355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тамара Вепрецкая » Рута Майя 2012, или Конец света отменяется » Текст книги (страница 5)
Рута Майя 2012, или Конец света отменяется
  • Текст добавлен: 17 мая 2021, 18:00

Текст книги "Рута Майя 2012, или Конец света отменяется"


Автор книги: Тамара Вепрецкая



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава девятая
Мехико

Очаровательные и неповторимые центральные улочки мексиканской столицы. Пока Марина Томина долго бродила среди разномастных необычных зданий, с ней творилось что-то странное. Две совершенно разные ипостаси сосуществовали в ней одновременно. Одна постигала новый для нее и столь долгожданный город, замечая и фиксируя окружавшую ее красоту и отправляя ухваченное в самые теплые закоулки души. Щелк – и Дворец искусств уже уютно устроился в душе на полочке. Щелк – и там же разместились потрясающий сокало и руины некогда величественного Темпло Майор. Щелк – и потекли рекой людские образы, такие разные и по цвету кожи, и по лицам, и по комплекции.

Вторая ипостась обосновалась в голове. Беспрерывно прокручивались мысли, вызванные странной историей, услышанной от мексиканского археолога. Им на смену приходило тревожное недоумение от увиденного в самолете.

Щелк – Марина выхватила зрением высокое здание Латиноамериканской башни. Щелк – и две ипостаси слились в одну. Почти бегом Марина решительно направилась к башне, буквально изнывая от желания увидеть этот город с высоты птичьего полета, именно город, а не мифические картинки огромного озера.

Отсюда, с башни, открывались виды на беспредельное урбанистическое пространство. Со всех сторон тесно застроенные улицы, беспорядочно переплетаясь, тянулись вдаль, докуда хватало глаз, и разъедались смогом. По большей части это были низкие здания, но то там, то сям выстреливали в небеса небоскребы – свидетельства человеческой гордыни. Солнце, которое пропускалось через фильтр смога, терпеливо освещало этот бескрайний мегаполис. Сквозь молочную пелену просматривались очертания холмов, единственных стражей природы-матушки среди этого безграничного творения рук человеческих.

Марина влюбилась в этот город. С высоты она наслаждалась созерцанием красивых улиц прямо у подножия башни, оживляемых людским и автомобильным потоками, улиц таких живых и активных. Город жил, город дышал, город пульсировал энергией.

Однако не наблюдалось никаких следов того бескрайнего водного пространства, которое привиделось Марине с самолета. Только знакомые линии холмов свидетельствовали о том, что это то же самое место. Она это точно знала. Вон они, те два холма, выделявшиеся среди прочих своим стремлением ввысь. Широкая вершина левой горы своими выпуклостями напоминала очертания спящей женщины. Припорошенная снегом, она растворялась в дымке, и смягченные таким образом линии придавали особую нежность ее силуэту, наполняя его незримым дыханием. Чуть поодаль горный великан вонзал свой снежный надломанный пик в небеса.

Марина внимательно изучала далекие очертания этих двух знаменитых вулканов, стоявших на страже мексиканской столицы, и невольно поддавалась их магии. Она выхватывала из дымки и рассматривала каждую пядь этих заснеженных силуэтов. Они становились все ближе и ближе, словно наступая на город и покоряя его территорию. Внезапно невидимая рука будто сдернула полупрозрачный белый покров с обоих вулканов. Томина обомлела.

На плоской вершине небольшого холма лежала бездыханная девушка в светлой тунике. Ее волнистые черные волосы рассыпались по каменистой почве. Руки безжизненно стекали с неудобного жесткого ложа. Красивая высокая грудь застыла, не имея сил вырвать дыхание из тисков смерти. Чуть согнутые колени безвольно покоились на камнях. Глубокая скорбь сквозила в коленопреклоненной фигуре юноши, сидящего возле мертвой девушки. Скорбь излучал печальный взгляд, который он не сводил с лица своей бездыханной подруги. Скорбно подрагивало чуть поникшее оперение его роскошного головного убора. Скорбь выражали сбившаяся набедренная повязка и небрежно накинутый на одно плечо плащ. Скорбно мерцал факел в руке юноши. Огонь тускло освещал эту грустную картину и черной струей неизбывной тоски утекал в небеса, где превращался в серую дымку.

Видение исчезло. Секунду ничего видно. Но угадывается неясный нарастающий шум, он постепенно превращается в гул оживленного города.

Неожиданно я оказываюсь незримым гостем в небольшом зале, стены которого отличаются яркими красками причудливых фресок. На живописном плетеном коврике сидит в позе лотоса пожилой индеец. На одном плече его застегнут легкий цветастый плащ, прикрывающий нагое тело в набедренной повязке. Морщинистую смуглую шею скрывает сложное многоступенчатое ожерелье из металлических пластин. Голову украшает высокий убор из перьев. Его одеяния выдают его статус тлатоани-вождя.

– Дочь моя, сейчас я не в силах исполнить твое желание. Сейчас не время, – увещевал индеец склонившуюся перед ним в поклоне уважения девушку в яркой тунике и с копной черных вьющихся волос.

Поодаль стоит молодой индеец. Судя по одежде, воин. В разговор он не вмешивается.

– Я знаю, что ты отважный воин, Попо. Я также верю, что ты порядочный человек и сможешь составить счастье моей дочери Исты, – обратился пожилой индеец к воину.

Тот встает на одно колено рядом с девушкой.

– Любишь ли ты дочь мою Истаксиуатль, Попо? – повышая голос, вопрошает тлатоани.

Попокатепетль гордо вскинул голову и, глядя прямо в глаза вождю, ответствовал:

– Больше жизни.

– А ты, Иста, любишь ли моего самого лучшего воина Попокатепетля? – не унимался отец.

– Да, отец, – ни жива ни мертва молвит девушка. – Больше жизни.

– Вы будете вместе, дети мои, – изрек тлатоани. – Не теперь. Миштеки в долине Оахаки готовят поход против мешиков. Мы не допустим их в наши земли. Попо, ты отправишься на эту войну. А когда вернешься с победой, я отдам тебе свое сокровище, красавицу Истаксиуатль, с удовольствием.

От отца не укрылось, как девушка незаметно смахнула невольную слезу с очаровательного смуглого лица, и он смягчился:

– Разлука всегда тяжела, но вы должны набраться терпения.

Прошли недели. Тлатоани восседает на каменном троне в ожидании религиозной церемонии. Площадь перед храмом наполняется празднично настроенными подданными в ярких одеяниях. Индеец пребывает в приподнятом расположении духа. Праздник, посвященный Тецкатлипоке, этому загадочному всеобъемлющему божеству, всегда проходит в радостном возбуждении. Два жреца приблизились к тлатоани и склонились в низком поклоне.

– Повелитель, – заговорил старший, когда вождь жестом приказал жрецам подняться. – Повелитель, этот год принес нам необоснованно низкий урожай маиса. Многие жители окажутся обречены на голод. Богиня маиса Шилонен, очевидно, гневается. Сейчас месяц Тошкатль. Сегодня мы умилостивим Тецкатлипоку. Но в месяце Уэйтекуиутль, в праздник его супруги Шилонен, богини молодого маиса, потребуется особое жертвоприношение.

– Что ж, в таком случае подготавливайте этот праздник, отыщите эту особенную девушку для жертвоприношения, чтобы богиня сменила гнев на милость и дала нам урожай, – спокойно соглашается вождь.

Жрец кивнул, нерешительно потоптался на месте, взвешивая, стоит ли продолжать, и решился:

– Шилонен требует в жертву самую красивую девственницу племени, повелитель.

Вождь вздрогнул, вперил взор в жреца, сжал губы, но промолчал.

Жрец вздохнул и тихо произнес:

– Повелитель, это твоя дочь!

Тлатоани вскочил, с досадой грохнул оземь посохом, который держал в руке, и истошно закричал:

– Не-ет!

Жрецы низко поклонились.

Старший продолжал:

– Как повелит Тецкатлипока. Внимай! Сегодня он может дать тебе знак.

Тлатоани устало опустился на трон и грустно кивнул. Праздник испорчен. Он немного отвлекся, зараженный всеобщим возбуждением. Его дочь, красавица Истаксиуатль, выделяется среди девушек, задействованных в церемонии. Она украшает юношу, воплощающего Тецкатлипоку, готовя его быть принесенным в жертву богу-творцу. И вдруг яркий луч солнца, белый, четко очерченный и ослепительный, вонзается в сердце его дочери. Никто не видит этого, кроме отца. Никто не почувствовал этой страшной всепоглощающей боли, кроме отца. Вождь на секунду прикрыл глаза, чтобы не видеть больше этого посланного Тецкатлипокой неотвратимого страшного знака.

Во время празднества молодой воин с оперением тлашкальца не сводил глаз с Истаксиуатль. Тлашкалец неотступно следовал за девушкой. Она не обращала на него никакого внимания. И это еще больше распаляет юношу.

Усталый тлатоани возвращается домой, тяжело опираясь на посох. С трудом перебирая ноги от утомления и огорчения, бредет он от храмовой площади к дому. Слуги с опахалами защищают его со всех сторон.

Внезапно прямо в ноги к нему кинулся тлашкалец:

– Повелитель, не гневайся! Позволь поговорить с тобой о дочери твоей!

Вождь несказанно удивлен. В другой раз он прогнал бы молодого наглеца, велел наказать того за дерзость. Но сейчас он встрепенулся. Луч надежды забрезжил в его душе. Он приказывает слугам провести юношу к себе в покои.

– Повелитель, я полюбил твою дочь всем сердцем. И хочу просить ее в жены, – без предисловия начал молодой тлашкалец.

– Я не знаю тебя, воин. Одежды твои выдают в тебе тлашкальца, но также говорят о твоем знатном происхождении. У Теночтитлана сложные отношения с Тлашкалой. Мы то дружим, то воюем не на жизнь, а на смерть. Породниться с Тлашкалой, вероятно, было бы выгодно для обеих сторон. Это может привести к длительным союзным отношениям, – так рассуждает тлатоани, глядя прямо в глаза наглецу. – К тому же твоя смелость говорит о твоей храбрости в бою, – продолжает вождь. – Но я не могу отдать тебе дочь. Она уже обещана другому. Отменить этот союз я мог бы, только если бы сама Истаксиуатль полюбила тебя и попросила снять с нее прежнее обещание.

Старый индеец подумал, что, если этому юноше удастся завоевать девушку, он не задумываясь сыграет свадьбу. Тогда Иста будет уже замужней и не сможет быть принесена в жертву. Конечно, он уважает Попокатепетля и поэтому все откровенно рассказал тлашкальцу. Давно не приходило вестей из Оахаки. Миштеки – упрямый народец. Приди завтра Попо с победой, и Иста будет спасена. И тлатоани решил для себя, что отдаст ее любому из претендентов, лишь бы спасти ей жизнь.

– Я добьюсь любви твоей дочери, – гордо и уверенно заявляет юноша.

– Да позволят это боги! – И вождь воздел руки к небу.

Через несколько дней Истаксиуатль вбежала в зал и пала ниц перед отцом. От тлатоани не укрылись ее заплаканные глаза.

– Встань, дочь моя! – повелел отец. – Что огорчило тебя?

– Отец, повелитель! Давно ли приходили вести из земель миштекских?

– Что взволновало тебя, Иста? – уклонился от ответа индеец.

– Молодой тлашкалец преследует меня своими ухаживаниями. А сегодня он сообщил мне… – Девушка закрыла лицо руками и зарыдала.

– Что? Что именно он сообщил?

– Он сообщил, что с его родины пришли известия о гибели Попокатепетля. Отец! Правда ли это?

Тлатоани не имел подобных новостей, но подумал, что девушка, поверив в гибель своего возлюбленного, скорее согласится связать жизнь с тлашкальцем и будет спасена. И он отважился.

– Да, дочь моя, я тоже получил эту печальную весть, но, пока она не подтвердилась, я не мог тебе ее преподнести. Да и не представлял, как я скажу тебе это. Подойди ко мне, дочь моя, и я утешу тебя.

Иста бросилась в объятия старого индейца и долго рыдала у него на плече.

– Не плачь, Иста, – гладил ее по черным шелковистым волосам тлатоани. – Выслушай меня спокойно и внимательно.

Девушка села перед отцом и подняла к нему заплаканное лицо.

– Я тоже оплакиваю своего лучшего воина, – грустно произнес вождь. – Но здравый смысл говорит мне, что его гибель боги послали нам во спасение.

– Как? – вздрогнула девушка.

– Дочь моя, Тецкатлипока велел мне принести тебя в жертву своей супруге Шилонен. Об этом сообщили мне жрецы, а потом и сам бог дал мне совершенно ясный знак. Однако в этот же день юноша-тлашкалец попросил меня отдать тебя ему в жены. И я тогда подумал, что другие боги намекают на возможное твое спасение. А то, что именно этот юноша принес тебе горькое известие, тоже божий знак.

Девушка застыла, внимая отцу, ни один мускул не дрогнул на ее лице, не выражавшем ее отношения к сказанному.

А меж тем тлатоани продолжал, приободренный ее молчанием:

– Если ты выйдешь замуж за тлашкальца, ты будешь спасена! Подумай, Иста, добрые боги пытаются уберечь тебя, самую красивую девушку мешиков.

– Нет! – громко крикнула Иста, так что тлатоани невольно вздрогнул, и зарыдала: – Нет! Нет!

– Подумай, дочь моя, боги борются за тебя. Сам Попо своей гибелью избавляет от гибели тебя, свою возлюбленную. Ты станешь женой, потом матерью. А Тецкатлипока выберет другую красивую девственницу для своей Шилонен.

Девушка притихла. Она уже знала, как поступить. Она прикинулась покорной отцу, успокоила его, что согласна, обняла и расцеловала его на прощание и, кроткая, оставила его покои.

Иста вышла на улицу, где ее ожидал тлашкалец, неотступно следовавший за ней словно тень.

Она вскинула на него ясный, полный решимости взгляд:

– Я не достанусь тебе, подлый тлашкалец. Напрасно ты рассказал мне о смерти моего любимого. Без него мне нет жизни. Но это неважно. Отец согласился со жрецами. Я буду принесена в жертву богине маиса. Для меня это избавление! Прощай!

И она побежала к жрецам. Жрец повел ее за пределы города в священную пещеру, где девушку будут готовить к ее предназначению. Тлашкалец, прячась, следовал за ними. Страж у входа в пещеру заприметил крадущуюся тень. Чужакам не дозволялось приближаться к священной обители. Страж пустил дротик. Тлашкалец вскрикнул. Дротик вонзился в шею, кровь захлестала из горла, и со страшным хрипом юноша повалился наземь. Девушка презрительно отвернулась, не удостоив его смерть своим вниманием.

Отрешенный от всего, одряхлевший в одночасье, тлатоани вжался в каменный трон, когда на площадь, заполненную шумно галдевшими людьми, вступил отряд воинов в запыленных плащах и с горделиво раскачивавшимися при каждом чеканном шаге перьями на головах. Позади волоклись изможденные пленники со связанными руками и ногами. Впереди отряда гордо и радостно шествовал Попокатепетль. Увидев своего лучшего воина в добром здравии, тлатоани закрыл лицо плащом и сдавленно завыл.

Попокатепетля переполняла не столько радость возвращения с победой, сколько близившаяся встреча с возлюбленной. Ее образ он носил с собой во всех битвах. Ее образ оберегал его от смерти и уберег от поражения.

Подойдя к тлатоани, весь отряд преклонил колена. Поднявшись, Попокатепетль воскликнул:

– Повелитель, миштеки повержены и не будут тревожить наши земли долгое время. Мы принесли тебе победу и привели множество пленников. Одни помогут нам в трудах, другие будут принесены в жертву богам в благодарность за их помощь в победе и в залог будущих триумфов.

Тлатоани произнес предусмотренные церемониалом приветствия.

– А теперь, повелитель, сдержи свое слово и отдай мне в жены дочь свою, как обещал, – гордо проговорил Попокатепетль.

Тлатоани тяжело поднялся, опираясь на посох, и долго и трудно спускался, пока не оказался лицом к лицу со своим любимым воином. Сердце его переполняли противоречивые чувства. Он искренне радовался победе и возвращению Попо живым и невредимым. Он любил его как сына. Но боль отца, потерявшего дочь, сковала его сердце.

– Я не смогу выполнить обещание, сын мой, – хрипло проговорил тлатоани. – Тлашкальцы принесли весть о твоей гибели. И убитая горем Истаксиуатль, предназначенная в жертву богине маиса, покорилась судьбе.

Попокатепетль молча развернулся и уже собрался уйти, как старый вождь посохом остановил его и прошептал:

– Погоди, Попо. Дай обнять тебя.

Молодой воин шагнул к тлатоани, тот обнял его и прошептал ему что-то на ухо.

Черная ночь упала на город. Яркие факелы и мутный дым курильниц освещали ритуальный центр. Но улицы города погрузились во мрак. За городом темнота казалась осязаемой и поглощала все вокруг.

Попокатепетль не осмелился зажечь факел, чтобы не привлекать внимания. Привыкший ориентироваться при любых обстоятельствах, он медленно и осторожно пробирался к священной пещере. Из земли миштеков он привез отравленные колючки, которыми поразил стоявшего у входа в пещеру стража.

– Иста, Иста, – тихонько позвал он. – Это я Попо, я жив. Тлашкалец лгал.

Из пещеры выглянула девушка, осторожно всматриваясь в темноту. Да, это он, ее возлюбленный, стоял перед ней. Она узнала бы его из тысячи.

– Попо! – воскликнула девушка.

– Тихо, небесная моя! Иста, бежим отсюда, пока нас не настигла погоня.

Девушка ни минуты не колебалась. На мгновение замерла в объятиях воина. И они стали выбираться из пещеры, отдаляясь от города. Медленно двигались они по незнакомой местности. Вдруг послышались окрик и приказ остановиться. Понадеявшись на темноту ночи, пригнувшись к земле, почти ползком они продолжали уходить.

Тонкий, похожий на тихий свист, звенящий звук прорезал тишину и стрелой вонзился в спину девушки. Истаксиуатль вскрикнула и начала оседать на каменистую почву. Сильные руки молодого воина подхватили возлюбленную. Подстегиваемый опасностью и торопимый боязнью за жизнь любимой, он побежал, чудом перескакивая во тьме через неведомые препятствия. Он бежал очень долго, пока не почуял, что опасность миновала. Он вскарабкался на небольшой холм и бережно положил любимую на камни, вынув смертоносную стрелу из ее тела.

– Люблю тебя, – выдохнула девушка последние в своей жизни слова, и душа ее устремилась к богам.

Убитый горем, воин зажег факел и долго всматривался в дорогие черты. Он нежно поцеловал девушку в закрытые глаза, поправил на ней белую тунику и опустился на одно колено, продолжая держать факел и не сводя глаз с возлюбленной. При свете факела лицо ее казалось живым, словно девушка уснула. Попокатепетль поклялся оберегать ее сон вечно. Языки пламени устремлялись ввысь, превращаясь в черный дым, искрами разнося по земле весть о невыносимом горе.

Черная ночь принесла на землю мешиков снежную бурю. Старый вождь, не сомкнувший глаз всю ночь и чуть задремавший под утро, очнулся от завывания вьюги, когда уже забрезжил свет на востоке. Он с трудом вышел на улицу. Лето обычно несет обильные дожди. Но снег? Снег вообще бывает только в горах. С гудением носились в бешеном танце обезумевшие хлопья снега. Когда совсем рассвело, буря внезапно утихла. Снег растаял. Небо сияло вымытой ясной чистотой. Тлатоани охнул, застыл в изумлении, вперив взгляд в пространство перед собой. Привычная холмистая линия горизонта оказалась разрушена. Две огромные снежные горы величественно царили вдалеке. Одна – поменьше, с широкой вершиной – своими очертаниями напоминала спящую девушку. Чуть поодаль острая вершина гордого великана изрыгала черный дым, уносившийся ввысь.

– Истаксиуатль! Спящая девушка! Попокатепетль! Дымящийся холм! – вскричал тлатоани и, плача, воздел руки к небу. – Спасибо, боги! Вы увековечили любовь моих возлюбленных детей! Теперь я могу спокойно уйти к ним!

И старый индеец рухнул замертво.

Марина словно стряхивала с себя хлопья снега и вглядывалась в очертания вулканов. Внезапно упали сумерки. Темная громада гор начала отступать. Будто держась за руки, Истаксиуатль и Попокатепетль все удалялись и удалялись, пока темнота не поглотила их окончательно.

– Сеньорита, – кто-то тронул Марину за плечо, – мы закрываемся. Смотровая площадка работает до десяти вечера.

Томина очнулась. Перед ней стоял служащий Латиноамериканской башни. Светящийся огнями огромный город раскинулся вокруг.

– Простите, – пролепетала девушка. – Город такой красивый, что я увлеклась и потеряла счет времени.

– Это у нас часто бывает, – дружелюбно улыбнулся мексиканец.

Марина послушно последовала за ним к лифту.

«И старый индеец рухнул замертво». Марина поставила точку и откинулась на спинку кровати. Она сидела в своем номере в отеле с ноутбуком на коленях и уже часа три беспрерывно печатала, периодически листая блокнот.

Удивительно, такой длинный день, столько впечатлений, но ей совсем не хотелось спать. Пробежав глазами напечатанное, она прикрепила документ к имейлу и впечатала электронный адрес своего начальника Максима Гурова. Это был ее первый самостоятельный материал, ее поразительные видения, связанные со знаменитыми легендами о Теночтитлане. Поколебавшись секунду, она решительно кликнула «отправить».

Глава десятая
Коиштлауака

Оставшуюся до отпуска неделю Беловежского никто не узнавал. В рабочее время он пребывал в каких-то своих думах, днем пропадал в интернет-кафе Коиштлауаки, а вечером погружался в фотографии моста и музея, периодически что-то записывая в блокнот. Иногда по часу сидел, уставившись в одну точку, и внезапно начинал что-то судорожно строчить. Несколько раз за его спиной неслышно показывался Полонски и столь же незаметно исчезал.

Однажды за обедом шеф поинтересовался, не имеет ли Алехандро Беловежски желания поделиться своими научными изысканиями с товарищами по экспедиции. Саша выразил сомнение в правомерности обнародования своих фотографий, если первым надписи сфотографировал и прорисовал голландец.

– Фотографии сами по себе, даже с прорисовками, в отсутствие интерпретации еще ничего не значат, – возразил Джордж. – Смелее. Сделай просто презентацию. Впоследствии, если сочтешь нужным, опубликуешь статью.

Еще через пару дней уединенная сосредоточенность Беловежского принесла плоды. Джордж Полонски – сам! – пригласил всех в лабораторию на научную презентацию молодого эпиграфиста. С восторженной увлеченностью Александр рассказал товарищам по экспедиции, что он ухитрился рассмотреть в загадочных письменах. Неоценимая скрупулезность добровольцев текистепекского музея помогла Саше разобраться в рисунках двух Текистепекских полотен.

– Эти изыскания – плод совместной работы с моим другом Антоном Комодовичем, который работает сейчас в Шкарете в Центре эпиграфики Кнорозова. Благодаря его прорисовкам, сделанным на основе моих фотографий, мы вдвоем попытались проанализировать найденные надписи. Считаю своим долгом также выразить благодарность голландскому ученому Ван Дойзбергу. Именно ему принадлежат первые фотографии надписей и их прорисовка. Моя особая благодарность обращена к нашему руководителю, мистеру Джорджу Полонски, который сподвиг меня на эту презентацию.

Завершив общепринятые благодарственные расшаркивания, Александр приступил к скрупулезному изложению своих изысканий. Привыкшие иметь дело с керамикой, остатками бытовых предметов, останками жилищ и другими красноречивыми свидетелями эпох, археологи наблюдали, как русский заставлял «говорить» странные, забавные картинки на блоках, без всякой системы встроенные в текистепекский мост.

После презентации посыпались вопросы, самые разнообразные, на разных языках. Саша отматывал слайды назад, что-то объяснял, размышлял вместе с автором вопроса. Когда шквал вопросов миновал, все сначала притихли, а потом окружили выступавшего и пытались выяснять интересовавшее их уже в личной беседе. Наконец постепенно все разбрелись по базе. Беловежский тоже собрался было уйти.

– Останься, Алехандро, – услышал он голос шефа.

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – усмехнулся Саша про себя.

Полонски, который сидел с неизменной бутылкой пива за небольшим столиком в углу террасы, указал ему на свободный стул. Отклика на проведенную презентацию не последовало, хотя именно это Александр и ожидал от босса.

– Когда уезжаешь в отпуск? – поинтересовался тот.

– Завтра днем.

– Маршрут?

– Сначала в Оахаку. Там я не все еще осмотрел в окрестностях. Оттуда автобусом в зону майя.

– Помнишь, я предупреждал тебя, чтобы избегал путешествовать по Мексике ночью?

– Вы имеете в виду реальность местных страшилок?

– А ты уже и про них знаешь?

– Мой сосед Фернандо ежедневно проводит среди меня просветительскую работу, – засмеялся Саша, – местные легенды всякие рассказывает.

– Страшно?

– Уж-жасно! – подыграл он.

– Ну вот! – подытожил Джордж, словно русский признался, что действительно верит в эти страшилки.

Он допил бутылку пива и, точно фокусник, откуда-то извлек еще одну и предложил собеседнику. Беловежский неопределенно мотнул головой, с нетерпением ожидая продолжения разговора, догадываясь, что начат он неслучайно. Полонски откупорил бутылку и передал ее Александру, открыл еще одну, сделал хороший, весомый глоток и начал говорить:

– Дело, конечно, даже не в темноте. Мексика – опасная страна. Но обычно считается, что особенно опасен север страны, ближе к США. Там идет торговля наркотиками, основной наркотрафик. Но зона майя тоже далеко не безопасна. Тем более для одинокого путешественника. Да еще и русского…

– Русского? – удивился Беловежский. – Почему русского?

– Расскажу тебе одну историю. Дела давно минувших дней… Но все же… Лет десять назад меня пригласили на семинар мезоамериканистов в город Кампече. Это на Юкатане…

– Знаю я, – не удержался Александр. – В Кампече ценная музейная коллекция по истории майя.

– Вот-вот. Туда должен был приехать один русский коллекционер, который приобрел на аукционе сосуд майя. Он хотел его еще в музей торжественно передать.

– Это вы про «сосуд Ветрова» рассказываете? – уточнил вдруг Беловежский.

– Ты знаешь про него?

– Конечно. Его еще в «Мехиконе»[15]15
  «Mexicon» – немецкий научный журнал, посвященный мезоамериканским исследованиям.


[Закрыть]
публиковали, правда, там всего две фотографии было, текста целиком не видно, но иконография хорошая. Мы в свое время пытались выяснить, где сосуд хранится в данный момент, но ничего не узнали – он куда-то пропал. Так что же получается, что сосуд сейчас в одном из музеев Кампече?

– К сожалению, нет, пропал не только сосуд, но и сам коллекционер.

– Это как?

– История темная и страшная. Подробности неизвестны. Во всяком случае, этот Ветров не доехал до Кампече.

– Что значит, не доехал? – Саша сурово воззрился на своего начальника.

Тот потянул время, вероятно чтобы произвести более сильное впечатление, подогрев до предела нетерпеливое любопытство собеседника. Но Саша не торопил его, лишь молча продолжал пристально смотреть.

Полонски отхлебнул пива и медленно, как будто даже равнодушно проговорил:

– Коллекционера убили. – Он мельком глянул на русского, оценивая произведенный эффект.

Саша не проронил ни звука, он вдруг обнаружил у себя в руке бутылку пива и жадно глотнул в ожидании продолжения.

Джордж продолжил все с тем же показным беспристрастием:

– Тело его нашли где-то далеко от Кампече, совсем в другом районе полуострова. Это странно, потому что директор лаборатории майянистики сеньор Буеналус отправил своего сотрудника встретить Ветрова уже на подступах к Кампече.

– Известно, кто его убил?

– Я же говорю, история запутанная. Списали на наркодилеров.

– Гм… Зачем наркодилерам убивать коллекционера из России? Или он мог быть связан с наркотиками?

– Алехандро, я тебе это рассказываю как раз для того, чтобы ты понял, что никто и разбираться не будет: убьют, и все.

– Что вы предлагаете? Вообще не ехать? – возмутился Беловежский.

– Calm down![16]16
  Успокойся! (англ.)


[Закрыть]
– примирительно улыбнулся шеф. – Просто будь начеку. Конечно, лучше бы ты ехал не один! И постарайся не выходить ночью.

– «Остерегайтесь выходить на торфяные болота ночью, когда силы зла властвуют безраздельно»[17]17
  «I counsel you by way of caution to forbear from crossing the moor in those dark hours when the powers of evil are exalted». («The Hound of the Baskervilles».


[Закрыть]
, – невесело пошутил Александр.

– Конан-Дойл, «Собака Баскервилей», – машинально среагировал Полонски.

Беловежский после этого разговора долго не мог заснуть. Знаменитый «сосуд Ветрова», текст которого так долго пытались увидеть все майянисты мира, оказался таинственным образом связан с человеческой трагедией. Саша вдруг понял, что, потрясенный убийством российского коллекционера, он совсем забыл узнать у шефа, что все же случилось с самим сосудом, где затерялся его след.

Но утро выдалось суетливое. Члены экспедиции активно собирались в небольшой отпуск. Американцы встали совсем рано, и, когда Александр, готовый к завтраку, подтянулся на кухню, они уже завершили трапезу и, наспех поприветствовав русского товарища, удалились. Полонски был занят разговорами то с одним, то с другим, то со всеми сразу. Мексиканцы завтракали вместе с Сашей. Сама хозяйка виллы, мать дона Романа, очаровательная старушка донья Беневоленсия, потчевала их своим великолепным кофе. Но и после отъезда американцев шеф не освободился: он долго обсуждал что-то с Исой. На Беловежского он не обращал никакого внимания. Казалось, все между ними было выяснено, все сказано и не о чем больше толковать.

Беловежский терпеливо ждал, но потом ушел в комнату собрать вещи, а когда вернулся, Джорджа след простыл. По словам Фера, ему кто-то позвонил и он срочно уехал. Саша решил, что о загадке сосуда он подумает позже. Он простился с оставшимися на базе членами экспедиции и уже готов был пешком отправиться до Коиштлауаки, но верный Фернандо, узрев своего вооруженного чемоданом и рюкзачком соседа по комнате, предложил подбросить его на мини-вене до Коиштлауакской касеты до кобро. Обнявшись с Фером, который отпустил на прощание пару непонятных сальных шуток, Саша бодро зашагал к трассе. Чемодан весело подпрыгивал на неровностях дороги. На касете де кобро он поприветствовал старого знакомого, преодолел границу, обошел цветник и остановился возле шоссе.

Обычно он добирался до Оахаки с пересадкой: на такси до Ночиштлана, оттуда на маршрутке до города. Но с чемоданом, пусть и не самым тяжелым, с вещами из расчета двухнедельного отсутствия на базе, он решился попытать счастья автостопом и вышел на трассу. Бывает, что какой-нибудь добродушный мексиканец, завидев несчастного иностранца с вещами, остановится и предложит подбросить до пункта назначения за небольшую денежку и нехитрый разговор.

Саша выбрал удачное место, заняв позицию возле цветника недалеко от развилки. Налево уходила дорога на Коиштлауаку (оттуда он и пришел), а прямо продолжалась «квота»[18]18
  Квота (исп. Cuota) – платная трасса.


[Закрыть]
Мех-150 на Оахаку. Здесь все машины притормаживали, чтобы приготовить нужную сумму к оплате, перед развилкой разобраться, куда ехать дальше, или же просто немного перевести дух.

Прошло уже минут десять, но трасса была пустынна. И Саша начал ругать себя за то, что выехал слишком поздно, ведь время близилось к сиесте. На горизонте замаячила небольшая белая машинка. «Может, повезет», – мелькнула мысль. И точно, оказавшийся «хендэ солярисом» автомобиль чуть притормозил и направился прямо к Беловежскому. Он даже не успел поднять руку, чтобы проголосовать. «Повезло», – подумал он и уже было ухватился за ручку чемодана. Машина остановилась, опустилось пассажирское стекло. За рулем оказалась яркая черноволосая девушка. «Хороша мексиканочка! Вдвойне повезло!» – ухмыльнулся Саша про себя. Девушка перегнулась через пассажирское сиденье и спросила на испанском языке, растянув пухлые губки в вежливой улыбке:

– До Оахаки мне прямо или налево?

– Прямо, – ответил Александр, что-то еще объяснил про дорогу и добавил: – Я мог бы показать дорогу лично. Мне тоже в Оахаку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю