Текст книги "Мужчина для досуга"

Автор книги: Светлана Бестужева-Лада

Соавторы: Наталья Потоцкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5
ПОЖАР НА РОЖДЕСТВЕНКЕ

Он все предусмотрел. Никому в голову не пришло спрашивать, где он был во время пожара. Наоборот, все смотрели с сочувствием и без конца извинялись, что в такой момент… Конечно, он бы с большим удовольствием остался дома и наслаждался покоем и тишиной, но это еще успеется. Он сможет слушать своего любимого Вагнера не с наушниками, а «открытым звуком», курить там и тогда, где и когда ему хочется – хоть среди ночи в постели, пить свое любимое виски, не рискуя каждую минуту услышать, что слишком много и слишком часто пьет. Жизнь снова поворачивалась к нему приветливым лицом, да и пора бы. Слишком давно он расплачивается за одну-единственную ошибку. И слишком дорого. А своих денег много никогда не бывает, много бывает только чужих денег.

Он правильно рассчитал и теперь точно знал, где находится единственная улика против него. Если она, конечно, уже передана. Шансов – пятьдесят на пятьдесят, но надо проверить все варианты, в том числе и самые, казалось бы, безумные. В принципе этой мелочью можно пренебречь, но существует такая идиотская штука, как межличностные отношения, и они вполне способны разрушить самые хитроумные логические построения. Но зато способны и принести немалую выгоду – при умелом использовании.

А он совершенно точно знает, на какие рычаги следует нажать, какой способ общения избрать, о чем спрашивать, а о чем – умалчивать. Для тех, кто верит в такую чепуху, как любовь, дружба и тому подобное, более чем естественно поверить и в его тщательно продуманную и правильно построенную версию. Женщины все одинаковы и развешивают уши, когда слышат красивые слова. Ну, почти все. А она, безусловно, поверит и сделает то, о чем он ее попросит, и даже не задумается, зачем ему это надо. И все улики будут уничтожены, а не пойман – не вор.

А он вообще не вор – деловой человек. Если государство не в состоянии обеспечить ему нормальные условия жизни, тем хуже для государства. Он способен сам о себе позаботиться.

Звонок Павла ничего не прояснил, но позволил мне предположить, что Марина и Лариса погибли на пожаре. В одном из сгоревших кабинетов Морфлота обнаружили два женских трупа. Их, конечно, предстояло идентифицировать, но я чувствовала: это они. Непонятно было только, за каким чертом они – обе! – оказались на работе так поздно. И почему им не удалось отпереть дверь: положение тел однозначно указывало на то, что мои приятельницы задохнулись, тщетно пытаясь выбраться из помещения. И уже потом за дело взялся огонь…

Моя работа, естественно, отменялась. Я попыталась дозвониться Володе, но его не было дома. Он наверняка с утра пораньше помчался в Морфлот. Если не со вчерашнего вечера. Хоть они с Ларисой давным-давно развелись и друг друга терпеть не могли, но смерть все списывает. А уж о том, что и Марины, возможно, больше нет, лучше и не вспоминать. Бедный Володька!

И бедная Марина… Она столько лет безнадежно сохла по Володьке. Я-то была в курсе: мы с Мариной учились в одном институте, в одной группе. И именно она познакомила меня с Володей: так вышло, что я пришла к ней за конспектами, когда он был у нее в гостях. Тогда я ничего не заподозрила, тем более что Володька после этого приволокнулся за мной и случился небольшой романчик. Когда же романчик завершился, причем достаточно экстравагантно, я поведала об этом Марине. И чуть не упала в обморок, когда услышала в ответ:

– Слава богу! Теперь у меня опять появилась надежда.

– Надежда на что? – пролепетала я.

– На то, что он поймет наконец, как я его люблю.

– Ты его любишь?!! Так скажи ему…

– Ни за что! – отрезала Марина.

И продолжала безнадежно страдать. То есть это мы считали, что безнадежно, она-то свято верила в то, что рано или поздно его заполучит. Их отцы дружили с незапамятных времен, вместе воевали, кажется. Володин отец был обыкновенным инженером, а Маринин стал крупной «шишкой» в Морфлоте, устроил туда дочку. Какое-то время и Володя там подвизался, но ему быстро надоела рутинная работа программиста с обязательным отсиживанием «от и до», и он, не без помощи Марининого отца, устроился переводчиком с частыми заграничными командировками. А потом неожиданно для всех женился. Классический вариант провинциальной красотки лимитчицы, которая подцепила москвича с квартирой. Володиных родителей к тому времени уже не было в живых, иначе они, безусловно, такого брака не допустили бы. Бухгалтерша из жэка! Без родни, без связей, со временной московской пропиской и служебной комнатой!

Марина даже была на свадьбе, впрочем, как и я. Мои лирические чувства к Володьке давно сменились добрыми, приятельскими отношениями, я успела выйти замуж и родить сына, так что от души кричала «Горько!» и желала молодым счастья. Марина же держалась безукоризненно, ничем не выдавая своего отчаяния и ревности. Мне бы такую выдержку!

– Это ненадолго, – ответила она на мой безмолвный вопрос. – Я Володю слишком хорошо знаю, эта провинциальная щучка ему быстро надоест. И вот тогда…

– А если и тогда – нет? – полюбопытствовала я.

– На нет и суда нет, – сухо усмехнулась Марина.

Ошиблись мы обе. Володин первый брак продержался два года, а потом Лариса потребовала развода, виртуозно разменяла двухкомнатную смежную «хрущобу» на две приличные однокомнатные квартиры и… пришла работать в Морфлот, причем устроил ее туда опять же Маринин отец. А через месяц после этого знаменательного события Марина позвонила мне и пригласила на свадьбу. Конечно, она выходила замуж за Володю и была безумно счастлива. Почти тут же мне позвонила Лариса, с которой у меня за время ее брака с Володей сложились вполне приличные отношения, и поинтересовалась:

– Слыхала сногсшибательную новость? Мой бывший женится на этой вобле…

Женщины по природе добры и благожелательны. С моей точки зрения, самой Ларисе не повредило бы немного обуздать аппетит и регулярно заниматься спортом, но я ей никогда об этом не говорила. Марина же к тридцати с лишним годам сохранила девически изящную фигуру. В общем, как в популярном телефильме: "Девушка стройна, мы скажем: «Мощи». Впрочем, эти две женщины разнились во всем: изысканно-элегантная брюнетка Марина в неброских и скромных туалетах и с единственной слабостью к тяжелым серебряным перстням с камнями и без оных и разодетая в пух и прах рыжая Лариса, у которой все было чересчур яркое, чересчур модное и показушно-дорогое. Противоположности, как видно, далеко не всегда сходятся.

– Слыхала, – ответила я. – Ты переживаешь?

– Вот еще! – хохотнула Лариса. – Все, что мне было нужно, я получила. Володенька платит по моим векселям: полагаю, что эта женитьба – компенсация за мое трудоустройство.

– А если это любовь?

– Не смеши меня, Володя не способен любить кого бы то ни было, кроме себя самого. Вот тут действительно настоящее чувство – даже не любовь, а самозабвенная страсть к себе, единственному.

– Допустим. Но, во-первых, почему же он тогда на тебе женился? По расчету? Или по глупости?

Ответом мне было молчание. А я еще добавила:

– И почему ты решила, что речь идет о Володиной любви? Это Марина его любит чуть ли не со школьной скамьи.

– Вот стерва! – с неподдельной страстью отреагировала Лариса. – А я ее в своем доме принимала, думала – старая Володина подруга. Вот и верь после этого женщинам.

– А ты и не веришь, – от души расхохоталась я. – Ни женщинам, ни мужчинам. И, наверное, правильно делаешь. Между прочим, сама виновата: зачем мужика отдала? Кстати, поделись профессиональным секретом: как тебе удалось так выгодно провернуть развод? Сплошной выигрыш…

– Просто повезло, – отрезала Лариса, в принципе довольно откровенная, чтобы не сказать – болтливая.

И не пожелала больше говорить на эту тему. Меня это удивило: обычно она со вкусом распространялась о том, как ей удалось купить что-то первоклассное по цене второго сорта или заставить кого-то оказать ей дорогостоящую услугу практически даром. А тут – как воды в рот набрала. Но я в это время решала собственные семейные проблемы, мой брак уже таковым не являлся, развод был делом ближайшего будущего, а вот с дележом нашей квартиры вышла изрядная загвоздка: муж наотрез отказывался от комнаты в коммуналке. Прекрасно знал, что в суд я не обращусь. И тут в мою жизнь Прекрасным Принцем вошел Валерий, все устроил в одно касание, и несколько лет я была совершенно безоблачно счастлива…

Равно как и Марина. Но ей, бедняжке, пришлось за это расплачиваться, пожалуй, дороже, чем мне: жизнью. Только вот каким образом она оказалась вместе с Ларисой, которую, мягко говоря, недолюбливала? Или все изменилось настолько, что бывшая «змея и стерва» стала «очередной Володькиной дурой», каковых Марина уже насмотрелась? Нечего гадать, никогда я об этом не узнаю. И нужно ли? Мне и моих-то заморочек хватает выше крыши, а помогать, похоже, никто не собирается. Разве только Андрей со своим другом – «органистом». Но опять же зачем ему это? Есть масса женщин моложе и привлекательнее меня, к которым не нужно вызывать друзей глубокой ночью, а потом выносить тяжелую мебель и выяснять, куда подевались жены одного из приятелей. Впрочем, о вкусах не спорят. Кому-то нравятся блондинки, кому-то толстушки, а кому-то – женщины с повышенным уровнем радиации в квартире.

Да, вот только женщина в старом тренировочном костюме никому не может понравиться в принципе. Лицо более или менее в порядке, но остальное… Нужно будет хотя бы переодеться не забыть к приходу Андрея. Вчера-то он меня видел при полном, так сказать, параде: черный сугубо французский костюм в талию. Дома так одеваться, разумеется, глупо. Надену брючки и черную водолазку. Пусть мрачно, но зато прилично.

Висевшие в шкафу брюки оказались безнадежно измятыми, а водолазка вообще обнаружилась в грязном белье, которое я уже недели три как собиралась постирать, да все руки не доходили. Приходилось перестраиваться на ходу: включать утюг, раскладывать гладильную доску и, наводя стрелку на брюках, размышлять о том, какую блузку надеть. Белую? Кружево совершенно ни к чему. Черную? Черт, пуговицы на манжете не хватает. Ага, вот синяя в белый горошек, ей, конечно, уже лет двести пятьдесят, но она не мнется и чистая. Господи, как я ненавижу все эти тряпки и связанную с ними неизбежную возню! Особенно глаженье. Но единственные в моем гардеробе джинсы пребывали в данный момент в том же ящике для грязного белья, с теми же проистекающими из этого последствиями. Растяпа несчастная, поделом мне и еще мало!

Звонок в дверь застал меня врасплох. Неужели Андрей? До назначенного им самим времени оставалось еще часа два, а больше я никого не ждала. Хорошо хоть причесаться и переодеться успела, а утюг – не комбинация, его не стыдно и при госте убрать на место. Не поклонника же, в самом деле, жду. Но каково нетерпение, а?

К величайшему моему изумлению, за дверью оказался не Андрей, а Володя. Приехать ко мне без звонка – это настолько для него нехарактерно! Впрочем, в его теперешнем состоянии… Наверняка подумал, что мы в какой-то степени товарищи по несчастью: в прошлом году овдовела я, теперь – он. И если вдуматься, теперь я осталась самым близким ему человеком.

Володька был явно не в своей тарелке, но на убитого горем походил мало. Скорее на безумно чем-то озабоченного. Но, как всегда, был чисто выбрит, безупречно одет и благоухал дорогим мужским одеколоном, причем этот запах я помню с тех самых пор, как мы знакомы. У Володи слова с делом никогда не расходятся, а одно из его жизненных правил гласит: «Светский человек не должен менять парфюм, чтобы казалось, будто это – его собственный запах». Володин одеколон назывался «Драккар нуар», и лишь тогда, когда к нам хлынули заморские товары, я увидела на витрине этот флакон – и обалдела. На такую сумму можно прожить месяц, ни в чем себе не отказывая…

– Тебя покормить? – спросила я.

В принципе я гостей люблю: можно горячего поесть. Для самой себя я готовлю в порядке совершенного исключения, обычно после дождичка в четверг. Галка говорит, что я не ем, а перекусываю, и в этом она, безусловно, права. Но что делать: сначала я слишком привыкла готовить для кого-то, а потом – вообще не готовить и никак не научусь с должным вниманием относиться к своему собственному организму, который теперь, похоже, за это посильно мстит. Ох, как же Валерий меня избаловал! Пора вспоминать о самостоятельности, иначе действительно дело может кончиться язвой. В лучшем для меня случае.

– Если только с ложки, – откликнулся Володя. – Нет, серьезно, мне сейчас кусок в горло не лезет. Такой ужас, такой ужас! Почувствовал, что один не выдержу – свихнусь, и вот… У тебя лед есть?

– Конечно, есть, – слегка удивилась я. – Я им по утрам обтираюсь… если не очень холодно и я вспоминаю, что нужно закаляться. А тебе зачем?

– Не для косметических процедур. В водку положить.

– Водки у меня нет.

– Догадываюсь. Я принес.

С этими словами мой приятель выставил на стол роскошную бутылку «Абсолюта», грамм на семьсот, и несколько банок тоника. Подобрать к этому закуску было проблематично. Не картошку же варить! Но Володя, похоже, обо всем позаботился: вслед за выпивкой на столе появились банка консервированных ананасов и пакетик орехов.

– Давай лед и стаканы. Извини, что нагрянул без звонка, но у меня…

– Я знаю. И очень тебе сочувствую.

Володя так больно схватил меня за плечо, что я чуть не выронила стаканы.

– Что именно ты знаешь? И откуда?

– С ума сошел! Синяк же будет. Знаю, что Марина и Лариса погибли на пожаре…

Я осеклась. Объяснять Володе, что вчера познакомилась с каким-то типом, у которого друг работает в компетентных органах, было сложно. Да и точные сведения о том, что Марина погибла, я получила только что от самого Володи – до этого все-таки сомневалась. Но, с другой стороны, мне позарез нужно было с кем-то поговорить о капсуле в диване. Да и о пожаре на Рождественке тоже, если уж на то пошло. Но что-то в старом приятеле сегодня мне не нравилось. А что именно, я не понимала. То есть нутром чувствовала какую-то нескладность, нелогичность, что ли, его поведения. И тут же сама себя одергивала: у человека такое горе, а я требую от него привычного поведения и нормальной реакции.

– Откуда, спрашиваю, ты это узнала?

Ну почему он так нервничает? Сколько его помню, Володя всегда был образцом сдержанности и хладнокровия. Даже когда его родители погибли в авиакатастрофе на пути из отпуска домой, он поражал нас своей выдержкой. Обо всем сам позаботился, не забыл ни о чем. И до самых поминок не позволил себе выпить ни капли… Впрочем, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.

– От одного моего знакомого. Он был у меня вчера вечером, мы вместе ходили в клуб любителей детективов. А Марина на автоответчик сообщила мне, что собирается приехать, потом еще позвонит.

– И позвонила?

– Нет. Больше не звонила и, сам понимаешь, не приехала. Мой знакомый предложил через какие-то свои источники выяснить, что случилось. И сегодня утром позвонил и сказал, что погибли две женщины…

– Почему ты решила, что второй была Лариса?

– А разве нет?

– Не знаю. Второй труп не опознан. Я лично уверен, что это не она, меня приглашали посмотреть. Господи, как вспомню этот кошмар! Она обгорела совершенно, понимаешь, обуглилась. Даже кольца на руках сплавились, хотя по ним, собственно, я ее и опознал. Ты же знаешь, Марина любит… любила очень экстравагантные украшения, массивные такие. Но этот ее вид… Изменилась почти до неузнаваемости. То есть не «почти» – просто невозможно узнать. Нет, это надо видеть. Не приведи бог мне еще когда-нибудь… Ужасно, ужасно!

Володя скривился и залпом выпил свой коктейль, так и не вспомнив про лед. Я осторожно пригубила: не хватает мне только напиться к приходу Андрея. Тут и на трезвую голову ничего понять нельзя. Хотя народная мудрость и гласит, что в таких случаях без поллитры не разберешься, но ко мне это вряд ли относится. Алкоголь держу плохо, хмелею почти мгновенно, особенно если пить не с радости, а по какому-нибудь печальному поводу. Короче говоря, я сама себе не нравлюсь после второй рюмки и совершенно уверена в том, что и окружающие обычно не в восторге от меня в этом состоянии. Да о чем вообще Володя думает: семьсот грамм свалят с ног двух мужиков, не то что меня.

– Видишь ли, Марина сказала, что приедет ко мне с Ларисой, вот я и подумала…

– С Ларисой? К тебе? Что за ахинея? Они же друг друга не переносили.

– Понятия не имею почему. Наверное, потому, что мы с Мариной лет двадцать дружим, то есть дружили. Да и с Ларисой я не ссорилась, общались. Возможно, я была им нужна как посредник. Или как консультант по отношениям с тобой. Или просто нужно было пообщаться на нейтральной, так сказать, территории.

– А при чем тут я?

– Ну ты даешь! Обе были за тобой замужем – и ты ни при чем? Окстись, Володя, я понимаю, что тебе тяжело, но ты, по-моему, заговариваешься. Общая тема для разговора у них уж точно была, ну а я тоже не совсем посторонний для тебя человек. К тому же…

– Что – к тому же? – остро глянул на меня Володя.

– Мне надо было с Мариной обсудить одно дело… Я думала, ее отец может помочь, с его-то связями.

В последнюю секунду я придержала язык и не ляпнула про злополучную дискету. Состояние внутренней тревоги меня не покидало, наоборот, усиливалось. Почему он так нервничает? Не переживает даже, а именно нервничает. И пережимает с проявлением скорби так, что даже мне это бросилось в глаза. Насколько я знаю, любимые фильмы Володи были как раз те, где преподносилась всевозможная «расчлененка» и прочие способы уничтожения людей. Кровь с экрана просто хлещет, персонажи то падают в чан с кислотой, то ныряют в крутой кипяток, то горят в собственных автомобилях или прямо в камине. Зрелище, прямо скажем, не для слабонервных, так что, увидев такую картину, так сказать, «в натуре», он скорее должен был испытать ощущение «дежа вю», чем острый шок. Или я настолько спятила, что пугаюсь собственной тени? Господи, скорее бы Андрей пришел!

– Ну да, ну да, конечно же. Плохо соображаю. Ночь не спал, две пачки сигарет выкурил, потом еще опознание это… Я ведь Марину очень любил, ты же знаешь. Ну, давай еще по одной, помянем мою супругу…

Черт, ситуация нравилась мне все меньше и меньше. Мой приятель был явно неадекватен, причем вне зависимости от алкоголя. Хотя кто их, мужиков, разберет: может, он так реагирует на мысль о том, что теперь свободен. Говорят же: когда умирает муж, остается вдова, когда умирает жена, остается жених. И все же… Слово «супруга» в Володин лексикон не входило никогда, более того, он считал его мещанством и дурным вкусом.

– Что-то у тебя в комнате изменилось, – заметил Володя после недолгой паузы. – Причем к лучшему.

– Диван выбросила с лоджии, – отозвалась я, – теперь окно ничего не загораживает, светлее стало. Наконец руки дошли. Хотя…

И я вкратце изложила приятелю историю радиоактивной мебели. Володя слушал рассеянно, кивал, думая, похоже, о своем. Под конец я даже пожалела о том, что все это рассказываю: толку не предвиделось. Однако какая-никакая реакция на мой рассказ все-таки последовала:

– Но ведь сестра-то Валерия, эта самая Нина, ничего после его смерти не получила, так? Значит, никакой выгоды у нее не было, сегодня она это еще раз подтвердила. Значит…

– Значит, капсулу подложил кто-то еще? У нас гости бывали очень редко, это во-первых. А во-вторых, почему же она утверждала, будто виделась с бывшей женой Валерия, а та категорически отрицала? И явно врала, потому что знала такие вещи, которые посторонним неизвестны. Более того, знала только Нина. Ну и ее муж, конечно. Например, о том, что квартира приватизирована только на Валерия.

– За десять долларов тебе выдадут любую информацию в любой жилищной конторе. Ну, может, не за десять, но уж за сто – наверняка.

– А откуда у мадам сведения о том, что завещания нет? Эту информацию при всем желании купить было негде. Опять же знали только четверо, один – мертв. Слушай, вот черт, Нина сразу же начала защищаться: никакой выгоды она от смерти брата не поимела. Будь я не повинная, я бы об этом даже не подумала…

– Почему бы тебе не заявить в милицию?

Я чуть было не брякнула, что фактически уже заявила и, в общем-то, занялась почти самостоятельным расследованием, но вторично вовремя прикусила язык. И не потому, что не доверяла в данном вопросе своему давнему приятелю, а потому, что с некоторым опозданием вспомнила просьбу Андрея ни с кем не делиться своими подозрениями. Да и полученной информацией, наверное, тоже.

– И что я заявлю? Подозреваю, что год тому назад родная сестра моего мужа сунула ему в диван радиоактивную капсулу? Купила в ближайшем супермаркете или на рынке – и сунула. Да меня же в психушку отправят в лучшем случае. Не годится. Вот доказать бы, что меня облапошили с квартирой, тогда хоть какие-то деньги появятся. Может быть. И то – вряд ли. С сильным не дерись, с богатым – не судись, так, кажется. Предки-то наши не дурее нас были…

– Это точно. Ну, давай еще выпьем – меня что-то не берет, внутри будто кол застыл. Никак не могу поверить, что Мариночки больше нет. Все из рук валится, о делах даже и не говорю – какие теперь дела. Теряю все, дискету очень важную куда-то засунул… Кстати, скажи, пожалуйста, Марина тебе никаких дискет не давала?

Это было произнесено небрежно, как бы между прочим. Слишком небрежно. И совершенно не к месту: я ему о своих подозрениях, а он мне – о какой-то дискете. Вещи по важности совершенно несопоставимые. Как-то нелогично. А нелогичность, как и визит без предупреждения, совершенно не в Володином стиле. Господи, кажется, я скоро начну сама себя подозревать в каком-нибудь преступлении! Но, с другой стороны, Марина просила ему не говорить…

– Насколько я помню – нет, – осторожно ответила я. И тут же вспомнила, что именно так отреагировала вчера на его вопрос о том, не у меня ли Марина. Плохо, я стала повторяться. – А в чем дело?

– Да ни в чем. Просто я не могу найти одну дискету, по работе. Вот и подумал, что, может быть, Марина по ошибке… Неважно. Извини, глупости говорю. У тебя, похоже, своих неприятностей хватает, зачем тебе еще и мои проблемы?

Ага! По ошибке. И поэтому раз двадцать повторила, что Володя ничего знать не должен, чтобы я все хранила в абсолютной тайне. Что-то она еще говорила, но, как я ни напрягала сейчас память, ничего конкретного вспомнить не могла.

И вот теперь выясняется, что Володе дискета нужна позарез. Зачем? О какой работе вообще можно думать, если впереди похороны и все связанные с ними малоприятные хлопоты?

– Нет, – уже твердо ответила я, – никаких дискет мне Марина не давала, это я точно помню. Впрочем, можешь сам посмотреть, у меня их не так много – десятка полтора, половина – ненадеванные.

– Ну и ладно, проехали, – махнул рукой Володя и щедро долил мой наполовину пустой стакан. – Ты ничего не пьешь, Ната, а мне одному как-то неловко. Водка хорошая, не отравишься, не бойся.

Слишком безразличным тоном это было сказано. А уж о том, что после нескольких глотков спиртного я становлюсь сентиментально-болтливой, Володе известно едва ли не лучше, чем кому бы то ни было. И меня такую он с большим трудом выносит. Или он настолько обезумел от горя, что ему совершенно безразлично, чем и с кем заниматься? Только я собралась указать ему на то, что он ведет себя не совсем по-джентльменски – спаивает честную девушку, – как в дверь опять позвонили, и мы непроизвольно вздрогнули.

– Ты кого-нибудь ждешь? – спросил Володя с еле заметным оттенком раздражения.

Я пожала плечами. На сей раз это, безусловно, Андрей, а я уже хоть и чуть-чуть, но под хмельком, а ведь обещала ему не пить. Нехорошо…

Но когда я открыла дверь, то обнаружила, что все еще хуже. Это был не Андрей, а Масик собственной персоной. Н-да, гость, что называется, пошел косяком. И что с ними сегодня – как сговорились являться без звонка?

– Натуля, – провозгласил Масик, – я пришел мириться. На всю ночь.

Я онемела. Именно ночи любви мне теперь и не хватало для полного счастья… Как говорил в таких случаях Валерий: «Цирк, а в нем кино про войну». Или, что в моем случае больше подходит: «Пожар в бардаке во время наводнения».