Текст книги "Танец теней"
Автор книги: Сьюзен Андерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Впрочем, Аманда не слишком переживала, что ее попытка потерпела поражение. Она не смогла прочесть ничего на лице Тристана, зато отношение к нему явственно читалось на ее лице, и это выводило его из себя. Это была открытая неприязнь. Тысяча чертей – это бесило его! Не хватало того, чтобы он влюбился! Вздрогнув, он отвернулся. Ровным спокойным голосом он немедленно начал расспросы сгрудившихся вокруг него танцоров. Через несколько минут он уже знал имена всех членов труппы.
Аманда осталась в одиночестве, краем глаза наблюдая за двумя полицейскими. Она не желала ни с кем ни о чем говорить, но, опустившись на пол, почувствовала изоляцию, заметив, что мимолетные взгляды ее товарищей по труппе как бы определяют ей сейчас особое место. Она полагала, что каждый из них радовался, что избежал опознания трупа Марианны, а сейчас желал отстраниться от нее. За прошедшие три года труппа стала для нее почти семьей, стала значить для нее больше, чем ее собственная семья. Поэтому сейчас она почувствовала себя брошенным ребенком.
* * *
Лейтенант Маклофлин стал спрашивать, знал ли кто-нибудь из присутствующих что-то о предыдущих жертвах. Аманда переглянулась с Рондой.
В это время чья-то рука погладила плечо Аманды, и она вздрогнула и оглянулась. Вскинув голову, Джун, новенькая танцовщица в труппе, стояла рядом с нею, дружески мило улыбаясь:
– Мне жаль, что тебе одной пришлось пережить столько страшных минут, – прошептала она, наклонившись. – Ты всегда была так добра ко мне, ты мне так помогла, когда я была такой неуклюжей…
Слезы благодарности навернулись Аманде на глаза, она смущенно заулыбалась, с нежностью ощущая руку Джун на своем плече.
– Спасибо тебе, – прошептала она с нежностью, глядя на уходящую танцовщицу.
Джун была очень милая. Родом из Джорджии, и данные прекрасные. Она, конечно, была не столь великолепной танцовщицей, как ей самой бы хотелось, но она упорно работала над собой. Джун очень легко усвоила советы Аманды, которая несколько раз приглашала ее к себе в дом, и они двигали мебель, сооружая импровизированную студию. Джун танцевала удивительно легко. У нее было великолепное чувство ритма. Техника – дело наживное. Только когда Чарли начинал на нее орать, она пугалась и делала ошибки. Слова Джун смягчили и успокоили Аманду, почти избавили ее от ощущения одиночества.
Несколько танцоров вслед за ней подошли к Аманде, ободряюще улыбаясь. Даже Ренди, которого она недолюбливала, остановился на минуту, чтобы сказать ей что-то ободряющее. Какие все же они хорошие и чуткие…
Она чувствовала себя совершенно спокойной, когда вновь встретилась с глазами Маклофлина.
Не было ничего такого уж страшного в них, только ледяной холод повеял на нее снова. Затем он поднял свою большую руку и кивнул в ее сторону, как бы устанавливая факт ее присутствия. Накинув полотенце на плечи, Аманда поднялась.
Когда она пересекала сцену, возникшая словно из ниоткуда рука ласково коснулась ее. От неожиданности глаза Аманды удивленно расширились. Вплотную за ее спиной стоял танцор.
– О, Дэвид, – выдохнула она. – Ты меня так напугал!
– Извини, милочка, – проворковал парень. – Я только хотел сказать тебе, что ты самая замечательная леди на свете.
– Ну ты и скажешь! – Аманда передернула плечами и потупила взор. Затем снова подняла глаза и слабо улыбнулась. – Спасибо тебе…
Дэвид наклонился и поцеловал ее в лоб, поглаживая ей руку от плеча до запястья. Затем взял ее ладони в свои и дружески пожал, прежде чем отойти и оставить ее одну.
Тристан не сводил взгляда с Аманды, с силой сжимая в руке спинку стула, оказавшегося рядом, когда атлетически сложенный танцор гладил Аманду по плечу. Мужчина этот, решил Тристан, безусловно, один из любовников мисс Чарльз. Вероятнее всего, один из многих.
Он не знал, почему его так задела эта мысль. Но он ничего не мог с собой поделать.
Нежная улыбка, заигравшая на устах Аманды после слов Дэвида, все еще озаряла ее лицо, когда она подошла к стулу, за которым он стоял. Она смотрела на него с безразличием и в ее голосе читалась ирония, когда она произнесла:
– Вы, кажется, позвали меня?
– Н-да, – ответил Маклофлин почти таким же бесстрастным голосом. – Вон тот человек за столом – сержант Джонсон. Он должен снять отпечатки ваших пальцев.
Тристан ткнул пальцем в направлении сержанта Джонсона и уткнулся в бумаги, которые держал в руках.
Он слышал голос Джо Кэша, объяснявшего, для чего необходимо провести эту формальную процедуру. Они обследовали квартиру мисс Фаррел и теперь должны исключить шанс, что преступник находится среди ее друзей и знакомых, хотя тело Марианны и было найдено на поле для гольфа за много миль отсюда. Так что предстоит отделить отпечатки пальцев всех знакомых мисс Фаррел от отпечатков убийцы. Жившие в одном с ней доме мисс Чарльз и мисс Смит – первые кандидаты на исключение.
Тристан вдруг услышал рядом с собой полный ужаса шепот Аманды:
– Ну это уж слишком!
Он вскинул голову. Она стояла перед ним. Она стояла перед ним и ее фиалковые глаза горели огнем ненависти.
– Вы не имеете права подозревать меня в том, что я хоть каким-то образом повинна в смерти Марианны, – прошептала она хриплым от волнения голосом. – Вы не имеете права…
Тристан смачно выругался и вскочил на ноги. Затем развернул стул и насильно усадил на него Аманду. Коснувшись ее затылка, он почувствовал, что он холоден как лед. Тогда, сорвав со своих плеч теплый твидовый пиджак, он накинул его на плечи Аманды, а затем взял ее запястье в свои ладони, инстинктивно стремясь согреть ее теплом своего тела. Он злился на себя за то, что не догадался должным образом подготовить эту ставшую столь дорогой для него девушку к такой неприятной процедуре, и теперь терпеливо, как испуганному ребенку объяснял ей, что отпечатки пальцев – всего лишь пустая формальность.
Тепло его больших рук постепенно передалось Аманде, и она начала успокаиваться. В каком-то уголке ее сознания промелькнуло удивление. Странно, подумалось ей, откуда столько тепла и нежности у человека, которого она считала роботом. Но голос его, звучавший над самым ее ухом, по-прежнему казался ей холодным и бесстрастным. Через некоторое время, откинув упавшие ей на глаза волосы, она осознала, что ее лицо находится совсем рядом с лицом Тристана.
Она отпрянула от него:
– Будь вы настоящим мужчиной, мистер Маклофлин, вы бы избавили меня от этой процедуры, – она сжала кулачки. – И знаете, что я еще думаю о вас, лейтенант Маклофлин? Я думаю, что мучая меня, вы испытываете настоящее наслаждение.
Первой непроизвольной реакцией Тристана на эти слова было желание ударить ее. Но он сразу же оборвал свой порыв и просто резко поднялся на ноги, демонстрируя Аманде вновь обретенное самообладание. Лицо его обрело обычное холодно-непроницаемое выражение, и с высоты своего роста он теперь уже абсолютно спокойно взирал на нее. Но Аманда, всерьез обозленная, не допускавшая и мысли о том, чтобы дать ему спуску, тоже вскочила на ноги. Она стряхнула с себя его пиджак, на секунду пожалев о том, что лишается его тепла, и молча протянула его Тристану.
– Жаль, что вы восприняли все таким образом, – процедил тот, небрежно перекидывая пиджак через плечо. Его оценивающие серые глаза бесстрастно изучали ее сквозь затемненные стекла очков. – Я был не прав, не объяснив вам толком, для чего нам требуются отпечатки, но уж это точно, что я ни в чем не подозреваю вас, милая.
У Аманды непроизвольно дрогнул подбородок. Ей хотелось сказать ему, чтобы впредь он даже близко к ней не подходил, что в случае необходимости она станет разговаривать исключительно с детективом Кэшем, но поняла, что поставит себя в дурацкое положение, поскольку он ответил ей, что не она вправе принимать решение. Она ограничилась лишь тем, что вызывающе на него посмотрела, а затем отвернулась.
Глаза! Тристан не мог стряхнуть с себя их наваждение даже после того, как перестал их видеть. Такие удивительно огромные и редкостного оттенка. И эти глаза смотрели на него так, словно хотели испепелить его. Он с грустью наблюдал, как она идет к столу сержанта Джонсона. Затем отогнал от себя всякие посторонние мысли и, взяв себя в руки, заставил переключить свое внимание на следующий пункт своего списка.
Что поделаешь! Жизнь полна сожалений. Слава Богу, что в жизни полно работы, и сожалеть некогда.
Глава 5
На вечеринке, в компании друзей и знакомых, которую Пит Шрайбер назвал «гулянкой под банкой», Аманда вдруг почувствовала себя одиноко. Было уже четыре часа утра, она здорово устала, но не настолько, чтобы решиться сбежать отсюда. Нет, к этому она еще не готова.
Пит говорил, что эта импровизированная вечеринка станет отчасти и поминками по Марианне. Но, несмотря ни на что, добавил он, мы должны радоваться жизни. Такова уж была его личная философия. Он считал, что об умерших следует вспоминать, собравшись вместе и подняв тост в память о них. Однако смерть только оттеняет радость жизни для тех, кто остался в живых, а уж это основательный повод повеселиться. И вот вечером, когда полиция наконец убралась восвояси, он предложил организовать вечеринку в память о покойной и в честь радостей жизни. Вечеринку эту Пит устраивал в маленьком доме, который снимал для своих любовных развлечений.
Чувствуя себя одинокой среди всего этого шума и веселья, Аманда не могла отделаться от впечатления, что когда-то она все это уже видела и переживала. Все происходящее напоминало ей ее первые годы самостоятельной жизни в Нью-Йорке, когда с утра до вечера она крутилась как белка в колесе, то бегая в поисках работы в эстрадной массовке, то добросовестно тренируясь в танцклассе, то давая уроки пения, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.
Когда же дневная суета кончалась, она оказывалась вот на таких же вечеринках, с пластмассовыми стаканчиками для вина или пива, сигареткой марихуаны по кругу, с некоторыми гостями, безмятежно заснувшими по углам во время всеобщего разгула в самых невероятных позах. Да, мало что изменилось. Все те же групповые тусовки, череда лиц, симпатичных и не очень, экстравагантные наряды, громкие голоса, интригующее перешептывание, взрывы смеха. Когда ей было восемнадцать или девятнадцать, сон казался ей чем-то необязательным, и она охотно посещала такие вот вечеринки. Увы, теперь, в свои двадцать восемь, она уже не могла похвастаться такой выносливостью. Да и все остальное потеряло свою первозданную прелесть. В остальном же ей казалось просто невероятным, что прошло целых десять лет. Чем они были наполнены, в чем она изменилась за это время? Обидно, но свое прежнее бесстрашие она растеряла. А как стойко она умела тогда выдерживать удары судьбы!
Да, теперь, в двадцать восемь, она, как ни странно, стала более ранимой. Да еще гибель Марианны, после которой Аманда почувствовала, что в ней что-то оборвалось. Зажмурив глаза, она прижала бокал с вином к груди и плавно опустилась на расстеленные на полу подушки. Ей нужен, так нужен хоть краткий отдых. Она грустно улыбнулась. Что ж, пусть все идет как идет. Да, ее жизнь не так проста, как десять лет назад, все дело в том, что когда она была моложе и смотрела на жизнь иначе, все ей казалось простым и ясным. А теперь ей все чаще и чаще хочется покопаться в себе. Все-таки здорово изменилась она за эти десять лет. Но все же, несмотря на все потери, она сохранила способность шутить и улыбаться. Неужели все эти вечеринки были столь скучны и однообразны? Да, ни время, ни гибель подруги не изменили двух обычных положений: основной темы разговоров и манеры поведения гостей.
Танец. Все разговоры вертятся вокруг танца.
Одни и те же разговоры. Единственное, что изменилось за десять лет, – это названия программ, в которых хочется получить роль. Да, названия мюзиклов, ревю, всевозможных шоу меняются из года в год, но суть разговора прежняя. Аманда прислушалась к гулу голосов и поняла, что речь идет о ролях, которые можно получить, просмотрах, на которых можно показаться, о том, у кого из присутствующих больше шансов получить главную роль, или чья карьера идет к закату.
И конечно, неизменным осталось излюбленное развлечение на вечеринках. В какой еще профессии можно найти такое количество людей, готовых проводить большую часть времени, упражняясь в мастерстве, которым они зарабатывают себе на жизнь.
Из полумрака перед ней возник Пит Шрайбер:
– Почему, – воскликнул он, – самые красивые женщины обычно тоскуют на вечеринках, одиноко забившись в какой-нибудь темный угол?
Ритмично двигаясь в такт музыки, он продолжал:
– Не кажется ли тебе, что это антиобщественное поведение, Аманда?
Аманда грустно улыбнулась в ответ на его игривый вопрос:
– Ну зачем так, Пит, я порой бываю очень коммуникабельной. Но сейчас я хочу немного отдохнуть. Кстати, я как раз думала о том, что у тебя великолепный дар устраивать вечеринки, который я, к сожалению, не располагаю, – она хохотнула и продолжала. – По правде говоря, я как раз собиралась влиться в общий поток веселья.
Пит недоверчиво улыбнулся и уселся на подушку рядом с нею.
– Тебе никогда не приходилось задумываться над тем, – спросила его Аманда, откинувшись на причудливо сложенную гору подушек, – какими фанатичными становятся большинство танцовщиков, когда речь заходит о профессиональных делах? В этом есть что-то патологическое. Они живут танцем, бредят им, готовы умереть на сцене. Неужели эти люди не догадываются, что в мире существует масса других интересных вещей?
– Ну не могут же все быть столь разносторонними, как ты, моя сладость!
– Конечно, нет, думаю, это означало требовать от них слишком многого, – произнесла Аманда с самонадеянной, даже вызывающей интонацией в голосе, которую она невольно позаимствовала от своей безапелляционной матушки. – Но если честно, то мне действительно приятно сознавать, что я не столь однобока. У меня вызывает недоумение, когда люди, во всех отношениях вроде бы взрослые и неглупые, теряют всякое чувство меры по такому несерьезному поводу, как танец.
– Вот как? Тогда ты вряд ли захочешь научиться танцевать «шаг». Его только что показала мне Джун.
Пит поднялся, горестно покачав головой.
– О, забудь, что я предложил тебе это. Просто я не врубился, что такая чепуха не может интересовать истинную янки голубых кровей, каковой ты, моя милочка, безусловно, являешься.
Аманда моментально отшвырнула от себя пластиковый стаканчик и протянула руки Питу, чтобы он помог ей встать.
– Ну-ка, покажи, – просто сказала она. Пит не заставил себя долго упрашивать. С неприкрытой нежностью он произнес:
– Конечно, покажу, крошка. Кстати, мне даже приятно, что еще существует хоть один человек, который не теряет голову от этих проклятых танцев.
– Ну хватит, Пит, покажи, – заторопила его Аманда, а про себя подумала: как жаль, что он голубой. Он такой веселый, скромный и вообще милый. Вот с ним она, пожалуй, согласилась бы отказаться от роли недотроги. Потом она усмехнулась. Ну-ну, кокетничай сама с собой. Ты ведь не прочь пофантазировать, когда это заведомо невозможно. Истина же состоит в том, что, если бы Пит Шрайбер был стопроцентным клевым мужчиной, ты бы, уважаемая Аманда Роуз Чарльз, никогда бы не почувствовала себя с ним столь раскованно и легко. Так что, будь он нормальным мужчиной, ты сейчас думала бы только о том, чтобы нагромоздить побольше барьеров, чтобы удержать его на пристойной дистанции. А сейчас давай, девочка, расслабляйся.
Итак, в отношениях с мужчинами она имела лишь негативный опыт, а значит, надо вообще выкинуть подобные мысли из головы. В конце концов, она пришла на вечеринку, здесь не время и не место заниматься самоанализом. Нечего себя грызть! Хотя жаль, что она до сих пор не встретила мужчину, которому бы хотелось с радостью отдаться.
Она попыталась выбросить все из головы. Все, кроме желания научиться танцевать. Аманда широко улыбнулась Питу:
– Никогда не шути над женщиной, которая хочет научиться новому танцу. Пит. Неужели твоя мама никогда не объясняла тебе, что в жизни является действительно важным?
– Ты имеешь в виду такие вещи, как мир без войны и борьбу с голодом и нищетой?
– Да, и это тоже. Эти проблемы страшно важны, только в данный момент я думала не о них, а самым важным, самым решающим для себя я считаю…
– Найти себе потрясающего любовника и привязать его к себе на всю жизнь, – договорил за нее Пит.
Да что же это со всеми происходит? Почему любовь и секс имеют такое огромное значение для всех, кроме нее? Может быть, она все-таки упускает в жизни самое главное? Или все окружающие участвуют в каком-то заговоре?
– Танец, Пит. Вопросом номер один для меня является танец.
– Я знал, что ты это скажешь. Я просто проверял тебя.
– И я это поняла, все как обычно. Женщина пытается поговорить с мужчиной по душам, а тот пользуется случаем, чтобы… Так что все о'кей, дорогой, – она погладила его по щеке. – Хватит болтать, лучше покажи, как танцуют этот чертов «шаг».
* * *
Было примерно семь утра, когда внимание Аманды, сосредоточенное на сложном танцевальном номере, который они отрабатывали с Питом, было отвлечено ощущением, что за ней кто-то наблюдает. Она оторвала взгляд от партнера и, продолжая танцевать, посмотрела на другой конец комнаты. Глаза ее тут же встретились с резким, пронзающим словно лазер взглядом, изучавшим сквозь полутемные стекла очков.
К несчастью, за миг до того, как их взгляды встретились, она начала выполнять сложное па, наклонясь назад и опираясь при этом на руку партнера, обнимающего ее за талию. Откинувшись назад, она должна была по замыслу затем грациозно распрямиться. Но появление Маклофлина было для нее такой неприятной неожиданностью, что вместо того, чтобы распрямиться, она судорожно сжалась и чуть не потеряла равновесие. Вместе с партнером они закачались так, что чуть не грохнулись на пол.
– Что с тобой? – взорвался Пит, выделывая немыслимые па, чтобы избежать почти неизбежного падения.
Аманде наконец удалось восстановить равновесие и даже сделать несколько изящных телодвижений, чтобы как-то компенсировать допущенную неловкость.
– Я дико извиняюсь, – прошептала она, мечтая о том, чтобы музыка, под звуки которой она автоматически продолжала двигаться, остановилась. Только одна мысль крутилась у нее в голове: «Что он тут делает? Что ему здесь надо?»
Как ни странно, Тристан в это же время задавал себе тот же самый вопрос. Предложение прийти, сделанное ему Рондой Смит по телефону, показалось ему неплохой идеей, но сейчас он подумал, что лучше было бы как следует выспаться. Он чувствовал себя здесь совершенно не в своей тарелке и смотрелся полным болваном в своем старомодном костюме и туго завязанном галстуке.
Кроме того, слишком уж чужда ему вся эта компания. Вот рядом с ним оказалась широко улыбающаяся женщина. Она не прекращала ритмично двигаться в такт музыке и одновременно отхлебывать вино из стакана, при этом еще и подпевала, вернее, подвывала мотив песни. На голове ее красовался нелепый пурпурный парик – этакий причудливый куст из синтетических волокон. Грудь ее едва прикрывал символический клочок полупрозрачной ткани, то и дело готовый и вовсе упасть. Но здесь ее наряд ни у кого не вызывал удивления. Тристан подумал, что, наверное, сошел с ума, когда согласился прийти сюда в обычном костюме и надеясь раствориться в толпе.
Ясно, что его заметили, в этом не могло быть сомнений. Он увидел, как по окружающим прокатился едва заметный ток нервозности: все принялись незаметно, но быстро гасить и прятать наркотические сигаретки. Он действительно бы мог задержать всю честную компанию, если бы ставил своей целью охоту за наркоманами.
Но он пришел сюда не для того. Проклятие, он и сам толком не знал, зачем он сюда пришел. Просто Ронда прервала своим звонком его глубокий сон и предложила прийти. Принимая приглашение, он успокоил себя тем, что ему необходимо удовлетворить свое профессиональное любопытство. На самом деле его интересовало совсем другое, и в глубине души он отлично знал, что, вернее, кто именно. Да, то было любопытство, но отнюдь не профессиональное.
Пока же он скромно стоял в стороне от всех и просто наблюдал, как развлекается все это несуразное общество актеров. «Интересно, – думал он, – они что, все родились с такими наклонностями и манерами? Или это прививается или навязывается средой, которая формирует людей не менее жестоко, чем семья?» Он не знал точного ответа на эти вопросы. Потому что сам рос не в семье, а в детском доме, и его воспитатели были в основном озабочены тем, чтобы привить ребенку послушание и уважение к нормам поведения в обществе. Предполагалось, что, если у ребенка возникает потребность завести друзей, он реализует ее самостоятельно и по собственной инициативе.
Только вот у Тристана никогда не было друзей.
* * *
Жизнь в приюте вовсе не была такой ужасной, как ее описывал в свое время Диккенс. Впрочем, может быть, Тристану просто повезло?.. Воспитатели были в общем неплохими людьми, они как могли заботились о своих подопечных. Вся беда в том, что они были слишком перегружены низкооплачиваемой работой, поэтому у них не было ни времени, ни денег, чтобы доставлять детям те радости, которые как раз и составляют разницу между семейным домом и приютом.
В детстве Тристан был болезненно стеснителен. Стеснительность углубилась еще и потому, что бездетные супружеские пары неизменно отвергали его кандидатуру на усыновление. Он мечтал только об одном: о настоящем доме. Но однажды ему сказали, что теперь ему больше не придется одевать свой парадный костюмчик и ходить в специальную комнату, где происходило знакомство потенциальных усыновителей с воспитанниками приюта. Он вышел из того возраста, когда детей усыновляли, да к тому же еще и необычайно высок ростом. Кому нужен мальчик-переросток, да еще и с плохим зрением?..
Так рухнули его надежды обрести родителей. Он перестал доверять окружающим и надел на себя маску равнодушия, скрывающую истинные свои чувства. Он хорошо усвоил, что, когда ничего не ждешь, ничто не может тебя огорчить. Понемногу он перестал искать себе друзей, потому что, когда их куда-нибудь переводили, разлука доставляла, боль, а это случалось довольно часто. Он внушил самому себе, что у человека либо есть способность заводить друзей, либо нет, у него, например, такой способности нет…
Что же так больно укололо его сейчас? Вчера он провел большую часть вечера в кабаре и в ходе расследования не мог не заметить атмосферы теплых человеческих отношений, царившей в среде танцоров. Да и здесь, на вечеринке, отношения между гостями были на редкость доброжелательными, даже более того.
Такие наблюдения всколыхнули что-то, глубоко сидевшее в нем.
Вернувшись в душный номер своего отеля, он долго не мог заснуть. Комнату освещали красноватые вспышки неоновой рекламы за окном, а он все не мог успокоиться. Тристан не понимал до конца, что его зацепило, но было в манере танцоров подшучивать, подзадоривать и поддерживать друг друга что-то такое, что заставило его пересмотреть свой взгляд на дружбу.
В конце концов, может быть, настоящая дружба вовсе не является счастливым исключением из правила, как привык думать он? Может быть, она основывается не только на взаимной выгоде, но и на готовности каждой стороны к самопожертвованию?
К несчастью, он не мог переступить через прочно укоренившийся в нем запрет на доверие. Это чувство для него было настоящим табу. Детство его сложилось таким образом, что он явно не был расположен доверять кому бы то ни было, ну а в его профессиональной деятельности доверчивость тем более воспринималась не как достоинство, а как слабость. Иной раз его тянуло раскрыть перед кем-нибудь свою душу, но страх нарушить табу оказывался сильнее, и в конце концов он с раздражением отказывался от этой затеи. Так что привычка к скрытности была сильней его.
Впрочем, у него начали складываться совсем неплохие приятельские отношения с Джо Кэшем. Почему бы ему не удовлетвориться этим. Джо был явно не прочь общаться не только во время работы, но и в свободные часы.
Он думал, что артистическая среда – это все несерьезно, а оказалось, что люди этого мира вкалывают до седьмого пота. Именно трудолюбие Тристан выше всего ценил в людях.
Маклофлин предполагал, что его приход смутит всю компанию. Ему уже не раз приходилось производить подобный эффект в результате различных следственных экспериментов. Но все получилось скорее наоборот: многие танцовщики, вместо того, чтобы отойти подальше, окружили его, расспрашивая, как идет следствие, а заодно стали задавать ему кучу посторонних вопросов.
Тристан знал, что ему следует соблюдать дистанцию. Этого требовал долг профессиональной объективности. Но, черт возьми, ему же надо как можно больше узнать о них, а главное, ему же надо узнать как можно больше о НЕЙ.
Вот она, подлинная причина его прихода. Осознав это, Тристан закрыл глаза и шепотом выругался. А затем, снова открыв глаза, он устремил взгляд на Аманду Чарльз. Это была вторая попытка разглядеть ее после того, как он вошел в комнату.
И ведь он отлично понимает, что его желания несбыточны. Он давно приучил себя никогда не желать того, что ему недоступно. Так какого ж черта он торчит здесь, когда ему надо вкалывать на всю катушку, обмозговывать все тонкости дела, чтобы наконец сдвинуть его с мертвой точки. А ведь, честно говоря, его визит сюда в общем-то не имеет никакого отношения к делу.
Из-за своей профессии он нередко вызывал в женщинах неприязнь, но эта неприязнь никогда не задевала его. Издержки профессии. Почему же с ней все иначе? Почему ее откровенная враждебность вызвала в нем такое потрясение чувств?
И зачем он теперь стоит здесь как истукан, разглядывая ее и отлично зная, что даже если ему удастся перехватить ее взгляд, он прочтет в нем лишь пренебрежение! Итак, для него она – возмутитель душевного спокойствия, женщина, отрывающая его мысли от работы. Она же ясно дала ему понять, что, по ее мнению, он получает садистское удовольствие, мучая ее следственными процедурами.
Тристан расправил плечи. Его приход сюда, конечно, был большой ошибкой: у него просто нет ни единого шанса. Так что надо поскорей убираться. В конце концов, в одних сутках не так уж много часов, и он не имеет права терять времени даром.
И тут одновременно произошли два события. Аманда взглянула на Тристана как раз в тот момент, когда он уже собирался уйти, а Ронда подошла к нему сбоку и дотронулась до его правой руки.
– Приветик, – сказала она. – Я и не знала, что вы уже здесь.
У Тристана была профессиональная привычка держать наготове свою правую руку, поэтому он схватил Ронду за запястье и сжал его, продолжая при этом смотреть только на Аманду. Причем, по своей неопытности он даже не заметил погрешностей в исполняемом ею танце, вызванных его внезапным появлением. Зато на него произвела сильное впечатление сексуальная концовка этого танцевального номера.
От волнения совершенно забыв о присутствии Ронды, он все сильнее сжимал ее руку. Она сперва удивленно стояла на месте, но потом, почувствовав боль, попыталась разжать его пальцы свободной рукой. Все ее усилия оказались напрасными. Он продолжал не замечать происходящего, а лицо его оставалось спокойным и безмятежным. Но хватка не ослабевала, а глаза были по-прежнему устремлены на Аманду.
«Боже! Он сломает мне руку», – подумала Ронда. Колени ее начали дрожать.
– Лейтенант, пожалуйста, отпустите, мне больно, – наконец взмолилась она и с этими словами опустилась на колени.
Тристан моментально среагировал на болезненную ноту, прозвучавшую в голосе Ронды. Он тут же отпустил ее руку. Но, к несчастью, за секунду до этого Аманда еще раз посмотрела в его сторону и увидела, как он, поворачиваясь, вынудил Ронду упасть на колени.
– О Боже! Мисс Смит, мне так стыдно, – стал извиняться Тристан, подхватив ее под локоть и помогая встать. Он взял ее пострадавшую руку в свою ладонь, бережно растирая побелевшие пальцы. – С вами все в порядке, милая? Мне так стыдно.
– Ничего страшного. Я понимаю, что вы сделали это не нарочно…
– Отойди от нее, подонок! Тристан выпустил руку Ронды и столкнулся лицом к лицу с разъяренной Амандой.
– Что?..
– Я сказала, оставь ее в покое! Что вы делаете здесь, Маклофлин? Вам здесь не место, вы человек не нашего круга!
Ее слова настолько совпали с тем, о чем он только что думал, что Тристан невольно покраснел.
– Очень любезно с вашей стороны было напомнить мне об этом, – сказал он язвительно. – Я как раз собирался уйти.
– Никуда вы не пойдете, – Ронда выскочила из-за спины Тристана, скрывавшей ее от подруги. – Все о'кей, Мэнди, я сама пригласила его сюда.
Ронда с интересом разглядывала Аманду. Хотя в голосе подруги и не ощущалось дрожи, было ясно, что она чем-то расстроена, и расстроена основательно. И вела она себя как-то крайне невежливо, что казалось просто невероятным, так как ей всегда были присущи безупречные манеры и сдержанность, даже тогда, когда она наталкивалась на откровенное хамство. Ронда заметила, что Аманду почти сразу же покоробило от собственной грубости. За несколько секунд бледность на ее лице сменилась густым румянцем. Ронда усмехнулась и повернулась к Тристану.
– Потанцуем, лейтенант?
Если бы предложение исходило от Аманды, Тристан не смог бы сдвинуться с места, но с Рондой он чувствовал себя раскованно, по крайней мере, столь же раскованно, сколь он чувствовал себя в обществе других женщин. Она чем-то напоминала ему тех, с которыми у него бывали близкие отношения. Это были простые в общении и раскованные, сексуально податливые женщины. И с ними ему, как правило, было несложно общаться. Их легкий треп заполнял свойственные ему длительные паузы в разговоре. Веселые и знающие толк в любви телки, похожие на тех девчонок, с которыми он вместе рос в детстве.
– Милочка, ты даже не понимаешь, чем рискуешь, ведь я не профессионал в танце, – ответил он после минутного колебания. – Но, думаю, мы с тобой решим эту проблему… Будем брать пример вот с тех, – при этом он игривым кивком головы показал на пару, которая танцевала в том же стиле, что и недавно Аманда с партнером.
– Боже, – воскликнула Ронда, схватив его руку и проталкиваясь вместе с ним к площадке для танцев. – Это то, что называется «грязным» танцем, Маклофлин.
– «Грязным» танцем! – Тристан застыл как вкопанный, вынудив остановиться и Ронду. Он откинул голову назад и разразился оглушительным, как при нервном срыве, смехом. – Прекрасно сказано, чертовски прекрасно! Я только что наблюдал парочку танцоров и думал про себя, что это напоминает не столько танец, сколько вертикальное траханье. О, простите, милочка.
