Текст книги "Рождественские байки с Перекрёстка (СИ)"
Автор книги: Тала Тоцка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Она попыталась поначалу сопротивляться, но устоять против его напористых ухаживаний просто на смогла. Дальше было как в сказке, свидания, поцелуи, а потом та волшебная ночь после ее восемнадцатилетия и страшное, жестокое утро. Теперь ей приходилось смотреть в любимые – все еще так же любимые – глаза и говорить об остановке сердца, как об обыденном рядовом событии. Ну почему именно ей пришлось сообщить ему о смерти сына?
Алька вернулась в операционную, нужно отключить приборы. Она остановилась, рассматривая мальчика. Лет пять, а может четыре, на Матвея совсем не похож, а может, это от того, что черты заострились… И вдруг она ясно увидела сигнал на экране монитора. Этого не может быть, приборы все зафиксировали… Да к черту приборы! Алька позвала на помощь и достала дефибриллятор. Только бы запустилось сердце, только бы заработало, а дальше она все сделает как надо, она спасет малыша, если только сейчас у нее все получится…
***
Лиза мерила шагами коридор, ее муж подпирал стену, а Север стоял у окна и смотрел на снег, что тихо падал крупными хлопьями, укутывая землю, как в одеяло, а у самого перед глазами были тонкие музыкальные пальцы, цепляющиеся за простынь, такую же белую, как этот снег.
Хватит, не о том он думает, когда в операционной Алька Соколова борется за жизнь Димки. Не в силах смотреть, как мать его сына отчаянно бродит от стены к стене, он подошел к ней и обнял за плечи.
– Сядь, Лиза, не изводи себя.
– Не могу, – она прошептала возле его щеки, и сердце на миг полоснуло раскаянием. Она была хорошей женой, его бывшая, просто Матвей не любил ее никогда, а она любила, может, даже сейчас еще любит, просто устала ждать и выпрашивать чувства, которых не было. – Север, он ведь выживет, правда?
– Да, правда, – поцеловал бывшую жену в лоб и передал в руки нынешнего мужа. Он был несказанно благодарен ему за то, что тот появился в жизни Лизы и смог заменить Матвея, потому что жить ради сына с нелюбимой женщиной становилось все больнее и нестерпимее. – Я за кофе, вам принести?
Внизу стоял автомат, Матвей взял двойной эспрессо и присел рядом на подоконнике. Достал телефон и набрал в поисковике фейсбука «Алла Демидова». Демидова. Неудивительно, что он раньше не мог ее найти, Алла нигде не упомянула, что когда-то была Соколовой.
Нашел ее профиль сразу же, видно было, что пользователь та не слишком активный, но несколько фотографий имелось. Вот Алла в окружении коллег в белых халатах, вот стоит и улыбается с цветами – тут же неприятно кольнуло, это кто там ее снимает, такую счастливую, а потом те же цветы, но вокруг девушки-подружки, сидят в кафе, цветы стоят рядом в вазе, а потом…
Сердце прыгнуло вверх и отчаянно заколотилось, а следом ему будто хорошо дали под дых. Алла с девочкой, девочка небольшая, такая же красивая, как мама – мать и дочь, фото подписано: «Моей девочке уже восемь, как быстро летит время!» И ниже в комментариях: «Катюшка у нас красавица, как мама!»
Положил телефон на подоконник и нагнулся, хватая ртом воздух. Сердце билось о ребра как бешеное, кровь стучала в ушах, а Матвей смотрел в глаза серьезной, маленькой девочки, до боли знакомые, голубые, как летнее небо, потому что эти глаза он каждое утро видел в зеркале, когда брился, свои собственные.
Такие маленькие девочки как она не заводят аккаунты в фейсбуке, руки дрожали, но Север нашел инстаграмм и забил «Катя Демидова». Ничего. Правильно, ничего, потому что она Соколова. Соколова, мать твою, хотя должна быть Северова, и была бы Северова, если бы он как последняя скотина не прятался у себя в квартире целых три дня, а пришел за Алей сразу, а если бы та отказалась идти, взвалил бы на плечо и отнес домой. И там ползал бы перед ней на коленях до тех пор, пока она не простила, а она простила бы обязательно, потому что у таких, как Алька если любовь – то на всю жизнь. И такие как она на всю жизнь, теперь Север знал это совершенно точно.
Катя Соколова тут же нашлась, он увеличил фото и, схватив телефон, жадно рассматривал лицо своей дочки, все еще не веря в счастье, так неожиданно и по-царски преподнесенное ему в этот вечер.
«Как же ты был прав, копытогрогий… Или ты знал?»
«Да не знал я ничего, чего пристал? Так, блефовал… Да не толкайся ты, ладно, ладно. Ты попросил и поверил, вот и получил, все согласно регламента в рамках действующего законодательства…»
Темные, аккуратно зачесанные назад волосы. Точеные скулы, как у матери, а вот губы его, как и глаза, и вообще если присмотреться, она больше на него похожа, чем на Альку. Матвей глянул на дату рождения и быстро просчитал в уме. Да, все сходится, но здесь и считать не надо было, он сразу узнал дочь. «Катя… Катюшка…»
Его дочь родилась без него, жила без него долгих восемь лет, в ее жизни был даже какой-то Демидов, которого та вполне могла называть папой, только от одной этой мысли Северу хотелось крушить все вокруг. Аля сейчас одна, ни на одной из фотографий не наблюдалось никакого Демидова, но все же Север развел на разговор подошедшую к автомату медсестричку с приемного покоя, угостив ее кофе. И через десять минут знал о докторе Демидовой больше, чем она знала о себе сама.
Прекрасный врач, с мужем разведена, воспитывает дочь. Любовник если и есть, то никому о нем не известно. Матвей взял два капуччино и вернулся к операционной. Он больше не отпустит ее. Если есть любовник, ему же хуже, придется отвалить, потому что Север девять лет не жил без своей Аленькой, а существовал, как бездушная оболочка. И теперь, когда он нашел свою Птичку и узнал, что у него есть большая, умная и красивая дочь, он будет сражаться за них со всем миром, только лишь бы Алька снова не упорхнула от него. Она простит его и вернется, Север был уверен, вот только не уверен был, в этой жизни или в следующей.
***
Алька устала так, что ни рук, ни ног не чувствовала, казалось, она не идет, а парит над полом, словно бестелесный призрак. Зато сердце ощущалось хорошо, вот оно как раз никуда не делось, давило и ныло в груди, напоминая о глупой, никчемной любви, которая никак не хотела отпускать ее из цепких лап.
Матвей Северов, и где он взялся, ведь она была уверена, что отпустила, забыла, разлюбила… Но стоило ему посмотреть в глаза, и девять лет как не было. Ни мужчин не было, в которых она искала спасение, ни чувств, которые, как ей казалось, рождались в душе, ни самой души. Лишь пепелище, где через толщу праха и пепла смог пробиться один-единственный цветочек, слишком маленький и хрупкий, но лишь он придавал ей сил жить дальше. Катюшка.
Поэтому Алька изо всех сил старалась вернуть отцу его сына, чужая боль не сдует пепел с ее души, маленькие дети не должны умирать, а их отцы не должны сходить с ума от горя… Она вышла в коридор и сняла маску
– Все прошло хорошо, мальчика перевезли в реанимацию, думаю, вам нет смысла оставаться здесь, – она заставила себя посмотреть в глаза Матвею, а потом перевела взгляд на его жену, – едьте домой, отдохните, а завтра приедете, если вам так спокойнее. Я попробую договориться и провести вас к ребенку.
– Спасибо вам, – жена Матвея вытирала слезы, а за плечи ее обнимал светловолосый мужчина. Северов сверлил Альку угрюмым взглядом. Они… они не вместе?...
Глава 4
Матвей ждал Альку на улице, привалившись к капоту «Хонды». Распахнулась дверь, она вышла на крыльцо, такая же тоненькая даже в теплом пальто, сердце ухнуло вниз и запульсировало в районе желудка. Он взрослый мужик тридцати лет, а при виде ее ладони вспотели, как у мальчишки. Оттолкнулся от капота и шагнул навстречу.
– Аленький…
Она вздрогнула, как от удара, и даже руку подняла, будто защищаясь.
– Не надо, Матвей, прошу тебя, все в прошлом.
А то он по глазам не видит, что ничего не в прошлом! В груди чуть отпустило, больше всего Север боялся увидеть безразличный, равнодушный взгляд, а пока в карих глазах плещется боль и тоска, пока они вот так сверкают, у него есть шанс. И Север будет последним идиотом, если его упустит. Осторожно подошел ближе, чтобы не спугнуть, и поднял обе ладони вверх.
– Хорошо, Птичка, я просто отвезу тебя домой.
– И пожалуйста, без этих идиотских прозвищ. Алла Евгеньевна, – поджала губы, а ему до жути хотелось прижаться к ним и вообще, схватить в охапку и не отпускать никогда, но нельзя пока, он даже руки за спину спрятал.
– Хорошо, Алла Евгеньевна. Садись в машину.
– Матвей, – она вздохнула, Север очень надеялся, что от непримиримой борьбы с собой, – я никуда с тобой не поеду. Транспорт ходит прекрасно, я доберусь, спасибо.
– Она сейчас сама дома? Одна? – посмотрел в упор.
– Кто? – испуганно вскинулась.
– Дочка моя. Катя.
– Она не твоя.
– Да, я видел. И подсчитал. Соцсети классная вещь.
Вздохнула, сделала шаг, чтобы обойти, и тут он не выдержал, будь что будет, обхватил обеими руками и прижал так, что она уткнулась носом ему в куртку.
– Алька, Аленький, я искал тебя тогда, долго искал, где ты была? Куда исчезла? Я не жил без тебя все это время, так, числился…
– Ты женился, – донеслось тихое, и сердце радостно отозвалось. Ревнует! Все еще лучше, чем он думал!
– Да, женился, Птичка, и баб у меня было немерено, но я и лиц их не помню. Я тебя забыть хотел, когда понял, что не найду, и развелся я, когда Димке год исполнился, только жизнь Лизе испортил. Потому что Аленькой ее называл, кому такое понравится?
– Матвей, – она попыталась высвободиться, но он лишь сильнее сжал руки. Подняла голову, и у него даже помутилось, когда так близко увидел ее лицо, блестящие глаза, влажные губы. Как же удержаться и не смять их сейчас, хотелось захватить губами и целовать как в первый раз, в тот их первый раз, когда она отвечала, а не смотрела на него, как на прокаженного, – отпусти меня.
– Нет, Аленький, не отпущу. Знаю, что если отпущу, навсегда потеряю. Я очень виноват перед тобой, Птичка, но поверь, так как я себя наказал, меня никто не накажет. Я буду просить прощения у тебя, хочешь, сейчас начну? Хочешь, на коленях доползу до твоего дома? А выгонишь, будку поставлю и жить там буду, охранять тебя, как собака, женихов твоих гонять…
Она опустила голову и вдруг притихла, а он понял, что она плачет. Беззвучно, просто вздрагивает, уткнувшись в меховой воротник куртки. Осторожно отпустил и обвил лицо ладонями, заглянул, так и есть. Влажные дорожки на щеках сверкали искорками, он вытер их большими пальцами, не отнимая ладони.
– Что с тобой, Птичка, почему ты плачешь?
– Я… Я не верю тебе, Матвей.
– И не надо, – вздохнул с облегчением и снова притянул к себе, – не верь. Заслужил, когда повел себя, как гнида. Ты просто проверь меня, Аленький, и если не справлюсь, гони к ко всем чертям.
Она вымученно улыбнулась уголками губ, и Север не выдержал, все-таки поцеловал ее, но не так, как хотелось, а нежно и осторожно, а потом собрал губами остатки влаги с замерзших щек.
– Пойдем в машину, ты совсем озябла.
– Мне нужно в супермаркет, я три дня подряд на дежурстве, ничего не успеваю.
– Заедем в супермаркет, – кивнул Матвей, придерживая ее за руку и так довел до самой машины. В салоне включил печку, Алька устроилась на сиденье, и он заметил, как за волосами блеснули искорки. Завел за ухо прядь – сережки, те самые, сердечком, с бриллиантовой россыпью. Прикоснулся к сережке и не удержался, скользнул пальцами по теплой коже. – Ты их все-таки забрала?
Он тогда оставил их в общаге, положил в коробочке на стол и ушел, не слушая сбивчивые протесты Марины. «Сама, значит, носи, если не знаешь, где Аля», – сказал и забыл о них совсем. Выходит, забрала, и не только забрала, а даже носит…
– Я была тогда в общежитии, когда ты приходил, в кухне пряталась, – ответила так тихо, что он едва услышал. Развернулся вполоборота и навис над ней, вслушиваясь, – мне Маринка насильно сережки всунула, я к ним даже прикоснуться не могла. А носить начала ради Кати, я не говорила ей правду. Разве можно говорить такое ребенку? Я придумала другую реальность, где мы встречались, любили друг друга, ты дарил мне подарки, а потом поссорились, и я ушла. Она должна думать, что родилась от любви, понимаешь? Потому и ношу твой подарок, и не надумывай себе то, чего нет, – и так резанула по сердцу взглядом, что он чуть не задохнулся. Как от тех слов, что услышал.
– Так ты и сказала правду, Аленькая, – отвернулся и сложил руки на руль, – я любил тебя тогда и сейчас люблю. Дурак был, что дал уйти, надо было к батарее за ногу привязать, вот этого я себе простить не мог. А в остальном все правда, она родилась от любви, ведь ты тоже меня любила, Алька?
Сказал и замер вдруг, испугавшись, что она ответит. Взял за затылок и повернул к себе, заглядывая в глаза, она захлопала ресницами и прошептала:
– Ты знаешь.
– Я хочу услышать.
– Да. Я тебя любила.
– А сейчас?
– Матвей, что ты…
Но он не стал больше слушать, смял губы так, как хотелось, держа ее за затылок, она сначала сопротивлялась, не впускала, а потом сдалась, не выдержав напора, и Матвей словно в прорубь окунулся в этот поцелуй, совсем как девять лет назад, когда они целовались в его машине. Надо остановиться, пока еще возможно, где-то там ждет маленькая девочка, а он даже без подарка…
– Ничего не говори, – прижал к губам палец, а они подпухли, прикусанные, и теперь совсем его с ума сводили, – мне все равно. Любишь – хорошо, не любишь – заставлю полюбить. А теперь поехали, – и ему показалось, в глазах цвета корицы мелькнула затаенная радость.
***
Север припарковался у торгового центра, Альку отправил в супермаркет, прежде записав ее номер. Ничего не спрашивал, сам внес в ее телефон свой номер и прозвонил. Она уже не сопротивлялась, молча наблюдала. Правильно. Привыкай, Птичка, теперь за тебя все будет делать твой муж. Но об этом он скажет чуть позже, когда будет с чем предлагать себя в мужья.
– Ты пока выбирай, что нужно, а я на пять минут отлучусь. Не вздумай без меня идти к кассам, – предупредил Альку, та лишь ошеломленно кивнула. Привыкай, любимая…
Матвей вошел в ювелирный бутик «Шопар», и к нему сразу же бросились консультанты, но он и сам знал, что нужно.
– Покажите парные обручальные кольца из новой коллекции и серьги в форме сердечка. Для девочки.
Кольца выбрал из белого золота, для Аленькой взял наугад, у нее были тонкие пальцы, если велико, не беда, заменим, главное, чтобы оно было. И сережки нашлись, почти такие же, как у Альки, классике «Шопар» не изменял.
В супермаркете Север доверху закидал тележку продуктами и на немой вопрос Альки коротко ответил:
– Рождество. Будем праздновать.
Припарковал машину во дворе и помог выйти Альке.
– Пакеты потом принесу. Пойдем, я хочу ее увидеть…
Гладкие, зачесанные назад волосы, – не волнистые, его, его волосы! – настороженный взгляд из-под длинной челки.
– Вы кто? – сделала шаг назад, спрятав руки за спину. Да в ней вообще ничего Алькиного нет, чистая его копия, даже в жестах!
– Катюша, это дядя Матвей.
Она еще получит по заднице за дядю! Шагнул к дочке, присел на корточки, пытаясь унять дрожь, и развернул ее к зеркалу.
– Я не дядя. Вот, смотри. Только смотри внимательно, ничего не замечаешь?
На фото Катя больше была похожа на мать, а сейчас… Она вглядывалась в их общее отражение, потом перевела взгляд на Матвея.
– Да, Котенок, я твой папа. Я очень обидел маму, она от меня ушла, и я ничего не знал о тебе. Но все равно ее искал, а значит и тебя тоже искал. Я люблю тебя, Котенок, люблю вас обеих… – он не успел договорить, как его шею обвили маленькие ручки, и его словно затопило волной щемящей нежности. Сгреб в охапку и вдыхал, как сумасшедший, самый лучший из запахов – запах своего ребенка.
– Я загадала желание на Новый год, – прошептала дочь ему на ухо, – чтобы Дед Мороз тебя нашел.
«Ха! Дед Мороз! Так меня еще никто не называл!»
«Помолчи, копыторогий. Но ты, конечно, красавчик! Я твой должник».
«А вот с этого места поподробнее, у меня там списочек где-то был… Да чего ты толкаешься? Ой, я что-то и правда не туда… Извини, в общем, с Рождеством!»
– Так ведь Рождество, дочь, – внутри все аж зашлось от непривычного и сладкого слова «дочь». Он бы и сто раз его повторил, – в рождественскую ночь самые неисполнимые желания исполняются. Я тоже загадал найти твою маму, – зашептал он ей на ушко. Но так, чтобы Алька все слышала, – и тебя себе загадал, дочку Катеньку, я всегда хотел дочку такую, как ты. Видишь, все исполнилось!
Алька смотрела на них глазами, полными слез, и кусала губы, нет, совсем не праздничная у них здесь атмосфера. Матвей поднялся, держа Катю на руках, и сказал тоном, не терпящим возражений:
– Девушки, разрешите пригласить вас к себе в гости. Я живу за городом, там много снега, во дворе наряжена елка и есть ледяная горка. Продуктов полная машина, мы будем есть и кататься с горки. Я покажу тебе свои детские фотографии, Котенок, я там такой смешной! А ты мне свои покажешь?
Катюшка завизжала от радости и закивала, Альке осталось только вздохнуть и идти собираться. Матвей даже дыхание затаил, неужели получилось? Ему бы только их к себе заманить, там уж он постарается сделать так, чтобы они оттуда не уезжали, но говорить пока об этом Север посчитал лишним. Он сегодня же сделает своей Птичке предложение, и его семья будет жить с ним в его доме.
Завтра он поедет в больницу к сыну, если нужно, будет дежурить возле реанимации попеременно с Лизой, он расскажет Катюше о брате, а сегодня ему нужны его девочки, кто знал, что их у него две?
***
Катя с Матвеем сходили с ума на горке, потом играли в снежки и даже Альку умудрились втянуть в игру. Север смотрел на своих девчонок, раскрасневшихся, улыбающихся, и не знал, чем он все это счастье заслужил. Они с Алькой вдвоем быстро приготовили ужин, а потом Север долго сидел на полу возле дочкиной кровати и слушал все девчачьи новости, пока сон окончательно ее не сморил.
Аля дремала на диване, завернувшись в плед, Матвей только собрался взять ее на руки, как она открыла глаза. Встала, потянулась сладко, отчего с Севером чуть удар не случился, и попросила:
– Покажи мне мою комнату, Матвей, я пойду спать.
Смешная! Ее комната у него в спальне, но Север снова не стал уточнять, лишь предложил:
– Давай шампанское допьем и пойдешь. Держи свой бокал.
Потом он уговорил ее на кофе, а дальше пригласил на танец. Достал из кармана коробку и встал на одно колено, и ему это не казалось пошлым и банальным, просто так захотелось.
– Аленький, выходи за меня замуж. Я же тебя все равно измором возьму, лучше сразу соглашайся!
Она хлопнула своими шелковыми ресницами, Север взял ее за руку и быстро надел кольцо. Оно свободно заскользило и Север мысленно завопил: «Эй, копыторогий, ты где? Помоги, будь другом!»
«Чего орешь, здесь я. Только я не умею еще, я же больше по всяким гадостям. Раньше был. Сейчас друга позову».
Кольцо на глазах уменьшилось и обхватило пальчик Альки точно по размеру. Она смотрела на Матвея широко распахнутыми глазами, он поднялся, поцеловал ее и, не размыкая поцелуя, понес наверх в свою спальню.
«Спасибо тебе, копыторогий! И за дочку спасибо! Хороший ты мужик, оказывается…»
«Я попросил бы!.. Я уже давно не копыторогий, и не то, чтобы мужик… Но приятно, чего уж там!»
В голове у Матвея послышался другой голос, он лился, словно музыка:
«Я же говорил тебе, что люди умеют быть благодарными! Тебе зачет, молодец! А вас с Рождеством, гражданин Северов, ну все, нам пора. Идем, ты вроде есть хотел…»
Уже засыпая, осторожно поворачиваясь, чтобы не потревожить любимую, спящую на его плече, Север подумал, как жаль ему тех, кто разучился верить в чудеса, особенно в рождественскую ночь!
***
По безлюдной улице спешили две высокие фигуры, как две капли воды похожие друг на друга, только один был чуточку темнее. Ангел и Бес, а это были они, свернули в переулок и очутились перед входом в бар «Леденец», о чем еще издали извещала яркая неоновая вывеска. Чуть поодаль, словно громадная расщелина, призывно мигал и переливался незнакомый портал.
Они подошли ближе, портал был открыт прямо между рядом мусорных баков и запасным выходом бара, возле двери красовались элегантные лакированные сани.
– Интересно, чья тачка? – почесал затылок Бес. – Явно не из местных. Спасибо, хоть невидимым пологом прикрыли!
– Пойдем проверим, – Ангел решительно направился к главному входу, – место это как заговоренное, все время что-то случается, как раз перед Новым годом здесь такой замес был, один из ваших души по телам гонял, причем явился людям во всей красе, представляешь? Пришлось и мне засветиться, зато ваш бежал, только пятки сверкали.
– Слышал, – Бес заинтересованно взглянул на Ангела, – так это ты был?
– Я.
– Молодца! – восхищенно сказал Бес. – Руководство еще неделю бесилось, нашего склоняли как могли, тебя обсуждали… А ты крутой!
Ангел смущенно опустил глаза. В баре было людно и празднично, они протолкались к барной стойке и уселись на высокие стулья, с наслаждением распрямляя натруженные ноги. Рядом расположилась весьма странная парочка – молодая черноволосая особа в кожаных леггинсах и с модной стрижкой, и ее высоченный широкоплечий спутник с шикарной бородой. Вот только борода была явной иллюзией, это безусловно свидетельствовало о том, что перед ними маги, причем маги под прикрытием, на задании, а с такими, как известно, лучше не связываться. Бес криво улыбнулся, маги ответили такими же кривоватыми улыбками и тут же отвернулись. Ангел толкнул Беса в бок:
– Ты их знаешь? Это они бросили открытый портал?
– А кто ж их не знает, – буркнул тот, – каждый год одно и то же. Напьются, портал нараспашку, заходи, кто хочет, бери, кого хочешь…
Он кликнул бармена и заказал два бокала нектара.
– Безалкогольного, – уточнил Ангел, – я на дежурстве.
Внезапно запищал сигнал вызова, Ангел развернул на ладони светящийся экран, просмотрел и с сожалением поднялся.
– Я отлучусь ненадолго, это по работе.
– А можно с тобой, – с надеждой привстал Бес.
– Нет, тебя еще не утвердили. Наши не опознают, пришибут ненароком. Здесь жди.
Он достал ослепительно сияющий меч, рассек воздух и исчез. Через несколько минут воздух заискрился, из расщелины портала показался Ангел с мечом напреревес, чуть взъерошенный и очень сердитый. Портал схлопнулся, Ангел взял бокал нектара, опрокинул одним махом и со стуком поставил пустой бокал обратно на стойку.
– Повтори, – махнул бармену и рассерженно качнул головой, – вот же чума, опять за свое! И штрафовали мы ее, и задерживали, все ей неймется. Буду докладную писать!
– Что такое? – запереживал Бес.
– Да ведьма одна снова прошлое переписала, ты же знаешь, чем это грозит!
Бес присвистнул и взъерошил макушку.
– Да уж.. Так ты заставил все обратно вернуть?
– Нет, не стал. У нее все прошло без особых эксцессов, брата девочке вернула, вот только платой хотела любовь всей ее жизни забрать, ты представляешь? Я девочку увидел, пожалел. Хорошая девочка, из наших, светленькая, красивая, и сердце у нее чистое, а эта… Какую жизнь ей уготовила, представляешь?
– Добрый ты, – всхлипнул Бес и шумно шмыгнул носом. Они замолчали.
– От бати ответа долго нет, – задумчиво проговорил Ангел, поглядывая на экран.
– Что ж, не возьмут, пойду в домовые, буду мелкие пакости людям делать, все же наверху… – Бес храбрился, но было видно, что он нервничает и переживает.
Пиликнул сигнал, Ангел взглянул экран, и его лицо озарилось счастливой улыбкой:
– Утвердили! Ну все, ты стажер! Поздравляю, будешь пока работать в связке со мной, а как подучишься, выделят тебе отдельных подопечных, будешь начинать с малышей. Эх, начало!... – похлопал он Беса по плечу.
Бес изо всех сил старался сохранять равнодушный вид, но все же не удержался, и его губы разъехались в довольной ухмылке.
– Может, еще по нектару?
– А давай!
Бывший Бес потянулся к бокалу и вдруг увидел, как от его рук начинает исходить слабое свечение. Ангел тоже углядел и уставился на свечение, округлив глаза.
– Теперь точно взяли, – прошептал Бес и большим пальцем вытер уголки глаз.
– С возвращением! – поднял бокал Ангел, весело подмигнув… Ангелу.
Конец
