Текст книги "Опасность тьмы"

Автор книги: Сьюзен Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Он не имел ни малейшего представления, так ли это, но понял, что прозвучал достаточно убедительно, когда она ослабила хватку.

– Я не… знала об этом…

– Но это только до тех пор, пока мы касаемся спинами скалы. Просто не теряйте контакт с поверхностью камня ни на секунду.

Он повернулся и понял, что она поверила ему. Она так сильно вжалась спиной в скалу, как будто от этого зависела ее жизнь. Ее глаза были крепко зажмурены.

Саймон заставил себя отвернуться от нее и подумать о чем-то другом, о других вещах, других местах… Он представил себе своего племянника Сэма, стоящего у калитки, с поднятым, возбужденным лицом глядящего на подающего. Лучи солнца пробивались сквозь листья тополей у края поля. Он почувствовал во рту вкус домашнего пива. Он продолжал рисовать в воображении картины, приводил их в движение, заставлял пленку крутиться, а крикетный матч – продолжаться. Все, что угодно, лишь бы не думать о том, кто сидел сейчас рядом с ним на этом узком выступе, всего в нескольких дюймах, и почему, а главное, что она почти наверняка сделала. Он знал, что если он подумает об этом, то ему наверняка придет в голову сделать одно-единственное легкое движение и сбросить ее со скалы.

Он представлял, как Сэм поднимает биту, выражая зрителям благодарность за аплодисменты после пятидесятого очка, когда внезапно услышал какой-то звук, в котором через секунду распознал сигнал своего телефона, лежащего у него во внутреннем кармане.

– Саймон? Какого черта ты делаешь? – на линии слышался треск, голос прерывался.

Саймон в паре слов обрисовал Джиму Чапмэну ситуацию. Он почувствовал, как напряглась спина женщины, когда он говорил.

– Тебе чертовски повезло, что ты живой.

– Да.

– Ладно, мы оповестили береговую охрану, их начальник только что вернулся и сказал, что 202-я спасательная эскадрилья организовала вертолет, чтобы вам помочь. Они уже в пути.

– Слава тебе, господи.

– Травмы есть?

– Ничего серьезного… Я держу себя в руках.

– Отлично, продолжай в том же духе, нам преступник нужен целым.

– Прекрасно вас понимаю. Что там наверху?

Повисла секундная пауза. А потом Чапмэн выпалил:

– Ты получишь полный отчет позже, – и отключился.

Саймон находился в непосредственной близости с опасными преступниками достаточно часто – сталкивался и с убийцами, и с теми, кто бил своих жен – надевал на них наручники, соприкасался с ними кожей, которую потом ему хотелось с себя снять. Но это было другое. Сейчас он обладал абсолютным превосходством, абсолютной властью над Эдвиной Слайтхолм, не считая того факта, что она все еще могла предпринять внезапную попытку сброситься со скалы, чтобы покончить с жизнью. Но он не думал, что она это сделает. Страх уже парализовал ее.

Он не знал, сколько им еще придется здесь сидеть до прибытия самолета и сможет ли он проявить достаточную выдержку, чтобы спокойно побеседовать с ней. Если это было вопросом нескольких минут, то в этом не было смысла, но если им предстоит провести здесь много часов, то ему нужно будет с ней говорить, чтобы она оставалась в сознании и не засыпала.

Он посмотрел на ее ноги в черных джинсах, на шапку темных волос, упавших ей на колени. Действительно ли она забрала тех детей и убила их? Как такое возможно? Их портрет преступника был полностью ошибочен. Это должен был быть мужчина.

Если она была невиновна, то что помешало ей остановиться по просьбе патрульных и зачем ей потребовалось рисковать своей и его головой, чтобы спуститься на этот берег? Что еще могло заставить ее ринуться вниз по отвесной скалистой тропе в попытке убежать от них, если не чувство вины и страх перед арестом?

Сидеть на выступе было очень холодно, его спина ныла. У него свело руки, порез на ладони горячо пульсировал.

Гроза громыхала уже где-то вдалеке, и небо над морем просветлело, став бледно-серым. Снова начался дождь – сначала он был легким, его вместе с морскими брызгами приносил ветер, но потом тяжелые капли дождя стали прибивать их к скале, словно гвозди. Но Саймон был сосредоточен на чем-то внутри себя, по чему он давно тосковал, на чем-то, что однажды было ему хорошо знакомо, но с чем он почти потерял связь. Он был напряжен и взвинчен, но держал все под контролем, бушевавшая вокруг стихия не давала ему расфокусироваться.

– Меня сейчас стошнит.

– Не наклоняйтесь вперед, откиньтесь назад. Закройте глаза.

– От этого только хуже.

– Посмотрите на осколок камня прямо перед вами.

– Мне до чертиков страшно.

Он мог бы ухватиться за эту фразу и атаковать, спросить, как ей это нравится, и понимает ли она, что те дети чувствовали себя так же, только хуже, в тысячу раз хуже. Он хотел провести ее через все круги ада, описать ей, какими они видели их в полицейском участке, на фотографиях на стене, их светлые, веселые, полные надежд юные лица, рассказать ей о том, что это сделало с их родителями…

Он ничего не сказал. У него снова зазвонил телефон.

– Ожидаемое время прибытия вертолета с поисково-спасательным отрядом – пятнадцать минут. Вы там держитесь?

– Да.

– Хочешь хорошие новости?

– Что такое?

– Ребенок живой.

– Где?

– Лежала связанная в багажнике.

Саймон не смотрел на Эдвину Слайтхолм. Он наверняка бы толкнул ее с края выступа прямо на камни.

– Вертолет доставит вас до больницы в Скарборо. Мы подъедем сразу же, как его увидим. Не отпускай его от себя.

– О, об этом не беспокойтесь.

– Мы арестуем его сразу после того, как его отпустят доктора.

– Какая жалость.

– У тебя еще будет возможность с ним пообщаться.

– Только есть один момент.

– Какой?

– Эдди – сокращенно Эдвина.

На другом конце он услышал глубокий вдох.

Саймон украдкой взглянул на ее обувь – черные мокасины на плоской подошве с короткой золотой цепочкой спереди. Это была не мужская обувь, как не были мужскими и ее руки: у нее были тонкие, мягкие, изящные руки с аккуратно подстриженными овальными ногтями. Волосы, пропущенные через ее пальцы, блестели от солнца и были черные, как тюленья спина.

Он часто смотрел на убийц и сразу понимал, что заставляло срабатывать их скрытые механизмы, видел, как тяга к насилию растет внутри них, видел, как загораются дикой яростью глаза на их обезумевших лицах. Один или два раза он бывал в замешательстве. Серийный убийца из Лаффертона был психопатом, не способным к эмпатии или каким-либо эмоциям, полностью сосредоточенным на себе и собственных скрытых мотивах. Но сейчас, сидя рядом с этой перепуганной, выбившейся из сил, съежившейся под дождем и ветром маленькой хрупкой фигуркой, он чувствовал себя совершенно сбитым с толку. На этот раз он не мог найти никакого объяснения, никакой связи между ней и похищениями, пытками и убийствами маленьких детей. Это просто никак не укладывалось у него в голове.

Они услышали шум задолго до того, как увидели желтую птицу, выплывающую из серой массы воды и облаков. Лезвия пропеллера взбивали облака и, казалось, сейчас начнут их отсекать и метать в них, словно влажные комья земли.

Слайтхолм внезапно поднялась на ноги.

– Сядьте. Даже не думайте дергаться.

– Я не собираюсь лезть в эту чертову штуковину, я спрыгну раньше. – По ее лицу текла вода, но рот был крепко сжат, а глаза дико бегали из стороны в сторону.

– Даже не ДУМАЙТЕ.

Она бросилась на Серрэйлера без предупреждения и вцепилась ему в плечо, и он покачнулся, отчаянно стараясь удержать на ногах их обоих. Шум вертолета прямо над ними, казалось, порвал его барабанные перепонки и проник прямо в череп. Она снова занесла над ним руку, растопырив пальцы, словно когти. Он поймал ее за запястье и заломил руку ей за спину с такой силой, что увидел, как от боли распахнулся ее рот. Ему нужны были наручники, а их не было.

Вдруг вертолет начал отдаляться, шум его лопастей снова начал тонуть в гряде облаков.

– Что, мать твою, происходит? – закричал он.

Через секунду у него зазвонил телефон. Одной рукой он держал женщину, и ладони у него были скользкие, так что он чуть его не уронил.

– Да?

– Они сдали назад, потому что им надо понять, будет ли она представлять опасность, если они поднимут ее на борт. Есть какое-либо оружие или то, что может послужить оружием?

– Откуда мне, на хрен, знать?

– Ну спроси ее, черт побери! Зажигалка или даже ручка…

– В таком случае лучше предполагать, что есть.

– Ладно. Они видели борьбу… Нам вас отсюда не рассмотреть. Эта правда?

– Ничего серьезного. Просто скажите им, чтобы забрали нас с этого чертова выступа.

– Они не примут никого, кто может представлять опасность для команды или пилота. Ты ручаешься за то, что эта женщина ее не представляет?

Серрэйлер колебался. Ручаться он не мог. Эдди была женщиной, причем некрупной и ослабевшей, ее легко было побороть, но в то же время она была обозлена и напугана, и ей нечего было терять. Он знал, что ему не следует давать никаких гарантий, но если он этого не сделает, что тогда? Никакого другого варианта выбраться отсюда и оказаться в безопасности у них не было. Придется ждать еще несколько часов, прежде чем вода уйдет и они смогут слезть вниз, на песок.

Он отключил телефон и повернулся к женщине.

– Послушайте. Мне нужно гарантировать им, что у вас нет оружия и что вы не совершите ничего, что может поставить под угрозу чью-либо безопасность – мою или экипажа этого вертолета. Я, наверное, окончательно свихнулся, но прошу вас пообещать мне это.

– А если вы этого не сделаете? Если я этого не сделаю? – Она посмотрела на него, и он заметил злобную тень в ее глазах. Раньше ее там не было.

– Если вы откажетесь сотрудничать?

Она кивнула.

– Тогда я вас вырублю.

Она моргнула.

– Или они могут забрать меня и оставить вас.

– Да они не посмеют.

– О да, еще как посмеют. Об этом речь и идет. Ну так что?

Он видел, как она судорожно размышляет. Смотрит вниз с обрыва. Размышляет. Смотрит на него. И размышляет.

– Ладно.

– Что?

– Я сказала «ладно».

Он задумался. Придется удовлетвориться этим. Довериться ей. Боже. Он позвонил Чапмэну.

– Можете попросить пилота поговорить со мной?

– Отключайся. Сейчас спрошу.

Дождь со шквалистым ветром били по скалам, они были уже насквозь мокрыми.

Прошло несколько минут, прежде чем зазвонил телефон.

– Старший сержант Кафф, 202-я эскадрилья по поисково-спасательным операциям.

– Старший инспектор полиции Серрэйлер. Я понимаю вашу озабоченность, сержант. Все будет в порядке.

– Вы берете на себя полную ответственность? Это ваш задержанный, старший инспектор.

– Да.

– Вы не видите никакой опасности для моего экипажа?

– Нет.

Прошла доля секунды.

– Хорошо. Мы возвращаемся. Мы отправим к вам лебедчика. Но я не могу подлететь ближе чем на пятнадцать футов, и условия непростые. Это может занять некоторое время. Он спустится на выступ, и вас свяжут стропами вместе – мы не будем рисковать и брать вашего подопечного отдельно. Травмы есть?

– Только минимальные.

– Ладно. Ждите.

С Серрэйлером такое уже было. Когда помощь была уже в пути, когда он оказывался уже почти в безопасности, напряжение никогда не ослабевало, а, наоборот, возрастало. Время, которое потребовалось, чтобы вертолет подлетел достаточно близко к скале и лебедчик смог спуститься вниз, показалось ему гораздо более долгим, чем то, что они провели на этом выступе. Вертолет сначала завис в воздухе, обдувая их потоками холодного воздуха, потом поднялся выше и отлетел, чтобы снова приблизиться под другим углом, слегка развернулся, отдалился опять. Теперь женщина с Серрэйлером стояли пригнувшись, он держал ее за запястье. Ее рука вяло повисла, выражение лица стало пустым и усталым. Волосы из-за дождя плотно облепили ей голову, словно шапочка для плавания.

– Они что, не могут до нас добраться?

– Доберутся.

Вертолет снова подлетел к ним – на этот раз он был чуточку ниже – и развернулся против ветра. Завис в воздухе. Застыл неподвижно. Затем открылась дверь. Лебедчик поставил ноги на выступ и развернулся с поднятой вверх рукой. Лебедка повисла свободнее. Он наклонился вперед и начал жестикулировать. Налетел мощный порыв ветра и чуть не сбил его с ног, и ему понадобилось еще несколько минут, прежде чем он смог дойти до Серрэйлера со Слайтхолм и надежно скрепить их друг с другом.

Через считаные минуты их уже сняли с выступа и затащили в кабину вертолета. Саймон помнил, какие просторные у спасателей вертолеты – здесь было достаточно места для десятка кейсов с носилками, а также для медиков и целой команды. Было очень шумно, вертолет пугающе кренился и раскачивался.

Эдвина Слайтхолм тяжело рухнула на сиденье, повесила голову и уставилась в пол.

Лебедчик вернулся, захлопнул за собой дверь и надежно ее запер.

– Мы доставим вас в больницу. Там вас встретит старший суперинтендант Чапмэн. Ожидаемое время прибытия – пятнадцать минут.

– Спасибо. Господи. Я серьезно – спасибо.

– Да нет проблем. На минуту засомневался, что мы сможем подлететь достаточно близко. Дайте посмотреть вашу руку.

– Да все в порядке.

Они оба взглянули на женщину, которая, сгорбившись, сидела перед ними. Саймон покачал головой, а затем, в приступе внезапного отвращения, отвернулся от Слайтхолм и стал смотреть из окна вертолета на пенящееся море и облака.

Тринадцать

– Я в порядке, – сказала Кэт Дирбон. – Я в порядке. Надо бы научиться справляться с мелкими хулиганами типа этого…

Сестра Нокс забрала у нее чашку с чаем, пока она не успела выпасть из трясущихся рук Кэт и оказаться на полу.

Что-то случилось, стоило ей переступить порог Имоджен Хауз, погруженного в ночную тишину. Кости и мускулы в ее ногах как будто начали плавиться, и только вовремя подоспевшая медсестра спасла ее от падения. А теперь она сидела у Пенни Нокс в комнате и чувствовала себя полной дурой.

– Да что же со мной такое, господи?! Я справлялась с вещами гораздо страшнее, чем эта.

– Шок – это странная вещь.

– Но я закаленная.

– Мы разве не все такие? А потом, ни с того ни с сего, нас выбивает из колеи какая-то мелочь. Со мной такое случается. Смерть за смертью, и все мучительные – бывают молодые люди, бывает боль, которую мы не можем контролировать, или чей-то жуткий страх… И я совершенно спокойна. Потом возвращаюсь домой, вижу мертвую мышь на коврике – и я в слезах. Попробуйте на этот раз управиться с чаем.

Рука Кэт стала тверже.

– Что сказала полиция?

Кэт пожала плечами. Какой-то случайный пацан из Дульчи, который стянул у нее телефон, пнул и убежал? Она практически слышала снисходительный вздох Саймона.

– Как Лиззи Джеймсон? – спросила она, ставя свою чашку на место.

Сестра Нокс подняла на нее взгляд. Настольная лампа отбрасывала тень на ее лицо, но Кэт легко умела улавливать мимолетные выражения.

– Паршиво, – сказала Кэт. – Я сейчас пойду проведаю ее. Макс здесь?

– Да, здесь. Он часто ходит в сад… гуляет по нему… сидит на скамейке. Ему понадобится мощная поддержка, когда все закончится, Кэт.

– А он не такой человек, которому просто помогать. Очень упрямый, очень гордый.

– Он зол.

– Как и я. Это первый случай, с которым я столкнулась, и я зла, потому что его можно было предотвратить. Все случаи болезни Крейтцфельдта-Якоба можно было бы предотвратить, все это из-за жадности… из-за чертовых жадных фермеров.

– Фермеры могут быть и не в курсе.

– Не надо быть столь всепрощающей, в данный момент я совсем не настроена на прощение. – Она встала. – И еще я не знаю, что сейчас скажу Максу.

– Да ладно, вы всегда знаете. Это же ваш конек.

– Хм.

В коридоре Кэт ощутила непередаваемую атмосферу хосписа, эту немыслимую, незамутненную неподвижность, которая заставляла ее чувствовать себя вне времени. Такого никогда не могло быть ни в одной больнице – там всегда что-то звенело и лязгало, отовсюду слышались голоса и шаги, все надо было срочно, сейчас. Здесь этого не было. Здесь ничего не имело значения, кроме отдельных пациентов; а им нужно было, чтобы за ними ухаживали, спасали от боли и дискомфорта и внимательно выслушивали то, что они хотят сказать. «В спокойной точке вращенья мира…» [2]2
  Томас Стернз Элиот. «Четыре квартета» (1936–1942)


[Закрыть], – всегда вспоминалось Кэт, когда она приходила сюда.

Она открыла дверь в палату Лиззи.

И на долю секунды время остановилось. Макс Джеймсон стоял рядом с постелью, держа руку жены в своих, и смотрел вниз с застывшим выражением недоверия и ужаса на лице. Сестра, стоявшая напротив Лиззи, взглянула на Кэт, и по выражению ее глаз все стало понятно. Здесь царили глубочайшие тишина и неподвижность. Комната превратилась в холст, люди застыли, а глаза мертвой женщины – все еще открытые, но уже пустые – смотрели в потолок.

А потом картина рассыпалась, разлетелась на тысячу осколков, и они своими острыми краями разрезали тишину, когда Макс Джейсон издал звук, который Кэт слышала только несколько раз в своей жизни. В этом диком вое смешались боль и скорбь, ярость и страх. А потом он пронесся мимо Кэт, оттолкнув ее, и побежал прочь из комнаты, вниз по коридору и в холл, и его рыданья тянулись вслед за ним, словно кровавый след по полу.

Кэт подошла к постели и осторожно накрыла рукой глаза Лиззи. В них уже был тот самый взгляд, хорошо знакомый Кэт – странный, глубокий и отстраненный взгляд мертвеца, погрузившегося в особый сон, который уносил его далеко за пределы досягаемости. Но, освободившись от груза борьбы и страха, Лиззи снова стала очень красивой и помолодела на несколько лет; как будто бы в момент смерти время для нее начало двигаться вспять.

– Бедная девочка.

– Это было тяжело для них обоих.

– Жестокое испытание.

– Я боюсь за него, доктор Дирбон. Я сегодня наблюдала за ним. У него внутри будто бьет горячий ключ, и он держал крышку закрытой только ради нее.

– Я схожу проведать его. – Кэт подняла руки Лиззи и осторожно положила одну поверх другой. – Но не сегодня. – Она развернулась к двери. – На сегодня с меня хватит.

Единственное, что она могла сделать, чтобы не потерять концентрацию и доехать до дома без происшествий, – это открыть окно и включить ночные новости.

«Полиция Северного Йоркшира арестовала тридцативосьмилетнюю женщину в связи с похищением шестилетней девочки, Эми Садден, неподалеку от ее дома в поселке Газеринг Бридж. Женщину доставили в больницу Скарборо, где старший следователь по этому делу, старший суперинтендант полиции северного округа, пообщался с репортерами».

Кэт свернула на съезд. Здесь почти не было машин, так что она могла сбавить скорость, не вызывая ни у кого раздражения.

Из приемника зазвучал голос с сильным йоркширским акцентом, который говорил в обычной роботизированной официальной манере:

– Я хотел бы подтвердить, что сегодня днем офицеры полиции Северного Йоркшира начали преследование машины, направляющейся в сторону побережья, и что шестилетняя девочка была найдена в багажнике этой машины сразу после того, как та была брошена на проселочной дороге у скал в нескольких милях к северу от Скарборо. Девочку на «Скорой помощи» доставили в больницу Скорборо, где она прошла медицинское обследование. Несмотря на шок и сильное обезвоживание, она почти не пострадала, так как не получила серьезных травм, и через пару дней она сможет отправиться домой. Я также могу подтвердить, что полиция организовала преследование и впоследствии арестовала водителя машины, и этим вечером тридцативосьмилетняя женщина была отправлена под стражу. Это все, что я могу сказать на текущий момент.

– Суперинтендант, можете ли вы прокомментировать полученную нами информацию о том, что обвинения также могут быть предъявлены в связи с исчезновением двух маленьких мальчиков, одного в Северном Йоркшире и второго на юге Англии?

– Прошу меня извинить, на текущий момент мне нечего больше сказать.

– Можете ли вы подтвердить, что старший офицер полиции другого региона работает с вами в связи с этими двумя делами о предполагаемом похищении?

– Нет, не могу.

Кэт выключила радио и быстрее поехала домой.

В их загородном доме все еще горел свет, но на кухне никого не было. Сверху она услышала, как ее старший сын громко воет жутким голосом.

– Я не знал, что так получится, извини, папа, я не знал…

Кэт уронила свою сумку и бросилась наверх.

– Что происходит?

Крис, Сэм и Феликс были в ванной комнате, Феликс лежал в ванне.

– Мама, я не виноват, не виноват, я не знал, что…

– Сэм, замолкни. Прекрати ныть. Чем дальше ты продолжаешь, тем больше я злюсь, так что просто замолкни.

Крис очень редко говорил с детьми настолько резко.

– Что случилось?

– Сэм думал, что маркерной ручкой у него получится сделать Феликсу отличные татуировки, и теперь я никак не могу отмыть эту хрень.

Кэт села на ящик для белья и расхохоталась.

– Забавная сторона этой истории уже давно перестала меня смешить. Феликс, хватит извиваться.

– Ты ничего не добьешься, как бы ни тер, Крис, оно просто должно сойти само. Сэм, а тебе стоило сначала подумать. Боже мой, уже так поздно? Где Ханна?

– Спит. Это мужские проблемы.

Крис впервые за все время посмотрел на Кэт.

– Привет.

– Привет. Я бы не отказалась от бокала вина.

– Боже, а мы тут возимся, как выводок щенят.

– А вот снаружи бродят голодные волки.

– Что случилось?

– Потом расскажу.

Кэт забрала своего младшего сына из ванны.

– У него пальцы стали морщинистыми, – сказал Сэм. – Как у пришельца.

– Откуда ты знаешь?

– Я все знаю о пришельцах.

– Наверное, потому что ты один из них.

Сэм весело прыснул.

Через двадцать минут дети заснули и Кэт пошла на поиски бокала вина, которого на кухне так и не нашлось. Зато там лежал на диване Крис.

– Спят?

– Да. – Она пихнула его. – Убери ноги.

Крис открыл глаза.

– Так не может больше продолжаться, – сказал он. – Я хочу виски.

Кэт знала, что обижаться бесполезно. На Криса в последнее время часто нападало такое настроение. Ей казалось, что она знает, как с этим справляться.

– Я чертовски зол.

– Сэм просто не подумал. Это не конец света.

– Не на Сэма, хотя он уже слишком взрослый, чтобы быть настолько глупым, ему нужно начинать время от времени думать. Но я злюсь не из-за этого, а, черт возьми, из-за всего! У меня сегодня был просто отвратный день: три экстренных вызова, потом я должен был заполнить кучу бумажек, а еще сходить на встречу с Фондом первичного медико-санитарного обслуживания, на которой должна была быть ты. Я пришел домой, ожидая, что ты вернешься в течение часа, а ты пропала на полночи. Ну зато я сказал Фонду, что ни я, ни ты не будем выходить на ночные дежурства и что это же касается половины врачей общей практики в нашем округе. Пусть платят втридорога врачам из агентств, может, это приведет их в чувство.

– Что ты сделал? Крис, ты, может быть, и не готов выходить на ночные дежурства, тем более сейчас, когда с нами заключили новый контракт – это твое дело, – но мне кажется, ты неправ. Почему наши пациенты должны страдать из-за того, что ты и твои приятели хотите набрать какие-то политические очки?

– Пациенты не будут страдать.

– Ну я продолжу выходить на ночные дежурства так же, как и всегда.

– Ладно, так где ты была?

– Не надо так делать, Крис, – просто игнорировать, что я сказала, и менять тему разговора, это чертовски снисходительно. Завтра я ясно дам понять людям из Фонда, что абсолютно все сказанное тобою относится только к тебе, а не ко мне.

– Таким образом раскалывая врачей на два лагеря. Это мне очень поможет, спасибо.

– Не будь ребенком! – Она встала. Вино, которое она выпила слишком быстро, ударило ей в голову, словно молотком, и она покачнулась от усталости. – Мне нужно поспать.

– Ты так и не сказала, где ты была.

– У меня отобрали телефон и сбили с ног в подъезде в Дульчи, после чего врачи из «Скорой» нашли пациента, на вызов которого я приехала, мертвым на унитазе. Потом я поехала в хоспис, и там при мне умерла Лиззи Джеймсон, а Макс убежал в ночь с безумными криками. Потом я поехала домой. И по пути услышала в новостях, что полиция Северного Йоркшира кого-то арестовала – причем женщину, господи! Она похитила маленькую девочку, и она может быть ответственна и за Дэвида Ангуса тоже… Слишком много для одной ночи.

Она поднялась наверх, села на край кровати и начала всхлипывать. Через секунду Крис был уже рядом с ней.

– Боже, мне так жаль… Прости меня, я свинья.

– Да.

– Нам это все не нужно. – Он крепко обнял ее. – Никому из нас этого всего не нужно. Просто представь нас никому и ничем не обязанными.

– Пожалуйста, – сказала Кэт, – пожалуйста, не надо сейчас про Австралию. Я сейчас правда к этому не готова.

– Ну что-то должно произойти, Кэт. Большие изменения.

– Боже…

– Слушай, пригласи няню на воскресенье. Я хочу провести где-нибудь вечер вместе. Я хочу нормально поговорить. Сможешь?

– Я не хочу портить приятный ужин разговорами про Австралию, – промямлила Кэт. – У меня нет сил раздеться.

– Да! Ты посмотри на себя… посмотри на нас. Ты пришла домой после того, как тебя ограбили в каком-то вшивом спальном районе, я весь день сражался с бюрократами, вместо того чтобы лечить пациентов, а потом поссорился с детьми из-за того, что был уставшим и раздраженным… Почему так? Как мы до этого докатились?

Она была на грани того, чтобы заснуть прямо в одежде, но после этой речи Кэт выпрямилась, словно через ее мозг и тело пропустили электричество.

– Почему ты кричишь на меня? Мы так не делаем, Крис, мы не кричим.

– Вот именно! Вот именно.

– Тогда не будет тянуть с этим до какого-то неопределенного момента, когда сядем за стол в ресторане. Теперь я не усну, пока мы не закроем вопрос. И это касается не только выхода на ночные дежурства.

– Нет. Тут гораздо больше всего. Я пытался найти для себя какие-то решения…

– Не обсуждая это со мной?

– Мы никогда не остаемся вдвоем достаточно надолго.

– Что за чушь!

У нее было чувство, что ее со всех сторон атакует отвратительное существо, пляшущее вокруг нее злобный, издевательский танец. И после этого она с ужасом осознала, что именно это случилось с Карин МакКафферти: вот она бежит домой, чтобы сообщить мужу о том, что ее снимки чисты, что рак ушел, а вот она уже стоит лицом к лицу с человеком, который бросает ее, чтобы уехать жить с другой женщиной в Нью-Йорке.

– Она даже не моложе, – сказала она вслух. – Я не знаю, почему это было бы лучше, но было бы. Но она старше. Женщина, старше ее, бог ты мой!

Крис смотрел на нее непонимающим взглядом.

– Карин МакКафферти, – уныло пояснила она. – От нее так ушел Майк.

– Какое это имеет отношение вообще к чему-либо?

– А разве не имеет?

Повисла пауза, после которой Крис закрыл глаза.

– О господи. – Он взял ее руки в свои. – Все это имеет отношение только к тому, что я устал, и мне тошно, и я выгорел почти дотла. Это имеет отношение ко мне, к тому, что я больше не хочу этим заниматься. Я не хочу быть тем, кем сейчас являюсь.

– Кем именно? Мужем? Отцом?

– Нет, конечно, не мужем и не отцом. Врачом общей практики. Я больше не хочу быть врачом общей практики.

– Но ты доктор до мозга костей, ты…

– Я не сказал «доктором». Я сказал – врачом общей практики. Вот этого с меня хватит. Ты до сих пор это любишь. А я начинаю это ненавидеть, а когда я это не ненавижу, я это презираю. Профессия изменилась, меня доводит бюрократия… но дело не только в этом… Я не хочу этим больше заниматься. Если я продолжу, я стану плохим доктором.

– Нам нужен отпуск, вот и все.

– Нет, не все. У нас был отпуск, и я не почувствовал себя лучше. Слушай, я не готов обсуждать эту гигантскую проблему сейчас, посреди ночи, когда мы оба валимся с ног.

– Чего ты на самом деле хочешь?

– Переквалифицироваться… ну в каком-то смысле. Я хочу вернуться к психиатрии.

– Мне кажется, я сейчас расплачусь. Или меня вырвет.

– Шок?

– Облегчение. Не Австралия, не другая женщина.

– Насчет Австралии я сдался, а какая другая женщина меня такого возьмет? – Он направился в ванную. – А что это за история с арестованной женщиной?