Текст книги "Безжалостная ложь"

Автор книги: Сьюзен Нэпьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Не вмешиваться? А как вы меня донимали в больнице? И вдруг сделали Марка полноправным компаньоном, тогда как раньше о каком-либо участии сына в вашем деле и говорить не желали! – Больше ничего об их разрыве она от Марка не слышала.

– Человеку свойственно ошибаться. Готов признать, что был не прав. Хотел предоставить ему выбор…

– И знали, что он предпочтет уйти от меня…

– Если бы он вас любил, то остался бы – или привез бы с собой, – отрубил он. – Это Марк решил вернуться без вас. А вы мне признались, что не любите его.

Она отвела глаза. К чему с ним спорить? Изощряться во лжи, о которой сожалеет и так?

– Несмотря на всю вашу неприязнь ко мне, Клодия, – тихо сказал он, – я сделал только то, что считал тогда лучшим для моего сына. И, смотря на вас, думаю, что, может быть, это и для вас было к лучшему…

– По-вашему, и для моего ребенка это было к лучшему! – яростно выпалила она, и мучительное состояние пустоты вновь охватило ее на миг.

И мука эта в какой-то мере, видимо, отразилась на ее лице, потому что он положил ей руку на талию и повернул – лицом прямо к себе, спиной к залу.

– Простите. Я не отмахнулся от вашей утраты. Уж кто-кто, а я знаю, сколько вы страдали. Я не донимал вас. Больше к вам никто не приходил.

– Я и тогда в вашей жалости не нуждалась, а уж теперь подавно! – гордо отчеканила она.

– Нет. Но кое-что от меня вам все-таки было нужно. Деньги. И, по правде говоря, в чудовищном количестве. – Эти безжалостные слова и нежное прикосновение к ее талии – что за чудовищный контраст! Клодия ощутила, как ее решительность растаяла от чувства стыда.

Когда она прогнала Моргана Стоуна, он не удалился безропотно. Он не оставлял ее одну. Три дня подряд приносил ей цветы, фрукты, новости о внешнем мире, хотя Клодия решительно отказалась даже смотреть на него и в его присутствии закрывала глаза и надевала наушники, висевшие над кроватью.

Когда она достаточно поправилась и уяснила, что лежит не в общедоступной больнице, а скорее в частной и что Морган Стоун вызвался уплатить за нее, у нее появились новые основания негодовать на то, как он распоряжается ее жизнью. Ей совершенно была не по средствам роскошь индивидуального ухода, а конверт, который он ей вручил, уходя на третий день, оказался завершающим, высшим унижением. Когда она с безразличием распечатала его, то нашла внутри чек на несколько тысяч долларов и краткую записку с предложением пересмотреть отношения с Марком ввиду ее теперешней независимости… а также того, что Марк в обозримом будущем станет зависеть от отцовского благоволения. Чек был выписан заранее, и это лишь подчеркнуло его уверенность в ее корыстолюбии.

Клодии не удалось швырнуть эти отступные в его надменное лицо. Больше она его не увидела и, лишенная возможности сохранить достоинство, отомстила ему единственным доступным способом: взяв у него плату за воображаемые грехи единственным образом, ему понятным, – при помощи наличных.

Впоследствии она поняла причину внезапного отъезда Моргана Стоуна. Он узнал, что Марк гостит у его родителей, и вылетел в Веллингтон защищать свое капиталовложение! Марк был в таком восторге от поразительной и, по всему, небывалой перемены прежнего решения, что Клодия тихо отказалась от бесплодного желания мстить и далее ни в чем не повинному человеку и отпустила Марка с наилучшими пожеланиями на будущее.

– А вы что же, ожидали, будто я сделаю благородный жест и откажусь от виры [5]5
  Вира – в средние века штраф за убийство.


[Закрыть]? – презрительно спросила она. – Как видите, не отказалась. Все до последнего цента истратила.

– Это я узнал из моего банковского отчета, – невозмутимо сказал он, не отводя глаз от ее раскрасневшегося лица. – Надеюсь, вы разумно распорядились деньгами.

– Конечно. Истратила их на одежду, на драгоценности, на развлечения, – легковесно ответила она.

– Это правда, Клодия?

Почему ей показалось, что при всей внешней строгости он забавляется? Не мог же он, в самом деле, знать, что деньги ушли в уплату за курсы гостиничных работников да на жизнь, пока не удалось устроиться.

– Или вы не этого ожидали от такой пошлой пройдохи, как я?

– Только не пошлой, Клодия, ни в коем случае не пошлой, – пробормотал он. – Думаю, чего бы, по-вашему, я ни ждал, вы сделали бы как раз наоборот, просто мне в наказание за самоуверенность. Я так мало знал вас, что не имел права судить о вашем характере.

– И все-таки судили!

– Я уже сказал, что могу ошибаться, – пожал он плечами. – У меня сильная воля и горячий нрав. Такое сочетание может оказаться губительным. Это многого мне стоило, когда Марк подрос и бросил мне вызов. Хочется думать, что с годами я стал несколько мягкотелым.

– Мягкотелым? – Клодия едва не расхохоталась. Несколько сединок – одно, но ей недоставало воображения представить себе Моргана Стоуна добродушным даже в весьма почтенном возрасте.

– По-вашему, я преувеличиваю? – пробормотал он, кривя рот.

– Признаков этого я что-то не замечаю! Она критически осмотрела его с головы до ног, стараясь не замечать, как идет костюм его поджарой, крепко сбитой, мускулистой фигуре. Если уж на то пошло, он выглядит физически еще сильнее, чем два года назад.

– Это потому, что боитесь присмотреться. Вовсю стараетесь спрятаться от прошлого. Почему бы вам не выйти из укрытия, Клодия? Может быть, вы удивитесь тому, что найдете.

– Да что же это Марк не несет шампанское? – резко перебила она, совсем обескураженная его нежеланием ссориться.

– Он весьма дипломатично дает нам время познакомиться, – ответил Морган и передвинулся, заслоняя от нее зал. – Хочет, чтобы мы друг другу понравились. Это представляется ему важным. Не разочаровывайте его, Клодия. – Слова прозвучали почти предупреждением.

– Или что? – едко осведомилась она.

– Или придется объяснить истинную причину, по которой вы со мной знакомитесь безо всякого энтузиазма…

– Вы готовы сказать ему – теперь! – Это ошарашило Клодию.

Он пожал плечами:

– Почему бы нам это не обсудить за ужином?

Предложение ошарашило ее еще больше.

– За ужином? С вами?

– И с Марком… и, разумеется, с его невестой.

– Ах, у него есть невеста? – Вопрос вырвался непроизвольно.

– А он вам не сказал? – Язвительные искорки в его суженных глазах прояснили нечто новое ее разгоряченному воображению.

– Мы всего несколькими словами перемолвились. Встретились только сегодня утром, – скованно произнесла она. – Я не намереваюсь опять с ним встречаться, если вы это имеете в виду. Так что, есть у него невеста или нет, для меня не имеет значения.

– А если он захочет вас повидать?

– Откажу!

– А если он пренебрежет вашим отказом?

– А что, настырность у вас в роду? – ехидно спросила она. – Послушайте, мистер Стоун…

– Морган. Зовут меня Морган. Марк идет! – понизил он голос, и на этот раз угроза прозвучала возмутительно прямолинейно. – Если не хотите, чтобы я ворошил неприятное прошлое, то лучше подыгрывайте.

– Это шантаж!

Он, должно быть, сошел с ума. Вся эта разнузданная власть над чужими судьбами, по всему, повредила ему рассудок.

– Морган, – промурлыкала она, когда пьянящее сознание своей власти взяло верх над ее прежней осторожностью. – А разве не наоборот? У вас куда больше оснований бояться, что правда выйдет наружу. Это я могу шантажировать вас! – Ее неописуемо ликующий триумф заставил его внезапно напрячься.

– Можете, Клодия, только станете ли? В глазах Клодии замелькали золотистые искорки, и она опустила темные ресницы, как бы задумавшись, пока наблюдала тайком его бесстрастное лицо, наслаждаясь тем, как одержала над ним верх. Внутреннее удовлетворение заставило ее криво улыбнуться, на левой щеке появилась ямочка, она услышала его шумный вздох, подняла голову и отважно посмотрела ему в глаза: медовые глаза, пьянящий розовый рот – се женская надменность, неведомо для нее, была крайне чувственна.

– Могла бы!

– Попробуйте! – тихо произнес он и, прежде чем здравый смысл спас ее от несвойственной ей бесшабашности, сделал шаг в сторону, взял из рук сына бокал шампанского и приветственно поднял.

– Клодия только что предложила нам сегодня вечером вместе поужинать. Что скажешь, Марк? Может быть, ты позвонишь Серите, и тогда кутнем!

Глава 3

– Зачем вы это? – гневно спросила Клодия, пытаясь скрыть ярость под учтивой улыбкой, пока скованно двигалась по лаковому полу.

– Танцую с вами? Вы же сказали, что любите танцевать. – И Морган Стоун повернул ее деликатным, но твердым нажимом сильной руки на голую спину. И что ее дернуло надеть платье с вырезом!

– Я имела в виду этот… этот балаганный ужин! – проскрипела Клодия.

– Сами виноваты, Клодия. Вы могли бы выбрать и нейтральную почву… но предпочли трусливый выход, и ваше вранье опозорило вас, а не меня…

Трусиха. Вранье. Точность выпада глубоко пронзила ее гордость. Эти два слова подытожили все ее отношения с Морганом Стоуном. Если бы она только не запаниковала, когда он посмел предложить ей вместе поужинать!.. Но она пришла в ужас при мысли о том, что он мог бы сказать, если бы она отрицала, что идея насчет ужина принадлежит не ей. Блефовать с таким жестким и все перевидавшим человеком, как Морган Стоун, – очень серьезная ошибка. А она притворилась, будто сегодня у нее дежурство и ей надо увериться, что первый вечер недели тематических ужинов, организованных ею в главном ресторане в связи с праздником цветов, проходит гладко.

– Отлично – здесь, в отеле, и поужинаем, – легко перебил Морган Стоун ее торопливые объяснения – Лучше и не узнаете, как все проходит, чем если сами во всем примете участие! А в случае чего окажетесь под рукой…

– Ах, я не думаю…

– Если хотите, я все улажу с Саймоном.

– С Саймоном? – Клодию опять охватило странное ощущение замешательства, которое Морган Стоун как бы все время старался ей внушить.

– С Муром. С вашим боссом. У нас деловое знакомство. Собственно говоря, мы учились в одной частной школе…

– Ах, нет! – Это был совершенно непроизвольный выдох ужаса, и пронзительные синие глаза сузились, безо всякого юмора оценив ее дилемму.

– Уверяю вас, что содружество старых однокашников – вполне законное деловое предприятие, – без запинки прокомментировал он. – Или вы не одобряете?

Одобрять, когда такое содружество – тенета ядовитого паука, а она – бедная мушка, что бьется в липких объятиях!

– Нет-нет… я хочу сказать – не надо беспокоить Саймона… – торопливо проговорила она. Тем более что он разоблачил бы лживость ее оправдания. Недельная программа, посвященная празднику цветов, проводилась по идее Клодии, она отвечала за рекламу, за координацию всех мероприятий, но шеф-повар, человек в лучшем случае темпераментный, нашел бы что сказать, если бы решил, будто она пытается пролезть в его ревностно охраняемые владения.

– Вы уверены? Не хотел бы я впутывать вас в неприятности, – невинно пробормотал он.

Господи, ну и ехидный свинтус! Ведь отлично понимает, что она пытается увильнуть от его натиска. Клодия выдавила ледяную улыбку.

– Уверена. Только я хотела сказать, что вряд ли мы в столь поздний час достанем столик. – Она демонстративно переключила внимание на Марка, и голос ее бессознательно смягчился в память об их прежней дружбе, пока она пыталась притвориться хоть сколько-нибудь искренней. – Наш ресторан «Наутилус» настолько популярен, что туда записываются за несколько дней вперед, особенно по пятницам, во время специальных мероприятий.

Могла бы она догадаться, что, если дело касается Моргана Стоуна, правда подействует не больше лжи! Что он хотел, то и получал. Ей было все равно, какую разновидность угрозы, подкупа или влияния он пустил в ход, но он не просто «добыл» столик, а лучший в углу зала со стеклянной передней стеной, резко нависшей над гаванью, так что гостям казалось, будто они не на суше, а скорее в море. Клодия ни к чему и не притронулась: чересчур была поглощена разговором с Марком, совсем как хождение по натянутой проволоке, и чувствовала, что Морган следит за нею, словно коршун, отмечая каждое слово и движение. Нервы натянулись. Она чересчур многословно повествовала о своей карьере – казалось бы, хорошая, нейтральная тема, – и ей было безразлично, что она может показаться прежде всего честолюбивой.

– Но ведь выбора не было? – припомнила со злостью Клодия, стараясь не замечать завистливые женские взгляды, следующие за нею по танцевальной площадке. Она переглянулась с женщиной, которая танцевала с пухлым, жизнерадостным человечком. До чего же просты чужие жизни в сравнении с ее, безнадежно запутанной! – Я не хотела с вами ужинать где бы то ни было – и уж тем более танцевать.

– Предпочли бы танцевать с Марком?

– Он не приглашал.

– Но собирался.

Ее задумчивый взгляд метнулся мимо довольной кружащейся пары к решительному подбородку, а оттуда, рывком, навстречу неотвратимому синему вызову. Так вот почему он так внезапно увлек ее в гущу толпы! Ею овладело нетерпение.

– Ну и что? Господи, да что, по-вашему, может случиться посередине танцевальной площадки?

– И вы еще спрашиваете?

И внезапно ладонь его скользнула от ее лопаток к выемке на пояснице, он привлек ее бедра к своим, давая ей ощутить их волнообразное, ритмическое движение, и когда Клодия слегка отшатнулась, это лишь подчеркнуло интимное соприкосновение их ног. Рука, чинно державшая ее руку, прижалась к его груди, пальцы Клодии оказались между их движущимися телами, словно в капкане, пока он все сильнее сжимал ее в объятьях.

– Что, по-вашему, вы делаете? – яростно прошептала она, чувствуя, как кровь прилила к ее бледным щекам.

– Танцую, – голос его мягко пророкотал прямо ей в ухо, жесткая челюсть прижалась к ее голове. – В конце концов, что может случиться посередине танцевальной площадки?

Он ловко повернул ее, бедро его скользнуло между ее бедер и на долю секунды задержалось, так что она слегка споткнулась, давая ему повод еще теснее прижать ее к себе. Если она раньше не ощущала его как мужчину, то уж теперь-то ощутила. Он оказался таким же сильным, каким выглядел, держал ее легко, умело…

– Очень забавно, – произнесла Клодия и со следующим шагом умышленно поставила острый высокий каблук на его ботинок из мягкой итальянской кожи и глубоко ввинтила. Зашатался на этот раз он и резко остановился посередине площадки, вполголоса ругаясь.

Клодия выпрямилась в узилище его могучей руки и пыталась не показать, до чего беспомощной она себя чувствует перед угрозой его несомненной мужественности.

– Вам довольно, мистер Стоун? А я думала, что вы гораздо выносливее.

Он посмотрел на нее с высоты своего роста.

– Это вызов, Клодия? – мягко спросил он.

– Конечно же, нет. Мне просто не нравится, когда… когда… – она замялась, пытаясь найти точное слово для того, что он с нею делает.

– Когда с вами танцуют?

– О! – она посмотрела на него с возмущением.

– Но разве мы делаем не именно это? Не танцуем вокруг да около главного? – продолжал он с проницательностью, повергшей ее в отчаяние. – А главное – еще не определившиеся ваши чувства по отношению к прошлому. Вы говорите, что не собираетесь осложнять отношения с Марком, но если чувства не определились и у него?..

– Не по моей вине его невеста сегодня не пришла, – тотчас заняла оборонительную позицию Клодия.

– Если даже он ее пригласил… Глаза Клодии расширились.

– Это нелепо!

– Ой ли? Он с восторгом принял приглашение на ужин, но какой разумный человек захочет сидеть за одним столом с очередной подружкой и с бывшей возлюбленной?

Она даже не сознавала, что они снова танцуют, что держит он ее по-прежнему крепко и что они плавно передвигаются в такт музыке.

– С очередной подружкой? По-моему, вы сказали, что они помолвлены…

– Они с Серитой знакомы больше года, последние шесть месяцев ходят всюду только вместе. Она очень умная и красивая девушка, приветливая, милая, очень хорошо влияет на Марка…

А Клодия – нет, он явно это подразумевал.

– И как же Марк познакомился с этим образцом добродетели? – едко спросила она. – Очевидно, вы их друг другу представили…

– Собственно говоря, ее отец, Майкл Гленн, депутат парламента…

– И, несомненно, вы и с ним вместе учились. – Клодия понимала, что ведет себя стервозно, однако ничего поделать с собой не могла.

То, что он считал ее недостойной своего сына, до сих пор досаждало.

– И в самом деле, мы учились в одной школе-интернате, но в разное время. Майкл на десять лет старше.

– Тогда ему, должно быть, скоро будет пора в отставку, – ядовито подковырнула Клодия. – В таком случае недолго вам осталось пользоваться его политической влиятельностью.

Морган не обиделся, а рассмеялся – первый раз в ее присутствии. Смех был теплый, с хрипотцой, и ей стало приятно.

– Если я признаюсь, что через месяц стану сорокалетним хрычом, это порадует вашу мстительную душу? – во весь рот ухмыльнулся он, как будто этим не обеспокоенный.

– Когда Марк родился, вам было только восемнадцать? – ошеломленно выпалила Клодия.

– Да. – Его улыбка сжалась в обычную кривую линию. – И Марк стал бы отцом в эти же годы, если бы ваш ребенок выжил. И я был настолько же не подготовлен к отцовству, как он.

– И ч-что же вы?.. – спросила она, поневоле изумленная представлением о том, что Морган Стоун может быть к чему-нибудь не подготовленным.

– Конечно, женился на ней. – Он встретил ее изумленный взгляд и подтвердил то, что она поняла. – Да, моя подруга забеременела от меня, когда мы были еще студентами. А то почему же, по-вашему, я так старался увериться, что Марк не обречен на повторение ошибок прошлого? Двадцать лет назад брак являлся единственным вариантом в нашем кругу. Мы только-только окончили школу. У Марины близкой родни не было, а мои отказались нас поддерживать, материально или морально, пока не поженимся. Мы и поженились – но я не стал пресмыкаться перед родителями ради их одобрения. Бросил университет и пошел работать, добывать нам на жизнь. Хорошего ничего не вышло. Мы хотели от жизни разного. Если бы Марина не умерла, мы бы давно уже развелись.

Клодия отвернулась, заново сраженная неизбежным выводом: перед нею не людоед, порожденный ее беззащитным воображением, а живой, дышащий человек, который испытал страдания и, преодолев их, стал еще сильнее. Человек чести.

Она сглотнула слюну.

– Морган, я…

– Позвольте вмешаться?

Сказала бы она ему чистую правду тут же, посередине площадки для танцев? Клодия не была уверена, пока ускользала с Марком, ощущая прилив слабого облегчения при новой отсрочке.

– О чем это вы так напряженно разговаривали? А за столом и двух слов друг другу не сказали…

Марк вмешался скорее из любопытства, а не из желания танцевать, с иронией подумала Клодия. Правда, почти все свои речи она умышленно обращала к Марку, но это была тактика, порожденная страхом. Одно присутствие Моргана Стоуна подрывало ее обычно лощеную самоуверенность.

– А я думала, вы хотели, чтобы мы сошлись, – легко возразила Клодия, поворачиваясь так, дабы не видеть того, кто, уступив ее с понурым – видом, по-прежнему стоял на краю площадки.

– Сошлись, да не разошлись вовсю, – чудовищно скаламбурил Марк, ухмылкой неприятно напоминая отца. – Должен предупредить вас, Клодия, что по женской части у отца не ахти какая репутация. Очень уж он любит конкурировать. Противостоять вызову попросту не может, а когда победит, то как будто теряет интерес…

– И, по-вашему, я для него – вызов? – спросила Клодия, внутренне содрогаясь.

– Ну, в вас есть нечто этакое не-тронь-меня, даже в платье, до которого так и подмывает дотронуться, – поддразнил он, проводя ладонью по зеленой, как листва, ткани у нее на бедре. – А отец терпеть не может, если ему что-нибудь запрещают…

– Почему-то я не могу себе представить вашего отца как дамского угодника, – неловко пробормотала Клодия, сознавая, что если Морган следит за ними, то, разумеется, превратно поймет поглаживание по бедру. – Прежде всего, не та у него внешность…

– Уж кто-кто, а вы, – рассмеялся Марк, – должны бы знать, что книгу по обложке не судят. Но вы правы, он таким и не был. Дело в том, что он крайне целеустремлен. Если чего-то захочет, не отстанет, пока не добьется. А многих женщин эта аура сдерживаемой агрессии крайне влечет. Бывало, я приводил домой подружек, а они посмотрят разок на отца и из кожи лезут вон, только бы он обратил на них внимание.

– И обращал? Или это была одна из причин вашей ссоры? – не могла не спросить Клодия.

– Может быть – подсознательно… – медленно признал Марк, будто прежде об этом и не задумывался. – И не то чтобы он их поощрял. Видимо, в те дни его отчужденность особенно к нему влекла, так как он со всеми держался на расстоянии, даже со мной. О, он уделял мне внимание, когда находил время, и я получал все самое лучшее, но никогда по-настоящему не ощущал себя частью его жизни в реальном внешнем мире, в деловом мире, который, по всему, так волновал и удовлетворял его. И так как он боялся, что в ожидании наследства я избалуюсь, он меня легко к себе не допустил бы. Я всегда оставался бы его сыном, его долгом, его ответственностью – и никогда равным ему, никогда тем, с кем бы он мог разделить эту ответственность. Он был неспособен кого-либо сделать своим представителем, всегда ему необходимо управлять всем самому. Видимо, на какое-то время я сделал его жизнь адом, пытаясь привлечь его внимание и в то же время выйти у него из-под контроля. Вы его прежде не знали, поэтому не можете себе представить, до чего же он изменился за последние несколько лет. Сам еле верю. Теперь он развлекается с таким же усердием, с каким трудится… он как будто… не знаю… менее отчужденный и замкнутый, более… более…

– Мягкий? – с кривой усмешкой подсказала Клодия.

– Мягкий! Во-во, похоже, именно так. Мягкий! Более… доступный. Это я насчет женщин и имел в виду… он предается светской жизни едва ли не с таким же напором, с такой же агрессивностью, с какой занимался делами.

– Вы как будто его не одобряете, – заметила Клодия: ее позабавил обмен ролями. – Теперь, когда вы в конце концов на него работаете, неужели, по-вашему, он уделяет своей деятельности недостаточно внимания?

– Не на него, а с ним: я теперь его равноправный компаньон, – поправил Марк, причем его светло-карие глаза засверкали от юношеской надменности. – Я поверить не мог, когда он согласился добавить слова «… и сын» к названию фирмы. Нет, я не понимаю, почему это он хочет, чтобы остепенился я, пока он так весело проводит время.

– Серита, – догадалась Клодия. Марк поднял голову, как бы в ожидании критики, а затем сконфуженно пожал плечами.

– Она – славная девочка, но если отец думает, будто я женюсь лишь для того, чтобы снабдить его внуками, пока он еще не одряхлел и способен получать от них удовольствие…

Клодия побелела, споткнулась, и, прежде чем она успела сохранить равновесие, Марк выхватил ее из толпы.

– Извините! Вам, видимо, надоело катать камни по площадке? Я вижу, что десерт прибыл, так что можно и вернуться к старику…

Клодия позволила Марку заботливо усадить себя перед аппетитным сооружением из свежей малины, украшенной стеблями из белого и темного шоколада так, чтобы походить на букет роз.

Однако есть расхотелось.

Морган налил ей последние капли красного вина, которое заказал к великолепному главному блюду.

– Вам это как будто нужнее, нежели мне [6]6
  Ссылка на последние слова великого английского поэта сэра Филипа Сидни (1552–1584). Смертельно раненный на поле битвы, он протянул другому раненому флягу и сказал: «Пей, друг! Тебе нужнее, нежели мне».


[Закрыть], – провокационно пробормотал он. – Видимо, годы сказываются. В юности вы, полагаю, танцевали ночи напролет… да еще на столах!

– Да – когда-то! – ответ последовал немедленно и яростно. Она сдержалась, подняла бокал и ради успокоения отхлебнула, приказав себе воздержаться от чрезмерной реакции. – Один-единственный раз – когда Крис стал чемпионом. Думаю, я имела право на некоторые излишества.

А на самом деле это Крис, никогда не отказывавший прессе в лишней фотографии, водрузил ее на стол и уговорил позировать фоторепортерам.

Марк смотрел то на отца, то на Клодию и мялся.

– А я не знал, папа, что тебе известно про Клодию и Нэша…

– Про Клодию мне все было известно и при первой нашей встрече, – ответил отец, не отводя взгляда от ее бледного лица. – Кроме того, что это считается секретом.

Клодия напряглась. Неужели он объяснит, когда произошел этот первый раз? Густо-синие глаза уловили ее тревогу.

– Да нет, просто дело в том, что пресса до того донимала Клодию после гибели Нэша, что ей пришлось прямо-таки уйти в подполье, лишь бы нормально жить, – сказал Марк, когда она промолчала.

Ах ты, рыцарь без страха и упрека, подумала Клодия, ведь он и не ведает, что, пока он защищает ее честь, его честь она умышленно запятнала, сказав, что беременна от него.

– Полагаю, речь о деньгах Криса – ведь их растратил его импресарио, не так ли? И разве его родные не подняли бучу насчет вашей возможности унаследовать его состояние – как выяснилось, несуществующее?

Клодия принужденно кивнула. Информацию о ней два года назад он добывал, несомненно, из газетных подшивок, поэтому совсем неудивительно, что составил о ней превратное впечатление.

Сперва, огражденная любовью Криса, она забавлялась тем вздором, какой то и дело печатали о ней в светской хронике. Их с Крисом смешило, что ее считают этакой роковой женщиной, в то время как при первом знакомстве она была довольно тихой, серьезной двадцатилетней провинциалочкой, с мучительно наивными представлениями о колдовском мире, куда ее стремительно ввергла любовь к Крису. Наивность вскоре оказалась раздавленной, но главная суть ее характера не изменилась. Несмотря на сильный нажим со стороны, на то, что родители так и не простили ее за открытое сожительство со знаменитым любовником, Клодия и на миг не поддавалась искушению поверить тому, что о ней помещали в периодике.

– А удалось что-нибудь возвратить, когда импресарио поймали, Клод? – спросил Марк. – Я читал, что дело разбирали в Штатах. И, знаете, при таких обстоятельствах у вас были очень хорошие возможности…

– Нет! – Клодия резко пресекла его сочувствие, глазами приказывая ему не говорить так, иначе он все выдаст. Когда он как будто не понял, она заставила себя сказать совершенно ровным голосом:

– Нет, я… он явно распорядился своими деньгами не лучше, нежели деньгами Криса… и в любом случае я хочу оставить все это в прошлом.

Наконец Марк заметил ее неловкость и отреагировал с неуклюжей поспешностью, от которой Клодия внутренне содрогнулась. Он виновато огляделся по сторонам, положил ей на руку ладонь и ободряюще пожал:

– О, да… конечно… понимаю… Голос его звучал многозначительно, и она с облегчением поняла, что ее нежелание говорить вызвано прежним почти маниакальным стремлением скрыть от прессы беременность. Вот уж пустили бы слюни бульварные газетенки, даже через столько лет! Но почему-то осатанелая орда репортеров в погоне за сенсацией пугала ее меньше, чем тот, кто сидел напротив нее за столом.

Его пристальный, подозрительный взгляд на их дружески соединенные руки явился новым упреком ее неспокойной совести. Он был не дурак, не мог не понять, что они чем-то безмолвно обменялись, и Бог ведает, что еще он мог ошибочно предположить. Ей надо было удостовериться, что обоих Стоунов она видит в последний раз.

В глубине измученного виною подсознания она все время верила, что в случае новой встречи с Морганом Стоуном поведет себя с тихим достоинством и воспользуется предоставленным судьбою случаем, дабы сказать ему правду и раскаяться в своих поступках. Но достаточно было взглянуть в эти ошеломляющие синие глаза – и присутствие духа оставило ее. Он оказывал на нее воздействие, смешанное с чувствами, которые она и не осмелилась бы распутать Он просто заставлял ее чувствовать себя… гневной, напуганной, виноватой, злобной – какой, это было ясно, чувствовать себя ей не следует, какой она чувствовать себя не имеет права. Сознание того, что она может потрясти его, поколебать его надменную самоуверенность, было необходимо ее надломленному достоинству…

Она опять взяла бокал – повод естественно высвободить руку из руки Марка.

– И что же это были за обстоятельства? Клодия могла бы догадаться, что тему эту Морган добром не переменит. Она уставилась на него и выпила – с вызовом как ему, так и легкому кружению в голове от необычного количества выпитого, что помогло ей пережить этот кошмарный вечер.

– Э-э-э… ну, в американских судах много прецедентов, касающихся дел такого рода, – неловко проговорил Марк, явно пытаясь увести разговор в сторону. – А поскольку Нэш был гражданин США, Клодия могла бы потребовать долю всех его доходов за те годы, что они были вместе… если только оставалось, что требовать…

– А сколько вы с Нэшем жили вместе? – Прямой вопрос превратил их союз с Крисом в нечто несерьезное и низменное. Как будто он не знает и так!

Клодия пригвоздила его самым презрительным из доступных ей взглядов, золотые искорки в ее глазах ярко зажглись гордостью и гневом.

– Четыре года, – отчеканила она. – Четыре чудесных года. – И пообещала себе, что ничего другого он не узнает.

– Должно быть, и вправду чудесных. Крис Нэш постоянством не славился. Должно быть, вы его удерживали чем-то особенным. – Взор его устремился в глубокий вырез ее платья, явно оскорбительно намекая, чем удерживала она Криса.

– Папа!

Ни он, ни она не обратили внимания на возмущенный протест Марка. Едва Клодия собралась с мыслями, разбредшимися от этого неумолимого сексуального жаркого синего взора, как вызывающе пригнулась вперед, сознавая, что показывает еще больше, но испытывая бешеное наслаждение от самодемонстрации.

– Да. Это называется любовью, – мягко проговорила она. – Вы ведь знаете, что такое любовь, правда, Морган? Это когда два человека сближаются, дают обещание уважать друг друга и доверять друг другу…

– Сближаются? Дают обещание? – протянул он. – Ах, как во время вашего романа. Жаль, что никто из вас не любил достаточно сильно, дабы узаконить ваши взаимоотношения и тем самым обеспечить будущее.

У нее так и вертелась на языке фраза о том, что они и вправду решили пожениться, но она сомневалась, что он поверит. Доказательств у нее нет, и она может показаться заискивающей.

– Узаконить? Ах, вы имеете в виду брак? – спросила она с ядовитой приторностью. – Но в наше время брак – не гарантия союза на всю жизнь. В наше время женятся по самым разным причинам, иные из которых относятся скорее к соблюдению приличий, чем к любви. – Она слегка пожалела о том, что употребила во зло его недавнюю откровенность, но тут он метнул взгляд на ошеломленного сына, и на его скулах проступил темный румянец, и Клодия увидела, что его правая скула, подобно правому углу рта, чуть выше левой.

Однако он не ответил ей так же уничтожающе. Он откинулся на спинку кресла и поднял полупустой бокал в язвительном салюте.

– Очко в вашу пользу. Вам кто-нибудь говорил, что чем вы стервознее, тем прекраснее?