Текст книги "По волчьим законам 2. Искупление"

Автор книги: Тамара Клекач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Зачем? Зачем? Зачем он так поступил? Меня, как Киры Станиславской не существовало никогда, а та Кира Зотова, которой я была… Что ж… Она умерла еще задолго до того, как сам Борис и организовал опознание якобы моего трупа и официального признания меня мертвой.

После его убийства и моего побега, я вообще стала никем, и только родив сына, я создала новый мир и создала новую себя – мать, мать и еще раз мать.

Теперь… Теперь… Не знаю, что теперь, но кого-то нужно было убить, чтобы охота на меня прекратилась.

Звучало ужасно от женщины, с нежностью и любовью, склонившейся над кроваткой с уснувшим малышом, но раз уж такими были волчьи законы, по которым ту самую женщину, а то и малыша, допускалось убить из-за какой-то подделанной бумажки, то кто я была такая, чтобы их менять? С волками жить – по-волчьи выть. Разве нет?

– Убей… – прошептала я, на одну страшную секунду представив, что подкрадываться могли не ко мне, а к Никите. – Мне все равно, кто он, кто они и чего они хотят! Убей их! Убей их всех, Гриша! Пожалуйста! Я…

– Шшш!

Гриша накрыл мои руки, вцепившиеся в спинку детской кроватки, своими. Дыхание ласково скользнуло по коже. Грудь начала сокращаться, зачем-то подавая новую порцию молока. Странная реакция тела на его близость. Странная и далеко не единственная.

Я опустила голову ему на плечо и сразу же почувствовала его губы на шее, а жилистые руки под грудью, такой чувствительной к их прикосновению, что в скрученном животе мгновенно стало легче и теплее. Намного теплее.

– Тебе нужно отдохнуть, Кира, – прошептал Гриша.

Отдохнуть звучало хорошо, особенно учитывая запах возбуждения, струившийся от него. Я взяла его за руку и повела ее вниз, но вовремя опомнилась: мы же в детской находились.

Гриша будто прочитал мои мысли и увлек меня за собой к выходу, подхватив по дороге еще и пистолет, которому тем более было не место в детской. Зачем Алеша его вообще оставил? Неужели он думал, что я захочу пристрелить Гришу?

Алеша уже поднимался по лестнице, чтобы сменить меня. Я встретилась с ним взглядом, вновь ощутив укол противоречивых чувств, но тут же поймала себя на мысли, что просто не могла на него злиться потому, что это было несправедливо.

Когда мы только уехали, я много думала о последних событиях, думала об их причинах и причине того, что уехать пришлось, а также о том, как было строить жизнь в свете внезапной беременности и как не проснуться посреди ночи в луже собственной крови.

Город после смерти своего хозяина был охвачен беспорядками, и я не сильно переживала, что нас мог искать кто-то кроме Гриши. В конце концов, разве я не оказала городу услугу, убив Ангелова, которого и так хотели убить очень многие? Да и кому было до меня дело, когда на повестке дня была дележка все того же города? Никому, как я думала, и постепенно я позволила себе сосредоточиться только на беременности и поиске подходящего для житья места.

Алеша же не мог позволить себе думать только о чем-то одном и просто потакать моим буянившим гормонам. Ему приходилось держать в голове и возможную погоню, и возможное возмездие, продумывать, где и как можно было бы безопасно сбыть алмазы, когда деньги, которые мы забрали из тайника закончатся, хоть их и было не мало, а также думать о многом другом, о чем не думала я.

Так что, если он считал правильным поддерживать за моей спиной связь с Гришей, который вполне возможно мог стать новым хозяином города, который мы покинули, то у него на это были весомые основания, от которых мой верный и единственный друг меня заботливо оградил.

По моему взгляду Алеша все понял, и его роскошная борода шевельнулась в знак улыбки, от которой мне сразу же полегчало.

Он прикрыл за собой дверь детской, а Гриша уже прикрыл за нами дверь моей спальни.

Гриша… Столько мыслей в течение года разлуки, столько чувств на расстоянии, столько сомнений… И вот он был здесь: стоял в двух шагах с моим пистолетом в руке, растрепанным хвостиком, потрескавшимися губами и темным космосом в глазах, который передался моему… нашему сыну.

Я почти готова была подойти к нему и обнять, ответить страстным поцелуем на таившийся в глубине его глаз вопрос, но, к счастью, или сожалению, приобретенный за мою отнюдь не радужную жизнь опыт отодвинул в сторону фантазии изломанной одинокой девушки, и напомнил мне, что передо мной стоял не только объект моих желаний и чувств, но и наемный убийца, за которым смерть преданно ходила по пятам.

И снова, будто прочитав мои мысли, Гриша проверил предохранитель на пистолете и бросил его на атаманку, стоявшую у окна.

– Нам о многом надо поговорить, Кира, – сказал он, рассматривая меня.

Меня насторожил его тон, но я также уловила в нем явное не желание делать это сейчас, что подтверждалось его запахом, усилившемся в ответ на шум его отморозков на заднем дворе коттеджа.

– Ложись отдыхать, – продолжил Гриша. – Поговорим утром.

Мне показалось, что в его словах проскользнуло что-то скрытое, но спорить я не стала, как и допытываться, что он скрывал. В конце концов, он был прав в одном: мне нужно было отдохнуть и восстановить силы.

Во многом я стала гораздо сильнее, но, мимолетно пережив парализующий страх из-за плакавшего где-то вне поля моей видимости сына, я поняла, что сил мне понадобиться еще очень много, чтобы уберечь моего малыша от кровавого прошлого, вновь постучавшего в дверь моего дома. И неважно, чья в этом была вина. Гораздо важнее было разобраться с этим раз и навсегда.

Глава 3

Сквозь сон мне казалось, что я слышала звуки лопаты. Я хотела встать и проверить, действительно ли банде отморозков не пришло ничего другого в голову, кроме как закапать труп прямо во дворе, но передумала и глубже сунула руку под подушку.

В конце концов, какая уже была разница? Хоть и говорили, что молния дважды не бьет в одно место, но все же оставаться в коттедже было опасно, так что мне было до трупа, закопанного на его заднем дворе?

"Я даже не взглянула на него", – подумалось мне сквозь сон.

Хотя, думаю, что я и так догадывалась, кто… кем он был: тот волк из супермаркета.

Плохо, что я подумала об этом только сейчас. Жизнь учила, учила меня, а я все равно сглупила.

Интерес мужчин к женским формам был стар, как мир, но при моем прошлом мне следовало раз сто предположить, что молодого волка интересовали не только мои буфера, ведь он прекрасно видел, что я была одна, нагруженная пакетами, с деньгами, на машине, а мне тогда даже и в голову не пришло, что он мог оказаться вором, присматривающим жертву, или насильником, не говоря уже о том, что его могли прислать за мной.

Нет же! Я была уверена, что все дело в буферах и запахе грудного молока! Молодец, Кира! Так держать! Ведь все твои панические атаки были просто бредом, вызванным гормонами и недосыпом!

Впрочем, раз он или не он все равно уже был мертв, то опять-таки, какая была разница? Факт был в том, что атаки, не атаки, но я расслабилась. Да и Алеша тоже, и тот же Гриша, несмотря на то, что "не терял" меня, пропустил тот момент, когда кто-то тоже решил не терять меня и даже прийти познакомиться. И это еще хорошо, что он был один.

Хотя, может и нет. Гриша был не из тех, кто стал бы распространяться о том, скольких уложил он и его банда. Да и я ведь не спрашивала.

Из приоткрытого окна неприятно повеяло сыростью и дождем, и я поежилась. Меня заботливо укрыли пледом, и сквозь сон я улыбнулась, почувствовав запах сигарет.

Я опять хотела проснуться и отругать волкодава за то, что он прованивал сигаретами все вокруг, но, почувствовав нежное касание шершавой ладони на щеке, передумала и продолжила спать. Успею еще, ведь Никита скоро проснется, а значит, и мне придется вставать, чтобы покормить его.

Как по часам молоко начало приливать около полуночи. Я пошарила рукой по прикроватной тумбочке и, нащупав выключатель ночника, зажгла его.

Ну, да. Была ровно полночь. Что ж мой малыш не звал меня?

Я сбросила с себя плед и пробежала сонными глазами свою спальню. Гриши не было, и я выглянула в окно: его отморозки копошились во дворе вокруг своих мотоциклов, время от времени вращая головами в жутких разрисованных шлемах на все сто восемьдесят градусов.

Интересно, они их когда-нибудь снимали или даже душ в них принимали? А ели, просовывая под шлемы трубочку? Кошмарные создания!

Грудь сдавило сильнее, и я поспешила к Никите.

В коридоре пахло кофе и сигаретным дымом, тянувшим снизу и неприятно защекотавшим нос.

Я непроизвольно закашлялась, поставив себе в уме жирное такое напоминание дать Грише хороший втык. Странно, что Алеша до сих пор не вышел сделать тоже самое. Ну, серьезно! В доме же ребенок!

Откашлявшись, я убрала волосы за уши волосы и настороженно прислушалась, уловив еще один запах, болезненно ассоциировавшийся с пустотой.

Неуловимо он присутствовал везде, пропитывая подозрительную тишину, источником которой была детская. Ее дверь была приоткрыта, словно приглашая ступить за порог и погрузиться в объятия темноты и тишины, царившей в ней.

Сердце тревожно пропустило удар, и с каждым моим шагом кровь все увереннее застывала в венах, предчувствуя то, что в той темноте и той тишине ждало меня, а точнее то, что не ждало потому… потому, что не было… не было там ничего и никого. Ни Алеши, ни Никиты, ни одной его вещи, только его запах… Запах моей крошки, смешанный с пустотой, и мобильник Алеши, который лежал в кроватке, будто насмехаясь надо мной.

Пульс замедлился до полного ступора, и я на автопилоте вернулась к себе в комнату.

– Где он? – тихо спросила я, вошедшего следом за мной Астахова, запах вины которого еще с лестницы разбавил все остальные запахи.

– Так будет лучше…

– Где он? – перебив его, повторила я, остановившись у атаманки, стоявшей у окна.

– Алеша увез его, как только ты уснула.

– Ты сказал ему так сделать? – спросила я, и так зная, каким будет ответ.

– Я, – последовал ожидаемый ответ, и прогремел он, как выстрел.

Застывшая в венах кровь пришла в кипящее движение, нашептывая убойную фразу: Алеша увез его, как только ты уснула.

Увез. Забрал. У меня. Потому, что так решил Гриша.

Я поймала собственное отражение в окне и когда-то привычным движением пальца сняла флажковый предохранитель, разблокируя ударно-спусковой механизм. Ладонь крепче сжала тяжелую и холодную рукоятку пистолета и, развернувшись к Грише, я спустила курок.

Он отреагировал быстро и опытно, и все серебряные девятимиллиметровые пули достались стене, в которую Гриша направил мою руку с пистолетом.

– Мразь! – закричала я. – Падло вонючее!

Выронив бесполезный пистолет, я била волкодава, что было сил. Снова и снова, и снова, приходя в еще большую ярость от того, что он даже не закрывался, будто позволяя мне себя наказывать.

Я кричала, рычала и выла вне себя от горя и беспомощной ярости, и продолжала наносить удары, пока совсем не выбилась из сил и, заливаясь слезами, не растеклась в руках Гриши, опустившегося вместе со мной на пол.

– Так лучше, Кира, – нашептывал он, успокоительно поглаживая меня по спине. – Ты ведь и сама это знаешь. Сейчас нашему сыну безопаснее быть, как можно дальше от нас.

– Что… – всхлипнула я и подняла на Гришу заплаканные глаза. – Что ты… сказал?

Космос в его глазах, встретивших мой взгляд, закружился.

– Когда ты родила, я брал мазок и делал тест, – ответил он полушепотом. – Я должен был… Хотел убедиться, что… – Гриша сделал неуверенную паузу. – Что Никита от меня, – на выдохе закончил он.

Меня затрясло от нового приступа ярости и отвращения к нему.

Ну, что, Кира? Хотела его любви? Хотела, чтобы твой несостоявшийся убийца нашел тебя? Получай, дура, на полную катушку!

– И что бы… – прохрипела я, дрожа всем телом. – Что бы было, если бы Никита был не от тебя? А, волкодав? – Мой голос набрал хриплую и истеричную силу. – Что бы было? – с надрывом выкрикнула я.

– Ничего, Кира, – спокойно ответил он, глядя мне в глаза. – Не биология делает нас родными…

– Лжец! – выплюнула я и, собрав кое-какие крохи силы, оттолкнула его от себя, а сама отползла к кровати.

Слезы снова начали душить меня, и я закрыла лицо руками. До этого вечером была просто тренировка, а теперь мой самый страшный кошмар действительно сбылся: спустя год меня нашли, а моего… моего малыша…

Я истошно закричала в ладони. За что, Алеша? За что ты меня так предал? Почему послушал этого мерзкого у*бка и разлучил меня с сыном? За что?

Так лучше? Как четырехмесячному младенцу, жизненно зависящему от грудного молока матери, могло быть лучше вдали от нее?

Кто теперь его покормит? Чем? Дерьмовыми смесями? Кто, кроме меня почувствует, что ему нехорошо? Кто, кроме меня убаюкает его, когда ему не спится? Кто? Кто, бл*дь? Кто?

– Алеша позаботиться о Никите, – будто прочитав мои и так очевидные мысли, нарушил мой не человеческий рев Астахов. – С ним он будет в безопасности…

– Со мной он был бы в безопасности, – всхлипнув, перебила я, подняв на него полный муки взгляд, – если бы ты не позволил никому нас найти, решил бы все сам, а не припирался бы ко мне со своей бандой и кучей проблем! А еще лучше, если бы ты сам меня не искал, как я тебя и просила!

– Если бы все было так просто, – с грустью ответил Астахов.

– Если для тебя было так важно знать, что Никита от тебя, то после подтверждения этого все тем более должно было стать простым! Или жизнь и безопасность сына для тебя не достаточная мотивация? Ну, конечно! – криво усмехнулась я. – Зачем себя утруждать, если все заботы можно сбросить на Алешу, а меня вынудить разбираться с остальным? Не зачем, правда, ведь! Думаешь, когда это все закончится, сможешь выставить мне счет за свои услуги? Оплодотворение не забудешь включить?

– Ты расстроена, Кира, я понимаю…

– Ты в принципе не можешь понять меня, волкодав! – снова перебила я. – Но кое-что понять тебе придется: когда все это закончится, тебя в моей жизни не будет. И в жизни моего сына тоже. И если ты снова нарушишь мой запрет, я убью тебя. Усвой это сейчас потому, что второй раз я повторять не буду.

Лицо и взгляд Астахова приняли непроницаемые выражения, что значило, что мои слова его задели за живое, но по сравнению с тем, как он, подло воспользовавшись моей доверчивостью и усталостью, ранил меня, это было ничем, и, думаю, это он понимал.

Он ушел, оставив меня одну, и я уронила голову на кровать, прижав руки к груди, в которой саднило и пульсировало растущее, но уже невыносимое чувство боли и сдавленности от разлуки с Никитой.

Одна только мысль, что он был не здесь, не со мной убивала. Где он был теперь? Куда Алеша увез его? В какую сторону мне нужно было бежать, чтобы догнать его?

Где-то в глубине я понимала, что к решению расстаться с ним пришла бы сама, и как бы больно не было, я попросила бы Алешу уехать с ним, ведь в свете последних событий рядом со мной Никите действительно было опасно находиться, но… Но то, что решение за меня принял Астахов, вызывало во мне такое, что словами было не описать. Папаша года, бл*дь!

«Я должен был… Хотел убедиться, что Никита от меня».

Что это вообще значило? А если бы тест показал, что Никита не от него?

Да, не биология делала нас родными. Это было доказано еще моим братом, готовым продать меня, чтобы спасти свою шкуру, но… Но своя кровь – всегда своя кровь, что уже было доказано мной, бившейся за брата до последнего.

Так что да, говорите, что угодно, но я не куплюсь на фальш того, кого я создала для себя в ореоле опасности и жизни на грани, но которого по факту я совсем не знала и доверять никак не могла. Я вообще не могла доверять кому-то. Не теперь. А, может, я даже и себе самой не могла доверять, учитывая то, как легко я распустила нюни при появлении Астахова.

Бл*дь, мне не верилось, что это происходило на самом деле! Все хотелось себя ущипнуть, чтобы проснуться, но, увы, этот кошмар… Этот ад был наяву.

Я собрала еще немного сил и прошла в детскую. Как же пусто в ней было без Никиты! Горло свело, и я схватилась за него, издав сухой и беспомощный всхлип.

Я думала, что расплатилась за свои ошибки и получила право на искупление, но, очевидно, что это было не так, только теперь я должна была платить как бы еще и за чужие ошибки, которые скрывались за явными недоговорками Гриши.

Я могла понять поступок Бориса, оформившего наш с ним брак в одержимой погоне привязать меня к себе. Могла понять, почему Гриша тогда мне ничего не сказал, ведь он уже планировал убить Бориса. Как же он тогда выразился… Ах, да! Борис должен уйти!

Борис был глуп, раз не видел в наемнике угрозы, а наемник, в свою очередь, не видел угрозы в свидетельстве о браке, но за свою глупость Борис расплатился жизнью, пусть и не от руки Астахова, как планировалось. А вот за недальновидность последнего счет был предъявлен мне, хотя мне даром не был нужен какой-то бизнес, тем более бизнес Ангелова. Но кто-то считал иначе. Какой-то ублюдок видел во мне угрозу. Почему? И почему сейчас, спустя год?

А вообще это было? В смысле так сказал Астахов, но можно ли было ему верить? Что если все дело было в нем? В его врагах? И до него хотели добраться через меня?

Возможно? Возможно! Все возможно!

Между нами не было отношений, а была одна лишь ночь. Меня знали, как жену хозяина города, на которого работал волкодав со своей бандой, но после смерти Бориса, разгрома его окружения все той же бандой волкодава, а также моего исчезновения кто-то мог сложить два и два, и легко подумать, что мы были в сговоре.

И пусть даже для этого кого-то это не было проблемой, а наоборот даже стало решением, но мало ли, что могло за год измениться, что мог сделать Астахов за тот же год. Может, он лично не дал кому-то занять место хозяина города? Или же отказаться служить новому хозяину, который в последствие решил, что волкодав с его знаниями и вооруженной бандой отморозков представляет угрозу, и что его лучше устранить.

Последнее было не из простых задач, и Астахову сели на хвост, чтобы собрать информацию и подобрать нужный момент для удара, который он сам и предоставил, таскаясь ко мне – бывшей жене бывшего хозяина города с ребенком на руках. Какой бы дурак этим не воспользовался?

Астахов же скормил мне байку про бизнес Бориса и… И ничего.

Однако при всей моей пылающей ненависти к волкодаву, я вынуждена была признать, что все мои версии совершенно не вписывалась в его стиль. Не в том смысле, что он мог отказаться служить кому-то, а в том, что если бы все дело было в нем, то его бы здесь не было. Этой проблемы бы в принципе не было потому, что за волкодавом не заржавело бы убить любого, кто хотя бы тявкал в его сторону или просто косо смотрел.

Что же касалось меня… Угрозы для меня… Не знаю… Думаю, она была реальной. И опять-таки при всей моей пылающей ненависти к волкодаву я все же склонялась к тому, что он сказал правду про бизнес Ангелова и то, что все в этой истории было не таким простым, как могло показаться. И уже с этим мне предстояло разбираться, хотела я того или нет.

Ну, а что до самого волкодава и того, что он был здесь в роли спасителя… Нежного и заботливого спасителя, отца моего ребенка и невидимого наблюдателя, не исполнившего мою не искреннюю просьбу не искать меня, а наоборот отыскавшего, но согласившегося на компромисс и ограничившегося лишь взглядами из-за угла… Не знаю…

В ту ночь, что мы провели вдвоем в его лофте, его признание в любви, обещание позаботиться обо мне… Я не забыла их, и, как и тогда, так и потом я хотела в них верить, хотела верить, что и он, и я тогда испытывали настоящие чувства, но прошел год. Целый год, в течение которого у волкодава могли быть сотни молоденьких волчиц или полукровок: не оскверненных насилием, побоями и пулевыми ранениями, и не обремененных какими-то страхами, чувством вины и тем более растущим животом.

Он сказал, что не терял меня, что все время был рядом, но оставаясь в тени, так ли уж он выполнял мое желание, или же сам не хотел быть со мной и просто ждал, когда я уже освобожусь от бремени, и он сможет чисто из любопытства выяснить, его ли ребенка я вынашивала.

В любом случае я не могла сейчас о нем думать, да и не хотела. Не тем он был мужчиной, что занимал все мои мысли, и отнюдь не тем, кому можно было доверять. Не после того, что он сделал. Однако я вынуждена была его использовать, по крайней мере, пока. Ну, а там будет видно. Сбросить его, конечно, будет не так просто, но нет ведь ничего невозможного.

"А убить его будет для тебя просто?" – скользнуло в голове вместе с воспоминанием о моих выстрелах в него.

Я провела рукой по пустой кроватке сына, обдумывая ответ на этот вопрос.

Когда-то Гриша сказал мне, что способность выживать залог будущего. Что ж… Ради выживания сына, я и не такое смогу сделать.

Забрав мобильник Алеши, я вернулась к себе в комнату и, умыв опухшее от слез лицо холодной водой, всмотрелась в зеркало. Шок еще только начинал отходить, но, как бы мне не хотелось броситься на поиски Никиты, я все же понимала, что это не было правильным решением.

Да, Алеша предал меня, став на сторону Астахова, но я была уверена, что о Никите он позаботиться. Слабое, конечно, утешение для материнского сердца, но все же лучше, чем совсем ничего.

Ополоснув лицо еще раз, я закрутила воду. Мое отражение не могло дать мне ни ответов на вопросы, ни тем более решения.

Сняв платье, я надела темно-синие джинсы и самую обычную белую футболку, предусмотрительно поддев под нее бюстгальтер. Сверху я накинула черную кожанку, а на ноги натянула кеды. Не солидно, но зато удобно для предстоящей не близкой дороги. Вот только куда?

Я почувствовала невольный приступ тошноты. Куда еще я могла ехать, кроме как домой, обратно к своим призракам?!

Когда я спустилась вниз Астахов, слышавший, как я собиралась, пошел мне на встречу, чтобы взять сумку, но последней у меня не было. Два мобильника, которые я отключила на всякий случай, вместе с деньгами, кое-какими документами и футляром с алмазами, который я прятала в нише над дверной рамой своей комнаты, прекрасно поместились в карманы куртки, а брать с собой что-либо еще я не видела необходимости. Разве что пистолет я еще взяла с собой, хотя в нем и не было пуль.

Астахов отступил, давая мне пройти. Его отморозки уже седлали своих железных коней и постепенно выезжали за пределы территории коттеджа.

О том, что Алеша заберет машину, я как-то не подумала, и когда волкодав протянул мне мотоциклетный шлем, я почувствовала новый приступ тошноты. Дальняя дорога в непосредственной близости с ним на его спортивном мотоцикле не внушала мне доверия, но тратить время на билеты и поезда мне тоже не улыбалось. Из двух зол, как говориться.

Покрутив шлем в руках, я неуверенно надела его. Астахов помог мне застегнуть ремешок и надел свой шлем. Раньше на нем не было ничего, а сейчас на тыльной стороне под слоем пыли красовались две волчьи головы, скрещенные в подобии поцелуя.

Твою мать, Астахов! Твою мать!

Я поспешила отвести взгляд, но волкодав почувствовал его и, рыча разогревающимся двигателем, оглянулся. В отражении его шлема вспыхнул огонь, жадно охватывающий мой коттедж. Жаль, но так было нужно. Если кто-то сюда вернется, то не сможет взять след: ни мой, ни сына, ни Алеши.

Дождавшись, когда я устроюсь позади него, Астахов оттолкнулся от земли ногой и направил набирающий скорость мотоцикл прочь от поглощенного огнем места, которое я так недолго считала домом.