Текст книги "Леди Неукротимость"
Автор книги: Сьюзен Робинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА 12
Когда Вэл вышел из зала, Кейт снова повернулась к заинтересовавшим ее доспехам. Она взялась за металлический палец перчатки и принялась сгибать и разгибать его.
– Где нож, Кейт?
Она вздрогнула и обернулась к Алексису.
– Привязан к ноге, – ответила она, а затем снова обратила свое внимание на доспехи. Ее рука потянулась к шлему, передняя часть которого была вытянута вперед, как морда животного.
– Кэти Энн!
Она посмотрела на Алексиса. Он все еще был в одежде для верховой езды, но ни в его лице, ни в теле не было никаких признаков изнеможения, характерных для него после его смертельных скачек.
– Оставь доспехи в покое, – сказал он. – Меня охватывает дурное предчувствие при мысли о том, что ты намеревалась сделать этим ножом.
– Ничего особенного, – она сочла разумным не упоминать о последнем разговоре с графом.
Алексис с угрожающим видом сделал по направлению к ней два шага.
– Я только собиралась испугать его, если в этом будет необходимость, – быстро сказала она.
– Нет.
– Но я думала, что тебе больше понравится, если я возьму нож, а не револьвер.
– Бог мой, – Алексис потер висок с таким видом, как будто у него раскалывалась голова.
– Я могу взять револьвер, – сказала она.
– Нет, нет, – он как бы в раздумье прикусил свою нижнюю губу. – Я полагаю, что ты не позволишь мне оберегать тебя.
– Конечно, – сказала она.
– Но ты не откажешься от своего ножа. Она покачала головой и улыбнулась ему.
– Хочешь посмотреть, как я его бросаю?
– Ты знаешь, что с моими кавалеристами управляться легче, чем с тобой?
– Спасибо?
Алексис ничего не ответил. Он схватил ее за руку и потянул в сторону старой скамьи, где он сел рядом с ней и взял ее руку. Кейт увидела, как ее пальцы исчезли в его ладони. От тепла его кисти жар разлился по всей ее руке. Она почувствовала внутри легкую дрожь возбуждения.
– Я должен извиниться за моего кузена, – сказал он.
– В этом нет необходимости. Ты не несешь ответственности за его плохие манеры. И как бы то ни было, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Подумать только – он считает меня Иезавелью!
– Чему же тут смеяться? Она опустила глаза.
– Вряд ли меня можно назвать женщиной, которую мужчины считают неотразимой.
Она заметила только быстрое движение, и без всякого предупреждения его губы сомкнулись на ее губах. На мгновение она оставила глаза открытыми и уловила взглядом густые черные ресницы, синеватую тень на выбритых щеках. Почувствовав, как его губы впиваются в ее рот, она закрыла глаза. Затем он отпустил ее. Он провел кончиком языка по ее губам, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть на нее. Взяв ее рукой за подбородок, он приложил большой палец к ее губам.
– Я объясню тебе то, чего тебе, очевидно, никогда не говорили, – прошептал он. – Твое лицо – это совершенный овал. Твои глаза могут быть похожи на глаза испуганного жеребенка, а затем в одно мгновение превратиться в озера вулканического стекла. Я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не запустить руки в твои волосы, когда падающие на них солнечные лучи превращают их в шелковый костер. И я уже не могу припомнить, сколько раз мне приходилось удерживать себя оттого, чтобы затащить тебя в ближайшую спальню и попытаться… ну, возможно, мне лучше не развивать эту мысль, – он прикоснулся пальцем к кончику ее носа. – Ты ведь не понимаешь этого, правда? Она положила руки ему на грудь и, упершись ладонями, оттолкнулась от него.
– Ты совсем не думал, что я такая замечательная, когда мы впервые были представлены.
– Но ведь это случилось во время пожара, моя невинная. Даже я не могу ухаживать за дамой, когда на моих глазах сгорает дотла дом.
– Нет, я имею в виду прошлый год. У Офелии был бал. и ты сказал, что повредил ногу и не можешь танцевать со мной, – она боялась поднять взгляд на Алексиса, но он молчал так долго, что ей пришлось сделать это. Он, нахмурив брови, озадаченно смотрел на нее.
– Я была очень белая, и волосы у меня были зачесаны назад, – сказала она.
– О, – он на несколько мгновений задумался, а затем изумленно уставился на нее. – Так это была ты под всей этой пудрой? Не надо, не говори мне. Это Офелия сказала тебе напудриться, я знаю. – Он вздохнул. – Я действительно сказал, что не могу танцевать. Я был груб.
Кейт кивнула. Она не собиралась говорить ему о том, что видела, как он танцует с другой женщиной после того, как он отказался танцевать с ней. Она боялась доверить ему свою боль.
– Я был разъярен и позволил своему гневу вырваться наружу, – сказал он. – К сожалению, ты оказалась на пути. Я хотел швырнуть Офелию в ближайший свинарник.
Он отпустил Кейт, и она повернула голову, чтобы увидеть, как он встает со скамьи. Он опустился перед ней на одно колено и взял ее руку в свои.
– Ты не позволишь мне извиниться за Фалька, но ты должна разрешить мне сделать это за себя.
Кейт внимательно рассматривала пол.
– Ты поступил нечестно, – сказала она, бросив на него взгляд.
На его лице тут же расцвела восхищенная улыбка.
– Ты– честная малышка. Можешь ли ты простить меня за то, что я был таким ослом?
Кейт почувствовала, что ее лицо пышет жаром, и, не поднимая головы, быстро кивнула. Алексис снова рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Он наклонил голову так, чтобы ему было видно ее глаза.
– Это я должен смущаться, – сказал он. – Ведь ошибку допустил я.
Как только она заставила себя посмотреть на него, она сразу же почувствовала себя лучше. Он выглядел гораздо менее угрожающим, когда он смеялся. Уголки губ Кейт приподнялись, и Алексис тут же перестал смеяться. Она увидела, как изменилось выражение его лица. Он, не мигая, смотрел на нее, а потом сглотнул и закрыл глаза. Когда он снова открыл их, на нее нахлынула зеленая волна жара, которая заставила ее вспомнить о пустыне, о расплавленном солнечными лучами воздухе, островках зеленых пальм и великолепном, опасном льве, готовящемся к прыжку. Кейт поняла, что стоит за этими образами. Он был возбужден.
Почему он ничего не говорил? Он просто неподвижно сидел и обливал ее тело горящим маслом своего взгляда. Она хотела прикоснуться к его губам, как он прикоснулся к ее. Она боялась, что если он ничего не скажет, то она просто вцепится пальцами в его ногу. Она чувствовала, что должна это сделать. Ее пальцы шевельнулись, и она в тревоге вскочила на ноги.
Быстро проскользнув мимо Алексиса и уклонившись от его объятий, она начала что-то быстро говорить:
– Мне действительно нужно написать письмо. Если я не буду следить за своей корреспонденцией, мистеру Поггсу может прийти в голову самому
вести дела с моими советниками. А завтра я собираюсь съездить в Мэйтленд Хауз.
Алексис поднялся и стоял к ней спиной, опустив голову. Затем он сделал глубокий вдох и повернулся к ней.
– Это напомнило мне о том, – сказал он, – что мы еще не решили вопрос о твоем поведении. Каждый человек должен стремиться стать лучше, Кейт, и ты не исключение. Мне было бы очень приятно, если бы ты строила свое поведение по образцу поведения леди Ханны.
Кейт покраснела.
– Я никогда не утверждала, что у меня нет недостатков.
– И тем не менее ты взрываешься при малейшем намеке на критику. Если когда-либо мужчины и находили тебя непривлекательной, то это из-за твоего поведения, а вовсе не из-за твоей внешности, которую вовсе нельзя назвать непривлекательной.
– Если я тебе не нравлюсь…
– Вот видишь. Это как раз то, о чем я говорю, – он принялся ходить перед ней взад-вперед. – Ты мне нравишься, но поведение английской леди отражается на мужчине, который за нее отвечает. В глазах всего общества я являюсь твоим женихом, и, таким образом, вскоре на мне будет лежать ответственность за тебя и твое имущество. Я должен буду руководить тобой и следить за тем, чтобы твое поведение не наносило урон чести моего имени. Я не хочу, чтобы ты оскорбляла лучшие чувства половины населения этого графства.
Кейт не смогла ничего сказать, потому что это было для нее слишком большим ударом. В его рассказе она выглядела каким-то щенком, которого нужно приучать к жизни в доме. Боясь, что у нее вырвется одно из тех живописных ругательств, которым ее научила Пейшенс, она повернулась спиной к маркизу Ричфилду и гордо вышла из зала.
В своем гневе Кейт почти не обращала внимания на то, куда она направляется. Когда же она сделала это, она обнаружила, что находится в том крыле, где были расположены комнаты ее и ее матери. Из гостиной Софии до нее донеслось пение матери. Кейт постучала и вошла.
В ее теперешнем настроении комната раздражала ее даже больше, чем обычно. Мебель была обита тускло-коричневой тканью, от одного вида которой у нее тут же портилось настроение, а позолоченные ножки черных мраморных столов были выполнены в виде толстых баранов, стоящих на задних ногах. Старинные и дорогие вещи не становятся от этого менее безвкусными.
София вышивала, сидя на небольшой кушетке у окна. Она поднялась и поцеловала Кейт в щеку.
– Моя маленькая девочка. У меня до сих пор кружится голова при мысли о том, как моя маленькая девочка поймала маркиза.
– Не надо считать короны на гербе, – сказала Кейт. – Я раздумываю, а не выбросить ли мне мою добычу обратно в вонючий пруд?
Прежде чем ответить, София бросила на Кейт внимательный взгляд.
– Ты расстроена. Что-нибудь случилось? Кейт упала на кушетку рядом с матерью и, наклонившись вперед, уперлась локтями в колени.
– Он постоянно донимает меня, хуже, чем мухи корову. Извини, мама.
– Я знаю, что любить очень тяжело, – ответила София, – но если тебя что-то беспокоит, моя дорогая, то тебе лучше поговорить об этом с Алексисом, а не убегать от него.
Кейт повернула голову, чтобы посмотреть на мать. Когда о ее чувствах к Алексису говорил кто-то другой, это странным образом делало их более реальными. Мама думает, что она любит Алексиса.
– А как ты узнала, что ты любишь папу?
Софья, сделав последний стежок, завязала на нитке узелок и взяла свои ножницы. Она улыбнулась и ответила:
– Я очень долго не знала этого. Твоей отец ужасно раздражал меня. Он беспрестанно дразнил меня. И мы ссорились, хотя я и пыталась не делать этого.
– Вы ссорились с папой?
– Только когда он вынуждал меня к этому. Никто из нас не хотел первым признаться в своих чувствах, и естественно, ему, как мужчине, пришлось взять инициативу в свои руки.
– Я рада, что вы ссорились. Я хочу сказать, что, понимаешь…
– Ты не чувствуешь себя такой одинокой? – спросила София.
Кейт улыбнулась и откинулась на спинку кушетки.
– Но я не уверена. Любви нельзя научиться по книгам, а учиться на собственном опыте очень больно.
София положила свое вышивание на колени и кивнула:
– Я помню это чувство.
– Но как же ты все-таки узнала? – спросила Кейт.
– Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы принять решение, и я не думаю, что мне удалось выработать какой-то метод. Ты хочешь именно этого, Кейт, ты хочешь получить метод, подобный тому, каким пользовались вы с отцом, решая эти ужасные математические задачи. Его не существует.
– О!
– Но все же я задала себе один вопрос. Кейт вскинула голову и вопросительно посмотрела на нее.
– Какой?
– Я спросила себя: смогу ли я прожить всю свою оставшуюся жизнь без твоего папы? Что я буду делать, если он уедет назад в Америку и я больше никогда его не увижу? Эта мысль была для меня невыносима.
Выпрямившись, Кейт позволила своему воображению увести ее в будущее. Она подумала о том, как она сама вернется домой, назад в Сан-Франциско, в их большой дом, к семейному бизнесу. Там не будет черноволосой химеры, чтобы попеременно то соблазнять, то критиковать ее. Ни словесных поединков, ни поцелуев, ни прикосновений, и никогда, никогда, никогда она не сможет притянуть его к себе и попытаться слиться с ним, как ей страстно этого хотелось.
Никогда больше его не видеть.
– Что мне делать?
София похлопала ее по руке:
– Из-за чего вы поссорились?
– Он хочет, чтобы я очень была похожа на леди Ханну.
– А-а.
– Что это должно означать? – спросила Кейт, подбоченясь.
– Ну же, Кейт, до сих пор упрямство и попрание обычаев мало помогли тебе.
Снова наклонившись вперед, Кейт закрыла лицо руками застонала.
– Я не хотела вмешиваться, – сказала София. – Но если ты будешь продолжать смущать такого гордого и хорошо воспитанного джентльмена, ты вполне можешь довести его до того, что он оставит тебя. Никакому мужчине не нужна жена, которой он стыдится.
Кейт подняла голову и посмотрела на мать.
– Правда? – Она сжала руки на коленях и принялась их разглядывать. Ты думаешь, что он стыдится меня?
– Боюсь, что да, – сказала София. – Именно это я пытаюсь объяснить тебе вот уже много лет. Ты отвращаешь от себя мужчин. Кейт, предназначение женщины в том, чтобы склониться, уступить желаниям мужчины, создать дом, куда он мог бы удалиться от мира и чувствовать себя окруженным заботой. В ответ Алексис подарит тебе свою любовь и защитит тебя.
Кейт прижала ладони друг к другу.
– Я не понимала, что он стыдится меня. Я думала, что он просто противный.
Возможно, она была не права. В конце концов, так много женщин верили в то, о чем сейчас говорила мама. Да и мужчин тоже. В сознании Кейт возникла ужасная мысль. Никто никогда не соглашался с ней, значит, может быть, она ошибалась, все были правы в своих рассуждениях о настоящей леди, а она была неправа? И тут же эта мысль сменилась следующей, еще более ужасной. Права ли мама? Неужели она действительно отвращает от себя Алексиса? Испугавшись, она побоялась дальше думать об этом.
В течение всей ее жизни было одно и то же. Она делает что-то вполне для нее естественное, вроде разговора о математике. София реагирует на это так, будто Кейт разделась донага в церкви. Когда Кейт замечает реакцию матери, она тут же начинает стыдиться себя самой и чувствовать себя никчемной и бесполезной. Кейт верила маминым словам о том, что на нее не посмотрит никто из мужчин, если она будет так себя вести, и так как она верила своей матери, то прятала свой страх за бравадой и враждебностью. О Господи. Она не могла вынести мысли о том, что Алексис может стыдиться ее.
– Наверное, я должна вести себя немного иначе, – сказала она.
– Это единственное, что тебе остается делать, моя дорогая. Ты же не хочешь, в конце концов, чтобы он снова вернулся к этой ужасной Бичуит?
Через несколько дней после того, как он отругал Кейт за ее неподобающее поведение, Алексис стоял рядом с увитым плющом деревом неподалеку от руин Тайм Холла и сердито смотрел на Каролину Бичуит. Она отвлекла его в сторону во время верховой прогулки. Яго сопел у подножия дерева, а Тезей был привязан к молодому деревцу вместе с кобылой Каролины.
Совершенно неожиданно выяснилось исключительная цепкость Каролины. С того момент, как она услыхала о Кейт, он вынес почти неделю истерических упреков, мольбы и рыданий. Сейчас она снова собиралась заплакать. Когда Каролина всхлипывала, ее лицо дергалось, как умирающее насекомое, а ее громкие завывания и стенания заставляли его вспомнить о башне, привидениях и потерянных душах. Алексис прикрыл уши руками, так как почувствовал, что настал момент для завываний.
– А-а-а!
Яго тут же поднял голову. Его уши встали торчком – настолько, насколько позволял их большой вес. Когда началось следующее стенание, он поднял свой нос и тоже завыл в знак сочувствия. Лошади беспокойно зашевелились. Алексис закрыл глаза.
– А-а (Каролина).
– У-у (Яго).
Каролина сидела на развалинах стены. Она пнула ее каблуками своих ботинок и открыла рот еще шире.
Алексис подскочил к ней и закрыл ей рот рукой, заглушив начало следующего вопля.
– Достаточно. Ты плачешь уже так долго, что можешь от этого заболеть. Кроме того, у Яго от тебя болят уши, а лошади могут сорваться с привязи.
– Ты, – ик, – любишь ее, – ик.
– Не будь смешной, – сказал Алексис, похлопывая хлыстом по руке. – Я уже говорил тебе, что это временное соглашение. Я не могу жениться.
– Я тебе не верю. Временное соглашение не заставляет мужчину следовать за женщиной по пятам. Оно не требует от мужчины постоянно повторять в разговорах имя этой женщины, так что он вскоре становится похож на влюбленного по уши юнца.
Благоразумие не было характерно для Каролины. Алексис давно оставил попытки убедить ее прислушаться к голосу разума. Отбросив хлыст в сторону, он рывком сдернул ее с развалин, намереваясь проводить ее к лошади. Она открыла рот, и он понял, что сейчас раздастся очередное завывание.
– Заткнись, Каролина.
Ее рот захлопнулся, но изумлена она была совсем недолго. Она бросилась к нему и обвила руками его шею.
– Тебе не нужна жена, – повторяла она в паузах между покусыванием его шеи. – Ты сам сказал. Тебе нужна я…
Они оба вздрогнули, услыхав знакомый, режущий уши вопль:
– Алексис, дорого-о-о-ой мальчик, где вы? Теперь он понял, как должна чувствовать себя девица в беде, когда ее спасают от дракона.
– Мама Динкль, – сказал он со смешком.
Каролина тут же отпрыгнула от него, поправила шляпку и подняла с травы свой хлыст. Бросившись к своей кобыле, она даже не смотрела на Алексиса, который помогал ей взобраться в седло. Когда она уже сидела верхом, он отошел в сторону и сделал ей шутливый салют.
– К чему такая спешка? – спросил он.
– Не надо делать вид, что не понимаешь, – раздраженно сказала Каролина. – Мы должны присоединиться к остальным, подъехав с разных сторон.
– Кейт пригласила бы Динклей посидеть вместе с ней на развалинах.
Каролина посмотрела на него сверху вниз.
– Кейт Грей не леди. А я леди. Злорадно улыбаясь, Алексис смотрел, как Каролина, пустив лошадь шагом, удалялась от него.
– О да, – крикнул он ей вслед. – Я совсем забыл.
Яго залаял на него, и Алексис опустился на колени. Спаниель всегда оживлялся, когда Каролина уходила. Сейчас он энергично вилял своим пышным хвостом.
– Рад, старина? – Алексис сел рядом с ним на корточки и принялся поглаживать его.
Его кампания по завоеванию благосклонности Кейт прогрессировала гораздо медленнее, чем любая из тех, что он предпринимал раньше. Перед ним стояло большое препятствие – ее ум. Кейт обладала развитым, пугающе быстрым умом, который никогда не отдыхал. Несколько раз ему казалось, что ему уже удалось убаюкать его с помощью различных маневров, но через мгновение ум просыпался, вскидывался и тут же кусал его. И тем не менее она отзывалась на его тактику.
С самого начала он знал, что просить ее тела было бы ошибкой. Просить почти всегда было ошибкой. И она не любила пышные комплименты и подарки. И она не поверила бы льющемуся потоком обожанию. Поэтому он решил проложить себе путь к ее сердцу с помощью языка, прекрасных, чарующих слов, созданных специально для того, чтобы возбуждать и возносить душу прямо в небо.
Яго лег на землю, и Алексис уселся рядом с ним, зарывшись пальцами в пушистую белую шерсть. Немногие женщины любили слова и образы, как их любила Кейт. О, они иногда впадали в истерический экстаз над Байроном или Вордсвортом. Когда он читал Кейт какой-нибудь отрывок, всегда маскируясь при этом разговором на литературную тему, она слушала очень тихо. Ее взгляд устремлялся в одну точку, дыхание становилось поверхностным, и он знал, что она перенеслась в эти образы, созданные словами. Видя ее в таком состоянии, он сгорал от желания своим телом доставить ей тоже ощущение, показать ей мир такой же огромный и поразительный, как и тот, что был создан так любимыми ею словами.
Яго фыркнул в его сторону. Алексис, приставив свой нос к его носу, продекламировал ему:
Моя душа, как зачарованная лодка, Скользит, как спящий лебедь по волнам Серебряного звука пенья твоего.
Она любит это стихотворение, старина.
Пытаясь завоевать Кейт, он научился покорности и терпению. Не только само ухаживание испытывало его терпение. Его спокойствие и хладнокровие подвергались испытанию и в борьбе за улучшение ее поведения. Тем не менее его увещевания приносили плоды. В течение последних нескольких дней не было никаких писем мистеру Поггсу, никаких неприличных женщине обсуждений цен на строительное дерево или чертежей клиперов.
К его немалому удивлению, Кейт даже оставила свою привычку надевать юбку-брюки для верховой езды. Вчера он был просто потрясен, когда увидел на ней корсет и кринолин. На ее платьях появились кружева и банты. Но надо сказать, что он не был особенно рад появлению бантов. Кейт и банты как-то не сочетались друг с другом. Создавалось такое впечатление, как если бы на купидона вдруг надели одежду.
Тезей заржал. Алексис вытащил из кармана часы, посмотрел на них и поднялся на ноги.
– Пошли, старина, – сказал он Яго. – Пора посмотреть, каких успехов добилась моя невеста. Я оставил ее с Ханной, и если я вскоре не появлюсь, то Кейт точно начнет палить из револьвера по флакончикам духов бедной женщины.
