Текст книги "Очень вампирская история (СИ)"

Автор книги: Таис Сотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Я выпрямила спину.

– Вы критикуете моего отца?

– Скорее, выражаю удивление. Довольно необычно, что сын сельского священника увлекается трудами Аббата и Вольтера, а его дочь пишет весьма фривольные картины.

– Простите?

Откуда он мог знать о моих картинах? Я даже не пишу под своим именем.

– Эскизы в альбоме. В основном графика и масло, – пояснил мужчина. – Нам пришлось изъять их все. Вы уверены, что стоило приносить их в католическую школу?

– Но я ничего не приносила!

Эмбер протянул мне сложенный вдвое лист. Я открыла и его и густо покраснела. На листе была изображена одетая лишь в тонкую сорочку Ален, склонившаяся над наполненной ванной. Простая зарисовка из моего альбома, как я думала, потерянного. Теперь стало понятно, куда он делся. Должно быть, при последнем посещении Клода он незаметно достал мой альбом из сумки для пленэров.

– Это вы рисовали?

– Да.

– Талантливо. Мне нравится, – тонко улыбнулся одними уголками губ Эмбер. – И среди студентов вызвало фурор, особенно среди старших групп. Как и ваши фотографии. Он неплохо на них заработал.

– Заработал? – недоуменно повторила я.

– Да. У него было несколько ваших фотокарточек. Он не продавал их, не волнуйтесь. Просто сдавал их во временное пользование.

Теперь становилось понятно, почему на меня так странно посматривали студенты.

– Поганец! Этот мелкий уродец только и ныл, как скучает, и что возможность хотя бы увидеть на фотографии... Я столько денег потратила!

– Полагаю, все же меньше, чем он получил. Коммерческая жилка у месье Леграна более чем достойна восхищения. Впрочем, он талантлив во многих областях.

– Даже не сомневаюсь, – ответила я, сердито сжимая в руках дешевую фетровую сумочку. – Он всегда был... самым талантливым в нашей семье.

– О, и чем же ещё известны Леграны? – поинтересовался учитель.

Я с подозрением посмотрела на него. Вроде бы, не издевается.

– Младшая сестра, Лиззи, весьма недурно поет, а папа раньше, до того, как у него испортилось зрение, делал переводы немецких философов, в том числе и для парижских университетов.

– О, как интересно! Так ваш художественный дар достался вам от матери?

– Нет, маман не слишком одобряет подобное баловство.

– Так как же вы тогда оказались в Парижской школе искусств.

Я открыла было рот, чтобы рассказать свою весьма драматическую, хоть и не без комедийного оттенка историю, когда поняла, что разоткровенничалась перед совершенно незнакомым человеком. Интерес месье Эмбера казался таким искренним, что ему хотелось открыться.

– Так что там с Клодом? – смущенно спросила, непроизвольно касаясь волос. И тут же отдернула руку. Меньше всего хотелось показать этому снобу, что он смог каким-то образом заинтересовать меня. – Только не говорите, что руководство школы хочет отчислить его.

– Вовсе нет. Несмотря на все его, к-хм, шалости, в плане учебы он безупречен. Иначе и быть не могло. Но хотя для Клода, благодаря его выдающимся результатам, обучение бесплатно, наша школа не выдает стипендии. Вашей семье приходится много тратить на его проживание, питание и книги.

– Мы не бедствуем, – сердито поджала губы, чувствуя себя как никогда... дешево. Даже идеально начищенные ботинки месье Эмбера казались дороже всего моего наряда. А ведь он всего лишь школьный учитель!

– Я не собирался вас обидеть! Но сельские священники получают не слишком много. Да и приданное не помешает даже самым прекрасным дочерям на свете, – мягко улыбнулся Эмбер. – Видите ли, мы бы хотели предложить поддержку Клоду. И сейчас, и позже. В том числе и грант на обучение в университете. Он же собирается поступать в Сорбонну?

– Грант? Школа выделяет такие гранты?

– Нет, не школа. Философское общество герцога Орлеанского.

– Луи-Филиппа I? Вы... роялисты?

– Общество Орлеанского далеко от политики. В основном мы занимаемся изысканиями в области метафизики, теологии и естественных наук. Мы двигаем прогресс! – воскликнул Рейнард, и смущенно улыбнулся, будто стыдясь своего энтузиазма. – Ваш отец хотел бы, чтобы Клод пошёл по его стопам, или же стал адвокатом. Но я думаю, что ему суждено более славное будущее в науке.

– Это всё славно. Но не думаю, что вам стоит обсуждать будущее Клода со мной. Отец...

– Я написал месье Леграну. К сожалению, он отнесся с большим подозрением к нашему предложению.

– И вы подумали, что я смогу его переубедить? – с прохладой в голосе спросила.

– Я подумал, что вы менее предубеждены ко всему новому, и захотите составить собственное мнение о философском обществе.

Эмбер опустился на скамейку, и бросил задумчивый взгляд на меня. Щёки тут же потеплели. Как же глупо!

– Жаркая нынче осень, – обмахиваясь ладонью, заявила я. – Если честно, никогда не слышала о философском обществе Орлеанского.

– Мы не стремимся к дешевой популярности. Двигать науку можно по-разному. И... знаете, изначально я просто хотел с вами поговорить. Может быть, познакомить с некоторыми наиболее уважаемыми членами нашего общества.

– То есть пустить пыль в глаза?

Учитель рассмеялся, обнажив белые и крепкие зубы.

– Не без этого. Но... Это ужасно, но я хочу воспользоваться своим служебным положением, чтобы пригласить вас на одно весьма интересное мероприятие.

– Конференцию? Собрание научного кружка?

– Наши собрания закрыты для женщин, – с сожалением пожал плечами Эмбер. – Давняя традиция, которая меня порой расстраивает. Но я говорю о Бале белых хризантем. Общество выступает одним из главных спонсоров благотворительного бала. Мадмуазэль Легран, вы станете моей драгоценной спутницей, моей белой хризантемой?

Если честно, я растерялась. Подобные вечеринки устраивались для богатеев, политиков и аристократов. Достать билет на Бал кому-то вроде меня было невозможно. Как и школьному учителю.

– А вы ведь не так уж и просты, месье Эмбер, – скрыв взгляд за ресницами, задумчиво сказала я. – Но я не собираюсь продавать брата за развлечения.

– Ох, как с вами не просто, мадмуазель! – почти сердито сказал учитель. – Вы ведь... Жак, ты так устал подстригать куст, что решил раздеться? Или подумал, что мадмуазель Легран соблазнят твои кости?

Я фыркнула, наблюдая, как тощий студент поспешно застегивает рубашку и ретируется.

– Так на чем я остановился?

– На том, что меня не могут соблазнить кости.

– Вы весьма ершистая молодая особа. И очень интересная девушка. Пригласить вас – моя личная прихоть. Мы убьем одним выстрелом двух зайцев – вы развлечетесь и немного узнаете об обществе, а я отчитаюсь перед начальством... и нескучно проведу вечер с очаровательной спутницей.

–

Глава 7.

Господин Никто

Ты – Королева Ночи,

я – Господин Никто

Когда сойдутся две темноты,

Настанет рассвет.

А потом...

За всеми волнениями о тайных обществах Парижа я почти забыла о своём "вампире".

Хотя нет, не своём. Лучше не привыкать к нему, считая частью своей жизни. Ну как появился этот подозрительный типчик в моей жизни неожиданно, так же неожиданно он и должен исчезнуть...

Вернувшись в пансион, я выяснила, что никто меня так и не искал. Или, по крайней мере, не помнил об этом. Ален все так же хранила портрет моего преследователя, но вживую увидеть его ей не довелось. Кажется, она об этом жалела, глупая.

Я снова начала ходить на учебу, но при этом лишний раз на улицу старалась не показываться, особенно вечером. Но я слишком поспешила скидывать "вампира" со счетов.

Выставка Савара шла уже неделю с оглушительным успехом. Все мои сокурсники уже побывали о ней, и восхищенно закатывали глаза, часами рассуждая о гении мэтра. Но никто так и не упомянул о "Персефоне с гранатом". Я, конечно, и не хотела, чтобы меня признали, но все же было немного обидно. Неужели никто даже не отметил сходство богини весны со мной?

– Персефона? – вскинула брови Ален, только вернувшаяся с выставки. – Нет, такой работы не припомню.

– Неужели мэтр решил не выставлять её? – поникнув, спросила.

– Сходи и узнай сама. Заодно заберешь оставшуюся часть платы. Или стыдишься?

– Нечего мне стыдиться. Я тогда ничего не сделала!

– Боишься встретить своего загадочного красавчика?

– Когда это он успел стать красавчиком? – возмутилась я. – Ты же видела портрет. Ничего особенного.

– Вампиры должны быть красавчиками, – убежденно ответила Ален. – Ты просто не смогла передать всего его очарования.

Моя подруга никогда не изменится. Спорить с ней бесполезно.

– Ничего я не боюсь. Просто не люблю толпы. Пойду завтра, вместо курса месье Морана.

Среда оказалась и вправду удачным днем для того, чтобы посетить выставку. Людей почти не было, а вот мэтр Савар как раз заглянул уладить дела с организаторами. Меня он встретил вполне доброжелательно. Хоть и не без ехидства.

– А я думал, что ты меня избегаешь, Клэр.

– Что вы, месье Савар! Вы ведь знаете мое отношение к вам и вашему творчеству. Я так восхищена тем, что вижу! Даже не могу вспомнить, какая выставка пользовалась таким успехом, как ваша! Мне все уши прожужжали про то, что мэтр Савар превзошёл сам себя. И картины в зале смотрятся ещё лучше!

Запомните – когда вы имеете дело с людьми творческими, не бывает слова "мало", когда это касается похвалы.

– Да, довольно удачный показ. Даже мэр пришёл, – важно кивнул мэтр. – Жаль, что "Персефона с гранатом" так и не увидела свет. Но не волнуйся, деньги я тебе заплачу. Даже больше, чем обещал.

Это было бы весьма кстати, но при всех хороших чертах художника, щедростью он особой не отличался.

– А что случилось с картиной? – осторожно спросила я.

– Её выкупили, ещё до показа.

– Но вы ведь хотели представить всю серию на выставке! Говорили, что картины после показа вырастут в цене.

– Месье Паланок заплатил достаточно. В том числе и за то, чтобы иметь возможность одному лицезреть мою Персефону. Иностранцы порой такие чудные.

– Паланок? Кто это?

– Михаил Паланок. Вроде бы он русский, хотя его знание французского безупречно. Но среди русских аристократов ценится наше образование, так что тут не стоит удивляться.

Русский? Мог ли быть гипнотизер, из-за которого мне пришлось прыгать со второго этажа, тем самым Михаилом Паланоком?

– А как он узнал о картине?

– Забирал портрет, что был у меня на реставрации.

Точно! Это он! Тот гипнотизер-махинатор! Я вцепилась в руку художника.

– Месье Савар, этот человек опасен! Я видела его в вашем доме, он напал на меня! Именно поэтому я и сбежала, не попрощавшись. Что вы тогда...

– Хотя может быть месье Паланок поляк? Почему-то я даже не спросил, откуда он, – нахмурившись, художник потер переносицу, и только затем удивленно посмотрел на мою ладонь, сжимающую его пиджак. – О чём ты? Как ты могла его видеть в моем доме, если в тот день ты просто не пришла? Я даже думал послать к тебе слугу, чтобы узнать, не заболела ли ты.

Значит, он стер все воспоминания месье Савара о том, что произошло в доме. Но почему-то себя заставить не забыл. Не так уж сильно он и скрывался!

– Он не спрашивал обо мне? Этот Паланок?

– Только позировала ли ты мне раньше, и всё. И как давно мы знакомы. Клэр, ты же не думаешь пытаться увлечь этого господина? Конечно, Паланок может заинтересоваться тобой, но точно так же он быстро остынет. Я слышал, что один московский князь задаривал приму парижского балета дорогими подарками и цветами, а когда она уступила ему... Клэр, ты слушаешь?

– Да, мэтр. Но у меня нет желания становиться чьей-либо любовницей.

Хоть в чём-то можно быть благодарной Адриану Берже и его матери. Благодаря их семейке у меня навсегда отбило желание заигрывать с богатеями.

Савар был настроен поболтать, и испытал разочарование, когда я, получив долгожданные деньги, поспешно распрощалась. Солнце было скрыто за тучами, на улице стояла сумрачная и зябкая погода, и слегка накрапывал дождь. Я раскрыла дешевый, в нескольких местах залатанный зонт и подняла воротник куртки. Надо хотя бы часть денег потратить на новое пальто. И зимнюю одежду можно прикупить. Все же уже середина октября.

Прежде, чем я успела шагнуть из-под каменного навеса под дождь, кто-то осторожно коснулся моего локтя. Неудивительно. Даже в залах самого музея я встретила несколько своих знакомых. Так что, скорее всего, кто-то из видевших меня ранее решил поинтересоваться, куда я пропала.

Я повернула голову, уже заготовив дежурную улыбку, и растерянно замерла. Густая каштановая шевелюра, узкий подбородок, резкая линия скул. И карие глаза, на дне которых опасно таилось янтарное пламя. Это был он – гипнотизер. Михаил Паланок.

– Ты все же не смогла сдержать своего любопытства, Клэр.

Я нервно огляделась. Даже в такую погоду на Монмартре не было пусто. Он не осмелится напасть на меня при свидетелях. К тому же стоит мне закричать, как прибегут жандармы.

– Что вам угодно, месье?

К сожалению, мой голос постыдно дрогнул.

– Как официально. Я лишь хотел пригласить тебя выпить кофе и уладить то непонимание, что возникло между нами.

– Простите, мне это не интересно.

На мою ладонь, державшую потертую ручку зонта легла мужская рука. Паланок склонился почти к самому уху.

– Если не хочешь говорить сейчас, то я уйду. Но учти, что этой же ночью я навещу тебя. Предварительно заглянув в ту милую цветочную лавку, что располагается напротив твоего дома. Что ты предпочитаешь – розы или орхидеи, Клэр?

Закусив губу, подавила чертыхания. Он знал, где я сейчас жила.

– Выпить кофе. Я же сказал. И поговорить. Место можешь выбрать сама. Я доверяю твоему вкусу.

– У театра Варьете есть хорошая кофейня "Фреско". В ней варят отличное кофе по-венски.

А еще в ней баристой работал один мой замечательный друг, с которым я познакомилась еще в ресторане месье Урбеша. Базиль, почти двухметровый увалень, относился ко мне как к младшей сестренке и не раз выручал, когда липли пьяные посетители. И он умел держать язык за зубами.

– Отлично. Это не так далеко. Прогуляемся?

Шли мы быстро и молча, при этом я старалась держаться от навязчивого спутника как можно дальше. К счастью, он не пытался сократить дистанцию, или коснуться меня. Будто знал – что я тут же брошусь в бега. Зонта у него не было, но ручейки дождя, капающие с цилиндра, затекающие за воротник, будто совсем его не беспокоили.

Дождь прошёл также внезапно, как и начался. И когда сквозь тучи внезапно прорвался по-осеннему неяркий, рассеянный солнечный свет, "гипнотизер" поморщился, и поспешно нацепил на нос темные очки.

– Вы... вам неприятен солнечный свет?

– Чувствительные глаза, – коротко, и будто неохотно ответил мой спутник. – Напомните, как далеко ещё нам идти?

– Почти. Посмотрите, уже виднеется крыша Варьете. Вы впервые в Париже, месье?

– Нет, когда-то я знал Монмартр как свои пять пальцев. Но не был здесь давно, и многое забыл.

Когда мы проходили мимо театра, у которого одиноко стоял продавцы газет и хорошенькие торговки цветами, Паланок замедлился, разглядывая изящное здание с колонами. Варьете был известен не только своими театральными и музыкальными представлениями, но и роскошными балами и приемами. Бедным художницам попасть на подобные мероприятия нереально. Разве что по приглашению... Хотя, оно ведь оно у меня было. Бал белых хризантем проходил именно здесь. И если Эмбер не шутил, то я смогу не только любоваться театром снаружи, но и войти по мраморным ступенькам внутрь – в белом платье и в маске, скрывающей лицо. И на один вечер узнать, что это такое – быть беззаботной прожигательницей жизни.

Впрочем, Фреско тоже было весьма приличным местом. Удачно расположенный почти у самого театра, он был излюбленным местом парижской богемы. И пусть я могла позволить себе купить лишь кофе и самую дешевую выпечку, мне нравилось сидеть за одним из столиков перед кофейней, и разглядывать прохожих – туристов, парижан, и даже иногда знаменитостей.

Промозглая погода не располагала к уличным посиделкам, поэтому мы зашли в зал. Паланок тут же занял место в самой дальней его части, подальше у окна. Да и тому же полускрытого китайской ширмой. Заметив мои колебания, он вскинул бровь:

– Боитесь за свою безопасность?

– У меня есть основания.

– Сколько злости. Неужели мои прегрешения так велики?

Я сердито пожала плечами, и только когда увидела Базиля, подошедшего лично принять заказа, немного расслабилась. Обычно верзила приветствовал меня без всяких формальностей, подшучивая, а то и обнимая. В этот раз он лишь улыбнулся и кивнул, искоса посмотрев на успевшего сесть шатена.

– Мадмуазель Легран, добрый день. Вам как обычно?

– Когда ты начал обращаться ко мне на ты, Базиль? Да, черный кофе и круассан.

– Клэр, я тебя угощаю, – вмешался гипнотизер. – Так что можешь не скромничать, дорогая.

Базиль удивленно на меня посмотрел, и я чуть не заскрипела зубами. Паланок специально меня злил!

– Месье, разве мы с вами официально представлены? – холодно спросила я. – Как обычно, Баз. Кофе и круассан.

– Мне только кофе по-венски. Клэр его очень хвалила, – обращаясь к баристе, заявил этот неприятный тип. Когда Базиль отошёл, Паланок откинулся на стуле, и снял очки. В свете ламп и свечей глаза его казались просто карими. И никаких зловещих огоньков.

– Прости, не хотел тебя злить. Но ты уже мне представилась, а меня представил мэтр Савар.

Мой преследователь знал и это. И когда только успел? Но если он подслушал наш разговор с художником, тем проще.

– Вы купили "Персефону"!

Мужчина пожал плечами.

– Не смог удержаться. Мэтр чудесно передал то очарование, что тебе присуще. Так ли странно, что я захотел её себе присвоить?

Я вскинула подбородок, язвительно уточнив:

– Вы всё ещё говорите о картине?

– Кто знает.

Голос у "гипнотизера" снова стал бархатным и обволакивающим, и мне стоило больших усилий, чтобы оторвать свой взгляд от его лица. Буду смотреть на скатерть. Так безопаснее.

– Месье Паланок, не надо со мной флиртовать, – не выдержала я. – Говорите, что вам нужно, и уходите. Или уйду я.

Шатен расправил на коленях салфетку, пригладил влажные, и от того еще сильнее вьющиеся волосы, и только тогда ответил:

– Хочу развеять то непонимание, что произошло между нами. В доме месье Савара я вел себя не слишком корректно. Но это была лишь неудачная шутка, не больше. Приношу свои извинения.

– Я их принимаю. Это все? Больше вы не будете меня преследовать?

– Дай мне шанс, Клэр, изменить твое мнение обо мне! У тебя наверняка много вопросов. Я постараюсь ответить на каждый из них.

"Нет более опасной вещи, чем женское любопытство. Оно и сгубило человечество", – любил говорить мой отец. И он был абсолютно прав.

– Тогда расскажите, что это за странный у вас талант – управлять чужой воле?

– Это? Лишь гипноз. Я научился ему у одного из британских докторов несколько лет назад. Он был поклонником Месмера, хотя использовал уже более современную терминологию.

– Значит, просто гипноз?

– А что же ещё? Или ты, как и твоя подруга, думаешь, что я вампир?

Я вздрогнула, и мужчина тихо рассмеялся. Это позволило мне прийти в себя.

– Вы были в пансионе, месье Паланок?

– Михаил. Мне будет приятно, если ты будешь звать меня по имени. Да. Как я и говорил, я хотел извиниться. Но смог поговорить лишь с хозяйкой пансиона, и милой Ален.

– И вы... тоже стерли им память? Как и Савару?

– Это не так легко, как ты думаешь. И нет, я не стал этого делать. Я просто поговорил с твоей соседкой, и кажется, даже ей понравилась. Но ты не ответила. Ты думаешь, я вампир?

– Вы мне скажите, месье, боящийся солнечного света!

– Художники довольно суеверны и впечатлительны, – иронично заметил Паланок. – И если я вампир, то что тогда?

– Не смейтесь надо мной!

Базиль вернулся как раз вовремя. Поставил на стол чашки с кофе, политый медом круассан, и хмуро посмотрев на шатена, спросил лишь одними губами: "все хорошо?". Я кивнула. И когда вернулась к разговору, уже сумела восстановить спокойствие.

– Я не склонна к мистическому мышлению. Но в мире есть много скрытого и тайного от людских глаз. Если есть Бог, то есть и Дьявол. А там, где Дьявол, там и те, кто ему служит.

– Я не служу Дьяволу, и не желаю тебе зла, – неожиданно серьезно ответил Паланок. – Ты имеешь дело с эгоистом, но никак не со злодеем.

– Тогда расскажите сами о себе и своем прошлом. Чтобы я поверила, что вы и в самом деле почти обычный человек.

– Хорошо, – миролюбиво согласился гипнотизер. – Что тебя больше всего интересует?

– Вы ведь иностранец? Русский?

– Не совсем. Я действительно не из Франции, хотя и долго жил здесь когда-то. Как и в России, впрочем. Мой отец оттуда. Но родился я в Венгрии, на родине матери. Впрочем, я считаю себя больше гражданином мира. Мне нравится везде, разве что кроме тех мест, где для меня слишком жарко и солнечно.

– И чем занимаетесь?

– Исследованиями.

Ещё один ученый на мою голову. Хотя... слишком уж это размыто звучало.

– В какой области? Что изучаете?

– Человеческие сообщества и культуры в их развитии.

– Разве на этом можно заработать?

– Как эксперту – вполне. Анализируя те или иные экономические и социальные явления, можно многое узнать. Куда лучше вкладывать деньги, и когда их выводить, например. И о своих счетах не забыть.

– Это касается и политики?

Паланок помедлил.

– В какой-то степени. Но это не то, о чем бы я хотел говорить с прекрасной дамой. Может быть, ты спросишь меня что-нибудь более личное? К примеру, о планах на вечер?

Я вскинула глаза, чтобы отбрить наглеца, и замерла. От взгляда шатена неожиданно закружилась голова, а ладони сделались влажными. В этот момент он показался мне необыкновенно привлекательным. Не просто красивым – самым желанным мужчиной. Почему я была с ним так груба? Он всё, о чем может мечтать женщина.

Нестерпимо хотелось коснуться его губ, попробовать их на вкус, зарыться пальцами в густую шевелюру, прижаться к крепкому мужскому телу как можно теснее. Позволить Михаилу Паланоку сделать себя своей...

Я поняла, что дрожу, лишь когда остывший кофе пролился мне на пальцы. Это отрезвило, как и проснувшаяся злость. Снова гипноз. Но если раньше Паланок просто заставлял меня делать то, что я не хочу, то теперь он покусился и на чувства.

– Мы могли бы пойти ко мне, – в голосе мужчины появилась хрипотца. Он облизал губы неожиданно знакомым жестом и протянул ладонь ко мне через стол.

– Нет!

Я крикнула так громко, что в зале на мгновении стало тихо. Шатен замер, едва заметно нахмурившись.

– Нет, – повторила уже тише. – Вы отвратительны, месье. Что, не можете завоевать девушку, не используя внушение? С меня хватит всего этого!

Меня так сильно переполнял гнев, что я почти себя не контролировала. Резко встала, и схватив чашку, выплеснула ее содержимое в Михаила Паланока.

– Не преследуйте меня больше, и не угрожайте. У меня есть друзья, которые способны за меня постоять.

Сбежать я не успела, замешкавшись, чтобы взять зонт. Совершенно зря. Мокрый и ужасно злой Паланок схватил меня за руку, больно сжав предплечье. Дернул, разворачивая к себе, и зашипел:

– Ты пожалеешь об этом, Клэр.

– Идите к черту, месье!

– Совсем скоро ты будешь шептать моё имя, умоляя не оставлять тебя, – зловеще пообещал гипнотизер.

– Проблемы? – хмуро пробасили рядом. – Эй, почему бы тебе не отпустить девушку, пока я тебе голову не оторвал, месье?

Базиль! Какое счастье. Хватка венгра ослабла, и я вырвалась сама.

– Мой спутник поже лал заплатить за мое кофе, – процедила я. – Базиль, не проводишь?

– Конечно.

Легко угадав мое желание, бариста вывел меня через черный вход.

– Что произошло, Клэр? Никогда не видел, чтобы ты так выходила из себя.

– Не бери в голову, Баз.

– Если он обидел тебя, то я могу помочь. Скажи, где он живет, и найду время, чтобы потолковать с ним.

– Держись подальше от этого человека!

– И ты. Клэр. Мне приходилось видеть, как в Париж приезжали такие же молоденькие и милые девочки, как ты. Связывались со скользкими типами, и влипали в неприятности. Мне не хотелось бы, чтобы тебя нашли с перерезанным горлом в канаве.

Я поежилась.

– Умеешь же успокаивать.

Баз обнял меня, неловко поцеловав в макушку.

– Точно ничего не хочешь рассказать? Ладно, но если будет нужна помощь, ты приходи. Договорились?

– Угу.

Ещё немного так постояв, я выпуталась из медвежьих объятий.

– Мне пора, да и тебе нужно вернуться к работе. Ещё увидимся.

Глава 8. Кровь на белых цветах

Они пили ночное вино

Даже днём ночное вино

Слюдяные бутыли окна

Всегда были полны вина

Оно было сладким как соль

И густым как венозная кровь

Оно было острым как боль

И протяжным как сонная одурь

Ольга Арефьева

Оставаться в съемной комнате не было смысла. Гипнотизер знал, где я живу. Можно было снова переехать, но в темноте не хотелось искать себе жилье. Поэтому забрав вещи со съемного жилья, я вернулась в пансион.

Ален не было. Видимо, она снова ночевала у Мориса, поэтому обсудить гипнотизера было не с кем. Другие о моих проблемах не знали. А ведь я сказала упырю, что у меня есть связи. Но кто может противостоять человеку, обладающими такими способностями?

Вспомнился почему-то Рейнард Эмбер, учитель Клода. Среди масонов наверняка много сведущих в тайных искусствах и магических практиках людей. Должно же быть какое-то спасение от гипнотического внушения! Два раза мне удалось уйти от Михаила Паланока. Третья встреча может обернуться совсем не в мою пользу. Эмбер был мне нужен. Это не означало, что я собиралась полностью ему довериться, но лучше быть с ним милой. И если нужно, пойти на бал.

Уж хуже гипнотизера он вряд ли окажется.

Перед тем, как лечь спать, я спрятала под подушку крест, простынь и одеяло окропила святой водой.

– Совсем сдурела, девка, – задумчиво сказала Анна Шольц. – Обычно когда мужик появляется, моги на место встают, а у тебя все не как у людей.

– Какой мужик?

– Ну, ухажер твой. Приходил который, искал...

– Он не мой мужик, – огрызнулась я.

Когда свет потушили, я ещё долго ворочалась, не в силах уснуть. Но усталость взяла свое, и уде за полночь я провалилась в сон.

Я почти бегу по улице, придерживая на груди куртку, когда буквально ниоткуда появляется темная высокая фигура.

– Ночь прекрасна, смертная дева. Позволь мне отведать твоей крови.

Незнакомец улыбается, демонстрируя неожиданно острые клыки. И я, поняв, кого встретила, пытаюсь сбежать. Но тщетно.

– Твой запах, Клэр , – теперь он совсем близко, и шепчет мне на ухо. - Так неожиданно. В нем нет примесей алкоголя и табака. Ты даже не пахнешь другими мужчинами. Лишь чистотой и невинностью.

Его прикосновения холодны и равнодушны. То, как он держит меня за подбородок, как запрокидывает голову... так страшно. И так знакомо.

Вздрогнув, я проснулась с колотящимся от ужаса сердцем. Это был не просто сон. Это было воспоминание. Ален была права. Я встречалась с Михаилом Паланоком гораздо раньше, чем мне казалось. И тогда он выпил моей крови.

– Вспомнила? Что ж, я подозревал, что так может произойти.

Он здесь. Вампир здесь. Неподвижно сидит на моей кровати, склонившись и разглядывая мое лицо. Прежде, чем успеваю закричать, он запечатывает мне рот ладонью.

– Не поможет. Твои соседки спят так крепко, что их не разбудит и труба Гавриила. Но что мне делать с тобой? С каждым разом внушение действует на тебя все хуже и хуже. Даже если я заберу тебя сейчас, ты будешь рваться на волю.

Хватка ослабла, и мужские пальцы пробежались по испуганно приоткрытым губам, медленно очертили подбородок, изучили линию скул и арки бровей. Я почти не дышала. Однажды в детстве я была в зоопарке. Самым ярким впечатлением стал тигр, напряженно наблюдающий за мной из стальной клетки. Только теперь между мной и хищником нет преграды. И все же его что-то сдерживало от того, чтобы сожрать раздражающую и столь слабую человечку.

– Красивая, – задумчиво протянул вампир. – Будет жаль, если смертный тлен коснется этого лица.

– Я никому ничего не скажу, клянусь... – прошептала прерывистым дрожащим голосом, почти готовая сорваться на жалкие мольбы.

– Если бы дело было только в тайне. В этот рациональный век ты можешь во всеуслышание назвать себя чудовищем, но тебя сочтут лишь чудаком. Меня беспокоит другое. Я не хочу тебя отпускать, даже в мыслях не могу расстаться с тобой. Но держать рядом того, кто испытывает лишь страх и ненависть... Что ж, надеюсь, когда я утолю жажду крови, мое наваждение исчезнет.

Было бы глупо думать, что он просто уйдет, лишь немного попугав. Паланок приподнял меня над кроватью, придерживая ладонью голову. Дыхание щекотало шею. Я услышала, как он тянет носом воздух, будто впитывая запах. И только затем вампир пронзил клыками тонкую кожу.

Вскрикнула, панически цепляясь за каменные плечи. Изогнулась в бессильном протесте, попыталась оттолкнуть, но все мои трепыхания остались незамеченными. Боль, такая невыносимая в начале, по мере того, как он тянул из меня кровь, постепенно стихала, оставляя лишь жжение и пульсацию. От накатившей слабости мысли путались и уплывали. И в какой-то момент мне стало все равно, что со мной происходит, и чем все закончится.

Осенью утром особенно холодно и промозгло, поэтому спали мы под шерстяными одеялами. Но когда я проснулась, ощущение, что спала я голой и на крыше. Ноги и руки просто окоченели, хотя я и была укутана почти по шею.

– Никогда так не высыпалась, – потягиваясь, заявила Анна.

– Угу, – отозвалась Карен, сидевшая на краю кровати, и расплетавшая косу. – Мне снилось что-то такое хорошее... Клэр, ты встаешь? Учителя уже начали о тебе беспокоиться.

– Нет, останусь дома. Чувствую себя не очень хорошо.

Это была абсолютная правда. Голова кружилась, да и ещё подташнивало. Ночь я абсолютно не помнила, но простыня сбилась так, будто во сне я выплясывала на кровати канкан. Карен, проходя мимо, пощупала мне лоб.

– Температуры нет, хотя ты все же бледновата. Принести тебе завтрак?

Благодарно кивнула, почесывая шею.

– Слушай, а ты клопов случайно не принесла? – с подозрением спросила Анна. – Эй, ты себе шею уже до крови расчесала. Фу!

Я замерла, а затем посмотрела на свою руку. Под ногтями виднелись красные полоски. К горлу тут же подкатилась тошнота, и я, спотыкаясь, рванула в ванную комнату.

– Если ты залетела, то я знаю хорошего доктора, который тебе поможет!

Замечательно. Теперь еще пойдут сплетни, что я беременна. Карен, отлично знающая мою слабость перед видом и запахом крови, зашла минут через пять с пластырем и мазью.

– На что похоже? – зажав нос, спросила я, пока соседка обрабатывала мне шею.

– Не на клопов. Скорее, на аллергию. Расчесы, краснота, и какие-то пятнышки. У тебя уже было что-то похожее. Лучше и вправду показаться доктору.

Когда девушки ушли, я снова заснула, так и оставив завтрак на тумбочке около кровати. Проснулась уже ближе к трем пополудни, такая же разбитая, и в придачу ужасно голодная. Мадам Жабер заглянула в комнату, где я бродила растрепанным призраком в халате и шерстяных носках, недовольно поцыкала языком, но так ничего и не сказала. А спустя час принесла мятный чай и пирожков с повидлом. К вечеру вернулась Ален, с затуманенным взглядом и горящими губами.