Текст книги "Неспетая песнь дракона (СИ)"

Автор книги: Светлана Жданова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

«Ты можешь ненадолго оторваться и понаблюдать за моей женой, а не за моим дядей?»

«В такой ситуации я даже не знаю, кто из них опасней,»– ответил он Сериандрею и постарался как можно ближе подойти к Александрит, снова ставшей холодной и безжизненной.

Ниррану было даже физически больно смотреть на такую девушку. Все внутри буквально переворачивалось, так хотелось, чтобы она снова стала прежней – шумела, грозила страшными карами и обвиняла драконов во всяких глупостях, язвила и ругалась. А еще смеялась и смотрела так нежно-нежно, искренне любя приносить ту надежду, что от нее ждали Ледяные. И он.

«Стас идеален в своем деле. Мало кто не то что знает, а вообще догадывается об истинной силе и бездне этого дракона. Неприятно заглядывать в ее глаза. – Сери задумался, стоит ли спросить, видел ли ее отражение сам Нирран, но вместо этого обратился уже к дяде. – Стас, пригляди за Алекс. А то они там с Ниром вдвоем всех гостей нам поморозят и до заикания доведут.»

Наскоро заверив очередных прихвостней посольства, что находясь в чертогах они в полной безопасности, Станислав на скорости вертикального падения кинулся выполнять приказ. Встав сбоку от Алекс, он бегло оценил ситуацию с нервными послами, холодными взглядами драконьей части компании, особо задержав свой взгляд на глубоком декольте одной из присутствующих дам и обтянутой узкими штанами крепкой, рельефной заднице телохранителя. И только после этого обворожительно улыбнулся ровно настолько широко, чтобы понравиться как и леди, так и их сопровождающим.

И все снова как всегда – Стас дразнит Ниррана, тот сначала вяло отзывается, а потом его терпению приходит конец и он начинает бить словами в ответ. Вот только сам синекрылый дракон получает от этого почти извращенное удовольствие. Ощущая как в бывшем любовнике закипает кровь, как оживают глаза, начиная швырять громы и молнии, как презрительно кривятся губы, он радуется, что еще может извлекать чувства из этой остывающей оболочки того потрясающего мужчины, что когда-то удалось разглядеть. Иногда у Стаса возникало ощущение, что он подбрасывает сырые дрова в камин с закрытой тягой, в огонь, которому не суждено разгореться. Но продолжал всё так же дергать, задевать, продолжал заглядывать в эти ледяные глаза, принимаясь то соблазнять, то жестоко насмехаться. Лишь бы видеть чувства, лишь бы хоть ненадолго увидеть, как Нирран улыбается для него. Ну ведь Алекс он может отвечать радостью, оберегать ее, бояться за жизнь и здоровье своей девочки. Неужели Стас не достоин той… любви? Да хоть чего-то, чего-то кроме равнодушия.

Сам же Нирран только его и хотел… равнодушия. Однажды просто спокойно пройти мимо, не ища знакомого взгляда, не любуясь гибкой фигурой, не вспоминая как на этих ключицах, выставленных на показ в полураспахнутой рубашке, краснели его укусы и поцелуи. Нирран хотел забывать, как бывает больно, когда он уходит. Но для этого ему не хватало спокойствия и равнодушия. Лишь глаза научились подергиваться морозной пленкой по зеркалу.

Как-то так получилось, что в святая святых Ледяного клана такой любопытный и активный тип как Стас был впервые. Его интересовало сразу все, а кое-что и по отдельности. Синекрылый дракон успел засунуть свой нос куда только мог, а куда не мог – добирался и засовывал. Подобная непосредственность нового дракона весьма забавляла Ледяных, и они с удовольствием следили за ним и даже отвечали, когда золотисто-синий, носорогий Алауэн лез к ним с расспросами. Гораздо больше их удивляло поведение второго, уже знакомого Ниррана. Все привыкли к спокойствию телохранителя Александрит даже в самых сложных ситуациях. Все привыкли, что он может обнять ее и успокоить, что заражает своей уверенностью в силы девушки, что вот такой почти… ледяной. Но сейчас серебристые глаза его чутко следили за перемещением Станислава, то загораясь улыбкой, то беспокойством. Так мог бы вести себя близкий родич или наставник, но по крови они были слишком далеки, да и по меркам Алауэн младший вышел из ученического возраста. Драконы не могли ни видеть, как на аурах обоих переливаются кровью раны друг от друга, как полнятся души болью. И тем контрастней казалась особая затаенная нежность, что была меж ними.

Не будь они одного пола, поздравили бы с обретением пары, а так…

– Нир'Рани [3]3
  Нир'Рани – у драконов клана Алауэн нет так называемых истинных имен. Но чаще всего их имена что-то значат и если это близнецы Ту, то состоят из двух слов. Нир – переводится как «свет», Рани – «поющий». В этом случае такое обращение – подчеркнуто уважительное, хотя и коверкает некоторое имяпостроение и правила такового. Имя Стаса в такой раскладке звучало бы как Стан'Слав.


[Закрыть], кто это? – все же решился спросить самый смелый.

– Близнец матери Сериандрэя. Он всегда такой, не обращайте внимания. Если будет сильно раздражать, разрешаю дать хвостом по голове.

Ледяной пригнул голову практически к полу, и какое-то время рассматривал человеческую оболочку Ниррана. Тот ответил косым взглядом, прекрасно понимая, чего на самом деле хочет от него будущий счастливый отец и уже далеко не полумертвый дракон. Поэтому лишь на несколько мгновений приоткрыл перед ним то, что долго скрывал даже от себя, затапливая болью, лаской, обреченностью, страстью, тоской и мукой, сладкой мукой понимания.

«Он – моё всё. Всё, чего не будет.»

Ледяной широко раскрыл глаза, с удивлением смотря на Ниррана. Тот же только горше искривил губы, привычно удерживая чувства где-то под драконьей броней. Вот только Стас как гончая научился улавливать аромат его боли.

– Кто это тут такой беленький и нещипаный? – ощерился он в «приветственной» улыбке. – О чем так задушевно беседуете?

Хлопнув крыльями, ледяной предпочел держаться от этих полоумных Алауэн подальше, заранее планируя, что своего ребенка в здравом уме ни к кому из них не подпустит. Дурное племя, не зря от Теге'Одени пошло! Что один в человека влюбился, что внук его… с ума все посходили!

– Это ты его так напугал или я? – озадачился Станислав.

Нирран же медленно выдохнул, одновременно борясь с желанием дернуть этого обнаглевшего типа за хвост и прижаться к его синей чешуе.

– Чем ты мог напугать ледяного? Разве что сказать, будто он тебе приглянулся.

– Ой нет, с меня и одной такой ледышки в постели хватило! Чуть задницу себе не отморозил!

– А ты ее не подставляй кому не надо, благодарный наш!

– Кто-то должен был стать жертвенным агнцем, – поднял к потолку желтые глаза большой синий дракон, совсем не напоминающий скромную овечку. Затем охнул и тут же перекинулся в облик человека. – Что это?

На лице его отражался сразу целый сонм эмоций, так же как играли отсветы небесных огней, отраженных от полупрозрачного купола потолка. Тысячи, миллионы маленьких трещинок создавали целые картины не только внутри толщи льда, но и фата-морганы из целых сюжетных зарисовок. Вот первые драконы приходят в новый, чистый и еще совсем наивный мир, вот радость от первого рожденного здесь ребенка, а чуть дальше внезапная война, породившая первого Ледяного. И снова Мир, снова небо и упоенное чувство свободы, ложащиеся под крылья. Первые люди, такие несерьезные и беззащитные. Первый раскол мира. И бесконечное чувство любви, когда на свет появляется новая жизнь!

– Как это прекрасно, – задыхаясь от нахлынувших эмоций шептал Станислав.

Стоящий за его спиной Нирран тоже задыхался от увиденного, только все так же не отрывая взгляда от своего дракона. И почти чувствуя как с того спадают грязные лохмотья щитов и брони, как крошится кровавая корка на душе, как расцветает аура. [4]4
  Все мы помним, что «Влюбленный дракон – то еще зрелище для того, кто видит ауру». Правда вряд ли Нирран знал, что когда-то Стас и Стася изобрели заклинание, чтобы скрывать подобное вот проявление. Было это в те времена, когда она мотала нервы влюбленному Бальтазару без прав законной жены, а так, от любви к искусству и неких обстоятельств.


[Закрыть]Красивый, какой же он красивый, не мог оторваться от этого зрелища сероглазый.

Отвернувшись, он потер лицо руками, заставляя собственные мысли и чувства перестать уподобляться сумасбродному Сериандрэю, с этими его «только моё» и прочими эгоистичными порывами. Хватить и того, что накануне вечером сделал внушение всем тем, кто положил взгляд на Станислава и с удовольствием лег бы с ним сам. И пусть Нирран прекрасно знал о его непостоянном, распущенном характере, но слишком хорошо помнил, что было, когда этот дракон проводи свои ночи в компании под носом у бывшего любовника. Обычно в таких случаях Нирран старался исчезнуть куда-нибудь подальше и уже там вымешать свою злость и боль.

– Купол не разнеси, – одернул он увлекшегося синего дракона, чей хвост вилял как у очень радостного пса.

– Ранис, чего ты дергаешься? – Станислав ненадолго обернулся и как-то по-особому светло улыбнулся, напоминая пьяного. – Думаешь, им будет жалко, если я просто посмотрю? Или обидно, что сам не додумался глянуть?

Пришлось снова закрывать лицо руками и даже отворачиваться, чтобы подошедшая Александрит не видела всех тех эмоций, что просто раздирали его душу. Простое имя, вроде бы даже не его, вроде бы ничего не значит, но почему-то от него хочется умереть, хочется подняться высоко-высоко и, сложив крылья, разбиться об этот сияющий купол. Чтобы никогда больше не слышать, не помнить, не чувствовать. В последний раз это имя звучало где-то там, в одной из комнат Чертогов, из уст опьяненного удовольствием желтоглазого дракона вперемешку со стонами и криками. Стас больше никогда не звал так Ниррана, словно приняв негласный запрет. И сейчас… так буднично и легко.

Хорошо хоть Алекс вовремя отвлекла, не дав отвесить этому одурманенному дракону подзатыльник, а то Нирран был уже готов к такому повороту событий. И из его фантазий эта была самой приличной.

В это время сам Станислав просто не мог реагировать нормально, едва находя в себе силы дышать от восхищения и лютой, отчаянной зависти к тому, кто смог создать своей песней подобное. К тому, кто мог так петь о своей боли, любви и надежде. Мир кружился вокруг него сотней красок и звуков, заключенных в лед. Нет, Стас видел не больше, чем другие. Он слышал больше, слышал каждый оттенок, каждую ноту и каждое чувство, раскладывал их на составляющие и пытался распробовать кончиком языка. Как в наркотическом дурмане, он тянулся за тем, чего нет и не будет у него, за той хрупкой, но такой сильной надеждой, звучащей в песне другого дракона, обретающего свой собственный мир и семью, познающего любовь!

И когда Нирран буквально за шкирку потащил его прочь из-под купола, Стас начал сопротивляться. Ему хотелось еще немного, еще чуть-чуть, хотя бы мгновенье погреться в этом зареве чужого счастья. Написаться им с запасом, так чтобы когда становится особо плохо и больно, напоминать, что оно вообще есть, пусть не у него и для него, но многие познают и многие любят, счастливы, необходимы. Чтобы просто знать, что такое есть, и вовсе не бред его воспаленного от неудач разума.

И сейчас, смотря на такого знакомого, такого взъерошенного и холодного Ниррана, он чувствовал, как у него заново отбирается с трудом собранное тепло, как рушатся надежды. Такое жестокое напоминание, что он не нужен. Возможно, не будь они рядом, погибни они друг для друга, это безумие и прошло бы, отзываясь в сердце лишь сожалением и светлой грустью. Но они как завороженные каждый раз замирали у этого кривого зеркала, вглядываясь в глаза друг друга, подпитываясь чужой болью, чужой страстью и ошибками. Они резались об эти острые грани стекла, разбитого собственными руками, заливая все вокруг ядовитыми каплями крови, размазывая ее по друг другу и ненавидя за это. Один дракон испугался и не осмелился, снова сбегая. Второй дракон не поверил и оттолкнул, прячась в привычный холод. Раз дракон. Два дракон.

Откинув от себя руку Ниррана, Станислав зашипел:

– Оставь меня в покое, я сам решу, что мне делать!

– Мальчик наигрался в телохранителя? Хотя да, о чем это я, ответственность незнакомое для тебя слово!

– А у тебя в лексиконе другие есть? Да и вообще в жизни кроме этой ответственности? Кому она нужна? Алекс? Да не смешите меня, для защиты у нее есть кровники и целый клан!

– У твоей сестры тоже муж и дети есть, а ты до сих пор от нее отойти не можешь. Так что не тебе меня судить!

– У моей сестры есть муж и дети, я приложил все свои силы, чтобы было так и чтобы она была счастлива! А где твой брат? Какой из тебя после этого телохранитель, когда ты…

Удар у Ниррана был сильный, хорошо поставленный и сдобренный всем гневом и недовольством, так давно кипевшими под крышкой из спокойствия и безразличия. Стас сплюнул на снег кровь и зло усмехнулся. Когда драконы были против драки? Оба били так, словно действительно хотели уничтожить, стереть противника со света, расплатившись его жизнью за свою боль. Без жалости и сострадания. До отбитых внутренностей и сломанных ребер, так, чтобы полностью насладиться своими растоптанными чувствами и желаниями.

В какой-то момент, вынырнув из этой агонии, старший из них понял, что золотистые, солнечные глаза противника начали закатываться, а он сам медленно оседать на снег. А в его собственных руках сжимается цепь, обмотанная на шее Стаса. Пока разум цепенел от ужаса, тело само освободило дракона от пут и медленно опустило на бархан. Посадив его себе на колени, Нирран осторожно придерживая мужчину за плечи, заставил того откинуть голову, а затем громко и на пределе своих сил приказал:

– ДЫШИ!

Кровь в венах Стаса побежала быстрей, вспоминая десятков общих родичей и тех, что был общим, признавая Ниррана старшим над собой. Легкие расширились, наполняясь воздухом и кровью, тут же сплюнутой на выдохе.

Безошибочно найдя поврежденное место, сероглазый дракон положил на него руку, и в раненное тело тут же полилась целительная энергия.

– Откуда ты знаешь это заклинание? – осипшим голосом спросил Стас, все так же мягкой куклой лежа в чужих руках.

– Не ты один у нас такой умный. Заткнись и не мешай.

– А ты руку чуть пониже опусти, и я вообще стану тихим и ласковым.

– Придурок озабоченный, – улыбнулся Нирран, утыкаясь носом в темную макушку. – Никогда больше так не делай, Стас. Я же действительно мог убить тебя.

Запрокинув голову, Станислав сначала потерся лбом о подбородок, а потом коснулся носом щеки такого всегда холодного, взвешенного дракона. Он не злился, не обвинял, зная, что сам виноват, что перешел черту, заранее предугадывая, что Нирран выйдет из себя. Это была такая знакомая, темная, всепоглощающая страсть, с которой можно любить, а можно убивать.

TANATOS… [5]5
  Но есть Драконы, что выбирают особый вид любви – ТАНАТОС.
  И этот TANATOS – есть любовь и страсть к разрушению. И в этом она подобна миссии Шивы.
  Это – особая власть отнюдь не зла, но разрушения и уничтожения, а следовательно – той стороны, что почему-то зовут темной, и что предшествует любому новому рождению.
  И что, почему-то, редко вспоминают как настоящую любовь…
(Ян Словик «Трактат о драконах». Ч. 2, п. 69)

[Закрыть]

И это тоже – любовь.

– Ну и что? Ранис…

Разжав руки, Нирран посмотрел на свалившегося в снег дракона долгим немигающим взглядом. В темно-каштановых волосах его блестел снег, делая их еще больше похожими.

– Что? Я. Не хочу. Больше. Убивать.

«Тех, кто мне дорог.»

Несказанные слова повисли в воздухе, словно отравляя его. И всё перемирие резко закончилось.

Оставляя за собой горечь и серебряные браслеты, соединенные тонкой цепью.

После всего произошедшего за этот день в груди обоих стало как-то до невыносимости пусто, словно вся ненависть, что они породили, ушла как гнойный нарыв, оставив за собой воспаленную складку и возможность рецидива. Пока же…

Пока Стас смотрел в окно, на залитую огнями долину под Чертогами. Рядом, позвякивая цепочкой, разжигал камин его бывший враг и любовник. И было им вместе не так уж и плохо, просто еще немного саднило сердце, еще неслышно плакала душа, еще темнела бездна в глазах. Спокойно… впервые за столько лет им было действительно спокойно.

Задвинув решетку, Нирран еще какое-то время смотрел на игру пламени. Потом медленно встал и, приблизившись к замершему у окна дракону, осторожно обнял его за талию. Глубоко вздохнув, Станислав сразу как-то расслабился и откинул голову назад. Его губ едва ощутимо коснулись другие, привыкшие тонко сжиматься, но все ещё не забывшие вкус друг друга. Пальцы провели по виску, ощущая под собой бьющуюся жилку. И снова, как всегда, так знакомо, золотые глаза напротив серебряных, но уже не прикрываясь насмешками и холодностью. Просто смотреть, пока не начнет кружиться голова, пока не растворишься в этой зыбкой глубине, не прочувствуешь, не поймешь. Зачем говорить, когда напротив кривое зеркало твоей собственной души, когда в вытянутых зрачках напротив отражается твое лицо и твоя бездна, твоя боль… и твоя любовь. Проскользить подушечками пальцев по щеке, коснуться кончиком языка уголка губ. Маленькая нежность, которая дороже больших весомых слов.

Развернувшись в мягких, но таких сильных объятьях, Стас уткнулся своим лбом в лоб Ниррана и они еще долго стояли так, не в силах хоть на мгновенье разорвать своих взглядов, поцелуев душ. Руки осторожно, с бережной нежностью гладили такие знакомые, такие родные черты, пробегая пальцами по скулам, подбородку и шее, путаясь в волосах, чуть массируя затылок и шею, а затем оглаживая мышцы спины или с легким нажимом проводя по позвоночнику. Ожившая, требующая движения память, стонущая в исступлении жажда.

Быть рядом, откинув все споры и недомолвки, всю броню и оружие. Такие как есть, рядом с тем от кого не надо прятаться или защищаться. Просто смотреть в глаза напротив и улыбаться сердцем.

– Ранис… Рани…

– Тш-ш-ш, – прошипели в ответ, едва касаясь губ. – Совсем мы изранили, иссушили друг друга. Не думай об этом, Стас. Просто побудь со мной.

– Я всегда с тобой. Мой кусачий Ранис…

Нирран улыбнулся, едва заметно растягивая губы, так по настоящему и так бесценно для того, кому эта улыбка предназначалась. И нагнувшись, прикусил кожу на шее, тут же зализывая ее и с наслаждением слыша, как довольно шипит Станислав.

– Я так скучал по тебе. Так скучал…

* * *

Ощутив прикосновение, он поднял голову и посмотрел на сестру, зябко кутающуюся в шаль.

– Долго еще ты будешь здесь сидеть? Он не вернется.

– Знаю. Я просто еще не готов. Сейчас построю из себя принцессу, от которой даже дракон сбежал, и вернусь к вам. И всё будет как всегда.

– Чудо ты мое бедовое!

Сев на корточки рядом с братом, Станислава прижала к своему плечу его голову и начала перебирать короткие темные волосы.

– Ну и ради чего? Вы же… вы же дышать друг без друга не можете!

– Поэтому и отпускаем. Чтобы не задохнуться. Поодиночке мы с этим справимся, вместе – нет.

– А я надеялась, что вы наконец помирились.

– Мы и не сорились. Просто испугались. Испугались того, с какой скоростью прирастаем друг к другу, как переплетаемся, как тонем. Знаешь, нельзя же быть настолько похожими!

– Да почему нельзя?! – разозлилась Станислава. – Подожди, это из-за того что вы оба мужики, что ли?

– Два пустых кувшина друг из друга не наполнить. И две боли выносить вообще невозможно! Мы друг друга повыжгли, чуть до донышка не уничтожили. – Коснувшись лица сестры, он вздохну, – Стась, так действительно лучше. У каждого будет свой шанс начать жить заново, и на двоих это больше ничего. Просто… теперь кроме всех остальных, друг у друга будем мы. Пусть далеко, пусть не так, но будем.

Стас провел пальцами по серебряному браслету и улыбнулся.

– Кстати, я твой шарф нашел.

23 марта 2013, 6:45