Текст книги "Целительница: на грани (СИ)"

Автор книги: Светлана Воропаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Может, пару задач я и смогу передать, но в целом…

– Тебе кажется, что ты знаешь всё лучше других, что делаешь быстрее и всё такое прочее?

– Да, кажется.

– Есть несколько неоспоримых фактов, которые нужно принять безоговорочно. Принять – и всё. Первое: на всё тебя не хватит. Второе: ошибки у подчинённых будут, без них невозможно обучение чему-то новому.

– Я не могу себе позволить ошибки.

– В этом твоя проблема. Ты не можешь, но они будут. Представь, что Ваня умеет говорить и вдруг заявляет нам: я не могу есть сам, рука плохо держит ложку, всё вываливается, давайте вы всю жизнь будете меня кормить, у вас это прекрасно получается.

– Милый, ну что у тебя за сравнения?!

– Прекрасный простой и показательный пример. С сотрудниками так же. Неважно, чему ты обучаешься: самостоятельно есть, водить машину, писать письма, рисовать презентации или руководить людьми – ошибки будут. Это нормально. Ненормально не делать работу над ошибками или не делать чего-то нового вовсе, боясь этих ошибок. Даже Моцарт при всей своей гениальности обучался музыке. Достаточный аргумент?

– Весомый, – усмехнулась Вика, пока ещё не выйдя из задумчивого состояния.

– Посмотри, каких высот ты добилась за последний год. Это достойно, а ты всё ищешь в себе недостатки. Хотя это прекрасное качество. Только измени вектор. Не ищи недостатки. Ищи пути развития. Совсем иная история. Помнишь свои задачи? Можем разобрать, что лучше делегировать, а что продолжать делать самой.

– Не помню все, но они записаны в телефоне. И да, хочу, милый, посмотреть их с тобой.

– Давай бокал, под шампанское пойдёт быстрее, – улыбнулся Поспелов, откупоривая новую бутылку.

***

Пятницкая зашла в бутик, заинтересовавшись лиловым кошельком «Фурла» в витрине. Виктор остался на улице доедать мороженое в рожке.

Это был именно такой кошелёк, какой Вика давно хотела, и она уже собиралась сообщить продавцу, что готова купить его, но тут почувствовала взгляд в спину и обернулась.

Михайлов неспешно подошёл к ней, не отрывая взгляда.

– Устроили себе шопинг? – не здороваясь, спросил он с неким укором. – Тимофей позавчера умер.

Виктория натянулась как струна от напряжения, но после пары глубоких вздохов с видимым спокойствием сказала:

– Я знаю.

Вдруг она ощутила лёгкий порыв ветра – и кто-то взял её за руку. Она посмотрела в ту сторону. Это был Тимофей. Он сжал своей ладошкой её ладонь, словно говоря: я с тобой, не волнуйся.

– Как же так, Виктория? Тем более, если вы знаете. Странно встретить вас здесь.

– Вы тоже не на похоронах.

– Я не творю чудеса, как вы. Я уже помог той семье, как мог.

Тимофей снова сжал руку Вики, и та посмотрела на него.

– Скажи ему, пусть передаст папе, что я не обижаюсь на него за то, что было, и верю, что он сможет победить свою слабость.

Пятницкая молчала.

– Скажи, это важно.

Виктория на мгновение прикрыла глаза, выдохнула и передала слова мальчика слово в слово.

– Виктория, вы бредите, – лишь бросил в ответ Иван. – Не спасли ребёнка, так ещё несёте какую-то чушь. Я вам поверил!

– Не смейте так разговаривать с моей женой, – одёрнул Михайлова подошедший Виктор. – Вы не знаете ничего о её жизни.

– Отчего же?! – с пафосом выпалил Иван. – Уже навёл справки. Девочка, которой вдруг повезло попасть под ваше крылышко и перейти в крупный банк. А потом Краснов. Не ревнуете свою жену? Очень неоднозначная о ней информация в массах.

– Не вам судить, прощайте. Вика, пойдём.

Поспелов, как будто чувствуя присутствие мальчика, взял Пятницкую за свободную руку и потянул к выходу. Но Тимофей задержал её:

– Не бойся, всё образуется. Только передай Ивану ещё одну весть. Они говорят, что это важно.

И Вика снова повторила слова Тимофея:

– Кирюше нельзя садиться во вторник в белую машину. Будет авария. Если он попадёт в неё, то не выживет.

Михайлов ничего не ответил, но нахмурился ещё больше. Виктор же настойчиво потянул жену к выходу.

– Пойдём посидим где-нибудь, выпьем вина, – сказал он, когда они вышли из магазина.

– Угу, – отозвалась Виктория. – Только Тимофей здесь. Держит меня за другую руку.

– Ну, пусть идёт с нами, – как бы между делом предложил Поспелов и снова потянул жену за руку. – Или ты хочешь продолжить разговор с Михайловым?

Пятницкая помотала головой и последовала за мужем.

– Я ненадолго, – сказал Тимофей, присаживаясь вместе с Виктором и Викторией за небольшой столик в уличном кафе в тихом переулке.

– Может, сядешь рядом с Виктором? – предложила ему Вика. – Так людям будет казаться, что я разговариваю с мужем, а не с пустым стулом.

– Говори со мной мысленно. Я услышу тебя, а ты – меня. Только думай в этот момент, что ты говоришь именно для меня.

«Хорошо», – подумала Пятницкая, обращая мысль к мальчику. В её голове немного звенело.

«Видишь, это просто», – тоже подумал он.

– Я сейчас поговорю с Тимофеем и вернусь к тебе, милый, – пояснила Вика и словно ушла в свои мысли, уставившись на соседний стул.

– Ни в чём себе не отказывай, – запросто бросил Виктор, махнув на всё рукой.

И на этот жест тут же откликнулся официант.

– Два бокала вальполичеллы, – не растерялся Виктор. – Да, это вполне подойдёт, – сверился он с меню.

– Я приду сегодня ночью, – сообщил Пятницкой Тимофей. – Не пугайся.

– Сегодня? – смутилась Вика.

– Да, хочу показать тебе четвёртый план бытия. Не переживай. На земле пройдёт всего пара мгновений. Никто и не заметит твоего отсутствия.

– Я почти в отпуске. Может, дождёмся моего возвращения в Москву?

– Там у тебя и без того много дел, – улыбнулся Тимофей.

– Кажется, у меня нет выбора.

– Нет, – снова улыбнулся мальчик. – Они сказали, что пора.

– Они? – не поняла Виктория.

– Они, – повторил он. – Ты сама их увидишь, когда будешь готова. Пока рано, раз это недоступно тебе.

Вдруг Тимофей посерьёзнел и сказал:

– Я благодарен тебе за то, что ты приняла мой выбор уйти. Мне хорошо сейчас. Помни об этом, особенно если кто-то станет убеждать тебя в обратном.

– Ладно, – кивнула Вика, и мальчик исчез.

Пятницкая вернулась в реальность и придвинула к себе бокал с красным вином.

– Как всё синхронно у тебя происходит, – загадочно улыбнулся муж.

– О чём ты?

– О твоём повышении, – вновь с улыбкой ответил Поспелов.

– То есть?

– Ты стала руководителем в реальном мире, постигаешь новые для себя знания и, кажется, получила повышение в своей мистической реальности, или как это ещё можно назвать. Теперь ты способна общаться с духами. Что же будет дальше?

– Тебя это не смущает? – удивилась Пятницкая.

– Я изначально знал, что ты ведьма, – усмехнулся он и почти залпом осушил бокал вина.

– Я не ведьма, – запротестовала Вика.

– Волшебница моя, – поправил себя Виктор.

– Уже лучше, – улыбнулась Пятницкая. А потом серьёзно добавила: – Мне кажется, с каждым днём я люблю тебя всё больше.

– Мне приятно это слышать, – учтиво кивнул головой Поспелов.

– Нет, не так! – по-доброму возмутилась она. – По законам жанра теперь ты тоже должен признаться мне в любви.

– Не понимаю, о чём ты. Что за законы?

– Что?!

– Мы справимся, – вдруг серьёзно сказал Виктор. – Даже если Михайлов как-то подставит тебя по работе.

– Ты думаешь? – ужаснулась она.

– Да, – кивнул Виктор. – Предчувствую, что такое возможно.

– Ох, на фоне изменений у тебя…

– Поэтому и говорю, что мы справимся. Если что, на год безбедной жизни нам точно хватит, поэтому не переживай, если я окажусь прав. Я оформил тебе доступ к моим счетам и вкладам в ГорБанке.

– Зачем? – искренне удивилась Пятницкая.

– На всякий случай.

– Что может произойти?

– Просто оформил. Считай это высшей степенью моего доверия.

– Я и не сомневалась в твоём доверии.

– И в остальном тогда не сомневайся.

– Хорошо, милый.

– Если бы, ведь всё равно будешь переживать из-за своей работы, – несколько грустно добавил Виктор.

– Буду, – улыбнулась Вика.

– Знаю, – снова улыбнулся он и наконец-таки признался: – Я тоже тебя люблю. А ещё я думаю, что зря дал тебе столько времени на раздумья. Чем раньше ты определишься, кто ты – целительница или банковская служащая, тем будет проще. В первую очередь проще тебе. Впрочем, я обещал тебя не торопить – три месяца и ни днём больше. Так что умолкаю.

– Да. Лучше расскажи мне о своей любви ко мне.

– А что тут говорить? Люблю и всё, – улыбнулся он и позвал официанта, чтобы заказать ещё вина.

***

Вика осознала себя сидящей на кровати. Рядом был Тимофей.

– Я сплю? – не понимая, спросила она.

– А какая разница? – улыбнулся мальчик. И серьёзно добавил: – Нам пора. Помнишь путь к источнику божественной энергии?

– Да, – ответила Вика.

– Тогда полетели вместе. Придумай нам с тобой шар, в котором мы полетим. Только не спеши, мы отклонимся от маршрута, когда будет нужно.

– Хорошо! – согласилась Пятницкая.

В этот раз шар, который она представила, был бледно-жёлтым. Виктория и Тимофей удобно расположились внутри. Они поднимались всё выше и выше: над славным городом Верона, над Италией и планетой Земля. Когда они вылетели за пределы атмосферы, Тимофей попросил чуть задержаться.

– Правда красиво? – спросил он, смотря на Землю. – Это то, что мы, духи, видим, когда покидаем тело и переносимся домой. Чувствуешь, какое тут единство со всем сущим, как здесь спокойно и легко?

Виктория впервые любовалась Землёй из космоса. Ей было спокойно. Ей было легко. Это зрелище было невероятно красивым. Оно и правда ошеломляло. А вот единства со всем сущим она не чувствовала.

– Значит, ещё не время, – успокоил её мальчик, взяв на мгновение за руку и потянув за собой.

Они вновь полетели – всё дальше и дальше за пределы галактики, туда, где уже не было звёзд.

Вспыхнул свет и погас. Тимофей попросил Пятницкую максимально замедлиться и направить шар в центр очередной вспышки.

Мгновение спустя Вика осознала себя сидящей на небольшом кресле в помещении, залитом солнечным светом. Она встряхнула головой и поняла, что находится в каком-то маленьком, почти сказочном, домике. Повинуясь импульсу, она выглянула в окно. Этот уютный домик находился на дереве.

– Я ушёл ребёнком, и во мне сохранилось много детства.

Своими словами Тимофей вернул Викторию из собственных мыслей.

– Мне хотелось жить в доме на дереве. Это мой четвёртый план бытия, – объяснил он.

– Здорово! – похвалила Пятницкая. – Ты здесь один?

– Нет, – улыбнулся Тимофей. – Я уже видел бабушку и деда со стороны мамы. Родители отца ещё живы. Видел прабабушек и прадедушек. Ещё не знакомился с нашим родом, не спешу с впечатлениями, хотя это возможно.

– Возможно пообщаться с теми из рода, кто уже ушёл?

– Ага, со всеми, – подтвердил Тимофей.

– Прямо совсем со всеми?!

– Да. Что тебя удивляет? Здесь все живут. Живут так, как им нравится. Одиноко или объединяясь, придумывая собственные города или уединённые лесные поселения. Здесь возможно всё. Нет времени, расстояний и ограничений в пространстве. Здесь уважают волю того или иного существа. Если бы я не пожелал общаться с родственниками, они бы не настаивали, спокойно ожидая моего согласия. Некуда спешить.

– Как тебе живётся здесь?

– Так! – улыбнулся Тимофей.

Виктория вдруг увидела перед собой интересного старца, а потом улыбчивого юношу и снова мальчика.

– Я могу быть любым, – растолковал он. – Но пока мне привычнее быть мальчиком. Я свободен. И мне хорошо. Я знаю, что мои родители тоже однажды будут здесь и мы встретимся. И сможем быть вместе столько, сколько нам будет нужно. Третий план дуален. Ты чувствуешь там, что существует хорошее и плохое, правда и неправда. Здесь мы освобождены от этого. Нет излишних биений.

– То есть толком нет эмоций? – переспросила Виктория.

– Неверное сравнение, потому что ты пока ещё на третьем плане и оттуда сложно до конца постичь суть четвёртого плана бытия. Это как быть здоровым и больным. На третьем плане люди болеют эмоциями, то впадая в горячку, то входя в ремиссию. А мы, духи, не болеем ими.

– А зачем всё это? Зачем мы живём на третьем плане, если есть такой прекрасный четвёртый план бытия? – не поняла Вика.

– Это интересно.

– Боль и страдания интересны?

– Зачем двадцать два здоровяка, обливаясь потом, бегают за единственным мячом, а миллионы людей на это смотрят? Ты мыслишь дуально: плохо или хорошо. А если убрать дуальность, то смысл в том, чтобы ощутить и познать всю палитру эмоций.

– Но ты же ещё не познал всё? Ты рано ушёл.

– Я – нет, не познал, а душа, частью которой я являюсь, до сих пор постигает. Я уже сделал свой вклад в общее дело. Кстати, я могу наблюдать за тем, что происходит на Земле. Я знаю, что было, общаясь с духами, которые были воплощены до меня, и я знаю в некотором роде будущее, так как душа знает изначальный замысел нашего бытия.

– Как было с сыном Ивана? Ты можешь подсказывать?

– Нет, про сына Ивана я ничего не знал. Они попросили меня сказать тебе. Я тебе говорил, помнишь? И они попросили показать тебе четвёртый план бытия, чтобы ты увидела, что происходит после смерти. Ты потом, когда сама их увидишь, всё поймёшь. Я же знаю, какой вариант событий наиболее вероятен из той точки, где ты сейчас во времени и по событиям на Земле, и чего лучше избежать, если оно не по прямой судьбе. Однако то, что ты понимаешь под будущим, и то, что понимаю я, – это не совсем единые понятия. Поэтому и говорю о некоем наиболее возможном варианте. Я больше знаю, какие ощущения и эмоции тебе придётся испытать, а декорации, в которых ты их будешь постигать, могут быть различны, допустимы развилки по событиям.

– Как это?

– Ты можешь постигать боль утраты через то, что произошло со мной, а можешь через потерю близкого человека. Разные пути достижения одной цели.

– Я не совсем понимаю. Наверное, ты сейчас скажешь про различия между третьим и четвёртым планами бытия.

– Ты сама уже это сказала, – улыбнулся мальчик.

– И всё же. Ты сделал своё дело, получил некий опыт. И твои родители тоже сейчас получают опыт утраты близкого. Так зачем мне или кому-то ещё это делать?

– Мы получаем разные оттенки эмоции, чтобы в итоге собрать полный спектр. Люди и очень похожи, и очень различны одновременно. Каждый из нас может осознать то, что не поняли другие, и передать свои знания потомкам.

– Как? Вот ты же уже умер. У тебя не было детей.

– Я – часть рода и часть души. Мои знания теперь хранятся в генах рода и активируются, когда придёт время.

– Получается, каждый важен.

– Безусловно.

– Хотелось бы мне в это верить, а не просто понимать на словах.

– Однажды…

– Надеюсь, – грустно улыбнулась Вика и очнулась в своей кровати, словно всё было сном.

Она встала и подошла к окну. В бокале ещё были остатки шампанского. Она допила.

– Возвращайся, милая, – усмехнулся Виктор. – Завтра купим новую бутылку. Без пузырьков совсем не то.

– Не то, – согласилась Вика. – Я ещё посижу. Хочу посмотреть на луну.

– Одна?

– Лучше да.

– Вот и хорошо, а то я хочу спать.

– Спи, любимый.

Глава 11

Краснов позвонил Пятницкой в понедельник чуть позже шести, когда она собиралась выходить на встречу к Анне.

– Привет! Можешь позвонить Михайлову? Не получается с ним связаться. Ждали сегодня от него человека с документами на открытие счетов. Никто не приехал.

– Привет! Боюсь, что не могу ему позвонить, – ответила Вика, деревенея.

– Мне стоит начать переживать? – как-то странно спросил Николай.

– Возможно, – честно ответила Пятницкая.

Краснов выругался матом, а потом в трубке послышались короткие гудки.

– Чёрт, – тяжело выдохнула Вика. – И что дальше? – спросила она сама себя.

«Исправь это», – прилетело следом сообщение от Краснова.

«Ага, – грустно заметила Вика. – Как? Воскресить мальчика?»

Она не смогла сдержать эмоции, и слёзы покатились из глаз.

«И ещё эта Анна Пономарёва…» – горько подумала Вика и зарыдала.

Минут через пять ей удалось осознать, что слёзы уже не льются, да и тело обретает прежнюю чувствительность.

«Пономарёва!» – напомнила самой себе Пятницкая, стёрла со щёк растёкшуюся тушь, поправила лёгкий макияж и пошла на встречу. Как пел Фредди Меркьюри: «Show must go on».

***

Вика шла и думала о предстоящей встрече. Вот уже дважды она виделась с Анной, и результат этих бесед был печален для обеих. Значит, нужно сменить тактику.

«Что я делала раньше? – размышляла Пятницкая. – Сыпала фактами и жёстко устанавливала границы дозволенного общения. А что если в этот раз сделать всё иначе и говорить с Анной так, чтобы услышать её, понять её реальную боль, как говорила мама, истинную причину болезни? Что если позволить ей больше говорить и вести её через простые вопросы к скрытым для неё ответам? Я ведь никогда раньше не слушала людей, не вникала в их проблемы. Я только исцеляла, стараясь как можно быстрее абстрагироваться от свершившегося».

Пономарёва снова сидела за тем же столиком и, вероятно, даже на том же стуле. Как минимум с той же стороны стола.

– Добрый вечер, – поздоровалась Анна, когда Вика присела за стол.

– Добрый, – отозвалась Пятницкая. – Я думала о вас и нашей встрече.

По лицу Анны было видно, что эта новость одновременно и смутила, и порадовала её.

– Перед тем как начать наш разговор, давайте пересядем за тот дальний столик в углу с огромными креслами. И я тоже возьму себе кофе. Там нам будет удобнее, и разговор получится более кулуарным.

Анна согласилась.

Пятницкая положила ладони на чашку с горячим кофе, грея их. Это придало ей сил, она как будто ощутила чью-то тёплую поддержку.

– Давайте сегодня пофантазируем, – вдруг сказала Вика. – Представьте, что вы больше никогда не встретитесь с Анатолием, что всё закончилось навсегда.

– Зачем? – в свойственной ей манере запротестовала Пономарёва. – Я даже думать об этом не хочу!

– Не зачем, а для чего. Для того, чтобы и у вас, и у меня отключилась логика и мы смогли наконец продвинуться дальше пустых разговоров.

Анна задумалась над сказанным. А Пятницкая продолжила, воспользовавшись её замешательством.

– Пожалейте своё время и силы. Вы же сюда пришли, так давайте проведём этот эксперимент. Доверьтесь мне хотя бы в этой малости. Идёт?

– Хорошо, – нехотя согласилась Пономарёва.

– Тогда откиньтесь на кресло, закройте глаза и представьте, что вы больше никогда не встретите Анатолия. Что вы чувствуете?

Пономарёва честно закрыла глаза, потом резко открыла их вновь.

– Я не хочу это представлять, – запротестовала она.

– Почему? – спокойно спросила Виктория.

– Мне страшно. Я не готова с этим согласиться.

– С чем именно? Не готовы согласиться, что вам может быть страшно?

– Не готова согласиться с тем, что мы больше не вместе.

– Прекрасно! – порадовалась ходу беседы Пятницкая.

– Что ж тут прекрасного?! – возмутилась Анна. – Это же ужас! Мне от этих мыслей плохо, а вам вдруг хорошо.

Пятницкая отметила себе, что нужно будет придумать, как заменить в этих случаях слова «прекрасно» или «хорошо», чтобы не было неверных толкований и подобное не шокировало собеседника, а потом продолжила:

– Сколько вы не встречаетесь с Анатолием?

– Почти полтора года.

– И вы не готовы согласиться с тем, что вы больше не вместе? Верно?

– Почему?

– Вы только что мне сами это сказали.

– Сказала, – вдруг согласилась Пономарёва с Пятницкой, резко загрустив.

– Что самое страшное может случиться, если вы признаете тот факт, что расстались со своим мужчиной?

– Я не знаю, – слишком быстро ответила Анна.

– Ну и не знайте. Просто закройте глаза и пофантазируйте. Что произойдёт страшного, если вы признаете тот факт, что уже расстались с Анатолием?

– Мне будет грустно и одиноко, – почти плача ответила Анна Пономарёва.

– Насколько грустно и одиноко?

– Очень. И очень больно.

– А где эта боль?

– Не поняла вас…

– Где эта боль в вашем теле? Если пофантазировать и представить, что вы её можете визуализировать и осязать. Где она? В какой части тела? Как выглядит? Какой формы? Какого цвета?

– В голове. Как колючий маленький чёрный ёжик.

– Вы понимаете в какой части головы у вас этот ёжик?

– Да.

– В этой части головы вам больно, когда вас мучают мигрени?

– Да.

– Можно я заберу из вашей головы этого ёжика и помещу вместо него чистую энергию из бесконечного божественного источника безусловной любви?

– Можно, – с готовностью сказала Анна, а из глаз её потекли слёзы.

Наконец Виктория смогла опустить на Пономарёву энергию из источника и не почувствовала сопротивления. Маленький колючий чёрный ёжик растворился без следа.

– Как вы? – спросила Пятницкая, завершив процесс исцеления.

– Хорошо, – тихо произнесла Анна, утирая слёзы. – Мне давно не было так легко, – ошарашенно добавила она.

И только Вика хотела сказать, что «это пройдёт», имея в виду дезориентированное состояние Пономарёвой, как осекла себя, осознав двоякость фразы.

– Не торопитесь сейчас с желанием понять всё, что произошло. Это придёт само. Вы долго испытывали боль, поэтому ваше текущее состояние вам непривычно.

«Долго? – сама себе удивилась Пятницкая. – Хотя полтора года или даже больше, пока они с Толей ссорились и расходились, – это долго».

– Мне пора идти, – сказала Виктория. – Если что, вы знаете мой номер. Впрочем, кажется, в этот раз всё сложилось удачно.

– И мне так кажется, – мягко согласилась Анна. – Вы идите, а я ещё посижу. Очень всё непривычно.

– Конечно!

Пятницкую тоже отпустило. Эта победа позволила ей перестать сокрушаться над поражением в рабочем вопросе, связанном с Михайловым.

***

Утром в среду Виктория излишне бодро шла от лифта по офисному опенспейсу к своему кабинету. По дороге она заходила к сотрудникам, вроде как проведать, узнать, как у них дела, и уточнить, нет ли к ней срочных вопросов, хотя на самом деле она хотела посмотреть, что делает Вера Кузнецова. И, увы, картина её не порадовала: та снова сидела возле Марии Осиной, и они делали вместе одно задание. Вика решила, что дальше тянуть нельзя, и попросила Веру зайти к ней в два часа дня. Ещё Пятницкая размышляла о том, что она скажет Краснову насчёт Михайлова, когда в одиннадцать утра придёт к нему с еженедельным отчётом. Николай ей больше не звонил, а она, не придумав ничего лучше, работала как и прежде – с полной отдачей, стараясь абстрагироваться от проблемы, которую не могла решить. Она подумала, что в очередной раз последует совету мужа и расскажет правду, потому как ничего более умного ей в голову не приходило. Расскажет про мальчика, который умер, и про то, что она не смогла помочь ему. Вернее, он отказался от её помощи – поправила Пятницкая собственные мысли. И всё же ей было тяжело это признать. А ещё было неприятно, что это повлияло на её работу.

Виктория зашла в кабинет и остолбенела от увиденного. За её столом сидел Михайлов и разговаривал по мобильному телефону. На столе стоял огромный букет белых тюльпанов и какой-то чёрный подарочный пакетик средних размеров.

– Как вы здесь оказались? – не здороваясь, спросила Вика, как только Иван закончил разговор.

– Ваша коллега меня впустила и любезно отправилась покупать себе кофе, понимая, что вы скоро придёте.

Таня и правда знала, что Вика вот-вот подойдёт, однако это была не комната переговоров, чтобы оставлять в ней постороннего человека. Пятницкая быстро оглядела свой стол и стол Лесковой. На обоих было довольно чисто – без завалов документов и каких-либо писем. На Викторию это было не похоже: на её рабочем месте чаще царил творческий беспорядок, но именно вчера поздно вечером, оставшись одна в офисе, она разобрала свои дела, да и стол заодно.

– Что вы хотели?

– Я пришёл извиниться и сказать спасибо, – просто начал Иван. – Спасибо, Вика. Ты дважды меня очень выручила. А я был не прав.

– Мы не переходили на «ты», – осекла его Пятницкая.

– Так давай перейдём!

– Нет.

– Упрямая, – улыбнулся Михайлов.

– Какая есть.

– Извини. Я был не прав.

– Занятно принимать извинения, когда ты сидишь на моём месте, а я стою.

– Всё же на «ты», – улыбнулся её формулировкам Михайлов и продолжил: – И снова права, пойдём выпьем кофе. Это всё тебе: цветы и небольшой подарок от меня. И это.

За букетом Пятницкая и не заметила большую стопку бумаг в прозрачном пакете.

– Документы на открытие счетов? – уточнила она, догадываясь о происхождении бумаг.

– Да. Я хочу, чтобы ты вела наши дела.

– Нет. Я не клиенщик.

– И всё же.

– Ты был не прав. И сейчас ты не прав. Я не клиенщик. Это совершенно другая работа, которая мне не близка.

– Хорошо, – как-то странно ответил он. – Документы хоть передашь, чтобы я не таскал их туда-сюда?

– Да.

– Сколько у нас времени?

– Максимум до десяти тридцати.

– Час. Что ж, пойдём, что тянуть.

***

– Большой капучино, я знаю, – сказал Михайлов, усаживая Пятницкую в «Старбаксе».

– Что ещё ты знаешь? – спросила Вика, как только Иван вернулся за столик с двумя бумажными стаканчиками кофе.

– Знаю, кто твои родители, где жила, училась, работала, с кем серьёзно встречалась. Вообще у тебя была крайне заурядная жизнь, пока ты не встретила своего будущего мужа. Удивительно, как он тебя разглядел.

– У тебя странная манера делать комплименты – словно пытаешься унизить.

– Говорю, как смотрится со стороны. Не понимаю, почему тебя это задевает. И ведь ни одного факта о твоих способностях. После смерти Тимофея я даже убедил себя, что мне померещилось. Всего лишь померещилось, и ты тогда всё же хлопнула рукой по моей спине, чтобы попкорн выскочил из горла.

– Даже если тебе всего лишь померещилось, мог бы не портить мне жизнь своим отказом открывать у нас счета. Я всё же спасла тебе жизнь, как бы пафосно это не звучало.

– Согласен. Однако я был зол. И взял паузу.

– Я вот так не могу. А то я паузу возьму, а человек умрёт.

– Я был зол. Я верил, что ты спасёшь Тимофея… – Иван многозначительно замолчал, а после тихо продолжил: – А ты спасла моего сына…

– Это Тимофей его спас. Не я, – покачала головой Вика, наконец отхлебнув кофе.

– Тимофей? – не понял Иван.

– Он просил передать информацию о белой машине. Я не вижу будущее. Я только целительница.

– Получается, не только целительница, но и медиум.

– Тимофей – первый. И в меня он не вселяется.

– В общем, снова повторюсь, что был зол. Думал, ты несёшь чушь. Нет у меня белой машины. Даже у друзей и знакомых нет. А во вторник приехал водитель, чтобы отвезти сына в школу. Я провожал, думал, сам сразу поеду на работу. И он подъезжает на белой машине. На своей машине, так как служебная не завелась. А не приехать вовсе он побоялся. И я не посадил сына в эту белую машину. Решил отвезти сам. А буквально через минуту, когда водитель проезжал мимо арки нашего же дома, у мусоровоза, который заезжал во двор, отказали тормоза, и он влетел в эту белую машину. И скорость была маленькая. И вроде бы всё ничего, только машину впечатало в фонарный столб именно той стороной, где сидел бы мой сын. Водитель отделался парой ушибов. А другая сторона – в столб. И машина белая, понимаешь?! Меня как током ударило. И стало так стыдно перед тобой…

Иван замолчал. И Вика молчала, решив, что любые слова здесь будут лишними.

– Потом я позвонил Петру. Он заехал ко мне на работу. Я передал ему твои слова, как смог, почти дословно. А он заплакал. На похоронах не плакал. В жизни не видел, чтобы он плакал. Не ожидал такой реакции. Пили мы вчера. Почти молча пили. Хотя он передал тебе спасибо, а почему и за что – так и не рассказал. Ты понимаешь, почему он плакал?

– Понимаю, – кивнула Вика.

– Почему? – с напором спросил Михайлов.

– Не мой секрет – не мне его рассказывать, – вдруг Вика сама осознала ответ, на некогда заданный ей вопрос. – Он сам расскажет, если посчитает нужным.

– Способная, упрямая, красивая. Я бы тоже разглядел. Но мне сейчас никто не нужен. Не округляй глаза, я про работу.

– Госслужба – не моя тема, – отмахнулась Пятницкая. – Да и ты сложный человек.

– А ты простая? – рассмеялся Михайлов. – У нас много инноваций и проектов. Так что вполне твоя тема. А ты работаешь в банке, который на 80 % принадлежит государству. Госслужба ей не близка… Не руби с плеча, пока не разобралась. И вообще я тебе ничего не предлагал, чтобы ты от чего-то отказывалась.

«Ого, – вдруг подумала Пятницкая. – Может, он и прав. И во мне всё ещё есть резкость, а я так надеялась, что избавилась от неё, что дыхательные практики мне очень помогают. И этот мой отказ… Так ведь не впервые. Всё ищу подтексты».

– Хорошо, не отказываюсь, раз не предлагаешь, – согласилась она, посмотрев на часы. – Мне пора.

– Иди. Ещё увидимся.

***

Пятницкая зашла в кабинет Краснова, стараясь скрыть улыбку, но получалось у неё плохо. Тот с интересом наблюдал за ней и молчал. Вика присела напротив него за стол переговоров.

– Привет! Вот, – подвинула она увесистую стопку документов, переданных Михайловым. – Можете открывать счета.

– Привет! Молодец, – похвалил Николай, улыбнувшись. – Это будут твои клиенты, – спокойно сказал он.

– Нет, Николай, пожалуйста, – не сдержав эмоции, почти взмолилась Вика. – Это совсем не моё. Это Михайлов, да? Это он попросил? Я с ним поговорю.

– Да, лично просил. Будешь номинально их курировать, как свадебный генерал. Вся работа останется в московской дирекции.

– Ты же понимаешь, что так не будет. Что будут срочные вопросы и проблемы, которые придётся решать мне. Я же не смогу просто сидеть и ждать в сторонке.

– Боишься ответственности?

– Боюсь, что ты ложно решишь, что мне подходит эта работа, а я точно знаю, что оно не так. Не моё. Ни в каком виде. Только не с клиентами. Я интроверт до мозга костей.

– Ты? – заулыбался Николай.

– Я.

– Не верю. Ты видела себя на совещаниях?

– Это разные вещи. Многие люди знакомы, понятны и проработаны темы разговоров.

– Чем тебе незнаком Михайлов? А наша продуктовая линейка?

– Пожалуйста, – жалостливо попросила Пятницкая. – Хочешь, я придумаю какой-нибудь новый проект? Это я могу. Это моё. Вот, например, в точках продаж сотрудникам точно виднее, когда какой-то процесс лишний или кривой. Так давай создадим отдельный почтовый ящик для инициатив сотрудников. Пусть пишут свои предложения, а мы будем обрабатывать их. Лучшие будем внедрять, а активных работников – поощрять. Хотя бы и почётной грамотой – это тоже приятно и лестно.

– Идея интересная, но ты будешь получать много несуразных предложений.

– Возможно, но если ты – за, то я готова попробовать. Не пойдёт – всегда можем закрыть проект.

– Ладно. И с Михайловым ладно. Хотя я думаю, ты ошибаешься насчёт своей интровертности.

– Не ошибаюсь. Можно быть интровертом и выступать на стадионах. В случае выступлений мы говорим, что есть определённые обстоятельства, то есть организованная встреча, куда люди уже пришли, а в клиентской работе как раз ты убеждаешь человека прийти куда-либо. Я совсем не готова сейчас осваивать ещё один новый вид деятельности.

– Кстати о выступлении. Выступишь за меня на совещании в Сочи. Ты лучше меня знаешь, что происходит по проекту присоединения Виват-банка. Сделай под выступление буквально один слайд с текущим положением дел. Не готовь длинную речь. Только коротко и по сути. Если что – спросят из зала.