Текст книги "Добро пожаловать в NHK!"

Автор книги: Тацухико Такимото

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Часть третья

На следующий день мы с Мисаки гуляли по улицам города. Небо было безоблачно–синим. Поскольку в тот день была суббота, возле станции было много людей, и от всего этого меня слегка мутило.

Как мы и договорились, я встретил её в окрестном парке в час дня, и мы отправились прямо к станции. Примерно два часа спустя мы ещё гуляли. Мы просто шагали и шагали без перерыва. Хоть Мисаки и шла впереди меня, якобы указывая дорогу, у меня было чувство, что мы уже некоторое время всё ходим и ходим кругами по одним и тем же местам.

И всё же Мисаки шагала вперёд без тени сомнения.

Наконец, я не выдержал.

– Эмм, а куда мы идём?

Мисаки обернулась:

– Что–что?

– Ну, то есть, какой у нас пункт назначения?

– А разве нельзя просто так гулять?

Я возвёл глаза к небу.

Мисаки остановилась и сложила руки на груди, глубоко задумавшись.

– Хм. Да, после твоих слов мне тоже кажется, что это слегка странно. Если подумать, люди обычно стараются выбрать, куда идут.

Мне сказать было нечего.

– Слушай, а куда, по–твоему, обычно ходят люди?

Я и сам толком не знал ответа. А чем, для начала, мы вообще занимались? Была суббота, вторая половина дня, мы встретились, чтобы прогуляться по городу. За кого нас вообще нужно принимать? Если б я мог ответить на этот вопрос, возможно, наш конечный пункт оказался бы другим.

Так или иначе, я спросил:

– Мисаки, а есть место, куда бы ты хотела сходить?

– Нет.

– Ты уже обедала?

– Ещё нет.

И, на какое–то время, мы решили зайти в располагавшийся неподалёку семейный ресторанчик.

***

Когда мы вошли в семейный ресторан, Мисаки сказала:

– Я в первый раз обедаю в таком месте.

Я закурил. Кончик сигареты слегка дрожал. Мне было ужасно тяжело. Я мечтал о солнечных очках. Если бы у меня были солнечные очки, мне не пришлось бы беспокоиться о разглядывающих меня незнакомцах,.

Мисаки заказала блюдо дня. Ела она быстро, с аппетитом, а я попивал свой кофе.

Проклятье, думал я. Кофеин ещё сильнее мешает успокоиться. Скоро я начну подозрительно себя вести.

Мисаки, однако, была вполне довольна. Кажется, она искренне забавлялась, собирая какое–то оригами из бумажных салфеток, лежавших на столе.

– Смотри, готово. Разве не здорово? ― это был журавль.

– Здорово. У тебя талант, ― похвалил я её.

У меня начал болеть живот, так что мы ушли из семейного ресторана.

Мы шагали ещё почти полчаса, прежде чем заглянули в кафе. Я выпил чёрного чаю, а Мисаки съела пирожное. Я пытался вспомнить, зачем мы вообще решили встретиться таким вот образом.

Тем вечером Мисаки сказала:

– Давай погуляем в городе. Если мы так поступим, я думаю, тебе должно стать лучше.

А, точно. Короче говоря, это следующий этап программы по спасению хикикомори, и всё это вовсе не означает, что мы на свидании, ничего подобного. А затем, был ещё вчерашний вечер. После того, как я понаблюдал за Мисаки в зале царства, я был ещё более озадачен её личностью. Как минимум, этот вечер разрушил мою теорию, согласно которой она лишь пыталась хитрым образом обратить меня в свою веру. С учётом того, как плохо она вписывалась в окружение на том собрании, было маловероятно, что она стала бы рьяно пытаться обращать незнакомцев.

Кто же она такая, в конце концов? Даже теперь она оставалась сплошной загадкой. Что же мне делать? Нельзя же просто гулять вот так с такой загадочной девушкой! Что же делать? Так и не придумав ничего иного, я просто молчал.

Мисаки извлекла из сумки, которую она всегда носила с собой, ещё одну книгу. Эта называлась «Множество слов в наставление: сборник поговорок, которые откликнутся в вашем сердце». Ещё одна странная книга… я уже не удивлялся.

Отодвинув блюдце из–под пирожного в сторону, Мисаки положила на стол книгу и открыла её.

– Let it be, ― сказала она, и пристально посмотрела на меня, ― Написано, что слова какого–то Джона[40]40
  Намек на Джона Леннона


[Закрыть]. Как думаешь, что это значит?

– О–оставь всё, как оно есть.

– Ах, какая хорошая поговорка!

В конце концов, блуждая, мы вернулись к манга–кафе, где иногда подрабатывала Мисаки. Мужчина за кассой кивнул ей. Как любой другой посетитель, я взял чек. Затем мы уселись в самой глубине комнаты.

Заведение было, по большей части, безлюдным.

Потягивая бесплатную колу, я погрузился в чтение манги. Мисаки, сидевшая напротив, наблюдала за мной и пила апельсиновый сок. Я ужасно смущался, но поделать с этим ничего было нельзя. Чувствовалось, как будто в моём животе вот–вот откроется дыра.

Наконец, терпение моё истощилось. Я был совершенно не в состоянии читать мангу в подобных условиях. Я попробовал заговорить:

– Мисаки?

– Хм?

– Что–то не очень много посетителей в этом манга–кафе, а?

– Это из–за недавнего спада в экономике.

Я посмотрел на мужчину за конторкой.

– Этот мужчина, кто он тебе?

– Мой дядя. Я всё время доставляю ему неприятности, но поскольку мне вскоре уезжать, думаю, он меня простит.

Судя по её словам, у них в семье были довольно сложные отношения; мне, впрочем, не хотелось слушать об этом, так что я сменил тему.

– Кстати, Мисаки, тебе нравится заниматься религией?

– Не очень. От меня всё время одни проблемы.

– Проблемы?

– Ну, знаешь, как бы сказать… я не вписываюсь в атмосферу. То есть, моё присутствие угнетает множество людей вокруг меня. Наверное, было бы лучше, если бы меня вообще нигде не было.

– Ушла бы просто из группы.

– Не могу. Я должна сделать что–нибудь в благодарность моей тёте.

– Мисаки, ты ведь на самом деле не веришь в Бога, да?

Мисаки поставила стакан с соком на стол. Он тихонько звякнул.

– Я думаю, было бы здорово, если бы Бог существовал. Если б я могла, я хотела бы верить в него, но это довольно сложно, ― разочарованно сказала она.

Затем смущённым тоном она изложила следующую неожиданную гипотезу:

– Для начала, если бы Бог действительно существовал, он, должно быть, был бы ужасным злодеем. К такому выводу я пришла, всесторонне обдумав это вопрос.

– Да ну?

– Видишь ли, в человеческой жизни соотношение печальных событий и счастливых ― примерно девять к одному. Как–то раз я выписала всё в свою записную книжку и посчитала, ― Мисаки достала свой Секретный Дневник и разложила его на столе.

– Видишь, вот он, этот график. Посмотри, по нему сразу видно, что счастливые происшествия ― такие, когда ты думаешь «Как мне здорово! Я рад, что живу на этом свете!» ― не составляют и десятой части жизни. Я очень аккуратно всё посчитала на калькуляторе, ошибки тут быть не может.

Мне было весьма интересно, какие способы подсчёта она при этом использовала, но Мисаки не показала мне других страниц, а я не собирался изменять своим обычаям и ещё сильнее лезть в её личные дела.

Мисаки продолжала:

– Теперь понимаешь, о чём я? Бог, который умышленно создаёт такой неприятный мир, должен быть ужасным негодяем. Это логичный вывод, разве нет?

– Но ты же только что сказала, что хотела бы верить в Бога?

– Ага. Я хочу верить. Мне кажется, было бы хорошо, если бы Бог существовал. Поскольку…

– Поскольку?

– Поскольку если бы существовал такой ужасный Бог, мы могли бы жить без всяких забот. Если бы можно было свалить всю ответственность за наши страдания на Бога, насколько же у нас было бы больше спокойствия духа! Ведь так?

Беседа выходила сложной. Я сложил руки и сделал вид, что глубоко задумался, но моя голова работала кое–как.

Для начала, насколько серьёзно ты говоришь обо всём этом, Мисаки? Уже какое–то время эта дикая улыбка не сходит с твоего лица. От начала и до конца я чувствовал себя так, будто меня тонко и жестоко разыгрывают.

Впрочем, в конце концов, её слова звучали честно и искренне.

– Если бы я могла поверить в Бога, ― прошептала она, ― я смогла бы стать счастливой. Бог плохой, но даже так, я знаю, я всё равно смогла бы быть счастлива.

– Беда в том, ― продолжала она, ― беда в том, что… у меня плохое воображение, так что мне не так–то просто поверить в Бога. Неужели Он не может сотворить для меня какое–нибудь зрелищное чудо, вроде тех, что происходят в Библии?

Она была из тех девушек, кто говорит подобную бессмыслицу.

Мы болтали ещё около часа, и, наконец, я решил, что пора уходить. Когда я подошёл платить, мужчина за кассовой стойкой сказал:

– Не надо денег. Пожалуйста, будь добр к ней.

Я подумал, что довольно странно было говорить такое молодому человеку, другу девушки возраста Мисаки, но усталое выражение лица мужчины чем–то вызывало во мне симпатию. Я слегка поклонился и поспешил домой.

***

Когда я вернулся в свою квартиру, то был невероятно удивлён.

Посреди моей комнаты расположилась похожая на манекена кукла в натуральную величину. Вокруг неё, шатаясь на каждом шагу, нарезал круги Ямазаки.

– А вот и ты, Сато! Взгляни на объект нашего поклонения.

У меня не было слов.

– На днях я услышал, что у старшего брата моего школьного приятеля есть модель Рурирури[41]41
  Рури Хошино – героиня из аниме Martian Successor Nadesico (так же известно как Mobile Battleship Nadesico).


[Закрыть] в натуральную величину ― он купил её давным–давно и не знает, куда девать. Ни теряя ни секунды, я сделал всё возможное, чтобы заполучить её! Пожалуйста, Сато, ты тоже поклонись ей ― этой бледной, молодой, маленькой и прекрасной Рурирури!

Она, похоже, была героиней какого–то аниме. Ямазаки распростёрся перед куклой в натуральную величину, за основу образа которой взята девочка, не окончившая и начальной школы.

Осмотревшись, я заметил, что жестянка, в которой мы держали наркотики, была пуста. Ямазаки прикончил всё, что там оставалось.

– Да, я под наркотиками! У меня был величайший приход этого века. Да! На этот раз меня осенило истинное прозрение. Я, Сато, увидал самую сущность всего этого мироздания.

Потеревшись лбом о ноги куклы, Ямазаки поднялся на ноги и обернулся ко мне.

– Я всё думал и думал, чего же нам не хватает? Нам ведь чего–то не хватает. В нашей груди огромная дыра, и я искал что–нибудь, чтобы заполнить эту дыру. Что–нибудь, от чего я перестал бы чувствовать пустоту. Точно. Наша вчерашняя религиозная разведка подстегнула меня к размышлениям на эту тему. Все в нерешительности. В этом непонятном мире мы хотим, чтобы нами управлял кто–то ещё, вот зачем мы создали Бога. Двоякое противопоставление Бога и Сатаны намного проще объясняет мир. Понимаешь? Такое простое и сильное объяснение! Меня, честное слово, тронуло!

– К сожалению, такой Бог нам не подходит, поскольку такой Бог слишком страшен. Вот, посмотри–ка на эти картинки в «Пробудитесь!» ― он слишком реалистичен и вовсе не мил, ― Ямазаки подобрал брошюру, валявшуюся в углу комнаты, и протянул мне.

– Глянь вот на июньскую специальную статью, «Ангелы–хранители: они всегда присматривают за тобой». В их религии ангелы выглядят вот так, ― Ямазаки открыл реалистичную иллюстрацию, изображающую крепкого мужчину с крыльями за спиной.

Он порвал брошюру в клочки.

– Мне не нужны такие ангелы! ― заорал он, ― Он что, бодибилдер какой–то? Мне при слове «ангел» представляется что–то такое, ну, знаешь, прекрасное, и моэ–моэ, и лоли–лоли…

У меня в голове промелькнули воспоминания огромного множества эротических игр, где одной из героинь была девочка–ангел.

– Да–да! Ясно тебе, Сато? Настало время для новой религии!

Я хранил молчание.

– Мы будем поклоняться этой кукле Рурирури! И я основатель этой секты!

Я мягко похлопал Ямазаки по плечу.

Стряхнув мою руку, Ямазаки продолжал разглагольствовать:

– Те, кто уверуют, будут спасены! Мы должны придумывать себе то, во что сами сможем верить, чтобы внести смысл в наши жизни! И смыслом будет жизнь с нашей новой великолепной верой!

Он носился без остановки взад и вперёд по комнате, вздымал кулаки, завывая. Он выкрикивал всё, что приходило ему в голову.

Под конец он замер, безнадёжно обняв свою куклу.

– Я больше не могу так жить, ― прошептал он. Его глаза были широко открыты.

Я сделал ему горячего кофе. Ямазаки пил кофе со слезами на глазах.

Мне тоже хотелось плакать.

– Да, Ямазаки, а что ты теперь собираешься делать с этой куклой?

– Бери её себе, Сато. Делай с ней, что хочешь.

Глава 9: Последние дни

Часть первая

Для хикикомори зима невыносима, поскольку всё кажется холодным, замёрзшим и одиноким. Для хикикомори невыносима и весна, поскольку у всех такое хорошее настроение, что становится завидно.

Лето, разумеется, невыносимо особенно.

Стояло лето, полное громких криков цикад. С утра до вечера они всё скрипели и скрипели. Лето, к тому же, было невыносимо жарким. Даже при постоянно включенном кондиционере было всё равно жарко. Не знаю, то ли мой кондиционер приходил в негодность, то ли это лето было просто особенно горячим. Так или иначе, я прожарился насквозь.

Иногда мне хотелось воскликнуть: «А ну выйди сюда тот, кто всё это устроил!» Впрочем, у меня не было сил даже на это. Летняя жара полностью вымотала меня. Я потерял аппетит, мои нервы были на пределе. Сколько бы я не пил Липовитан Д[42]42
  Липовитан Д – энергетический напиток.


[Закрыть], мою усталость невозможно было победить.

Лишь мой сосед по дому был полон сил. Он бессовестно шумел. С раннего утра и до поздней ночи из–за стены раздавались анимешные песни на полной громкости. Сосед говорил, что в последнее время ему хватает лишь четырёх часов сна в сутки. При содействии песен из аниме он в поте лица трудился над своими творческими проектами. Сверкая налитыми кровью глазами, он с воодушевлением погружался в эти бессмысленные занятия.

Однажды Ямазаки сказал:

– Большая часть игры, наконец–то, позади.

– Да что ты?

– Завтра начну собирать бомбу.

– Чего?

Не дав ответа, Ямазаки молча вгрызся в кусок белого хлеба. Завтракал он довольно поспешно. Поскольку я был не настолько ленив, я сделал себе нормальные гренки и наскоро поджарил яйцо.

– Который раз тебе говорю, не тащи еду из чужих холодильников без разрешения.

Я сделал вид, что не понял, о чём он.

***

Даже несмотря на лето, Мисаки носила одежду с длинными рукавами. Впрочем, она была в хорошем настроении.

– Так здорово, так здорово,― говорила она. Похоже, ей и правду было весело. Она радостно раскачивалась на качелях.

Разумеется, нынешняя ночь была похожа на тропическую. Было так жарко, что я вспотел, даже не начав разговора.

Мисаки, однако, казалась невозмутимой. Она энергично качалась назад и вперёд, волосы развевались у неё за спиной.

– Кстати, Сато, хочешь доесть кошачью еду?― спросила она.

Чёрный кот, жилец парка, однажды пропал. Он уже давненько не появлялся. Либо его сбила машина, и он отправился в рай, либо собрался в какое–то кошачье путешествие.

Так или иначе, но я отказался:

– Нет, спасибо.

– А я–то накупила. Жаль выбрасывать.

Спрыгнув с качелей, Мисаки шагнула в уютную песочницу рядом с горкой, подобрала зелёную лопатку, оставленную местной ребятнёй, и принялась что–то лепить.

– Что это?― спросил я.

– Гора.

И действительно, это была гора. Гора в центре песочницы, с заострённым пиком. Её склоны опускались круто, как у горы Фудзи на гравюрах Хокусая[43]43
  Кацушика Хокусай – знаменитый гравировщик.


[Закрыть], так что, казалось, малейшая тряска их обрушит. Но вскоре песочная гора была достроена до конца. Прекрасная работа из песка, сырого от вечерней росы.

Похлопав ладошками, чтобы стряхнуть песчинки, Мисаки обошла вокруг горы. Она выжидающе глянула на меня.

– Красивая гора,― сказал я.

– Кииия!― воскликнула с лёгкой улыбкой на лице Мисаки, и дала горе сокрушительного пинка,― Всё, что имеет форму, однажды рассыплется.

– Угу,― кивнул я.

***

Каждый вечер, день за днём, Мисаки вытаскивала из своего рюкзака книги самого разного толка. Судя по всему, она в огромном количестве брала их в библиотеке каждую неделю. Романы, сборники стихов, практические руководства и справочники попадали в её руки. Мисаки читала книги всевозможных форм и размеров, а затем зачитывала их мне.

– Итак, сегодняшняя книга ― «Последние слова знаменитых людей». Как следует из названия, имеются в виду фразы, которые были произнесены выдающимися людьми перед смертью.

«Имеются в виду?..»

– Давай задумаемся, что же такое жизнь!― воскликнула она.

Фраза была театральной, и меня «убивал» талант Мисаки делать такие громкие заявления с совершенно невозмутимым видом. Но, с другой стороны, по сравнению со вчерашним «давай подумаем, в чем состоит смысл жизни!», нынешнее предложение не слишком пугало.

Сохраняя спокойствие, я предложил ей продолжать, и Мисаки немедленно принялась читать вслух.

В книге были собраны последние слова знаменитых людей со всего света, с древнейших времён до наших дней. Я слушал молча и с уважением. Читая фразы из книги, однако, Мисаки, похоже, заскучала и на полпути сменила тему.

– «Больше света…». Итак, чьи это были последние слова?

«Что?! Викторина?!»

– Три… Два… Один… Время вышло! Правильный ответ― Гёте. Слишком впечатляющая фраза, не находишь? По–моему, мистер Гёте выдумал её задолго до своей смерти.

– М–может быть.

– Ладно, следующий вопрос. «Микка Тороро[44]44
  Трехдневный Тороро – это блюдо из тертого японского батата (тороро, похож на сладкий картофель), которое готовят на третий день после Нового Года, поэтому его так и назвали.


[Закрыть] был вкусным» .

Тут я знал ответ.

– Предсмертная записка марафонца Кокичи Цубурая.

– Пинг–понг, пинг–понг[45]45
  Пинг понг! — это традиционная японская ономатопея (слово, обозначающее какой–либо звук), обозначающеая звук дверного звонка или правильный ответ в викторине.


[Закрыть]! В яблочко! Удивительно, что ты это знаешь.

Я не могу похвастаться знанием последних слов знаменитостей, но Мисаки всё равно меня похвалила. Её, похоже, странно заинтересовало содержимое предсмертной записки.

– Микка тороро… словно какая–то шутка, как думаешь?

– Возможно, как раз поэтому людей и поражает эта записка.

– Ясно. Да, теперь мне всё понятно, ―– сказала она, кивая, ― Тут говорится, что Цубурая, этот бегун, прямо перед смертью отправился в родную деревню. Там, с матерью и отцом, он ел растёртый батат.

– Хм.

– Наверное, всё–таки, каждому хочется вернуться в родной городок перед смертью.

– Да, кстати, Мисаки, а из какого ты города― не из этого?

– Нет, не из этого. Северная звезда там… значит, я примерно оттуда,― Мисаки показала на северо–северо–запад.

Она произнесла название города, которое я никогда не слышал, и рассказала, что это маленький городок на берегу Японского моря с населением в пять тысяч человек. По её словам, там должен был быть очень красивый мыс, который почему–то стал довольно популярным местом для совершения самоубийств.

– С тех самых пор, как какой–то именитый человек спрыгнул с утёса в эпоху Мейдзи, мыс стал Меккой для самоубийц. Говорят, каждый год оттуда намеренно прыгало или случайно падало, поскользнувшись, столько людей, что пришлось построить барьер для предотвращения новых трагедий. В детстве я ничего не знала об этом и часто играла на том откосе. Однажды я увидела там странную девушку.

Мисаки продолжала:

– Она стояла на краю обрыва, на самом верху мыса. Был прекрасный ранний вечер, небо было ярко красным. Женщина тоже была очень красива.

– И?

– Я отвела от неё взгляд на секунду, и она исчезла. Даже сейчас она мне иногда снится. Хотя возможно всё это с самого начала мне лишь померещилось. Ну то есть, у неё была такая радостная улыбка на здоровом лице. Совсем одна, она смотрела в океан на заходящее солнце. А затем, в одно короткое мгновение, я отвернулась и она исчезла. Странная история, да?

Да, странная история.

– Что же с ней могло случиться? Мне кажется, она должна была оставить хотя бы предсмертную записку, может, о тёртых бататах, или чём–то таком, ― пошутил я, стараясь развеять обстановку.

– Я бы сейчас не отказалась от тёртых бататов.

– От них чесотка.

– Ага,― кивнула она.

– Но зато вкусно, да?

Беседа понемногу уходила в сторону. Я, всё–таки, тоже выбился из сил. Но Мисаки смеялась:

– Как здорово, как весело. Тебе тоже весело, Сато?

– Конечно.

– Наши занятия подходят к концу. Приближается последний день проекта,― Мисаки убрала книгу обратно в сумку,― Я рассказала тебе столько всего полезного, Сато, что ты должен уже быть в состоянии стать образцовым взрослым. Так?

Поднявшись со скамейки, она произнесла:

– Теперь тебе ясно? Почему ты стал никчёмным человеком? Почему стал хикикомори? К этому моменту ты уже должен был понять.

Я не отвечал.

– Если ты хорошенько задумаешься, то обязательно поймёшь.

Всё ещё сидя на скамье, я взглянул на неё. В парке было так темно, что виден был лишь её силуэт. Я не мог разглядеть выражение её лица.

– Время почти вышло. Я не хочу доставлять лишние хлопоты тёте с дядей, так что мне придётся уехать из города.

Она говорила совершенно обыкновенным тоном, так что я спокойно слушал её.

– И куда ты едешь?

– В другой город… Туда, где много людей. Туда, где никто меня не знает. Туда, где я никого не знаю. Так что до тех пор, пока я не уехала, Сато… Я должна сделать из тебя  выдающегося человека.

Я не понимал, к чему она ведёт; но опять же, просто такой она была девушкой ― любила говорить совершенно неразумные вещи.

В изумлении я потряс головой из стороны в сторону.

–Это ничего не изменит,― сказала Мисаки.

– Ладно, я понял. Я уже излечился, ― всё, что мне сейчас оставалось, это попытаться убедить её в успехе её предприятия, ― Благодаря тебе, я просто родился заново. Можешь забыть обо мне и жить собственной жизнью в новом городе.

Кажется, она всё равно была чем–то недовольна.

Оптимистичным тоном я заявил:

– Спасибо! Я навеки у тебя в долгу! Да, точно: хочешь взять с собой мой магнитофон? Это предмет первой необходимости, если живёшь в одиночестве. Если хочешь, я могу тебе его подарить…

– Я не об этом.

– Не об этом?

Я терпеливо ждал, что она скажет дальше, но Мисаки отвернулась от меня, больше не сказав ни слова.

Тогда я тоже поднялся.

– Ну ладно, пока.

Я зашагал по направлению к своему дому, но тут Мисаки окликнула меня:

– Стой! Погоди секунду!

– Чего?

– Давай пойдём на свидание. Это будет твой выпускной экзамен. Проверка, что ты действительно превратился в полноценного члена общества, Сато. Встретимся у станции, в воскресенье в полдень. Идём обязательно, даже в дождь!

Сделав это не терпящее споров заявление, Мисаки ушла быстрым шагом.

***

Тем временем Ямазаки действительно делал бомбу. Он раскопал в интернете инструкцию и на полном серьёзе собирал взрывное устройство.

Сначала ему понадобилось получить чёрный порох. История использования чёрного пороха уходила в далёкое прошлое. К примеру, его применяли в период Генко монгольских нашествий[46]46
  1274–1281 до н. э.


[Закрыть], да и оружие тецушо[47]47
  Слово «тецушо», позднее превратившееся в «теппо», означает пистолет, ружье, ракету и т.п. оружие.


[Закрыть], потрясшее самураев, тоже работало на нём. Будучи простой смесью нитрата калия, серы и угля, чёрный порох обладал огромной разрушительной силой. Говорят, если его использовать в закрытом пространстве, взрыв чёрного пороха будет достаточно мощным, чтобы разбить вдребезги все окна в автомобиле и мгновенно убить всех пассажиров.

– Ну и зачем тебе бомба?

– Ясно, зачем! Чтобы что–нибудь взорвать!

Ну да, конечно. Это, разумеется, и так ясно. Зачем ещё может понадобиться бомба?

– Я про другое: что ты собираешься взорвать? Вот о чём я тебя спрашивал.

– Врагов.

– Кто у тебя враги?

– Злодеи. Я уничтожу злодеев своей Бомбой Революционера.

– Понятно. Так, а кто злодеи?

– Политики какие–нибудь, наверное.

– Слушай, ты хотя бы имя нынешнего премьер–министра знаешь?

Ямазаки замолчал и вернулся к работе. В скором времени он уже получил чёрный порох и изготовил герметичную металлическую трубку. Детонатор из простого электронного будильника тоже был завершён. Осталось только присоединить детонатор к трубке, и бомбу можно было взрывать в любой момент.

– Ура, готово! Я борец! Я революционер! ― у Ямазаки было хорошее настроение, ― Им всем крышка! Всех злодеев взорву!

Несмотря на воодушевление, он был полностью поглощён собой.

– Ах, было здорово,― подвёл он итог.

В конечном счёте, бомба так и не взорвала ни одного злодея.

Для начала мы даже не знали, где найти этих самых злодеев. С этим ничего не поделаешь, так что мы решили взорвать субботней ночью парк по соседству. Чтобы нас никто не заметил, устанавливая детонатор, мы спрятались глубоко в кустах. Бомба и впрямь взорвалась, но это был скорее хлопок, чем взрыв.

Печальная вышла история.

Тихо и незаметно наступило воскресенье. Как и обещал, я встретил Мисаки возле станции. Мы погуляли на нашем свидании, и я вернулся к себе домой.

Всю ночь я проспал как убитый. Когда я проснулся, было уже утро. Делать было нечего. От скуки я решил разом принять весь свой запас припасённых наркотиков. Дальше я приятно проводил время. Всё стало доставлять мне удовольствие. Я смеялся.