Текст книги "Жуть ночная (СИ)"

Автор книги: Тамара Мизина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мизина Тамара Николаевна
Жуть ночная

Жуть ночная.

Глава 1 Развод.

Не страшно, если ты слаб, но можешь скрыть свою слабость, а вот если не сумел, если показал – тогда держись. На тебя тут же навалятся. Кто? Да не важно. Мало ли их, хищников в душе, мечтающих ощутить хруст костей на зубах и вкус крови на языке. Жаль, не понимают эти «Сильные в сей момент», что в момент следующий – слабыми могут оказаться они сами.

Истоки моей истории тоже крылись в слабости. В моей сиюминутной слабости: молодая женщина с двумя детьми-погодками, за которыми в её отсутствие некому присмотреть. Сами понимаете, найти в таких условиях работу – невозможно в принципе. Вот мой супруг и возмутился: "Сколько можно содержать трёх иждивенцев?"

К этому времени младшей девочке вот-вот должно было исполниться пять лет, а шестилетний сынуля готовился в сентябре пойти в "нулёвку". И ещё у моего отца случился инфаркт. Он – пенсионер, но продолжал работать, чтобы иметь возможность помогать мне, а теперь о помощи придётся забыть. Теперь помощь нужна ему самому.

Так я стала "иждивенкой". Обидно? Да не очень. К этому всё и шло. Супруг, как единственный добытчик давно просёк все преимущества своего положения: у кого кошелёк – у того и власть. В последний год он вовсю пользовался этой властью, походя попрекая меня каждой копейкой, потраченной на хозяйство, каждой шмоткой, каждой парой новых колготок, каждой заштопанной стрелкой на колготках старых, если запаздывала помощь от моих родителей или если у него просто не было настроения. Обычная история. И закончилась она обыденно. В середине марта, кажется в понедельник, супруг мой не отправился смотреть после ужина телевизор, а объявил:

– Мы должны расстаться.

Я поспешно вытолкала из кухни детей и обернулась к своему потенциальному, так сказать, "защитнику". Всё, что можно было сказать, читалось на моём изумлённом лице, как на листе раскрытой книги.

– Да, я полюбил другую, – повторил мой благоверный. – По-настоящему. И больше не могу лгать. Я сегодня подал на развод.

Чтобы не упасть, я поспешно подтянула к себе табурет и мягко села на него. В дверях промелькнула любопытная мордочка старшего. Дети ещё ничего не поняли. Как же они теперь?

– А как же дети?

– Не беспокойся, – ответил он. – Дети останутся с тобой. Вы переедете к твоим родителям. Они присмотрят за детьми, а ты сможешь найти работу.

Он всё продумал и предусмотрел. Мне стало смешно. Точнее, стало бы, если бы не один момент:

– А квартира?

Надо заметить, квартиру нам устроили мои родители, разменяв свою двухкомнатную, благоустроенную, полученную ещё в Советское время, на две благоустроенные, однокомнатные. С доплатой, разумеется.

– Твою долю за квартиру я тебе выплачу, – ответил он почти гордо, как и полагается "настоящему мужчине" и, не выдержав марку, добавил. – Частями.

– Сразу.

– Что?

Рядом с сыном показалась доча. Дети не успели доесть традиционное "сладкое": пол пачки печенья за вечерним чаем и никак не могли понять, почему мама нарушила столь священную традицию. Глядя на их недоумевающие физиономии я с беспощадной ясностью осознала, что в настоящий момент для меня нет ничего важнее моих детей.

– Сразу, – повторила я. – Мою долю за квартиру ты выплатишь мне сразу. Возьмёшь кредит и выплатишь. Тогда я сразу переезжаю к моим родителям. Не дожидаясь документального оформления развода. Их квартира на третьем этаже и без лифта. Её надо менять. Отцу нужны прогулки.

– Что? – Муж смотрел на меня в упор и губы его обиженно дёргались. – Ты даже не огорчена?

– Нет, – я освободила стол от лишней посуды, махнула детворе. – Заходите, пейте свой чай. А за ваше послушание – бонус: пол пачки печенья сверху и с маслом.

– Ты прямо как будто празднуешь, – нервно осклабился супруг.

– Точно, – согласилась я, – праздную очередной "День освобождения". А ты чем-то недоволен?

Всю эту долгую, нелепую и неинтересную предысторию я рассказываю только для того, чтобы стало ясно, как мы все: мои родители, мои, дети и я оказались в тех двух комнатах трёхкомнатной квартиры, где собственно до сих пор и проживаем вопреки всему. И намерены жить дальше к немалому, надо заметить огорчению риэлторов нам её "подогнавших".

Да, чуть не забыла. Ещё один важный момент. Оказывается, мои "мелкие" всё-таки просекли суть нашего с мужем, "взрослого" разговора. Перед сном, сын спросил:

– Мам, а почему папа уходит от нас? Он что? Больше нас не любит? Почему?

В этом вопросе прозвучало столько обиды, что я прикусила губу, чтобы не закричать. Вечный и неразрешимый вопрос мироздания: "Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмёт ..."

– Любит. – Жёстко оборвала я неуверенный, готовый перейти в слёзы лепет, мальчика. Я прекрасно видела, что младшая, хоть и молчит пока, но вполне готова присоединиться к слезам брата.

– Тогда почему он уходит от нас...

– Не он от нас, а мы от него, – слёз я допустить не могла. – Мы переезжаем к бабушке с дедушкой на новую квартиру. А почему? Видишь ли ... Ты ведь телевизор смотришь?

Ошеломлённый кивок вместо ответа.

– Зомби там видел?

Опять кивок.

– Знаешь, что бывает, если человека укусит зомби?

– Он станет зомби и будет всех кусать ...

– Точно. Так вот: зомби укусил нашего папу. Поэтому мы должны уехать.

– Папа станет зомби? – теперь в глазах ребёнка растерянность мешалась с ужасом.

– Не сразу, – успокоила я его, – и только по ночам. Днём он, может быть, иногда, будет даже навещать нас. Он ведь вас так любит ...

Вот такая в тот вечер у моих детей была "Сказка на ночь".

Глава 2 Новая жизнь.

Мои родители даже были склонны считать, что нам очень и очень повезло: две комнаты в трёхкомнатной, угловой квартире со всеми удобствами, первый этаж (это тоже сказалось на цене), окна выходят во двор, в палисадник. Наша соседка по квартире, обитавшая в третьей комнате, конечно производила впечатление неадекватной, но ... разговор с соседями меня успокоил. Никакого буйства за ней не наблюдалось, а все чудачества ограничивались стенами её жилища. Бабуся отличалась крайней нелюдимостью.

Да, разговор меня успокоил. Частично. Лишь переступив порог квартиры я уже почувствовала себя неуютно и как-то зябко. Оно понятно: первый этаж всё-таки. Но у нас просто не было выбора: во-первых – цена, во-вторых – состояние жилья. Оно вполне позволяло обойтись простой генеральной уборкой и не требовало немедленного ремонта. В-третьих – площадь: две комнаты на, можно сказать, две семьи позволяли для каждого выстраивать удобный для него образ жизни. В-четвёртых – школа находилась всего лишь в двух кварталах и в-пятых – приятный бонус для меня: работа. В ресторане, всего лишь в полутора кварталах от этого жилья требовалась посудомойка. Вообще-то я швея, но кого это волнует? Ателье в то время просто вымерли, задавленные валом готовой одежды всех мастей и фасонов. Так что я просто не имела права обращать внимания на неясную, почти подсознательную зябкость, пробиравшую меня до самых костей, каждый раз, когда я переступала порог нашего нового жилья.

Переезд выгреб все наши сбережения, но, уже получив первую зарплату, я ощутила себя "свободной птицей". После всех, обязательных выплат, на руках у меня осталось почти шесть тысяч свободных денег!

Надо заметить, работа в ресторане имеет ряд специфических особенностей, (это кроме ночного характера), а именно "чаевые" и "гарбич". Если с "чаевыми" всем и всё более или менее понятно: получают чаевые официанты и делятся ими главным образом с "кухней", хотя кое-что, по мелочи перепадает и посудомойкам: пятьдесят, максимум сто рублей за смену "на дорогу" или "на подмётки". Не густо, но ... откладывая эти полтинники, я например за два месяца скопила себе на вполне приличные туфли.

А вот "гарбич" требует разъяснения. Разумеется, хозяин всех нас кормил. В большинстве своём тем, что залежалось на "витрине" и что не следовало оставлять на следующий день. Но кроме "витринных залежей", кое что, особенно после больших банкетов оставалось на тарелках посетителей и вместе с этими тарелками попадало на мойку. Можете морщиться, но я, по примеру напарницы, быстренько обзавелась набором пластиковых контейнеров: разнообразные салаты, гарнир, остатки мясной нарезки, а нередко и парочка солидных отбивных. Всем этим можно было если не кормить семью, то по крайней мере втрое снизить расходы на питание. Конечно, самым изысканным и соблазнительным следовало делиться с "залом", но ведь это естественно: ты балуешь официантов лучшими деликатесами, а они подкидывают тебе по десятке или по две "на подмётки". Все дружат и всем хорошо. Особенно если дело касается спиртного.

Ресторан, в который я попала числился среди "хороших" и публика его посещала отнюдь не самая бедная. Банкеты редкостью не были. Бутылка "вискаря" или "Егерьмейстера" за пять тысяч в заказе случались достаточно часто. А если учесть, что одной бутылкой в таких компаниях дело не обходилось, то, как вы понимаете, посуда из-под элитного спиртного редкостью в нашем ресторане не была. Причём не вся она оказывалась пустой.

Красивые бутылки с парой ложек недопитого "эксклюзива" сразу стали для меня символом недоступной роскоши. Я собирала их с целеустремлённостью фаната, тащила домой и с гордостью расставляла на пустых стеллажах у стены, оставшихся от прежних жильцов. Пополнялась коллекция, пополнялись и бутылки. Энтузиазм, с которым я предавалась своему новому развлечению порой переходил за грань здравого смысла. Я понимала это, но не могла да и не хотела себя тормозить. Каждый раз, когда я возвращалась поздней ночью с работы, первое, что я видела, заходя в нашу с детьми комнату – роскошную витрину "красивой Жизни". Мою витрину. А первого сентября ... Впрочем, всё по порядку.

Первого сентября мой, старший пошёл в первый класс. У меня как раз выпал выходной и "день знаний" стал для нас настоящим, семейным праздником. Утром мы всей семьёй отвели нашего первоклассника в школу. Она, как вы помните, находилась всего в двух кварталах от нашего жилья. Даже то, что "бывший" вдруг решил вспомнить, что он "тоже отец" не испортило настроения ни мне, ни моим родителям.

– Неплохо выглядишь, – сказал он вместо приветствия и я мысленно с ним согласилась. Выглядела я прекрасно и знала это.

Если женщина сидит дома, то волей или неволей, от недостатка движения, она начинает полнеть. Четыре месяца работы на ногах согнали с меня по меньшей мере половину накопившегося сальца. Костюм, пусть и поношенный, сидел как влитой. Я всё-таки швея. Блузка, туфли и колготки были абсолютно новыми, а сумочку я так вообще купила в магазине вчера. Но главным моим украшением стали дети. Дочка в новеньком, ярком платье с плиссированной юбкой просто млела от сознания, что её обновка "кружится" – юбка при вращении вздувалась колоколом, погружая малышку в нирвану блаженства. Девочка даже не замечала насколько затмил её брат: в форменном костюмчике, в парадной, белой рубашке он выглядел как "мальчик с картинки". Впечатление подчёркивала свежая, фасонная стрижка, обошедшаяся мне в пятьсот рублей. Особую гордость первоклашки представлял ранец: чёрный, с блестящими картинками. Он сам выбрал его на школьном базаре и гордился своим выбором.

Меня даже не расстроило то, что дети тут же повисли на отце: как никак они не видели его почти пять месяцев. Соскучились. Я не ревновала: знала, что праздник долгим не бывает.

– Шикуете? – процедил он сквозь зубы созерцая салаты и нарезки. Я конечно не стала объяснять, что на прошлой неделе у нас банкет следовал за банкетом и урожай "гарбича" оказался как никогда обильным. Зачем? Лишь плечами пожала:

– Праздник же.

– Да, праздник, – согласился он и уточнил, кивая на витрину. – Чем угощать будешь?

– Чаем, – отлить из заветных бутылочек хотя бы каплю, было для меня всё равно, что для завзятого филателиста, наклеить одну из любимых марок на почтовый конверт.

– Ну, дочь, ну, жалко тебе что ли?

Но даже папина подколка не могла пересилить мою фанатичную скупость:

– Жалко, – призналась я честно.

– Даже для меня?

– Так тебе, пап, нельзя, – увильнула я, стараясь не замечать обиженно надутые губы "бывшего". Хотя почему "не замечать"? Губа – толще, брюхо ...

– Садитесь же за стол!

– Пап, пап, – сын потянул отца за рукав, – попробуй салат. В нём креветки настоящие...

Нарезка, сыр, два салата – моя добыча, горячая картошечка с курицей – мамино блюдо, чай, торт и шоколад в вазочке – куплены мной в магазине. Детский праздник удался. А Бывший ... так это его проблемы. Настоящий мужик в гости со своей бутылкой ходит.

Дети висли на отце, а я ... словно глаза мои открылись, с горечью наблюдала игру чувств на лице некогда любимого человека, ясно сознавая, что раньше, чем через полгода дети отца не увидят. Вот если бы я вздумала запрещать ...

Уже в коридоре, на прощание, он опять попытался выказать своё недовольство:

– Ты, как вижу, не слишком мне рада ...

– И что с того? – парировала я его укол. – Ты ведь не ко мне пришёл. К детям.

– Пап, приходи, тут здорово!

– Пап, приходи, – поддержала брата младшая.

– Видишь? Они очень рады.

Его передёрнуло.

– Шикарно живёте на мои денежки! – буркнул он на прощанье и хлопнул входной дверью. Провожать его во двор в мои планы не входило. Вздохнув с облегчением, я защёлкнула замок, обернулась, нос к носу столкнувшись с соседкой по квартире. Её взгляд буквально прожёг меня насквозь.

Глава 3. Соседка.

Взгляд соседки буквально прожёг...

Кстати, соседка. Бабуся лет не знаю скольки. Крупная, мясистая, одетая в заношенный, местами заплатанный серо-буро-малиновый халат, в толстых, вязаных носках с галошами, заменявшими ей тапочки, с редкими, седыми патлами, всегда скрытыми под старомодным, цветастым платком, заношенным не меньше халата...

По мнению всего дома, бабуся была конкретно "ку-ку", но тихая. Глас народа оказался справедлив по обоим пунктам. Особенно насчёт: "тихая". С утра до вечера её не было ни видно, ни слышно. На кухню она выползала лишь в сумерках, шла в магазин, готовила ужин и опять ныряла в свою нору. Золото, а не соседка, если бы не взгляд, встретившись с которым любой начинал усиленно продумывать достойные и недостойные пути отступления. Куда угодно. Лишь бы подальше от её пронзительных глаз, чернота зрачка которых ничем не отделялась от антрацитово-чёрной радужки.

В общем, я поспешно растянула губы в резиновой улыбке, бросила коротко: "Здравствуйте" – и слиняла в комнату допраздновывать, не переставая ощущать зябкое подёргивание кожи на спине и затылке.

Дни укорачивались, ночи удлинялись и я всё чаще и чаще пересекалась с соседкой: в коридоре, на кухне и даже во дворе, где она одиноко сидела в темноте на лавочке в своём неизменном, заношенном до полного извращения цвета халате, аляповатом платке и галошах. Встречам способствовал девиз ресторана: "Мы работаем до последнего клиента". Возвращение под утро и последующий дневной "отсып" – часть неизбежных издержек профессии. Но если летом, в пять утра – светло или светает, то в сентябре в это время предрассветная тьма плотно наполняет дворы и улицы. Пустая тьма, надо заметить, так как даже самых, отчаянных "полуночников" в это время неудержимо тянет в постель. Любых, только не такое ночное существо, как соседка.

Так и сегодня после затянувшегося "корпоратива". Народ там уже как зомби бродил: глаза оловянные, веки опухли, впору спичками подпирать, но "гулять" пытаются "до последнего грошика" И пусть "сегодня" уже наступило, но так людям хочется "вчера" за кончик хвоста попридержать, что даже сочувствовать бедолагам начинаешь. Тем более, что "гарбич" сегодня богат невероятно: картошка тушёная, три салата: "оливье" с курятиной, "кальмарный" и "тропический" с консервированными персиками и мясом утки. Не пробовали такой? Очень рекомендую. Нарезка, сыр – это, само собой. Два больших пирожных "Наполеон" – торты в магазине меньше бывают. И спиртное! Я себе две бутылки для коллекции выбрала: из-под коньяка "Хеннесси голд" и из-под какой-то элитной водки голубого цвета. Аркаша, он в баре работает, мне ещё бутылку из-под настоящего "Абрикотина" подогнал. Бутылочка его насухо выжата. В баре остатков не бывает. Но всё равно спасибо ему огромное. Я такую давно хотела. Уж больно стильно она смотрится: без ...

Что-то крупное метнулось мимо меня. Аж ветер по коже прошёл. От двери в мою комнату к приоткрытой соседкиной двери. Мягкий сгусток тьмы размером с крупную крысу. Оно даже не юркнуло, а втянулось от ... Там же дети!

Путаясь в пакетах, я спешно отыскивала ключи, забыв, что они у меня в руке. Открыла же я входную дверь. Да вот же они! Замок щёлкнул, но дверь не открывалась. Словно подпёрта чем-то изнутри.

Тихонечко стучусь, почти скребусь: "Козлятушки, ребятушки, отопритеся, отворитеся ...". Оборачиваюсь, вздрагиваю. Взгляд из-за приоткрытой соседкой двери отдаётся чёрной вспышкой за пределами зрения. Я и без того вся дрожу, как кролик, а тут ещё поток ледяных мурашек по спине.

– Мама, это ты? – голос сына за дверью дрожит.

– Да, милый мой, да, хороший, это я ...

На секунду выпустила приоткрытую дверь из поля зрения и – щели нет Да и была ли? А за моей дверью невнятное шебаршение. Дети что-то отодвигают.

"Что-то" оказалось стулом. Мои умники догадались подпереть им дверь. Оба.

– А к нам папа приходил, – сообщает мне дочь лишь только я переступаю порог. – Я его в окно видела.

– Это был зомби, – возражает ей сын. – Он в дверь стучал, только голос у него ненастоящий.

– Голос не настоящий? – не понимаю я.

– Ага! – соглашается сын. – Ты же сама сказала, что наш папа теперь – зомби.

Полный "Атас" – как говорит Андре, один из официантов ресторана. Я попыталась собраться с мыслями: "бывший" за окном, зомби в коридоре, мои видения после бессонной ночи. Кто в такое поверит? Лично я уже начинаю сомневаться даже в том, что вроде бы видела сама.

– Папа просил, чтобы я его пустила, – выдала дочь.

– Это был зомби, – возмутился сын.

– Зомби тоже просил тебя впустить его? – уточнила я на всякий случай.

– Ага! А я дверь стулом подпёр!

– Молодец! Никого чужого в дом не впускать и ... – (Трижды приглашают и привидений, и чертей.) – ... Никому не разрешайте заходить сюда. Как бы он не просился. Понимаете? – Я понизила голос. – "ОНО" может зайти в комнату, только если вы ему разрешите...

– А бабе с дедой? – уточнила моя дочка-умница.

– Они здесь живут, – отрезала я. – Им разрешения не требуется. А теперь: всем спать! Через два часа подъём.

Глава 4. Жуть ночная.

А дальше? Дальше всё опять покатилось как обычно: дом-работа, работа-дом; домашние хлопоты – домашние радости. Я привычно ёжилась под ночными взглядами соседки и упрямо гнала чёрные мысли прочь. Вела себя, как любой, нормальный человек, пока ...

Это случилось в середине ноября. Весь день хлестал дождь. К ночи он притих, превратившись в непрерывную, мелкую морось. Да ещё и вторник. Клиентов набралось немного и разъехались они быстро.

– У тебя вчера день рожденья был, – это Андре. Вообще-то имя парня – Леонид, но "Лео" на бейджике не смотрится. Так он решил. – Так вот это тебе от нас, ото всех.

Девочки дружно захлопали в ладоши, а Лёня вручил мне огромную, пузатую бутылку "Бейлиса", пояснил:

– Приятель в "дютике" купил. Настоящая. Будет жемчужиной твоей коллекции.

– Бриллиантом, – попытала я поправить его, не в силах сдержать охвативший меня трепет. – Спасибо, друзья. Такой подарок – на всю жизнь!

– Э-э-э! – подал голос из-за моей спины "Месье Жако", он же дядя Ваня. – На всю жизнь одной бутылки никогда не хватит.

Надо ли говорить, что домой я бежала счастливая пресчастливая. Как на крыльях летела. Без опаски. Тем более, что погода... В такую промозглость даже бродячие собаки носа из логова не высовывают. Не то что злые люди.

В приподнятом настроении я забежала в подъезд, ключом открыла дверь в квартиру, переступила порог...

На мгновение мне показалось, что я – сплю. Стена, та что отделяла коридор от комнаты соседки стала прозрачной, а за ней в бесконечность уходил запущенный, летний сад: разросшиеся яблони, трава с пробитыми тропинками, кусты смородины и даже деревянная лавочка.

Растерянная, я шла вдоль прозрачной стены до тех пор, пока передо мной не оказалась распахнутая дверь. Сад за порогом манил меня просто со сверхъестественной силой, внушая смешанный с ужасом восторг. Две маленькие, человеческие фигурки мелькнули в глубине, на самой грани видимости. Они махали руками, звали меня. Так ведь это же...

Как зачарованная лягушка я сделала крошечный шажок. Что-то хрустнуло у меня под ногой и видение пропало. Я стояла перед распахнутой дверью в грязную, запущенную, словно бы и нежилую комнату. Настоявшийся, душный холод глубокого погреба ударил мне в лицо, сладкий смрад тления ожёг ноздри. Но даже не это испугало меня, а соседка. Она стояла сразу за порогом, в своих, неизменных: платке-халате-галошах, напружиненная, как зверь перед прыжком и обнажив огромные клыки матёрого хищника.

Я отпрянула всего на шаг и картинка вновь переменилась: летний cад, двое детей, машущие из его глубины руками и зовущие меня ...

Но морок больше не имел надо мной власти. Пятясь, я отступала, пока не упёрлась в стену, по стеночке, боком добралась до двери в свою комнату и ... опять хруст под ногой. Картина меняется.

Соседка скорчилась, как обезьяна, опираясь передними лапами о порог. Таких когтей я и у волков в зоопарке не видела. Пасть её просто сводило от ярости, а по жёлтым клыкам стекала голодная слюна. ОНО было готово бросится на меня, но что-то ей мешало. Словно стеклянная, непреодолимая стена отделила страшную комнату от коридора. Дрожащими руками я нащупала ключ, не теряя из виду пожирающего меня глазами монстра открыла дверь, краешком глаза заметив неровную, белую, словно насыпанную полосу у себя под ногами. Я наклонилась, коснулась её пальцем...

Соль?

Попробовала на язык.

Точно.

Так вот что спасло меня от морока. Додумать мысль я не успела. Дверь за моей спиной подалась во внутрь и я мышью шмыгнула в безопасность своего обиталища.

Дети спали. Я скинула обувь и не раздеваясь, с головой закутавшись в одеяло, уснула в кресле. Разбирать сумки и тем более идти для этого через коридор на общую кухню было выше моих сил. Поднял меня будильник. Пора собирать сына в школу.

Первый взгляд – на "витрину красивой жизни". На мою витрину! Распакованная пачка соли среди бутылок сразу бросилась мне в глаза. Да, бутылки...

Нежно и осторожно я высвободила из сумки подарок: бутылку "Бейлиса". От прикосновения к гладкому стеклу леденцово-кофейного цвета сладкая дрожь бежит по телу, стряхивая с души всё мрачное и жуткое. Бриллиант моей коллекции! Нет, не бриллиант, звезда!

– Мам, – голос сына отрывает меня от блаженного созерцания. – Мы нечаянно соль ...

Да уж, времени на мечты всегда не хватает. Нечаянно говоришь? Ровными дорожками?

– Нечаянно значит нечаянно. Бывает. Все мы люди, – безмятежно поддерживаю я его, всё ещё с умилением любуясь дареной бутылкой.

– Ну, в общем, не совсем ... – сын пристально следит за выражением моего лица, но у меня даже в мыслях нет препятствовать готовящемуся признанию.

– Мам, это... оно под дверью ночью скребётся. Страшно.

– А соль помогает? – поддерживаю и подталкиваю я его.

– Да, когда под её дверью. Я сам соль купил ...

– Да? – Делаю вид, что удивлена. – Ладно. Компенсирую. Держи деньги.

Мы уже на кухне. Естественно только вдвоём. Обжариваю макароны из холодильника, добавляю сверху кружок варёной колбасы, кетчуп, между делом разбираю сумку: два куска заветренного "пастушьего пирога" с витрины. Хозяин мой – человек добрый: неликвид, как другие, не выбрасывает, отдаёт работникам.

Пирог перед потреблением тоже на сковородке разогреть не мешает. Разогрею. Потом. Для себя. Детям такое давать не стоит.

– Погоди, сына, я с тобой...

– Куда? – Быстро вскидывается мой старшой. Даже волосы у него на голове вдруг встопорщились, как иголки на еже. – Я ...

– Да не провожаю я тебя, не провожаю, – утишаю я гордость мальчика. – В "круглосуточный" надо сбегать, того-сего купить. Ну и соль.

За "круглосуточный" мне нагорит. Там всё дороже, а моя мама ведёт дом твёрдой рукой, только иначе я сейчас не могу. И сын меня понимает, расплывается в счастливой, детской улыбке:

– Ты веришь?

– Я знаю, – бурчу в ответ, закрывая входную дверь. – Этой ночью ваша соль меня здорово выручила. Сын счастливо улыбается, я тоже улыбаюсь. Счастье, это ведь когда тебя понимают, а счастливым людям даже промозглый, осенний дождь не страшен.

Соседка меня тоже прекрасно поняла. Она стояла в дверях кухни и, истекая бессильной злобой, смотрела, как я, одну за другой, выставляю из пакета в шкафчик пять килограммовых пачек поваренной соли. Соль как всегда сыпалась. Я смела на ладонь пару щепоток просыпавшихся кристалликов, подняла в замахе руку...

Человекообразная мразь враз сбрызнула с порога. Ничего, мы ещё поживём, ещё повоюем, хотя ... Ответ на вопрос я получила ещё до того, как додумала его до конца.

– Кто это соль по коридору рассыпал? – В руках у мамы веник с совком – вот он ответ. – Не меньше полу пачки. И под нашими дверьми, и под соседской...

Серая от сора соль с совка сыпалась в мусорное ведро. Я молчала. Да и вы бы также поступили. Попробуй, расскажи нормальному человеку что-то в духе моих видений – мигом в "жёлтом доме" окажешься. А как тогда дети? Как родители? С отцом вот пора гулять идти. И дочку прихватим за компанию.