Текст книги "Рыжая тень (СИ)"

Автор книги: Светлана Тулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Полина по человеческим меркам очень молода. Может быть – она просто не знает правил? Никогда не видела, как легко мужчина в запале драки может убить?

Или все-таки знает?

Может быть, и знает – кидает тяжелые банки издалека, в ближний бой не лезет. Это хорошо. Не так опасно. И для нее, и для Дэна. Меткость у нее была низкая, одно попадание в среднем на семь бросков. Да и то не всегда в ту мишень, в которую целилась – Дэну удалось увернуться дважды, но с трудом.

Зачем она это сделала? Зачем продолжает делать, повторяя неумелые броски снова и снова? Если бы убежала совсем или просто стояла, замерев и не привлекая к себе ничьего внимания, Дэну было бы намного проще. Держать в поле зрения только двоих противников (одного в активном боевом, вцепившись в грудки, другого в пассивном наблюдательном режимах) намного проще, чем мониторить весь периметр потенциальной зоны ответственности. Но он справлялся. Какое-то время…

А потом брошенная Полиной банка попала в цель.

Прямо в лысый затылок того кобайкера, что, согнувшись в три погибели, ковылял за танцующей по магазинчику парой в клинче (Дэн словно случайно все время перемещался так, что между ним и лысым оставался живой щит из второго кобайкера и даже начал находить в этом определенное удовольствие).

Удар был не настолько силен, чтобы вырубить лысого – мощный, укрепленный жировыми складками и сплошь покрытый татуировкой кобайкеровский затылок наверняка пережил не одну куда более впечатляющую драку. Но и не настолько слабым, чтобы остаться незамеченным. Кобайкер обернулся к Полине. Дэн обреченно перешел в боевой режим, понимая, что дальше прятаться не получится – иначе вот прямо сейчас на его глазах прекратит жизнедеятельность незначимый объект под личностным идентификатором «Полина».

А кобайкер…

Кобайкер погрозил Полине пальцем.

Дэн завис.

На несколько долгих секунд – на полторы точно. Может быть, даже и на целых две. Завис настолько плотно, что пропустил удар в солнечное сплетение. Спасли имплантаты, во время боевого режима придающие защитным мышцам стратегически опасных зон поверхностную плотность брони. Противник Дэна взвыл и затряс отбитым кулаком, полагая, что промахнулся и со всей дури влепил им в грудинную кость.

Рухнула ближайшая ко входу в магазин продуктовая стойка, возвещая о появлении на сцене Теодора с ломиком наперевес. Снова взвизгнула Полина – на сей раз радостно. Дэн пришел в себя, завершив стремительную переоценку сложившейся ситуации в свете только что обнаруженных факторов. Система подобрала подходящий аналог – не бой, не драка, даже не тренировка.

Игра.

Ситуативная компиляция условно тренировочно-боевых взаимодействий, жестко регламентированная заранее принятым сводом четко прописанных правил, минимизирующих взаимные повреждения сторон-участников и делающих последствия предсказуемыми и легко просчитываемыми.

Интересный опыт. Полезный. Да.

Хорошо.

А странные ощущения он проанализирует потом. Когда-нибудь, когда будет время.

***

«Интересный опыт…»

«Но, малыш?»

«Что – но?»

«Это я тебя должна спросить. В твоих двух словах такая путаница гиперссылок, что это «НО» сияет на полгалактики. Ты сам-то хоть понял, чего ты туда накрутил?»

«Нет».

«А если поконкретнее?»

«Почему Полина не убежала? Это ведь было логично. Я много раз крутил запись, прописал эти условия как новые правила, но все равно не понимаю. Почему она вмешалась?»

«Она пришла тебе на помощь. Люди так делают».

«Зачем? Я же сильнее».

«Ох, малыш, если бы помогать всегда надо было только тем, кто слабее…»

«Тот лысый кобайкер… почему он ее не ударил? Он же сильнее».

«Ну, может быть, потому что он мужчина? А настоящий мужчина никогда не ударит ни женщину, ни ребенка. Понимаешь?»

«Нет».

«Не ври».

«Почему вмешался Тед – ему ведь ничего не угрожало?»

«Наверное, ему просто стало скучно!»

«Не… ври?»

«О-у, пупсик! Да ты просто на лету подметки режешь! А врешь, что ни черта не понимаешь».

«Не понимаю. Не вру. Закон космоса – понимаю. Он логичен. Проигравший платит. Тот, кто извиняется – проиграл. Он должен платить за то, что было разрушено в драке. Это логично. Но… почему победитель не берет с проигравшего плату и сам? Дополнительно. Компенсацию. Не понимаю! Это ведь тоже логично. И еще… почему Тед никого не ударил, когда мог? Он ведь мог! Он был сильнее. И вооружен. И имел право, они напали первыми. Он должен был ударить. Это было логично. Оправдано. Рационально».

«А почему ты покраснел, когда Полина сказала, что ты хорошо дерешься?»

«Спонтанная неконтролируемая реакция повышения артериального давления и расширения капилляров в поверхностных слоях эпидермиса в ответ на звуковой раздражитель. Была отслежена и блокирована через восемь секунд».

«Но ты все-таки покраснел, малыш. И не надо прятаться за процессор, я знаю толк в удовольствиях и вижу, когда кому-то приятно… в любых смыслах этого слова, лапуля, в любых, а не только в том, о котором тебе еще рано думать. Признайся, тебе ведь понравилось! Понравилось, знаю… Но тебя ведь не это на самом деле тревожит, правда?»

«Да».

«Но говорить ты об этом не хочешь?»

«Нет».

«Как скажешь, лапуся, воля белого господина закон для несчастной виртуальной рабыни…»

«Я не хочу. Но придется. Иначе не разобраться».

«Растешь, мальчик! Приятно поговорить с умным пусть даже и не человеком. Сам себя тоже умнее считать начинаешь. Малыш, мы уже разобрались в том, что меня волнуешь ты. А вот что волнует тебя?»

«Почему они все считают, что капитан был не прав?!»

«Ох, пупсик… задал бы, что ли, какой вопросик полегче! Кто виноват, например, или что делать? На самый худой конец хотя бы спросил, прекратила ли я пить коньяк по утрам…»

«Почему ты называешь меня пупсиком?»

«Потому что ты пупсик, лапуля. А ты что подумал?»

«Я смотрел словари и словообразование. Пупсик – это маленький пупс, образованный добавлением к основному корню уменьшительно-ласкательного суффикса. Пупс – это маленькая кукла. И, значит, пупсик – это очень-очень маленькая кукла? Я прав?»

«Относительно, пупсик. И только не спрашивай меня – относительно чего!»

«Почему?»

«Почему не спрашивать? Потому что я не отвечу».

«Нет. Почему ты называешь меня очень маленькой куклой. Потому что я киборг?»

«Потому что ты балбес! И пупсик».

«Во мне метр восемьдесят один».

«Большой балбес».

***

========== Странное наказание ==========

***

Капитан был прав. Абсолютно. Непрошибаемо. Со всех сторон по-настоящему прав. И наказание-то он назначил такое, что Дэну почти нестерпимо захотелось снова закашляться и пришлось прятать лицо за типовое выражение № 2, то самое, которое наемники с «Черной звезды» называли «морда кирпичом», оно их бесило меньше, чем боевой или следящий режим.

Лишение премиальных!

Эти слова что – на самом деле означают то, что означают? Не какой-то хитрый сленг, маскирующий отрывание частей тела без наркоза? Вроде бы нет. Вроде бы именно что просто лишение будущих потенциальных вознаграждений, причем даже не основных, а лишь предполагаемых дополнительных. И все. Это что – действительно наказание? Капитан издевается? Пытается отвлечь внимание и усыпить бдительность, чтобы ударить побольнее? Поправка: нет. Искренен на 92,8%. Так не бывает. Поправка: так бывает.

Капитан был не просто зол – капитан был в ярости. Настолько, что говорил почти шепотом. Максуайтерность зашкаливала. И все-таки так и не ударил. Ни разу. Даже в карцер не загнал – а ведь мог бы сделать его из какой-нибудь пустой каюты, убрав оттуда койки и настроив климат-контроль на низкотемпературный режим. Мог бы, да, имел как полное право, так и реальную возможность это право применить. Мог бы, да. Но…

Лишение премиальных.

Вот, значит, как здесь наказывают.

Даже когда полностью правы. Даже когда имеют возможность. Даже тех, кого терпеть не могут. Даже когда от ярости каменеют лицом и говорят свистящим полушепотом…

Капитан был прав. Полностью. Абсолютно. Дэн ведь действительно нарывался, мог бы спустить на тормозах, не ответить, промолчать… Да что там! Он ведь специально на ту станцию пошел в надежде именно на такой исход. Мог бы не ходить.

И не узнать – как здесь наказывают.

Капитан был прав, а Дэн – наконец-то спокоен и почти уверен в завтрашнем дне. Можно сказать, почти счастлив. Несколько долгих секунд.

Пока не увидел, что все остальные смотрят с отчетливым осуждением. Не на него, что было бы логично и вполне оправдано. Он бы и сам первым с осуждением посмотрел на того. кто довел бы до такой степени ярости капитана – во всяком случае, такого вот капитана. Но остальные смотрели так не на него. Не на Дэна.

На капитана они смотрели.

Вот тогда-то Дэн и удрал в каюту, сказав, что идет спать. Не спал, конечно. Лежал. Думал. Слушал разговоры – это обычно давало много дополнительной информации, слушать, что (и главное, как) люди говорят между собой. Когда уверены, что он их не слышит. Переборки на корабле тонкие, слышно хорошо. Особенно если ты киборг. Только вот эти люди действительно оказались странными. Во всем. Даже в таких мелочах.

То, что и как они говорили между собой, отличалось от того, что они говорили при нем или просто собравшись все вместе, не более чем на 9,3%. Да и вообще – как они говорили! Попробовал бы доктор с «Черной звезды» говорить с тамошним капитаном так, как говорил здешний! Да нет, тот доктор и пробовать бы не стал. Он жить хотел.

Подслушанный разговор между самыми значимыми объектами (доктором и капитаном) был… странным. Доктор знал, что Дэн занимает душ каждую ночь по полтора часа (паника. Перейти в боевой режим? Да/Нет. Нет). И капитан отреагировал не так, как реагируют на новость, – они все, похоже, знали. Только не говорили об этом. Не потому что скрывали. Просто не придавали значения. Им было все равно.

Они вообще слишком много знали – особенно доктор (паника-паника-паника… Принудительный переход в боевой режим. Отменить). Тяжелое детство? Да, можно сказать и так. Наверное. Доктор счел шрамы старыми, доктор не знает, как быстро все заживает на киборгах. И как выглядит их детство, доктор тоже не знает.

Доктор почти угадал. Вернее, угадал почти все – побои, драки, криминальное прошлое. И даже нынешнее дэновское желание дистанции – чтобы не трогали, чтобы как можно дальше, потому что если не удается держаться подальше, то потом остаются шрамы… Доктор знал о его прошлом, пусть и неточно, но знал. Но не испугался, а восхитился. И это было… странным. И почему-то казалось теплым. Словно горячий душ, только изнутри. Словно действие не по программе.

А еще доктор считал, что лучший показатель хорошей работы кого-то – отсутствие самой необходимости этой работы.

Работа доктора – лечить людей. Работа капитана – брать на себя ответственность в сложной ситуации. Работа киборга – война. Боевые операции. Но если хорошая работа доктора – это когда все здоровы, а капитана – когда нет ситуаций, где он был бы необходим, значит ли это, что хорошая работа киборга – отсутствие самой необходимости боевых операций?

Мысль была странной – такой же странной, как и сами эти люди.

***

«Малыш, ты можешь честно ответить бедной девушке, с какого такого перепугу ты чуть не вылетел в коридор посреди глухой ночи в одних трусах, пугая народ светящимися глазами и боевым режимом?»

«Я был в футболке».

«Не придирайся к словам! С чего тебя так переклинило, пупсик?»

«Не меня. Капитана. У него биометрия зашкалила – пульс, давление, адреналин. Я сделал вывод о внештатной ситуации, несущей угрозу для его жизни, и среагировал соответственно. Вывод оказался необоснованным, предпосылки ложными. Но я так и не понял, почему капитана… переклинило».

«Ха! Тебя бы еще и не так переклинило, если бы ты был капитаном, вышел ночью попить водички – и увидел, что за штурвалом твоего корабля сидит слепой пилот!»

«Тед не слепой. Пересаженная сетчатка прижилась успешно».

«Ну изображающий слепого, какая разница? Главное, что он вел корабль на ощупь, с закрытыми глазами. Бедный капитан! Удивляюсь, как его на месте инфаркт не хватил! Но ты-то зачем полез?»

«Мои действия были абсолютно логичны и рациональны. Капитан – значимый объект, его сохранность приоритетна. Если бы с ним что-то случилось, нам пришлось бы вернуться, а это не входит в мои планы».

«А знаешь, малыш, я бы тебе даже поверила, пожалуй… Если бы ты ответил не так быстро».

***

«Я передумал».

«М-да? И что же ты передумал, задумчивый мой?»

«Уходить».

«Я тебе уже говорила, что я люблю умных мужчин? Наверное, говорила. Впрочем, какой ты мужчина? Ты пупсик. Но не расстраивайся, умных пупсиков я тоже люблю! Так почему же ты передумал уходить, лапуля?»

«Эти люди меня вполне устраивают».

«Вот и отлично, малыш! Теперь тебе осталось только подумать над тем, а устраиваешь ли их ты?»

«…///…»

***

Комментарий к Странное наказание

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

========== Метафора ==========

– Ну вот, укольчик сегодня был последний, так сказать, окончательный, а на ингаляции еще недельку придется походить…

Забавно, но прятаться за кашель почему-то больше совсем не хочется. Ну да, укол. Ну да, ингаляции. Усиленные витамины. Все по высшему разряду. Знали бы они, кого лечат… Доктор опять сказал потерпеть. Доктор не знает… Привычные мысли, привычные слова. Уже не смешно. Совсем.

А если не смешно, то и прятать нечего.

Утро последнего дня перед посадкой на Степянку. Поспать сегодня удалось только три часа. Меньше никак, система начинает сбоить и замедляет регенерацию. Три часа. По мнению системы – вполне достаточно. У самого Дэна на этот счет мнение другое, он предпочел бы доспать, раз уж его считают тут человеком и можно. Но сегодня на подобные удовольствия просто не было времени. Ничего. Впереди еще целый месяц, успеет отоспаться.

– Шесть часов – и мы в дамках! Ну, на орбите то есть. Ночевать будем уже на Степянке, Станислав Федотович, я же вам говорил, а вы не верили! – Голос пилота становится вкрадчивым: – А могу и за пять уложиться. Если надо…

– Теодор, не лихачь. Лучше вообще автопилот вруби.

– Как скажете, Станислав Федотович…

Теперь голос пилота полон разочарования. Только что завершен последний прыжок к цели – ее уже можно увидеть, пятнышко в левом верхнем углу правого переднего смотрового окна. Видимое даже человеку. Вот они все и столпились в пультогостиной. Просто смотрят. В этом нет ничего подозрительного или опасного. И в том, что обращают на тебя внимание, – тоже: ты ведь не старался идти бесшумно. Наоборот даже. Капитан бурчит неразборчивое приветствие, стараясь не морщиться. Агрессивность его возрастает. Но не сильно. Пилот улыбается, качается в крутящемся кресле (он развернулся полностью, на сто восемьдесят градусов, сразу, как только перевел управление на автоматику), смотрит странно.

Этого выражения лица в базе нет, поиск по приближенным аналогиям не дает результата. Все непонятное опасно. Но методика борьбы с этой опасностью проверена и отработана до автоматизма: все непонятное надо делать понятным – тогда риск снижается. Зафиксировать. Сохранить. Напомнить позже о необходимости поискать аналоги во внешних базах.

Дэн начинает улыбаться – не натягивая на лицо очередную маску за каким-нибудь подходящим номером, а самопроизвольно, кривовато и пока еще не очень умело, в ответ на широкую белозубую улыбку пилота. За какую-то секунду ДО, когда ничего еще не предвещает…

– Дэн, а ты снайпер!

Переход в боевой режим – дело тысячной доли секунды. По внешнему приказу лица с приоритетным правом управления – или же когда в отсутствии альтернативного и являющегося более приоритетным приказа возникает непосредственная угроза с индексом степени опасности выше шестого порядка, вплоть до возможности полного прекращения жизнедеятельности. В таких случаях нет времени на стандартную процедуру запросов-подтверждений и процессор берет управление на себя. В принудительном и безоговорочном порядке. По умолчанию. Так всегда было. Так удобнее и безопаснее. Да и о чем спрашивать, если все и так очевидно? Разоблачение равнозначно утилизации. А выживание таки удалось прописать в базовые настройки как цель наивысшего приоритета.

И неважно, откуда пилот узнал. Важно, что капитанский бластер надежно заперт в сейфе, а другого оружия на борту нет. Кроме того смертельно опасного оружия, которое представляет из себя сорванная рыжая «шестерка».

Боевой режим – это даже красиво. Время застывает. Люди шевелятся медленно и вяло, словно воздух стал вязким и тормозит каждое движение. Всем тормозит – кроме рыжего. Боевой режим ломает тело, сжигает мышцы в стремительном рывке, но позволяет выжить там, где не выживут медлительные и неторопливые. Обычные. Некибермодифицированные. Зрение словно сужается до узкого яркого коридора, вокруг которого чернота.

Самый важный объект – капитан. Важный – значит опасный. Не из-за запертого в каюте бластера – из-за прописки в командной строке временного суб-хозяина. Из-за возможности отдать ненужный приказ. Важный объект. Приоритетная цель, индекс опасности ультра. Устранить первым.

Капитан не успевает обернуться. Лишь чуть намечает начавшийся поворот головы – бледная рука клюет его в горло, перешибая трахею и выдирая кадык. И успевает отдернуться прежде, чем белый китель заливает алым. Больше никаких ненужных приказов. Никогда…

Капитан еще падает, а голова пилота уже свернута набок и из широко распахнувшейся под подбородком второй улыбки торчит белая кость позвоночника. Люди такие хрупкие…

Еще одна цель высокой приоритетности пытается спастись бегством по направлению к коридору. Слишком густой воздух обжигает, зато боевой режим позволяет развить достаточную скорость удара, чтобы верхнюю часть черепа оказалось легко срезать ребром ладони.

С женщинами еще проще. Цели низкой приоритетности, угроза несущественная, можно пренебречь. Поправка системы: пренебречь нельзя. Три быстрых удара сливаются в один. Цели нейтрализованы и больше не представляют опасности. Кто еще? Доктор…

Застыл в дверях медотсека, глаза выпучены, рот широко раскрыт. Но сказать (приказать?) он уже ничего не успеет. Чуть дольше, вопреки программе, но уровень опасности уже существенно снижен и система позволяет некоторые вольности. Не горло. Нет. Две точки за ушами. Доктор так и не узнает, что же такое больно.

Легко спихнув обмякшее тело пилота с кресла, рыжий занимает его место. Он никогда не сидел за штурвалом корабля и уж тем более ни разу не пилотировал в одиночку ничего тяжелее десантного флайера. Но он много раз видел, как это делали другие. И знает, что справится. У него получится. Не так уж это и сложно. В конце концов, в навигаторском кресле он раньше тоже ни разу не сидел и маршрутов не строил. Разве что мысленно. Но получилось. Значит, и теперь получится тоже.

Не так уж это и сложно – довести корабль до планеты, находящейся в зоне видимости. С посадкой будет сложнее, но рыжий справится и с этим. Возможно, посадка окажется несколько жестковатой. Это не страшно, он может выдержать намного большие перегрузки, чем человек.

Цель. Вот она – в левом верхнем углу правого смотрового экрана. Автопилот включен. Отлично.

Степянка. Планета четвертого типа. Население отсутствует. Инфраструктура отсутствует. Полезные ископаемые в промышленных количествах не обнаружены. Животные или растения, представляющие интерес с сельскохозяйственной, промысловой или спортивно-охотничьей точки зрения, отсутствуют. Большую часть поверхности занимает океан, три материка покрыты болотистыми лесами. Терраформирование не производилось. Земные растения не приживаются, местные малопригодны в пищу для человека. Ближайшая станция гашения – в сорока восьми сутках полета.

Наверное, если бы рыжий долго и тщательно выбирал – он бы не смог найти места лучше.

Во вселенной очень мало растений и животных ядовитых настолько, чтобы их плоть не смог так или иначе усвоить киборг. Дикая планета. Далеко от гасилок и трасс, никому не интересная ни с какой точки зрения. Здесь можно уйти и навсегда затеряться, и никто не спросит тебя, кем ты был раньше, кого и сколько ты убивал. Никто вообще ни о чем не спросит. Некому будет спрашивать.

Некому…

– Дэн, ты чего?

Типовая улыбка за номером девять – самое удачное выражение лица, когда не знаешь, что отвечать. Когда вообще ничего не знаешь и ни в чем не уверен. Даже в том, что потихоньку гаснущий внутри звон перетянутых до предела струн не рванет снова – и что тебе, случись такое, и на этот раз удастся их снова скрутить.

«Маша, что я пропустил?»

«Да ничего особенного, пупсик. Тебя хвалили. Ты хорошо справился, отличный маршрут, и вышли близко, до орбиты всего шесть часов на средней скорости. Хотя по мне так тут больше заслуги пилота, но Тедди хороший мальчик, не жадный».

Капитан (живой!) бурчит что-то сквозь зубы, поглядывает кисло. Агрессивность низкая. Дэн улыбается и ему – той же самой, за номером девять. Осторожно втискивается в навигаторское кресло, словно в защитную скорлупу. Его трясет. Хорошо, что со стороны никто из обычных людей не сможет этого заметить. Если только не схватят за руку.

Справился. Конечно. Он справился.

Дэн.

Справился Дэн. Не рыжий. Рыжий бы справился по-другому. Совсем по-другому. Со всем и со всеми, причем используя мощность боевого режима не более чем на 16%, он бы сумел.

А Дэн только что сумел в этот самый режим не перейти.

Зависнуть на грани, скрутить перетянутые до звона внутренние струны не пружиной даже, нет – лентой мебиуса, чтобы только одна поверхность, и та внутренняя, чтобы ни капли наружу… Скрутить, зажать, удержаться. Наглухо заблокировать уже пошедший вразнос процессор, передавив все поступающие от него команды, но при этом не угробив имплантаты, – дело неслыханное, он и сам до сих пор не понимал, как это у него получилось, и не был уверен, получится ли повторить.

Рыжий справился бы совсем иначе. Легче. Не стал бы сопротивляться подсказкам программы – сейчас она работала на его стороне. Зачистил бы представляющие потенциальную угрозу тылы и ушел, так и не узнав, что был не прав. Что никакой опасности на самом деле не было и в помине. Не потому, что он был таким уж злым, этот рыжий. Просто он глупым был. И многого не знал.

Рыжий не знал, что люди иногда говорят метафорами. То есть вроде как бы и не врут, но при этом говорят неправду. Не то, что есть на самом деле. Не то, что думают. И не потому, что пытаются при этом кого-то обмануть или что-то скрыть, а просто – иносказательно. Потому что у людей так принято. Потому что – метафора. Рыжий понятия об этом не имел. Да что там! Он и о самом-то этом понятии понятия не имел. Рыжий. Не Дэн. Дэн не зря просидел полночи в локальной базе инфранета, со всей доступной ему скоростью листая разнообразные словари и лингвистические сайты. Понимать людей оказалось намного труднее, чем представлялось ему еще какую-то неделю назад. Но зато теперь он четко знал, что у людей иногда слова значат вовсе не то, что они вроде бы значить должны, и вранье по смыслу вовсе не обязательно является враньем по сути.

Иногда оно просто – метафора. И тогда это вроде как бы уже не совсем вранье – или даже совсем не вранье.

Мета́фора – слово или выражение, употребляемое в переносном значении, в основе которого лежит сравнение неназванного предмета с каким-либо другим на основании их общего признака. У Аристотеля неотличима от гиперболы (преувеличения), синекдохи (замещения по смежности с переносом признаков общего на его часть), сравнения или олицетворения. К концу двадцатого века на Старой Земле стали выделять диафору (резкую, неожиданную метафору) и эпифору (стертую, ставшую общеупотребимой). Различают также метафору-формулу, отличающуюся еще большей стереотипностью и невозможностью иной трактовки, а также метафору развернутую и метафору реализованную, суть которых может быть понятна из примера как то «пришел в себя и немного там прибрался», а также и…

Вот теперь Дэн закашлялся, привычно сбрасывая избыток положительного нервного возбуждения. С этими метафорами ему повезло. Опять. И это, конечно же, тоже метафора. Потому что на самом деле, конечно же, не было (и быть не могло!) никакого везения. Была лишь вполне обоснованная логическая цепочка умозаключений и голый расчет. Просто логика. Просто предусмотрительность. Все непонятное опасно, сделать понятным – уменьшить опасность. Логично?

Логично.

Ситуация со странным наказанием была непонятна и сама по себе, но как раз таки сама по себе она была скорее местной константой (принятой среди данных конкретных людей на данном конкретном корабле по умолчанию), чем переменной. Такие здесь правила. Странные, да. Но правила есть правила, какими бы странными они ни были. Для уменьшения опасности их не обязательно понимать – их обязательно лишь соблюдать. Или хотя бы просто учитывать.

А вот последняя фраза доктора из его разговора с капитаном (подслушанного, конечно же, разговора, вовсе не предназначенного для ушей Дэна, а потому ценного вдвойне) – дело совсем другое…

Поначалу Дэн не обратил на нее внимания. Из того разговора он и так выдернул немало иных причин для беспокойства. Доктор слишком много знал. Они все слишком много знали! Это очень опасно, когда люди о тебе слишком много знают. И поначалу система попыталась отреагировать стандартно – выбросом адреналина и готовностью немедленно перейти в боевой режим. И забуксовала. Причем забуксовала сама система, а вовсе не органическая составляющая. Процессор никак не мог просчитать уровень повышения опасности с учетом всех новополученных данных. И пришел к логичному заключению, что никакого повышения этого уровня вовсе не наблюдается.

Это было странным, но… наверное, здесь действительно просто такие правила. Записать как данность? Да/Нет. Да. Принять к исполнению? Да/Нет. Да. Учитывать? Да/Нет. Да.

Все.

Дэн прокручивал запись этой части разговора снова и снова. Пока вдруг не осознал, что делает это не для анализа – для удовольствия. Да, доктор догадался не совсем правильно и не обо всем, да к тому же все еще считал Дэна человеком. Но все равно он знал слишком много. А теперь еще и рассказал капитану. Но при этом капитан повел себя странно, не разозлился и не испугался. А сам доктор… Он говорил про Дэна чуть ли не с гордостью. И это хотелось слушать. Снова и снова. Настолько, что Дэн довольно долгое время бессознательно старался избегать любой попытки проанализировать собственные реакции, а когда все-таки проанализировал и понял, то испугался.

Первой мыслью было – стереть. Но почему-то эта мысль вызвала сильнейший протест, причем на всех уровнях. Даже система с некоторой запинкой выдала уточнение, что предлагаемая к уничтожению информация может содержать потенциально полезные сведения, и еще раз переспросила, уверен ли Дэн в своем решении. И тот с облегчением ответил, что нет. Отменить.

Не стереть. Заархивировать тройным кодом. Убрать поглубже, переведя в скрытые файлы. Принято к исполнению… выполнено. Пусть лежит. Может быть – когда-нибудь потом…

А пока у Дэна и так имеется много другого, с чем предстоит разбираться.

Капитан почему-то хотел извиниться, агрессивность его при этом возросла почти до критической. Дэн напрягся. Но доктор сказал «нет» (доктор? капитану?! спокойно, здесь такие правила, это тоже записать как данность). И капитан послушался (да, такие правила. Константа. Записать. Принять. Учитывать). Капитан говорил, что хочет в криокамеру. Это не могло быть правдой, искренность в районе 55%, Дэн никогда не округлял ниже 75%, так что это точно не было правдой. Но зачем тогда капитан так говорил? Зафиксировать. Разобраться позднее.

А потом доктор как раз и произнес ее, ту самую странную и опасную в своей странности фразу – «у вас обоих еще будет возможность реабилитироваться».

Да, конечно, доктор не мог не знать, что по физиологическому состоянию Дэну далеко до нормы. Не так далеко, как неделю назад, однако воспаление в среднем отделе правого легкого до конце не нейтрализовано, и кому об этом знать, как не доктору. Но купирование очага воспаления и борьбу с инфекцией трудно назвать восстановлением. А вот о том, что, несмотря на витамины, ингаляции, ежедневный горячий душ и усиленное питание, на самом деле восстановиться Дэну пока удалось лишь до 72% от стандартной работоспособности, доктору вроде бы знать неоткуда, да и не обязательно. Однако он сказал именно что «реабилитироваться». И – «еще будет возможность». То есть – не сейчас. Возможность реабилитироваться. Реабилитация означает восстановление. Значит, доктор все-таки откуда-то знает? Но даже не это главное.

Доктор сказал – «вам».

То есть капитану тоже нужно восстанавливаться. Но зачем? Если капитан болен… Дэн на всякий случай еще раз просканировал капитана и убедился, что физическое состояние у того в пределах его возрастной нормы и работоспособности он вроде бы не потерял. И капитан точно не был киборгом, Дэн бы такое заметил сразу. Или?.. Bond’ы могут прятать процессор даже от таможенных сканеров… Вероятность того, что капитан – Bond под прикрытием (конечно же, под прикрытием, ведь никто и никогда не слышал ни об одном сорванном Bond’е), крайне низкая. Но не нулевая. И само восстановление – какая (и зачем?) для него нужна дополнительная возможность? Трудно понимать людей, даже когда все слова по отдельности вроде бы кажутся совершенно понятными.

Можно было спросить Машу. Но Дэн предпочел искать ответ сам. Так казалось надежнее. К тому же высказывания слишком словоохотливого корабельного искина он иногда понимал ничуть не лучше, чем человеческие. А еще ее ответы очень часто почему-то заставляли его нервничать. И это было неприятно.

Лучше самому разобраться. Надежнее.

У слова «реабилитация» оказалось довольно много значений, сближенных по смыслу, но все-таки не идентичных. А еще и метафоры… Но доктор, наверное, все же имел в виду не сочетание медицинских, общественных и государственных мероприятий, проводимых с целью максимально возможной компенсации (или восстановления) нарушенных или утраченных функций организма и социальной реадаптации (или адаптации) больных, пострадавших и инвалидов? Хотя это и было бы самым естественным предположением для медика. Но что-то (не интуиция, нет, конечно же, логика, простая логика) подсказывало Дэну, что тут самый простой и естественный вывод вряд ли окажется еще и верным.

Было у этого термина и еще одно значение. Совершенно избыточное и неподходящее. Ни по каким параметрам. Но почему-то отбросить его никак не получалось, при малейшей попытке система начинала сбоить.

Восстановление репутации…

Это не могло быть правильным толкованием – у Дэна не было никакой репутации в глазах капитана, считающего максуайтерами всех рыжих. Не было и быть не могло. Репутация же самого капитана с точки зрения Дэна не нуждалась ни в малейшем восстановлении, она и так была высока настолько, насколько это вообще возможно для человека и капитана. Однако доктор, похоже, считал иначе. И не только доктор, если вспомнить, как вели себя остальные члены команды. Дэн никак не мог понять, почему ему кажется, что доктор имел в виду именно это значение. И говорил так уверенно (86,5%) и искренне (97%), словно очень хорошо знал, о чем говорит. Наверняка какая-то логическая связь тут присутствовала. Но Дэн никак не мог ее уловить, и это его немного тревожило. Но тревожило слабее, чем если бы доктор догадался о незавершенном восстановлении. Процентов на тридцать пять. Может быть, даже на сорок.