Текст книги "Нижегородский кремль"

Автор книги: Святослав Агафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Разрушение стен и башен северной части кремля

За долгие века жизни города, расположенного на глинистых склонах высокого волжского берега, оползни не раз приводили к серьезным катастрофам. Так, весной 1370 года землей и снегом было засыпано 150 дворов, приютившихся под крутым берегом Оки у Благовещенского монастыря. В 1597 году сполз в реку участок берега со всеми строениями и церквами Печерского монастыря. Кремль также нередко страдал от оползней, особенно опасных в его северной части, заложенной на весьма неустойчивом обводненном косогоре берега Волги. Описи XVII века отмечают многочисленные разрушения стен и башен, образование промоин и «водороин». В конце XVIII века обе находившиеся здесь башни были разобраны, а стена заменена декоративной оградой, также переложенной в 1834 году и почти совершенно развалившейся к нашим дням. Оползни у Северной (1953) и Георгиевской (1955) башен напоминают о том, что земляные массы откосов далеко не всюду находятся в устойчивом равновесии и что достаточно небольшого нарушения рельефа или просто неправильной эксплуатации, чтобы привести их в движение.

На северной стороне кремля, задолго до его сооружения, грунт был смещен крупными оползнями, захватившими мощные пачки коренных пород, твердые мергели и мергельные глины перемешаны с более рыхлыми породами и растительной землей, заполнившей бывшие на этом месте когда-то овраги и промоины. В нижней части склона, где прежде стояла Зачатская башня, толщина насыпных слоев местами доходит до 11–13 м. Во время постройки кремля и на протяжении столетий поверхностные и грунтовые воды стекали вниз к кремлевской стене. Стены и башни – квадратная с воротами Зачатская и круглая Борисоглебская, стоявшие между Георгиевской и Белой, – постоянно подвергались деформациям, их не раз перестраивали, в XVIII веке окончательно разобрали, так что было забыто даже место, где они стояли.

Первые большие работы по ремонту кремля, сведения о которых дошли до нас, производились в 1620 году под руководством присланного из Москвы «городового дела подмастерья Первуши Данилова». Тогда было изменено внутреннее устройство Белой башни, уступы стены между ней и Георгиевской подперты контрфорсами, а в тех контрфорсах, которыми укрепляли Борисоглебскую башню, сделаны казематы с бойницами. Однако контрфорсы, по-видимому, не принесли пользы, и уже в 1646 году воевода Д. Лодыгин и дьяк Г. Патрикеев пишут о разрушении стены около Борисоглебской и Зачатской башен, о том, что «изнутри города загород из-за города скроз стену в город переходят люди…».

В смете С. Задорина 1651 года дана характеристика плачевного состояния этого участка кремля и неэффективности проведенных мероприятий: «И поделка той стены была из города, подложены были быки, и теми быками стене помочи ничего не зделано».

Тяжелое положение стены С. Задорин объясняет малым диаметром трубы, проложенной сквозь толщу прясла. Он предлагает расширить трубу, чтобы ее можно было прочищать, а восстанавливаемые участки стены поставить на сваи.

Во второй половине XVII века по кремлю составлялись сметы, описи и ходатайства на отпуск средств для ремонтов, но трудно установить, велись ли какие-либо работы на данном участке. В сохранившихся документах следующего, XVIII столетия констатируется лишь все более и более ухудшающееся состояние стен северных прясел. Так, в описи 1765 года сообщается, что Зачатская башня «от стены отстала на сажень и болше и против ее с городу стена упала и з башни многие зубцы свалились (башню сдвинуло, и ее внутренняя часть обрушилась. – С. А.)…до башни Борисоглебской по городовой стене семдесят пять сажень стена коя во многих местах развалилась сажени по две и по три и многие рваные места упали наземь другие наклонились к Волге реке и признаваетца что оная стена и вся вскоре рушитца…».

Когда в 1785 году екатерининские власти решили навести порядок в кремле, то его северные стены с Зачатской и Борисоглебской башнями попросту разобрали и заменили менее высокими стенами. Правда, в них строители выдержали прежнюю конструкцию, соблюдали старые размеры камня и кирпича, тщательно выполняли кладку. Но новый фундамент был заложен по контуру смещенных оползнем стен башни неглубоко, под ним остался неслежавшийся грунт и фрагменты древней деформированной кладки. Поэтому стена прожила недолго, и в 1833 году составляется проект перекладки всего подгорного участка на свайном основании. Новая кирпичная ограда толщиной 1,2 м и высотой 4–6 м была поставлена несколько севернее прежней на нетронутом грунте. По верху ее был устроен проход, поддерживавшийся арками. Башни заменены воротами в стене, место Зачатской башни занял «сход к Живоносному источнику», а около прежней Борисоглебской был устроен «Духовской пролаз». Стена 1833 года, постепенно разрушаясь, продержалась немногим более ста лет.

Зачатская башня

Подлинные фрагменты Зачатской башни стали видны только в 1961 году, когда обрушилась закрывавшая их кладка XVIII века. Обнаружился верх сводчатого прохода, ведущего из башни в печуру в толще крепостной стены, а над ним несколько белокаменных ступеней. После расчистки был раскрыт проход шириной 110 см в боевую печуру, из которой начиналась каменная лестница наверх. От нее сохранилось пять ступеней высотой 34–36 см и шириной по 27 см, что значительно круче обычных для кремля лестниц, а также кирпичная облицовка стены с остатками наклонного свода (рис. 48). В дальнейшем здесь же был найден белокаменный угол между башней и стеной, в котором кладка уцелела на высоту около 1 м на протяжении 9 м к Белой башне. В плане стена отошла от первоначального створа на 12–15 градусов, а массив башни был смещен с первоначального положения и подвинут на 4,5 м в сторону реки. Сдвиг произошел в конце XVII – первой половине XVIII века и не зафиксирован письменными источниками. При последующем восстановлении стена была заложена по направлению к смещенной башне. «Сход к Живоносному источнику» состоял из трех помещений, причем в среднем находились ворота, а две боковые караульные камеры имели окна, обрамленные белым камнем и имитирующие бойницы.

Расчищенные в настоящее время части помещений в стене прясла у юго-западного угла башни, которые принадлежали ее воротному ярусу, показывают, что внутреннюю планировку Зачатской башни можно реконструировать по типу Никольской. Однако в ней, как и в Ивановской башне, ниже ворот не было казематов подошвенного боя.

Борисоглебская башня

Древняя стена на прясле между Георгиевской и Борисоглебской башнями сохранилась на протяжении 110 м от Георгиевской башни. Конец ее упирался в массив, конструкция которого ясно читалась на западном торце. Он состоял из кирпичного щебня, уложенного слоями толщиной по 30–40 см, пролитого известковым раствором, который почти нигде не проникал до нижнего слоя; внутри массива оставались пустоты и сухая щебеночная засыпка. Все это подтверждало, что работа выполнялась в XIX веке, что это был контрфорс, подпиравший в продольном направлении оставшуюся часть прясла и основанный на древней кладке из белокаменных блоков и большемерного кирпича.

Дальше вдоль по склону ниже поверхности земли были раскрыты сильно деформированные остатки трех помещений, разделенных стенами из маломерного кирпича, а также фрагменты перекрывавших их сводов. В соответствии с планом 1842 года, подписанным полковником Стремоуховым, их можно считать «Духовским пролазом», который после расчистки и исследования пришлось разобрать при реставрационных работах 1966 года (рис. 49).

Ниже и дальше «пролаза» на расстоянии 160 м от Георгиевской башни была откопана крепостная стена с примыкающей к ней частью первого яруса Борисоглебской башни. Этот каменный массив высотой от 1,5 до 2,5 м (от древнего горизонта земли) был сдвинут на 4,5 м от прежнего положения, разорван сквозными трещинами и был заметно наклонен в сторону реки. Внутри массива находилась боевая печура, входившая в огневую защиту Борисоглебской башни, в ней целиком сохранились стены со всеми их характерными деталями на высоту пяты конусного свода. Белокаменный цоколь и части кирпичной облицовки, начинавшейся от одного ряда камня, определяют положение угла башни и толщину ее стен.

От всей северной части башни остались только следы опревшей бутовой кладки фундамента, но в южной половине сохранилась облицованная белым камнем стена круглого помещения нижнего яруса и ступени, ведущие из него наверх к выходу из башни в кремль.

Уровень пола хорошо виден по нижнему шву двух рядов белокаменной кладки, над которыми лежит кирпичная облицовка. Точный обмер кривой сохранившегося участка стены позволил определить положение центра окружности башни, установить размеры внутреннего помещения (шириной 6,7 м), а по положению наружного угла найти наружный диаметр башни на уровне земли, равный 15 м. К закругленной части с обеих сторон примыкали стены боевых печур.

Восточная половина башни была повреждена больше, и лишь незначительные фрагменты остались от находившейся в стене прясла боевой печуры.

Остатки башни и прилегающей к ним части прясла смещены со створа стены, идущей от Георгиевской башни, на 4,5 м вниз по склону горы и повернуты на 5–6 градусов относительно линии, которая соединяла Борисоглебскую и Зачатскую башни.

Восточная часть фундамента башни и примыкающей к ней стены оказались основанными на сваях. Это были хорошо заостренные дубовые колья диаметром 12–15 см и длиной несколько более 1,5 м, поставленные в шахматном порядке на расстоянии 20–30 см один от другого. Размеры свай вполне отвечают смете С. Задорина– «длиною по сажени, толщина в обрубе всякая свая по три вершка аршинных».

По размерам в плане Борисоглебская башня ближе всего подходит к круглым – Кладовой и Пороховой; толщина стен и расположение боевых печур в стенах прясла указывают на сходство внутренней планировки первого яруса всех трех башен. Но в отличие от двух других Борисоглебская башня находится на переломе направления соседних прясел, поэтому для ликвидации мертвого пространства в подошвенном бое была необходима боевая печура.

Почти невозможно установить, насколько сместилась башня вниз при катастрофическом сползании грунта, но первоначальную относительную разницу между уровнем земли по внутренней и наружной сторонам кремлевской стены определяет расчет возможной длины каменной лестницы, идущей вверх из яруса нижнего боя. Размеры ступеней в развалинах Борисоглебской башни были равны 28x34 см. В круглых башнях вход обычно располагался по средней оси. Ширина входной камеры определяется с учетом размера дверного проема, равного 1,2 м, что с добавлением притолок по полкирпича каждая дает минимальную ширину 1,5 м. Горизонтальное проложение лестницы позволяет разместить 8 ступеней по 34 см или 9 подъемов, общая высота которых – 2,5 м и составляет вероятное превышение уровней.

Подобно всем остальным круглым башням в Борисоглебской было четыре яруса. Второй ярус мог быть только аналогичен по планировке первому и так же, как и он, перекрыт купольным сводом (упомянутым в описи 1765 г.). Это определяет высоту яруса, которая сверху ограничена полом третьего яруса, находившимся на уровне боевого хода стены у башни. Выше боевого хода цилиндрический объем ее был срезан вертикальной плоскостью по линии стенки зубцов. Третий ярус имел более тонкие стены и плоское перекрытие, уложенное на обрез стены между третьим и четвертым ярусами. В верхнем бое по расчету размещаются 8 больших боевых окон по обращенной в поле части башни и 3 окна на ее внутренней стене. Таким образом, верхняя площадка была окружена 11 зубцами, которые и указаны в Писцовой книге.

Кровля Борисоглебской башни была шатровая, как изображено у Олеария. Величина полицы и шатра в плане определяется диаметром внутреннего обреза стен третьего яруса, на котором основывались стойки, державшие верхнюю обвязку, примененную в конструкциях Георгиевской башни.

Реконструкция внутренней планировки и расчет высотных размеров Борисоглебской башни показывают, что она была выстроена подобно остальным круглым башням Нижегородского кремля.

В настоящее время башня воссоздана в прежнем виде на том месте, где она стояла до смещения (рис. 50). Подлинные фрагменты древней башни остались внутри под сводами нового сооружения.

После воссоздания северной стены с Борисоглебской и Зачатской башнями вся линия кремлевских укреплений приобретет характер законченного сооружения, и вид кремля со стороны Волги будет отвечать первоначальному замыслу его гениального зодчего.

Деревянные конструкции Нижегордского кремля

Большинство русских средневековых укреплений начиная с глубокой древности и вплоть до XVIII века сооружались из дерева. Иноземцев удивляли высокие военно-оборонительные качества деревянных крепостей и мастерство, с каким их рубили русские плотники. Особенности рубленных из бревен конструкций позволяли широко применять сборное строительство, в том числе и постройку крепостей. Так, перед завоеванием Казанского ханства в зиму 1551 года были заготовлены на верхней Волге стены, башни, жилые дома и церкви Свияжска, весной сплавлены вниз по реке и цельным готовым городом поставлены на холме в 30 км от Казани. Таким же образом был возведен ряд крепостей во время Ливонской войны.

В своем историческом развитии древнерусское деревянное зодчество достигло высокого технического и художественного уровня, создало свои традиции, и мы вправе ждать применения тех же конструкций и приемов в деревянных частях, дополнявших в старину каменные сооружения Нижегородского кремля и других древних крепостей.

Деревянные конструкции кремля можно разделить на три вида: перекрытия в башнях, кровли на стенах и покрытия башен. Ярусы средних и верхнего боев башен разделялись плоскими перекрытиями на балках из бревен диаметром не менее 30 см, а там, где как в Ивановской башне пролет достигал 9 м, – 40 см.

Кровля, закрывающая зубцы и площадку боевого хода стены, была необходима не только для защиты находившихся на ней воинов, но и для предохранения каменных и кирпичных конструкций от воды. Сооружая кремль в суровых условиях континентального климата, строители покрыли и башни, и стены. Деревянная кровля на городской стене впервые упоминается в летописи 1531 года.

Описи XVII века отмечают на стенах тесовые кровли и поддерживавшие их кирпичные столбы сечением в 2X2 кирпича, которые стояли на парапете внутренней стороны стены. Документы того времени придают кровле большое значение, считая повреждение ее едва ли не основной причиной разрушений в кремле: «И по городу и по башням кровли свалились и по тем худым местам городу и башням поруха чинится большая».

Подлинные остатки древней кровли были найдены в 1955 году на прясле Ивановская – Часовая башни. В торцовой части зубца третьего уступа (считая от Ивановской башни) остался заделанный в кладку конец обгорелого мауэрлата. При уничтожении кровли и понижении зубцов в 1785–1790 годах он был обрезан и заложен кирпичом.

Обычно в древнерусских крепостях кровля над стеной устраивалась на два одинаковых ската, одну сторону ее опирали на зубцы, другую – на столбы равной им высоты. Такие покрытия стен древней формы и конструкции имеются, например, в Соловецком монастыре, Троице-Сергиевой лавре, в Ростовском кремле и ряде других крепостей.

При особой структуре башен несколько иной должна была быть кровля Нижегородского кремля. Очевидно, уровень примыкания верхних концов досок кровли к стене башни совпадал с коньком крыши над пряслом, который шел по краю зубцов прясла, как подсказывает органическая связь всех этих элементов. Таким образом, кровли всего кремля получают единый скат, который, не прерываясь, обходит все его стены. Односкатная кровля над стеной дополняется скатом, закрывающим зубцы, а положение конька определяет уровень гнезд для стропил. Перекрытые белокаменными блоками, они сохранились на внутренних стенах всех башен.

Кровля на стенах и башнях Нижегородского кремля неразрывно связана с архитектурой его каменных частей. Башни являются как бы выступами, вырастающими из плоскости стен, их внутренние помещения тесно соединены с казематами в стене. Шатровые покрытия башен дополняются кровлей, закрывающей стену, связывая все в единый ансамбль.

Древнерусские деревянные кровли из двух слоев теса с берестой между ними устраивались двух основных типов, которые могли применяться одновременно в одном сооружении. Доски прибивались к слегам, а концы их затесывались обычно в форме копья. Это был как бы ряд желобов, откуда лучше стекала вода, а свес кровли давал кружевную узорную тень на строгую гладь кирпичной стены.

Другой тип кровли не требует гвоздей – доски зажаты сверху охлупнем, а снизу «потоком», который уложен с уклоном вдоль здания и одновременно служит для отвода воды. Потоки поддерживаются крюками – «курицами» (на стволе молодой ели оставляют один из корней), врубленными в слеги, которые имеют опоры в торцах сооружения. Такая кровля более всего подходит для покрытия уступов кремлевских стен, сравнительно небольших по протяженности и выложенных наклонными рядами. Длинные 100-метровые плоскости деревянных кровель большинства прясел, как и короткие скаты, защищав шие зубцы, по-видимому, перекрывались первым способом.

О покрытиях кремлевских башен почти ничего нельзя почерпнуть из свидетельств современников. Так, в летописи 1540 года говорится: «Тогож году в июлии месяце в нижнем Нове граде была гроза великая… и погоре кровля на дмитровских воротах», а в Писцовой книге указана еще и форма кровли – «башня наугольная Ко-ромыслова верх шатром…» По гравюре Олеария в Нижегородском кремле они были не очень высокие, но довольно крутые: четырехугольные– на квадратных башнях (Ивановской, Георгиевской и За-чатской) и восьмигранные – на круглых (Белой, Борисоглебской и Северной). Георгиевская и, как можно расшифровать мысль художника, Тайницкая имели «чердаки для караулу» – сторожевые вышки, а надстройка на Часовой башне была ярусной формы.

Стропила шатра Георгиевской башни сохранились, как указывала надпись, вырезанная на флюгере, от ремонта 1785 года. Хотя при этом была уничтожена смотровая вышка, но основные стропильные конструкции повторены по древнему образцу: по внутреннему обрезу башенных стен уложена нижняя обвязка, на которой по четырем углам укреплены круглые стойки, несущие верхнюю обвязку, рубленную из трех-четырех венцов «в режь». Она образует раму, в которую упираются стропила.

Таким образом, над внутренним помещением башни был возведен крутой шатер, а ее толстые стены перекрыты пологими скатами – полицами. Все размеры деревянных частей полностью зависят от каменной основы башни – между каменными и деревянными частями сооружения устанавливается органическая связь. Почти так же была покрыта в 1833 году Коромыслова башня и, по-видимому, ту же систему имели остальные шатры кремля.

Благодаря тому что верх круглых башен в плане представляет собой круг с отрезанным сегментом, с некоторых видовых точек шатер смотрится как бы смещенным внутрь кремля. Чтобы при восстановлении покрытия это смещение сделать практически незаметным, центр шатра должен быть совмещен с центральной осью цилиндрической части башни.

Часовая башня

Значительно большую сложность, чем восстановление шатровых покрытий на башнях, представляла собой реконструкция деревянной надстройки Часовой башни (рис. 51). Необходимо было соблюсти единый для Нижегородского кремля принцип взаимосвязи деревянных и каменных частей башен и при этом применить формы и конструкции, традиционные для древнерусской архитектуры. Кроме того, что Часовая башня служила главным наблюдательным пунктом и, может быть, центром командования обороной крепости, была, как сообщает Писцовая книга (с. 8), «…на башне часовая изба рубленая, да на башне часы боевые, часы и колокол делан из государевы казны». Этому описанию соответствует и силуэт башни на гравюре Олеария: на более узкой, чем тело башни, надстройке поставлена вышка, где, очевидно, висели колокола для боя часов и сигнализации.

В 1807 году в башне произошел пожар, от которого стены ее распались на части, разделенные сквозными трещинами. Ремонт, производившийся через 20 лет, нельзя было назвать капитальным: трещины были только расшиты снаружи, а верх башни скреплен тремя железными обручами (рис. 52); поврежденный при пожаре купольный свод полностью разобран. К 1950-м годам башня, много лет стоявшая без покрытия, оказалась в тяжелом аварийном состоянии, так, например, в нижней части стен облицовка отстала на глубину до 1,5 м.

При реставрации башни первый ярус ее был освобожден от завалов земли, наружный контур стен укреплен железобетонным полукольцом, вновь выложен купольный свод, восстановлены обрушившиеся своды боевых печур и другие фрагменты поврежденной кладки, зубцы, а также деревянные перекрытия и верх башни с рубленой часовой избой.

При определении формы и размеров надстройки часовой избы, с одной стороны, были учтены конструктивные требования деревянного сооружения, с другой – возможности, заложенные в плане каменной башни. Угол между пряслами равен углу пятиугольника, поэтому в верхнем ярусе башни, куда выходят цилиндрические стены внутреннего помещения среднего боя, образуется небольшая треугольная опорная площадка. Только на нее и можно опереть угол часовой избы, единственно возможной формой которой оказывается пятигранный сруб.

Расположение граней пятерика отвечает наилучшей ориентации циферблатов по отношению к городской застройке. По-видимому, их было два: один – обращенный к центру кремля, где стояли соборы и съезжая изба, другой – в сторону пристаней и торговой площади Нижнего посада.

Высота сруба определялась габаритами древнего часового механизма, существенной частью которого были гири на длинных цепях, а также условиями хорошей видимости циферблатов. Покрытие часовой избы, судя по рисунку Олеария, было довольно плоским, для чего в соответствии с практикой древнерусского зодчества было устроено перекрытие со смещением внутрь редко расположенных горизонтальных венцов. Такая конструкция сохранилась, например, в деревянной церкви с. Холм Костромской области (1552),

Вышка, находившаяся на верху башни, должна была обеспечивать наблюдение за рекой и окружением кремля и посадов, а кроме того, предназначалась для размещения колоколов (рис. 53). Они были внесены в опись 1703 года: «…На городовой Часовой башне часы боевые и в тех часах 2 колокола перечаски да колокол часовой большой» [22]

[Закрыть]. Эта же опись содержит последнее известие о часах на башне. Можно думать, что после постройки в 1719 году высокой колокольни при Спасо-Преображенском соборе часы были перенесены туда.

Часовая башня. Проект восстановления «часовой избы» С. Л. Агафонова. РСНРПМ, 1954 г.

Упоминание о часах Часовой башни имеется в описи 1622 года – первой после длительного периода войн и разрухи начала века, когда об установке башенных часов нельзя было и думать. Следовательно, часы на башне были еще в XVI веке и, весьма вероятно, что место их на Часовой башне предусматривалось уже в период постройки кремля.

В те времена часовые механизмы были большой редкостью, и башенные часы обслуживали практически едва ли не все население города, были важным элементом городской жизни. Насколько серьезное значение им придавали, можно видеть хотя бы из того, что, несмотря на особые условия и чрезвычайную спешность постройки Свияжска, на башне его главных ворот были установлены часы. В соответствии с древнерусским исчислением времени циферблат был разделен на 17 частей, по числу часов наиболее продолжительного летнего дня, и так как жизнь людей старой Руси во многом зависела от светового дня, то они вели отдельный счет дневным и ночным часам. Забота о регулярной перестановке часов и правильности их хода была сложным делом и возлагалась на специального «часовника». В Нижегородском кремле изба его стояла тут же возле Часовой башни.

Для определения продолжительности дня и ночи существовали особые таблицы, их вырезали на деревянной дощечке и носили на поясе. Примерно каждые две недели в зависимости от времени года часы нужно было переставлять. Каменный циферблат, разделенный на 17 частей, можно видеть и сейчас на колокольне Рождественской Строгановской церкви в г. Горьком, там, где когда-то были часы, которые ремонтировал И. П. Кулибин. Очевидно, в Нижнем Новгороде вплоть до конца XVIII века считали часы так же, как, например, в Соликамске, где еще в 1780 году разделяли «часы дня и нощи: через час по разсвете был час дня; а когда совершенно смеркнется, то начинается час нощи».

Восстановить часовой механизм на Часовой башне необходимо для музея Нижегородского кремля. При этом может быть поставлен древний циферблат, подобный тому, какой был в XVII веке на Спасской башне Московского кремля.