Текст книги "Жуть ночная (СИ)"

Автор книги: Тамара Мизина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Глава 5 Комната.

С той ночи соль ежевечерне оказывалась под порогом у соседки. Убирала её утром, пока все на проснулись, я. Дети даже технологию придумали: вдоль порога стелиться длинное полотенце, на него сыплется дорожка соли, утром всё это быстро сворачивается, соль аккуратно стряхивается в литровую банку и «Вася» до следующего вечера. Жаль, что спокойствия мне этот ритуал не прибавлял. Ночь росла, день укорачивался и я чувствовала себя всё более и более неуверенно. Основания для этого были. Во-первых, начал забегать «бывший». Он с аппетитом кушал, пил чай и нудно жаловался на тяготы жизни. Денег нет. (Ну, да, кредит и алименты обходятся дорого.) Жена ворчит, на диване перед телевизором лежать не даёт, заставляет мыть посуду и гладить рубашки. (Я даже зауважала тётку.) А сама, после работы всё норовит в «Однокласники»...

Я терпела его только из-за детей. Они обожали папу, а я не хотела обременять их взрослыми неурядицами. Успеют наглотаться.

Соседка тоже теперь днём в комнате не сидела. Меня-то она избегала, а вот маму с папой ...

– Нам надо серьёзно поговорить...

Дело на прогулке. Мы с папой не торопясь прохаживаемся по дорожкам между сугробами на клумбах во дворе. Дочка затеяла лепить снеговика и сосредоточенно отделяет от горы слежавшегося снега наиболее подходящие, на её взгляд куски. Отец подходит к одной из лавочек, сметает свежую, снежную крупу с доски, садится. Прогулки ему необходимы, как лекарство, если не больше, но он быстро устаёт и потому гуляет только во дворе, возле лавочек и под моим или маминым присмотром.

– Да, поговорить, – повторяет он.

Я тоже обмахиваю скамейку, сажусь рядом. И правильно делаю.

– Соседка хочет комнату продать. Она к сестре, в деревню перебирается.

Оп-па! Вот это кульбит. От удивления я онемела. Тварь хочет убраться! Но радость моя оказалась преждевременной.

– Она предлагает нам выкупить её комнату. Цена приемлемая и даже очень. Я по газетам смотрел.

"Цена приемлемая" – как звоночек в голове. Две комнаты в трёхкомнатной квартире мы купили потому, что цена оказалась "приемлемой и даже очень". Как оказалось: не просто так.

– У нас нет денег. Вообще. – Выдвигаю я самый веский, на мой взгляд, аргумент. – От зарплаты до пенсии живём.

– Можно взять кредит в банке. Так соседка говорит.

Ах! Соседка! Жаль нельзя рассказать отцу кто она, эта соседка. В психопатки запишут. Я молчу. Папа слышит в молчании согласие и продолжает.

– Она говорит, что точно так же комнату покупала. И давно с кредитом расплатилась. Одна. А нас – трое. Если вести хозяйство экономней ...

– "Экономней" это как?

– Ну, ты же приносишь достаточно ...

Действительно: "я приношу достаточно". Только чего? Объедков? Ну, да, грядут праздники, гарбича будет "завались". А после? Недоеденные, заветренные пироги с кафешной витрины? Ими кормить детей? Впрочем, разве мужчине такое объяснишь? Даже самому лучшему. Или попробовать?

– Пап, я ведь не каждый день работаю. И не каждый день на пятерых еды приношу.

– Можно готовить что-нибудь подешевле...

– Детям нужно молоко, яйца, мясо. Тебе – овощи, рыбу. То, что я приношу – приятные, но не слишком полезные лакомства, у которых, не забывай, часто просрочены все сроки годности. Нет, пап, это не серьёзно. А кредит ... Вон, мой "бывший", что ни неделя на него жалуется. Проценты там такие, что долг запросто может к его наследникам перейти. Извини, папа, но я против.

Вот такой звоночек и ещё один прозвенел в квартире. Соседка вышла из комнаты моих родителей, увидела меня и серой крысой шмыгнула в свою нору. Это зрелище пробрало меня до костей. Тварь нашла лазейку в крепость и останавливаться не собиралась.

– Мне не нравится эта пропойца, – уговаривала я родителей. – Я не верю ей. Наобещает всего, а потом от всего же и откажется. Поймите: даже если просто взять в банке деньги – возвращать придётся вдвое больше. Вдвое!

Вроде бы меня слушали, но вот слышали ли?

Глава 6. Жертва.

Тьма наступала и наступала. Дни таяли в вечерних и предрассветных сумерках. Дымка непогоды прятала робкое, дневное солнце. Конец декабря.

Такая же тьма наползала и на меня. "Безнадёжность" – вот её название. Родителей настолько заклинило на третьей комнате и кредите, что после моего отказа, папа перестал разговаривать со мной. Так он наказывал меня в детстве. Так вёл себя и сейчас. Мама тоже всячески выказывала своё недовольство. Нет, она меня конечно слышала, но соблазн как обычно оказался сильнее логики. Я не знала, что делать, а тварь наглела с каждым днём. Если ночью соль на полотенце как-то её обуздывала, то пасмурными днями монстр в человеческом обличье меня не слишком боялся. Да и соль. Я всё-таки слишком понадеялась на неё.

Самая длинная ночь. Домой я вернулась около полуночи. Нехорошее предчувствие, не отпускающее ни на минуту, усталость...

Дверь в комнату родителей – приоткрыта. В первое мгновение сердце проваливается вниз, но ... может ещё ничего не случилось? Шаг в сторону. Ноги сами несут меня на кухню. Сумки – на пол. На полочке – три пачки соли.

Картонку я драла уже перед приоткрытой дверью. Извивающаяся от нетерпения тварь наклоняется над спящими.

– Прочь!

Мразь с визгом шарахнулась от кровати. Кристаллики соли похоже причиняла ей не шуточную боль. Что за страшилище: скрюченная, как обезьяна, крохотные, злобные глазки, клыкастая пасть. Заношенное тряпьё тоже не прибавляло монстру красоты. Оно, шипело, кривлялось, дёргалось.

Признаюсь, я его боялась, но когда это уродство выскочило в коридор – бросилась следом. У двери с свою комнату чудище притормозило, сползло бесформенной массой, истончилось, дымчатой струйкой протекая через узкую щель между косяком и солью на полотенце под порогом.

"Добить тварь в её логове!" – безумная мысль отчаявшегося. Повинуясь ей я перешагнула роковой порог и даже сделала два шага.

Ощущений зыбкости. Словно под ногами не дощатый пол, а болотная топь, зелень обмякшей, некошеной травы, разбросанные в этой траве холмики. Кладбище? Так и есть. Бескрайнее кладбище без крестов и надгробий. Отнюдь не смиренное, так как из-под каждого холмика ко мне тянулись иссохшие, хорошо не костлявые руки.

Пачка соли в кармане меня здорово выручила. Я швыряла её горстями в наползавших на меня бомжеватого вида полупрозрачных мертвяков и не истратила даже половины, когда пол под ногами обрёл положенную ему твёрдость, а к комнате вернулся её реальный и убогий облик: "уличная" грязь на полу, свисающие лохмотьями обои, "убитая" мебель, заляпанное окно за шторой традиционного серо-буро-малинового цвета. Самое сильное впечатление на меня произвела чугунная, грязная ванна, не иначе дореволюционного производства, на "львиных" лапах. Она стояла посреди комнаты вне связи с водопроводом или канализацией. Сама по себе.

Полупрозрачные бомжи робко жались к стенам, а я с остервенением гоняла перепуганную тварь вокруг этого, древнего корыта, по ходу продолжая осыпать её солью, пока она не запрыгнула в грязную лохань. Я высыпала на неё остатки соли из пачки. Прямо на голову. Чудовище затряслось, словно через него пропустили электрический ток и обмякло. Сдохло?

Для меня такой поворот почему-то стал неожиданностью. Я растерянно огляделась: зыбкие призраки у стен угрожающе зашевелились, но под ногами хрустела рассыпанная по всей комнате соль и в кармане у меня оставалось с пол горсти просыпавшихся из пачки кристаллов. Так что призраков я не боялась. А вот труп... Что делать с трупом? Расчленить и вынести на мусорку? Бред. Вопреки возбуждению, я ясно сознавала, что по хладнокровию и выдержке мне далеко до героев и героинь TV -шных и книжных детективов. Сжечь? Ванна чугунная и если его облить... чем? Ничего горючего, кроме двух бутылок водки, купленных "на всякий случай" у меня не имелось. Почему-то я решила, что их хватит. А если не хватит, то есть же коллекция! Бред? Да? А кто бы на моём месте сохранил ясность ума?

В общем, кроме водки я захватила со стеллажа пол бутылки коньяку и четверть бутылки "Самбуки". Не забыла сунуть в карман свежую пачку соли. И правильно сделала. Тварь очухалась и уже сидела в ванной.

Я обсыпала её солью, облила спиртным и подожгла. Язычки голубовато-прозрачного пламени забегали по грязным лохмотьям медленно съёживающегося трупа. Да-да! Тварь не горела, а уменьшалась в объёме. Водки хватило уменьшить тело до размеров средней собаки. Самбука-коньяк-виски – довели её до объёма кошки. Джин с текилой сократили до вороны. Бутылки со стеллажа к порогу нехорошей комнаты таскали нечаянно разбуженные мной дети. С энтузиазмом, надо заметить.

На "вороне" дело застопорилось. Я вылила на неё примерно стакан рижского бальзама, выдавила полторы ложки абсента. Голубые язычки причудливо танцевали на чёрных перьях тушки. Кстати, я даже запаха гари не чувствовала.

Рука на автомате сгребла очередную бутылку, вторая так же машинально свернула пробку. Я ещё успела удивиться тяжести тары, прежде чем ополовинила её на тощий, птичий трупик и только тут опознала мой "бриллиант" – дарёный "Бейлис". Рука дрогнула: "В нём же всего семнадцать градусов!"

Столб пламени, поднявшийся из ванной лизнул потолок. По-прежнему не сознавая абсурдности происходящего я вытряхнула на проклятый трупик всё содержимое до последней капли и ... всё опять изменилось.

Исчезли зыбкие тени у стен, как ни бывало пламени, под ванной расплылась огромная, грязная лужа, остро пахнущая спиртным. Тот ещё коктельчик. А я увидела ЕЁ!

Соседка целая и невредимая, чуть в стороне, безмолвно извивалась в экстазе сдавленного смеха, наблюдая мои метания. Наши взгляды встретились. Издевательская гримаса на миг застыла на обезьяньей, уродливой харе, словно схваченная стоп-кадром и тут же потекла, вытягиваясь изумлением, перерастающим в откровенный ужас. Я решительно сгребла горсть соли и наотмашь швырнула её в морду нечисти:

– Убирайся в ад!

От визга заложило уши, но меня уже ничего не могло остановить. Вторая горсть соли в морду:

– Убирайся в ад!

Третья:

– Убирайся в ад!

И тишина. Я одна в пустой, полутёмной, освещаемой лишь уличным фонарём комнате. Никаких тебе чудесных видений. Реальность вступила в свои права.

Опустошённая физически и духовно я вышла в коридор. Сын ждал меня возле нашей двери:

– Мам, бутылок больше нет ...

– И не надо, – успокоила я его. – Пойдём спать.

– Она исчезла? – спросил он, скорее констатируя факт.

– Надеюсь.

– Твоя коллекция ...

– Пустяки.

Сил не оставалось даже на то, чтобы раздеться или раскрыть кровать. Я привычно завернулась в покрывало, присела в кресло и тут же провалилась в сон. Да, в сон. Я это прекрасно сознавала и потому не испугалась, когда соседка, как наяву, нависла надо мной:

– Убирайся в ад, – буркнула я ей. – Сколько можно повторять?

– Сколько хочешь, столько и повторяй, – огрызнулась она. – Я уже там. И всё из-за тебя клуши, дуры, лохушки ...

– И всё-таки ты в аду.

– Не радуйся. Через триста лет я вернусь и тогда ...

– Это не скоро...

– Не скоро? – Тварь шипела от ярости. Слюна летела от неё в разные стороны. – Ничего! Я и с тобой сочтусь! Не беспокойся! За мной – должок. Или дар? – Она мерзко хихикнула. – Ты отправила меня в ад и я могу одарить тебя за это. А я одарю! Ох, одарю ... Отныне ты будешь ВИДЕТЬ. Видеть всё! – Повторила она почти сладострастно.

– Убирайся в ад, – оборвала я её даже без злости. – Твоё место там.

– Твоё теперь – тоже! – Прошипела тварь, распыляясь чернотой. – До встречи в аду...

Звонок будильника стряхнул морок. Пора вставать, собирать сына в школу.

Глава 7. «Всё видеть».

Как ни странно, чувствовала я себя вполне бодро. Сына тоже подскочил сразу. Будто и не было ночного приключения. Пока он умывался, одевался, причёсывался, я приготовила ему завтрак, разобрала сумки, убрала из-под дверей полотенца с солью. Что-то говорило мне, что больше они не понадобятся. Проводив своего первоклассника я вернулась на кухню, налила себе чаю, чтобы хоть как-то привести в порядок растрёпанные чувства. Нежданный звонок в дверь оборвал мои размышления о событиях минувшей ночи. Я автоматически взглянула на часы: половина девятого. Кто же это мог прийти в такую рань? Трезвон за дверью перебил и эти размышления. Пришлось идти, открывать.

На первый взгляд мне показалось, что их – трое. Три чёрные твари. Они стояли за дверью, напружиненные, как перед прыжком: горящие глаза, оскаленные пасти. Хотя если присмотреться ...

– Позвольте войти ...

– Не-е-ет! – Заорала я пятясь. И три ноги зависли над порогом.

– Ваше поведение по меньшей мере ...

– Нет! – Твёрдо повторила я участковому, которого не заметила сразу. Он был четвёртой и единственной, пусть и относительно "светлой, не изуродованной личностью" среди пришельцев. – Без санкции прокурора ...

Участковый поник:

– Я же говорил? Ладно. Но выслушать-то вы нас можете?

– Могу, – согласилась я, успокаиваясь.

– Сегодня поступило заявление по поводу вашей соседки ...

– Какое заявление?

– Вчера, у меня в конторе она написала доверенность на продажу своей жилплощади, – прошипел один из монстров, чем-то напоминавший мне юриста, оформлявшего нашу покупку жилья. – А сегодня ...

– Уже сегодня?

– Что?

– Сведенья, заявление... Вчера – доверенность, а сегодня, с утра – сведения?

– Всё-таки позвольте нам войти! – На пёсьей голове вопрошающей в роскошной дублёнке с лисьим воротником сияла золотом корона причёски. Тоже мне: лиса-Патрикеевна.

– Нет и ещё раз: нет!

– Мы хотели бы видеть вашу соседку ...

– А если я не смогу её разбудить? Комната закрывается изнутри на ключ.

– Следовало бы прежде получить ордер, – тянул своё участковый.

– Кончай придуриваться! – Третий упырь с мордой гиены пытался переть танком, только вот перешагнуть порог без моего соизволения он не мог. – Нам позвонили соседи ...

– Эт-то котор-рыё? Снизу? Кр-рыс-сы что ли? – Виновница спора стояла в дверях чуть покачиваясь на нетвёрдых ногах, балансируя в воздухе одной рукой и для верности вцепившись второй в косяк. Неизменные халат, платок и галоши на носки дополнялись опухшим с перепоя лицом. – Вам что? Кр-рыс-сы в полночь звонят?

Изумление было поистине всеобщим. Тем более, что соседка была ... другой. Я это видела и знала совершенно точно.

Первым в себя пришёл участковый. Может быть потому, что в отличие от остальных не имел ни малейшего представления о реальной сути происходящего.

– Да вот же она. Жива здорова. И было из-за чего волну гнать: доверенность, доверенность ...

– Какая довер-ренн-сть?

– На продажу комнаты, – буркнула я. Дверь родительской комнаты приоткрылась. Лицо выглянувшей на шум мамы залила краска, глаза испуганно забегали.

– Так! – Соседка топнула ногой, покачнулась почти повиснув на дверном косяке. – Отдайте мне мою доверенность! Я передумала.

– Но мы же договорились, – взмолилась ошарашенная таким поворотом мама. – Я за всё заплатила ...

– А я передумала! Имею право.

Тёмные твари и светлый мент за порогом – свидетели. Мама вынесла из комнаты предмет спора, трясущимися руками передала документ дебоширке. Та гордо помахала добычей:

– Все видели? – клочки бумаги посыпались на пол. – Доверенности нет и все ваши жалобы – лажа! Вот!

– Как же так, – стонала мама. – Вы обещали, мы договорились ...

Но куда больше её горя меня занимала ярость "тёмных". Похоже их план развалился прямо у них на глазах. Знать бы ещё: что за план?

– Довольны? – соседка демонстративно отхлебнула из горла пузатой, литровой бутылки кофейно-леденцового цвета. (Бейлис? Я сегодня точно свихнусь!) – Тогда пошли вон! Я спать хочу.

И они ушли. И трое "тёмных": скалясь, яростно сверкая глазами, шипя и плюясь от злости. И довольный участковый: ничего не случилось, всё в порядке, тревога – ложная. Соседка спряталась в своей комнате. Спать? Облизывать пустые бутылки? С бутылками я действительно ничего не понимаю.

Мы пили чай на кухне. "Мы" – это я, и мама с папой. Мама охала и ахала переживая человеческое вероломство и потерю денег, отец хмуро ворчал: его неразумная доча оказалась права. Обидно. Длилось это пока я не вынырнула из глубин собственного, запутанного сознания:

– Согласитесь, всё-таки хорошо, что это случилось сейчас, а не позже ...

– Я этому юристу за доверенность заплатила!

– Хорошо, что кредит не взяла, – уточнила я и перенесла внимание на отца. – Ну, пап, ну, правда, могло бы быть намного хуже.

– Могло, – хмуро согласился отец. – Она же абсолютно неадекватна!

– Согласна, папа, – поспешно поддержала я его. – Ты как всегда прав.

На этом всё и закончилось. Для всех, кроме меня.

"Всё видеть" – это действительно проклятие, потому что эти твари живут среди нас, успешно маскируясь под людей. Так успешно, что озвучь я то, что вижу – мне не миновать психушки. Вот вы бы поверили, что симпатичный парнишка из сетевого бизнеса, постучавшийся в дверь вашей квартиры на самом деле законченный людоед-вурдалак? Маму например очень огорчила моя грубость. Я, при первом же взгляде на торговца, заорала на него отнюдь не благим матом, пообещав пришибить на месте, если он ещё раз приблизится к порогу моей квартиры. Видела бы она то, что видела я, не пришлось бы мне потом весь день выслушивать упрёки в хамстве и бескультурье.

Хорошо хоть, что законченных монстров не так уж и много. У большинства это выглядит как чернота, налитая внутрь сосуда-тела. Наверно она есть и у меня. Этого я видеть не могу. Похоже все мы немножко "монстры". С этим я смирилась достаточно быстро, простив такое "несовершенство" и себе и другим. Гораздо хуже, когда встречаешься с "законченными". Жутко узреть в толпе нормальных людей чудовище из бредового кошмара, истекающую завистливой, голодной ненавистью ко всему и всем. Я даже телевизор смотреть перестала. Почему-то там их особенно много.

На праздники ко мне в гости приплёлся "бывший". Он с аппетитом кушал деликатесы из "гарбича", со страдальческим смирением пил чай, а в конце визита предложил:

– Давай съедемся. Я буду жить с вами, ту квартиру буду сдавать, а когда расплачусь с кредитом...

– Уйдёшь к своей новой любви?

– Только не надо сцен ревности, – тут же надулся он. – Я с ней, между прочим, даже не расписался. Слава Богу. Даже представить не мог, что такие мерзкие бабы бывают...

Его долгие, нудные жалобы не трогали абсолютно. Честно говоря, мне были безразличны как он сам, так и его горести. "Бывший" даже на чудовище не тянул. Так, что-то размыто-серое, бесформенное, как кисель. Никто. У меня даже мысль не шевельнулась, что из-за этого "никто" можно переживать.

– Ты меня никогда не любила...

Я со скукой пожала плечами. Что-то объяснять? Доказывать? А зачем? Он же ничего не хочет слушать. Он хочет назад, и то, что поезд давно ушёл, его абсолютно не волнует.

Короче, "бывший" ничего не значил, а вот соседка... С той ночи я её почти не видела. Тётка резко перешла на дневной образ жизни, причём в квартире старалась проводить как можно меньше времени. Вроде бы при такой активности по ночам она должна была спать, как убитая, но каждую ночь, после полуночи в её комнате поднимался невероятный гвалт и никто кроме меня, его не слышал.

Ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое февраля – тяжёлая ночь. Об этом мне твердили все мои коллеги. И вот я всё увидела своими глазами. Нормальные компании рассосались где-то к двум часам ночи, а вот десяток задержавшихся уродов вымотали нервы всем. Мне-то ещё ничего. Подумаешь, одна свиноподобная тварь влезла ко мне в посудомоечную. Типа дверью ошиблась. Горсть соли в лицо и пожелание: "Отправляйся в ад!" – мигом прояснили мозги законченному монстру и выгнали обратно в зал. В Ад, пусть и "всего-то на триста лет", он возвращаться не спешил. Хуже пришлось официанткам. А пиком "веселья" стала драка, да такая, что только стулья летали. Милиция, показания свидетелей...

До дома я добралась в пятом часу, измотанная почти до истерики, шум в соседкиной комнате стал последней каплей...

С пачкой соли наперевес я переступила порог и остолбенела. Огромный сумрачно-призрачный зал со столами, массивными скамьями и даже горящим камином просто переполняли столь же призрачные посетители. Люди? Духи? Да какая разница! Я черпанула горстью соль из пачки:

– Да провалитесь вы все....

– Соседушка! Спасительница ты наша дорогая... – С пьяной суетливостью, соседка бежала мне навстречу, сквозь окруживший нас морок.

– Да сколько можно, – я всё ещё пыталась возмущаться, но растерянность брала верх. Эти столы, уставленные бутылками, полупрозрачные гуляки, далеко не благого вида. Откуда это всё?

– Спасительница! Благодетельница! – Разливалась соседка хмельным соловьём, – Ты уж прости нас сирых и убогих. Праздник у нас: душу неприкаянную в последний путь провожаем.

"Неприкаянная душа" уже толклась рядом: опустившегося вида хлипкий мужичонка, блеклый и полупрозрачный, как и полагается бестелесной душе. Но самым большим потрясением для меня стала пузатая, литровая бутыль карамельно-кофейного цвета у него в руках. Хитро подмигнув мне, как соучастнице он приложился "к горлу":

– Спиритус есть дух, а дух есть спиритус!

– Это что? – я не успела толком оформить вопрос. Неожиданная вспышка поглотила "душу", а бутыль тут же перекочевала в руки моей собеседницы:

– Упокоился страдалец! – провозгласила она счастливым голосом под восторженные рукоплескания полупрозрачных зрителей. – Да простятся за его мучения все его грехи.

– Какие мучения? – опять не поняла я.

– Бестелесные, спасительница, бестелесные. Не дай бог кому-то познать каково это: бестелесно в материальном мире существовать.

– Почему бестелесно...

– Так ведь вурдулачина проклятая тело его сожрала, прежде срока. И не только его...

Уже другими глазами я оглядела столпившиеся вокруг меня души: старики, старушки, мужчины, женщины и даже дети. Идиллического впечатления они не производили, но...

– Это что? Они здесь жили?

– Да, милая, жили и были сожраны. Вурдулак ведь как действует: изгонит душу из тела, переселится в новую оболочку, а старую ест неспеша. Ты, спасительница, подвигом своим из моего тела эту тварь изгнала и в Ад отправила. Потому я теперь телесная. А остальные маяться до смерти будут.

Изгнать душу, переселится... Дрожь пробрала меня от головы до пяток: так вот что собиралась сделать тварь с моими родителями: занять их тела!

– Да, да, милая, – подтвердила мои мысли соседка, словно читала их. – Она всех вас сожрать хотела, а квартира бы опять в продажу пошла. Кто чужой будет человека искать, если родные его не ищут? Видела, как быстро те хитники нечистые тогда прискакали? Сразу почуяли твари что без хозяина остались. И доверенность та...

– Да поняла я, поняла, что с вашей доверенностью, без вас можно было комнату продать. Потом отец бы типа умер... Господи, как же получилось, что её остановить удалось?

– Жертвой.

– Жертвой? Какой жертвой? – Бутылка из-под "бейлиса" прямо-таки лезла мне в глаза, но почему-то всё во мне протестовало против такого ответа.

– Да что же ты так мало себя и своих друзей ценишь? – огорчилась бабуся. – Они же тебе от всей души эту бутылочку преподнесли.

– Наверно потому что спать хочу, – попыталась я увернуться от обвинения в неблагодарности.

– Так ляжешь сейчас, – не отставала соседка. – Может мы потому и шумели, что по душам поговорить нам с тобой хотелось, а самим такой разговор начинать не с руки. Ты-то конечно, святая твоя душа, всем готова в этом материальном мире, ради близких своих пожертвовать. Но нельзя же никого больше не замечать?

– Если вы о бывшем...

– Хочешь, он больше к двери этой квартиры не подойдёт? Духи-то мы здесь бесплотные, но порезвиться можем о-го-го как.

– Не надо, – отмахнулась я, чувствуя нарастающее доверие и успокоение.

– Не надо так не надо, – легко согласилась соседка. – Ты его простила, а зла он тебе больше причинить не может. Будет мешать – прогонишь. Ты лучше скажи: как дальше жить собираешься? Сама понимаешь: без тебя нам в этой квартире не удержаться.

– А я причём? Живите, как живёте...

– Живём, живём, – закивала соседка. – Я вот пить бросила, комнату в порядок привожу и с родителями твоими к весне помириться хочу. Вместе гулять веселей. А ты-то? Совсем веру в людей теряешь. А ведь друзья-то твои...

– Хорошие друзья, – согласилась я.

– И только?

– Ну, знаете...

– Знаю, знаю, – засуетилась бабуся. – Знаю, как такую тайну, такой дар в себе носить. Ни одному человеку оно не по силам. Та тварь на это и рассчитывала. Так есть кто-то?

– Как сказать, – пробормотала я, чувствуя заливающую лицо краску.

– А ты не говори, просто пригласи человека в гости. Чего ты боишься? Ошибиться? Так ты же людей насквозь видишь, а мы, если что, поможем. Глядишь, какой-нибудь из грехов и закроем добрым делом. Нам это ох как надо...

Дар? Проклятий? Не знаю, как я очутилась на кухне. Сон куда-то ушёл. Экая беда! У меня ещё день и ночь впереди. Мы пили с соседкой чай и говорили, говорили, говорили. Ну да, один в поле не воин, но зачем же одному-то быть?

12.10.15./ 10.02.2016.