Текст книги "Соколиный клич (СИ)"

Автор книги: Светлана Гольшанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Воспоминания отпустили. Кым встряхнул головой, отгоняя видения гибнущей в огне Ясеньки, жуткие ожоги на измождённых телах родителей, предсмертный хрип сына. Вряд ли Финист помнил даже лицо Кыма.

Ничего, уже скоро он встретит родных на Тихом берегу вместе с Майей. Утром очистительное пламя сотрёт следы пыток, истязаний и горя.

Но прежде Кым выскажет, что накипело на душе.

***

Подняться пришлось за несколько часов до рассвета, чтобы парикмахеры и слуги привели его в парадный вид. Суд над бунтовщиками длился уже третью декаду. А перед этим была полугодовая гонка в Заречье, несколько месяцев тайной подготовки к штурму и огненной каре. Хорошо хоть думать и составлять планы получалось одновременно с бесконечной беготнёй. Впрочем, жаловаться Микаш не привык, а просить о передышках его отучил Утренний всадник, когда тот ещё оставался другом и наставником.

«Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам», – повторял маршал Гэвин Комри, когда кто-то из его подчинённых проваливал миссию. Он скакал в авангарде, вёл войско в атаку, за всем следил. Невероятным образом у него спорилось любое дело, люди слушались беспрекословно, демоны с ликованием кидались в расставленные на них ловушки, никто даже не пытался сопротивляться его стальной воле. Микаш тоже не смог, ему единственному подчинялся, как себе. Это его и сгубило.

Теперь по воле Гэвина ему приходилось управляться с этой махиной круглых тупиц, усмирять вечно чем-то недовольный народ. Сумеречники – плохо, обирают, колдуют, принижают. Хорошо, уберём их, придумаем более справедливый порядок. Ан, нет, верните всё обратно, мы, видите ли, скучаем по эпохе великих подвигов и славных героев.

Нельзя уже ничего вернуть, надо двигаться дальше, как бы тяжело ни было расставаться с легендами о величии.

Расчёсывая жёсткие, как солома, волосы, парикмахер больно дёрнул щёткой и обломал несколько зубьев. Микаш отстранённо слушал, как он бранится шёпотом. Лучезарным приходилось прилагать много усилий, чтобы скрасить грубоватую внешность своего предводителя.

Даже биографию и ту подправили, сделав отцом Микаша героического лорда-мученика. Самого Архимагистра превратили в потерянного принца, которому пришлось долго скрываться и выкарабкиваться из грязи. Смех, да и только.

Своим отцом хоть и не по крови Микаш считал лорда Комри, который вылепил его по своему разумению. Глупый идеалистичный мальчишка мечтал нести людям добро, а превратился в чудовище, которое и сам ненавидел. Вера поистине страшная сила, особенно ребяческая вера в воображаемого кумира.

Парикмахер взял новую расчёску и приступил к работе с ещё большим остервенением. Микаш иногда слышал, как Лучезарные говорили, что несмотря на диковатость есть в нём что-то величавое от древних Архимагистров Сумеречников. Это уже совсем нелепо. Лицо можно спрятать за любой маской, и никто не увидит тебя настоящего.

Суетящиеся вокруг люди бесили до одури, но Микаш настолько свыкся с маской холодного безразличия, что ничем себя не выдавал. Раньше, когда он ещё был человеком, то презирал великосветский этикет. Он упрямо оставался неотёсанным и простоватым собой вопреки требованиям лощёных аристократов.

Единственная, для кого он преображался, была Лайсве. Безмерно любимая высокородная принцесса. Микаш не чаял добиться её, но она всё же была с ним, его женой, пусть и с оговорками, пусть и не любила по-настоящему. Ради неё он терпел узкие, облепленные бантами и оборками костюмы. Лишь ей Микаш позволял расправлять на себе одежду, заплетать волосы в церемониальную причёску. Чего бы он ни сделал, чтобы заслужить её благосклонный взгляд, мягкие прикосновения, тёплую улыбку. Её голос обволакивал, поцелуи пьянили. Он никогда не выпускал бы её из своих объятий, дышал только ароматом её волос, тонул в кристально чистых глазах, растворялся и жил в ней.

Её нет уже шесть тягостных лет. Микаш бы простил Гэвина, может, попытался бы понять, отпустить, если бы не это. Милая Лайсве умела усмирять тяжёлый нрав, успокаивать демона внутри, когда тот уже готовился крушить и ломать. Но Утренний всадник вырвал сердце из груди Микаша, отобрал, убил его нежную и тёплую душу.

Нет, смерти Лайсве он простить не мог, жить с этим не мог. Каждое мгновение он умирал в жуткой агонии. Осколок Мрака поселился в его груди чернильным спрутом. Он делал носителя неуязвимым, но боль он не унимал.

После перерождения Микашу казалось, что с него содрали всю кожу. Мутилось зрение, в ушах шумело, даже дышать толком не получалось. Самая мелкая искра эмоции вызывала приступы, когда Микаш забывал себя от ярости и ненависти.

Предвестники Мрака повторяли – пройдёт, заживёт. Только первое время перетерпеть нужно. Но этого не случилось. До сих пор по ночам он выл от боли, раздирая в клочья подушки и перины.

В конце концов Микаш затянул конец связующей с Мраком пуповины так, чтобы остальным не передавались его чувства. Лицо скрылось за маской. Микаша прекратили донимать расспросами, шушукаться за спиной, сомневаться в решениях. Толку от их возни, если его воля многократно превосходила их вместе взятую?

Иногда Микаш слышал Лайсве словно наяву, видел в толпе точёную фигуру, светлое, одухотворённое лицо, чувствовал запах. Перед глазами вставали воспоминания о бедной и полной лишений, но всё же гораздо более счастливой жизни. Они манили зыбким миражом. Микаш не вёлся на него, но всё же в редкие моменты отдыха и одиночества растворялся в мучительно сладком прошлом.

Хлопнула дверь.

– Достаточно! Оставь нас, – приказал Микаш парикмахеру, не оборачиваясь.

Тот подправил выбившиеся из пучка на затылке пряди и выскочил вон, будто за ним демоны гнались. Ещё и тумбу чуть не сшиб. Судя по звону в коридоре, обо что-то всё-таки споткнулся. Боги! С кем работать приходится…

– Я хотел поговорить, – подал голос Трюдо, бывший предводитель Лучезарных, а ныне помощник Архимагистра. – Можно?

– Ты уже говоришь, – пожал плечами Микаш.

– Поисковый отряд обнаружил мальчишку, отмеченного руной «тёрн», в Лапии. Дата и место рождения совпадают с тем, что вы указали. Дар необычайно сильный, истинный, хотя родители к Сумеречникам отношения не имеют.

– Что ж… – Микаш задумался. – Доставьте на Авалор, там я его посмотрю. Если он тот самый, отправим его на обучение в Констани, если нет, то тоже отправим на обучение в Констани. Сильных мыслечтецов сейчас в обрез.

– Он слишком мал и может не выдержать столь долгого путешествия. Даже Сумеречники забирали детей от матерей только на восьмой год, – возразил Трюдо, встав перед ним и заглянув в лицо. – Не лучше ли вам приехать к нему самому?

– Велика честь. Если мальчик – тот, кого мы ищем, то ничегошеньки с ним не станется. Такую заразу убить очень трудно. А если не он, значит, не стоит тратить время на разъезды. Меня и так оторвали от переговоров с авалорским королём Лесли I из-за этого нелепого бунта, который вам не удалось подавить собственными силами.

– А вы пришли и разметали повстанцев одним движением пальца, прямо великий Утренний всадник.

Микаш сложил руки на груди и улыбнулся. Давненько его не отчитывали таким тоном.

– О том, что вы сотворили в Заречье, на каждом углу шепчутся. Неужели чтобы спалить мосты к своему прошлому, нужно было поджигать всю степь? Я понимаю, что дух возмездия алчет справедливости, но нельзя же так упиваться ненавистью и местью. Люди не потерпят подобной жестокости, особенно сейчас, когда Война за веру уже закончилась и орден Сумеречников пал.

– Позволь разъяснить, раз ты не понимаешь. Без народной поддержки бунт в Заречье не продлился бы так долго. Простые люди помогали бывшим Сумеречникам, несмотря на то что вы были с ними предельно мягкими и выполняли свои обязательства, уменьшив налоги и защищая от бесчинств. Они не поняли по-хорошему, посчитали нас слабаками. А слабаков здесь сжирают с потрохами. Бунтовщики тоже оказались слабы, что неудивительно, учитывая, что ими руководил необученный недоносок с весьма посредственным даром. Я даже в поход не хотел его брать, настолько он был жалок. Но я – сильнее, мой маршал научил меня всегда доводить начатое до конца. После огненной кары люди поймут, что с нами шутки плохи. Ненавидеть будут не нас, а безумных бунтовщиков, которые навлекли на их землю беду.

– Вы жаждете отомстить всему роду Комри, но до сих пор зовёте Утреннего всадника своим маршалом? – Трюдо нахмурил брови, услышав из всей тирады всего одну фразу. – Вы же даже не позволили авалорскому королю похоронить его прах!

Микаш воздел глаза к потолку. Кажется, Трюдо решил во что бы то ни стало довести его до бешенства. Проверяет, насколько стабилен осколок Мрака внутри Микаша? Не доверяет?

– С другой стороны, если вам не нравятся мои решения, сместите меня и отпустите во Мрак, – Архимагистр вынул из-за пояса тонкий серебряный стилет и протянул его Трюдо рукоятью вперёд.

Помощник одарил его усталым взглядом:

– Не дождётесь! Я только хотел напомнить о нашей задаче. Мы воплотились здесь, чтобы установить владычество Мрака и возвести Тень на Небесный престол. А не для того, чтобы вы использовали свою власть для личной мести. Но если вам так уж хочется, то ещё раз настоятельно предлагаю обратить свой взор на Компанию «Норн» в Норикии. Недобитые Сумеречники оттого и бунтуют, что надеются на помощь товарищей с запада. Разведка докладывает, что норикийцы готовятся к войне. И этот их мальчик-мессия…

– Это не Безликий, как бы ни желал этого Жерард. Нет в нём силы, как не было ни в его отце, ни в деде, – оборвал помощника Микаш. Уж сколько раз повторял, а не слышали его, как бараны тупые и упрямые. – Я видел его лицо под маской. Оно впечаталось в мою память настолько, что, закрывая глаза, я вижу каждую его черту. Я узнаю его при встрече, как узнаю возродившегося Тень.

– А как же ваша жена? Разве вы не хотите вернуть её тело? Разве это не кощунство, что норикийцы выставляют его у себя в парадных покоях, как трофей?

Ну, точно! Нарочно гнев вызывает. Понадобилось несколько глубоких вдохов, чтобы отрешиться и вернуть разуму ледяную ясность.

Это был единственный промах Микаша. Сразу после перерождения и гибели Лайсве ему было слишком больно находиться рядом с её мёртвым телом. Нестерпимо хотелось взглянуть в лицо Гэвину до того, как его казнят на костре. Но Микаш не смог.

Лорд Комри преспокойно отправился в посмертие, оставив после себя лишь пепел. Юный король Авалора, ещё один воспитанник Гэвина, требовал, угрожал, умолял отдать ему прах для достойного погребения, но Микаш оставался непреклонен.

Нужно признать, что он по-детски не желал отпускать своего маршала. Странное чувство – любишь до беспамятства и ненавидишь до кровавой ярости одновременно. Лорд Комри был богом, который вздымал Микаша к небесам на незримых крыльях и демоном, который опрокинул его на самое дно.

Микаш лелеял месть, составляя всё новые и новые каверзные планы, интриговал и изводил юного, недостаточно упрочившего власть Лесли. Без сомнения, именно король укрывал семью своего обожаемого регента – всё того же проклятого лорда Комри.

А потом пришла весть, что норикийцы выкрали тело Лайсве. Его доставили в штаб Компании «Норн» в Дюарле. После того как сквозь неё прошёл и осколок Мрака, и силы Безликого, тлен на неё уже не действовал. Лайсве осталась такой же свежей и прекрасной, как в день своей гибели. Казалось, она просто уснула.

Посему главнокомандующий Компании, Жерард Пареда, который столько мучил Лайсве при жизни, не успокоился и после её смерти. Демонов книжник использовал её для поднятия боевого духа.

«Пророчицы-Норны поистине осенены богами! Только благодаря силе оракула Компания спаслась, когда остальные попытки Сумеречников сопротивляться захлебнулись в крови, как и Зареченское восстание».

В Дюарле возвели помпезный мавзолей, где выставили тело Лайсве для поклонения. Лазутчики докладывали, что туда выстраивались огромные очереди из паломников. Они все, море самых разных людей, прикладывались к её ладоням. От одной мысли об этом Микаша передёргивало.

Но не бывает худа без добра. Когда эмоции остыли, Микаш увидел себя со стороны. Он ведь так же возвёл в душе мавзолей для своего маршала, снова и снова совершал паломничество к его праху и едва ли не прикладывался губами к урне, в которой тот хранился. Микаш держал её на тумбе у кровати, и даже в поездках с ней не расставался. Ведь люди Лесли не раз пытались похитить прах.

Как же это всё-таки глупо и мелочно. Нужно научиться отпускать. Мёртвое – мёртвым.

В тот вечер Микаш забрался на самый высокий холм в окрестностях Ловонида и высыпал прах из урны. Западный ветер едва не сбил Микаша с ног резким порывом – так ему не терпелось вернуть себе своего обожаемого потомка.

– Радуйся, пока можешь. Сегодня ты победил. Но когда придёт пора, пощады не жди! Ты ответишь и за гибель Лайсве, и за то, что сотворил со мной!

Ветер завыл в ответ, и слышалось в этом вое ликование, словно Безликий говорил: «Я и сам жду-не дождусь этого славного часа!»

Урну Микаш наполнил пеплом с жертвенника и всё так же держал возле кровати, чтобы не вызывать подозрений.

Лесли отказывался выдавать семью Комри, дразня хищника, как юркая газель. Когда-нибудь он доиграется… Когда-нибудь, когда Микаш будет знать, что Вечерний всадник уже здесь, и мучения короля доставят ему столько же боли, сколько он доставил Микашу.

– В своё время мы обязательно предадим тело моей жены очистительному пламени, – заверил помощника Архимагистр. – А пока вы сами дали клятву, что не тронете бежавших с Авалора Сумеречников. Её точно нарушать не стоит, иначе мы пошатнём и без того болтающееся на грани мироздание.

– Если говорить о равновесии, то стоит напомнить, что единоверческие проповедники не слишком довольны нами и нашими методами.

– Так надавите на Убийцу Фальке и этого толстобрюхого Главу жрецов, чтобы их приструнили. Неужели всем нужно заниматься мне самому?

– Они-то приструнят. Но боюсь, не перестанут лезть в наши дела. Нужно перенести главную резиденцию подальше от Констани. Ловонид лучше всего подходит для этого, раз уж вы так заняты при авалорском королевском дворе.

– Цитадель Безликого? Никогда! – криво усмехнулся Микаш. – Это временно, пока не разыщу семейство лорда Комри. Уж их-то вы клятву пощадить не давали по своему безрассудству и глупости?

Трюдо хмуро качнул головой. Микаш кивнул.

– А после нам там делать будет нечего. Эскендерия расположена гораздо удобнее. Недаром Сумеречники отправляли походы по Мунгарду именно оттуда.

– Город не наш. Пускай даже защитников там почти не осталось, но пробиться сквозь неприступные стены будет тяжело.

– Когда это Предвестники Мрака сдавались перед трудностями? Нет, блистательный оплот Сумеречников должен пасть, и тогда их дух будет окончательно сломлен. Останется лишь жалкая горстка беженцев в Норикии. Мы покорим Эскендерию с помощью нового изобретения книжников – жидкого огня, секрет которого нам удалось выкрасть из Поднебесной. Его я и опробовал в Заречье. И работает он не хуже, чем сильнейший огнежар. Все мосты к моему прошлому сожжены окончательно и бесповоротно. Пришла пора великих завоеваний. К пришествию Тени весь Мунгард будет наш. А когда король Лесли расколется, и Вечерний всадник попадёт к нам в руки, ничто уже не отвратит Час возрождения.

– Хорошо, только как вы заставите Вечернего всадника отдать жизнь добровольно?

– Поверь, мой друг, я сделаю его существование настолько непереносимым, что он приползёт ко мне на коленях и станет умолять совершить правосудие, не будь я дух возмездия.

– Раз вы так уверены в своих силах, – пожал плечами Трюдо.

Настолько нагло и прямолинейно Предвестники никогда себя не вели, поэтому и завоевания их продвигались медленными темпами. До перерождения Микаша, естественно.

– Последнее донесение, если позволите, – продолжил помощник. – Магистр Кербатов докладывает, что зреет ещё один заговор, на этот раз здесь, в Стольном, при дворе. Судя по слухам, в этом замешан капитан дворцовой стражи Оленин. Он происходит откуда-то с востока, из-за Рифейских гор. Обладает большим влиянием в своих кругах. Говорят, он связан с Сумеречниками, даже утверждают, что видели у него амулет Кишно, скрывающий ауры. Проверить бы, только жаль, что все архивы ордена сгорели при взятии Стольного.

– Мой шурин тут знатных дел натворил. Тогда ведь целый квартал сгорел – только отстроили, – Микаш хищно улыбнулся.

Брат-близнец Лайсве, Вейас, поджёг штаб, когда Предвестники Мрака взяли Стольный и пришли за ним, чтобы обратить. Но обратить не смогли, он погиб так же, как сестра. Предвестники считали, что в их крови содержалось ядовитое для Мрака вещество, но Микаш знал правду. Оба близнеца Веломри погибли по воле Безликого.

– Да, учитывая, что мы хотели взять город без лишнего шума. Но вернёмся к делам сегодняшним. Говорят, Оленин тайно переправляет бунтовщиков на восток в мятежный Хитеж.

– Вышлите туда разведывательный отряд, только тихо. Заодно установите связь с Поднебесной. Пришла пора расширить сферу нашего влияния на восток, тем более страна ослабла из-за династических распрей. А там уже и до островов Алого восхода недалеко. Разрешаю использовать последний осколок Мрака на ком-нибудь из влиятельных местных жителей.

– Но как же мальчик из Лапии? – нахмурился Трюдо.

– Ему нужна память, осколок у него есть от рождения, гораздо мощнее наших. Если это действительно он.

Раздался стук, дверь приоткрылась на узкую щель. Внутрь заглянул слуга:

– Не извольте гневаться, но все уже собрались на суд, ждут только вас.

Микаш велел Трюдо:

– Ступай, я за тобой. Одну минуту.

Когда за ним затворилась дверь, Микаш подошёл к зеркалу, где как и прежде отражался лишь демон возмездия, чья сущность сквозила в разноцветных глазах. Один – голубой, другой – зелёный. Настоящий Микаш погиб вместе с женой в Будескайске шесть лет назад.

Лишь капля осталась где-то глубоко внутри, измученная и отравленная, всё ещё скорбящая по бесчисленным потерям. О ней не стоило знать никому. Именно для этого Микаш отыграл перед зеркалом все обуревавшие его эмоции. Гэвин и вправду хорошо его обучил.

Микаш накинул капюшон белого плаща, расшитого серебряными сойками. Его командирский знак маршал Комри передал одержимым, когда обменивал его душу на жизни Сумеречников. Микаш сделал из серебряной сойки подвеску и носил на шее, как родовой знак. От своей высокородной супруги Микаш сохранил только родовое имя. Носить её знак – белую горлицу – было кощунством, ведь она так сильно ненавидела Предвестников.

Расправив плечи, Микаш устремился в судебный зал. Первыми разбирали дела зачинщиков, они были публичными, чтобы народ убедился в справедливости решений. Правда, соколёнок сквернословил настолько непристойно, что пришлось заткнуть его рот кляпом.

Микаш не отдавал приказов, а лишь наблюдал, как всё делают другие. Он вёл допросы и выносил приговор. Кыма вместе с ближайшими его соратниками решено было сжечь на главной площади, как опасных колдунов и предателей, в назидание остальным. Более мелких и мелочных людишек, что наживались на беспорядках, приговаривали к менее помпезным казням. Очистительное пламя – слишком большая честь.

К последним дням остались совсем жалкие сошки да те, кто согласились «сотрудничать».

Отворились двустворчатые двери из белого мрамора. Их украшал вьющийся орнамент. Каблуки сапог цокали по сверкающему полу. Собравшиеся заняли места на трибунах у стен. Микаш замер посередине и кивнул стражникам, чтобы те привели первого осуждённого.

Он вошёл через неприметную боковую дверь. Ветхий призрак прошлого. Он обрюзг и облысел, совсем как его отец. Раньше, видно, был полным, но сильно похудел в казематах, посему выглядел одутловатым, похожим на собаку с обвислыми щеками и меленькими заплывшими глазами.

– Милосердия! Я узрел Истину! – возопил он гнусавым голосом, когда его ещё даже не представили.

Поразило странное ощущение, что Микаш уже видел это в забытом сне. Только тогда рядом с ним была Лайсве.

Он вскинул руку, чтобы подсудимый замолчал, и повернулся к секретарю.

– Йорден Тедеску, из высокородных. Оборотень с тотемом шакала. Бывший Сумеречник, присоединился к бунтовщикам одним из последних. Убивал, как и все. Лил со стен Каменца горящую смолу на наших воинов. При взятии крепости сдался одним из первых. Молил пощадить, говорил, что осознал свои ошибки и готов принять веру в Единого.

– Я отрекаюсь от лживой и косной веры в Повелителей стихий! Я признаю Единого единственным богом и готов следовать его стезёй в Благостный край!

Дрожащей рукой Йорден изобразил символ веры и заискивающе улыбнулся. Что за жалкое создание?

– Я готов прощать и помогать всем слабым! Я готов…

– Ты меня не узнаёшь? – Микаш посмотрел на него в упор.

– Нет, прошу покорнейше простить. Я никогда не бывал в Эскендерии и не пересекался с армией лорда Комри, – Йорден сглотнул и подобострастно потупился.

Микаш дёрнул уголком рта. Какая же короткая у шакалов память на лица.

– Скажи, а где сейчас твой отец? – снова спросил он.

Йорден испуганно поднял глаза, на виске вздулась жилка.

– Он погиб при взятии нашего родового замка. Но никакого зла на вас я не держу. Это же война!

– Нет, он умер от старости в соседнем городишке Жимтополе в доме своего верного слуги.

Йорден уставился на Микаша во все глаза, силясь понять, что ему это сулит, а вовсе не вспоминая заботливого родителя.

– Я не с ним, нет, я отрекаюсь… – забормотал он.

Микаш бегло просмотрел записи о его службе в ордене Сумеречников. Йорден состоял на невысокой должности при штабе, рвения не проявлял и ничем не отличился, кроме поборов селян. Во время Войны за веру отсиделся южнее линии фронта и выполз, когда бунтовщики вербовали людей. Он подрядился выбивать из селян провизию и прочие необходимые вещи. Мол, большой опыт в грабежах и запугивании.

Микаш изучал дела раньше, сейчас просто освежил в памяти.

– Преступления твои тяжкие, заслуг – никаких. А отречение от собственного отца не тянет на благое деяние во имя Единого. Да и не слышу я в твоём покаянии искренности.

– Но я могу! Могу искренне! Сделаю все, что скажете, я…

Микаш оборвал его патетичный лепет взмахом руки.

– Мой приговор – повешение!

– Не-е-ет! – Йорден вцепился в ноги Микаша и заискивающе заглянул в глаза. – Это же казнь для простолюдинов!

– Так ты же отрёкся от Сумеречников. Да и по чести никогда им не был.

– Но я прошёл испытание в Доломитовых горах! Убил сотню демонов!

– И всю эту ораву ты встретил по пути в Доломитовые горы? – Микаш не выдержал и расхохотался.

Йорден выпучил глаза и шумно выдохнул. Стражники потянули его за плечи к выходу. Йорден рванулся к Микашу и выкрикнул:

– О, мои боги! Это же ты! Проклятый безродный дворняга! Дворняга!

Губы растянулись в широкую улыбку. Микаш облизнулся:

– Вспомнил-таки, шакалёнок!

Йорден кричал ещё что-то, но стражники уже запихнули кляп ему в рот и затолкали в боковую дверь.

– Следующий! – развеселившись, позвал Микаш.

Это заседание вышло необычайно длинным. Микаш жаждал непременно покончить со всеми делами в этот день. А на следующий – главарей казнят на главной площади, и можно будет вернуться на Авалор, где ждали действительно важные занятия.

Вершить суд пришлось до позднего вечера. За окнами уже стемнело, на улице зажгли фонари, а в зале суда – свечи в серебряных канделябрах.

Напоследок Микаш оставил сослуживца. Встречать старых знакомых было тягостно. Слишком уж они напоминали о прошлой светлой жизни, пускай даже в ней Микаш был мягкотелым неудачником. А этот тип к тому же… Что ж, раз уж взялся сжигать мосты, то надо довести дело до конца. Так заповедовал Гэвин.

Стражники привели его. Подсудимый за чужими спинами не отсиживался, даже в битвах с демонами, когда служил вместе с Микашем у лорда Комри, правда, ни удачей, ни мастерством похвастать не мог. Его истинный талант раскрылся, только когда он стал воевать с единоверцами.

Высокородный, богатый норикиец мог бы отсидеться в убежище компании Норн в безопасности, но не захотел. Он маялся на мирной земле, словно пристрастился к крови, как ясновидцы к кампале или книжники к опию. Услышав о готовящемся в Заречье бунте, сослуживец рванул туда. Он резал всех без разбора, как поражённый бешенством волк. Даже бунтовщики с ним не справлялись, когда он без повода набрасывался на селян, мародёрствовал и насильничал. Пожалуй, преступления его были самыми тяжкими, даже для проклятых колдунов. На допросах он вёл себя нагло и хохотал, как сумасшедший, во время пыток.

Вот и сейчас сослуживец шёл с гордо поднятой головой, осматривая всех с презрением. Месяцы неволи и пыток не стёрли его внешний лоск, наоборот, синяки, ссадины и хромота создали вокруг него образ мученика. Нужно ли будет затыкать ему рот, как Кыму, если дело зайдёт слишком далеко?

– Вильгельм Холлес, истинный морочь, один из капитанов маршала Пясты. В народе подсудимого прозвали кровавым за лютую жестокость, – объявил секретарь и зачитал обвинения.

Очень-очень длинный список убийств, грабежей и изуверств. Как он всё успевал?

– Вина твоя тяжкая. Хочешь что-нибудь сказать в своё оправдание? – спросил Микаш, как того требовал суд.

– Естественно, ублюдочный ты сукин сын, – наглец сплюнул кровь с разбитых губ. – Радуешься теперь? Вымещаешь на нас злобу за то, что так долго приходилось пресмыкаться перед нами, более сильными и благородными? Хорошо тебя проклятый лорд Комри научил предавать и убивать собратьев. Раньше мы думали, зачем это он с тобой возится, сопли утирает, а теперь правда вышла наружу. Ты и он – одного поля ягоды, демоны в человечьих обличьях. Из-за вас пал наш славный орден. Вас все проклинают. Вам отомстят, если не вам, то вашим выродкам! Его малахольному надорвавшемуся на пустом месте сыночку, чью жизнь он купил ценой нашего ордена! Отыщем его, где бы он ни прятался со своим змеиным выводком!

Вот же скоты! Гэвин спас их ценой своей чести, души Микаша и жизни Лайсве, а они его проклинают и ненавидят. А славят кого? Фанатичного изувера-книжника Жерарда! Свои и чужие хором: проклятое Небесное племя! Как иронично выглядит, когда замшелые легенды обретают плоть в таком чудовищном виде. Но нет, Микаш опередит негодяев из Компании, найдёт семью лорда Комри раньше. Король Лесли – хранитель тайны священного рода – у него в руках. Да и Жерард вряд ли позволит, чтобы единственный шанс вернуть Безликому память пропал из-за глупости выживших Сумеречников.

– И с твоим выродком тоже разберёмся, где бы ты его ни прятал! – плескал ядом Вильгельм.

Сейчас всё Белоземье прочёсывали вдоль и поперёк в поисках его сына Геда. И бывшие Сумеречники из Компании, и Предвестники-ренегаты. Думали задобрить Микаша и купить себе прощение. Только мальчишка был бесполезен. Микаш обещал жене не вмешивать его в эту подлую и грязную борьбу. Гед проживёт тихую и спокойную жизнь у себя на родине. Эту единственную клятву Микаш не желал нарушать, даже если бы это что-то ему сулило.

Да и Безликий со своими божественными родственничками скрыл Геда так, что отыскать его теперь смог бы лишь тот «кому он нужнее всего». Ещё одно лживое пророчество. Скорее уж, тот, кто связан с Безликим узами крови, проклятый Вечерний всадник.

Интересно было бы узнать, что он будет делать с Гедом. Использует, как использовал Лайсве в борьбе с братом-Тенью? Но Микаш не позволит, на этот раз точно. Безликий заплатит за всё сполна.

– Пропущенный, а? Испорченный! Позор рода! – сквернословил Вильгельм. – Ни на что лучшее ты со своей потаскушкой оказался неспособен. Она рассказывала тебе, как мы с ней позабавились?

Микаш напрягся. Всё-таки подлец выбил его из колеи. К своему стыду, Микаш всегда проверял, не была ли Лайсве с другим мужчиной, особенно в моменты, когда от ревности становилось трудно дышать. Страшно было обидеть Лайсве или напугать расспросами и подозрениями. Но сомнения мучили непереносимо. Простенькая техника, правда, из запрещённых, доступная даже Сумеречникам со слабым даром. Чужой запах, следы эмоций, ощущения прикосновений в интимных местах – в древних трактатах говорилось, что отражение овладевшего женщиной мужчины оставалось в ней навсегда.

От чужих женщин отражение исходило едва-едва, а от своей в моменты близости должно было чувствоваться намного острее, будто ты вступаешь с ним противостояние за право обладания ею. Но Микаш не ощущал этого даже в первый раз после того, как она была с Безликим.

Возможно, это происходило оттого, что мерзкий божок использовал его тело. Возможно, поэтому Микаш столько времени игнорировал его существование, и правда ударила очень больно. Но Вильгельм – не Безликий. Микаш бы его почувствовал. Да и Лайсве не скрывала своего презрения к этому высокородному.

– Она так сладострастно стонала. Говорила, что ты никогда не доставлял ей такого наслаждения. Справлял нужду и сразу заваливался храпеть, как боров. Не знал? – улыбка Вильгельма становилось шире и гаже.

Микаш не выдержал и приложил ладонь ко лбу высокородного. Вильгельм хищно облизнулся и ошалело крутанул глазами. Пришлось пробиваться сквозь поток извращённых фантазий и скотских домыслов к тому, что случилось когда-то давно в Эскендерии. Тогда Микаш был беззаботен и счастлив. Слой за слоем снимая шелуху, он всё больше погружался в безумие, что казалось даже мерзей и болезненней, чем его собственное.

Видение полыхнуло яростным огнём. Микаш непроизвольно отшатнулся. Чистое личико Лайсве посреди всей этой грязи. Ещё одна маленькая, но тем не менее гнусная тайна, как Микаш очень надеялся, последняя в бесконечной череде лжи и заговоров.