Текст книги "Вегетация (СИ)"

Автор книги: Светлана Ремельгас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

По состоянию на август 2018-го рассказ на ремонте. Но, вероятно, ремонт когда-то закончится:)

Ремельгас Светлана

Ремельгас Светлана

Вегетация

Келиан Лесгири проснулся от того, что кто-то шаркал под дверью. Звук был прерывистым и как будто таящимся, от чего, впрочем, не становился тише. Когда шаги смолкали, что-то сыпалось на пол. Негромко, но настолько же явно.

Келиан закрыл глаза, не торопясь вставать. Шаги понемногу удалялись, удалялся и песчистый шорох рассыпаемого. Через площадку, по ступенькам, вниз. Там шорох смолк совсем, и часто-часто заскрипела лестница. Настала тишина, но Келиан не сомневался: ненадолго. Он потянулся, откинул одеяло и спрыгнул на пол. Плотно задернутые занавеси на окнах, впрочем, раздвигать не спешил. Время уже перевалило за полдень, чтобы знать это, ему не нужно было смотреть на улицу.

Минуту спустя госпожа Марита уже кричала, как ни в чем не бывало, на прислугу. Со второго этажа слов было не разобрать, но кричала она всегда одно и то же. Девушка, которую хозяйка наняла полгода назад, почти всю работу делала спустя рукава. Хорошо ей давалась только стирка. Но у госпожи Мариты имелись свои причины не давать ей расчет.

Отперев замок, Келиан выглянул наружу. Как он и думал, по обе стороны коридора тянулись свежие дорожки морской соли. Еще одна, пересекавшая их, виднелась у лестничной площадки. Келиан зевнул и прикрыл дверь. Госпожа Марита берегла дом от жильца, как могла. За время, что снимал у нее флигель, он находил над притолокой своей двери небрежно спрятанные амулеты, стирал с наличника охранные символы, но соль хозяйка считала самым надежным средством.

С этим он готов был мириться; соль ничем не могла повредить его опытам, будь особняк ей усыпан хоть весь. Только раз Марита принесла что-то, по-настоящему разозлившее его, но один разговор решил дело. Она вернулась к старым способам, а Келиан продолжил игнорировать их. На деле хозяйку более чем устраивала арендная плата, которую он вносил. А Келиана устраивало это жилье.

Он вряд ли нашел бы в Лийсогаре лучшее; за такую цену уж точно. Снимать отдельный дом он считал ненужной растратой: не так много места ему было надо, и пришлось бы тогда нанимать слуг. Найти же людей, готовых уживаться с лицом его интересов, даже в столице было непросто. Госпожа Марита, при всех ее суевериях или благодаря им, была человеком на диво терпимым.

Да, напомнил себе Келиан, все-таки приоткрыв выдохнувшие облако пыли занавеси. Лучшего жилья ему здесь не найти.

Умывшись, он прошел к платяному шкафу и сменил спальную сорочку на домашний костюм. Наскоро причесался и куда более тщательно – навощил и подвил усы. Вместе с остренькой бородкой они придавали ему вид одновременно галантный и загадочный. Когда результат, наконец, удовлетворил его, Келиан убрал туалетные принадлежности и сверился с часами. А потом перешагнул через полосу соли на пороге и вышел в коридор.

По лестнице он спустился насвистывая. В воздухе стоял запах еды, и запах презаманчивый. К счастью, готовила для жильца госпожа Марита сама. Суматошная, сверх меры болтливая, она, тем не менее, умудрялась никогда ничего не испортить. Возьмись за готовку Низа, и Келиан бы вряд ли остался здесь надолго.

Обе женщины: и хозяйка, и прислуга – словно только его и ждали. Стихший было спор запылал с новой силой. Минуту Келиан смотрел на них с высоты последних ступенек лестницы. На крепкую, белокурую Мариту, метавшуюся по гостиной, и на Низу, вставшую в дверях. Худая, невысокая, она загородила собой проход на кухню и готова была, казалось, его оборонять.

– И посуда не мыта! – запричитала хозяйка. – Что ты все утро делала?

Низа тряхнула головой, убирая с длинного лица волосы.

– Во дворе подметала. Полы помыла еще. Это что, быстро, думаете?

Марита остановилась и всплеснула руками.

– Три, что ли, часа? Да полы все грязные, ты воды только разлила. А ну быстро берись за посуду! – Она махнула в сторону Келиана, который сошел, наконец, с лестницы. – Господину Лесгири завтракать из чего прикажешь?

Низа развернулась к ним обоим спиной.

– Можно подумать, тарелок в доме нет. Вы же сами уже расставили.

Но, бросив это, ушла. Госпожа Марита проводила ее возмущенным взглядом, словно желала убедиться, что прислуга никуда не исчезнет, а потом обернулась к жильцу. Ничто в ее повадке не намекало на проведенные полчаса назад манипуляции.

– Утро доброе! – разулыбалась она. – Проснулись? А для вас все уже и готово.

– Доброе, доброе, – кивнул Келиан и, потирая руки, двинулся мимо нее в обеденную.

Как и все в доме, та была уже не новой по убранству и чересчур заставленной, да и прибрана так себе, но когда-то – когда-то ее построили просторной. Под потолком до сих пор висела строгая медная люстра, купленная родителями маритиного мужа. С того времени многое изменилось; новые хозяева – новые правила. Марита даже пыталась привесить на люстру бумажные цветы. К счастью, те никак не хотели держаться.

– Конечно проснулся, – подтвердил Келиан, выдвигая стул. Тот неприятно проскрипел по полу. – Вечером предвидится много работы. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что вы приготовили.

При словах о работе на лицо Мариты набежала тень, но она согнала ее и устремилась за жильцом к столу. Изобилием блюда на нем бы никто не назвал, но выбор был вполне приличным. Хозяйка сняла полотенце с пирога, подвинула к Келиану кувшинчик с коричным напитком. Он, впрочем, начал с каши.

– Да, ко мне и правда вечером придут, – предупредил он, переставляя тарелки. – С черного, конечно же, хода.

Марита чуть не выронила полотенце, но усилием воли сдержала себя и даже улыбнулась.

– Пусть приходят. Я что, я же не против.

– Очень вкусно, – похвалил Келиан и углубился в еду.

Хозяйка, как он и ожидал, ушла не сразу. Пробежалась в обычной своей манере по комнате, поправляя что-то тут и там, подхватила кочергу и принялась оттирать с пола следы сажи. Удавалось ей это с трудом, и какое-то время она ругалась под нос на сажу, кочерги и негодную прислугу. Потом снова вспомнила про него.

– Тут что Низа-то рассказала. Его Величество в этом году Ткацкой улицей проехать собрался. Представляете?

Келиан отложил ложку. Таких новостей он не ждал.

– С чего вдруг? Он же другой дорогой обычно ездит. Начто ему наш квартал?

Марита поймала падающую кочергу и пристроила у стены.

– Да кто его знает. Только всем в округе сказано привести дома с дворами в порядок. А наш и вовсе видно с перекрестка будет. Придется постараться! Я уж Низе объяснила, насколько это важно. Да она и сама знает. Ей-то не знать. Их же процессия будет.

В свободное от работы время Низа Либет служила вольной флейтисткой при ардвианском храме и участвовала в народных песенных шествиях. Это и было причиной, по которой госпожа Марита терпела ее дурную работу; одной из причин. Присутствием в доме Низы хозяйка надеялась уравновесить присутствие жильца. Раз уяснив для себя эту логику, понять ее Келиан так и не смог.

– А в этом году Его Величество поедет с ардвианским шествием?

Король, номинально считавшийся ардвианцем, на деле во время предосеннего принесения даров морю мог выбрать себе в сопровождение любую из крупных процессий. Таким образом он демонстрировал свою протекцию всем им – и небрежение каждой. Келиана принесение даров не интересовало, поэтому он не следил. Но теперь поинтересоваться стоило. Стоило более чем.

– С ардвианским, с каким же еще. В прошлом-то году с лархианским ездил.

Келиан снова взялся за ложку.

– Ну, у Низы есть еще три недели, чтобы хорошенько прибрать.

– Уж я-то за ней прослежу – пригрозила Марита. Беспорядочное движение, наконец, привело ее к выходу из обеденной. На секунду она исчезла из виду вовсе, а потом вернулась с накидкой и корзиной. – Пойду до рынка схожу. Выходной, мало ли что хорошее попадется.

Приняв молчание Келиана за одобрение, она собралась уже идти, но остановилась, прислушиваясь. И правда: наверху на площадке будто бы скрипнула половица.

– Ригерт? – окликнула Марита. – Риг?

Но ответа не дождалась.

Во второй раз Келиан спустился уже вечером. Перед этим он долго отмывал руки, но пестрые пятна так до конца и не сошли. Не первые уже, они легли поверх других. Он, впрочем, привык.

Густо-желтое закатное солнце протянулось через коридор и обеденную, виднелось и за притворенной дверью кухни. Один кусок света, особенно яркий, почти физически ощутимый, устроился над комодом в прихожей. Келиан прошелся тут и там, заглядывая в комнаты. Судя по тишине, хозяйка еще не возвращалась.

– Низа! Низа Либет! – позвал он.

Некоторое время дом молчал, но потом что-то стукнуло, что-то скрипнуло, и по лестнице раздались тихие шаги.

– Чего вам? – буркнула, потирая глаза, прислуга.

Келиан похвалил себя за хорошую память: Низа не всегда работала допоздна. В какие-то дни ей нужно было в храм, в какие-то она выговорила себе выходной. Итоговый распорядок получился бестолковым, и его не помнила даже Марита. Но Келиан угадывал почти всегда.

– Накрой мне обедать, – сказал он.

Низа сделала шаг в сторону кухни, но на пороге застыла.

– Это же кем надо быть, чтобы в седьмом часу обедать, – выругалась она. – И надымили-то опять.

Но за дверью исчезла.

Келиан думал было ответить, однако решил, что дело того не стоит. Вместо этого прошел в обеденную и устроился за столом. Солнце заливало все вокруг, и в его сиянии особенно видны стали грязные стекла. Окна выходили на веранду, но та служила местом упокоения отслуживших вещей, и даже несмотря на то, что стояло лето, обедали в доме.

Прошла минута, другая. Наконец, явилась Низа с подносом и шваркнула на стол сначала его, а после бутылку вина.

Стянув с подноса хлеб и холодный окорок, Келиан наполнил бокал. Низа к этому моменту была уже на полпути к кухне.

– Подожди, – остановил ее он. – Что там за история с королем?

– С королем? – отозвалась, помедлив, прислуга. – Все-то вы уже пронюхали.

– Хозяйка сказала. Так и что с ним? С чего вдруг он решил нашим кварталом поехать?

– Мне-то откуда знать? – не поняла она, но, тем не менее, вернулась в обеденную.

Останавливаться раньше времени не захотела и дошла до самой двери на веранду. Келиан нарезал мясо и скосил глаза. Тощая, с невнятного цвета волосами, Низа иногда держалась так, что позавидовала бы самая знатная дама. Происхождение ее, конечно, не скрывало никакой тайны, но на деле она была не настолько груба, как хотела казаться. И не так некрасива, как подсказывала ей ее лень.

– Низочка, ну ты же у нас умница, ты же все знаешь, – зашел с другого бока Келиан. – Данный квартал – совсем не место для королевской процессии. В этом вашем хрустальном храме, наверное, каких только слухов не ходит.

Он обольстительно улыбнулся. Низа схватила висевшую у нее на шее подвеску-треугольник и сделала знак, как от дурного глаза.

– Чур меня, чур, бесово отродье.

Келиан хмыкнул и подкрутил ус. Квартал был далеко не так плох, но на месте короля он бы тут не поехал. Тем более, что путь процессии сложился уже давно.

– А все-таки?

Она вздохнула и выпустила из пальцев ардвианский символ.

– Разное говорят. Кто-то – что Его Величество хочет избежать покушения. Кто-то – что, наоборот, собирается злоумышленников выманить. Ну и еще говорят, что до моря так правда ближе.

– А первосвященник что?

– Первосвященник старый.

– И все-таки?

– Господин Лесгири, я с первосвященником ни разу в жизни не говорила. Куда мне.

– Кто-то же говорил, – заметил он и вгрызся в мясо.

– Те, кто говорили, направо-налево не болтают.

Келиан все жевал, не сводя с нее прищуренного взгляда.

– Люди думают, это ловушка, – сдалась Низа. – Нам уж пока не узнать, на кого.

– Плохо, – вздохнул он и глотнул вина.

Корлиго Долиа был королем Лийсогара уже пятнадцать лет, и кровь, в которой он утопил страну в первые годы правления, давно успела высохнуть. Ветер лет унес ее, ставшую пылью, прочь. Но иногда – хоть и все реже – проливалась новая кровь: в наставление. Подданные не должны были забывать.

Редко, но метко. Келиан вспомнил собачьи головы и на секунду расхотел обедать.

– Куда уж хуже, – подтвердила Низа.

– Ты во дворе-то прибери, Его Величество любит порядок.

– Приберу, – огрызнулась она, – вы не бойтесь.

Хлопнула дверь на улицу. Словно почуяв смену темы, госпожа Марита вернулась, наконец, домой. Она вошла одна – но казалось, целая толпа марит рассыпалась по прихожей, топоча, шурша обертками покупок и вполголоса переговариваясь. Келиан отрезал себе еще кусок мяса, последний, и долил вина. Бутылку, пожалуй, стоило забрать наверх. Для гостей.

– Низа! – окликнула хозяйка. – Помоги мне донести.

Прислуга повернула голову на голос, но послушаться и не подумала. Вместо этого хлопнула себя по лбу и со словами "совсем забыла" нырнула в коридор; в другой совсем его конец.

– Низа! – прикрикнула госпожа Марита, завидев ее. – А ну поди сюда!

Но та вернулась обратно в обеденную и бросила на стол перед Келианом два конверта и свиток.

– Читайте. Вам тут пришло.

И только тогда, напоказ отряхнув руки, отправилась помогать хозяйке.

Они вошли пять минут спустя, с трудом вдвоем таща покупки, которые Марита каким-то образом ухитрилась донести до дома сама. Впрочем, она могла взять носильщика. Вокруг воцарился хруст и шелест – купленное высвобождалось из бумаги и раскладывалось.

Выгрузив то, что могло пригодиться в обеденной, женщины переместились обратно в коридор, а Келиан углубился в изучение почты. Он вел обширную переписку: как с членами их маленького ордена, так и с теми, кто по области исследований казался ему единомышленником. Некоторые письма шли долго, некоторые – очень долго. Одного ответа он ждал почти полгода, и вот, наконец, тот пришел.

Пробежав глазами начало, Келиан решил, что будет читать в тишине, и уже поднялся, когда в обеденную влетела Марита. В руках у нее была бездарнейшая картинка в нарядной рамке и какой-то мешочек.

– Смотрите, какая миленькая, – похвасталась она картинкой, пытаясь приладить ее на стену, где висело уже несколько. Три – того же рода и одна еще от прежних хозяев.

Келиан кивнул и собрал корреспонденцию, собираясь идти к выходу. Но хозяйка бросилась ему наперерез.

– Вы не поверите, что я купила. Пару дней назад пришел корабль. Целый корабль из империи Аяран! Чего там только не было. Ну я и ухватила кое-что у одного из гребцов.

Корабли из империи ходили редко. Слишком большое расстояние им приходилось преодолеть, да и не горела империя желанием торговать с Лийсогаром. Но когда торговцы приезжали, товары скупали за деньги абсолютно безумные. Привозили кое-что и сами моряки. Эта возможность была частью их контракта.

– Вот! – Марита выставила перед собой мешочек. – Шагреневый юшипит.

– Что? – переспросил Келиан, щурясь на мешочек. Тот был абсолютно обычный, без единой надписи. – Шагреневый кто?

– А я-то думала, вы ученый, – беззлобно поддела его хозяйка. – Юшипит. Это цветок аяранский такой. Говорят, уж очень красивый. На клумбах у самого императора растет. Я как услышала, сразу подумала: раз их императору хорош, так и нашему королю понравится. Потратилась, конечно, но и повод какой. Надо же чем-то украсить двор.

Келиан еще раз смерил взглядом безымянный мешочек.

– И то правда. Цветы нам не помешают.

Муж госпожи Мариты следил за садом, но, оставшись одна, она совсем забросила эту часть хозяйства. Будь дом его собственным домом, Келиан постеснялся бы представить такой двор на обозрение короля. Пусть даже Его Величество, скорее всего, и не посмотрит направо, проезжая перекресток. Но с Корлиго Долиа никогда нельзя было быть уверенным в том, что он сделает и зачем.

Тут Келиан, наконец, понял, насколько глубоко засела в нем мысль о явлении короля.

– Займусь делами, – сообщил он и прошел мимо хозяйки. Та отпрянула.

Взяв со стола и наполовину не опустевшую бутылку, он поднялся по лестнице. Истертые ступеньки скрипели вслед каждому шагу; негромко, пыльно. Здесь все было пыльным. Закат понемногу начинал умирать: озера света на полу поблекли и словно бы обмелели. Восьмой час, отметил Келиан. Придти к нему гости сговорились после темноты, а значит, не раньше десяти. Оставалось еще время на подготовку.

Он собирался отправиться сразу к себе, но, оказавшись на площадке, пошел в противоположную сторону. Его привлек звук. Коридор делился на две части: одна вела к флигелю, другая – к хозяйским комнатам. Переступив через двойную полосу соли, Келиан сделал несколько шагов в сторону дальней двери. Да, так и было. Слух ему от природы достался острый.

За дверью пела Низа. Тихо-тихо, неожиданно мелодично. Насколько низким голосом она говорила обычно, настолько же нежно умела петь. Келиан ни разу не слышал флейты, ради которой ее взяли в хрустальный храм, и флейта явно была лучше пения. В нем зато имелось сейчас кое-что, кроме мастерства.

Комната принадлежала сыну госпожи Мариты, но то, что связывало Низу Либет с ним, не было обычным романом. Хозяйка бы, пожалуй, согласилась на мезальянс, если бы только это сумело помочь. Ей, увы, не приходилось идти на такую жертву. Это не значило, впрочем, что Низа не могла быть полезна. Что и являлось второй причиной, по которой Марита держала ее в доме.

Келиан знал, что от него она подспудно ждет того же – небольшого чуда.

Пение сменилось голосами, однако те были еще тише. Он развернулся и ушел к себе.

Темнота застала Келиана в одиночестве. Медленно опустилась она на дом и на сад перед домом. Из окна, зашторенного снова, и из других окон – в соседних комнатах – можно было видеть, как сумерки сгущаются вокруг разросшихся деревьев, покрывают слой за слоем клочковатую траву. Наконец, погас и последний отблеск света. Он пришелся, как всегда, на флюгер особняка напротив.

Келиан сел и, не разжигая лампы, остался сидеть. Этот был момент редкого для него бездействия. Рук он на этот раз мыть не стал – только вытер. Очень скоро ему снова предстояла работа.

Дом госпожи Мариты подходил Келиану в первую очередь потому, что покойный ее муж был аптекарем. Лавку тот держал в торговом квартале, но лекарства смешивал дома. Во флигеле, который отвели под съем, была даже труба – и несколько особых столов, и кое-какая посуда. Все это осталось от предыдущего владельца. Узнав Мариту получше, Келиан удивился, что она сохранила их. Но хозяйка была все-таки очень сентиментальна.

Перебираясь в столицу, он не думал, что обстоятельства сложатся именно так. В четырех днях пути от Лийсогага Келиан владел небольшим – но и не таким маленьким – участком земли. Поместье давало достаточно дохода, чтобы он мог покинуть жену и прожить сам. Прожить лучше, чем сейчас. У него, однако, имелось достаточно причин не возвращаться.

Опыты и преобразования, которые увлекли его, нельзя было долго хранить в тайне. Очень скоро люди стали роптать. Отношения же Келиана с женой остывали с каждым годом все больше. В какой-то момент он решил, что не обязан до конца жизни оставаться там, где родился. И уехал.

Уехал и ничуть не жалел. Многое из того, что он сделал здесь, дома ему бы не удалось. Лийсогар содержал в себе все, чего можно было ждать от столицы. Знакомства и товары, которые иначе пришлось бы выписывать. И все-таки квартира, где он жил сейчас, давила на него. А столица – пусть и полная возможностей – не удовлетворила до конца.

Келиан снова нашел взглядом на комоде письмо. Оно пришло из Навьи, из места, где та граничила с бесплодной равниной Шибет. Письмо от человека, которого он считал выдумкой. Пятое, тем не менее, уже. Выдумка жила и говорила, мелким почерком человека, у которого не бывает вдосталь бумаги. Келиан прикидывал уже, сколько денег ушло бы на путешествие до Шибет – и понимал, что чересчур много. Но в этот раз и вправду получил приглашение.

Тут в дверь постучали. Но совсем не в ту дверь, к которой он прислушивался.

Келиан не ждал никого из домашних. Низа была в храме, а госпожа Марита ложилась после заката. И уж точно не пришла бы к жильцу ночью. Пару секунд он медлил – а потом встал, подошел, повернул в замке ключ. Сколько-то времени у него еще оставалось. Стоило дать волю любопытству.

Хотя он и так знал, кого увидит. Не знал только – почему.

Ригерт стоял, держа свечу. Другой рукой прижимал к себе какую-то книгу. На Келиана он не смотрел – вернее, смотрел, но искоса, отвернув лицо. Сын хозяйки не походил на нее ничем, кроме неспособности оставаться в неподвижности. Но если у Мариты это была здоровая, пусть и надоедливая, суетливость человека чрезмерно деятельного, то Ригерту повезло меньше.

Он переступил с ноги на ногу, тряхнул головой и посмотрел на Келиана уже уверенней. Почти прямо. Кто знал, скольких сил это ему стоило.

– Господин Лесгири, – шепот треснул и взлетел. – Вы, наверное, заняты?

Келиан неопределенно пожал плечами.

– Ничего, подождет. А что ты хотел?

Он отступил в комнату, предлагая войти. Ригерт помедлил, словно не веря такой возможности, но все-таки шагнул внутрь. Замер у стены, жадно перебегая взглядом с предмета на предмет. Потом заставил себя прекратить, так как считал подобное недостойным.

– Что-то случилось? – снова поинтересовался Келиан, как ни в чем не бывало зажигая лампу. Свет залил один угол комнаты и слегка озарил остальные. Достаточно, чтобы стало видно расставленное по полкам.

Ригерт сглотнул.

– Это по поводу семян, – сказал, наконец, он.

Келиан хотел уточнить, о каких семенах идет речь, но потом вспомнил, как с утра Марита все показывала ему что-то.

– Шагреневый... – Он ущипнул воздух в тщетной попытке восстановить второе слово.

– Юшипит, – с готовностью пришел на помощь Ригерт и распахнул книгу, которую принес.

Обычно его пришлось бы уговаривать сесть, но сейчас он был, похоже, слишком увлечен, чтобы помнить о своей застенчивости. Глядя, как гость спешно, как что-то отлично знакомое, перелистывает страницы книги, пристроив ее на подлокотник, Келиан в очередной раз поразился разнице. В такие моменты Ригерт казался не более странным, чем любой с головой ушедший во что-то человек.

Его истинная странность и правда лежала в другой области.

– Смотрите, – синий глаз, тот, который не закрывали волосы, впился в Келиана. – Будучи посажен, юшипит всходит через две недели, а зацветает еще через три.

Изображение цветка, лилового, с тремя рядами ажурных лепестков, занимало всю страницу. Это был хороший, дорогой атлас. У Келиана имелись похожие – по другой, конечно, области. Сын госпожи Мариты, впрочем, мечтал когда-нибудь написать свой, по-настоящему полный. Смелая амбиция для человека, который мог выйти из дома только под покровом темноты. Но он действительно что-то писал.

– Итого получается пять недель, – сообщил Ригерт. – А до праздника всего три.

Келиан кивнул, ожидая продолжения.

– Мы должны что-то сделать.

– Чтобы к приезду Его Величества цветок распустился? – уточнил он. Потом взял в руки книгу, которую все протягивал Ригерт. Юшипит, если в самом деле походил на рисунок, отлично мог украсить двор. Изящный, яркий, он был предназначен для куда более приличного сада, чем их. Хотя Марита, он не сомневался теперь, рассталась с деньгами не только ради короля.

– Мать считает, что он успеет расцвести. Но он не успеет, – сказал Ригерт. И замолчал.

Увлекшись, он на время забыл, что должен отворачивать лицо. Келиан скользнул взглядом по уже виденному раньше: несколько шрамов, и все. Один тянулся под глазом, но сам глаз остался нетронут. Ригерт, тем не менее, считал, что изуродован.

Кто-то убедил его в этом. Может, он сам. Может, кто-то из друзей в детстве. А может, покойный отец. Келиан слышал от Мариты историю, еще более путаную, чем обычно. Сначала один вариант, потом другой. Допытываться не стал – не его было дело. И не случись это, случилось бы другое. Изъян мышления, с которым вырос Ригерт, требовал напитания; нашел бы его все равно.

– Она ведь уже посеяла семена? – Хотя можно было не сомневаться: конечно, госпожа Марита уже все посеяла.

Ригерт кивнул.

– Ну, раз так... – задумался Келиан. Он понимал, что им движет, и ему в себе это не нравилось. – Я, пожалуй, смогу смешать кое-что. Ты ведь еще не идешь спать?

Но в доме только один человек ложился рано – сама хозяйка.

– Спасибо большое, господин Лесгири, – очень серьезно сказал Ригерт и закрыл книгу. А в следующий момент вспомнил о своем недостатке и отвернулся. Волосы завесили половину лица.

– Не стоит благодарности. Приходи через час. Как приготовлю, поставлю в коридоре.

Ригерт кивнул, попятился и вышел.

Тут постучали, наконец, и в другую дверь.

Утро следующего дня Келиан провел вне дома. В гости он ходил не так уж часто и почти никогда – от скуки. Не отказался бы чаще наведываться к кому-то из душевной склонности, а не только по делу. Однако обычно к нанесению визитов его призывала необходимость практического толка. Что-то обменять, что-то купить, обсудить неудачный опыт или успех единомышленника.

Этим и не удовлетворила его столица: во всей ней не нашлось человека, интересы которого в точности совпали бы с интересами Келиана. Человека, говоря с которым, он получал бы больше ответов, чем задал вопросов. Даже орден, глава которого, лицо весьма знатных кровей, тоже проживал в Лийсогаре, не стал источником таких именно людей. А пройти посвящение оказалось непросто.

Найти хоть одного подобного человека, впрочем, было бы необычайной удачей, роскошью, и Келиан это знал. Поэтому не отвлекался по пустякам.

Пружинистым шагом он свернул на Ткацкую улицу, а с нее, помедлив на перекрестке, к особняку госпожи Мариты. Самой хозяйки дома не было, она еще затемно уехала к сестре. Та жила в предместьях, на самой границе с провинцией Мерже, в которой обе они родились. Это было так похоже на Мариту – всполошив всех, отправиться по своим делам. Особняк, между тем, с перекрестка было видно отлично, в этом Келиан только что убедился.

Уезжая, хозяйка раздала, конечно, указания. Эти указания и исполняла сейчас Низа. Стоя на расшатанном стуле, с ведром мыльной и ведром чистой воды, она мыла стекла веранды. Половина была уже отмыта и сохла, а половина ожидала своей очереди, тускло блестя в полуденном солнце. Вода залила землю перед домом и грязными ручьями стекала по дорожкам сада. Очевидно, Низа стояла тут не первый час.

Сначала Келиан удивился: не столько было работы, а потом подошел ближе и понял. В тени яблочного дерева, съежившись на втором стуле, сидел Ригерт. На коленях у него лежала вчерашняя книга.

– Работаете? – уточнил Келиан, остановившись рядом.

Низа обернулась, от неожиданности чересчур резко. Стул под ней скрипнул. Обычно бдительная, сейчас она Келиана не заметила вообще.

– Или читаете?

Ригерт и правда зачитывал что-то из книги – это он успел увидеть издалека.

Низа молча дернула плечом. Она оттирала очередное стекло из множества, которое составляло веранду, и то чудом только не трескалось.

– Значит, читаете? – переадресовал вопрос Келиан, и Ригерт сменил одну неловкую позу на другую. Но, как и Низа, не откликнулся.

– Вам-то какое дело, – вспыхнула, наконец, та.

– И как, интересно?

– Поинтересней, чем некоторых слушать, – отозвалась Низа.

В глазах ее стояло мрачное, упрямое выражение. Келиан подумал было оскорбиться: жители дома, кроме Ригерта, не столько осуждали его занятия, сколько даже не желали понимать их, сводя к заранее понятному им изводу.

– И о чем читаете?

– Об аяранской флоре, – ответил Ригерт. Выйдя – редкий случай – днем за пределы дома, он терял все запасы храбрости, что умел скопить. – Низе нравится.

На деле, Келиан был уверен, ей нравилось не больше, чем слушать его самого. Но она боролась, боролась со своим характером, боролась с подступающей скукой, потому что знала, ради чего. Иногда ему становилось интересно, сложилось бы все все так же, не достанься Ригерту – видимо, от отца – красивой внешности. Изначально красивой. Стояла бы во взгляде Низы эта серая дымка.

– Кстати, об аяранской флоре. – Келиан отошел и принялся разглядывать ряды взрыхленной земли. Кое-где уже начинали проклевываться ростки. – Цветы растут.

– Да, – согласился Ригерт и улыбнулся, а в следующий момент вскочил со стула. – Не трогайте!

Келиан, начавший было разрывать землю вокруг одного из ростков, остановился. Как на его взгляд, растение выглядело странно. На месте Ригерта он проследил бы за ростом цветка с начала и до конца, но у каждого свой подход. Наблюдение в любом случае было нечистым, и наверняка оставались еще семена.

– Шагреневый юшипит, да? – уточнил он.

Ригерт кивнул. Накануне они условились молчать на счет смешанного удобрения, и воспоминание об этом читалось в его лице. В той половине, которая оставалась видна.

Когда Келиан только въехал, Ригерт носил деревянную маску. Потом госпожа Марита взяла на работу Низу – и та сделала что-то, после чего маску он снял. Делала и еще – понемногу. Келиан видел их однажды, в один из таких же дней, дней, когда хозяйки не было дома. Низа, низко склонившись, мазала лицо Ригерта какой-то мазью. Возможно, лечебной, скорей всего, нет. Но, быть может, думал иногда Келиан, ей и удастся довести процесс до конца.

Закончив с очередным стеклом, Низа спустилась со стула и взялась за ведро. Пришло время сменить воду.

– Помочь? – полюбопытствовал Келиан.

– Не надо, – огрызнулась Низа и подняла ведро.

Ригерт посмотрел на нее, на секунду замер, а потом принялся листать книгу.

После смерти мужа госпожа Марита продала долю в аптечном предприятии и жила на проценты. Столица, в которую она переехала после свадьбы, теперь ничем не держала ее, а родной край манил к себе. Если бы могла оставить дом на сына, Марита давно вернулась бы в Мерже. Но на это она решиться никак не могла.

– Ну оба-то ты не донесешь, – сказал Келиан и взял второе ведро.

В молчании они дошли до колодца. Опорожнив ведра, Низа вернулась с ними и принялась черпать воду. Полуденное солнце светило вовсю, и видно было, что она устала. Тусклые волосы облепили лоб, а плечи ссутулились. Упорства в ней, впрочем, достало бы еще на пятерых.

– Низочка, душенька, – заговорил Келиан и понял, что она почти забыла о нем. – Ты видела когда-нибудь короля?

– Видела. Кто не видел.

Сказала она это так тихо, что почти и неслышно.

– И что о нем думаешь?

– А что я о нем думать должна? – не поняла Низа. – Толку мне о нем что-то думать?

Келиан кивнул, признавая ее правоту.

– И все-таки? Помнишь случай с собаками?

Накачав воды в первое ведро, Низа повернулась.

– Кто не помнит. Зверство такое.

Прошлой осенью на большой охоте свора короля сбилась со следа. Его Величество мог бы взыскать вину с псаря, с того, кто натаскивал их. Он, однако, предпочел вырезать собак – всех до единой породистых собак, которых учили не один год. Их головы месяц украшали ограду королевских садов и были видны каждому: гостям из окон флигелей, гуляющим по садам и прохожим снаружи.