Текст книги "По волчьим законам 2. Искупление"

Автор книги: Тамара Клекач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Тамара Клекач
По волчьим законам 2. Искупление

Пролог

Знаете ли вы, что такое искупление?

Вы уверенно скажете:

– Да, это значит раскаяться и сделать все, чтобы загладить вины.

А я скажу:

– Нет! Это око за око, жизнь за жизнь.

Так гласят волчьи законы. И это я вам говорю с полной уверенностью.

Тогда вы спросите:

– Сколько жизней стоит искупление?

А я задумаюсь, и вам отвечу:

– Не знаю. Я еще это не выяснила.

Глава 1

Вдалеке шумело море, едва успевавшее охлаждать перегретых полудневным солнцем отдыхавших на пляже.

В основном это были, конечно же, люди, инстинктивно отдававшие предпочтение дню. Время же волков всегда было ночью, а до нее еще было далеко.

Тележка в супермаркете набралась незаметно. Который раз обещала себе не набирать лишнего, но по четвергам завозилось много свежего, включая практически дефицитные из-за сложности хранения молочные продукты, которые для меня были на вес золота.

– Вы, как всегда! – добродушно улыбнулась старая кассирша, пробивая мои покупки. – И снова без помощника!

Я вымученно улыбнулась в ответ, подавив желание схватиться за грудь, к которой начало энергично приливать молоко. Единственные "снова" и "как всегда" были уместны в том, что я не рассчитала время, и умопомрачительный процесс снова и как всегда, и даже опять застал меня в супермаркете.

Хорошо, хоть волосы я поленилась дома заплести, и могла ими прикрыться, а то молодой волк, стоявший позади меня на кассе, уже вовсю приклеился взглядом в источник запаха.

Я спешно покидала продукты обратно в тележку и, расплатившись наличкой, поехала к столу, чтобы переложить все в пакеты. Молоко продолжало приливать, угрожая проступить сквозь тонкую ткань бледно-лимонного короткого комбинезона.

Я честно пыталась носить специальный бюстгальтер для кормящих мамочек, реклама которого уверенно обещала удобство и комфорт, но по факту это было далеко от истины, и от его вечного прилипания, натирания и съезжания я быстро отказалась.

– Девушка, вам помочь?

Я подняла глаза на все того же молодого волка, так и крутившегося возле меня: приятное лицо с располагающей улыбкой, заинтересованный взгляд, легкий запах пота, ненавязчиво сопровождавший его мускулистую фигуру – бери, не хочу, но… Но не то. И не только потому, что меня дома ждал главный мужчина моей жизни, а потому, что никто и никогда, как бы глупо это не звучало, не сможет затмить его отца.

– Нет, спасибо, – вежливо выдавила я и бодро поволокла пакеты к машине.

Каких-то десять минут по пустой дороге с включенным на полную кондиционером, и я была уже дома. Двухэтажный коттедж, достаточно скромный для той, кто владел редкими красными алмазами, стоимость которых оценивалась в миллионы, но один только детский плач делал его самым прекрасным местом в мире.

– Ну, прямо по часам! – огласил Алеша, вышедший мне навстречу с верещащей крошкой на руках. – Все, Все! Мама уже здесь!

Забыв про продукты и вообще про все на свете, я взяла на руки сына и приложила к груди. Еще ни разу не было такого, чтобы молоко приливало, а мой главный мужчина не был голоден. И это стабильно каждые три часа в течение четырех месяцев его жизни.

– Ммм!

Я усмехнулась и закрыла глаза, наслаждаясь почмокивающими звуками. У Никиты не всегда был хороший аппетит, да и я не сразу могла похвастаться обилием грудного молока.

Та жизнь, которую я вела, и все то, что со мной произошло, дало о себе знать, и две мучительных недели после преждевременных родов я боролись за жизнь так, как не боролась никогда, потому что жизнь та была моего сына, и в ней же была и моя.

Будучи беременной полукровкой, да еще и в бегах, я часто думала о том, что ждало нас – меня, моего верного Алешу и того растущего во мне зернышка мимолетной преступной любви. И чем больше становился живот, тем чаще меня посещали мысли, что я могла ошибаться, и отцом ребенка мог быть Борис, а не тот другой… Мой несостоявшийся убийца.

Тогда мне скручивало сердце и выворачивало душу, ведь в таком случае рано или поздно настал бы день, когда мой ребенок задал бы мне страшный вопрос:

– Где мой папа?

И на который мне бы пришлось ответить правду:

– Я его убила. Он сказал, что любит меня, а я пустила ему пулю в лоб. Прости, детка, так было надо, – добавила бы я, видя в глазах ребенка тоже отвращение, что я и сама время от времени испытывала к себе. – Он должен был заплатить…

"За что?" – спросила бы я себя.

За то, в чем я была виновата сама? За то, что я сама дала ему еще один повод быть чудовищем и убить моего брата, а меня приказать избить и изнасиловать, а потом и вообще убить? За то, что он удерживал меня в своем доме? За то, что посмел полюбить… Меня?.. Или же за то, что я в какой-то мере смогла ответить ему?

Мда… Так себе звучало, да?

Однако, несмотря ни на какие мои грехи, судьба оказалась ко мне благосклонной: как только я взяла на руки новорожденного сына и заглянула в его глаза, я поняла, что мои страхи были напрасны, потому что в них был тот же космос, что и в глазах Григория Астахова, наемника и моего несостоявшегося убийцы.

Разве не чудо? Мое искупление… Мой второй шанс…

Я счастливо вздохнула и прошла к дивану, чтобы не мешать Алеше забрать пакеты с продуктами, большую часть которых необходимо было срочно положить в холодильник.

Никита лениво шлепнул мою грудь пухленькой ручкой, что было верным признаком того, что он наелся.

– Теперь будем спатаньки, да? – прошептала я, теряясь в космосе глаз сына.

Он дернул меня за волосы и вытянул губки, как бы говоря, что с этим он бы поспорил, ведь после еды ему не помешало бы и отрыгнуть.

– Готов? – спросил Алеша, протягивая мне полотенце с запозданием, стоившим мне испачканных волос.

– Теперь точно! – ответила я, усмехнувшись.

Никита издал довольный крик, гордо исполнив все задуманное, и перекочевал на руки Алеши, закончившего с продуктами и собиравшегося отнести его в детскую.

Мы с сыном, наверное, были единственными, кого не пугал его внешний вид, а точнее лысая голова и солидная борода, которые ко всем прочим мужественным габаритам придавали Алеше еще более устрашающий вид. По крайней мере, если было не брать во внимание смешные шорты в ярких подсолнухах, которые он носил, чередуя с другими, абсолютно такими же.

Впрочем, Алеша был не единственным, кто мог похвастаться новым имиджем. Я вот, например, порой не узнавала себя в зеркале. Мне всегда казалось, что я выглядела старше своих лет, но после родов, по утверждению некоторых, омолаживающих женщину, я не помолодела, конечно, но все же как-то неуловимо стала… Свежее, наверное.

Волосы я перестала подстригать, и сильно отросшие, и местами выгоревшие на солнце они делали мое лицо мягче. Пара-тройка лишних килограммов, которые я тщетно пыталась согнать при помощи утреннего пилатеса, придавали телу неожиданно элегантную женственность, и я даже всерьез подумывала перестать с ними воевать, хотя бы потому, что ради кормления сына мне приходилось питаться отнюдь не диетически. Ну, а даже если бы они меня портили, кому было до этого дело?

Да, я была молода и хороша собой, у меня были деньги, новое имя и новая жизнь, но однажды, невольно рискнув влюбиться в киллера, я сбежала от него, и теперь, разрываясь между страхом того, что он найдет меня, и жгущим желанием, чтобы это все же произошло, я понимала, что даже гипотетическое присутствие в моей с сыном жизни кого-то, кроме Алеши, могло оказаться опасным.

Слишком много секретов, слишком много ошибок, слишком много крови и слишком много оглядок было у меня за спиной, чтобы позволить себе близость с кем-то. И даже в те минуты по ночам, когда я желала видеть и чувствовать рядом с собой отца своего ребенка, где-то внутри меня присутствовал также и страх того, что могло прийти вместе с ним.

Снова боль. Снова кровь. Снова пули в перерывах между словами любви и обещаниями, которые могли и не исполниться.

Такие, как Гриша, сидели глубоко в криминале и буквально дышали им, и хотя я верила, что он мог измениться ради меня, ради сына, о котором не знал, но все же не могла позволить своему желанию быть найденной взять верх и поставить под малейший риск благополучие Никиты. Поэтому я и обкатала с Алешей почти всю страну, не задерживаясь дольше недели на одном месте, чтобы никто не мог прийти за мной, и позволила себе осесть только, когда Никита уже родился. И то, не проходило и дня, чтобы я не думала о том, что чуть, что и нам придется снова сорваться в путь на поиски нового места.

Да, я получила, выстрадала даже, шанс на новую жизнь, надежду на искупление и даже возможность это сделать, но даже у этого была своя цена, и мне, как матери, необходимо было сделать все мыслимое и немыслимое, чтобы ее не платил мой ребенок.

Путано как-то получилось, да? Ну, что ж… Наверное, даже спустя год после всего случившегося, я так и не разобралась до конца ни в себе, ни вообще в чем бы то ни было.

Может, так даже было и лучше. Прошлое было прошлым, и в нем уже было ничего не изменить. Ну, а что касалось непроизвольных мыслей и желаний, то они были для ночи, а пока светило жаркое южное солнце, я полностью отдавалась самым обычным домашним хлопотам молодой мамы, не теряя наивной надежды выделить немного времени, чтобы сделать маникюр и педикюр.

До трех часов мы с Алешей в сверхтихом режиме успели немного прибраться, а после положенного Никите приема молока часик провести на большом заднем дворе коттеджа, где Алеша, пользуясь тем, что малыш отказывался спать, продолжил сооружать, как я подозревала… Честно говоря, я даже не подозревала, а просто понятия не имела, чем в будущем это грандиозное нагромождение деревянных брусьев должно было быть.

– Это качели, да? – в очередной раз предприняла я попытку разговорить моего молчаливого друга.

Алеша как всегда улыбнулся в бороду и пожал широкими плечами. Подлый, лысый волчара даже и не собирался посвящать меня в свой замысел.

– Игровой домик? – не сдавалась я, покачиваясь в тени раскидистого граба на кресле-качалке. – Конура?

Алеша посмотрел на меня с укором и, покачав головой, занес топор над одним из брусьев. Звук удара вызвал у Никиты дикий восторг, и он энергично задергал ручками и ножками, силясь повернуться и посмотреть, что же такого интересного, а главное, явно опасного, там происходило.

"Весь в отца!" – скользнуло у меня, и я грустно улыбнулась, позволив ненадолго увлечь себя мыслями о нем.

Запах древесины, нагретой на солнце, быстро распространился по заднему двору, и Никита, наконец, исполнив последний маневр, сонно причмокнул и закрыл глазки.

Алеша приостановил свою работу и провел нас взглядом, пока мы не скрылись в коттедже. Я уложила сына в кроватку и за рекордные пять минут приняла душ и переоделась в чистое, выглаженное Алешей на досуге, персиковое платье в крупный белый горох.

Легкое и достаточно свободного кроя, не стеснявшего движений, оно было приятным к телу, и красиво подчеркивало загар, но, к сожалению, было последним из арсенала чистой одежды, и мне пришлось оставить сына спать одного и спуститься вниз.

Место для стирки в коттедже было отделено от ванной и, глядя на завалы грязной одежды, мне стало понятно, с какой целью это было сделано: глаза не видят – душа не болит, и можно дальше пребывать в уверенности, что рука, потянувшаяся в шкаф что-то, да и вытянет оттуда не сильно вонючее.

Радио-няня передавало тишину из детской, и я спокойно запустила первую часть стирки, и прошла на кухню. К холодильнику магнитом был прикреплен список необходимых покупок, который изо дня в день практически не менялся, по крайней мере, в плане продуктов.

Однако кроме них были и другие вещи, которые необходимо было подкупить. Например, туалетную бумагу, подгузники, присыпку, зубную пасту, да и стирального порошка осталось не так уж и много.

– Алеша, вечером надо еще раз в супермаркет заскочить, – сказала я, зная, что он меня услышит.

Это я была глуховатой полукровкой, а Алеша, чистокровный волк, обладал острым слухом, которому не помехой были даже звуки топора.

– Что же я забыла? – пробормотала я, исследуя двухкамерный холодильник, в котором явно чего-то не хватало. – Что же, что же… Черт, мороженое! – вспомнила я, опустив взгляд на морозильную камеру.

В детстве я очень любила фисташковое мороженое, и оно же было моим единственным помощником в борьбе с токсикозом, мучившим меня половину беременности.

В дороге бывало, что Алеша с ног сбивался в его поисках, пока я бесконечно брала штурмом туалеты. В общем, токсикоз давно прошел, гормоны тоже более менее улеглись, а вот страсть к мороженому прочно закрепилась, не оставив даже Алешу равнодушным, разве что он предпочитал фруктовое в шоколаде.

До окончания стирки я успела уничтожить упаковку творога, опустошить на половину большую бутылку сливок и испробовать раннюю южную клубнику, которую Алеша принес еще утром с рынка вместе с рыбой, которую почистив и разделав, замариновал, чтобы приготовить уже на ужин.

Я невольно сглотнула слюну, засунув подальше мысль о диете, стабильно всплывавшую после набега на холодильник. Как же вкусно получалась рыба! Мне даже неловко было, что все достоинства Алеши доставались мне одной. Ему бы свою жизнь устраивать, а он со мной нянчился и с Никитой, как с родным.

Один раз после родов я на свою голову подняла тему его будущего, отделенного от моего, и была удостоена самого красноречивого молчания, которое вообще можно было представить.

Даже не знаю, чем мы с Никитой это заслужили, но для Алеши мы стали настолько неотъемлемыми от него, что я порой задумывалась над тем, что если так и дальше пойдет, то мой сын вполне справедливо будет называть его папой.

Вытащив белье из машинки, я не стала ложить его в сушилку, а развесила на заднем дворе на натянутой между деревьями веревке. Мне нравилось, как потом оно пахло солнцем и воздухом. Никакая сушилка и никакой кондиционер с этим сравниться не могли.

Вторую стирку я не стала запускать, решив отложить на вечер, а то и на завтра. Алеша сделал во дворе все, что хотел, и пошел в душ. Я же приготовила ему свое коронное блюдо, то есть бутерброды, и поднялась к сыну, радио-няня в комнате которого уже сигналила, что он проснулся.

– Как по часам! – гоготнул Алеша, заглянув к нам.

Я едва успела поменять Никиту, чьи крошечные ручки требовательно дергали меня за платье, а тут и молоко прибыло. И, правда, как по часам.

Алеша прибрал просыпанную мной детскую пудру и сложил в рюкзак все необходимое для прогулки.

На набережной курортного поселка негде было яблоку упасть. Южный зной постепенно отступал, и я с наслаждением подлизывала фисташковое мороженое, прохаживаясь вдоль занятых лавочек в поисках свободной, пока Алеша скупался в супермаркете.

Признаюсь, среди людей и постепенно выползавших волков без него мне было немного не по себе. Мы редко гуляли на набережной, предпочитая ограничиваться тишиной района у коттеджей, где жили, и непривычные шум и запахи заставляли меня немного нервничать, тем более, что с моря, катавшего волны, тянуло сыростью, предвещавшей дождь.

Это навеяло мне воспоминания о первой после бегства ночи в дороге. Тогда тоже был дождь, даже гроза, что казалось мне хорошим предзнаменованием "чистого" будущего. Однако сейчас, вслушиваясь в гудки кораблей, возвращавшихся на пристань, мне мерещились совсем иные предзнаменования, и чувство, что меня преследует чей-то взгляд, вдруг стало слишком навязчивым.

Со мной такое уже бывало не раз. Что поделать? Когда у тебя за спиной воровство, задокументированный факт собственной смерти и убийство, а на руках ребенок, рожденный от наемника волкодава, то что-то подобное вполне ожидаемо.

Я выбросила обертку от мороженого и как можно незаметнее пробежала взглядом тесную набережную, и только увидев Алешу с двумя большими пакетами рассекавшего толпу туристов, успокоилась. Наверное, это его взгляд я ощущала.

Я знала, что не проходило и дня, чтобы Алеша не просматривал новостные сводки города, из которого мы сбежали, а также сводки по тем городам, в которых мы останавливались, подключаясь также и к полицейским частотам, чтобы, в случае, чего иметь фору.

Осев же здесь, Алеша первым делом завел, как он однажды выразился, нужные знакомства. Я не знала, в чем конкретно они были нужными, знала только, что алмазов они не касались. Слишком опасно было даже прощупывать возможность их продажи там, где мы жили.

Правда, в этом пока и не было необходимости. Деньги, которые мы выгребли из тайника в доме Бориса, еще были, а аренда коттеджа, который я планировала выкупить полностью, была проплачена еще на полгода вперед.

В любом случае Алеша держал руку на пульсе и, в случае, чего, думаю, знал бы, если бы здесь объявился кто-то подозрительный. Другой вопрос: сказал бы он об этом мне или же по-тихому убрал бы угрозу?

По моему взгляду Алеша сразу догадался, что меня что-то беспокоило, и мы поспешили к машине, чтобы вернуться в коттедж.

Дома мне стало легче, и, пока Алеша готовил ужин, я искупала Никиту и уложила спать. Мне казалось, что ему передалось от меня волнение потому, что он мало поел, и я долго не уходила из его комнаты, снова и снова ощупывая взглядом его тельце и личико, вслушиваясь в его равномерное дыхание, мысленно окутывая его своей безмерной любовью.

Надо же… Я и не представляла, что так можно любить кого-то, не представляла, что кто-то может быть так дорог и близок, будто мы одно целое, что кто-то может быть всей моей жизнью.

Алеша мыл посуду после ужина, а я, дуреха, только вспомнила, что во дворе осталась висеть одежда. Она должна была уже высохнуть, но в свете первых капель дождя, грозила снова намокнуть.

Подхватив корзину для белья, я вышла во двор. Холодный ветер раскачивал веревку вместе с одеждой и ворошил брезент, которым Алеша предусмотрительно еще днем прикрыл свои бесценные брусья.

В темноте незаметно подступившего позднего вечера, они казались мне огромным затаившимся чудовищем, и я невольно поежилась, и поспешила снимать одежду, бросая прищепки прямо на землю.

Новый порыв ветра принес запах морской тины, к которому примешивался достаточно сильный запах бензина и сигарет. Одновременно с этим особенно громко зашелестел брезент, будто из-под него кто-то выбирался, и ощущение чьего-то взгляда, чьего-то присутствия стало настолько сильным и четким, что у меня перехватило дыхание, а по коже поползли мурашки.

Выронив детскую распашонку, я, не дыша, обернулась. Вспышка ярко отразилась в глазах, и из темного дула глушителя выпорхнул дым от бесшумного выстрела.

Глава 2

Где-то в темноте двора, куда полетела пуля, раздался звук падения, но меня он совсем не интересовал.

Я много раз представляла себе нашу встречу, но ни разу до этого момента не отдавала себе отчета в том, как на самом деле страшно это будет. Страшно волнительно.

От одного только его запаха закружилась голова, а взгляд взял в плен, и я почувствовала себя глупой девчонкой в платье в горох, которая с придыханием ожидала его прикосновения.

Шершавая рука с необычной нежностью легла на мою щеку, и она мгновенно вспыхнула жаром. Нос щекотнуло сильнее запахом сигарет, серебра и свежего выстрела, оставившего на его коже еще и запах пороха.

Этот букет дурманил, и тело все увереннее казалось невесомым, в то время как жар от его ладони распространялся по всей моей коже, и не было ничего сильнее желания прижаться к нему, пока я не услышала детский плач – самый душераздирающий звук для матери.

Меня словно перемкнуло. Я сорвалась с места и помчалась в дом, охваченная только одной безумной мыслью: где он? Где мой сын?

Растолкав мотоциклистов в разрисованных шлемах, топтавшихся в доме, я взбежала по лестнице и ворвалась в детскую. Она была пустой, но я все еще слышала его… Где?.. Где же?..

– Мы здесь! – услышала я из коридора голос Алеши, приглушенный плачем Никиты.

Наверное, услышав выстрел, Алеша сразу забрал его и пошел в мою комнату за пистолетом, который сейчас был засунут за пояс его нелепых шорт в подсолнухах.

– Никки! Никки! Мама здесь! Я здесь!

Я вздохнула с облегчением, прижав к себе сына. Он сразу же притих и с укором посмотрел на меня, вцепившись крошечной ручкой в грудь, требуя свою порцию еды.

С губ сорвался истеричный смешок: я чуть не поседела от его плача, а он просто проголодался!

Встряска, подобная самому страшному кошмару наяву, пошла мне на пользу, и весь дурман встречи выветрился. Я перехватила Никиту поудобнее и кинула взгляд на волкодава, статуей замершего за спиной Алеши.

– Убери своих отморозков из моего дома! – безапелляционно потребовала я и, не дожидаясь ответа, пошла обратно в детскую.

Думаю, что делать с тем, кто словил его пулю, волкодав и сам знал.

Присев в кресло, я спустила верх платья и прижала Никиту к груди, и, пока он не спеша сосал молоко, смогла окончательно привести мысли в порядок.

Мне не верилось, что это происходило на самом деле. Не верилось, что… Что он был здесь… А вместе с ним и смерть, и все то, от чего я убегала, что целый год подавляла в себе, прятала за семью замками, старалась забыть, хоть и безрезультатно. Впрочем, как и убежать, ведь он, Григорий Астахов, был здесь, и всего лишь один его выстрел почти уничтожил весь мой мир.

Куда мне было теперь идти с ребенком на руках? От кого теперь бежать: от него или от того мертвеца, что лежал в моем дворе, и который, скорее всего, был не последним визитером?

Отправив своих отморозков избавляться от трупа и охранять территорию у коттеджа, Астахов вернулся, и его взгляд просто выжигал меня.

– Говори! – приказала я, не отрываясь от сына.

– Тебя ищут, – кратко ответил он, прислонившись к стене.

Алеша, не отходивший от меня ни на шаг, напрягся. Его "нужные" знакомства оказались бесполезными и нас застали врасплох.

– Кто?

– Пока не знаю.

– Так мне нужно тебе заплатить, чтобы ты знал? – насмешливо спросила я.

Возможно, я вела себя по-детски, срываясь на нем, но с другой стороны я не могла не видеть очевидной связи между появлением ни с того, ни с сего в моем доме неизвестно кого и прямо геройским появлением волкодава со своей бандой в полном составе.

– Оставь нас!

Интонация Гриши изменилась, и я почувствовала на себе уже взгляд Алеши, которому и предназначалась не просьба, а почти приказ.

– Алеша, проследи, пожалуйста, чтобы некоторые сволочи ничего не испортили, – ядовито сказала я. – Надеюсь, их уже нет в доме, но все остальное мне бы тоже хотелось сохранить в целости, – добавила я.

Алеша оставил мне пистолет и ушел, прикрыв за собой дверь. В два широких шага волкодав оказался на его месте и опустился возле меня на колени, скользнув взглядом по пистолету: тому самому, из которого был застрелен мой брат, которым была ранена я, и из которого уже я застрелила Бориса.

– Кира… – выдохнул он.

– Как ты меня нашел? – перебила я, стараясь говорить спокойно, чтобы не портить сыну аппетит и не отравлять своим гневом грудное молоко. – Как другие нашли?

– Как тебя нашли, я не знаю, – ответил Гриша, – но я тебя не терял. По крайней мере, надолго.

Я твердо была настроена избегать его взгляда, но услышав это, подняла на волкодава глаза.

Пыльную мотоциклетную куртку, в которой был во дворе, он снял и, наверное, оставил где-то внизу, как и свои драгоценные пистолеты с глушителями. Мятая белая футболка скрывала татуировку волчьей головы на его груди, когда-то всеми известного тавра хозяина города. Хотя не знаю… Может, он вывел ее уже. Выжег вместе с кожей. Все может быть.

Под нижней губой у волкодава появился шрам, на лице прибавилось морщин, а в волосах, собранных в растрепанный хвостик, появилось несколько тоненьких светлых прядок, будто они выгорели на солнце. А еще я заметила, что он был без обуви, оставив ее за дверью детской комнаты.

– Уже через неделю после твоего отъезда я нашел тебя, – признавался он дальше, как магнитом удерживая мой взгляд. – Был с тобой в каждом городе, в каждой комнате отеля, в каждой клинике, у каждого магазина с мороженым, в роддоме и после.

Гриша замолчал, давая мне возможность переварить услышанное.

Неделя… Всего лишь неделя мнимой свободы… Я прикусила губу, мысленно возвращаясь в прошлое.

Мы с Алешей старались, как могли, но отнюдь не проявляли чудес конспирации, да и по мере роста живота, и необходимости показываться время от времени врачам наша осторожность по определению становилась все сомнительнее. И мне было легко поверить, что Гриша смог найти меня, причем так быстро, ведь помимо того, что он был наемным убийцей, он был еще и ищейкой, но как вот он смог оставаться столько времени незамеченным?

Даже если было предположить, что он не все время был где-то за углом, а просто отыскав один раз, посадил нам на хвост одного из своих отморозков, а потом просто приезжал, чтобы продолжить согласно своему плану тайно наблюдать за мной или как-то так, но за целый год мы бы заметили хоть что-то, хоть кого-то, Алеша бы точно… заметил…

– Алеша! – догадавшись, прорычала я, кинув яростный взгляд на дверь.

Не было никакого хвоста, да может, и не было вовсе остросюжетной истории о том, как Гриша искал меня, вынюхивая под каждым камнем и кустом, воя по ночам на луну о потерянной любви, которую с первыми лучами рассвета продолжал искать.

Вместо всего этого романтического экшена был всего-навсего Алеша, мой единственный верный друг, который информировал волкодава обо всех наших передвижения и всех изменениях в моих объемах и пропорциях.

– Он волновался, Кира, – вполголоса пояснил Гриша.

Я издала смешок, не зная, как реагировать на это открытие: как на предательство или же трогательное проявление заботы?

Мне всегда казалось… Да нет! Не казалось! Оно так и было: Алеша очень недолюбливал Гришу, причем сильно. Однако, привыкнув к молчанию своего спутника, я частенько забывала, что он очень многое замечал, а будучи отнюдь не глупым громилой, еще и правильно анализировал то, что видел и слышал.

Алеша прошел со мной потерю памяти и весь болезненный процесс ее восстановления, сразу или же со временем догадался, что проклятые алмазы, чуть не стоившие жизни нам обоим, украла я, наверняка догадался, что в ту ночь, когда на нас с Борисом напали в ресторане, мы с Астаховым переспали и, скорее всего, подозревал, что малыш, приложенный к моей груди, был от него.

Так… Поэтому он ему стучал? Вовлекал, так сказать, неведающего папашу в процесс?

Я сжала губы и спрятала глаза на лице сына. Только ли Алеша подозревал, кто был отцом Никиты? Или же волкодав, стоявший передо мной на коленях, тоже хотя бы допускал, что мог заделать мне ребенка?

Сын причмокнул и шлепнул меня по груди, давая понять, что он наелся. На подлокотнике кресла лежало чистое полотенце, и я промокнула им сосок.

– Не надо… – Мой голос прозвучал тихо и немного хрипло.

Гриша убрал руку, которой намеревался помочь мне натянуть верх платья, и отодвинулся, чтобы я могла встать.

Положив полотенце на плечо, я переложила Никиту и погладила его по спинке. Срыгивать все лишнее он не спешил, и я начала прохаживаться по комнате.

Взгляд волкодава следовал за мной по пятам, как и его запах, но единственное, что сейчас действительно имело для меня значение, так это то, что мне с ребенком на руках было делать дальше.

Что вообще происходило? Кому могло понадобиться искать меня спустя год? И были ли еще те, кому Гриша не дал ко мне подобраться в течение все того же года?

– Ты сказал, что не знаешь, кто меня ищет, но хотя бы зачем знаешь? – спросила я.

– Бизнес, Кира, – ответил Гриша. – Все дело в бизнесе Ангелова.

Я остановилась, как вкопанная. Вот так, без прелюдии он, упоминанием всего лишь одной фамилии, нанес очередной сокрушительный удар по моему, если не рухнувшему, то трещавшему по швам миру.

– Какое я имею к нему отношение? – выдавила я.

– Самое прямое.

Он достал из кармана джинсов свернутую бумагу и, развернув, поднес ее ко мне.

– Все, что принадлежало ему, вот уже полгода, как принадлежит тебе.

Я раза четыре перечитала копию свидетельство о браке, даже не заметив, как Никита благополучно срыгнул.

Этого просто не могло быть! Не могло, но тем не менее на нем была моя подпись, разве что фамилия была не матери, а отца.

Кира Валерьевна Станиславская. Кира Валерьевна… Ангелова. Ангелова!

– Ты не знала, – проницательно заключил Гриша, убирая ненавистное свидетельство обратно в карман. – Борис оформил все после того, как подарил тебе кольцо, – продолжил он.

– Бред какой-то! – пробормотала я.

В законах я не разбиралась, но насколько мне было известно, чтобы получить хоть что-то, я должна была вступить в права наследования, а я уж точно этого не делала. Тогда почему Гриша сказал, что все уже принадлежало мне?

У Бориса был обширный бизнесе, минимум половина которого находилась в тени, то есть вне закона, и даже если на каких-то еще документах была моя подпись, то к чему было искать меня, когда можно было пойти тем же простым путем и по-тихому все переписать на того, кто так рвался всем этим владеть?

Окружение Бориса жило по своим волчьим законам и такими бумажками, как свидетельство о браке или праве собственности просто подтиралось. Даже я могла с ходу найти несколько обходных путей получения желаемого, так к чему было тратить время и ресурсы на поиск того, кого и не существовало официально? Не понятно…

Убрав с моего плеча полотенце, Гриша осторожно промокнул ротик Никиты, поспешившего ответить ему приветственным, но немного сонным, возгласом.

– А ты знал? – спросила я, отметив на его лице подобие нежной улыбки в адрес моего… нашего сына. – Знал, конечно! – Моих губ коснулась кривая улыбка. – Поэтому ты хотел убить Бориса?

– Это неважно, Кира, – уклончиво ответил Гриша. – Важно, что он знает.

– Ты сказал, что не знаешь… – насторожилась я.

– Но я не сказал, что никого не подозреваю, – перебил он, изучающе заглянув мне в глаза.

В руках он так и держал полотенце, и как-то непривычно нервно, что ли, теребил его, будто из него можно было, как из волшебной шляпы вытряхнуть ответ на волнующий его вопрос.

Мне вдруг стало так дурно, что живот свело, а от темного космоса в глазах Гриши, его запаха, его присутствия, его близкого дыхание, не говоря уже о причинах всего этого, вообще голова пошла кругом, и навалилась такая усталость, что я поспешила уложить сына в кроватку.

Как же так? Почему… Почему это происходило? Почему я оказалась в той же ситуации, что и моя мать после смерти отца?

Она была убеждена, что за нами могли прийти, чтобы выяснить что-то про него, про его тайники или еще что-то. Не знаю, было ли ей что-то известно, но к нам так никто и не пришел.

Я же… Я же точно ничего не знала, но сделав меня своей женой, причем официально, бывший хозяин города поставил на мне не только тавро своего имени и фамилии, но и нарисовал жирную мишень на моей спине и спине моего ребенка.