Текст книги "История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима"

Автор книги: Сьюзен Бауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава сорок вторая
Падение Шан

В Китае между 1073 и 1040 годами до н. э. династия Шан падает к ногам Чжоу

Далеко на востоке Ву Дин после шестидесяти лет правления передал трон своему сыну. Царство Шан несколько раз более или менее мирно переходило от брата к брату или от отца к сыну. Центром империи Шан была река Хуанхэ, и столица Шана оставалась в Инь.

Ко времени, когда царства Месопотамии начали разваливаться, китайское царство также находилось в кризисном состоянии.

То был совсем иной кризис, нежели тот, с которым столкнулись Навуходоносор и Тиглатпаласар. Владыки Шан и их народ не подвергались вторжениям неизвестных иностранных племен – врагами шанского царя стали двоюродные братья его собственного народа.

Западнее земель Шан в долине реки Вэй жило племя Чжоу. Они не были подданными царя Шана, хотя их глава – «князь Запада» – признавал власть шанской короны целованием. В конце концов, их земля лежала почти в четырехстах милях от столицы. Кости оракула путешествовали туда и обратно между «князем Запада» и дворцом Шан, поддерживая открытой тропу одного языка и одинаковых обычаев. Но знать Чжоу в первую очередь была верна своему собственному господину, а не далекому монарху Шан. Когда вспыхнуло восстание, они ждали приказов только от «князя Запада».

Древние хроники поясняют, что цари Шана сами вызвали к жизни этот мятеж. Они отбросили мудрость – а именно мудрость (а не военная мощь, как на западе) была основанием их силы.

При императоре Ву И, пятом правителе после Ву Дина, проявились первые признаки распада. Императора, по словам Сыма Цяня обвиняли, в основном в том, что он был против богов: он создавал идолов, «называл их именами небесных богов» и много играл с ними. Когда он победил, то высмеял богов как паршивых игроков.

Шан и Чжоу

Это было серьезным нарушением его царских обязанностей. При все возрастающем весе ритуала костей-оракулов царский двор стал центром пророческих откровений предков для живущих. Все вопросы к праотцам направлялись от имени царя; он был проводником посланий от божественных сил, и для него издевка над этими силами была недопустима.

Вскоре последовало наказание за преступление: Ву И ударила молния, когда он находился на охоте. Ему наследовал его сын, а затем его внук, при котором, по словам Сыма Цяня упадок в стране еще более усилился. Затем трон унаследовал его правнук Чжоу[133]133
  Более известен как Чжоу Синь или Ди Синь. (Прим. ред.)


[Закрыть], и власть в Шане пошатнулась.

Чжоу была дарованы многие достоинства – Сыма Цянь отмечает его силу, интеллект, четкую речь и быстрый разум. Но новый царь использовал все эти дары во зло. «Его знаний было достаточно, чтобы противиться увещеваниям, – пишет Сыма Цянь, – а его речь была убедительной, чтобы прикрывать дурные дела… Он считал всех ниже себя. Он обожал вино, был неумеренным в удовольствиях и безумно любил женщин». Любовь Чжоу к вину и удовольствиям привела к росту налогов, чтобы он мог содержать свои охотничьи угодья и парки для игр и развлечений; его любовь к женщинам привела его под власть жестокой и деспотичной куртизанки по имени Да Цзи, чьи слова стали единственными, которые он слышал. Его любовь к зрелищам стала такой всепоглощающей, что он выкопал пруд и наполнил его вином, развесил вокруг мясо, имитируя лес, и «заставлял голых мужчин и женщин гоняться друг за другом» вокруг пруда в этом лесу.²

Причудливые фривольности обернулись жестокой тиранией. Знатных вельмож, заподозренных в нелояльности, укладывали на раскаленную решетку. Чжоу зажарил одного своего придворного, а другого завернул в полосы мяса и подвесил сушиться. Когда его дядя стал увещевать его, царь ответил, что, так как сердце умного человека имеет семь камер, ему нужно глянуть на сердце дяди, прежде чем воспринять его совет – и привел свою угрозу в исполнение. Его жестокость все усиливалась, так что «уже не знала края». Аристократы – «семьи сотни фамилий», к тому же знатных – были «переполнены негодованием и ненавистью».

Наконец он превзошел сам себя. Вэнь, правитель Чжоу, «князь Запада», находился в столице по делу, и царь приставил своих шпионов, чтобы следовали за ним. Когда шпионы сообщили, что «князь Запада» «тайно вздыхает» из-за поведения царя, тот арестовал Вэня и бросил его в тюрьму.[134]134
  Вэнь и Ву появляются как Вэнь-ван и Ву-ван в системе пиньин: «Ван» или «царь» становится суффиксом всех царских имен Чжоу. Но я предпочитаю использовать обозначения «царь Вэнь» и «царь Ву». (Прим. авт.)


[Закрыть]

Услышав, что их господин в тюрьме, племена Чжоу принесли царю нечто вроде дани, чтобы смягчить его сердце: ценные предметы и прекрасных женщин. Тронутый Чжоу освободил Вэня. Но «князь Запада» отказался возвращаться домой, не попытавшись защитить подданных Чжоу от жестокостей их царя. Он сказал Чжоу, что у него есть предложение – если тот пообещает прекратить пользоваться раскаленной решеткой, Вэнь подарит ему плодородные земли Чжоу вокруг реки Ло, которая течет на юг и впадает в реку Вэй. Чжоу, который очень выгодно использовал заключение Вэня в тюрьму, согласился на сделку, завладел землей и отправил Вэня домой.

Это оказалось ошибкой. Вэня очень любили в его землях как вождя, который был и хорошим (что видно из его готовности пожертвовать собственными землями для людей), и умелым (более поздний китайский историк и философ Мэн-цзы утверждает, что Вэнь имел рост десять футов).³ Оказавшись у себя на западе, Вэнь начал быстро собирать оппозицию царю. «Многие из феодальной знати восстали, – пишет Цянь, – и повернулись лицом к владыке Запада». Их поддержали предсказатели, которые читали гадальные кости и божественные пророчества: шанские придворные жрецы, забрав свой ритуальный инструмент, покинули царский двор и тоже ушли на запад.

Вэнь, к этому времени совсем пожилой человек (по словам Мэн-цзы, ему было сто лет) умер до того, как смог возглавить поход своих последователей на столицу Шан.⁴ Но его сын Ву подхватил знамя. Восемьсот феодалов встали за ним, каждый со своими солдатами. Армия Чжоу из пятидесяти тысяч направилась ко дворцу Шана в Ине. Царь приказал своим войскам встретить наступающих – он выставил семьсот тысяч человек.

Две армии встретились в двадцати милях от Иня, в битве при Mye. При любых расстановках имперская армия должна была сокрушить крошечные силы восставших, но Чжоу имели два преимущества. Первое заключалось в тактике: знать Чжоу выставила триста боевых колесниц, в то время как царская армия не имела их вообще.⁵ Но имелось и второе преимущество – солдаты Чжоу обладали высоким моральным духом, – которое и повернуло битву против царя. Люди царя, испытывавшие отвращение к жестокости своих военачальников, были склонны к дезертирству. Когда линия Чжоу обрушилась на них, солдаты передней линии шанского войска развернулись и атаковали стоявших позади них, заставив обратиться в бегство всю армию.⁶

Увидев тень неминуемого поражения, Чжоу сбежал во дворец, где взял оружие из нефрита, приготовившись к последнему бою. Но ворвавшиеся силы Чжоу подожгли дворцовые помещения вокруг него, так что ему обжигало уши. Он умер в пламени – символичный конец для человека, который использовал огонь для того, чтобы пытать и убивать людей.

В этой истории чувствуется сильная нота неправдоподобия в том, что касается мятежа Вэня. Древние историки не прославляют свержение тирана, и сам Ву не хвастается, что правит землями от горизонта до горизонта или тем, что кучами наваливает головы врагов у ворот. Его славят не за умение сражаться, а за восстановление правильного порядка.

Мятеж Чжоу – это не совсем непослушание подвластных людей. Еще до мятежа царь Шан имел над Чжоу сомнительную власть. Вэнь был царем со своими правами, но царь Шана мог заключить его в тюрьму и вынудить платить выкуп. С другой стороны, когда Вэнь предложил Чжоу подарить землю, царь с радостью воспринял это как подарок, а не ответил с негодованием, что он уже и так правит ею.

Но древние историки все-таки вынуждены как-то оправдывать неповиновение правителей Чжоу. Чжоу и Шан имели одинаковые культуры, и сражения между ними так же приводят в замешательство, как вражда между Сетом и Осирисом в ранние годы Египта. Несомненно, необходимо, чтобы первый царь Чжоу не являлся бы узурпатором, а был добродетельным человеком, который поднялся над пороками и начал цикл заново. По этой причине правление царя Чжоу датируется не с победоносного Ву, а с его отца, который был несправедливо заключен в тюрьму и по собственному желанию пожертвовал землю за своих людей. Он, а не его воинственный сын, считается первым царем Чжоу.

Получается, что правление династии Шан закончилось не у ворот горящего дворца, а тогда, когда знать и оракулы собрались под предводительством «князя Запада». И захват Чжоу не был вторжением врагов. Собственная необузданность царя

Чжоу стала причиной его смерти. По мнению китайских хроникеров, гниение всегда шло изнутри.

Несмотря на все свои добродетели, Ву, заявив о своем новом титуле, водрузил обожженную голову Чжоу на пику и выставив ее на колу у ворот города Инь на всеобщее обозрение. Старый порядок погиб в огне; утвердился новый порядок.

Сравнительная хронология к главе 42

Часть четвертая
Империи

Глава сорок третья
Мандат Неба

Между 1040 и 918 годами до н. э. китайские цари Чжоу приходят с желанием строить империю и обнаруживают ее недостатки

Хотя Ву был первым царем Чжоу, именно Вэнь (который умер до окончательного покорения Шан) очень скоро стал символом начала новой династии. Много позднее Конфуций заметит, что музыка, под которую император Вэнь праздновал свои победы, была прекрасной и безупречной – а вот музыка победы императора Ву, «хотя и была прекрасна, не была безупречной».¹ Дикое опустошение столицы Шан было опасным нарушением императорской божественной власти.

Никто не желал возвращения Шана, но новой династии Ву требовалось тактичное и осторожное оправдание. В начале своего правления, говорит нам Сыма Цянь, Ву приносил жертвы небесам, чтобы загладить злодеяния последнего правителя Шана; он «отложил в сторону щиты и боевые топоры, сложил оружие и распустил солдат, чтобы показать всему миру, что больше не будет пользоваться ими».² Установившийся мир должен был компенсировать агрессию при его вступлении на престол.

Кроме этических соображений, это было обусловлено также и практической необходимостью. Ву приходилось править, используя влияние и такт. Царь Шана не смог победить объединенные силы феодалов, и Ву также должен был считаться с фактами: он правил царством, полным сильных личностей, которые были бы против автократического правления. Сыма Цянь говорит о «Правителях Девяти Земель» – знати, которая правила собственными территориями, сохраняя лишь лояльность царю. Но знати было гораздо больше, чем девять человек. «Книга церемоний», написанная несколькими веками позднее[135]135
  Хроники древнего Китая смешивают историю и философию до такой степени, что становится трудно использовать их как источники традиционной исторической хронологии. Вероятно, самым древним китайским текстом является философски ориентированная «Книга Перемен» – «И Цзин» («I ching», в транскрипции пиньин – «Yi jing»). Большая ее часть традиционно приписывается основателю династии Шан; ценные комментарии были добавлены к ней эпоху Воюющих Царств (475–221 годы до н. э.). Продолжение китайских текстов, дошедших до нас, пришло от времени Конфуция (551–479 годы до н. э.). Классическая «Книга Песен» («Ши Цзин») содержит 305 стихотворений, собранных (согласно традиции) Конфуцием, которому приписывают также первую хронологию истории Китая – «Вёсны и Осени» («Чунь-цю»); эта история отражает события от 722 года до н. э. и почти до конца жизни Конфуция. Примерно между 475 и 221 годами до н. э. анонимный комментатор добавил к «Чунь-цю» свои заметки, известные как «Цзо Чжуань». В IV веке до н. э. появилась «Шу Цзин», известная также как «Шан Шу» или «Официальная История» – это была компиляция, покрывающая исторический период с дней Совершенномудрых Царей до конца периода Западного Чжоу. В 124 году до н. э. эти «Пять классических работ» («И Цзин», «Ши Цзин», «Шу Цзин» и «Чунь-цю» плюс текст об обрядах и ритуалах под названием «Ли Цзин») были объединены вместе как основная программа для обучения китайских ученых и стали известны все вместе под названием «У Цзин». Сыма Цянь, писавший между 145 и 85 годами до н. э., пользовался всеми ими в качестве источников.
  Другие полезные источники по древней китайской истории включают в себя так называемые «Бамбуковые Анналы» («Цзу Шу Цзи-ниань»), копии хроник Восточного Чжоу с 770 до 256 год до н. э.; и «Гуань-цзи» (Guanzi), сборник анонимных исторических эссе, написанных (вероятно) между 450 и 100 годами. до н. э. и собранных вместе в одну книгу ученым Лю Сяном в 26 году до н. э. Наконец, исторические материалы могут быть найдены в «Четырехкнижии» («Си Шу») опубликованнос около 1190 года н. э. Это сборник, который включает в себя две главы из «Ли Цзин», опубликованные отдельно и приписываемые самому Конфуцию, работы Mэн-Цзы, самого известного последователя Конфуция, и собрание высказываний Конфуция, названное «Лунь Юй». (Прим. авт.)


[Закрыть], насчитывает в начале периода Чжоу 1763 отдельно управляемые территории. ³

Надписи на вручаемых подарках, свидетельствующих о лояльности, демонстрируют сложную пирамидальную структуру государства с пятью официальными рангами. На самом верху стоял царь Чжоу, затем шел второй ранг – владетельные феодалы, контролировавшие отдельные княжества, за ними следовали еще три ранга знати, обладавшие меньшими территориями и силой.⁴

Многие историки называют этих знатных господ «феодальными владетелями». Царь Чжоу все-таки обладал некими правами во всей стране; он не «владел» китайской землей, как владели ею средневековые феодалы, но он обладал правом правильно ею управлять. Это право администрирования он передавал своей знати в обмен на ее лояльность – и (когда необходимо) военную поддержку. Когда царь Чжоу делал феодала своим «ленником», тому не давалась земля в подарок; вместо земли ему давали подарки, символизирующие, что царь Чжоу награждает его долей священной власти. Чаще всего эти подарки были бронзовыми сосудами с надписями. Подарок из бронзы символизировал и богатство, и власть: достаточно власти, чтобы контролировать шахтеров, которые добывали из земли металл, ремесленников, которые отливали металл в форму, и жрецов, которые надписывали сосуд.⁵ Положение на самом верху властной лестницы Чжоу определялось церемониальными сосудами – Девятью Котлами, которые всегда перевозились в новую столицу Чжоу.

Существует большая разница между таким видом «феодальных» отношений и феодализмом, возникшим в более поздние времена. Во-первых, более поздние феодальные лорды действительно владели землей, а не просто обладали моральной властью над нею. Моральная власть могла исчезнуть необычайно быстро. Сам Ву вынужден был опираться на расположение своего двора, чтобы тот поддерживал его власть. «Чтобы обеспечить поддержку Неба, – говорит он одному из своих младших братьев вскоре после получения трона, – … мы должны выявить плохих людей и убрать их… День и ночь должны мы награждать и ублажать людей, чтобы обезопасить свои западные земли».⁶

Западное Чжоу

Ву также делал все, чтобы выказывать уважение религиозной власти, которую до него имел Шан. Он перевел свою столицу в двойной город Фэн и Хао, разделенный рекой Фэнхэ; но он назначил сына свергнутого Чжоу одним из своих вассальных князей, отдав ему властью центром старой территории Шан. Согласно Сыма Цяню, этому сыну, Лу-фу, были отданы под управление старая столица Инь и окружающие ее земли, потому что «Инь уже была успокоена, а [ситуация] не была еще ясна». Ву также назначил двух своих младших братьев «помогать» экс-принцу, дабы быть уверенным, что Лу-фу правильно себя ведет.⁷

Как только Ву умер, сразу стала явственной шаткость его власти. Сын Ву был еще мал, поэтому его брат Тань стал править в качестве регента. Почти сразу же два брата, которые, как предполагалось, будут присматривать за Лу-фу, организовали вооруженное восстание на территории старого Шана. Они намеревались посадить на трон Лу-фу в качестве своей марионетки.

Тань заручился поддержкой армии и подавил восстание превосходящими силами. Лу-фу погиб во время сражения, как и один из братьев; затем Тань сделал все, чтобы сломить оставшееся сопротивление Шан, выслав наиболее непослушных жителей Инь в другие части империи.⁸ Довериться духовной власти Шан было попросту слишком опасно.

Древние летописи рассказывают нам, что после семи лет правления Тань добровольно отошел в сторону, снял с себя обязанности регента и вернул бразды правления теперь уже взрослому царю Чэну. Вероятно, он действительно это сделал. С другой стороны, такая передача короны еще более запутала проблему утверждения власти в Чжоу[136]136
  Эпоха Чжоу обычно разделяется на две. Первая – период, когда столица Чжоу находилась в западной части царства, которая известна как Западное Чжоу, оно существовало примерно с 1100 до 771 год до н. э. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Молодой царь Чэн получил власть только потому, что его отец был цареубийцей. Когда Тань, человек, которого славили по всей стране как за мудрость, так и за добродетель, добровольно передал ему власть, положение Чэна получило другую основу.⁹ Добродетельный человек отдает власть только еще более добродетельному человеку – и этим человеком оказался Чэн.

Тань оставался рядом на должности одного из министров молодого царя. Как «князю Чжоу» ему приписывают организацию в китайском государстве действенной административной системы – вероятно, возникшей впервые. Задачи этой системы включали правильный надзор за землей, сбор налогов, назначение чиновников и организацию других государственных мероприятий. Но самым важным делом «князя Чжоу» было сведение всех церемоний, принятых при царском дворе, в единую книгу ритуалов. Если царю Чжоу удавалось править без постоянного использования своей армии, позволявшей держать мятежников в узде, его священное право все равно нуждалось в постоянной демонстрации. Ритуалы, которые окружали его, были внешним проявлением его моральной власти, видимой тенью, отбрасываемой его незримым правом править.

Установив свою власть в центре царства, Чэн теперь должен был заботиться о его окраинах. Ведь никакая книга ритуалов не могла убедить людей, которые жили в дне или больше езды верхом от столицы, что царю Чжоу следует подчиняться. Это могло быть достигнуто только силой.

Восточная часть империи, вероятно, являлась самой неспокойной – туда были переселены остатки недовольных сторонников Шан, за которыми требовалось постоянно следить. Поэтому «князь Чжоу» построил на востоке, в стратегической точке, крепость; она должна была также охранять переправу через реку Хуанхэ, которой могла воспользоваться неприятельская армия, и защищать с востока подходы к столице Чжоу.¹⁰ Эта крепость стала центром нового города Лоян.[137]137
  Исследователь Ли Сюэ-цинь указывает, что Конфуций называет весь город Чэнчжоу именем, которое также время от времени и используют другие историки. Чэнчжоу было названием мегаполиса, состоявшего из городов-близнецов Лоян и Ванчен; последний был «царским городом», западной частью города, куда позднее переместился царь Пин со своими наследниками. См.: Ли Сюэ-цинь, «Восточное Чжоу и цивилизации Цинь» (Li Xueqin, Eastern Zhou and Qin Civilizations) стр. 16–17. Ради простоты я решила всюду использовать название Лоян. (Прим. авт.)


[Закрыть]

Затем Чэн послал своих братьев строить подобные укрепления на других концах своих владений. Это имело дополнительное преимущество – убирало родственников царя из столицы, подальше от попыток отобрать у него корону. В результате внешние земли царства Чжоу превратились в кольцо владений, каждое из которых управлялось царским родичем. Самыми крупными из них были Цинь, Вэй, Лу, Ци и Ень; древняя столица владения Ень располагалась на месте современного Пекина.

Чэн вел нескончаемые войны, чтобы удерживать границы своей империи в безопасности от племен, которые жили за ее пределами и не признавали его власти. Но он тщательно увязывал применение этой силы со своим священным правом на царствование. «На Мандат Неба не следует слишком полагаться», – говорит он своим последователям, готовясь к завоевательной кампании на востоке; быть может, он и получил право царствовать благодаря своим добродетелям – но небо не позволяло ему расслабиться и ждать, пока все узнают об этом.

Насколько мы знаем, Чэн был первым китайским царем, который использовал это выражение – «Мандат Неба».¹¹ Мандат Неба давал Чэну право применять оружие; его успех в борьбе продемонстрировал реальность Мандата Неба. Еще один пример циклического доказательства, которое мы уже встречали раньше.

Чэн умер примерно в 996 году до н. э., после тридцати лет правления; трон занял его сын Кан. Под руководством его главнокомандующего северная граница царства была отодвинута еще дальше. Армия Чжоу выступила против северного племени, известного как гуйфан, и силой подчинил его себе. «Я захватил 13 081 человека, – хвастался генерал, – лошадей, 30 колесниц, 355 волов и 38 овец».¹²

Это звучит больше похожим на ассирийское хвастовство, чем все, что мы слышали до сих пор – судя по всему, так оно и есть. Но на окраинах империи Мандат Неба должен был поддерживаться вооруженной силой. Сын Кана, Чжао, который взошел на трон примерно в 977 году до н. э., последовал примеру своего отца и запланировал еще одну военную кампанию – на этот раз на юге. Видимо, его вдохновила на это комета, которую посчитали счастливым предзнаменованием.

Но комета обманула. «Шесть его армий были потеряны, – сообщают нам «Бамбуковые Анналы», – и царь умер».¹³ Запись Сыма Цяня немного более осторожна:

«Во время царя Чжао зависимость правительства от царя ослабела, царь Чжао предпринял инспекционную поездку на юг и не вернулся… О его смерти не было сообщено феодальным владетелям; было запрещено говорить об этом. Они возвели на трон сына Чжао». ¹⁴

Едва ли это может удивить: смерть Чжао предполагала, что в итоге Мандат Неба его не защитил, и лучше было скрыть это от подвластных ему князей.

С исчезновением «шести армий» (основное царское войско, располагавшееся в столице) сын Чжао, Му, вскоре обнаружил, что ему нужно как-то продемонстрировать свой Мандат, чтобы править от его имени. Он планировал использовать оставшиеся силы против еще одного северного племени, Чуань-Цзун[138]138
  Поскольку мы не знаем, какой транскрипцией пользовался в данном случае автор (точнее, его источник), то использовали систему пиньин. В системе Уэйда-Джайлза имя Chuan-Jung будет читаться как Чжуань Жун. (Прим. ред.)


[Закрыть], но аристократы внезапно запротестовали. Му был извещен, что Мандат Неба не распространялся настолько широко, а империю следует рассматривать как луковицу с пятью слоями:

«Внутри царства – это территория на содержании, сразу за территорией на содержании расположена предупредительная территория; за ней находится подчиненная территория; затем укрепляющая территория; а затем уже начинается дикая территория».¹⁵На каждой из этих территорий действие Мандата последовательно снижалось; эта зависимость отражалась в роде приношений, отсылаемых в столицу жителями этих земель. Центральная область, «территория на содержании», должна была поставлять ежедневную дань, предупредительная область поставляла ежемесячную дань, подчиненная область – сезонную дань. Два внешних кольца царства имели еще меньшую зависимость: укрепляющая территория отсылала взнос раз в год; дикая территория оказывала уважение каждому царю лишь однажды – на его похоронах. Племя Чуань-Цзун находилось на дикой территории, и Мандат не указывал, что с ними нужно обращаться так же, как с людьми в центре царства. Нападение на них аристократы посчитали бесполезным.

Му принял это к сведению и «помирился» с Чуань-Цзун – вместо того, чтобы вести против них кампанию, он предпринял царское путешествие на север и привез назад подарки: «четырех белых волков и четырех белых оленей». Но на хвосте этой истории есть жало: «С этого времени, – заканчивает Сыма Цянь, – все, жившие на дикой территории, прекратили приезжать для демонстрации уважения царю».¹⁶

Циклическая суть Мандата вернулась и обвилась вокруг ног Му. Мандат оправдывал войну: царь имел священное право защищать свою богом данную власть. Но поражение в битве сеяло сомнение по поводу самого Мандата. Чтобы сохранить его, монарх мог только идти на войну с абсолютной уверенностью, что он победит. Поступив так, как поступил, Му усилил свою власть в центре царства, где его двор выполнял ежедневные ритуалы, определявшие его освященный статус – но ценой за это было ослабление окраин своей империи до того, как они оторвутся совсем.

Сравнительная хронология к главе 43