Текст книги "Пройти сквозь века…"
Автор книги: Светлана Вашкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
…«Эх, хорошо– то как!»– мужчина упруго вскочил на ноги, потянулся, завел руки за затылок. Игривый ветерок скользнул по колючему краешку подбородка, дотронулся резко очерченных губ, прошелся по прямому носу с крупно вырезанными ноздрями. Запутался в откинутых назад русых волосах, поиграл там и улетел прочь, довольный увиденным. Вместе с ним отлетели навязшие мысли о рабочих проектах, грядущих командировках и неотложных делах. Их место заняло ленивое философствование о целесообразности весенней красоты, о самой Весне, как аллегорической фигуре. «Сколько народу писало Весну! Разные типажи, от ясноглазых прелестниц с развевающимися локонами до пышных селянок с зелеными очами. Несомненно у всех персонажей был силен чувственный посыл: весна– начало, зарождение всего живого! Редко кто думает о хрупкости расцветающей юности, нежности и печали первоидущей, – Мужчина представил себе тонкую женскую фигурку. Руки зачесались от желания схватить карандаш и сделать набросок.– …Сначала лицо– небольшой овал с чуть выступающими скулами, глаза– не греховно-зеленые, а теплого, светло-коричневого цвета, с ореховыми полосками. Голубоватые чистые белки. Ресницы, длиннющие у висков. Кожа с еле заметным мерцающим румянцем на щеках и бархатистая на кончике слегка вздернутого носа. Губы…»– тут он забыл о девственной чистоте мысленного образа и представил себе портрет конкретной женщины…
Удивился. Недоверчиво хмыкнул. Попробовал абстрагироваться от возникшего образа. Но у него ничего не получалось. С вернувшимся порывом ветра опять донесся девичий шепот, полустон– полувздох. Окреп шелестом сброшенных одежд. Ожег душу позабытым зовом. Потребовал даров памяти. «Почему именно сегодня, пятнадцатого апреля?..»
Солнце ощутимо переместилось на небосводе. По всему выходило, что мужчина пробыл здесь два часа. Как две минуты. Он постоял еще, вслушиваясь в насыщенную тишину, но так и не получил ответа. Пора было возвращаться.
По приезде домой, в московскую квартиру, он выполнил свое желание. Так появился первый рисунок…
ИЮНЬ. ПЕРЕМЕНЫ. РЕЦЕПТЫ.
Как-то, сидя на бесконечных переговорах с партнерской фирмой «Отдых от Стромыниной» (ее владелица, давняя знакомая Майи, согласилась организовать свадьбу кузины Комковых), Майя обратила внимание на безучастное выражение лица Иры Карамышевой. Видимо, ее брачный союз семимильными шагами приближался к концу. Молодая женщина осунулась, похудела, было заметно, что ее постоянно гложут тягостные мысли. От прежней веселости не осталось и следа.
Перемену заметили и на работе. Конечно, никто не лез с расспросами и сочувствием, но проблему обсуждали и в переговорной, и в комнатке у Юлии Павловны. Майя была категорически против пересудов, стремясь оградить Ирину от лишних переживаний. Но в маленьком коллективе сложно скрыть какие-либо субъективные оценки, эмоции, личные версии происходящего. Особенно, если дело касалось не чужого тебе человека. В общем и целом все сходились во мнении, что карамышевский супруг– идиот и не видит дальше своего…гм…носа, а Ирине необходимо что-то предпринять. У каждого находился свой рецепт выхода из кризиса. Алина со свойственным ей максимализмом громко фыркала и заявляла об огромной армии мужиков, ждущих за внешними стенами своих фей, муз и предводительниц. Ее как-то не смущал факт наличия у Иры двоих детей и волнительный переход через тридцатилетний рубеж:
…– Почему умная, красивая и хорошо зарабатывающая женщина должна терпеть рядом с собой парня с «Виагрой» вместо мозгов?– громко вопрошала она Юлию Павловну, которая испуганно косилась на тонкие офисные перегородки и делала предупреждающие знаки.– ..Я бы не держалась за него, а заставила страдать…
В этом месте Алинка на минуту задумалась, а потом просияла найденным решением:
– Например, пошла бы на курсы стриптиз-танцев или в школу восточного танца. А потом невзначай показала свое умение и дала от ворот поворот. Ну или что-нибудь в этом роде…
Подумав еще пару минут, она нашла тему разговора неинтересной и моментально улетучилась, после чего в офисе стало тихо и скучно. В своем углу Исаак Изральевич молча терзал клавиатуру компьютера, составляя смету на предстоящие выпускные балы, а осторожная Юлия Павловна тихонько вздыхала, размышляя о вечном женском вопросе «Что я сделала не так?». Двадцать лет назад она развелась с мужем, оставшись с маленьким Семеном на руках. В материальном плане они не пострадали, благодаря стабильным заработкам Юлии Павловны, но эмоциональная обделенность и одиночество наложили свой отпечаток на дальнейшую жизнь. Юлия Павловна твердо знала одно: будь у нее еще один шанс, она ни за что бы не прогнала своего непутевого Федора, простила мелкие и крупные грешки, привязала узами любви и семейного уюта.
… «Милая девочка,– мысленно оппонировала она Алинке,– у тебя все еще впереди: и тепло супружеской постели, и совместные мысли наперегонки, и возможные муки ревности. Только после этого ты станешь взрослой женщиной и научишься ценить и беречь годы, проведенные вместе. А пока не тебе судить…»
Со стороны за мучительными раздумьями завхоза тайком наблюдал коварный математик. Как и любой мужчина, он мыслил конкретными категориями, поэтому предпочитал не разводить дискуссии, а дать толковый совет. Впитавший мудрость своего народа, Исаак Изральевич сумел провернуть это поистинне виртуозно, как это ему казалось. Улучив момент, когда в офисе осталась одна Карамышева, он сотворил со своего мобильного звонок на рабочий телефон и принялся громко разговаривать с воображаемым абонентом. Хитрец стенал и жаловался на свою жену, задумавшую сделать капитальный ремонт в городской квартире:
–Нет, ну посуди сам, ведь это революция в отдельно взятой семье! Знаешь,– тут он заговорщицки понизил голос,– я ни о чем теперь думать не могу, забросил даже шахматы, рыбалку и баню с друзьями. Обои, краска и ламинат мне снятся по ночам, и это только начало! Странное дело, но я вошел во вкус, сам процесс мне нравится все больше и больше…
Майка, вернувшаяся с обеда, остановилась в дверях и с удивлением слушала вошедшего в раж обычно спокойного бухгалтера. Она прекрасно знала, что брезгливый Исаак Изральевич никогда не посещал бань, а уж рыбу он любил исключительно в виде готового блюда на столе. В громком голосе и излишней горячности наблюдался явный постановочный эффект, рассчитанный на кого-то постороннего. Майя сделала пару неслышных шагов вперед и заглянула за полуоткрытую дверь соседней комнаты. Там, уткнувшись невидящим взглядом в ежедневник, сидела Карамышева. Казалось, до нее не доходит ни одно слово, произнесенное сердобольным математиком. И все же Майя была благодарна старику за участие, пусть такое неуклюжее и не совсем уместное. Хотя, как знать, зерно здравого расчета в завуалированном послании было…
– Видимо, пришло время позвонить Лене, – подумала молодая женщина. Несмотря на собственные принципы невмешательства в личную жизнь подруг, она не могла просто смотреть, как страдает Ирка. Ирка, которую Майка всегда знала веселой и задорной. « Не бывает тупиковых ситуаций, – это же ее, карамышевские слова,– где есть вход, там должен быть и выход!».
Майя целый день раздумывала, стоит ли обсуждать эту тему с мужем. Если с Комковыми их связывала давняя дружба, то Олега Карамышева, мужа Ирины, Сергей знал плохо, встречались несколько раз в общих компаниях, да пару раз пересеклись на театральных премьерах, куда их затащили супруги. Точек соприкосновения в бизнесе у них тоже не было, Сережку с его заводом холодильного оборудования никак не волновали вопросы строительных инвестиций и перспектив. Да и Ирина давно уже не стремилась ввести мужа в их круг. В общем, толку от его советов было мало, поэтому вечером она решительно набрала номер телефона Лены…
ЛЕНА. ХИТРОУМНЫЙ ПЛАН. ХОББИ.
Подруга в этот момент пребывала в прекрасном расположении духа. Еще бы, ведь она занималась любимым делом– творила очередной кулинарный шедевр. Ее дорогие мальчики, муж и сын, должны были скоро прийти с вечерней прогулки, так что времени для выпекания рулета с ореховой начинкой оставалось совсем мало. Лена порхала между скляночками с драгоценными приправами и специями, банками с мукой, сахаром и крупами, наугад выхватывая длинными пальцами то щепотку молотой корицы, то горстку растертых орехов, то жменьку отборного янтарного изюма. Все необходимые ингридиенты для приготовления разнообразных блюд покупались, привозились с дальних стран и хранились с некоторым фанатизмом, что, впрочем не встречало никакого сопротивления со стороны мужчин. Обладая изысканным вкусом, Лена даже посуду подбирала соответствующую: жгучие перцы, коих у нее было около десятка видов, хранились в глиняных, цвета топленого молока, обливных горшочках с плотно притертыми крышками, изготовленными на заказ белорусским мастером. Для имбиря, корицы и гвоздики она использовала темные стеклянные баночки с замысловатыми вензелями– творения немецких стеклодувов, а уж для дорогих натуральных пряностей– шафрана, кардамона и натуральной ванили не пожалела безумно дорогих склянок, купленных в антикварном магазинчике на Елисейских Полях. Впрочем, и собственноручно собранные, засушенные и растертые травки, такие, как базилик, душица, тимьян и чабрец, нашли свое место в итальянских керамических горшочках цвета мяты.
Все это великолепие прекрасно вписывалось в ее светлую, в стиле Прованс, кухню, где она была богиней и полновластной хозяйкой. Лена часто ловила себя на мысли, что процесс приготовления того или иного блюда ассоциируется у нее с некими воспоминаниями, эмоциями или просто размышлениями. Однажды, записывая для сослуживицы рецепт низкокалорийного салата, Лена неожиданно для себя добавила пару вольных строк. Затем увлеклась и написала некое подобие маленького рассказа. Это был забавный опыт, который запомнился. В следующий раз озарение пришло, когда она готовила соус песто. М-м-м, раскованное и весьма милое воспоминание. И опять в ход пошли тетрадь с ручкой…
Лена никому не рассказывала о своем неожиданном увлечении. Всегда стремившаяся к совершенству, она боялась показаться смешной и наивной со своей писаниной. Порой она вздыхала, украдкой поглаживая разбухающую тетрадь. Виктор, обожающий стряпню жены, даже и не догадывался, что Ленино увлечение кулинарией перешло на более высокий, уже не столь приземленный, уровень.
Майкин звонок застал ее именно в такой момент– посреди готовки и со свежей идеей в голове. Рождался план написания итальянского рецепта. Дальнейшие слова подруги на время отодвинули мысли об ингридиентах, их дозировке и способах приготовления.
Майка начала издалека. Сначала она рассказала, как обстоят дела со свадьбой родственницы Виктора. Катя Стромынина, владелица фирмы свадебных услуг, взялась за организацию торжества, но при условии готового оригинального сценария. Предваряя охи и ахи подруги, Майка сообщила , что написание сценария и проработку деталей она взяла на себя ( в качестве взаимовыгодной услуги, пояснила Майка терпеливо слушавшей Лене), все остальное – предмет договора между заказчиками и фирмой. Затем она продиктовала подробный адрес и номера телефонов Кати и перешла непосредственно к волнующему ее вопросу:
– Ты давно видела Иру?
– Пару недель назад. Она приходила по поводу открытия частного вклада. Что-то случилось?– в голосе Лены еще сквозила романтическая безмятежность.
– Наверное, мне показалось,– Майя уловила отстраненность подруги и заколебалась, стоит ли втягивать ее в чужие проблемы. Она всегда бережно относилась к чувствам других людей, обладая врожденным тактом и чувством меры.
Но Лена уже собралась:
– Рассказывай по порядку,– иногда она умела быть убедительной.
Майка поведала о разладе в семье Карамышевых, своих наблюдениях и о случае в офисе.
– Ну, твой дедуля дает! А знаешь, это ведь идея!– поразительно, но Ленка моментально схватила суть предложенной Исааком Изральевичем аферы. Честно говоря, Майя сама не раз возвращалась к словам старого бухгалтера. Некий план уже прорисовывался в ее голове, но нужна была серьезная поддержка. Скорее, моральная, Майка еще колебалась из этических соображений. Вдруг все пойдет не так, и тогда окончательный развал карамышевской семьи будет на ее совести. Впрочем, думала Майка, она подаст только идею, а уж принимать ее или нет– дело Иры.
План заключался в следующем: необходимо было втянуть Олежку в строительство загороднего дома. Странно, но факт– имея нескольно роскошных квартир в престижных районах Москвы, Карамышевы не имели загородней недвижимости. Вернее, дом был, старый родительский пятистенок, километрах в тридцати от мегаполиса. Туда свозились дети, когда были совсем маленькими, а родители живы– здоровы. Затем неторопливый дачный отдых сменили редкие воскресные поездки на шашлыки да глянцевые пляжи на далеких морях– океанах. Последние годы разговоры о новом доме то возникали, то тихо угасали. Олежек, уйдя с головой в свой бизнес и посторонние интересы, уже почти не вникал в дела семьи, а Ирине тем паче было не до стройки.
– Как ты собираешься заинтересовать его?– у Ленки уже загорелись глаза. Она мысленно прокручивала десятки вариантов, тут же отбраковывая самые дикие и нереальные. Практичный ум требовал простого, но верного решения.
– Нужно организовать что-то вроде частной вечеринки в добротном, красивом загороднем доме. Непременно дорогом и построенном по последним технологиям. Современные материалы, система «Умный дом», какая-нибудь навороченная техника,– Майка сама удивилась своей решимости. Чем дальше, тем реальнее становился ее план, обрастал деталями и уточнениями. – Настоящего строителя обязательно должно зацепить.
Лена довольно тряхнула головой, признавая правоту подруги:
–Ну, а не зацепит– подтолкнем в нужном направлении. Подключим наших мужчин.-немного подумала, прищурив глаза. – Я, кажется знаю, у кого это можно организовать.
Подруги, как истые заговорщицы, обговорили детали спасательной операции, поделились планами на предстоящее лето и распрощались, вернувшись каждая к своим делам. Ленка достала из духовки подрумянившийся рулет, накрыла его безупречно накрахмаленной салфеткой и открыла заветную тетрадь. На заложенной лавровым листом странице, вверху, крупными буквами было выведено три слова: ТЕРПКОЕ ОЩУЩЕНИЕ СЧАСТЬЯ. И чуть ниже, в скобочках «брускетта». Она подумала пару минут, улыбнулась и принялась писать…
«Высоко-высоко, в знойном небе, кружила неведомая птица. Казалось, она стремилась скрыться от палящего солнца в прохладной выси, но огромные крылья уже устали, и полет медленно переходил в парение. Птица видела сверкающую рябь моря, морщинистое скалистое побережье и пестрые пятнышки рыбацких поселений. Они были разбросаны широко, от берегов с голубым прозрачным мелководьем до курчавых горных вершин. Земля изнывала от полуденного жара, даже камни побелевших от старости домов излучали едва заметную волнистую дымку.
Молодая женщина в легком полотняном платье и сандалиях на босу ногу неспешно брела по узенькой улочке. Та словно вымерла во время священной для южан сиесты.
Девушка обладала красотой, от которой захватывало дух не только у безусых юнцов, но и у особ весьма преклонного возраста. Смуглая кожа, тонкие скулы и темные миндалевидные глаза выдавали в ней уроженку южной части Италии. Гордая стать и спокойный взгляд лучше всяких слов говорили о цельном характере красавицы. Тонкие смуглые пальцы трепетно дотрагивались до горячих шершавых стен, словно впитывая силу и тепло столетних камней.
Привычные пейзажи маленького средиземноморского городка раскинулись у ее ног. Знакомая с детства улица щедро дарила дивным видом бирюзового моря в просвете черепичных крыш. Из небольших двориков выплескивались безумно яркие волны экзотических цветов, чьи соцветия, то белые,как фарфор, то красные, бархатные, источали дивный аромат, более густой и тяжелый от жары и влажности.
Юная женщина остро ощущала и другие запахи: горьковатый дымок жареной рыбы из тенистых двориков; солоноватый, местами резкий запах морских водорослей из залива и свежий аромат молодого вина из маленькой семейной фермы на выезде из селения.
Там, на окраине, улица делала резкий поворот и выпускала, наконец, из раскаленных каменных объятий. Дальше начинались виноградники, зеленые долины и благословенная прохлада небольших оливковых рощиц.
Синьорита улыбалась, ибо знала, что именно там, у серебристых деревьев, во дворе старой– престарой харчевни, навстречу ей выйдет человек с темным от щедрого солнца лицом и глазами синего-синего цвета. Они будут пробовать терпкое красное вино, которым угощают дорогих гостей лишь раз в году, и от которого так кружится голова и сладко замирает сердце. Толстяк-хозяин, смачно целуя кончики пальцев, предложит брускетту, еще горячую, с сочной томатной мякотью сверху. Крупинки соли, смешанные с соком помидоров, перцем и базиликом, будут чуть пощипывать обветренные жадные губы и, попадая на язык, таять с восхитительным вкусом. Ломти белого хлеба, выпеченные и подсушенные в печи, пропитанные оливковым маслом с ароматом пряных трав, заставят забыть самую изысканную кухню.
О, ради этого стоило поступиться прелестями полуденной сиесты и пройти долгий путь к месту свидания!»…
В этом месте Лена Комкова мечтательно вздохнула и зажмурила глаза. Романтический образ неведомой синьориты странным образом просочился в ее душу недавним дождливым утром. Отчаянно захотелось моря, солнца, свежего запаха южных фруктов. Она вспомнила вкус брускетты, как солнечный поцелуй любимой Италии. Захотелось полетать.
Лена еще раз вздохнула и продолжила:
«А вы когда-нибудь пробовали брускетту? В ненастный зимний день? Попробуйте! Она готовится удиительно быстро и просто. В керамическую плошку ( ярко-желтого цвета, для создания летнего настроения!), напевая, нарезаем небольшими кубиками помидоры, обязательно спелые, те, которые на срезе отливают серебристым бархатом; туда же руками рвем пахучие листики базилика, легко и непринуждено добавляем оливковое масло из заветной бутылочки и заправляем по вкусу морской солью и белым перцем. Бережно перемешиваем и на 20 минут отставляем в сторонку, давая всей смеси пропитаться божественным ароматом. Французскую булку или чиабатту ( изумительно вкусный пористый итальянский хлеб) режем на 10-12 кусков, сушим в горячей дровяной печи…ну, ладно, в тостере или в духовке и натираем крепеньким чесноком. Затем предвкушая неземное удовольствие, выкладываем замаринованные томаты на аппетитные хрустящие кусочки и сбрызгиваем оливковым маслицем. М-м-м! Блаженство! На 4-6 порций нужно:
Французская булка или чиабатта-1 штука
Чеснок-2 крупные дольки
Томаты-8 небольших штук
Оливковое масло-8 столовых ложек
Базилик-8-10 листиков
Соль и перец – по вкусу.
Наливаем в бокалы терпкого красного вина, зовем друзей и наслаждаемся вкусом замечательного итальянского блюда!»
В этом месте послышался звук открываемой двери– мальчики пришли домой. И тетрадь захлопнулась, скрывая последнюю фразу: «Знойный день сменился теплым влажным вечером, а наступающая ночь звездным крылом укрыла растворяющиеся в Вечности фигуры влюбленных…»
ДВА САПОГА – ПАРА.
В старой, уютной квартирке на Чистых Прудах жизнь текла размеренно и тихо. Негромко журчала вода в водопроводных трубах, с едва слышным стуком передвигались секундные стрелки на потемневшем циферблате вековых часов, скрипела рассохшаяся дубовая планка паркета. Иногда тишину прерывал глухой хлопок закрывшейся внизу подъездной двери или дребезжащее вздрагивание почтенного холодильника в углу прихожей.
Сухонькая пожилая женщина хлопотала на кухне. Пряди черных, перевитых нитями седины, волос были заколоты в тяжелый узел на затылке, круглые карие глаза смотрели живо и приветливо, а очертания губ совсем не портила сеточка тонких морщин, мигом исчезающих, когда она улыбалась. Женщина была одета не в привычный, традиционный для многих домохозяек, застиранный халат, а в аккуратную светлую блузку и коричневую юбку из тонкой шерсти. Чистый, накрахмаленный передник и домашние туфли вместо тапочек говорили о том, что и в нынешней, пенсионной, жизни Мира Борисовна оставалась верной своему профессиональному прошлому. Даже посторонний наблюдатель мигом опознал бы в ней бывшую учительницу.
Когда на лестничной площадке послышался характерный звук приехавшего лифта, Мира Борисовна заторопилась в коридор. Она знала, что это возвращается с работы ее Исаак. Только у него так по-домашнему, с обязательным причмоком в конце, закрывались двери старого подъемного механизма. Как опытная жена с большим стажем семейной жизни, Мира Борисовна следовала трем основным правилам: приветливо встретить, вкусно накормить и только после этого с неподдельным интересом расспросить о событиях прошедшего дня. Если же у нее появлялась какая– нибудь нужда или бытовая проблема, то и в этом случае она терпеливо ждала подходящей минуты. Причем подводила к нужному вопросу так умело, что у математика не возникало и мысли возмущаться некстати подвернувшейся оказией. Исаак Израилевиич прекрасно понимал мудрые уловки, ценил их, поэтому вот уже на протяжении многих лет супруги жили без ссор и крупных разногласий.
Поцелуй при уходе и встрече был давно заведенной традицией. Удивительно, но привычный ритуал не превратился в автоматическое действие. Каждый раз в него в него вкладывался особый смысл: со стороны Миры Борисовны– пожелание удачи в новом проекте, безмолвная просьба беречь себя, спокойная радость при возвращении и тысячи нюансов в разных конкретных ситуациях; у старого математика, помимо молчаливого обещания, что все будет хорошо, добавлялась изрядная доля нежности и заботы. Он умудрялся каждодневно удивляться сохранившейся гладкостью жениной щеки, пытливому, как в молодости, взгляду ее глаз, легким движениям сухих рук, дарящих ощущение надежности и тепла. Возможно, такая духовная привязанность была обусловлена отсутствием у них детей, но, даже смирившись со столь безжалостным ударом судьбы, Исаак Изральевич был твердо уверен – много лет назад ему посчастливилось найти свою легендарную половинку…
Хотя на улице шел дождь, плащ вошедшего был почти сухим. На удивленный взгляд жены математик ответил рассеянной улыбкой:
– Сергей Короткевич подвез, ему по пути…
То, что он не опустился привычно на заботливо подставленный стул, а застыл у дверного косяка со снятым правым ботинком в руке, навело Миру Борисовну на мысль о неком важном разговоре или наблюдении. Она знала это его состояние, когда муж, подобно хорошему врачу– диагносту, мог зацепиться за некую мелочь, проверить ее с присущей ему отточенной логикой и интуицией и выстроить впоследствии верное умозаключение. Это было сродни предсказательству, хотя базировалось на привычке внимательно наблюдать и верно сопоставлять.
…Что же его так заинтересовало?
Никогда, даже в трудные времена, супруг Миры Борисовны не позволял себе раздражительных интонаций, оскорбительного молчания или маловразумительных ответов, только, чтобы отделаться. Оптимист по натуре, он предпочитал даже мрачные новости снабжать жизнеутверждающими комментариями. И уж если какие-либо события вызывали у него интерес или сомнения, пожилой человек предпочитал размышлять вслух, невольно приобщая к этому все примечающую жену. Делал он это забавно, то поглаживая горбинку толстого носа, то разминая пухлыми пальцами мочку правого уха. Порой брался за ножницы, будто инструмент помогал воедино связать разрозненные мысли и замечания.
И в этот раз, со вкусом поужинав, Исаак Израилевич принялся вырезать силуэты, попутно рассказывая о прошедшем дне, новостях и сослуживцах, которых Мира Борисовна хорошо знала и за чью личную жизнь переживала. Поначалу речь пошла об Ирине Карамышевой. Математик описывал ее семейные дрязги как – то вскользь, даже лениво, из чего супруга сделала вывод, что постепенно все наладится. Поджав губы и приподняв брови, она недоверчиво хмыкнула:
– Ходока трудно исправить!
– Ну что ты, Мира! Он неплохой парень, на время нить от семейного клубка из рук выпустил, такое бывает. Ира посильнее будет, со временем все свяжет…
Исаак Израилевич улыбнулся. Ирина ему напомнила собственную мать – крупную, властную женщину, яркими чертами лица похожую на Софи Лорен. Мама не руководила напрямую в семье, не поучала ежеминутно, но стоило в доме разгореться скандалу, она подавала голос, сильный, грудной,– и ситуация мигом выправлялась. Не то, чтобы ее боялись, скорее признавали за ней право судить. Так у математика и вышло– вырезался женский профиль, императорски посаженный на длинной, крепкой шее…
– Как там наша малышка? – отеческая симпатия пожилого человека к Алинке давно передалась Мире Борисовне.
– Повторяет ошибку каждого творческого человека– пытается придумать давно забытое старое. Целыми днями ваяет из пластилина диковинную мебель– не дают покоя лавры Филиппа Старка…
– Девочка ищет себя,– заступилась за любимицу жена.
– Ну-ну,– с легким намеком на сарказм – все-таки он сильно привязался к попрыгунье– произнес Исаак Израилевич. Он совершенно точно знал, в чем призвание Алины, но малышке предстояло пройти долгий путь к осознанию своего места в жизни. А пока…– Ей многое дается легко, пусть пробует…
Из-под острия ножниц выпало изящное сердечко, подвешенное на воздушных шариках.
– Все, чему человек учится, когда– нибудь будет востребовано,– с легкой ностальгией сказала немолодая женщина.
Математик– бухгалтер молча погладил ее руку.
– Чем же тебя озадачил Сергей?– наконец встрепенулась Мира Борисовна. Она решила задать вопрос напрямую, пока муж не перебрал подряд всех закомых. По тому, как Исаак бросился разминать свое ухо, она поняла, что попала в точку.– Вроде, к этой паре никаких претензий?
Настало время страдать стариковскому носу….
ЛЮБОВЬ КАК ПРИВЫЧКА.
…С мужем Майи пожилой бухгалтер столкнулся на первом этаже офисного здания, у стойки охранников. Исаак Израилевич направлялся домой, а Сергей на минуту заскочил в бизнес-центр, чтобы передать жене ключи от пригнанной с техосмотра «Хонды». Волосы Короткевича блестели от капелек дождя, и старик с сожалением вспомнил, что не прихватил с утра зонтик, понадеялся на прогноз погоды. Молодой человек заметил досадливое выражение лица бухгалтера и предложил:
– Подождите минутку, я вас подброшу до дома.
Это было весьма кстати.
Пока Сергей поднимался в стеклянной капсуле лифта наверх, к офису, Исаак Израилевич пристроился на неудобном кожаном диване, аккурат у автомата с горячими напитками. К широкому громоздкому ящику, выдающему порции дымящегося ароматного кофе и чая, постоянно подбегали жаждующие согреться. В основном, это были молоденькие сотрудницы младших звеньев администрации или среднего возраста дамы в светлых блузках и соблазнительных юбках – карандашах. Экс– математик, и в молодости ценивший дамскую красоту, бухгалтер автоматически присматривался к женским лицам, так сказать, проверяя алгеброй гармонию. Его личные пристрастия склонялись к особам, имеющим мелкие, правильные черты лица, которые и в более зрелом возрасте позволяли выглядеть молодо и подтянуто. Женщинам с крупными чертами была присуща большая яркость, которая притягивала, но, вместе с тем, настораживала излишней чувственностью и обещанием неожиданных изменений. Особенно, если примешивался неоднозначный темперамент.
Что же касается эмоций, и среди первых, и среди вторых попадались леди как со спокойным, медлительным нравом, так и со взрывным, бурным характером.
Исаак Израилевич был хорошим физиономистом, и мог составить верный психологический портрет человека, ориентируясь во многом на внешние данные. Если обыватель говорил: « Непонятно, такое красивое лицо, но есть в нем что-то отталкивающее…», то бухгалтер точно подмечал следы недобрых морщинок, гипертрофированное бойцовское начало в чересчур твердой линии рта или подбородка, презрительное напряжение глаз. …Поколение Марса. Или, наоборот, бледную вялость носогубных складок вкупе с порочными изгибами соблазнительных губ и изящных скул. Опасный микс для увлекающихся натур. То есть, он мог чувствовать несоответствие характера заявленной красоте, хотя это и мешало созерцанию хорошеньких лиц…
Бодрый голос Сергея прервал затянувшиеся размышления:
– Я готов, можем ехать…
По пути они разговорились:
– Заметил ваш интерес к представительницам противоположного пола. Ищете натуру?– от жены Сергей знал об увлечении бухгалтера силуэтным вырезанием.
Старик отшутился:
–А чего ее искать, любая – произведение искусства. Если всмотреться, даже в самой некрасивой женщине можно отыскать «изюминку»…
– Не сочтите за двусмысленность,– как можно корректней произнес Короткевич,– но при нынешнем темпе жизни не всякий мужчина будет «рыться» в поисках этой самой «изюминки». Знаете ведь, мужчина любит…, ну и так далее…
– Не торопитесь, молодой человек. Кроме внешности имеются и другие составляющие… Помнится, после окончания школы я попал в компанию друзей старшего брата. Меня поразило, что все они были помешаны на одной девушке. Высокая, худенькая, угловатая. Треугольное личико с острыми лисьими чертами, редкие длинные волосы. Любила улыбаться, оглядываясь через плечо. За ней ходили табуны поклонников…
– Скрытая сексуальность,– тоном знатока безапелляционно произнес Сергей.
– Э, нет! Все гораздо тоньше. После нее оставался эфемерный след тайны, хрупкой загадки, которая притягивала неимоверно. Ее не хотелось трогать, к ней хотелось прикасаться…– Пристально смотревший за дорогой бухгалтер вдруг повернул голову и пристально взглянул на Сергея:
– Какие три слова вы выбрали бы для Майи?
Впереди загорелся зеленый сигнал светофора. Машины было тронулись, но опять затормозили– по «зебре» ковыляла вековая бабулька. Небольшая задержка дала молодому человеку секунды на раздумья:
– Открытая… Умная..,– все же он споткнулся, подбирая последний эпитет. Постеснялся сказать "любимая" при постороннем человеке.– …Моя.
Бывший учитель удовлетворенно кивнул, соглашаясь с собственными внутренними выводами. Привычная любовь, удобная и надежная. Крепкий брак. Исаак Израилевич вздохнул.
– Почему вы спрашиваете?
– Ваша жена красивая женщина, но она из породы той моей знакомой…
Окончание фразы «ты просто забыл…» не было произнесено, но витало в воздухе. Сергей все понял, замолчал.
Дождь прекратился, небо расчистилось. Чтобы изгнать появившийся холодок в беседе, Короткевич попытался вернуться к прежней теме:
– И все же, внешность имеет значение. Есть две категории женщин, которые я абсолютно не приемлю – слащавые глупышки и высокомерные холодные гордячки, достигшие успеха, этакие Снежные Королевы. Особенно последние. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
