Текст книги "Новейшая история (СИ)"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Светлана Анатольевна Багдерина
Новейшая история
Гостья Находке не понравилась сразу.
Блестящие черные волосы, узкое бледное лицо, зеленые глаза и губы, густо накрашенные киноварью, вызвали мгновенную неприязнь. Сладкий запах духов – ваниль и пачули – показался тошнотворным. Темно-синее платье с глубоким вырезом и воздушной юбкой спровоцировало неконтролируемый приступ антипатии. Тонкие длинные пальцы, обтянутые мохнатыми перчатками, напомнили лапки паука. А после того, как пришелица протянула Мечеславу руку, промурлыкав грудным голосом: «Мое имя – Алия Искусная, но друзья называют меня просто Лия», и тот совершенно необъяснимо вместо того, чтобы пожать, поцеловал ее, все инстинкты юной ученицы убыр и по совместительству – жены царя Мечеслава Первого, возопили о превращении наглячки в мокрицу или многоножку. Или о срочном расцарапывании ее физиономии и прореживании волос до плотности один на квадратный дециметр. Но самое обидное заключалось в том, что сделать Находка это не могла, и отнюдь не из этических соображений или ограничений магической силы. Причина была простой, но непреодолимой, как Ледяное море, и появиться она успела прежде, чем царица решила, в какое насекомое в результате несчастного случая превратится иноземная чучундра.
[1]
– Я привезла рекомендательное письмо от их лукоморских высочеств Ивана и Серафимы, – по-прежнему игнорируя хозяйку дворца, Алия полезла за корсаж, пошарила там, как бы невзначай демонстрируя всё содержимое
[2]
, и выудила лист бумаги, скрепленный красной печатью.
Скользнув равнодушным взором по царице, гостья с полупоклоном и обворожительной улыбкой протянула письмо Мечеславу.
– Мне его дай! – чувствуя себя последней дурой, выпалила Находка.
Алия невинно округлила глаза и протянула бумагу девушке:
– Конечно, конечно. Извините, я не знала, что ваш супруг уже научил вас грамоте, ваше величество.
Мечеслав смутился, а его супруга побагровела как свекла: муж, несмотря на обещания, уроков чтения пока не начинал. После коронации прошло не так много времени, и постоянно какие-то дела отвлекали их от этого важного и полезного занятия: то вспышка золотой лихорадки и поиски средств от нее, то возвращение пленных из Лукоморья, то изгнание сначала одного заезжего шептуна-вымогателя с сообщниками, потом второго, то последовавшие как логическое продолжение уроки самообороны против подобного рода публики, которые вести, кроме как Находке, было некому…
– Я научу, честное слово, как уговаривались. А пока давай я вслух прочитаю, – ободряюще кивнул ей Мечеслав, и от снисходительной усмешки Алии Находке захотелось его придушить
[3]
. Но милый, то ли не замечая ее состояния, то ли не понимая
[4]
, спокойно сломал печать с трехглавым орлом, развернул лист – и заулыбался:
– Смотри-ка – двумя разными почерками написано! Наверное, они по очереди писали, иногда чуть не через слово! Вот слушай – и попробуй угадать, кто написал что!
– «Податель сего, Алия Искусная, самый известный современный герольд, историк и биограф Белого Света, а также просто дама со многими талантами и приятная во всех отношениях
[5]
, является нашим другом подругой старой знакомой и приехала к вам в гости по нашему наущению совету с целью изучения новейшей истории и написания жизненаписаний… описания жизнеописаний… неписания жизненеписаний… составления биографий ведущих общественных, политических и экономических деятелей прошлого, настоящего и будущего, а также истории вашей державы для развлечения напугания офигения просвещения общества и в назидание потомкам. Кстати, как там с потомками? Просим оказать Алие Вышеозначенной Искусной всяческое содействие, предоставляя книги, рассказы очевидцев, осмотр мест действия и чистую бумагу. Привет Малахаю! И деду Зимарю. И Макмыр. Если они к вам вдруг приедут. И армии королевича Кыся! И матушке Г
у
се. И деду Голубу. И Спире с женой! И Макару. И вообще всем ребятам из бывших приветище огромный!!! Как они там? Как всё? Как все? Бароны не бал
у
ют? Если что – по рукам им. А лучше по репе! И чем-нибудь тяжелым! И много раз! Ибо нечего! Обнимаем, целуем, грозимся завалиться летом в гости! Или вы к нам – только напишите заранее, чтоб мы дома были!..»
Находка расплылась в сентиментальной улыбке, вспоминая друзей и события последней осени, и даже начала прикидывать, смогут ли они и вправду съездить в Лукоморье летом… когда финальные слова письма прозвучали как рецепт знахаря, назначающий пить касторку ведрами:
– «…Вы Алию не обижайте, она сама, кого хочешь, обидит хорошая, хоть и занудная иногда въедливая периодически любопытная время от времени, но это у нее планида такая, сиречь ноблесс оближ и профессиональный недостаток. Узнаете ее получше – понравится! Ой, мы поскакали, извините, некогда переписывать, тут какая-то ерунда творится, а Алию обоз ждет… До встречи!». Подпись – «Сима и Ваня».
– Да, всё именно так и есть, как они написали. Любопытство не порок, как говорится, а пополнение знаний, – тонко усмехнулась Алия и взмахнула ресницами, густыми и длинными, как щетина старого кабана
[6]
. – А знания для человека моего ремесла… или искусства даже, я бы сказала – первая необходимость…
– Меньше знаешь – крепче спишь, в народе говорят, – дивясь собственной мелочности, ввернула царица – но не была удостоена даже взгляда.
– …Ну и, естественно, мне тоже хотелось бы узнать вас получше. Лукоморская чета столько о вас рассказывала…
Огромные глаза гостьи, не оставляя сомнений на счет, о ком велась речь, встретились с глазами Мечеслава – словно гладь лесного пруда расступилась, маня и затягивая, и он почувствовал, как погружается в ее блаженную бездну с головокружительным ароматом ванили и пачулей. И то, что лесной водоем мог пахнуть ванилью и пачулями, только если в нем чуть раньше утонул караван из Бхайпура, его остановить уже не могло.
– Вы – поразительный человек, – не отрывая взора от царя, жарко, с придыханием говорила пришелица, прикладывая руки к вздымающейся груди
[7]
. – Я знаю о вас всё. Необычная судьба… Тяжелые лишения, которые не всякому живущему на Белом Свете дано перенести… Непревзойденное мужество и необычная мудрость… То, что вы совершили – невероятно. Я вами восхищаюсь. Люди должны узнать вашу историю!
– Наша история… богата… полезными… ископаемыми… – едва понимая, что говорит – и что говорят ему – закивал Мечеслав.
Грудной смешок Алии прервал наваждение, и царь озадаченно моргнул, будто выныривая из грез. Зеленые очи гостьи уже не буравили его, а скромно поблескивали из-под ресниц. Он нервно кашлянул, осторожно скосил глаза в сторону жены – и внутренне содрогнулся: если взор летописицы был подобен тихому омуту, то взгляд Находки – цунами.
Мечеслав вздохнул. В последнее время его рыжее солнышко стала такой раздражительной – и совсем без причины, вот как сейчас. Осунулась, похудела, круги под глазами чернеют, одета во что-то простое и поношенное – а ведь подруга Ивана и Симы приехала, не каждый день такое событие!..
Алия откинула волосы с лица – и запах ванили и пачулей снова накатил блаженной волной. Сердце Мечеслава сбилось с такта, мысли дезертировали почти полным составом, а те, которые остались, уж лучше бы сбежали в первую очередь.
– Вы… уже где-то устроились? – торопливо спросил он, чтобы скрыть замешательство.
– Пока нет. С дороги прямо к вам, – взор гостьи источал беззащитность и искренность в мегаваттном диапазоне.
«В городе постоялый двор имеется, вас сейчас проводят» и «Тогда останавливайтесь во дворце в гостевых комнатах» прозвучало одновременно. Летописица растерянно перевела взгляд с царя на царицу и обратно.
– Извините, я не расслышала.
– Разрешите предложить вам наше гостеприимство, – во второй попытке Мечеслав был на долю секунды проворней жены.
– Это так мило с вашей стороны, – очаровательно потупилась гостья. – Я смогу работать с первоисточниками во дворце хоть целыми днями, не теряя времени на дорогу. Для меня это просто не имеет цены, ваше величество!
– Это самое малое, что мы могли сделать для старой знакомой Симы и Ивана, – разулыбался Мечеслав.
Находка скрипнула зубами.
– Стоит только подумать об объеме грядущей работы, а самое главное – о ее результатах, как у меня вырастают крылья, и огонь нетерпения разгорается в душе! – гостья порывисто встала, и грудь ее описала интересную траекторию, приковывая взор молодого царя. – Если прислуга сама отнесет багаж в комнату, может, ваше величество покажет мне, где тут у вас библиотека?
– С удов…
– Если я не умею читать, это не значит, что я не знаю, где хранятся книжки! – заносчиво фыркнула Находка, бледная, как целая пачка бумаги, и ощущая себя приблизительно такой же умной – но с ужасом чувствуя, что не может остановиться. – У моего мужа есть занятия поважнее!
– Ой, конечно-конечно! – всплеснула наманикюренными ручками летописица – и царица невольно спрятала в рукава свои мозолистые обветренные руки. – У такого человека, как его величество, должно быть тысячи забот ежеминутно! Как нелепо было с моей стороны пытаться его отвлечь! Но если честно, я хотела бы взять сейчас у него свое первое интервью.
– Нет у него вашего интервья. Ни первого, ни последнего. В вещах поройтесь. Поди, засунули куда попало, забыли, а на него теперь сваливаете, – неприязненно посоветовала Находка под странным взглядом супруга. – И у меня тоже дел навалом, кстати! Идите, читайте свои книжки сами! Карасич! Эй!
На зов вбежал стражник, стоявший у дверей аудиенц-зала.
– Проводи эту… гостью… до библиотеки. И покарауль внутри!
– Чтобы чего не сперла? – просветлело пониманием лицо охранника.
– Чтобы не чувствовала себя всеми покинутой, – вмешался Мечеслав, старательно не глядя на жену. – И надеюсь, уважаемая Алия…
– Лия, если вас не затруднит, ваше величество, – бархатисто прокурлыкала гостья. – Просто Лия.
– Да. Лия. Надеюсь, уважаемая Лия не откажется отужинать с нами.
– С огромным удовольствием. И надеюсь, к этому времени я уже составлю представление о запасах вашей библиотеки. Говорят, она огромна и разнообразна, как сам Белый Свет! – просияла гостья и, обернувшись к Карасичу, подмигнула ему: – Пойдем, солдатик. Впервые в жизни мне оказали такую честь. Подумать только – почетный караул! Мне!.. Я расскажу об этом всем своим знакомым – пусть обзавидуются! Благодарю вас, ваше величество, – повернулась она к Находке, яростно закусившей губу, и с улыбкой выплыла в коридор победительницей.
Проводив гостью слегка растерянным взором, царь взял жену за плечи и заглянул в ее серые, как грозовое небо, глаза:
– Солнышко, за что ты ее так невзлюбила?
– Зато ты ее очень хорошо полюбил! – фыркнула Находка и помрачнела
[8]
. Приближалась буря, но ее муж, к семейным грозам непривычный, вместо того, чтобы остаться дома, а лучше забиться в погреб, вышел на холм и забрался на одинокое дерево на его вершине.
– Я был просто вежлив и внимателен.
– Ты хочешь сказать, что
я
была невежлива и невнимательна?! – гнев и обида вскипели, выплескиваясь через край громом. В дерево полетела молния.
– Нет, я вовсе не хотел это сказать!..
– Но сказал! – от дерева полетели щепки.
– То есть, я вовсе не это хотел сказать!..
– Значит, ты говоришь мне не то, что думаешь?! – с дерева полетел мужик.
– Солнышко!.. – отступил на шаг Мечеслав, испуганный не столько размолвкой, сколько самой разъяренной Находкой: ему было проще представить кровожадную бабочку, чем свою жену в гневе. – Да что с тобой сегодня такое? Ты, наверное, переутомилась?
– По твоему мнению, я плохо выгляжу?
– Ты что, рыжик! Мне такое даже в голову не приходило! – страстно возопил Мечеслав, но вспомнив свои мысли десятиминутной давности, насколько честно, настолько и глупо уточнил: – Сейчас.
– Ага!!! Я же вижу!!!..
И царица, не доверяя больше своему самообладанию, вывернулась из его рук и почти вприпрыжку ринулась к выходу. Дверь оглушительно хлопнула, осыпая царя отслоившейся с люстры фальшивой позолотой.
– Находка! – опомнившись, ее муж бросился вслед – но тут дверь снова открылась…
– Наход…
…впуская дворецкого.
– А, С
о
бак… – лицо Мечеслава разочарованно вытянулось – и вдруг просветлело: – О, Собак! Тебя-то мне и надо!!!
Коренастый старик в красной ливрее и с венчиком седых волос вокруг лысины степенно кивнул, словно никого иного на всем Белом Свете его величеству понадобиться не могло, и прошамкал:
– Какие будут рашпоряжения нашшет ужина?
– Да, я как раз про него хотел сказать! – возбужденно заговорил царь. – Я бы хотел устроить жене небольшой сюрприз! Ты сможешь накрыть как-нибудь… необычно? Не как всегда?
– Романтишно, што ли? – предположил Собак.
– Д…да! Да! Ну, скатерть там белую постели… Кружевная у нас есть? Или с вышивкой? Или… Короче, просто скатерть! А, и канделябры начисть, пожалуйста, чтобы как золотые блестели! Хотя бы той стороной, которая к ней будет обращена, если у тебя опять ревматизм вступит. Ну и… и еще…и всё такое! Но только чтобы… как-то… Погоди, а может, тебе какой-нибудь справочник посмотреть по украшению? Или энциклопедию лучше? В библиотеке, я помню, было несколько…
– Не ижвольте волноватьшя, ваше велишештво, – обиженно насупился дворецкий. – Тшай еще при брате вашем покойном Нафтанаиле Жлошшаштном, да будет жемля ему пухом, лакеем шлужил. А однажды…
– Да-да! Я помню! – царь торопливо закивал, почувствовав себя на пороге нового пересказа истории о том, как за красиво оформленный поднос с десертом юного С
о
бака погладила по голове сама царица Мангустина.
– А то, ежели жапамятовали, я ведь и рашкажать могу, – прищурился старик и, получив в ответ энергичное мотание головой, повернулся уходить
[9]
.
– Ой, Собак, постой! – спохватился царь и прикусил язык, не зная, как начать. – С нами ужинает гостья… и завтракать будет тоже… и обедать… всегда теперь, пока не уедет, потому что… потому что гостья.
– Так што, на троих накрывать, што ли? – обернулся старик. – Вщё время, пока не нагоштитшя?
– Да! – со странным облегчением подтвердил Мечеслав.
* * *
К шести часам малый обеденный зал царского дворца преобразился. Натертые до блеска со всех сторон, едва ли не ярче пламени свечей сияли латунные подсвечники. В их интимном свете пенилась белым кружевом вперемешку со штопкой парадная скатерть. Тарелки, блюдца и соусники фамильного сервиза с древним гербом царства Костей – медведем на дыбах с кайлом в одной лапе и резцом в другой, оккупировали половину стола. Вторую половину, не занятую пока фарфоровой армией, заполонило столовое почти серебро и практически горный хрусталь. И не беда, думал Мечеслав, с тихим удовольствием озирая свой сюрприз, что драгметаллы были проданы покойным царем Костеем, чтобы вооружить армию, бесславно возвращавшуюся теперь из Лукоморья. И пустяки, что хрусталь не пережил двух трансформаций дворца и одного переезда
[10]
и оставил свое место граненым стаканам, потому что денег на новую посуду под шантоньское
[11]
ценой в коня у короны не было. И что тарелки были разнокалиберными – тоже ерунда, сам виноват, что не закрыл дверь в кладовую, где хранился единственный уцелевший сервиз на сто пятьдесят персон, после визита Малахая превратившийся в инвалидную команду тарелок на пятерых…
Поправив складки парадного кафтана, не покидавшего сундука со свадьбы, Мечеслав представил удивление и восхищение на лице супруги – и с нежностью улыбнулся. Ради этого стоило терпеть и жесткий воротник, исподтишка старавшийся придушить хозяина, и узкие манжеты, рассчитанные на руки придворного, кандалами обхватившие сильные запястья воина, и тесные, словно у детского костюмчика, плечи – дань вондерландской моде, как сказал портной
[12]
… Но какое всё это имело значение, думал Мечеслав, если в мягком сиянии свечей, растапливавшем февральские сумерки, стоял красавец стол, за которым его ждало семейное примирение, любовь и спокойствие.
Впрочем, вопреки ожиданиям молодого царя, примирение и спокойствие где-то подзадержались, а на романтический ужин явилась одна любовь. Усевшись, она сложила локти на скатерть и принялась хмуро и молча разглядывать сервировку.
– Это Собак постарался для нас с тобой, – улыбнувшись, открыл переговоры о мире и взаимопонимании Мечеслав.
Любовь окинула недоуменным взглядом наряд супруга и вопросительно приподняла брови:
– Это же свадебное.
– Ага, – довольный, кивнул царь. – Подумал, что после коронации мы с тобой ни разу больше не сидели за таким вот столом, нарядные, торжественные… Ты ведь свое коронационное платье каждый день носишь, а я хожу в чем попало… И мне подумалось, что было бы здорово вспомнить тот вечер. Чтобы снова – как будто кроме нас никого вокруг нет…
– А… – девушка поискала подходящее объединяющее слово для столовых приборов, разложенных вокруг тарелок, но кроме «орудия пытки» на ум ничего не шло. – А
это
зачем принесли? Мы ж всегда ложкой и вилкой едим. Я даже не знаю толком, что с ними делать.
– Это Собак разложил. Наверное, хотел, чтобы было красиво. На коронационном пире ты же с ними как-то справлялась, – улыбнулся царь.
– На пире я до них вообще не дотрагивалась, – ответная улыбка – хоть и слабая – зародилась на губах царицы. – Сколько Сима меня ни учила – я только больше запутывалась, что и чем едят. А когда представляла, как на меня посмотрит бабушка Удава… то есть, вдовствующая баронесса Жермон, если я возьму не тот ножик не той рукой и не когда надо, мне и есть-то хотеться переставало!
Мечеслав рассмеялся:
– А я-то думал, что ты потеряла аппетит от волнения!
– А я и вправду переволновалась, и аппетит пропал еще до пира, так что ты правильно думал, – улыбка стала шире.
– А я, хоть и вспомнил, оказывается, как этим всем пользоваться, тоже так пере…
Договорить он не успел. Дверь медленно распахнулась, и в интимный полумрак комнаты на мягких лапах вошла львица. И то, что она была не узамбарская, а светская, эффекта не меняло ничуть. Дурманящий аромат ванили и пачулей мгновенно заполнил всё пространство, вызвав у Мечеслава кратковременную потерю речи, а у его жены – выброс адреналина.
– Ах, вот, оказывается, для кого мы тут на самом деле расфуфырились… – почти беззвучно выдохнула она.
– Извините, я задержалась, – промурлыкала Алия. – Раскапывая эти чудесные груды фолиантов, я так перемазалась в пыли и паутине, что пришлось сходить переодеться.
– И накраситься посильнее. И побрякушек побольше навешать, – пробормотала сквозь зубы Находка, особенно остро почувствовав вдруг и простоту покроя своего платья, и то, что носила она его уже третий месяц и навещая пациентов – людей и животных, и принимая с мужем челобитчиков-горожан, и на аудиенциях со знатью, и на прогулки с Малахаем, и в гости… И что ни одно платье на Белом Свете, даже самое расчудесное, после трех месяцев такой жизни не могло конкурировать с другим расчудесным платьем, большую часть времени, похоже, бережно хранимым в сундуке. Если бы Мечик предупредил ее заранее, если бы хоть намекнул, хоть полсловом, она нашла бы, чем утереть нос этой мымре! Ну кто вот знал, что он способен на такую подлость!!!..
«Нищенка», «побирушка», «приживалка», «бедная родственница» – мелькало одно за другим в голове униженной Находки – и словно по мановению волшебной палочки отражалось на бледном лице гостьи. Но самым ужасным было то, что Мечеслав вел себя так, будто не видел ни единой буковки этих огромных слов, клеймящих ее позором и стыдом!
– Прошу прощения. Кажется, я не угадала с туалетом, – сокрушенно развела руками Алия, не сводя жалостливого взгляда с царицы. – Но мне никто не сказал, что ужин во дворце обычно проходит без церемоний.
– Д-да нет… На самом деле у нас всегда всё очень просто… без затей… Но, тем не менее, всегда приятно побыть в обществе нарядной цветущей дамы, – Мечеслав нашел, наконец-то, слова.
Большего разрушительного эффекта они не смогли бы причинить, даже если бы даже он искал их специально: Алия расцвела еще больше, а Находка… После одного случайно брошенного взгляда, на жену Мечеслав смотреть боялся.
Что было дальше – как он ни силился, понять не смог. Вечер, словно зловредный фокусник, ловко манипулировал перед его носом простыми событиями, каждое из которых по отдельности было вполне безобидным, но в результате…
Всё началось невинно – с форели под маринадом. Увидев, чем вооружилась летописица, Находка ухватила покрепче правой рукой рыбную вилочку, левой – нож… и углядела, что Алия держит приборы с точностью до наоборот. Закусив досадливо губу и кожей ощущая на себе снисходительный взор гостьи, юная царица поспешила исправить ошибку. Нож и вилка встретились в пальцах левой руки, скрестились на мгновение… и со звоном скользнули на каменный пол.
– О, мужчина и женщина придут! – ободряюще улыбнулся Мечеслав.
Алия хихикнула.
Находка вздрогнула, словно пронзенная всеми ножами и вилками Белого Света одновременно, локоть ее дернулся – и рыба полетела со стола на колени. Несколько мыслей промелькнули в голове одна за другой:
«Хорошо, что вместе с тарелкой, а то осталось бы на платье пятно».
«Хорошо, что на колени, а не то бы тарелка разбилась».
«Хорошо, что себе, а иначе перед лукоморцами за испорченный наряд их подружки было бы жутко неудобно».
«Хотя если бы целая кастрюля этой рыбы наделась ей на голову… не пачкая платья, конечно… чтобы не было стыдно перед Ваней и Симой… Ну да нет в жизни совершенства, как Сима любит говорить».
Алия, перехватив красноречивый взгляд Находки, в ответ глумливо ухмыльнулась, прикрывшись от Мечеслава бутербродом.
После этого было пролитое вино, разбрызганный жульен, бутерброд, упавший маслом вниз, уроненный на скатерть торт… Казалось, если что-то хотя бы теоретически можно было опрокинуть, прорезать или перевернуть – этим вечером у Находки в руках оно опрокидывалось, прорезалось и переворачивалось. Гостья, хоть и сидела рядом с ней с видом фарфоровой вазы под обстрелом, каждый раз тактично отводила взгляд
[13]
или ободряюще улыбалась. Но на царицу это почему-то действовало как ведро ворвани на костер, а движения ее становились всё более резкими – со всеми вытекающими
[14]
последствиями. То и дело она перехватывала взгляд Мечеслава, недоуменно вопрошающий: «Да что с тобой сегодня такое?», а пару раз он даже очень тихо – но недостаточно тихо, чтобы не услышала снисходительно заухмылявшаяся гостья – прошептал: «Да брось ты эти приборы. Ешь, как умеешь!» Но от этого возмущение и обида лишь накатывали с новой силой.
Последним блюдом Собак подал желе. Розово-голубые полупрозрачные домики с россыпью ягод внутри, густо посыпанные сахарной пудрой, стояли перед ними во всей беззащитной красе, чуть дрожа. Поймав на себе насмешливый взор Алии, Находка прикусила губу… и замерла: в голову неожиданно пришла военная хитрость. Не надо спешить и хватать, что попало! Надо всего лишь посмотреть, что и как возьмет Мечеслав – и сделать так же!
Но Мечик, точно специально, отставил тарелку:
– По-моему, я уже наелся на неделю вперед, – откинулся он на спинку стула. – Собак и тетушка Журава – наша повариха – сегодня превзошли сами себя!
– Не знаю, как ваша уважаемая супруга, а я, пожалуй, не удержусь от соблазна, – летописица одарила его искоса томным взглядом и насмешливо воззрилась на Находку.
Та зарделась, как от пощечины и, закусив губу, растерянно оглядела стол: вилки, ножи, ложки, лопаточки всех размеров усеивали поверхность скатерти, словно ужин должен был продолжаться до утра. Собак, поросенок его за ногу!.. Что выбрать?.. Что взять?.. Чем это чудо непонятное едят?!
И тут новая мысль осенила царицу, и она чуть не рассмеялась от облегчения: как она не подумала раньше! Надо всего лишь посмотреть на летописицу, и взять, то что она возьмет – но только внимательно рассмотрев и не торопясь! И пусть утрется, коза безрогая!
Серые глаза, блестя сталью, встретились с зелеными.
Догадавшись, что ход за ней, Алия вскинула брови, едва заметно повела плечом – и демонстративно медленно взяла самые большие нож и вилку. Находка, торжествующе улыбаясь, сделала то же самое.
– Ваше величество, – задержав приборы над архитектурным сооружением кулинарного искусства, улыбнулась гостья царю. – Должна признаться, что ни при каком дворе – а их я повидала немало – мне не довелось получить от ужина такие неповторимые впечатления. Самые необычные ощущения. Ничего подобного я не встречала нигде. Не знала, что такое чудо вообще на Белом Свете существует. Я обязательно опишу этот вечер в своих трудах – пусть узнают все.
И зеленый взгляд встретился с серым, не оставляя сомнения, о ком всё только что было сказано.
Находка вспыхнула, как гроза майским утром, не замечая, что вилка и нож в руках ее соперницы уступили место ложечке, и обрушилась на поданное Собаком блюдо, как караканский конник – на врага. Под яростным натиском тарелка раскололась, куски фарфора и желе брызнули в стороны, и не успел никто и охнуть, как пара дрожащих лепешек загадочным образом изменила траекторию полета, смачно плюхнулась гостье на грудь и съехала в декольте, оставляя широкую розово-голубую дорожку. Алия взвизгнула, взмахнув руками, Находка торжествующе хмыкнула, Мечеслав подскочил, опрокидывая стул – и с салфеткой в руках и извинениями на губах кинулся устранять ущерб.
К тому времени, как он понял свою ошибку, взгляд царицы стал холоднее Ледяного моря – но и его взор метал громы и молнии.
Яростно сунув салфетку в недопротертое декольте летописицы, царь обернулся на жену и прорычал сквозь сведенные гневом челюсти:
– Это было твоих рук дело! Я знаю! Как ты могла!!!
– Н-ничего… н-ничего страшного, ваше в-величество, – дрожа не хуже любого желе тетушки Журавы, слабо бормотала гостья. – Простите меня… я… может… сама провинилась… в чем-то… перед ее величеством… Только скажите, в чем… и я исправлюсь…
«Вы ни в чем не виноваты!» и «Горбатую могила исправит!» прозвучали одновременно. Предпочтя проигнорировать ничью, Алия прижала дрожащими руками к груди салфетку, выдавила из глаза крупную слезу, всхлипнула и продолжила:
– Ее величество ни при чем… не может быть, чтобы какой-то умысел с ее стороны… Она ведь не такая… Я слышала от Ивана и Серафимы, какая она замечательная, добрая и гостеприимная!..
При этих словах оба хозяина страдальчески покраснели – хотя и по разным причинам.
– …Иногда случаются чудеса и похлеще… особенно с желе… Это произошло нечаянно… я уверена…
«Я не уверен!» – полыхнул возмущением взгляд Мечеслава – а Находка упрямо насупилась и выпятила нижнюю губу:
– Не нужны мне ее оправдания.
Царь с шумом втянул воздух через сжатые зубы и тихо выдохнул:
– Мы после об этом поговорим.
И, обращаясь к измазанной сладостью гостье, произнес с полупоклоном:
– Только скажите, как я могу заставить вас забыть пережитое, и я…
Алия нервно хихикнула, и запах ванили и пачулей, будто скрывавшийся где-то в засаде, накрыл его обволакивающим коконом:
– О, ничего страшного, ваше величество. Бывало и хуже…
Мечеслав содрогнулся.
– …Когда я собирала материал о доме Шарлеманей, меня исклевала жар-птица, отчего я провалялась с жаром в постели чуть не месяц – птичий грипп, говорили знахари, а шрамы так вообще остались до сих пор. Хорошо, что там, где не видно… всем…
Мечеслав заалел.
– …Желе в лицо – право, пустяки по сравнению с этим…
Мечеслава кинуло в жар.
– Но если бы вы согласились сопровождать меня в экскурсии по дворцу, лично всё показывая и рассказывая… ибо кто, как не участник и герой событий может стать наилучшим гидом…
– Да, конечно, конечно! – не раздумывая, воскликнул царь.
– …тогда сбылись бы мои самые смелые мечты, – улыбнулась гостья.
И улыбка ее – в первый раз за весь день – была абсолютно искренней.
* * *
Неспешные шаги гулко отдавались под сводами коридора. Пламя факела в руке Мечеслава бросало оранжевые отблески на стены и потолок, выхватывая из мрака то давно заброшенные подсвечники – изысканное произведение искусства вековой давности, то лепное украшение, то картину в тяжелой раме. Алия, отчаявшись получить от царя хоть какие-то биографические данные о героях портретов и парадных сцен, скользила по лицам поверхностным взглядом, рассматривая лишь обстановку и наряды.
– Весьма, весьма самобытно и своеобразно… – бормотала она, делая на ходу быстрые пометки на бумаге. – Интересно… Практически невероятно… Вытачки и кокетка
здесь?..
Это или дикость глуши, или ее гений… А почему мы свернули к лестнице, ведущей вверх?
Гостья остановилась. Остановился и царь – догорающий факел в одной руке, тяжелый объемистый мешок – в другой
[15]
. Губы летописицы капризно надулись:
– Разве мы не пойдем туда, куда я просила? Пожалуйста? Ваше величество, вчера вы обещали, что подумаете день – и вот день прошел, и даже полтора!
Мечеслав замялся, чувствуя неловкость от предстоящего отказа другу лукоморцев
[16]
– к тому же, ни за что, ни про что жестоко униженному его супругой, но собрался с духом:
– Простите меня великодушно, Алия, но туда…
– Лия, – женщина торопливо тряхнула головой, и волосы рассыпались по ее плечам, обдавая молодого царя ароматом корицы и шафрана. – Я люблю, когда меня называют Лией.
Тяжелый пряный запах закружил голову, на несколько секунд растворяя все мысли
[17]
, как сахар в кипятке. Мечеслав покраснел, нервно дрожащей рукой ослабляя шнуровку рубахи, без того расстегнутой почти до пупка, и медленно кивнул, словно боясь, что его шея переломится:
– Да… Лия… Конечно… Лия… Лия… Я… помню. Да. Кажется… мне нездоровится. Извините. Я что-то хотел сказать?
– Да, – так же медленно кивнула летописица, не сводя глаз с царя. Рука ее вытянула из корсажа красный ребристый пузырек, и пальцы принялись поглаживать пробку, будто машинально. – Вы хотели что-то сказать.
Мечеслав нахмурился. Разметая что-то очень важное, на грани восприятия кружили корично-шафранные ветра.
– Я хотел сказать… сказать…
– Может, что вы очень заняты и должны уйти? – вкрадчиво промурлыкала летописица.
Царь попытался вспомнить, но ощущение было такое, будто плыл по реке патоки против течения:
– Нет… не это… – неуверенно покачал он головой.
– Тогда что я отнимаю ваше драгоценное время? – Алия шагнула к нему, и пряное кольцо ветров сузилось до размеров колодезного сруба, отсекая и то, что было ясно и понятно секундой ранее – и оставляя во всем Белом Свете только их двоих.
Мечеслав сглотнул пересохшим горлом. Взгляд, через силу отведенный от зеленых очей гостьи упал вниз – в ее корсаж – да там и застрял.
– Нет!.. Я… я… хотел сказать… сказать… – он стиснул зубы, усилием воли стряхивая липкий морок соблазна, вспоминая, приводя мысли в порядок – и изо всех сил желая прыгнуть сейчас с моста в речку Постолку – или хотя бы в самый глубокий сугроб царства Костей: – Я хотел… сказать… что прошу… меня простить… но…
