Текст книги "Добродетель и соблазн"

Автор книги: Сьюзен Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Да… только очень смешно и неловко. И всегда забавно удивляется, когда ей это удается.

– Помнится, я смотрел, как трудились детишки моей сестры, чтобы освоить это действо.

– Вы часто видитесь с сестрой?

– Да, когда я дома.

«Дома здесь или под Ригой», – подумала она, вспомнив о россказнях своей служанки.

– Почему вы не сказали мне, что вы граф?

– А это важно для вас?

– Ни в коей мере.

Она действительно была так наивна. Во всем мире это имело большое значение.

– Нам с Зоей наплевать на титулы, правда ведь, малышка? – проворковала она, отворачиваясь от его испытующего взгляда.

– Очень разумно, – тактично заметил он. – Ага… вот мы и добрались до тени.

Остановив коня, он указал на небольшую березовую рощицу, не собираясь больше рассуждать о социальном неравенстве. Ему было гораздо интереснее, когда настанет момент, сократить расстояние между собой и этой добродетельной женщиной. Быстро спешившись, он подошел к ней и поднял руки, чтобы помочь ей вылезти из седла, старательно контролируя себя. Но когда она перекинула ногу через луку седла, вид ее розовой икры не только вызвал блеск в его глазах, но и оказался серьезным испытанием для его благородного воспитания. И хотя она, казалось, не замечала этого, он держал ее на вытянутых руках, пока она не соскользнула прямо в его раскрытые объятия.

Присутствие Зои было еще одним сдерживающим фактором. По правде сказать, его даже радовало, что она с ними. Без нее ему было бы гораздо труднее не давать себе воли.

– Ваши слуги все из дворни Глинских? – вежливо поинтересовался он, хотя и с некоторой настороженностью в голосе, ведя ее в укромное местечко под деревьями.

– Все они словно члены семьи. Я им доверяю полностью.

Он кивнул.

– А я – нет. Я имею в виду… Я не хотел бы, чтобы вы подумали, что…

– Конечно же, нет.

И хотя она должна была бы быть довольна его ответом, на какое-то мгновение она почувствовала себя огорченной категоричностью, прозвучавшей в его голосе. Разве она не была столь же мила и красива, как его многочисленные светские пассии? И так же соблазнительна? Но, осмыслив его ответ, она напомнила себе, что подобные мысли были абсолютно неуместными, чтобы не сказать непристойными.

– Я чрезвычайно тронута вашим пониманием, – произнесла она, как ей хотелось надеяться, небрежным, беспечным тоном.

Отнюдь не уверенный, что ее и его понимание происходящего хоть в какой-то степени совпадали, Ставр предпочел уклониться от дальнейшего обсуждения темы.

– Вот подходящее местечко, – буркнул он. – Я возьму одеяло, чтобы сидеть на нем.

Отходя, он не решился поразмышлять, чем еще можно было бы заняться на одеяле. Дама была уж слишком непредсказуема.

Он вернулся с колыбелькой, вытащил из нее яркое полосатое одеяло и расстелил на земле.

– Давайте мне Зою, – повернулся он к Татьяне.

– Боюсь, она не подпустит вас к себе.

– Я знаю одну штучку, которая никогда меня не подводит, – сказал он с улыбкой и принялся насвистывать, издавая соловьиные трели, которые Зоя слушала как зачарованная. Поглощенная новыми звуками, она даже не заметила, как он вытащил ее из люльки. Повернув Зою так, чтобы она могла видеть мать, он усмехнулся.

– Детишкам я нравлюсь.

Татьяна восхищенно вскинула брови. Соблазн был велик – продолжить в том же духе, но даже столь неискушенная в этих делах Татьяна сообразила, что лучше не говорить, что ей он тоже нравится.

Повисло неловкое молчание.

– Не посмотрите ли вон в той корзинке, может, вам чего-нибудь захочется, – предложил Ставр, стараясь поддерживать невозмутимый тон. – Там есть кое-какая еда и для Зои.

– Откуда вы знали, что я возьму с собой Зою?

– Я же собирался навестить вас дома.

Она зарделась.

– Но я очень рад, что вы сами выехали на прогулку, – добавил он, в то время как Зоя ухватила его за волосы и потянула их себе в ротик. – Здесь мы почти наедине.

– Не говорите так.

– Ну хорошо, мои люди с большим удовольствием устроят пикник на природе. Так звучит лучше? – Он поднял руку и показал Зое запонку, чтобы отвлечь ее. Она тут же отпустила его волосы и ухватилась за блестящую золотую пуговицу.

– Давайте я возьму ее на руки. Она испортит вам рубашку.

– Почему бы вам не найти ей другую игрушку? И не волнуйтесь. А то вы действуете мне на нервы.

Она рассмеялась.

– Действительно? Никогда бы не подумала, что вы этому подвержены.

– Садитесь, – произнес он с улыбкой. – Не заглядывайте через плечо, а пока у Зои есть игрушка, которой она займется, я вам кое-что расскажу.

И на протяжении всего последующего часа они болтали о том о сем, пока Зоя играла на одеяле в новые игрушки. Они съели кучу приготовленной кухаркой еды, пили вино и болтали так, словно всю жизнь знали друг друга. Возможно, Бироны и Глинские так давно обитали в этих местах, что у них накопилось много общего. Или они просто оказались родственными душами. Выяснилось, что оба предпочитали деревню городу. Никто из них не соскучился по дворцовым интригам. Оба обожали верховую езду. А когда речь зашла о детях, они сошлись на том, что это самое прекрасное в мире.

– А у вас еще нет детей, хотя вы так хорошо с ними обходитесь, – со смехом заметила Татьяна, пока он лежал на спине, ласково удерживая сильными руками Зою у себя на груди. Зою заинтересовала красная вышивка на воротнике рубашки Ставра. Она пробовала на вкус каждую вышитую звездочку, пока не обслюнявила весь воротник.

– Когда-нибудь появятся, – выдавил из себя он. – Когда я наконец кончу воевать.

– Некоторым это так никогда и не удается.

Он пристально взглянул на нее из-под длинных ресниц.

– Если все будет хорошо, возможно, я завяжу с этим делом после ближайшей кампании. Если только никто не нападет на мои земли.

– А вознаграждение будет достаточным, чтобы уйти на покой?

– Мы отправляемся в поход на Крым.

– И привезете в качестве трофеев сокровища Оттоманской империи.

– Если Господь того пожелает, а Сигизмунд поделится добычей.

Зоя захныкала – вышивка, похоже, ей надоела. Он взглянул на капризное личико малышки.

– Мне кажется, она проголодалась.

– Для солдата вы слишком проницательны.

Без видимого усилия он принял сидячее положение и передал Зою матери.

– Вспомните, что я целый год жил у сестры. – Он не упомянул, что он выздоравливал после серьезных ранений. – Поневоле научишься понимать детский плач.

– Отвернитесь, – приказала она, принимая Зою из его рук.

– Слушаюсь, сударыня.

– Я серьезно.

Перевернувшись на живот, он оказался спиной к ней и стал смотреть на озеро.

– Вы в полной безопасности.

На какую-то долю секунды она пожелала, чтобы ей было о чем беспокоиться. Ей захотелось сказать: «Я не хочу быть в безопасности. Я хочу обнимать, гладить и целовать вас». Хотя она не была уверена, сумеет ли сделать хоть что-нибудь из этого. Ее домашнее воспитание не подготовило ее к близости с мужчиной, а муж совсем затерроризировал ее. Но Ставр был другим, он заставлял ее чувствовать себя счастливой странным и восхитительным образом.

– Расскажите мне о вашей сестре, – попросила Татьяна, развязывая тесемочки на блузке. – Вы еще не говорили, как она выглядит. Она так же красива, как вы?

В течение следующего получаса, пока Зоя сосала грудь, Ставр старался беседовать с Татьяной самым что ни на есть небрежным тоном; для этого ему приходилось напрягать всю свою волю. Причмокивание малышки, сосущей грудь, вызывало в мозгу молодого гетмана столь возбуждающие образы, что ему с трудом удавалась следить за нитью разговора. Его восставший член с силой, до боли, упирался в землю, заставляя усомниться в собственном благоразумии. Он давно уже не был юнцом, чтобы поддаться чарам невинности и целомудрия.

И все же он не смог бежать от них и находил этому объяснения. Может, повлияло полнолуние, или весеннее безумие, или что-то носилось в воздухе, но он терзался из-за нее, словно охваченный наваждением.

Итак, они болтали о семье его сестры, о купеческой гильдии в Риге, в которой заправляли представители знатных родов, вроде его шурина. Они обсуждали торговлю в Балтийском и Черном морях и даже возможности ведения сельского хозяйства в их районе с учетом слишком короткого лета. Но за светской и тактичной беседой таились подводные, невысказанные мысли. Что будет, если он вдруг перевернется на спину и она обнаружит силу его желания? Испугается? Ужаснется? Оскорбится? Скорее всего все вместе. Хотя после того как она делила супружеское ложе с Шуйским, вполне возможно, ничто больше не могло ее оскорбить.

Но гетмана любили женщины вовсе не за животную грубость. Он, конечно же, был прагматиком до мозга костей – большое достоинство для командира. А потому напомнил себе – впереди целое лето. Не стоило спешить с совращением княгини. Она была заинтригована – это он знал точно.

Он мог подождать… или по меньшей мере попытаться это сделать.

К тому времени как они выяснили все о сестре Ставра и досконально обсудили торговые дома в Риге, Зоя насытилась и мирно дремала на руках у матери. И если Ставру с трудом удавалось сосредоточиться на беседе, мысли Татьяны тоже временами убегали совсем в другую сторону. Она незаметно рассматривала жилистое, атлетически сложенное тело Ставра. Он был крепко скроен, и когда опирался на локти, мощные мускулы выделялись на его плечах, подчеркивая плавные очертания спины, воплощение мужественности, а сильные бедра выдавали в нем кавалериста. Время от времени он менял позу, и рельефные мышцы волной сбегали по спине от шеи к ягодицам, вызывая в ней восхитительную дрожь.

Но эта живая, теплая дрожь не имела ничего общего со страхом. Она, скорее, была вызвана лихорадочным ожиданием. Ей мучительно хотелось прикоснуться к нему. Что он сделает, если она вдруг поддастся порыву и потрогает, ну, хотя бы легкую поросль золотистых волос на его предплечье? Не обидится ли он?

Он ни разу не обернулся.

А она так и не смогла решить, нравилась ей или нет эта галантность.

Хоть она и сама попросила его отвернуться, он мог бы возразить, мелькнула у нее глупая мысль. Дело не в том, что кормить ребенка грудью было неприлично. Деревенские женщины не стыдясь кормили детей на людях. А высшее общество стремилось к более утонченным манерам, хотя ее посещение двора вряд ли подтверждало такие обычаи, однако ее тело реагировало сегодня самым непристойным образом. Она ощущала странное тепло… расплавленный жар, растекающийся между ног, беспокоя и тревожа ее.

Поведение ее стало непредсказуемым, хотя она никогда не была капризной. То она решила, что ей пора возвращаться домой. Она и так задержалась дольше, чем была намерена. Но мгновение спустя нашла более разумным провести время в компании прекрасного графа, пока дочурка не проснется, а тогда уж и отправиться в путь. К тому же она еще не воспользовалась колыбелькой, которую привез Ставр. Он может счесть ее неблагодарной.

Чутко реагируя на каждое движение Татьяны, Ставр услышал, как малышка перестала сосать и ровно задышала во сне. По шуршанию ее льняного платья он понял, что княгиня поднялась, направилась к колыбельке и положила в нее Зою. Сердце его бешено забилось.

Когда она вернулась, все его чувства были настороже. Он ощутил движение воздуха, стоило ей сесть на расстеленное одеяло. Мгновение спустя он услышал, как она подняла руку, поскольку тихонько звякнули украшенные эмалью браслеты на ее запястье. А еще через секунду он неподвижно застыл, почувствовав едва заметное прикосновение ее руки на своем плече.

Она легко, словно пробуя, пробежалась рукой вниз по его спине. Его мозг едва зафиксировал это движение. Однако другая рука тут же блаженно заныла.

Затем она проделала обратный путь вверх, теперь уже более уверенно. Похоже, она начала сама получать удовольствие от этого.

Но он не шелохнулся, понимая ее неспособность сейчас к любовному приключению. Оставаясь неподвижным, он слышал, как она задержала дыхание, чуть поколебалась, а затем ее рука остановилась на его плече. Пение птиц, стрекот кузнечиков, шум ветра в ветвях деревьев, казалось, умолкли. Внезапно наступила тишина. Ожидание и искушение повисли в воздухе. Она вздохнула, ее рука поднялась с его плеча, и через мгновение ее пальцы скользнули по его волосам.

Он полуобернулся и, накрыв ее руку ладонью, провел ею по своей щеке, медленно – чтобы она, если захочет, могла сопротивляться.

– Вы колючий, – прошептала она, слабо улыбнувшись. Это было согласие, сознательное или нет, и все его существо расцвело.

– А вы гладкая, как шелк, – пробормотал он, притянул ее руку ко рту и нежно поцеловал в ладонь.

Она зябко поежилась.

– Вам холодно? – Его губы едва не касались ее кожи. Она покачала головой.

– Вам тепло?

Она кивнула, хотя и не должна была этого делать. Ей следовало вскочить с этого одеяла в тени деревьев и срочно уносить дочурку домой. Но большая рука гетмана лежала на ее руке, делая ее своей пленницей, а по всему ее телу разливалось тепло, наполняя ее небесным блаженством.

– Ну и хорошо, – прошептал он. Затем проложил влажную дорожку кончиком языка к нежной ложбинке у основания ее мизинца и чуть укусил запылавшую плоть.

У нее вырвался придушенный крик, выражающий и шок, и наслаждение, закончившийся мечтательным вздохом.

Он знал, чего жаждут женщины, когда у них вырывается подобный звук. Он слышал его бесчисленное множество раз и знал, как удовлетворить возникшие страстные желания. Он быстро перевернулся и принял сидячее положение, усевшись между ней и берегом, закрывая ее от обзора.

Она не заметила его галантности. Она сидела с полузакрытыми глазами, дыхание вырывалось толчками, ее полная грудь натягивала тонкую блузку с каждым судорожным вдохом.

Ему стоило невероятных усилий не опрокинуть и не взять ее немедленно, без лишних церемоний. Женщины, которые дышат так, целомудренные или нет, уже готовы на все.

Но он хотел большего, чем просто случайное обладание. И потому просто поцеловал ее. Это было как бы прелюдией к тому, чего он и сам не знал. Он еще ни разу не жаждал добродетельных и целомудренных женщин. Но чем крепче он ее целовал, тем с большим пылом она отвечала ему, тихонько постанывая, и он решил испытать, куда заведет их судьба. Он сильнее прижал ее, и ее сотрясла дрожь, она изогнулась, извиваясь бедрами, которые подстегивали его в его роковом предприятии. Впившись губами в ее рот, он принялся исследовать ее сладость, все глубже и глубже проникая в нее языком, словно проверяя ее готовность. Она чуть всхлипнула, жалобный, просящий звук еще больше распалил его. И когда его набухший член резко рванулся вверх, он краем глаза взглянул на малышку.

Та спала. Он молча вознес благодарственную молитву.

– Сделай это еще раз, – прошептала Татьяна. Ее глаза были плотно закрыты, грудь высоко вздымалась. – Поцелуй меня, ну пожалуйста…

Он выругался про себя, отнюдь не уверенный, что у него хватит самообладания. Едва ли он сможет быть настолько праведным, чтобы ограничиться лишь поцелуями.

– Прости меня, – прошептала она, неправильно интерпретируя отсутствие его реакции. Она открыла глаза. – Мне надо вернуться домой…

– Нет. – Тихое ворчание, может, даже приказ или на крайний случай вежливый отказ. Он провел кончиком пальца по ее нижней губе и улыбнулся. – Не уезжай пока, – произнес он мягко.

– Ты уверен? – На лице ее проскользнула вымученная улыбка.

– О да… абсолютно уверен. – Он склонился, их губы соприкоснулись, и дрожь пробежала по ее телу. – Обними меня, – прошептал он, взял ее руки и положил себе на плечи, сгорая от желания. – Поцелуй меня.

– Я не должна, – простонала она, однако тут же жадно потянулась к нему и легко, словно мотылек, коснулась его губ.

– У меня хорошо получилось? – спросила она с наивной надеждой порозовевшими влажными губами.

– Просто великолепно, – восхитился он и, взяв в свои ладони ее лицо, притянул ее к себе и приник к ней на этот раз жарким, неистовым поцелуем, в несколько мгновений доведя ее до полного исступления.

Он спрашивал себя, как далеко он мог позволить себе зайти практически на глазах у своих дружинников – не говоря уже о ее спящей дочери. Это было не совсем удобно даже для человека с его богатым опытом. Он поднял голову, чтобы осмотреться.

– Еще, еще, – бормотала она, задыхаясь и тесно прижимаясь к нему.

– Еще – что? – Он был готов продолжить, однако хотел заручиться ее согласием на случай, если она действительно столь целомудренна, как дала повод думать о себе.

– Я не знаю, не знаю… – всхлипнула она, дрожа всем телом, плотно зажмурившись, крепко обхватив его руками.

Боже, если она была столь непорочной, он не был готов заняться с ней любовью в столь сомнительных обстоятельствах. Взяв ее за подбородок кончиками пальцев, он прошептал:

– Посмотри на меня.

Она взглянула на него, хотя ее ресницы лишь чуть приоткрылись, а взор был устремлен куда-то далеко за его спиной.

– Я буду ласкать тебя, касаясь в очень интимных местах, – сказал он прямо, преднамеренно, чтобы она была готова. – Ты понимаешь?

Она кивнула, хотя ее взгляд еще избегал его.

– Скажи мне, что поняла меня. – Осознавала ли она действительно то, что он говорил?

– Ласкай меня… пожалуйста, я отдаю себе отчет во всем.

– Помни, тут недалеко наши люди. Ты должна вести себя тихо.

Она снова кивнула.

Странным образом он сам ощутил некоторую неуверенность. Женщина перед ним была крайне возбуждена, возможно, не сознавая последствий своих желаний. Это тревожило его, одновременно пробуждая любопытство, – он не имел представления, как она будет реагировать. И на какое-то мгновение он заколебался.

Но она вдруг взяла его лицо в свои ладони и впилась в его губы с неистовством, неловким и неумелым и в то же время в высшей степени возбуждающим.

Непорочное чувственное безумие оказалось для него полной новостью. Его охватил приступ неудержимого желания с головы до пят, член стал твердым, словно камень.

Если бы до него вдруг не донеслось издалека конское ржание, он мог бы отбросить в сторону всякую осторожность. Это было бы нечто новое даже для него. Но присутствие людей Татьяны остановило его.

Они были здесь, в пределах видимости, и уж, конечно, могли все слышать, а он вовсе не был уверен, что женщина будет вести себя тихо. И он с раздражением осознал, что сегодня ему придется принести в жертву свои желания. А вот пыл женщины мог быть утолен другими способами.

Осторожно сняв ее руки со своего лица, он положил их на одеяло и прошептал ей на ухо:

– Делай все, что хочешь, только не кричи.

– Да, да, да… все, что ты скажешь.

Это было не совсем то, что он хотел бы услышать, и ему пришлось проявить чудовищное самообладание, чтобы обуздать свои распаленные чувства. Скоро, убеждал он себя, обещая себе свидание с восхитительной княгиней Шуйской, когда время не будет иметь значения и не будет посторонних.

Ну а пока… он доставит ей хотя бы минимум наслаждения.

Он чуть приподнял юбку, и его руки скользнули и удобно устроились на ее коленях.

– Только не шевелись, – чуть слышно произнес он.

По коже у нее пробежала легкая дрожь, но она подчинилась.

Она сидела перед ним, раздвинув ноги, а его руки тихонько продвигались все выше.

Он не спешил, наблюдая, как жар страсти заливал ее лицо. Сквозь тонкий лен ее рубашки просвечивали соски. Полные груди туго натягивали материал. Будь у него больше времени и не опасайся он появления посторонних, он бы сорвал эту блузку и страстно целовал каждый затвердевший бутон.

Скоро, совсем скоро, пообещал он себе.

Его руки замедленными движениями скользили все выше, раздвигая ее бедра. Она намокла. Он увидел призывно сверкавшие жемчужные капельки на золотистых волосах ее лона, блестящий изгиб ее набухшей плоти, ожидающей утоления, жаждущей его. Или хотя бы его небольшой части, размышлял он, пока его пальцы проскальзывали внутрь влажной шелковистой щели.

Но в тот момент, когда они уже проникли в ее сочащуюся плоть, все ее тело напряглось, и он остановился в сомнении, не вызвано ли это протестом. Прошло мгновение, другое, он задержал дыхание, и тут она изогнулась под его пальцами, влажную плоть стали сотрясать нежные колебания, она непроизвольно непристойными движениями стремилась добиться, чтобы клитор терся о его пальцы. Она испустила тихий, полузадушенный крик и задвигалась еще сильнее – она жаждала большего. Он отлично знал, чего ей хотелось, и, убрав одну руку, двумя пальцами другой принялся массировать клитор. У нее вырвался глухой стон, она часто задышала и, сдаваясь, безвольно упала на его руки, открыто предлагая всю себя.

– Еще, – лихорадочно молила она, уже почти не узнавая его. – Еще, еще, еще…

Только настоящий мужчина мог выдержать такое. Это был физический зов плоти, особенно для молодого гетмана, который жил согласно солдатскому кодексу, по которому женщины были созданы только для того, чтобы ублажать мужчину. Высвободив одну руку, Ставр готов был уже расстегнуть первую пуговицу на штанах, когда неподалеку послышался вой волка. Знакомый, слишком знакомый звук.

Он выругался. Его люди проявляли нетерпение, а может, как он подозревал, появились слуги княгини, и дружинники подавали сигнал, предупреждали его. Но он все еще колебался, борясь собой, с недостатком времени и стремлением довершить начатое.

Благоразумный человек знал ответ заранее – вопрос был лишь в том, насколько здравомыслящим он себя ощущал.

Возможно, именно беглый взгляд на люльку, оказавшуюся у него в поле зрения, более чем что-либо другое удержал его мужские порывы.

Рука упала со штанов.

Вновь проникнув в сладкую нежность ее лона, он нашел утешение в ее блаженном вздохе и пылкой клятве самому себе, что очень скоро она будет принадлежать ему. Поцеловав ее в пылающую щеку, он еще глубже засунул пальцы и прошептал:

– Ты ведь этого хочешь?

– О да. – Она с трудом выговаривала слова, дрожа всем телом в экстазе.

– Значит, тебе хочется еще? – спросил он, пуская в ход еще один палец.

– О-о-о… да.

После этого она, казалось, больше не слышала его, и он с утонченным умением быстро довел ее до пика, исполнив свою миссию, сознавая, что их время было ограничено, ее короткие вздохи быстро превратились в лихорадочные всхлипывания, продолжавшиеся, пока она не кончила в потрясшем ее оргазме.

Высвободив пальцы, он быстро осмотрелся. Охрана по-прежнему оставалась на берегу.

Он на мгновение зажмурился, пытаясь противостоять силе собственного желания, которому придется подождать более подходящего времени, когда рядом не будет ни детей, ни надсмотрщиков.

Он всегда избегал женщин, имевших проблемы. Может, не стоило поддаваться чарам княгини, когда полно других, только позови.

Но в этот момент она склонилась к нему, обвила руками его талию и зашептала у него на груди:

– Спасибо, спасибо, спасибо.

От ее волос исходил аромат лилии. Его любимого цветка. Может, и недостаточный повод, чтобы делать глупости.

– Мне никогда не было так чудесно, – промолвила она с блаженным вздохом, еще крепче прижимаясь к нему.

Альтруистические порывы похвальны, разве не так?

– Сможешь сделать так еще раз когда-нибудь? – прошептала она, глядя на него снизу вверх глазами грустного ребенка. Пожалуй, все же не совсем ребенка, решил он, ощутив тяжесть ее полной груди. – Это возможно?

Не только возможно, но и в высшей степени желательно, мгновенно решил он, отметая в сторону любые щекотливые вопросы и сомнения.

– Как только сама захочешь.

– Правда?

Ее полный надежды взгляд чуть не погубил его. «Прямо сейчас, – едва не заявил он, – немедленно и так долго, сколько ты пожелаешь, или пока я не умру от избытка усердия, что наступит гораздо раньше». Но он не стал бросаться в омут очертя голову. Целое лето было впереди – подлинный рай со своей собственной целомудренной Евой, и он мог подождать.

– Правда, – подтвердил он. – Обещаю тебе.

– Я потребую выполнения обещаний.

«А я уложу тебя в постель и буду брать до тех пор, пока ни один из нас будет не в силах пошевелиться», – подумал он.

– К вашим услугам, сударыня, – сказал он вместо этого.

– Это было великолепно. Правда, – добавила она, широко распахнув глаза. – Ты был великолепен.

– Так-то лучше, дорогая, – рассмеялся он. Она притихла.

– Это не грех, – заметил он мягко, – когда я называю тебя «дорогая», «любимая» или «принцесса моего сердца». Это позволительно.

– Я не уверена.

– Зато я уверен за нас обоих, – заявил он, целуя ее сладким, длинным, бесконечно нежным поцелуем.

Мгновение спустя она обвила его шею руками.

– Я так счастлива… – Она откинулась, чтобы лучше видеть его лицо, и улыбнулась. – Как хорошо, что это позволительно.