Текст книги "Женщина в черном"

Автор книги: Светлана Бестужева-Лада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Светлана Бестужева
Женщина в черном

Глава 1
БАБА КАТЯ

Когда эта свиристелка первый раз в доме появилась, я сразу поняла: добра не будет. Так Иннокентию и сказала: «Гони эту шалаву, пока она еще себя хозяйкой не почувствовала». Не послушал – любовь, видите ли. Я, конечно, старуха, куда мне в таких тонкостях разбираться. Но жизнь-то прожила, в людях понимаю. А Кеша добрый очень, весь в мать-покойницу. Вот и вляпался по самые уши.

Ларка, бывшая Кешина жена, – девка, конечно, видная. Особенно когда веки намажет, космы свои причешет да чулки целые наденет. Но жена из нее – как из меня рэкетир. Не по той она части. Сигарету смолить да задом вилять – это она умела. А Кеша после смерти матери почитай два года людей не видел. Из дома на работу, с работы домой, а вечером со мной телевизор глядит. Переживал очень.

Мне бы, дуре старой, познакомить его с какой-нибудь девушкой приличной. Или просто помолчать. Так я ему посоветовала: «Сходил бы ты, Кеша, в парк, что ли. Что сидишь в четырех стенах? Скоро тридцатник стукнет, а все холостяком ходишь». Он отнекивался, отнекивался, а в один прекрасный вечер пошел. Благо парк культуры, который имени Горького, у нас из окон виден, далеко ходить не надо. А вернулся уже с Ларкой. Да с подбитым глазом. Я потом у него узнала: он за нее вступился, обижали ее какие-то парни. Ее обидишь, как же! Небось в цене со своими хахалями не сошлась, а Кеша тут как тут.

Быстро она его окрутила, я глазом моргнуть не успела. Еще бы: комната в центре, родни никакой, мужик на все руки мастер, да и зарплата была приличная. Кеша в «ящике» работал, секретном. Мне как-то подарок сделал: телевизор размером с книжку, а показывает чисто, лучше фабричного. Я же говорю – золотые руки.

А Ларка – лимитчица. Прикатила в Москву на актрису учиться. Ждали ее тут, как же! Таких «актрис» в любой подворотне пачками собирать можно. Вот и устроилась эта Софи Лорен паспортисткой в жэк. Днем бумажки перекладывает, по вечерам мужа ищет. По лицу видно – долго искала. Пока моего соседа малахольного не встретила.

В общем, покрутилась она у нас в квартире месяц, кончилось мое терпение. Говорю Иннокентию: «Хватит, милый, дурака-то валять. Тебе жена нужна, дети, а от этой красотки тебе одни неприятности будут. Да и я устала грязь за нею возить. И не ты ей нужен, а прописка московская да жилплощадь. Гони, пока не поздно».

Она, видно, подслушивала. Влетела на кухню и сразу в крик: «Как вы смеете в нашу жизнь вмешиваться, как вы смеете меня оскорблять! Кеша, если ты этой старой ведьме веришь, то я здесь больше ни минуты не останусь!» Плачет, кричит – одно слово, актриса. Я плюнула и ушла. А они на следующий день заявление в загс отнесли. Я так и ахнула, а Кеша как-то зашел ко мне в комнату и говорит: «Баба Катя, ты на меня не сердись, но Ларочка ждет ребенка, не могу же я ее на аборт посылать. Ты сама говорила, что мне жена нужна, дети. А она хорошая, только жизнь у нее была тяжелая. Потерпи немного, все наладится, вот увидишь».

Все и наладилось. Через семь месяцев после свадьбы родила наша Мэрилин Монро ребеночка. Надо понимать, недоношенного, восьмимесячного. Ее счастье, что не доносила, а то неизвестно, что бы было. Мальчонка четыре с половиной килограмма весил, пришлось кесарево делать. Вот так и получилось. Я молчала: Кеша такой счастливый ходил, все свои сбережения ухнул на приданое ребенку да на подарки любимой женушке. Привез их из роддома, на месяц отпуск взял, на Петеньку своего не налюбуется. Ларка-то кормить не захотела, ленивая была, страсть. Так Кеша и на молочную кухню бегал, и с бутылочками возился, и пеленки стирал. Кормящий отец, одним словом. Я как-то спросила: «На работу пойдешь, кто за ребенком смотреть станет, кормить его?» «Ой, баба Катя, – говорит, – да что вы волнуетесь, Ларочка отдохнет, поправится, и все наладится. Вот увидите».

Наладилось… Кеша вышел на работу, а Ларочка полдня спит, полдня потягивается. С ребенком гулять не может – коляска тяжелая. Стирать ей нельзя – врачи запретили. Про уборку даже и не говорю. В общем, Кеша по утрам и на молочную кухню, потом на работу, потом стирать, убирать, готовить, а по ночам еще какие-то переводы делал да чертежи чертил: трое – не один, денег-то в три раза больше нужно.

Год прошел, Ларка почувствовала, что из мужика веревки вить можно, и совсем стыд потеряла. До этого она днем убегала на пару часов – «проветриться». Петенька бывало криком изойдет, пока я не подойду перепеленать или водички дать. Так ведь и у меня дела есть, не всегда могла нянчить-то. Да и не мое это дело. А подрос немного мальчишка, она начала по вечерам уходить – и до ночи. Кеша работает, подрабатывает, с ребенком вечерами сидит – Ларка гуляет. Приходила за полночь, будто так и нужно. И каждую неделю то новое платье, то новая побрякушка. А Кеша все один-единственный, еще досвадебный, костюм носил. Да пара свитеров у него была: мать-покойница вязала. Вот и весь гардероб.

Вдруг узнаю: Кешин «ящик» рассекретили, половину сотрудников уволили, из второй половины, кто пошустрее, сами ушли. Зарплата-то стала – только на хлеб с солью, хоть шесть часов работай, хоть шестьдесят шесть. И приработков не стало: кому теперь дипломы да диссертации нужны? Спекулировать можно и без высшего образования, пусть и липового. Вот и остались мы с соседом: у меня пенсия двадцать пять тысяч, да у него зарплата – пятьдесят.

Я-то человек привычный: в ссылке жила, на ударной стройке вкалывала, войну помню, голод… Иннокентий тоже не очень избалован был: сколько лет с матерью жили сначала на ее инвалидскую пенсию да потом плюс его стипендию. А Лариса его распрекрасная, конечно, не выдержала… В глаза ему сказать побоялась, записку оставила: мол, не желаю свои лучшие годы в нищете прозябать, я нашла себе другого, хоть и без высшего образования, но с деньгами.

И сыночка своего бросила. Обещала на него деньги прислать, да, видно, недосуг было. Потом как-то Кеша проговорился, что Лариса давным-давно в Швецию, не то в Швейцарию с новым муженьком укатила и возвращаться пока не собирается. О сыне забыла, а тряпки свои все до единой прихватила да еще кое-что по мелочам из чужого взяла: пару ложек серебряных, шкатулку лаковую… Лимитчица, она и есть лимитчица.

Конечно, Кеша переживал. Но, с другой стороны, ему все-таки легче было одного ребенка содержать, чем еще и эту дармоедку здоровую кормить. Только отец-одиночка – не мать-одиночка. Это сто чиновников нужно обойти, чтобы добиться пособия на ребенка. Кеша, человек гордый, плюнул и не стал никуда ходить. Кому-то что-то чинил, ремонтировал, а все чаще на Тишинку, на барахолку ездил: продавал радиоприемники да будильники, которые из старья собирал. Не хуже новых получались, только раза в два дешевле.

В общем, жили. Главное, я к Петеньке привязалась, не просто так небо коптила. Своих-то деток бог не дал: ударная стройка – не курорт, после нее у меня все зубы – железные, да и по женской части… Выбирать тогда, правда, не приходилось: куда пошлют, туда и поедешь, там и вкалывать будешь. А баба ты или мужик – начальству без разницы. Вот и уработалась. Хотя даже после лагеря, после ссылки за мною кавалеры ухлестывали. Один был даже с высшим образованием, стихи мне читал да за руку держал…

Только тогда показалось: не по себе дерево рублю. Кто он и кто я? Кончится ссылка, не нужна буду. Или из жалости да от хорошего воспитания будет терпеть. В общем, вышла я тогда за своего Васю…

И вот на старости лет получила наконец внука. Петенька, слава богу, не в матушку свою удался. Спокойный мальчишка, ласковый. Покормить его да погулять с ним – невелик труд, зато как скажет «баба» да поцелует… Слаще этого ничего не знала!

Живем и живем. Только однажды Иннокентий пришел с Тишинки поздно – часов в девять вечера, я уже Петеньку спать уложила. И пришел выпивши, хотя отродясь спиртного в рот не брал. Не пьяный, нет – я в этих делах разбираюсь лучше любого милиционера. Как-никак почти тридцать лет замужем за алкоголиком была. Но выпивши. И вроде как не в себе. Мне ничего не сказал, только положил на стол две бумажки по десять тысяч. Я еще удивилась, что так много.

– Откуда? – спрашиваю. – Ты больше пяти тысяч с этой барахолки за раз не выручал. Или цену повысил? Так давно пора…

– Повезло, – буркнул, – приятеля встретил, ему все продал да еще вроде аванса получил, кое-что сделать надо…

И все, и несколько дней потом молчал, только «да» и «нет».

После этого какие-то деньги стали появляться. То мне Кеша пять тысяч на хозяйство даст, то десять. И все молчком, да и радости никакой не заметно. Вечерами сидит мастерит что-то и вдруг задумается, в одну точку уставится – не шелохнется. Или вдруг Петеньку начинает тискать, целовать, даже приговаривает над ним что-то. И уходить вечерами чаще стал. Или в выходные. Ненадолго, часа на два-три. Думала, заказчику работу носит, потому что как раз после этого деньги и приносил.

Наконец вдруг в пятницу вечером опять собрался куда-то. С пустыми руками, без обычного свертка – почему запомнила. А что пятница – так «Поле чудес» показывали, как раз заканчивалось. Поздновато для Кеши, одним словом. В общем, постучал ко мне и с порога выпалил:

– Баба Катя, я на пару часиков сбегаю тут недалеко в одно место. Петенька уже заснул, но ты за ним пригляди, пожалуйста. Но двери, кроме меня, никому не открывай, времена, сама знаешь, какие.

– Господи, – говорю, – Кеша, ты что? Весь дом знает, что у нас с тобой, кроме Петеньки да телевизора моего, ничего стоящего нет. Да и не водится у меня такой привычки любому-всякому двери отворять. Ты лучше скажи, куда на ночь глядя собрался? Может, до утра потерпит? Или на свидание к кому?

– Да нет, – отвечает, – утром мне не с руки будет. Ну я побежал, баба Катя, побежал, а то опаздываю.

Странным мне все это показалось, да и выглядел он странно, будто боялся чего-то или, наоборот, все ему безразлично было. Ну явно не в себе был мужик, и все тут. Однако на любовь не похоже. И оделся легко – в старую куртку, а на дворе – почти ноль, хоть и конец сентября.

Грешным делом, я перед телевизором задремала. Сквозь сон вроде бы слышу – дверь хлопнула. Ну, думаю, слава богу, вернулся Кеша, можно нормально спать ложиться. Приняла свою таблетку успокоительную (изволновалась все-таки, что так поздно ушел) и только решила выйти посмотреть – опять слышу шаги по коридору. Кешины шаги, его походку ни с чьей не перепутаю. Быстро так по коридору прошмыгнул, почти на цыпочках, и снова дверь – щелк. Ушел?

Пошла к нему в комнату, Петенька спит, больше никого нет. Но что-то мне опять тревожно стало. Взяла я мальчонку, кое-какие его игрушки-бутылочки прихватила и к себе перетащила. Кровать у меня старая, широкая, так я его к стеночке-то притулила, накрыла потеплее, он и не проснулся. Сама рядом с ним прилегла, еще валерьянки выпила да и не заметила, как заснула. Лекарствами не балуюсь, а тут две таблетки подряд, так и не заметила, как заснула, будто провалилась.

Вскинулась: светает, Петенька посапывает, любимую свою игрушку – Чебурашку – к себе прижал и спит. Маленькая такая игрушка, с его ладонь, мохнатая. Вроде глянуть не на что, а самая любимая.

В квартире тихо. Отперла свою дверь, вышла в коридор, смотрю – входная-то дверь приоткрыта. У меня сердце так и зашлось – беда! Кинулась к Иннокентию, а у него в комнате… Ну вот даже описать не могу. Диван распорот, книги все на полу валяются, гардероб распахнут. Петенькины одежки вперемешку с Кешиными по всей комнате валяются. Будто обыск был, как в кино показывают. Побежала на кухню – тоже все вверх дном, даже крупы из банок высыпаны…

Надо бы милицию вызвать, а меня что-то удерживает. Опять к Иннокентию пошла посмотреть, не стащили ли чего. Для нищего-то и рубище – одежка, и опорки – обувь. И вдруг вижу: Чебурашка-то среди других игрушек на полу валяется. Распоротый, вата наружу клочьями торчит. Что, думаю, за оказия? Или я на старости лет память потеряла. Пошла к себе в комнату: Петенька по-прежнему с Чебурашкой спит, с целехоньким. Оказывается, их у него два было, а я и не замечала. Вдруг слышу: кто-то у входной двери возится. А я ее с перепугу не только на ключ – на засов заперла да еще цепочку для верности накинула. Может, Кеша вернулся да в квартиру попасть не может? Подхожу к двери, спрашиваю:

– Кеша, ты, что ли?

Молчат. Ах, думаю, паразиты! Одного раза мало показалось, видно, квартиру подпалить решили.

– Кто, – кричу, – там?

– Откройте, пожалуйста, – интеллигентный такой голос, не поймешь: не то мужик, не то баба. Только мне отчего-то страшно стало, хоть и не из пугливых я.

– Утром приходите, как путные, – сказала. А сама на цыпочках назад в комнату, к телефону, в милицию позвонить. Тут уж не до раздумий, да и ребенок малый в квартире…

Когда мимо кухонной двери проходила, то так и ахнула, встала – шагу дальше сделать не могу, ровно ноги отнялись. Черный-то ход, всегда раньше забитый-заколоченный, открываться начал. Тихо так, даже петелька не скрипнет. А оттуда – не поймешь: мужик или баба. В штанах, в черной кожанке, на голове – черная шапка вязаная. Ниндзя! Точно, как в телевизоре показывают. Мне закричать, а у меня голос пропал, только рот разеваю, как рыба. А этот «ниндзя» ко мне подскочил и шепотом, на ухо:

– Баба Катя, не волнуйся, я от Кеши. Только тихо, не шумите. Я должна забрать Петеньку и увезти его в безопасное место. Да и вам лучше отсюда на время уехать. У меня внизу машина. Да, вот записка вам от Кеши. Только поскорее, пожалуйста.

Взяла я эту бумажку, а на ней Кешиной рукой написано:

«Баба Катя, делай, как Вера скажет. Прошу тебя, спасайте Петеньку». И больше ни слова.

– Вера – это я, – сказала «ниндзя». – Быстрее, баба Катя. Собирайте Петеньку. Только быстрее!

Глава 2
ВЕРА МУРАТОВА

Святое правило: никогда не оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня, опять заставило меня просидеть в офисе до позднего вечера. Все сотрудники – мои, кстати, подчиненные – ушли в положенное время, а компаньон – совладелец нашего «Атланта» – еще раньше. Как всегда, впрочем. А я осталась разбираться со счетами и с тупой, как моя жизнь, клиенткой, которая все допытывалась: а что она сможет выгодно прикупить, отдыхая на альпийском высокогорном курорте?

Заметьте, тетка собиралась кататься на горных лыжах. Наша фирма специализируется именно на таком туризме. Домбай, Альпы, если угодно – Анды или Гималаи. Заодно продаем снаряжение, экипировку, всякие модные прибамбасы. Но только к горным лыжам. Шоп-туры в ассортимент не входят. И вот вам, пожалуйста! Что она может купить на высокогорном спуске в Альпах? Сенбернара? Пучок эдельвейсов? Черт ее знает, чего она хотела. По-видимому, считала, что вся Европа – это один большой супермаркет с кондиционерами и чистыми клозетами. Дальше ее фантазии – вчерашней торговки из магазина «Океан» – явно не хватало.

В результате она ушла, милостиво обещав «подумать», а я закончила возню с бумагами, заперла офис, дала инструкции ночному сторожу, закрыла магазин и поплелась к машине. И, только открыв дверцу, сообразила, что дома у меня жрать абсолютно нечего, а в пачке осталась последняя сигарета. А заодно вспомнила, что именно сегодня, в семь вечера, я должна была быть в Доме кино на какой-то премьере, а моя ближайшая подруга Рита – кинокритик по профессии и сваха по призванию – ждет меня там с очередным кандидатом в мои мужья. Мои, естественно, поскольку сама Рита любит повторять, что ее можно доставить в загс только под общим глубоким наркозом.

Ладно, Рита переживет, а вот с едой и сигаретами вопрос нужно было решать немедленно. К счастью, в гастрономе на Октябрьской площади нашлось все необходимое (не могу без ужаса вспоминать пустые прилавки восьмидесятых годов!), и через полчаса я уже ехала по Ленинскому проспекту в сторону дома. И нещадно кляла себя за неумение толком организовать рабочий день, за безобразное отношение к собственному здоровью, за попустительство сачку-компаньону, за потакание идиотским выдумкам клиентов. Очередной приступ самоедства, который случается у меня довольно редко. Во всяком случае, не чаще двух раз в месяц.

А между прочим, у меня гораздо больше положительных качеств, чем отрицательных. Если бы я заполняла «брачную анкету» в расплодившихся сейчас агентствах по знакомствам, то смогла бы не кривя душой написать следующее: «Стройная, спортивная Тигрица (по китайскому гороскопу) и Телец (по знаку Зодиака) с арийской внешностью и нордическим характером, прекрасная хозяйка и верный друг хотела бы познакомиться…» А вот дальше мне писать было бы нечего, поскольку хотела познакомиться с мужчиной, способным противостоять моему основному таланту: делать из нормальных людей беспощадных и капризных ревнивцев.

Рита утверждает, что я могла бы открыть питомник по воспитанию идеальных мужей. Она, конечно, язва, но что-то в этом высказывании определенно есть. Три раза я пыталась устроить свою личную жизнь. Но финал всегда был один и тот же: мой избранник уходил к одной из моих дальних приятельниц, незадолго до этого разведшейся (овдовевшей, оставленной предыдущим партнером – ненужное зачеркнуть). И становился просто образцовым мужем, на которого оставалось только молиться. Причем все трое предыдущих были разными и по характеру, и по профессии, и даже по темпераменту: музыкант-скрипач, инженер-электронщик, тренер по горным лыжам. И начиналось все по-разному, зато заканчивалось, как я уже сказала, одинаково тошно. До икоты.

И вот ведь что интересно: живя со мной, они пальцем дома не шевелили. Я все успевала сделать до того, как они только еще собирались. И я очень многое умею: например, разжечь костер с одной спички под проливным дождем, поставить палатку за пятнадцать минут под ураганным ветром, взобраться по отвесной стене на любую высоту, прыгнуть с парашютом с вышки или на лыжах с трамплина. Прекрасно стреляю, умею водить машину и могу сама устранить любую неисправность в ней, сменить перегоревшие пробки, починить утюг или сливное устройство в туалете. Могу испечь пирог или приготовить лобио. Все могу! Но это, как выясняется, совершенно никому не нужно. Как и мое знание японского и английского, владение приемами дзюдо и определенным чувством юмора. Последнее, кстати, мне бывает нужно чаще, чем все остальное.

Только один мужчина меня не только не боится, но даже как бы жалеет, что я такая независимая. Это мой школьный, а точнее, даже дошкольный друг Павел. Он меня любит почти тридцать лет, но не женится. И не потому что женат (Павлик у меня однолюб). И не потому что, как Рита, принципиальный противник института брака. А по морально-этическим соображениям. Он считает, что мужчина всегда прав только потому, что он – мужчина. Что есть дела женские (по дому), которые мужчина должен уметь, но делать не должен. И есть дела мужские, к которым женщине даже близко подходить не следует. А главное, женщина не должна занимать должность выше, чем у ее мужа, и, боже упаси, получать больше денег. Такой миленький кондово-сермяжный патриархат! Временами я Павлушу просто обожаю за принципиальность.

Ну пока я была средним околонаучным сотрудником и получала свои 120 рэ, все еще могло плавно перетечь в мое очередное (сначала второе, потом третье) замужество. Уж если я научилась разбираться в тонкостях скрипичной музыки, то перестать чинить краны и забивать гвозди как-нибудь сумела бы. Но когда удалось создать свою собственную фирму, да еще приносящую прибыль, Пашины надежды жениться на мне приобрели явно утопический характер. Да, следователю в прокуратуре, будь он даже по особо важным делам, платят и по сей день очень смешные деньги. Но менять работу Паша принципиально не собирается, потому что ее любит. А он – однолюб, мой Пал Палыч Шервуд. Все, круг замкнулся. Спать же с женщиной, на которой не можешь жениться, он считает аморальным. Так и живем.

Зато мы прекрасные друзья, и, если что-то не клеится, я всегда ему звоню. А он мне – регулярно три раза в неделю. По понедельникам, средам и пятницам. «Моя милиция меня бережет»: благодаря такому бесценному другу не знаю хлопот ни с рэкетом, ни с местными властями, ни с районной милицией, ни с налоговой инспекцией. С ГАИ, кстати, тоже. Незаменимый он человек. А я – неблагодарная свинья, потому что не согласна вернуться на работу в научно-исследовательский институт и ждать его дома с горячими щами и тапочками наготове. Ну и пусть!

Я свернула с Ленинского проспекта на боковую дорогу, потом еще раз – в переулок. «Скоро буду дома», – подумала я и слегка расслабилась. Легкий ужин, горячая ванна, «ненадеванный» детектив на сон грядущий и два выходных дня впереди. Жизнь поворачивалась своей лучшей стороной, а такие моменты нужно ценить…

Но не успела оценить текущий момент по достоинству: этот идиот выскочил, как черт из табакерки, просто ниоткуда. Успела только заметить, что высокая черная фигура, ломаясь под каким-то немыслимым углом, падает прямо под колеса моей «Волги». Нажала на тормоза так, что чуть не проломила дно машины, вывернула до упора руль. Хорошо еще, что дорога была сухая. И выскочила из машины с одним страстным желанием: потратить на этого шизика камикадзе весь имеющийся у меня набор непечатных слов. Неплохой, кстати, набор.

Он лежал чуть ли не под колесом – во всяком случае, мне так показалось. И еще показалось, что слышала звук пистолетного выстрела. Второй раз. Первый прозвучал, когда я открывала дверцу машины. Тут же взревел мотор – кажется, «БМВ», я на секунду ослепла от яркого света вспыхнувших фар. А потом стало темно и тихо. Но не настолько, чтобы не заметить, как шевельнулся мужчина, сбитый мною. Сбитый?.. Мною?..

Я дотронулась до его головы – лоб был горячим и мокрым. Схватила под мышки и попыталась оттащить к тротуару. Удалось мне это сравнительно легко: обычно без напряжения ношу рюкзаки до полусотни килограммов, а в этом типе было от силы шестьдесят вместе с кепкой.

Он застонал.

– Вы целы? – нервно спросила я, начисто забыв первоначальное намерение отматерить его как следует. – Попробуйте пошевелить руками-ногами. Сейчас вызову «Скорую».

Незнакомец с неожиданной силой схватил меня за запястье.

– Не нужно никого вызывать, умоляю. Помогите встать, и я уйду. Не бойтесь, я не бандит, просто так получилось… В общем, это долго объяснять. Помогите, пожалуйста.

Когда поставила его вертикально, обнаружила, что одна рука у меня стала липкой и влажной. Поднесла ее ближе к свету фар – кровь. Только этого мне сегодня и не хватало. Придется звонить Павлу.

– Вы ранены?

– Не знаю, возможно… Спасибо. Пойду… Спасибо…

– Вы что – ненормальный? – заорала я. – У вас кровь течет, через три метра снова свалитесь. А ну давайте в машину, отвезу в Первую Градскую…

– Не надо… В Градскую… Не надо… врачей… Меня убьют, понимаете! Найдут – и убьют, прямо сегодня, ночью… У них все схвачено…

– У кого – у них?

– Не знаю… долго объяснять…

Я даже застонала от злости! Только такого приключения на мою голову сегодня и не хватало. Но что-то заставило еще раз взглянуть на этого придурочного. На жертву мафиозных разборок он не походил. Обычный недотепа-интеллигент, одетый по моде благословенно-застойных годов, худой, с воспаленными глазами. И насмерть перепуганный. Представила себе выволочку, которую получу от Павла, втык, который заработаю от Риты, чертыхнулась про себя и сказала:

– Живо в машину. Поедем ко мне, а там разберемся.

К сожалению или к счастью, он безропотно полез в салон и там затих. Только вздрагивал время от времени всем телом – как собака во сне.

– Как вас зовут? – спохватилась я, выволакивая своего подопечного из лифта. То есть продолжала собирать абсолютно ненужную мне информацию. Дурацкая привычка, между прочим.

– Кеша, – пролепетал он. – То есть, конечно, Иннокентий.

– Очень приятно, – буркнула я. – Заходите, раздевайтесь…

Кеша смотрел на меня глазами затравленной газели.

– Ах да, простите, я хотела сказать: снимайте куртку!

Но он и на это оказался неспособным. Пришлось самой стащить с него перепачканную и порванную тряпку, бывшую когда-то «верхней одеждой», и оттащить в ванную комнату. Там заставила его позволить мне снять с него свитер и рубашку и обнаружила, что все не так страшно, как представлялось. Пуля прошла навылет через левое предплечье, кость вроде была цела. Крови, конечно, вытекло изрядно. Кеша уже был бледно-салатового цвета и мало что соображал.

Промыла и перевязала ему рану. Вот уж не думала, что походно-полевые навыки мне когда-нибудь пригодятся в Москве! Дала своему пациенту старую пижамную куртку, которую надеваю, выходя на балкон, и отвела в большую комнату. Достала из бара остатки коньяка и заставила выпить залпом, как микстуру.

Спиртное на него подействовало почти мгновенно и совершенно неожиданно. Он вцепился мне в руки и быстрым шепотом изложил довольно связную, но совершенно фантастическую историю. Главным было одно, и это он повторил раз десять с маниакальной настойчивостью: мы должны немедленно ехать спасать его сына Петеньку и еще какую-то бабу Катю. На моей машине это можно сделать мгновенно, пока «те» (преследователи, надо полагать) думают, что Кеша сам увез Петеньку из дома, и ищут его в другом месте. А мы их быстренько заберем и спрячем…

– Где вы собираетесь их прятать? – не выдержала я наконец.

– Где-нибудь, – «доходчиво» объяснил мне Кеша.

И тут я неизбежно поняла, что опять придется огорчать Павла и лезть в «неженское дело». Если не я, то кто? Другой такой идиотки просто не отыщется в радиусе ближнего зарубежья.

Мне удалось не только узнать точный адрес Петеньки и бабы Кати, но даже получить относительно связные инструкции. Через парадный ход идти не рекомендовалось, там наверняка засада. Нужно было зайти со двора, подняться по водосточной трубе до второго этажа (там разбито окно), попасть на черную лестницу и подняться на последний этаж. Там дверь на кухню открыта и даже петли смазаны – Кеша, судя по всему, был не так прост, как мне показалось. В квартире найти Екатерину Павловну – бабу Катю, передать ей записку, забрать Петеньку (и старуху, если та согласится) и…

– Привезти их сюда, – закончила я. – А там что-нибудь придумаем. Ладно, сейчас что-нибудь съем, переоденусь и поеду. Лежите тихо, дверь никому не открывайте, к телефону не подходите. Если что-то случится – хотя, по-моему, хватит приключений, – позвоните вот по этому номеру, спросите Пал Палыча, скажете, что от меня. Он что-нибудь придумает. Кстати, меня зовут Верой. Верой Ивановной. И вам крупно повезло, что я вас, во-первых, не переехала, а во-вторых, что я не боюсь высоты и умею лазить по водосточным трубам. Кстати, как ваш Петенька будет по этой трубе спускаться? Про бабу Катю даже не спрашиваю.

Похоже, голова у него почти не пострадала: он даже усмехнулся.

– Петеньке полтора года, его придется нести на руках. А спускаться по трубе не нужно: дверь внизу закрыта изнутри на засов, а не заколочена. И не сердитесь на меня, Вера Ивановна. Если бы не Петенька, я бы вас ни о чем не просил. У меня, кроме него…

Зазвонил телефон – и Кеша прямо-таки подскочил от испуга. Да, досталось юноше, судя по всему, изрядно…

– Вера? – услышала я Пашин голос. – У тебя все в порядке?

– Абсолютно. – Я изобразила в трубку сладкий зевок. – Сейчас ложусь спать. Устала как собака.

– Ты хоть ела что-нибудь?

– Естественно, как всегда. Я тебе завтра позвоню, ладно?

– Ты не одна? Извини…

– Здравствуйте! Конечно, одна и безумно хочу спать. Пока.

– Пока, – холодно ответил мой друг. Ничего, переживет. Не будет лезть в душу без приглашения. Я пошла переодеваться: есть у меня одежка специально для таких случаев. Несколько лет тому назад увлекалась каскадерством, даже в паре фильмов снялась. Вот и пригодилось.

Из прихожей крикнула Кеше, что ухожу. Он что-то там вякнул, но возвращаться и переспрашивать не хотелось.

Во-первых, примета нехорошая, а во-вторых, терпеть не могу, когда мужики плачут.