голубых глазах.

– Какая проницательная женщина мне досталась, подумать только!

– Да, я такая. Ну что, я права?

– Почти. Только я не писатель, а журналист. Правда последнее время я пишу редко и в основном для развлекательных журналов. У меня сейчас переходный период: или я действительно стану писателем, или найду себе какое-нибудь более интересное и полезное для общества занятие.

– Какое, например?

– Не знаю пока. Говорю же тебе, у меня переходный период. Может быть скоро выясниться, что я не писатель, а например, художник. Или ученый. Или прирожденный бизнесмен. Я же ничего в своей жизни не пробовал, кроме написания тематических статеек в газеты и журналы. Может быть, пора бы и попробовать?..

Задумался я в этот момент ни на шутку. К счастью, Машина улыбка и легкое касание ее ладони к моей щеке не дали мне возможности опять удалиться в неадекватное философствование.

Что-то я думать стал слишком много. Может, старею? Хотя с чего бы…

Играет тихая музыка, зал кафетерия наполнен искусственным светом множества маленьких лампочек инкрустированных под восковые свечи. Напротив меня девушка, без которой мне трудно в данную минуту представить свою дальнейшую жизнь и я болтаю всякого рода безобразия, без которых этот вечер считался бы обычным серым ужином с малознакомой женщиной.

Но это лишь одна сторона медали. Близиться ночь и я реально ощущаю холодное прикосновение Пустоты на своем затылке. Страх, казавшийся побежденным после моего (утреннего) променада в Вечность, постепенно и уверенно проникает в мое тело своими особыми давно протоптанными дорожками. Вместо приятной расслабленности великовозрастного ловеласа, чувствую штормовое предупреждение, перед тем как ужас, словно цунами, разрушит и разнесет вдребезги мгновения моей недолгой светлой радости.

Маша делает вид, что ничего не происходит, но после нескольких обоюдных натужных улыбок, мы все-таки перестаем претворяться перед самими собой, будто мы обычные праздные посетители кафе без особых заморочек. Осталось только удивляться, что нам удалось-таки некоторое время побыть радостными и бессовестно счастливыми влюбленными. Меня не покидает надежда, что когда-нибудь мы и вправду такими станем. Я этого хочу больше всего на свете, честно-честно.А пока рассказываю Маше по ходу дела, о своих приключениях стараясь выразить с помощью слов то, что в принципе не подлежит описанию. Пытаюсь пробудить в ней надежду на то, что возвращение из цепких лап Пустоты – событие не такое уж и невозможное, хоть и призрачное. Маша согласно кивает но… Как выражаются наши далекие братья по разуму – no comments. Я не вижу в ее глазах уверенности. Ее взгляд последние полчаса напоминает прямо как у приговоренной к закланию овечки – полный немого страха и смиренного равнодушия одновременно.

Ночь опустилась на крыши многоэтажек. Мы наблюдаем это великое событие сквозь немытые стекла больших окон кафе, обрамленные шторами цвета красного вина. Официантка на пару с барменом последние полчаса обжигают нас многозначительными взглядами, потому что кафе закрывается, а мы так и не удосужились его покинуть. Беру Машу за руку и увожу в полночь полную лунного сияния и комаров.

До ее дома мы доходим в полном молчании. Расстояние-то – всего – ничего. Не слишком много времени на то, чтобы понять, куда делась моя радость? Зачем опять эта серая муть не дающая жить спокойно и радоваться каждому мгновению собственной неповторимой жизни, вместо того, чтобы каждый раз тайно воровать кусочки чужого счастья?

Впору падать на колени и просить у несуществующих богов еще одного кредита на другую, более простую и радостную жизнь. Ведь бывают же такие: легкие судьбы, не отмеченные особыми событиями, но и серьезных потрясений лишенные – судьбы-мотыльки. Их обладатели бегут по жизни, едва касаясь реальности кончиками ступней, в полном недоумении оттого, что другие не могут жить так же: радоваться любой мелочи; наслаждаться каждой секундой; ловить за хвост удачу и сажать ее в свою собственноручно сплетенную из солнечных нитей клетку и не отпускать до тех пор, пока отпадет надобность…

Спотыкаюсь о подлючий камень, лежащий на дороги – слава богу, это событие выводит меня из состояния ненужной философии и я безудержно хохоча, сидя на мостовой, хватаюсь за свою ветреную голову и возвращаюсь в Настоящее и Приятное.

Вот же загнул… Ну чего ты, дурень, на жизнь свою сетуешь, лучше бы к девушке на чашечку кофе напросился – и то толку больше!

Маша меня опередила, спрашивает, тихо так:

– Зайдешь?..

Ну что я сам себе враг?.. Согласно киваю – слишком энергично, конечно, но разве можно рядом с Машей вести себя по-другому…

В ее доме пахнет молотым кофе и ванилью. Можно было бы и не заходить, чтобы убедиться – она и сама вся пропитана этими волшебными запахами, вызывающими во мне ощущение возвращения в детство; к маме, которая каждое воскресенье пекла ванильные булочки. Я просыпался, тихонько подходил к ней и пытался поймать руку, белую от муки. Она уворачивалась до последнего, но потом проводила по моей щеке своими теплыми пальцами, оставляя белый мучной след, и тихо смеялась. И я вместе с ней.

Я так и слышу свой собственный тоненький голосок двадцатипятилетней давности:

– Мама, а теперь я похож на индейца? Ну, того, которого вчера по телевизору показывали… У него еще имя такое странное… Забыл… А, Яс-тре-би-ны-й глаз, да?

– Конечно, милый. – Мамин ласковый голос сквозь время и расстояния все равно раздается в моем сознании… Я вспоминаю, что не звонил ей почти месяц – вот, утюг!..

Пока я как в теплой реке купался в своих воспоминаниях, Маша успела провести меня на кухню, заварить чай с земляничными листьями и кофе с кардамоном заодно; поставить на стол вазу с теми самыми ванильными булочками, которые я поминал давеча всуе. Умница, какая – не хотела меня отвлекать и выяснять что мне больше по душе. А я не гордый: пробую и чай, и кофе.

Маша по моей просьбе поставила передо мной сразу две чашки, не на секунду не усомнившись в моей психической адекватности – просто счастье какое-то…

А у чашки кофе в пол-первого ночи есть одно несомненное преимущество – она не дает уснуть до утра, даже таким прожженным кофеманам как я. Что уж о Маше говорить?

Вот мы и накачиваем организм кофеином, потому что мечтаем отстрочить время, когда нас начнет клонить в сон. В забвение и Пустоту.Я прошу Машу спеть что-нибудь. Она, нежно улыбаясь, кивает и идет за гитарой…

…И сегодня всю ночь,

Все бродит за мной,

Тот незримый немой силуэт.

Той, что вечно живет,

Той, что вечно со мной,

Той печали, что смотрит мне вслед.

Машин голос льется как родниковая вода, орошая мое затвердевшее сердце и возвращая его к жизни. Я слушаю, подперев голову руками, и мысленно благодарю неведомых существ над нами, за возможность прикоснуться к ее душе хотя бы таким примитивным способом.

…Убежать от нее

Я давно не хочу,

Стала доброй подругой моей —

Та, что вечно живет,

Та, что вечно со мной,

Та печаль, что смотрит мне вслед…

Чувствую, как по моим щекам безудержно текут соленые слезы. Первые за всю мою взрослую жизнь. Мне не стыдно перед Машей – она и сама еле сдерживается. Но ей проще – песня-то ее.

И откуда в такой милой головке столько невыплаканного детского отчаяния? И музыка под стать стихам: надо отдать должное Маше, но она виртуозно владеет этот деревяшкой с шестью железками. Никогда ничего подобного не слышал.

Чтобы хоть как-то привести себя в божеский вид, допиваю остатки остывшего нектара… Того самого, который напиток богов – только боги ничего не понимали в напитках, поэтому ошибочно приняли цветочный сок за вершину совершенного вкуса. В моем же случае Нектар (да-да, именно, с большой буквы) – это кофе с кардамоном или миндальной крошкой.

Маша снисходительно наблюдает за моими вялыми попытками собрать растекшееся по стулу тело в одну твердую мужскую массу. Для оказания мне посильной помощи в данном процессе, ставит на огонь турку с новой порцией природного допинга.

– Я больше не хочу оставаться одна, – говорит она, спустя несколько минут.

– В чем проблема, – улыбаюсь помимо собственной воли. – Если ты не против, то мы с Гипоталамусом и ноутбуком переберемся к тебе хоть сегодня.

– С кем – с кем? – смеется.

– Ну, с Гипоталамусом… это нахлебник мой домашний. Толстый рыжий котяра, которого кроме еды ничего не интересует. Даже кошки, и те – через раз. А вот китикет какой-нибудь, так это святое…

– Все вы мужики одинаковые! – Сквозь безудержное хихиканье Маши, слова падают, словно капельки росы, ей-богу! – Ладно, два мужика в доме, однозначно, лучше, чем один.Теперь уже смеюсь я. Разве можно спокойно относиться к женщине, которая согласна терпеть не только тебя, но и вечно голодающий довесок в виде рыжего лентяя. Бедная, она еще не знает, что ей предстоит. Но в моих силах сделать все возможное, чтобы мои многочисленные недостатки перевешивало хотя бы одно неоспоримое достоинство. Или два. Как получиться…

Радость наша не могла остаться безнаказанной. Пустота все-таки нас достала.

Уже на исходе ночи, когда солнечные лучи, просыпались и сладко потягивались за горизонтом. В час, когда все страшные сны покидают людей до следующей ночи или на более долгое время (это кому как повезет).

В минуту, когда наши руки, уставшие всю жизнь на ощупь в полной темноте искать родное тело, коснулись друг друга…и вздрогнули от радужных искорок, достигших двух наших сердец одновременно.

В ту секунду, когда две пары губ, не знавших до сих пор клубничного привкуса настоящей любви, отыскали-таки друг друга и слились в единое целое.

В миг, когда мы были беззащитны как новорожденные бабочки перед ЕЕ властным призывом. Когда два ангела, отвечающих за наши жизни, сидели на облаке обнявшись, обливаясь слезами от умиления.

Вот именно в эту секунду, Пустота нас и поймала в свои вязкие сети. Уничтожила вокруг нас все, что мы наивно полагали своей Реальностью. Отравила окружающий воздух своим злобным дыханием. Закрутила в бешеном танце похожем скорее на тайфун, сметающий все на своем пути. Увела в свое царство бесчувствия и бессмыслия, помахав на прощание лапой нашим телам, оставшимся вне ее пределов.

И вправду, зачем ей два бренных тела, если можно заполучить сразу две бессмертных души? И ныне, и присно, и во веки веков!

АМИНЬ, блин!

Но там, то есть в Нигде и в Никогда, мы все-таки остались одним целым. Бестелесным, бессознательным, но все-таки ОДНИМ ЦЕЛЫМ! Я чувствовал Машино присутствие по каким-то неуловимым признакам в том, чем мы стали. Не смотря на окружающую черную пустыню, на отсутствие в ней даже нас, было нечто, что не давало (нам?) полностью исчезнуть, бесследно пропасть и раствориться в небытии.

Это Нечто даже имело какие-то призрачные очертания: округлые как яйцо…

Все, чем мы стали, болталось в пределах этой границы. Какая-то внешняя сила не давала (нам?) покинуть эту невидимую тюрьму. Внутри (нас?) тоже происходили какие-то неуловимые изменения, которые не возможно было отследить, но и с полной уверенностью утверждать, что их не было, тоже не правильно.

Так, наверное, прошла не одна Вечность…

В какой-то неведомый земному отсчету времени момент, осознание себя и мое и Маши вернулось. Возвратилось даже какое-то подобие чувств. То есть, конечно, ни видеть, ни слышать я не мог, но я мог ощущать свое бесформенное существование и Машу рядом. Я даже при желании мог вспомнить кто я и где нахожусь – правда, желания такого не возникало, вернее, это было неважным, не существенным.

И еще я чувствовал, что стал какой-то сущностью. То есть не чем-то конкретным, а просто чем-то.

Я точно знал, что я был теплым. И сильным. Сила, которая постепенно разрасталась во мне, была светлой и беспредельной. Она не позволяла себе проявиться каким-то способом – она просто была. Я чувствовал ее и радовался – да-да, оказывается, я еще способен испытывать радость! – еще и потому, что рядом со мной была еще одна безграничная сила – Машина.

Мы даже могли объединять кусочки силы, находящейся в нас.

Поскольку других развлечений у двух бестелесных сущностей не было, мы играли так некоторое время: когда два осколка силы, сидящей в нас пересекались в Пустоте, то возникало небольшое сияние. Ненадолго, правда. Оно было действительно очень красивым. Я все еще помнил, что такое радуга, поэтому для себя окрестил его радужным шаром.

Не известно, сколько бы мы еще так развлекались, но – назовем это однажды – вдруг мы решили, что можно попробовать объединить нашу силу. Ну, то есть, решили – это громко сказано, просто моя сущность приблизилась к Машиной и…

Взрыв невиданной мощности выбросил нас в реальность. Ту, с которой все и начиналось – то есть на кухню моей любимой девушки.

Осознание того, что произошло, лишило меня на некоторое время почвы под ногами. Озарение, наполнило нескончаемым светом мой разум и душу. Я понял все и перестал бояться Пустоты. Она лишь чрево нашей Вселенной, из которого все рождается, а сила, с помощью которой из мужского и женского начала появляется все из ничего, называется – ЛЮБОВЬ!

Именно любовь к Маше, тогда, у меня дома, вернула меня в реальность, потому что смысла в том, что я болтался там один, не было никакого. Какой толк от пестика, если нет тычинки…

Именно так создавался и наш мир. И еще бесконечное множество других неизведанных нами миров. С помощью силы любви неизвестных нам двоих живших так давно, что даже звезды этого почти не помнят. Но, тем не менее, так было и так будет – жизнеобразующий круговорот энергии в Мироздании. Единственно возможный способ рождения или возрождения.

Я плакал от осознания того, что в данный момент времени, где-то за миллиарды миллионов световых лет от нас начала свое существование какая-то новая неведомая галактика, а мы с Машей принимали в этом непосредственное участие. Вот это я понимаю, чудо!..Эпилог

В нашем городе наступил август. Улицы наполнены запахами арбузов и свежескошенной травы. Солнце предпрощально щедро на свои ласковые лучи. Скоро наступит осень, но мне ее дождливое настроение – до лампочки.

Маша ждет меня в своем Доме На Пол пути к Голубым Озерам, а я собираю вещи для того, чтобы навсегда остаться с ней.

После нашего «возвращения» прошел ни один упоительный месяц, в течение которых мы почти не расставались. В то утро, когда мы пришли в себя на кухне, понимание случившегося пришло не ко мне одному. Мы потом долго не могли успокоиться от осознания величия чуда рождения, подаренного двум смертным. И за какие такие заслуги нам это счастье – вот это действительно неразрешимый вопрос.

Спасибо, милый Бог, что мы не утратили ни одной крупицы переживаний и даже сейчас могли бы вспомнить все, что с нами произошло. Главный вывод нашего последующего разговора сводился к тому, что людям свойственно бояться неизведанного. Страх, порожден нашим воображением, а не реальностью. И, тем не менее, он не дает возможности смотреть на вещи взглядом десятилетнего ребенка – искренним, радостным, ожидающим чуда даже в обыденных жизненных проявлениях.

И сейчас, в моменты наивысшего из наслаждений, дарованного людям, мы иногда возвращаемся в Пустоту. Но она не черна как в наших снах. Она один сплошной свет и тепло. Слиться с ней хотя бы на одно мгновение – недостижимая мечта всего Человечества. Веками люди ищут способы, истязают тело, закаляют душу, но редко кому из нас они ведомы. Даже название ей придумали – Нирвана. Как будто это слово хоть на йоту объясняет суть того, что оно означает…

Но это все – бесполезная лирика.

Я безмерно счастлив. Поэтому…ну, ее, эту писанину! Я, с вашего позволения, прощаюсь, и лечу к ней…Извините…

Вчера.