Текст книги "Роузуотер. Восстание"
Автор книги: Таде Томпсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава шестнадцатая
Энтони
Третья прореха в ксеносфере расположена в жилом районе. Энтони приходится остановить такси в нескольких ярдах оттуда, потому что ему становится плохо. Его новый глаз не различает цветов. Энтони чувствует, что это тело повреждено, однако власть над организмом ускользает от него, и он не может вылечиться так, как ему бы хотелось. В ксеносфере – Энтони то погружается в нее, то выныривает – это место выглядит клубящимся черным облаком, пятном тьмы. Он оглядывается в поисках Молары, но никого не находит. В Роузуотере он останавливается посреди улицы; ему так плохо, что хочется лечь. Он думает, не провернуть ли снова трюк с глазом, однако новый и так уже вырос не различающим цветов – что если это не единственный дефект? Он может остаться слепым, лишиться световосприятия. Энтони все еще размышляет над этим, когда слышит рев двигателя – это скорая помощь. Она проезжает мимо, и… в следе этой машины… есть нити, подобных которым он никогда раньше не ощущал, но при этом знакомые. Квантово-запутанные воспоминания бьют тревогу: там, внутри, сознание домянина. Энтони почти не замечает вторую машину, проносящуюся следом. Ему все равно. Возможно, новый носитель каким-то образом травмирован? Куратор говорила, что с ним что-то не так. Но что? Прохлаждаться времени нет – ему нужно спешить туда, куда направляется скорая.
Энтони заставляет тело придать ему сил и бросается вслед за выцветающими щупальцами чуждости. Он блокирует боль и усталость. Он останавливает накопление молочной кислоты в мышцах и выжимает из тела все возможное. Он оставляет в ксеносфере сгустки сплетенных воедино ксеноформ через равные интервалы – хлебные крошки для Молары, на случай если он умрет раньше, чем найдет носителя. А может, и для него самого. Люди таращатся на него, поражаясь его скорости; по мере того как расстояние между ним и прорехой растет, Энтони становится сильнее и бежит все быстрее. В какой-то момент он замечает, что след, по которому он идет, становится ярче, и понимает, что машина остановилась. Он ускоряется, повышая растяжимость сухожилий, производя больше синовиальной жидкости в суставах, увеличивая ширину шага. Через каждые несколько ярдов Энтони отталкивается от земли, и порой кажется, что он взлетает. Он рассеянно гадает, как высоко смог бы прыгнуть, если бы этого захотел. Достигнув больницы, он видит, что от нее исходит темное излучение, заметное только в ксеносфере. В отличие от прорех, оно не оказывает на Энтони никакого воздействия, и он заходит внутрь. К этому моменту его зрение, его чувства раздвоились. Он постоянно переключается между ксеносферой и физической реальностью. Облаку носителя почти невозможно противиться, и когда люди заговаривают с Энтони, пытаются помешать ему достичь цели, он практически не замечает их присутствия. Он пресекает их попытки остановить или замедлить его. Когда он на земле, он ломает их тела. Когда он в ксеносфере, он разрушает их разумы. Он входит в коридор; носитель – в одной из комнат. Стены здесь с отражающей поверхностью, и Энтони видит себя. Он истощен; так худ, что похож на скелет. Он сжег слишком много энергии, пока бежал сюда. Неважно. Люди ценят худобу во взрослых. Скорее всего, он кажется им привлекательным.
Дверь открывается; носитель стоит позади человеческой женщины. Энтони избавляется от женщины одним ударом. Нет. Ему ломают руку, потом ребра, а потом он теряет сознание. Он поражен тем, что его одолел человек. Десять секунд спустя его тело умирает, и Энтони возвращается к Полыни через ксеносферу, огорченный тем, что оставляет носителя позади, спеша воссоздать свое тело. На этот раз он подойдет к энергетическим запасам серьезнее.
И перестанет недооценивать людей.
Глава семнадцатая
Аминат
На выходе из комнаты на Аминат бросается уродливый реанимат. Сквозь истощенные мышцы проглядывают кости, кожа облезает и опадает, один глаз смотрит напряженно и лихорадочно, второй выпал из глазницы и болтается на нерве, нижняя челюсть отвисла, от тела несет плесенью. Он голый, одежда, должно быть, с него свалилась. Аминат уклоняется от удара и ломает реанимату руку в локте, а потом роняет его на пол пинком в грудь. Выхватив пистолет, стреляет ему в голову. Реанимат продолжает дергаться, и Аминат стреляет еще раз, в сердце. Выстрел эхом разносится по коридору; у Аминат звенит в ушах. Реанимат мертв. Кровь сочится медленно, а не хлещет струей из артерий. Из раны в голове поднимаются в воздух несколько… спор. Аминат озадачена, но слишком занята, чтобы раздумывать над их загадкой.
– Что это? – спрашивает Алисса.
– Не знаю и знать не хочу. Пойдем.
Охранник мертв. Путь к стоянке усеян трупами; на некоторых – ни царапины, некоторые разорваны пополам, точно переспелые фрукты. Неужели один-единственный больной реанимат оказался на такое способен? Зачем ему Сатклифф?
– У кого-нибудь есть причины вас убить? – спрашивает Аминат.
– Нет. По крайней мере, я об этом не знаю. Возможно, у Алиссы были враги.
Подойдя к машине, Аминат поражается как мертвецам в униформе, так и тому, что до сих пор не видит полиции и не слышит сирен. Машина автоматически открывается, Алисса залезает на пассажирское сиденье.
– Автопилот. Офис, – говорит Аминат.
– Выполнение невозможно.
– Перезагрузка.
Машина перезагружается, но все равно отказывается запускать автопилот или объяснять ей почему.
– Олалекан, подключись к моей машине по удаленному доступу и почини программу автопилота.
Ответа нет.
– Что происходит? – спрашивает Алисса; ее спокойствие раздражает.
– Не знаю. Нет доступа к Нимбусу. – Она звонит по телефону.
– Босс! Слава богу, – говорит Олалекан.
– Ты должен был за мной наблюдать.
– В Атево крупный теракт, и он связан с Джеком Жаком, так что весь город в режиме повышенной готовности.
– Ладно, ладно. Как мне?.. Я хочу…
– Она с вами? Алисса Сатклифф?
– Да. Я везу ее к тебе.
– Вам… э-э… нужно поторопиться.
– Почему?
– Здесь Мать.
Матерью они зовут Феми. Должно быть, ей совсем невтерпеж, раз она приехала из Абуджи. Блядь. Ну ладно. Сначала информация. Аминат включает новости.
– Куда вы меня везете? – спрашивает Алисса.
– В лабораторию. Очень важно, чтобы мы смогли изучить ваше состояние. Хотите связаться с семьей?
– У меня нет семьи.
– А кому-нибудь другому позвонить хотите?
– Нет.
– Ну хорошо. Пристегните ремень. Отвезу нас сама.
– А если я не хочу с вами ехать?
– Я могу вас арестовать.
– По какому обвинению?
– Понятия не имею. Препятствование работе государственного служащего. Преступление против моды. Что-нибудь в этом роде.
– Я хочу…
– Заткнись, Алисса. Заткнись. Я только что убила человека, и мне нужно поупиваться ненавистью к себе. Наверное, даже ты способна это понять?
Закрой глаза.
Из головы у нее не идет один из рекламных роликов Ханны Жак о том, что реаниматы – это люди. Произнесенные идеальными губами жены мэра слова бесконечно проигрываются в мозгу Аминат.
Дыши.
Дыши.
Слишком много перемен за такое короткое время. Подведем итог: в плюсы можно записать то, что Аминат заполучила свою цель, – Алисса Сатклифф с ней, хоть еще и не в лаборатории. К тому же, обе они невредимы. Теперь минусы: куча трупов неизвестного происхождения. А еще взрыв бомбы, отключенный Нимбус, неработающий автопилот – а задание не будет считаться выполненным, пока Алисса не окажется в лаборатории и не подвергнется анализам. Если придется вести машину самостоятельно, не лучше ли надеть на Алиссу наручники? Она может попытаться выпрыгнуть из салона или напасть на Аминат. Боже, как хочется позвонить Кааро, но правила безопасности О45 запрещают это делать во время операций.
Дыши.
Дыши.
А теперь – вперед.
– Пристегни ремень, – снова приказывает она Алиссе. Открывает бардачок и достает из него запасной магазин и наручники, которые запихивает за пояс. На ней до сих пор сраная одежда для бега. Аминат выезжает со стоянки и, сориентировавшись по куполу, направляется к лаборатории. Аккумулятор заряжен на пятьдесят девять процентов, но этого более чем достаточно.
На улице полно народа, на дорогах – машин. Купол темен и сер, легкая морось не охлаждает пыла толпы. Люди растеряны, люди вопят, и до гражданских беспорядков явно недалеко. Пара человек бьет ладонями по капоту. Фонари моргают – Аминат такого еще никогда не видела – как будто взволнована и сама Полынь. Ехать быстрее пяти миль в час не получается. Без постоянно рассчитывающего маршрут автопилота в Роузуотере непросто ориентироваться, даже когда других машин немного. Дороги здесь слишком извилисты, а заторы – обычное дело. Они не страшны лишь таксистам, которых хранит ведомое им одним джуджу[15]15
Джуджу – африканская религиозная и магическая практика, завязанная на использовании фетишей; шире – способность колдовством привлекать к себе удачу.
[Закрыть]. Но сегодня, похоже, состояние брожения охватило весь город. Аминат косится на Алиссу: та выглядит спокойной, но заинтересованной. Ее взгляд перескакивает с одного человека на другого. Она замечает, что Аминат смотрит на нее.
– Алиссе нравятся нарукавники.
– Что? Ты решила о себе в третьем лице поговорить?
– Алиссе нравится носить все эти штуки – напульсники, налокотники. Я видела ее историю покупок на терминале.
– Ты говоришь со мной о нарукавниках. Алисса, ты спятила?
– Нет. Я думала, мы это уже выяснили.
– Ты разговариваешь, как сумасшедшая, – отвечает Аминат. – И я терпеть не могу нарукавники.
– Я тоже. – Алисса снова отворачивается. – А Алисса – нет.
«Либо эта деваха прикончит меня сама, либо меня прикончат из-за нее. А может, это я ее прикончу».
Через два квартала от них кто-то взбирается на машину. Люди вокруг него кричат, но что именно – непонятно. Пока Аминат пытается понять, что происходит, окно со стороны Алиссы разбивается, осыпав ее осколками. Просунувшиеся в салон руки вцепляются в плечи и торс Алиссы. Они вытаскивают ее на улицу. «Нет».
– Мотор не глуши, – говорит Аминат машине. И выходит наружу. – ЭЙ!
Алиссу скрутили четверо мужчин, и никто даже и не пытается ей помочь. Аминат стреляет в воздух, а потом целится в нападающих. Они разбегаются, оставив Алиссу на тротуаре – в синяках, но спокойную. Выстрел и его эхо вызывают панику, и шум нарастает. Толпа сбита с толку и сбивает с толку. Она хаотична. Из-за давки Аминат и Алиссе не добраться до машины. Ее не угонят – вдали от имплантата Аминат двигатель заглохнет, – но могут разобрать на детали. Аминат убирает пистолет. Толпу не застрелишь. Сориентировавшись, она говорит:
– Доберемся до собора и там переночуем. Уверена, завтра порядок восстановят.
Она приковывает Алиссу к себе наручниками. Ей не хочется этого делать, но Аминат не может себе позволить снова ее потерять.
Какие-то люди вопят: «Джек Жак – что надо вожак» – один из дурацких слоганов мэра. Может, он погиб? Аминат эта фраза бесит, но мэр всегда был популистом. Он знает, как завоевать благосклонность народа. Толпа уже набрасывается на машины, и дороги становятся огромными стоянками для брошенных автомобилей. Некоторые из них горят. Никто не может сказать, в чем причина этого буйства. Аминат пытается двигаться вместе с толпой, пока ищет путь к собору. Ей виден его шпиль. Алисса несколько раз спотыкается, но в целом обузой не становится. Аминат приходится врезать всего четверым, прежде чем они с Алиссой достигают собора и обнаруживают, что он закрыт, а люди колотятся в двери, пытаясь попасть внутрь.
– Ладно, план Б.
Алисса пожирает здание глазами.
– Он прекрасен. Люди потрясающи.
– Ага, напомни мне как-нибудь за пивком рассказать тебе об арочных контрфорсах. – Аминат проверяет свой подкожный телефон: Нимбуса нет. Она просматривает загруженные в память карты в поисках убежища. Потом звонит Олалекану.
– Босс?
– Мы идем пешком.
– Повторите, пожалуйста. Погромче.
– Мы идем пешком.
– Почему? Я тут читаю, что в городе волнения, толпы и погромы…
– Я знаю. Мы в один угодили. Ты можешь меня отсюда вытащить? И свяжись с моей машиной. Пошли по радио приказ на имплозивное самоуничтожение.
– Постараюсь помочь.
– Ты можешь послать за мной команду?
– Подождите… подождите… да, но с оговорками, босс.
– Поясни.
– В ближайшие шесть часов команды точно не будет. Вам придется найти себе нору и переждать в ней.
Аминат застывает и вспоминает об Эфе, которая живет в этом районе.
– Это я сделать могу. Отслеживай мой телефон по сотовой сети.
– Я засек ваши текущие координаты, в полночь повторю.
– Ты дома был?
– Нет, босс.
– Когда все устроишь, иди домой. Ты все равно ничего не сможешь сделать, пока я не доставлю Сатклифф.
– Никак нет. Мать занята, а я не уйду, пока не буду уверен, что вы в безопасности.
– Хотя бы приляг и вздремни.
– Как скажете, но если буду нужен – звоните.
– Хорошо. – Она вспоминает о Кааро. – Олалекан, позвони мне домой. Ты знаешь, что сказать.
– Вас понял.
Он и раньше говорил это Кааро, пока Аминат была на задании. Отключив телефон, она отвлекает Алиссу от созерцания собора.
– Держись рядом со мной. Если буду идти слишком быстро – дважды стукни меня пальцем по ладони. Ничего не говори. Ты помнишь, как Алисса вела себя в ночном городе?
– Нет, – отвечает Алисса.
– Ночью в Роузуотере бывает опасно, и не только из-за людей. Держись тихо, говори только если это будет совершенно необходимо.
Алисса кивает, и они пускаются в путь. В небе еле слышно гудят дроны. Ни полицейских, ни военных не видно, однако дроны, если нужно, могут вести инфракрасную съемку. Позднее записи просмотрят, и преступники будут пойманы и наказаны.
– Эй, дамочки, сколько?
– Эй, детка. Классные ножки!
– Покажи свою yansh.
– Wey ya particulars?
Несколько мужчин следуют за ними, не прекращая своих монологов. Одного особенно настойчивого Аминат приходится утихомирить. Кто-то светит ей в глаза фонарем; Аминат достает пистолет и направляет на источник света. Тот гаснет.
Алисса послушна; она ничего не говорит. По мере того как они удаляются от собора, давка ослабевает. Улицы утратили привычный вид, но Аминат почти уверена, что идет в правильную сторону. Поблуждав среди редеющих толп, они видят перегородившую дорогу цепочку мужчин и женщин. Все они вооружены: хоккейными клюшками, крикетными битами, досками и граблями.
– Поворачивайте обратно, – говорит стоящий в центре мужчина. – Вам тут не место.
– Нам с подругой нужно пройти на соседнюю улицу, – отвечает Аминат.
– Вы мародерки. – Он смотрит на их скованные наручниками руки. – А может, беглые преступницы. Мы вызовем полицию.
Аминат показывает ему удостоверение.
– Дайте нам пройти, сэр.
Цепочка не разрывается.
– Послушайте, я понимаю, что вы пытаетесь защитить свои семьи и дома, и отношусь к этому с уважением, но я должна попасть на соседнюю улицу. У меня нет на это времени.
Люди переглядываются, но не двигаются с места.
– Я имею право арестовать вас за то, что вы мне мешаете. Я могу вас перестрелять. Я могу вас, дураков балованных, избить до полусмерти, несмотря на то, что устала. Вам что больше…
– Можно я кое-что предложу? – спрашивает Алисса. – Мы устали от насилия. Может, вы нас сопроводите?
Когда они подходят к дому Эфе, Аминат признает, что предложение Алиссы было мудрым. На стук в дверь Эфе не отвечает, и Аминат приходится ей позвонить. Эфе затаскивает их обеих в дом, сердито покосившись на дружинника. Она крепко обнимает Аминат.
– Ты чего так поздно шляешься в такой-то вечер? – спрашивает Эфе.
– Я работаю на правительство.
– Ага, поддельными лекарствами занимаешься, я помню.
– Нет. Я не могу рассказать тебе, что именно делаю, но к поддельным лекарствам это отношения не имеет.
– Как скажешь. А это что за белая девица? Арестантка?
– Не совсем. Я должна тебя кое о чем попросить. – Аминат снимает наручники. – Нам нужно где-нибудь переночевать. Завтра же утром мы слезем с твоей шеи.
Эфе шлепает ее по плечу.
– И просить не надо.
Позже Аминат принимает душ и переодевается в приготовленную Эфе одежду. Алисса идет в душ следующей, но, взглянув на нее со спины, Аминат ее останавливает.
– Алисса, у тебя на шее два ветряных червя.
Личинки эолий чаще встречаются в болотистых районах неподалеку от купола и любят забираться людям под кожу. Это очень больно, а для детей бывает что и смертельно. Но эти личинки спокойно лежат на коже Алиссы – такое Аминат видит впервые.
– Я их не чувствую, – говорит Алисса.
Аминат думает, что, возможно, обозналась, и снимает одного из червей с шеи Алиссы. Тот немедленно изгибается и впивается ей в палец. Боль такая, словно ей вырывают ноготь пассатижами. Алисса помогает ей избавиться от червя и затаптывает обоих.
– Аминат! Посмотри, что показывают, – зовет Эфе.
По всем каналам, на всех новостных сайтах – везде, где только можно, звучит речь Джека Жака.
– …знаю, что вы устали и боитесь, и мысленно я с вами, где бы вы ни были этой ночью. Сегодня некие трусы вздумали испытать на прочность нашу решимость, мою решимость подарить Роузуотеру – каждому его жителю – современность и процветание. Погибло тридцать пять жителей города, среди них – семеро детей. Я был на месте взрыва, но остался невредим. Будьте уверены: мы расследуем это злодеяние и настигнем тех, кто его совершил. Для осмотра места преступления правоохранительные органы вынуждены были временно отключить Нимбус, но меня заверяют, что он заработает уже к завтрашнему утру. Сам я планирую провести этот вечер с хорошей книгой.
– Вот уж вранье. С такой-то красоткой-женой? – фыркает Эфе.
– Ложитесь спать, зная, что вы в безопасности и что я думаю о вас. Ложитесь спать, зная, что я отомщу тем, кто убивает наших детей. Слава Роузуотеру. Слава Федеративной Республике Нигерия.
Когда лицо мэра исчезает с экрана, Аминат задается вопросом, что Жак скрывает на этот раз.
Уснуть получается не сразу, но в конце концов одеяло тьмы все же укутывает ее.
Интерлюдия
2066, Лагос, неизвестное местоположение
Эрик
Я получаю срочное сообщение от Феми Алаагомеджи. Мне приказано собрать вещи и приготовиться к отъезду из Лагоса. Сопровождение прибудет за мной в течение часа.
Никакого объяснения не прилагается, а я собирался пойти на день рождения к другу – надел асо эби[16]16
Асо эби – церемониальная и официальная одежда народа йоруба и некоторых других народов, как правило, надеваемая на праздники, церемонии или фестивали.
[Закрыть] из дорогой ткани и все такое прочее. Мне не положено знать, куда меня везут, поэтому пришедшие за мной агенты нахлобучивают мне на голову искажающий шлем. Телефон мой больше не работает, и все, что я вижу на ладони, – это тускло-оранжевый огонек индикатора, вспыхивающий и гаснущий раз в шесть минут. Я сижу с двумя сопровождающими в джипе с тонированными стеклами, одетый в синий кафтан и сраный шлем, бесконечно играющий «Fukushima Romance». Четыре часа и две санитарные остановки спустя меня заводят в какое-то здание. Усаживают на стул, избавляют от шлема. Первое, что я вижу в реальном времени, – задница последнего из сопровождавших меня агентов, покидающего комнату.
Я в стерильном помещении – белые стены, никаких украшений, рециркулированный воздух, звукоизоляция, слабый химический запах дезинфицирующего средства. Дверь герметичная – я не могу даже разглядеть ее контур. Что ж, хотя бы стул, на котором я сижу, мягкий и с подлокотниками. Жалко только, что они мой багаж не захватили, – было бы что почитать.
Время в комнате измерять не по чему, и я не знаю, сколько мне приходится ждать, – кажется, несколько часов. Потом дверь распахивается и входит мужчина.
– Эрик, мне поручили подвергнуть вас нескольким тестам. Заранее извиняюсь. Они утомительны и однообразны, но необходимы. Вы их уже проходили.
– Кто вы?
– Я не могу вам сказать, и это не имеет значения.
– Я арестован? – спрашиваю я.
– Нет. Вы на нас работаете, не забыли?
– Я могу уйти?
– Нет.
Никаких объяснений, только бесконечные тесты. Стандартные медицинские анализы. Психологические тесты. Тесты Ганцфельда – меня помещают в камеру сенсорной депривации, показывают кому-то в соседней комнате картинки и заставляют меня угадывать, что на них нарисовано. Я прав в сорока процентах случаев, что чуть ниже значения вероятности. Но это не показатель моих настоящих умений. Как только мы начинаем дышать одним воздухом, я считываю сто процентов изображений. Мужчина берет в руки игральные карты, и я вытаскиваю их у него из головы. Он садится напротив меня и рисует двести пятьдесят закорючек – а я рисую их приблизительные аналоги. А потом я устаю и отказываюсь продолжать.
Жилище мне выделяют не такое уж плохое. У меня есть спальня, гостиная и туалет; правда, все в них ослепительно-белое, даже каркас кровати. Доступа к Нимбусу нет, но мне достаточно лишь попросить – и выбранное развлечение либо звучит из колонок, если это музыка, либо появляется на плазменном голопроекторе в гостиной. Еду приносят трижды в день, а мелкие закуски – когда я захочу. Раз в два дня меня водят в спортзал для часовых занятий. Персональный тренер заставляет меня выполнять боксерские упражнения и проводит со мной учебные поединки.
Так проходит несколько недель, а месяц спустя меня навещает Феми.
– Прости, я приехала бы раньше, если бы смогла, – говорит она. С тех пор как мы виделись в последний раз, она изменилась несильно. Сегодня телохранителя с ней нет.
– Мэм, что происходит?
– Эрик, большая часть людей с теми же способностями, что у тебя, либо мертвы, либо умирают. Мы закрыли тебя здесь, чтобы понять, сумеем ли сохранить тебе жизнь.
– Кто-то пытается нас убить?
– Кто-то или что-то. Могу сказать только, что существует некая статистическая аномалия, вызывающая у нас тревогу. Мы изолировали тебя от атмосферы, поэтому у тебя не должно быть доступа к общей ксеносфере.
– Значит, мои способности не должны здесь действовать, – говорю я. – Но они действуют.
– Да, как мы поняли по тестам, ксеноформы на твоей коже отрастили наногифы, ищущие контакта со свободно летающими ксеноформами или любыми нервными тканями, до которых способны дотянуться. Вокруг тебя сформировалась локальная ксеносфера, локальная сеть нервных волокон.
– Значит, то, что за мной охотится, не сможет меня здесь достать?
Она колеблется.
– Я не знаю. Не стану тебе лгать, Эрик: я пыталась сохранить жизнь и другим, но это не сработало. А еще я не знаю, сколько времени смогу тебя здесь держать, потому что скоро меня снимают с этого проекта.
– А кто-нибудь… я хочу сказать, вы поймаете того, кто пытается?..
– Слушай, я понимаю, о чем ты спрашиваешь, но такой информации у меня нет. Другие сенситивы в основном умирают от естественных причин. Мне просто нужно, чтобы ты не высовывался и оставался в живых.
– Но сколько мне здесь сидеть? У меня в Лагосе жизнь, семья, друзья. Я скоро должен быть в Южной Африке на свадьбе сестры.
– Уверена, что твоя семья и твои друзья хотели бы, чтобы ты остался жив. Не высовывайся.
Мне интересно, мертв ли Кааро, но я не спрашиваю.
Через несколько месяцев я получаю сообщение:
«ВАС ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ДВОЕ, И ВТОРОЙ УМИРАЕТ. БУДЬ ЗДОРОВ. KARA O LE. ФЕМИ».
Близится Новый год, а я до сих пор в изоляции и ежедневно сдаю анализы – даже в Рождество, но при этом хотя бы пьян.
