Текст книги "Арт-галерея"
Автор книги: Светлана Данилина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Видел-видел твою мельницу! Хороша! – сразу начал он, обращаясь к другу и отмечая, что тот за лето и осень, в течение которых не доводилось им встречаться, несколько раздался в объёмах. – Рассказывай, откуда взял, кто и как её поставил!
– Ну откуда-откуда, – невинно опустил глаза и развёл руками не желавший разглашать секретов и хвастаться успехами Афанасий Герасимович. – Построил.
– Кто же тебе её построил? – не унимался Генрих Карлович, задавшийся целью выведать, позаимствовать и воплотить в жизнь идею.
– Да так… – замялся и стал уходить от ответа скрытный Афанасий Герасимович.
– Нет, я от тебя не отстану! – воскликнул Генрих Карлович. – Говори!
– Ну, человека выучил, – начал порционно выдавать информацию о ноу-хау Афанасий Герасимович.
– Как же ты его учил? – был настойчив Генрих Карлович.
– Мужик у меня один есть, умный, смекалистый, очень сообразительный. Так я его и отправил учиться. Теперь есть свой мастер – ставит мельницы, хочешь – ветряные, хочешь – водяные. Всегда нужен такой человек в хозяйстве!
– А продай его мне! – сразу взял быка за рога Генрих Карлович.
– Нет, не продам, самому надобен! Да и деньги за учёбу плачены! – стоял на своём Афанасий Герасимович, предвидевший подобную просьбу.
– Какой ты, друг мой, несговорчивый! – чуть отступил и осадил натиск Генрих Карлович, при этом пристально и настойчиво посмотрев в глаза заупрямившемуся приятелю.
– Ни за что не продам! – был неумолим и категоричен Афанасий Герасимович.
– Так я у тебя его в карты выиграю! – нашёлся и засмеялся найденному решению Генрих Карлович. – Вот увидишь!
– Не выиграешь! Ты в прошлый раз подчистую проигрался! – напомнил досадное недоразумение Афанасий Герасимович.
В прошлый раз играли они на пару в «фараон», когда судьба выигрыша зависела только от удачи, но никак не от расчёта. Генрих Карлович выступал банкомётом, а Афанасий Герасимович – понтёром. И не повезло тогда бедному Генриху Карловичу – счастливый жребий достался его противнику, сорвавшему немалую сумму.
Теперь же одно азартное слово зацепилось за другое слово, жажда острых ощущений взыграла в сердцах обоих приятелей, и движимые идеей бурной схватки помещики пошли в зал играть в вист. Они уселись за квадратный покрытый зелёным сукном стол, к ним присоединилась ещё пара помещиков. Перетянутую крест-накрест бумажками новую колоду вскрыли, пустили в дело, и баталия готова была начаться.
– А давайте, господа, играть не на деньги, – якобы разнообразия ради провозгласил хитроумный Генрих Карлович.
– На что же вы предлагаете играть? – с интересом откликнулся сидевший рядом тучный Пётр Никодимович, неуклюже и тяжело повернув голову к Генриху Карловичу.
– Уж не на щелчки ли? – засмеялся сидевший напротив него сухощавый Николай Тимофеевич и, изображая готовность, энергично потёр ладони.
– Нет, отчего же сразу на щелчки, – серьёзно взглянув поочерёдно на Афанасия Герасимовича и на Николая Тимофеевича, ответил Генрих Карлович. – Давайте играть на крепостных!
– А давайте! – загорелся предложением и поддержал его Пётр Никодимович, улыбнувшись во всю необъятную ширину своих пухлых лоснящихся щёк.
Афанасий Герасимович, немедленно сообразив, в какую сторону дует ветер, закусил губу, развёл руками и должен был согласиться с мнением большинства.
Играли они долго, пересаживаясь и меняясь местами. И тут своенравная фортуна, так жестоко пошутившая над Генрихом Карловичем в прошлый раз, наконец разжалобилась, снизошла, милостиво подмигнула ему и обласкала со всей щедростью. Выиграл он и у Афанасия Герасимовича, и у Петра Никодимовича, и у Николая Тимофеевича – и у того, и у другого, и у третьего. И стал обладателем десятка крестьянских семейств, по несколько человек в каждом.
«Ай да молодец я какой! Целую деревню выиграл!» – мысленно хвалил себя Генрих Карлович, и звенела у него в сердце радость.
Афанасий Герасимович, похлопав победителя по плечу, не без досады, ревности и зависти признал:
– Твоя взяла! Поздравляю!
А по всему собранию из уст в уста полетела-зашелестела весть: «Генрих Карлович сорвал большой куш!»
И почувствовал себя Генрих Карлович на вершине счастья, глаза у него горели, а в душе звучали бравурные марши с громким стуком барабанов и высокими торжествующими трелями флейты. Так и виделись ему и высокая бревенчатая мельница неподалёку от его Покровки, и новая деревня с системой прудов, с цветущими яблоневыми садами, полная верных и преданных трудолюбивых мужиков, платящих оброк и обрабатывающих его поля. Так и представлялись ему покадрово и пахарь за сохой, и стадо сытых усталых после дня выпаса коров, и табун красивых лошадей, и важно переступающие бело-серые гуси с оранжевыми клювами, и миловидные поселянки, водящие на июньском закате хороводы у реки и распевающие песни высокими звонкими голосами – «На окошке два цветочка, голубой да-а „синенькай”!»
На следующий день помещик Р. уже ездил по усадьбам своих поверженных соперников и выбирал в их имениях крестьян – самых лучших, здоровых, умных, работящих, красивых. Осматривал дома, хозяйства, разглядывал людей, оценивал, прикидывал, сопоставлял. Пришёл Генрих Карлович и в избу мастера, построившего так понравившуюся ему мельницу. Всё изучил, всё окинул придирчивым взглядом, посчитал и остался доволен. Хозяйство было в порядке, постройки крепки, скотина выглядела сытой и ухоженной.
Обитатели избы – вся большая семья – высокий крестьянин, его беременная жена и трое детей-погодков – мал мала меньше, старик-отец, младший брат с женой и тремя такими же крохами детьми, две младшие незамужние сестры с длинными русыми косами стояли перед господами, а с печки выглядывала седая худая старуха в белом платке. Они поначалу не поняли, что происходит. Впрочем, не понаслышке крепостные крестьяне знали, что к барским причудам привыкнуть и приноровиться трудно. А теперь к ним пришёл их погрустневший барин и привёл другого, весёлого, осанистого, напомаженного, принявшегося разглядывать их, осматривать все углы, выспрашивать.
«Не иначе как продали нас!» – вертелась страшная догадка в головах взрослых.
– Теперь я ваш хозяин, а вы мои люди, – наконец, подтвердив их тяжёлые мысли, важно объявил им жизнерадостный барин, стоявший посреди избы. – Поедете со мной. Теперь вы поступаете в моё распоряжение и будете служить мне, построите новую деревню. И землю я вам дам.
Угрюмые обречённые крестьяне смотрели на ликующего улыбающегося нового хозяина и на хозяина старого, молчавшего, уязвлённого, ни слова не произносившего, но всем своим видом дававшего понять, что сделка честная, а его собственность, по всем существующим законам, справедливо переходит этому помещику.
Стоявшая за плечом мужа беременная крестьянка непроизвольно тихонько охнула. Из глаз её, помимо воли, потекли две крупные слезы, но она, испугавшись, неприметно быстро смахнула их ладонью.
«Куда ж мы теперь? – отчаянно и панически думала она. – Дети у нас малые! И рожать мне скоро».
Она обвела избу потерянным взглядом и представила себе, как они погрузят все пожитки на воз, как соберут и погонят птицу и скотину, как уедут неизвестно куда и окажутся ни за что ни про что где-то в голом поле – на холодном ветру и морозе. Страхи так и бились молотком у неё в голове, и сдерживаемые слёзы вдруг вырвались и потоком бесконтрольно хлынули по щекам. А сгрудившиеся у ног матери дети, почувствовав её настрой, как по команде дружно заплакали.
– Ну-ну! Прекратить! – незлобно прикрикнул на них Генрих Карлович и обратился к взрослым. – Вы – моя удача! Я вас выиграл! А потому люблю! Теперь вы мои. Переедете в мои владения. Тут недалеко – шестьдесят вёрст. Берите пожитки, раскатывайте брёвна, разбирайте и перевозите дома, переводите скотину. Земля у меня хорошая – чернозём, выделю вам участок, стройтесь, сейте, растите хлеб, у меня работать будете. Помогу вам и лесом. Я вас полюбил и не обижу! Собирайтесь!
– Да куда ж, барин, зимой-то ехать? – осторожно сказал старик – отец семейства.
– Да, – согласился Генрих Карлович. – Зимой негоже. К весне! К весне и переедете!
Семья впала в бессловесное оцепенение, боясь не только произнести слово, но и выказать своё горе. И малые дети, видя тупой страх в глазах родителей, после окрика нового барина боялись всхлипывать. И лежавшая на печи старуха тоже молчала, с покорностью принимая поворот судьбы и опасаясь вызвать гнев нового хозяина, всё-таки обещавшего не обидеть и обласкать.
А новый барин вместе со старым покинул избу, сел в кибитку, крикнул кучеру «давай!» и поехал дальше получать свой счастливый выигрыш у побеждённых карточных противников.
И только тут жена второго брата заголосила, а её причитания подхватили и малые дети, и старуха на печи, и все женщины.
Генрих же Карлович нимало не медля обошёл к концу дня все избы в трёх деревнях Афанасия Герасимовича, осмотрел и выбрал крестьян в его владениях, на следующий день наведался в имение Петра Никодимовича, на другой день посетил усадьбу Николая Тимофеевича, назвал понравившихся людей и «получил своё». Набрал таким образом помещик Р. десять семей хороших работоспособных крестьян, чему был чрезвычайно рад. Рад удаче, крупному выигранному кушу, выгодному приобретению.
С тем и уехал удачливый и торжествующий помещик Р. домой, представляя себя основателем и владельцем ещё одной деревни – новой и крепкой, с видной за версту высокой и красивой мельницей, на которую станут съезжаться землепашцы со всей округи. А ему, Генриху Карловичу, пойдут дополнительный доход и слава.
И когда весной возы с переселенцами и их имуществом под началом управляющего прибыли в его вотчину, он с большим энтузиазмом лично сел в седло и поехал впереди прибывшего обоза в чистое поле.
Достигнув небольшого начинавшего наливаться весенними соками куста, служившего вехой, он остановился и подождал, когда подтянутся телеги.
– Вот, – громогласно и торжественно объявил Генрих Карлович представшим перед ним новым рабам и широко по кругу обвёл рукой пространство. – Живите здесь, стройтесь, обзаводитесь, радуйтесь. Вы – мои любимчики. И потому деревня будет называться Любимкой.
Крестьяне молча смотрели на нового барина и безропотно слушали приказания.
«Любимка так Любимка!» – вертелось в голове у мастера по строительству мельниц, стоявшего ближе всех к барину.
– А ты, – указал Генрих Карлович на него, – будешь старшиной. Отчёт за всех передо мной держать будешь. Да смотри, чтобы порядок строгий был!
Управляющий по приказу Генриха Карловича огласил список крестьян, приказав каждому откликаться на своё имя и выступать вперёд. Барин с удовольствием слушал имена и фамилии, смеривал оценивающим взглядом новых холопов и казался себе справедливым умным хозяином, основателем нового поселения и преобразователем земли. В конце переклички он гордо оглядел своё многочисленное счастливое приобретение, смиренно взиравшее на него, и сказал ещё несколько поощрительных слов о всеобщей радости. С тем чрезвычайно счастливый и воодушевлённый помещик Р. уехал домой, а крепостные стали оглядываться по сторонам, распрягать лошадей, разбирать привезённые брёвна, доски, скарб и обустраиваться в чистом поле на новом месте.
А потом и землю под пашню неподалёку от Любимки Генрих Карлович своим крестьянам выделил, как обещал, – сдержал слово. Однако, будучи человеком прижимистым, поскупился и сэкономил – так был мал этот кусок, что новоподданные, увидев его, вспомнили слова барина и подумали про себя: «Вот ведь радость какая!»
Так и называли они с тех пор со всем сарказмом этот земельный дар Радостью.
Генрих же Карлович, следуя своему плану, приказал немедленно строить мельницу. Принялись рубить деревья в лесу за Покровкой, мастер взялся за дело и возвёл её, высокую и видную издалека. А потом исправно служила она всей округе более века.
Крестьяне поставили перевезённые дома, начали пахать, сеять, собирать урожай и обжились на новом месте. Рождались дети, жизнь продолжалась. А сына мастера, тоже вслед за отцом исполнявшего обязанности старшины, потомок Генриха Карловича за какие-то общие крестьянские провинности в гневе приказал пороть кнутом. И запороли его до смерти.
Спустя некоторое время после александровской реформы 1861-го года, отменившей ужасы крепостной зависимости, крестьяне поднатужились и выкупили землю у правнука помещика Р. – чуть подальше от Радости, в паре километров от достопамятного куста, на берегу реки Рясы. И переехали туда, по традиции назвав свою деревню тоже Любимкой – любимчики ведь! Только стали называть её новой Любимкой. Была она прямой и ровной, проходила по ней дорога, обсаженная высокими вётлами, а дома по обеим её сторонам смотрели один на другой. И люди, жившие в ней, отличались особенным характером – добротой и отзывчивостью.
А было это всего-то немногим более каких-то полутора сотен лет назад, в то время, когда инженеры-изобретатели Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы построили первый паровоз и железную дорогу в России, Георг Симон Ом в Германии открыл названный его именем закон, Юстус фон Либих в той же Германии заложил основы агрохимии, Джеймс Прескот Джоуль в Англии делал открытия в области термодинамики, разбуженный декабристами Александр Иванович Герцен разворачивал в Лондоне свою свободолюбивую агитацию, Николай Алексеевич Некрасов писал горькие песни о том, кому на Руси жить хорошо, а Карл Маркс и Фридрих Энгельс придумали, ни много ни мало, постулаты научного коммунизма.
Но всё это происходило где-то вдали от тихой красавицы-Любимки, ещё в том веке переименованной в официальных документах в Лю́блино.
На месте старой Любимки до сих пор в поле растёт большая раскидистая видная издалека ветла. И долгое время после Октябрьской революции при новой власти послушно и организованно ходили к ней жители новой Любимки на октябрьские и майские демонстрации с красными кумачовыми транспарантами – когда в дождь по непролазному чернозёму, а когда и в снег.
А теперь на месте новой Любимки – чистое поле – в ходе укрупнения и реорганизации колхозов в шестидесятые годы ХХ века все жители вынуждены были переселиться в соседнюю деревню. И дети их по велению времени уехали в города, в основном в Москву, до которой не так уж и далеко. Дома исчезли, словно растворившись в лазурной синеве неба, зелени растительности и жирном чернозёме, а колхозные трактора распахали яблоневые и вишнёвые сады, руководствуясь планами начальства устроить здесь поле. Но и эти прожекты рухнули вместе с исчезнувшим колхозом.
Только иногда приедет кто-нибудь из потомков обитателей Любимки в летний отпуск. Посмотрит вдаль на пшеничное поле и на место, где некогда стояли дома их предков, прикинет, где что было. Взглянет на затянутые тиной пруды и одинокую яблоню, единственную оставшуюся от большого дед-Захарова сада. Найдёт ярко-жёлтый черепок молочной крынки на месте бабушкиного и дедушкиного дома. Увидит на месте своей речки с необыкновенно мягкой и ласковой водой широкое водохранилище, затопившее заливные луга. Съездит к ветле-ориентиру и вспомнит историю любимчиков.
А однажды даже прилетали на небольшом самолёте авиаторы-любители из Москвы, покружили над родными местами, посмотрели сверху на округу, сели на люблинскую дорогу, заросшую травой-мурыжником, и сходили в соседнюю деревню в поисках односельчан.
И осталось только повздыхать и ещё раз рассказать друг другу о том, как приобрёл их предков помещик-игрок, селекционер.
ЗАКОН ТРИНАДЦАТОГО НОМЕРА
Юрию Юрьевичу Мелконову
– Я знаю всё на свете! – похвасталась Википедия.
– Во мне всё можно найти, – сказал Google.
– Я самый главный! – оборвал их интернет.
– Ну-ну, – тихо улыбнулось электричество.
Анекдот, бывший современным
во время происходивших событий
– Смотрите! Будьте осторожны! У вас тринадцатый номер, – напутствовала коллег Гайсма.
– Нормальный номер! – смеясь, отвечала ей редактор журнала Татьяна и упрямо думала, что не верит ни в какие приметы и всё будет хорошо.
– Нет, – считывала её мысли Гайсма, за плечами которой был не один сданный журнал. – В тринадцатом номере всегда что-то вылезет. И как вы ни старайтесь, а какой-нибудь ляп всё равно обнаружится! Это закон!
– Подозрительно, – комично прищурившись, традиционно комментировал сидевший за соседним столом редактор другого выпускавшегося в издательстве журнала Айвар.
– Ну, вылезет и вылезет, – философски отвечала Татьяна и отмахивалась от Гайсминого фатализма, – никуда не денешься.
Но макет журнала вычитывала очень внимательно и не один раз. Хотя она всегда так делала. Все предшествовавшие двенадцать номеров.
Собственно, Гайсма была вовсе не Гайсмой, её звали иначе. Вообще-то, это был точный перевод имени: gaisma – свет. И над столом Айвара, автора лексемы, даже висел небольшой лист бумаги с отпечатанным на латышском языке текстом закона о прямолинейном распространении света: «В однородной прозрачной среде свет распространяется прямолинейно».
Так он видел характер и привычки сидевшей напротив него Гайсмы.
Сама Гайсма латышский язык знала плохо и о содержании надписи могла только догадываться.
– Вот вы смеётесь и не верите, – пророчески улыбалась и напутствовала она коллег. – А это закон тринадцатого номера. Что вы ни делайте, как ни бейтесь, а где-нибудь выпрыгнет така-ая блоха! Сами не поверите!
С этими милыми и многообещающими предсказаниями тринадцатый номер собирался, готовился и верстался.
До сдачи оставались сутки. Татьяна уже дважды вычитала распечатанный толстый макет – все 102 страницы. Последние два дня с утра до вечера они с макетировщиком его улучшали. Процесс назывался нарочито скромно – «поправить переносы». Но на самом деле был занятием трудоёмким, хотя и весёлым. А с учётом объёмов журнала и содержания статей имел обыкновение затягиваться, как правило, на несколько дней.
Бо́льшая часть работы уже была сделана, оставалось всего ничего – каких-то шесть-семь часов времени, один заключительный рывок.
Новый номер уже снился редактору-трудоголику по ночам. Вечером Татьяна закрывала глаза и мысленно вспоминала содержание – статью за статьёй, порядок их следования, высчитывала количество страниц и иллюстраций, напоминала себе о том, что надо не забыть подписать три-четыре недавно полученные фотографии, что надо связаться с такими-то авторами, получить их подтверждения, внести присланные поправки и т. д. и т. п. С теми же мыслями она и пробуждалась.
Вот и сегодня Татьяна проснулась с неким «менделеевским» озарением. Она поняла, как сделать статью, над которой коллективно бились весь предшествующий день, но так ни к чему и не пришли. Поэтому, решив, что утро вечера мудренее, всё отложили на завтра.
На статью было отведено 8 страниц, где требовалось разместить огромный текст в несколько главок, сноски, две большие таблицы, 25 небольших портретных фотографий и две большие фотографии документов-приказов. И как прикажете всё это художественно скомпоновать на ограниченном пространстве? Да ещё и умудриться каждую иллюстрацию подписать. При вчерашней попытке собрать статью получалось странное лоскутное пёстрое одеяло. Над неудобоваримым пазлом долго ломали голову.
Но утром редактор проснулась с готовым решением, она сразу представила себе свёрстанную готовую статью.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
