Текст книги "Не упыри"

Автор книги: Светлана Талан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

… января 1957 г

Уже в который раз я смотрю фильм «Карнавальная ночь». Знаю в нем каждое слово, но впервые смотрю на экран вместе с парнем, который пригласил меня и купил мне билет. С нами не было моих подруг, и мы сидели вдвоем. Дмитрий предложил поехать в центр города, где недавно открылся новый кинотеатр, но я отказалась. Однажды мы с Валей зашли туда, но, узнав, что билет стоит целых пятьдесят копеек, передумали.

Я знала, что Дмитрий такой же студент, как и мы, и не хотела, чтобы он тратился. Поэтому мы отправились в ближайший кинотеатр, куда я обычно ходила с девчонками, потому что там билет стоил от десяти до двадцати копеек. Правда, зал был тесный и запущенный, некоторые сиденья были сломаны, и на эти места вообще не продавали билеты. А смешнее всего было то, что посреди белого экрана зияла солидная дыра, потому что ткань там от старости прорвалась. Ее несколько раз пытались зашить, но через некоторое время ткань снова расползалась. Тогда края дыры просто стянули проводом в темной оплетке. И теперь, когда мы с подружками хотели повеселиться, то шли смотреть не фильм, а дыру. Иногда изображения лиц актеров приходились на это место, и было ужасно забавно видеть, как провод торчит у них то изо рта, то из уха.

Сидя рядом с Дмитрием, я старалась не смотреть на эту заплату, чтобы не прыснуть, и все равно не удержалась, когда провод ненароком очутился в ноздре главной героини. Хорошо, что новый знакомый принял мое глуповатое «хи-хи» за реакцию на реплику актрисы.

Мне было приятно, когда в раздевалке Дмитрий заботливо подал мне пальто и помог его надеть. Вроде бы мелочь, а в душе – теплая волна благодарности.

А на улице – настоящий праздник зимы! Пошел крупный снег. Деревья на аллее стали похожи на какие-то сказочные существа, накрытые толстым и пушистым белым одеялом. Оказавшись под фонарем, я подняла голову. Мне почудилось, что не масса хлопьев сыплется с неба, а наоборот – сама земля неторопливо поднимается туда, вверх. И вот я уже сама отрываюсь от земли и лечу в снежную бездну…

– Постой так! Всего минутку, умоляю! – голос Дмитрия вывел меня из задумчивости и вернул на грешную землю.

Он держал в руке тетрадь и карандаш.

– Ты что делаешь? – спросила я, улыбнувшись.

– Вот так! Хорошо! Даже еще лучше… – бормотал Дмитрий, что-то быстро набрасывая в тетради. – Марийка, ну-ка улыбнись еще раз!

– Так что ты делаешь?

– Пытаюсь запечатлеть твой образ на бумаге.

– Зачем?

– Если б ты знала, какая ты сейчас красивая! – сказал он с восторгом. – Хочу запомнить тебя такой на всю жизнь…

– Какой?

– Милой. Улыбающейся. Искренней. Когда-нибудь я напишу с этого эскиза твой портрет.

– И как ты его назовешь?

– «Девушка и зима». Или так: «Девушка-зима». Нет, это не годится. Девушка-зима должна быть холодной, смотреть пренебрежительно, с превосходством, а ты… Ты совсем другая, не такая, как все, – сказал Дмитрий, медленно приближаясь ко мне.

– Да ну тебя! – засмеялась я, схватила пригоршню снега, бросила ему в лицо и пустилась наутек.

– Ну, погоди! – крикнул Дмитрий и погнался за мной.

Мы обсыпали друг друга снегом с ног до головы. Нам было весело оттого, что вечер такой тихий, что снег валит все сильнее, что мы молодые и ничем не связаны между собой. Запыхавшись от беготни, я уселась прямо в сугроб. Он оказался рыхлым, и я провалилась в него чуть не по уши.

– Помоги! Спаси меня из снежного плена! – крикнула я и, смеясь, протянула к нему руки.

– Я всегда буду рядом! – сказал Дмитрий, одним ловким движением освобождая меня из сугроба. В результате я оказалась совсем рядом с ним. – Слышишь, Марийка, – повторил он почти шепотом. – Я всегда буду тебе помогать…

Я поймала его взгляд, полный нежности, и отвела взгляд.

– Ну, тогда помоги мне отряхнуться, – сказала я, делая вид, что ничего не замечаю.

Дмитрий стряхнул перчаткой снег с моей спины, потом с воротника и шапочки. Неожиданно его рука коснулась моей косы, которая падала до талии. Его пальцы медленно прошлись по ней от затылка до самого кончика.

– Какие шелковистые волосы! – с восхищением сказал он.

– Потому что мою их отваром любистка и ромашки, – сказала я и перебросила косу на грудь.

– А глаза! Господи, что за глаза! – пылко проговорил Дмитрий.

– Что?.. Какие глаза? – растерянно переспросила я.

– Большие. Синие. Глубокие.

– Ну и что?

– Обычно у темноволосых глаза карие. А у тебя – синие, как весеннее небо…

– Но сейчас не весна, а зима, – сказала я, осторожно отстраняя Дмитрия. – Я уже замерзла и…

Внезапно он быстро коснулся своими губами моих губ.

– Подожди! – попросил он. – Не уходи! Такой чудесный вечер! Когда еще такой будет?

– Будет! И не один. Не последний день на свете живем, – сказала я, направляясь в сторону дома.

Некоторое время Дмитрий молча шел позади. Потом сказал:

– Мне кажется, я запомню этот вечер на всю жизнь.

– Обычный вечер, – проговорила я, беря Дмитрия под руку. – Правда, на редкость красивый.

– А мне кажется, в нем есть что-то роковое, – тихо, словно про себя, сказал он.

Мы договорились встретиться в следующую субботу, чтобы снова сходить в кино. Когда я вернулась домой, мои подруги крепко спали. Я зажгла настольную лампу. На столе меня ждало письмо от Романа. В нем он кратко рассказывал об армейских буднях. Роман писал по-разному, и его письма не были похожи одно на другое. Одни выглядели как сухой отчет, другие были буквально пропитаны чувствами. Но заканчивались они почти одинаково: «Люблю, целую, верю».

Я достала лист чистой бумаги и конверт, чтобы сразу ответить. Но самые нужные слова будто потерялись в снегу, который беспрерывно сыпался с неба. Я не думала о Дмитрии и не считала себя предательницей. Для меня он был просто хорошим другом. И я была уверена, что наши отношения так и останутся дружескими, даже если Дмитрий смотрит на это иначе.

Все это так. Но почему я не могу написать Роману о нашей дружбе с Дмитрием? Наверно потому, что мужчины воспринимают мир совсем иначе, чем мы, женщины…

… февраля 1957 г

Уже несколько раз мы с Дмитрием ходили в кино. Потом он провожал меня домой. Расстояние, которое можно пройти минут за десять, мы преодолевали за час, а то и два. С ним было интересно говорить, можно было поспорить, обсудить какую-нибудь книгу или фильм. Он много читал и много знал. Дмитрий был старше меня на год, а казался намного мудрее и рассудительнее. Я ловила на себе его теплые взгляды, но делала вид, что ничего не замечаю. Зачем подавать надежду? Но сегодня я потеряла бдительность и оказалась слишком близко к нему. Внезапно он схватил меня за руки.

– И снова эти глаза! – с жаром произнес он. – Какие же они красивые!

– Отпусти, – сказала я, освобождаясь. – У меня самые обычные глаза.

– Нет, Марийка, нет! Ты им цены не знаешь! Они глубокие, искренние. Такие глаза не могут лгать. Порой они у тебя становятся мечтательными. А могут быть и печальными. Тогда хочется сделать что-нибудь такое, чтобы печаль исчезла, и в них снова заплясали веселые искорки. Ради этого я готов на самые сумасшедшие поступки! Да, да! Только ради улыбки на твоем лице! Я хочу, чтобы ты никогда не грустила. Слышишь меня?

Я почувствовала тепло его дыхания, но вовремя опомнилась.

– Марийка, я что-нибудь не то сказал? – спросил он, когда я сделала шаг назад.

– Нет, все в порядке. Ты – добрый, милый, но…

– Я тебя чем-то обидел? – взволнованно спросил он.

– Нет. Но я должна тебе кое-что сказать…

Я замолчала. Мне действительно было жаль расставаться с Дмитрием, но наши отношения уже нельзя было назвать дружескими.

– У меня есть парень. Он сейчас служит в армии.

– Я знаю.

– Откуда?

Я была очень удивлена, потому что считала, что Дмитрий об этом даже не догадывается.

– Это не имеет значения. Но он в армии, а мы здесь. И мы вместе.

– Нет, мы не вместе. Мы всего лишь друзья. И не более.

– Я не знаю твоего жениха, – пылко проговорил Дмитрий, обнимая меня за плечи. – Не знаю, достоин ли он тебя, вернется ли к тебе или приедет уже с молодой женой, как часто случается. К тому же за три года человек может измениться до неузнаваемости. А я все время буду рядом с тобой. Я хочу оберегать тебя, заботиться о тебе, видеть тебя каждый день и час…

– Довольно! – решительно сказала я. – Я обещала Роману дождаться его, и сдержу свое слово. Кроме того, я люблю его…

Я встретилась взглядом с Дмитрием. Сколько же боли было в его глазах! Мне стало не по себе, ведь я не хотела причинять ему боль.

– Извини, – тихо проговорила я. – Мне жаль. И не огорчайся – ты очень хороший и еще встретишь какую-нибудь славную девушку, которая сделает тебя счастливым.

– Нет, это невозможно.

– Почему?

– Потому что я уже встретил ту, о которой мечтал.

– Давай останемся просто друзьями, – предложила я ему.

– И как ты себе это представляешь? Видеть тебя, страдать и знать, что ты – чья-то невеста?

– Извини. Я, кажется, сболтнула глупость… Мне пора, уже поздно.

Мы шли молча. На Дмитрия было страшно смотреть. Он изменился в лице, ссутулился и шел, едва передвигая ноги, как смертник на эшафот. Я заторопилась домой.

– Пока! – сказала я ему у калитки и быстро побежала через двор.

– Марийка! – окликнул он меня. – Подожди!

– Мне пора. Извини.

– Сходим завтра в кино? – услышала я позади.

– Нет! – крикнула я ему уже с крыльца.

… февраля 1957 г

– Валя, это ты рассказала Дмитрию о Романе? – спросила я подругу, когда Нины не было дома.

– Нет. А что?

– Значит, Нина. Ох, и язык же у нее! – раздраженно сказала я.

– Да что случилось-то? – спросила Валя, откладывая учебник в сторону.

Я все выложила Вале.

– Конечно, ты сама должна принять решение, – сказала Валя, выдержав паузу. – А ты уверена, что поступила правильно?

– Да! – не колеблясь, ответила я.

– Может, не стоило спешить? Хорошо подумать, все взвесить, чтобы не ошибиться…

– Я уже давно для себя решила.

– Все люди ошибаются, но иногда бывает и так, что одна ошибка может изменить жизнь. Ты не хочешь повнимательнее присмотреться к Дмитрию? Может, именно он, а не Роман, твоя судьба?

– Все возможно, но ждать я буду Романа. Я ему обещала.

– Если все дело только в обещании…

– Нет. Дело во мне. Я люблю его. Его и только его. Он – моя единственная любовь, – сказала я, чеканя каждое слово.

– А ты не боишься, что Роман вернется, и ваши отношения разладятся, что-то пойдет не так?

– Боюсь. Еще и как боюсь! – призналась я. – Если бы я его не любила, то и не беспокоилась бы так из-за этого!

Наш разговор прервало возвращение Нины. Она подозрительно долго возилась в прихожей, потом вошла и окинула меня быстрым взглядом.

– Там тебя кавалер поджидает, – сказала она. – Замерз, как волк в лесу.

– Никуда я не пойду, – ответила я.

– Я так и поняла, – вздохнула Нина. – Поэтому и пригласила его погреться. Заходи, Митя!

В дверях стоял Дмитрий, растерянно комкая в руках шапку.

– Всем привет! – наконец произнес он с натянутой улыбкой.

Я разозлилась на Нину. Если наша хозяйка узнает, что здесь был парень, нам всем достанется на орехи. К тому же я чувствовала себя неловко после нашего разговора. Я растерянно кивнула, взяла в руки книгу и раскрыла, сделав вид, что читаю. Хорошо, что Валя не растерялась. Мигом принесла еще горячий чайник и налила всем чаю. Мы уселись за стол, разговор поддерживала одна Валя. Она о чем-то расспрашивала, а Дмитрий отвечал. Нина тоже время от времени вставляла в разговор свои пять копеек, но, как правило, невпопад, а я помалкивала.

Наконец Дмитрий поблагодарил за чай и сказал:

– Девочки, я вас всех приглашаю в кино. Билеты за мной!

Нина на радостях даже взвизгнула.

– А когда? А что за фильм? – спросила она пританцовывая.

– В субботу. Фильм называется «Моя дочь». Согласны? – спросил Дмитрий, глядя на меня в упор.

– Пойдем? – спросила Валя.

– Да! – за всех ответила Нина.

– Ладно, – проговорила я, не поднимая глаз.

… февраля 1957 г

Несколько дней назад мороз ослабел, началась оттепель. Поэтому, когда мы вышли из зрительного зала во двор кинотеатра, возвращаться домой никому не хотелось.

– Ну что, девочки, погуляем? – спросил Дмитрий.

– Конечно! – радостно подхватила Нина.

– Куда отправимся? – спросил Дмитрий.

– Давайте слепим снежную бабу в сквере, – предложила Валя, катая в руках снежок.

– Я против, – сейчас же возразила Нина.

– Почему? – Валя даже остановилась на миг и запустила снежком в кусты.

– Потому что это детская забава!

– А это не забава? – засмеялась Валя, сгребая снег. Она так быстро слепила снежок, что Нина не успела глазом моргнуть, как он угодил ей в плечо.

– Ах ты… – вскрикнула Нина, поспешно лепя снежки.

– Держитесь, девоньки! – вступил в игру Дмитрий. – Ну-ка, кто на меня?.. Ах, так, трое на одного?

В следующее мгновение мы все вместе принялись обстреливать Дмитрия. Мы визжали, когда снежки попадали в нас, и то шли в атаку, то отступали. В азарте я и не заметила, как приблизилась к нему вплотную. Дмитрий достал из кармана сложенные листы бумаги и незаметно сунул их в карман моего пальто. Я не успела и рта раскрыть, чтобы спросить, что это, как он сам вполголоса произнес:

– Это письмо. Прочтешь дома, когда останешься одна.

– Вы о чем тут шепчетесь? – как гриб после дождя, выросла перед нами Нина.

– Как тебя забросать снежками! – засмеялся Дмитрий и грозно двинулся к Нине.

– Держись! – крикнула я ей. – Помощь не за горами! И победа останется за нами!..

Мы еще долго бегали, перебрасываясь снегом. Устали. Стоим, отпыхиваемся.

– Надо заканчивать, – сказала Нина. – У меня варежки мокрые напрочь. Так и простудиться недолго.

Мы с нею согласились.

– Девчата, – обратился к нам Дмитрий, – мы, как мне кажется, сегодня неплохо повеселились. Предлагаю завтра повторить наше культурное мероприятие.

– Согласны! – чуть ли не в один голос отозвались Валя и Нина.

Я промолчала, потому что не знала, что сказать. Сидеть одной дома ну никак не хотелось, но и набиваться я не могла.

– Марийка, – Дмитрий взглянул прямо мне в глаза. – Ты тоже согласна?

– Да, – ответила я.

– Ты точно пойдешь с нами? – спросил он.

– Если я сказала «да», это и означает «да», – несколько нервно ответила я, втихомолку нащупывая в кармане сложенные листки. Как только я вспомнила о них, сразу занервничала. – Хватит лясы точить. Пошли домой!

Дома я подождала, пока подруги улягутся.

– А ты что, не собираешься спать? – спросила Валя.

– Пока нет.

– Снова Роману будешь письмо писать?

– Нет.

– Понятно, – сказала Валя, натягивая на себя одеяло.

Она знала, что я веду дневник и обычно усаживаюсь за него поздно вечером, чтобы никто не мешал. Валя тоже как-то попробовала делать записи, но это вовсе не в ее характере: сидеть на одном месте и подолгу писать. Ей вообще не по душе спокойная жизнь. Она должна все время находиться в движении, что-нибудь организовывать, согласовывать, договариваться, куда-то бежать и спешить. Это я могла просиживать часами, мечтая и раздумывая, неторопливо читать и порой выписывать понравившиеся мысли авторов. Мы с ней были такие разные – и в то же время такие близкие!

Нина быстро заснула. Это я поняла по ее негромкому похрапыванию, которое меня всегда раздражает. И вообще, все в ней меня раздражает. Иногда я пытаюсь понять: почему? Почему меня выводит из себя, когда она, например, дежурит по комнате и оставляет под кроватями пыль? Почему суп, который она варит, всегда невкусный? Ведь Нина, вообще-то, никогда ничего плохого мне не сделала. Так почему же она меня так бесит?..

Я достала из кармана листки. От мокрых варежек их края немного отсырели. Я разворачиваю их поочередно и начинаю читать:

«Любимая Марийка! Только в письме я могу позволить себе называть тебя так. Искренне и открыто. Потому что так я называю тебя всегда, но, к сожалению, только в мечтах. Хочу, чтобы ты меня поняла, поэтому начну с самого начала. Не знаю, веришь ли ты в любовь с первого взгляда, но должен тебе сказать, что она существует. Однажды вечером ко мне заглянул лучший друг и сказал:

– Собирайся быстрее! Я раздобыл приглашение на вечер в сельхозинститут!

– Не хочу я туда идти, – ответил я, потому что и в самом деле не имел ни малейшего желания тащиться куда-то по морозу.

– Там будут девушки не только из сельскохозяйственного, но и из пединститута! Может, познакомимся с будущими учительницами, – гнул он свое. – А учительницы иногда бывают очень симпатичные!

В конце концов я согласился – ради друга, потому что он начал ныть, что один не поедет, и пригласительные пропадут впустую. А теперь даже не знаю, на счастье или на беду. Там я впервые увидел тебя, Марийка. Ты была такая одинокая! Я подошел, чтобы пригласить потанцевать девушку, которую никто не приглашал. И увидел твои прекрасные влажные синие очи! Они были невообразимо прекрасны! И сама ты показалась мне самой красивой на свете. Весь мир покачнулся и поплыл вокруг меня, когда ты положила свои нежные руки мне на плечи во время танца. Не знаю, заметила ли ты мое волнение. Кажется, нет. В тот вечер я решил, что это пройдет, но провел ночь без сна. Пытался уснуть, но перед глазами все время стоял твой образ. Я был взволнован и растерян, как мальчишка-школьник. Едва дождался нашей следующей встречи. Я ведь обычно не лезу за словом в карман, веду себя раскованно и при случае нахожу тысячи слов, приятных для девичьих ушей. Но с тобой все было по-иному. В душе все клокотало, кипело, и все лучшие слова куда-то пропали. Я терялся перед тобой и больше всего боялся ненароком тебя обидеть или сказать что-нибудь не то. Но при этом думал, что у нас все еще впереди и у меня будет достаточно времени, чтобы сказать тебе все самое лучшее. Однако твоя подруга Нина сразу же меня предупредила, что у тебя есть парень, который сейчас в армии. Мне будто кипятку за шиворот плеснули! И все же я не терял надежды, потому что понял, что люблю тебя по-настоящему. Так, как бывает только раз в жизни…»

Я перевернула листок. За ним следовал второй, третий, четвертый… восьмой! Длиннейшее письмо-исповедь на восьми страницах. Я знала, что нравлюсь Дмитрию, но чтобы так…

«…На всю жизнь я запомню прикосновение к твоим волосам, к твоей косе. У тебя такие прекрасные темные волосы! С чем их сравнить? Я не знаю, какой на ощупь натуральный шелк, но, думаю, такой же, как твоя коса. Наверно, в ней заблудился ласковый летний ветерок, оттого она такая приятная…»

Дальше я читала с сердечной болью. Что ни строка, то признание в любви – высокой, почти неземной. Мне было жаль, что я не могу ответить ему взаимностью. Он такой чуткий, добрый, влюбленный, но совсем меня не волнует. Я едва не расплакалась, прочитав: «Можешь верить мне или нет, но никогда (последнее слово подчеркнуто) в жизни я больше никого не полюблю. Могу даже с уверенностью сказать, что никогда не женюсь. Ты разбила мое сердце навсегда. Разве можно склеить разбитый кувшин так, чтобы не были заметны трещины, чтобы из него не сочилась вода? Конечно, нельзя. Вот и моя душа разбита, как этот кувшин. Вот почему, даже если я буду пытаться наполнить его новыми знакомствами, свежими чувствами, ничего из этого не получится. Они просто вытекут сквозь трещины, как вода между пальцами…»

«Зачем я пошла на этот вечер?! – кляла я себя. – Сидела бы дома, и ничего бы не случилось».

Голова гудела от противоречивых чувств, которые переполняли все мое существо. Было досадно и больно от несправедливости жизни, но я не могла не дочитать до конца.

«Любимая моя, – писал Дмитрий дальше, а я чувствовала, как на мои глаза наворачиваются непрошеные слезы. – Моя дорогая, самая лучшая! Я могу позволить себе называть тебя так, потому что эти слова останутся на бумаге. В жизни все по-иному. Скорее всего, завтра я услышу от тебя «нет», но сегодня еще могу тешить себя надеждой. Моя милая Марийка! Теперь ты все знаешь. Верю, что ты еще раз все обдумаешь и взвесишь. И если завтра я услышу от тебя «да», то стану счастливейшим человеком на свете! Даже не знаю, что я тогда сделаю. Наверно, взлечу в небо без всяких крыльев или задушу тебя в объятиях на земле. Моя и твоя судьбы в твоих руках. Умоляю, не ошибись, чтобы нам обоим не пришлось жалеть об этом всю жизнь. Целую тебя. Люблю. Люблю и буду любить всегда. Дмитрий».

Я дочитала последние слова, и мои слезы сами собой закапали на бумагу. Они растекались синими чернильными пятнами, но мне было все равно. Письмо Дмитрия меня очень взволновало. Я не хотела, чтобы он так мучился! Не хотела! Возможно, он и прав. Может случиться так, что жизнь у меня с Романом не сложится, но сейчас я ничего не могу изменить. Не могу и не хочу! Мне жаль Дмитрия, но люблю я Романа. Нельзя строить отношения на жалости. Нельзя отрекаться от любви. Ни за что! Даже если у нее нет будущего. Прости меня, Митенька. Не обижайся, Роман…