Текст книги "Дьявольский план"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

От его улыбки на душе как-то сразу потеплело. Я взглянула на стол и, увидев записку с адресом Дины, попрощалась с Сергеем Ивановичем и стала собираться.

– Хочешь нанести визит госпоже Дашкевич? – полюбопытствовал Кряжимский. Я молча кивнула, накидывая на плечо ремень «Никона».

– О чем собираешься говорить?

– Пока не знаю, – я пожала плечами, там видно будет.

– Что ж, экспромт – это неплохо, – заметил он, – но я бы на твоем месте поинтересовался, где она была вечером в день исчезновения господина Петрова.

– Поинтересуюсь, – ответила я уже с порога.

* * *

Сумерки уже накрыли город серой прозрачной накидкой, когда я остановилась возле дома номер пятнадцать по улице Кутякова. Это был типовой девятиэтажный дом из силикатного кирпича, ничем не отличавшийся от своих собратьев той же серии. Поднявшись на третий этаж, я долго давила кнопку звонка, но никто не откликнулся на непрекращающуюся трель. Еще раз взглянув на листок и убедившись, что пришла точно по указанному адресу, я спустилась вниз и отправилась домой – нужно было бросить чего-нибудь в топку для поддержания жизненных сил.

В машине я включила радио, и после очередной хохмы Фоменко: «Это все шито по воде белыми вилами» – пошли новости, из которых я и узнала, что в нескольких километрах от того места, где была обнаружена «Волга» господина Петрова, найден его труп с огнестрельным ранением. Господин Петров, как сообщил диктор, был директором крупной тарасовской фирмы, которая занималась торговлей нефтепродуктами. Предполагают, что его смерть явилась результатом криминальных разборок, связанных с его бизнесом. И, конечно, ни слова о том, что фирма эта принадлежит господину Корниенко.

Переступив порог своего подъезда, я как всегда направилась к лифту, но услышала какой-то шум за спиной, показавшийся мне странным – что-то вроде тихого шарканья подошв по цементному полу. Я хотела обернуться, чтобы выяснить причину этого шума, но не смогла. Чья-то грубая рука, пропахшая табаком, зажала мне рот и нос, и я почувствовала холод стали у горла. Я чуть не закричала от страха и боли, но не могла даже дышать.

– Будешь рыпаться или пикнешь – убью, – прошептали мне в ухо чьи-то губы, и рука, зажимавшая мне нос и рот, ослабила свою хватку, дав воздуху доступ к моим легким.

Я стояла, парализованная страхом, мне казалось, что, отпусти меня сейчас насильник, я бы просто опустилась на пол, словно марионетка, у которой оборвались нити. Отчаянно вращая глазами, я пыталась хоть что-нибудь разглядеть. Но мои попытки оказались тщетными. Через мгновение мне стало ясно, что злоумышленников по крайней мере двое. Сквозь хриплое дыхание первого, который держал меня, я расслышала негромкую команду.

– Ну, че стоишь, Слон, давай ее в машину.

– Веди себя тихо, как мышка, – снова услышала голос возле уха. – Тебе понятно?

– Угу, – протрубила я через нос и кивнула, если это можно было назвать кивком, но Слон, державший меня, видимо, понял мое движение, потому что, убрав руку с ножом с моего горла, подхватил меня за талию и поволок к выходу из подъезда.

– Ну че там, Зеленый, – прошипел зажав меня под мышкой, – все тихо?

– Давай быстрее, – негромко сказал Зеленый, придерживая дверь.

Я повернула голову. В тусклом свете лампочки мне удалось разглядеть если не его лицо, то, во всяком случае, фигуру. Он был с меня ростом, с коротко остриженными волосами, в спортивном костюме не то синего, не то зеленого цвета и в кроссовках. В руках он держал какой-то длинный предмет вроде ножа или тонкой дубинки. Он был явно за старшего, потому что командовал.

Как это ни странно, но страх, овладевший мной в самом начале, постепенно начал уходить, и оставалась одна только злоба и неистовое желание что-то делать, как-то попытаться выкрутиться из этой передряги.

Голова вновь обрела способность шевелить извилинами и стала прокручивать возможные последствия моего похищения. Было ясно, что убивать меня не собираются, по крайней мере немедленно. Если бы это было так, то времени на это было вполне достаточно и в подъезде. Значит, у них какие-то другие планы. Какие? Если они собирались напугать меня, то своей цели достигли. Что собираются делать со мной дальше? А что делают обычно такие отморозки с симпатичными девушками? Ответ на этот вопрос подхлестнул меня, придав решительности и сил. Что было мочи я начала биться, как рыба, вытащенная из воды. Вывернув голову, я впилась зубами в пропахшую табаком руку с такой злостью, что прокусила ее и почувствовала во рту солоноватую кровь.

Слон приглушенно взвыл от боли и неожиданности и почти выпустил меня, но вовремя перехватил локтевым сгибом здоровой руки за горло.

– Тварь, сука, убью! – чертыхался он. – Придушу, собака!

Он подтащил меня к «БМВ» стального цвета (я почему-то не сомневалась, что это был тот самый, который двигался за моей «Ладой» от штаба «Народной власти»), заднюю дверку которого открыл Зеленый.

– Чего ты орешь, кретин? – замахнулся он на Слона. – Засветиться хочешь?

– Эта сучка мне руку прокусила.

– Засовывай.

– Помоги, Зеленый, она трепыхается.

– Придуши ее маленько.

Но вместо того чтобы еще сильнее сдавить мне горло, как посоветовал ему Зеленый, Слон почему-то ослабил хватку и со стоном опустился на асфальт, выронив из руки нож, лезвие которого звякнуло о бордюрный камень. Упавший действительно был внушительных размеров, и его распластанное у моих ног тело в коричневой куртке напоминало скорее мамонта, чем слона.

Какое-то мгновение я стояла, глядя над него, а потом вдруг опомнилась и, не вдаваясь в причины его падения, резво отпрыгнула сторону от машины. У меня хватило ума (умная девочка) броситься не в подъезд, где меня снова могли схватить, а побежать вдоль дома Но не успела я сделать и двух шагов, как на ткнулась на человека, сильные руки которой обхватили меня кольцом.

Господи, значит, их трое. Эта мысль лишила меня последних сил, но дух еще был сломлен, и я попыталась освободиться.

Конечно, у меня ничего не вышло. Я собиралась расплакаться от такой несправедливости, как человек, державший меня, прошептал мне на ухо голосом Леши Самаркина:

– Все хорошо, это я. Постой-ка здесь не много.

Разжав свои объятия, после его слов показавшиеся мне самыми желанными на свете, легонько отстранил меня и повернулся лицом к Зеленому, который, замахнувшись своей дубинкой, стремительно приближался к нему. Честно говоря, я не поняла, что случилось, потому что все произошло в одно мгновение. Передо мной мелькнули ноги в кроссовках, и уже в следующую секунду Зеленый лежал на асфальте рядом со своим приятелем.

Даже не взглянув на неподвижное тело, Алексей шагнул к «БМВ» и, открыв переднюю дверцу, осмотрел салон.

– Никого, – спокойно сказал он, – пошли.

Он обнял меня и повел к подъезду, перед дверями которого лежал мой рюкзачок из шотландки. Самаркин поднял его, и в этот момент из подъезда вышла, опираясь на палочку, Клавдия Васильевна, вредная старушка, – я с ней не здоровалась. Она осуждающе взглянула на нас с Алексеем, потом на раскинувшиеся на асфальте тела бандитов и, пробубнив себе под нос что-то вроде: «Напьются и валяются где ни попадя, нехристи», пошла неспешно по своим делам.

Я улыбнулась и крепче прижалась к Алексею.

– Леша, а что случилось со Слоном? – спросила я, когда мы подошли к лифту, – ну, с тем, который тащил меня?

– Несварение желудка, – коротко бросил он.

– Ты что, убил его? – со страхом спросила я.

Хотел, – ответил он со вздохом, – когда увидел, как он тебя волочит, потом передумал. Минут через десять очухается.

– Откуда ты появился-то, спаситель?

Подошел лифт, мы сели и поднялись на мой этаж.

– Да я закончил с подписями и решил тебя дождаться, – смутился он, – замерз здесь не много – стал прохаживаться вдоль дома.

Едва мы вошли в квартиру, я тут же закурила, а он мне все рассказал. Он проморгал момент, когда я приехала, и увидел меня, уже входящую в подъезд. Он подошел к подъезду и сразу понял, что что-то не так, и спрятался в тени дома. А когда Слон подтащил меня к машине, «отключил» его, как он выразился. «Дальше ты все знаешь», – закончил Алексей.

– Почему же ты не позвонил? – спросила я. – Надо было тебе здесь мерзнуть?

Он только пожал плечами и улыбнулся.

И тут меня озарило.

– Лешечка! – Я с криком бросилась ему на шею. – Я вспомнила! Получилось!

– Да что получилось-то? – Он немного отстранился и с опаской посмотрел на меня.

– Змейка с изумрудным глазом! – орала я, повиснув у него на шее.

– Это пройдет, – он нежно погладил меня по спине, – просто ты переволновалась.

– Да ничего не пройдет, – я вырвалась oт него и бросилась к телефону. – Ты помнишь колечко у Ольги Юрьевны на мизинце в виде змейки с изумрудным глазком?

– Ну… – как-то неопределенно ответил Алексей.

– Мне его показывала Женька, – я набрала номер своей подружки.

– Да. – К счастью, она оказалась дома и сама взяла трубку.

– Привет, это я.

– Лелька, здорово, – узнала она меня.

– Женька, у меня мало времени, я потом тебе забегу и все объясню, ты мне только скажи, помнишь, ты хвалилась мне колечко в виде змейки с изумрудным глазом?

– Вспомнила, – протянула она, – его уж нет давно.

– Как нет? А где же оно? – нетерпеливо спросила я.

– Мой папушка купил его мамушке, когда они еще вместе жили, но мамушке оно то ли не понравилось, то ли не подошло, не помню уж, короче, она этим кольцом в него швырнула, они уже тогда цапались, как две собаки. Ну, папушка его и притарил, а потом, наверное, какой-нибудь своей пассии презентовал. Ты ведь знаешь его – широкая натура.

– Знаю, – ответила я, вспомнив вальяжную фигуру Теодора Георгиевича. – Ладно, пока, скоро забегу.

Не успела я положить трубку, как телефон снова зазвонил.

– Слушаю.

– Оля, – узнала я баритон Михаила Францевича, – еле тебя нашел. Скажи мне твой адрес, я за тобой заеду.

Это было произнесено таким тоном, словно я уже дала свое согласие.

– Только не в девять, – я бросила взгляд на часы, – я не успею собраться.

– Скажи, во сколько?

– В десять.

– Хорошо, я буду.

Я продиктовала ему адрес и опустила трубку на аппарат.

– Уезжаешь? – Самаркин обиженно поджал губы.

Я подошла к нему, обняла за шею и посмотрела в зеленые глаза.

– Леша, мне надо попасть на эту чертову вечеринку, может, удастся узнать еще что-нибудь о Петрове. И мне нужна будет твоя помощь, если ты, конечно, согласишься мне помочь.

– Помочь? – он недоверчиво посмотрел на меня.

– Да, у меня есть план.

Глава 8

Как только дверь за Алексеем захлопнулась, я принялась одеваться. У меня было в запасе минут десять – не больше. Натянув на себя черные бархатные брюки «Big star», я уже примеряла темно-бордовый пиджак, как раздался звонок в дверь.

Фу ты, черт, раньше назначенного времени, закусила я губу, кинула быстрый взгляд в зеркало и побежала открывать. Я зыркнула в глазок – на лестничной площадке стоял Михаил Францевич. Я щелкнула замком, дверь открылась.

– Добрый вечер, – непринужденно поздоровался зам Корниенко, протягивая мне букет красных роз.

– Какая приятная неожиданность! – кокетливо улыбнулась я, польщенная его вниманием.

Согласитесь, когда полчаса назад вам к горлу приставляют нож, а потом дарят цветы – это производит впечатление! Я по-настоящему была растрогана, но смотрела на Францевича отсутствующим взглядом, словно по-прежнему чувствовала холодное прикосновение стали.

– Вам нехорошо? – встревожился Оленич.

– Мы что, снова перешли на «вы»?

Я действительно прислонилась к косяку и прикрыла веки.

– Нет, нет, что вы, – поторопилась я его успокоить, – мне никогда не было так хорошо, спасибо вам за цветы.

– Мне казалось, что такая красивая девушка, как вы, получает их ежедневно… – он застенчиво улыбнулся.

– Что же это мы с вами в дверях стоим, прошу, – я посторонилась, впуская Михаила в прихожую. – Проходите, – предложила я, видя, что он замешкался. – Но для начала снимите куртку.

Он благодарно улыбнулся и повесил на вешалку свою светло-серую куртку из микрофибры. Я поглядела на ярлык – так, для интереса. Знаменитая немецкая фирма «Шульман». Неплохо, хотя нужно заметить, что элегантное пальто больше шло Францевичу. Под курткой на нем была джинсовая рубашка. Пикник есть пикник. На минуту я засомневалась: а не вырядилась ли я для такого случая? Я – женщина, мне простительно, успокоила я себя, да и характер мероприятия обрисован не очень четко – в нашей стране между пикником и светской вечеринкой грань весьма размыта.

– Вы отлично выглядите, – Францевич прошел в гостиную и сел в предложенное кресло.

– Спасибо, сегодня вы мне уже это говорили… – рассмеялась я каким-то судорожным смехом – следствие нервного стресса.

– Мне нетрудно это повторить, тем более это чистая правда. Хотя, конечно, можно было придумать что-нибудь другое, типа: вы неподражаемы или великолепны, или: сегодня вы, милочка, – настоящая принцесса… – негромко рассмеялся Францевич в свою очередь. – Считайте, что я все это вам сказал, – добавил он.

– У вас хорошее чувство юмора, – шутливо произнесла я, – поскучайте здесь пять минут, мне нужно привести себя в порядок.

– Последний штрих?

– Именно.

Я пошла в спальню и, освежив макияж, вскоре вернулась в гостиную. Францевич встретил меня восхищенным взглядом и своей хищноватой улыбкой.

– Мы можем ехать? – Он легко поднялся с кресла и подошел ко мне. I Ну вот, с неудовольствием подумала я, сейчас начнутся грязные приставания!

Михаил Действительно поднес руку к моему лицу, но только для того, чтобы стереть с подбородка вишневое пятнышко помады, которую в спешке да еще дрожащими руками (следствие недавнего инцидента) я не очень аккуратно нанесла на губы.

– Вот так будет лучше, – оценивающе прищурил правый глаз Францевич.

Перед тем как выключить свет в прихожей я в течение целой минуты критически изучала свою физиономию, на которой, сменив смертельную бледность, теперь полыхал самый что ни на есть натуральный румянец. «Никон» у минут двадцать как покоился в кожаной сумке, которую я не забыла прихватить с собой.

Мы спустились на лифте. У подъезда нас ждал синий «БМВ» сверхсовременной модификации, своими удлиненно-обтекаемыми контурами напоминавший амфибию. В нем сидела все та же компания, что и днем в «форде» – мелкоголовый Слава и угрюмого вида бугай в бордовой куртке.

– Добрый вечер, – любезно поздоровалась я с «обитателями» синего «БМВ».

Мне ответили дружным молчанием. Точно лакеи мстят господам, пронеслось у меня в голове, или наоборот – они считают себя недостойными подать голос? А где же белый «Форд»? Или Францевич специально пускает пыль в глаза?

С удовольствием почувствовав под своей упругой попкой пружинящую мягкость комфортабельного сиденья, я, стараясь выглядеть беззаботной, откинулась на спинку. Настроение у меня было не то чтобы подавленное… Скорее я вообще не могла определить, какое оно у меня было. Разговаривать не хотелось, но и молчать было как-то неприлично, тем более что Францевич выжидающе пялился на меня. Его красивые черные глаза полыхали все тем же бесовским огнем, разве лишь в самой глубине поблескивали капельки нежности, похожие на подтаявший снег. Молчание казалось мне все более невыносимым, я задыхалась в нем, словно в исполинском сугробе.

«А может, эти молодчики не ответили мне на приветствие, потому что считают меня девкой Францевича, девкой, которую он везет на трах?» – возмущенно подумала я и решила разрядить образовавшийся в салоне автомобиля вакуум следующим освежающе-резким обращением к Михаилу:

– А вы слышали, труп Петрова обнаружили?

Мне показалось, что Францевич вздрогнул. Испортила я ему клубничку!

– Я не слушал новостей, – просто ответил зам Корниенко, – меня они утомляют…

«А приставать к девушкам тебя не утомляет?» – с вызовом задала я, мысленно, конечно, ему вопрос, а вслух сказала беспечным тоном:

– Запутанная история, скажу я вам… Шекспиром пахнет, – усмехнулась я, всей кожей ощущая напряженную тишину в салоне. Меня раздражал похотливый блеск в глазах Францевича. В моей голове он никак не вязался с фактом обнаружения трупа Петрова. Я не могла освободиться от того сухого официального тона, которым было передано это сообщение. Этот равнодушный, выхолощенный, ну разве что с маленькой долей печали, печали обескровленной, уместной, как считалось, голос гулким эхом висел в моем сознании, заставляя меня смотреть на мир, на людей сквозь серые очки. Прибавьте к этому еще зарядивший дождик… – Шекспиром?

– удивленно приподнял свои смоляные брови Францевич.

– У меня нюх на такие дела, – таинственно сказала я, одарив его многозначительным, как сама жизнь, взглядом, – все-таки странно, что вы не слушаете новостей.

– Слушаю, но не постоянно, от этого можно свихнуться… – Как вы думаете, куда направлялся Петров позавчера, когда выехал из штаба? – Я невинно посмотрела на Михаила.

Он нервно и даже как-то неприязненно передернул плечами, но голос его прозвучал спокойно:

– Понятия не имею.

– Какие у него могли быть дела за несколько километров от Тарасова в такое время?

– Если б я знал, то ответил, – с оттенком раздражения бросил Францевич.

– Мне кажется, он ехал к любовнице… – Я пристально взглянула на него. – Может такое быть?

– Вполне, но кто его знает, – небрежно ответил Михаил, – давай сменим тему.

– Давай. – Я равнодушно уставилась в окно. – Мы едем в Немецкую слободу? – Я увидела, что мы приближаемся к посту ГИБДД у моста через Волгу.

– Да. Там есть одна затерянная среди высоких тополей турбаза, очень комфортабельное место, – Францевич лениво улыбнулся, – мы совсем недавно открыли для себя этот милый островок неги…

– Боже, как поэтично, – я задрала голову, словно потолок салона тоже был посвящен в тополиное чудо вышеупомянутого райского уголка. – Надеюсь, там найдется пара шоколадок «Баунти», – саркастично добавила я, чтобы показать, что не клюю на дешевую романтику, купленную тем не менее, как я подозревала, за немалые деньги.

Меня прямо разозлило это обычно такое безобидное личное местоимение «мы», которое употребил зам Корниенко – «мы совсем недавно открыли». Сейчас в нем было столько чванливого высокомерия, столько спеси, и этот медленный, томный голос, словно заключавший в себе снисходительно-небрежное отношение к тем людям, которые и рады бы открыть аналогичное прелестное место, да средства не позволяют.

– Мне кажется, дома настроение у тебя было лучше, – холодно заметил Францевич.

– Это только так кажется. Просто я кренилась. За полчаса до нашей встречи на меня было совершено нападение. Кому-то очень не хочется, чтобы был найден убийца Петрова, – я пристально посмотрела на моего спутника.

– Что-о? – с тревогой взглянул на меня зам Корниенко. – Как, где?

Я вкратце рассказала Францевичу, что произошло.

– Как же ты спаслась? – завороженно глядел на меня он.

– Один бывший афганец помог, – соврала я и с нежной благодарностью подумала об Алексее, который, я не сомневалась, как и было между нами условлено, ехал сейчас на моей «Ладе» следом за синим «БМВ» Оленича.

«Нет, – думала я, – Францевич тут ни при чем, стал бы он приглашать меня на пикник… А что, если специально пригласил, чтобы тихо-мирно разделаться со мной? Что тебе в голову такие мысли страшные лезут?» – одернула себя я, чувствуя противный нервный озноб. Мне захотелось говорить о чем угодно, только чтобы говорить. Я переживала сейчас цепеняще-тревожное, громадное, как мифический; Минотавр, и такое же беспощадное, как он, чувство, сильно напоминающее детский ужас перед смертью, который я начала испытывать лет с семи. Лежа в кровати, я, бывало, не могла сомкнуть глаз, снедаемая этим темным, как сама ночь, неотступным страхом, который часами терпеливо ждал у изголовья учащенного биенья моего похожего на затравленном зверька сердца.

– И каковы же будут аттракционы? – выпалила я первое, что пришло мне в голову, выпалила, чтобы только не молчать…

* * *

Мы вышли из машины у двухэтажного кирпичного дома и поднялись по железной лесенке. Я успела бросить только беглый взгляд на окрестности, но и его хватило, чтобы оценить этот райский уголок по достоинству. Надо сказать, что сами постройки не радовали глаз. Трехэтажное здание, стоящее неподалеку, напоминало самую заурядную «хрущевку», еще несколько небольших одноэтажных строений и вовсе настраивали на обыденный лад… Но я сразу прониклась тихим очарованием этого места, где ряды высоких тополей с мощными стволами позволяли видеть реку, которую сейчас хлестали струи крепчающего дождя. Я представляла, как здесь, наверное, хорошо в погожие осенние вечера, не такие, как сегодняшний – холодный, ветреный и дождливый…

В доме, куда мы вошли, находилась сауна. Я притормозила в прохладном пустом вестибюле.

– Я совсем не хочу париться, – капризно пробурчала я.

– Это не обязательно, – улыбнулся Францевич, – просто так посидишь за столом… Можешь здесь оставить плащ, – сказал Францевич и повесил свою куртку на деревянный штырь вешалки.

Я последовала его примеру.

– И сумку тоже. – Францевич с насмешкой посмотрел на меня.

– Не могу, у меня тут ценные вещи, – твердо сказала я, – и вообще, это что, «Белый дом» или дворец короля Иордании, почему я должна все оставлять здесь?

Францевич усмехнулся и небрежно пожал плечами, мол, поступай, как знаешь.

В этот момент дверь в глубине этого – похожего на больничный – вестибюля отворилась, и я увидела пожилую полноватую женщину в белом халате (что только усилило сходство этого унылого зала с интерьером больницы), на лице которой сияла широкая гостеприимно-подобострастная улыбка.

Она поспешила к Оленичу с радостным возгласом:

– Михаил Францевич, милости просим, – прошепелявила она.

– Здравствуйте, Марья Сергеевна, – вяло улыбнулся ей Францевич. – Наши там?

Вопрос ради вопроса – надо сказать. По наличию припаркованных к дому автомобилей можно было бы догадаться, что «наши» там.

– Там, – снова растеклась в лакейской улыбке женщина.

– Как у вас тут? Никто не обижает?

– Да что вы, – усмехнувшись, махнула она рукой.

Множество тонких морщинок разбежались от углов ее глаз к вискам и щекам.

– Ну, мы пройдем?

– Я вот полотенца вашим несу, баньку изволили. А Юрь Назарыч будет?

– Не знаю, скорее всего нет, – тихо сказал Францевич и потащил меня дальше. Женщина тронулась за нами.

"Да-а, господа «баньку изволили», – с отвращением подумала я.

Мы прошли в обитую деревянной рейкой комнату, где нашим взорам предстала «потрясающая» картина: длинный, накрытый белой скатертью стол ломился от снеди и выпивки «Наши», обнаженные по пояс, распаренные и красные как раки, с возбужденными лоснящимися лицами, а кое-кто уже с осоловевшими глазами как раз поднимали рюмки, чтобы в очередной раз выпить скорее всего за плодотворное слияние нефтяного бизнеса, «Родины» и «Народной власти». Почему я так решила в смысле тоста? Да потому, что общество, собравшееся за столом, могло посеять идеологическую панику в любом, кто читает газеты, слушает радио, смотрит телевизор и серьезно воспринимает словесные баталии правых, центристов и левых.

Почтивший заурядное местечковое полотенце своими тучными именитыми чреслами Глеб Филимонович Саблин – его фотографиями были оклеены все городские столбы и заборы – сидел рядом с Владиславом Леопольдовичем Наперченовым, Вадим Михайлович Чижиков о чем-то мило трепался с Леонидом Максимовичем Антиповым… На всех были золотые цепочки с православными крестами на любой вкус: от внушительной на Антипове до скромной и изящной – на Наперченове. Но не думайте, что все эти важные, ответственные мужи собрались здесь на озорной, несмотря на серьезную православную символику, мальчишник. Эта импровизированная веселая летучка была «облагорожена» присутствием девиц легкого поведения. Почему я так подумала? – умею читать по лицам. Девицы тоже были распарено-красными, под стать флагам коммунистов, в белых «туниках» из простыней. Что касается потребления винно-водочных изделий, эти откровенно декольтированные барышни, похоже, не уступали мужчинам. Взоры их были затуманены, жесты неуверенны, улыбки развязны, а поведение – вульгарно.

Черт, и с этими кошелками я должна сидеть рядом! – мысленно возмутилась я, адресовав невозмутимо-спокойному Францевичу злобный взгляд. Он сделал вид, что не заметил этого. Мужская публика же, увидев меня подруку с Оленичем, испытала если не панику, то удивление – точно. Да еще какое! Наперченов беспокойно заерзал на лавке, даже опустил руку, в которой держал рюмку, Чижиков нервно закашлялся… Я готова была предположить, что обремененные ложной скромностью участники пикника покрылись стыдливым румянцем. Только вот беда – их распаренные лица не дали мне возможности увидеть это. Быстрее всех с моим визитом освоился Антипов, вернее, он сделал вид, что плохо видит меня, и все свое внимание обратил на Францевича.

– Михаил Францевич, дорогой, – встал он с лавки и протянул руки к Оленичу, – а мы уж думали, что вы не приедете!

Я опустила глаза, боясь, что меня стошнит от его сальной улыбочки. Францевич, похоже тоже его недолюбливал. На его бледном лице я прочла выражение полупрезрительной насмешки.

– Владислав Леопольдович, здравствуйте, – в упор посмотрела я на растерянного На перченова, – видите, все время нас судьба сводит!

«Вот бы заснять эти банные посиделки!» подумала я.

– А-а, – привстал Наперченов, – Оля.

– А мы ведь сегодня тоже с вами встречались, – беспокойно заблестели глаза у Антипова.

– Да я разве что с Глебом Филимоновичем и Теодором Георгиевичем сегодня не встречалась. Я так надеялась, что и он тут будет, – с едкой иронией сказала я.

«Господи, Миша, как я тебе благодарна, что ты привез меня в это осиное гнездо!» – Я незаметно скосила глаза на Францевича.

– Проходи, садись, – немного смущенно улыбнулся он мне, легонько подталкивая меня к лавке.

Я сделала несколько шагов и осторожно приземлилась с краешку стола. Довольно бесцеремонно оттеснив коротко стриженную блондинку, Францевич уселся рядом.

– Что будем пить?

– тихо спросил он меня.

– Что касается меня, то я бы предпочла рюмочку коньяка… – лукаво улыбнулась я, не поворачивая к нему головы.

– Твои вкусы остаются неизменными, – констатировал опять перешедший на «ты» Францевич, точно знал меня со школьной скамьи. – Леонид Максимович, подайте-ка нам вон ту милую бутылочку дагестанского коньяка, – уверенно обратился Францевич к Антипову.

Тот растерянно моргнул, но подал запрошенную бутылку, сопроводив процесс передачи подобострастной улыбкой. Я заметила, что в глубине его глаз по-прежнему некой туманной завесой висело плебейское недружелюбие, он никак не мог простить Францевичу его бизнес-поста.

– А ты не боишься, что Корниенко выгонит тебя с работы за то, что ты притащил меня сюда? Эти сатрапы обязательно ему об этом доложат, – я стрельнула глазами по красным лицам собравшихся мужей.

– Я такой же акционер, как и Юрь Назарыч. То, что акций «ЮНК-Консалтинга» у меня немного меньше, чем у него, ровно ничего не значит, – он посмотрел на меня со спокойным достоинством, – так что выгнать меня с работы, как ты говоришь, он просто не имеет права.

Меня, к моему удивлению, не взбесил этот долгий многозначительный взгляд, которым Францевич намекал на свою финансовую мощь.

– Понятно, – облегченно вздохнула я.

– А что это у нас вновь прибывшие не присоединяются к нам? – изображая радостного, свободно манипулирующего фамильярным обращением и отпускающего зажигательные шутки тамаду, сказал Саблин.

Я подняла глаза на присутствующих, которых Францевич, несмотря на треп со мной, не выпускал из виду. Настоящий тигр – делает вид, что на стадо антилоп ему наплевать, а сам спокойно выслеживает самую слабую из них Саблин, Антипов, Наперченов и Чижиков вновь подняли рюмки.

«Эх, если бы всю эту свадьбу – в объектив!» – подумала я.

– Ну что вы, Глеб Филимонович, – артистично улыбнулся своей хищной улыбкой Францевич, – мы тоже поднимаем свои рюмки только водке предпочитаем коньяк.

– Напиток аристократии? – ядовито усмехнулся Чижиков.

Повисла небольшая пауза.

– Ницше, например, воспевал духовных аристократов, – сочла я нужным поддержать разговор, – чтобы быть аристократом, не обязательно иметь древний род, эффектный герб с девизом и состояние, можно быть аристократом духа, культивируя в себе высшие духовные ценности…

Я гордо обвела присутствующих волевым, как у Ницше, взглядом, вполне отдавая себе отчет в том, как нелепо и напыщенно в кругу полупьяных дядек и развязных кошелок звучит моя речь. На лицах мужей застыло кислое выражение, женские лица вообще ничего не выражали. У меня создалось впечатление, что я имею дело с каменными изваяниями.

– Да бросьте вы, девушка, – с небрежной снисходительностью сказал Чижиков, по-моему, очень комплексующий по поводу своей преждевременной телесной дряблости, – слышали мы про духовные начала, все семьдесят лет нас ими пичкали, – высокомерно произнес он, – где вы этих мамонтов-аристократов видели, этих светочей духовности?

В довершение своей язвительной реплики он еще как-то мерзко, по-евнуховски хихикнул.

– Если у вас с духовностью напряженка, – смерила я его откровенно враждебным взглядом, – то это не значит, что все такие… – я вовремя осеклась. Слово «животные» готово было сорваться с моего языка, но вместо этого я сказала:

– ., такие прагматики, как вы.

Чижиков злобно сверкнул своими хищными маленькими глазками.

– Горячие финские парни… – засмеялся невозмутимо наблюдавший за нашей с Чижиковым перепалкой Францевич.

– Действительно, – радостно подхватил Наперченов, – зачем ссориться, – он адресовал нам с Чижиковым взгляд, полный отеческой укоризны, – давайте лучше выпьем за то, чтобы такие определения, как плебей или аристократ, вообще стерлись у нас из памяти, за то будущее, когда так оно и будет, – с жаром закончил он.

– Тост в духе наших братьев меньших – нагановцев, – усмехнулся Францевич.

– Напрасно.

Михаил Францевич, смеетесь, – авторитетно произнес маститый и массивный Саблин, – напрасно над коммунистами иронизируете, они от нас не отстают.

– Мне, откровенно говоря, наплевать на ваш партийный блуд, – неожиданно резко и прямо сказал Францевич, – сами утрясайте ваши дела с коммунистами.

– Если вы не занимаетесь политикой, политика займется вами, – с горячей убежденностью процитировал палочка-выручалочка Наперченов древнюю мудрость всех ангажированных в политику граждан.

Оставшись совершенно довольным уместностью и трепетной актуальностью старой как мир истины, Владислав Леопольдович растекся в улыбке, живо напомнившей мне разогретую на сковородке халву.

– Уж вам ли, Михаил Францевич, так наплевательски относиться к партийному движению! – уже более миролюбиво, но сильно сдобрив реплику назидательно-воспитательным укором, промолвил Глеб Филимонович. Мы по-прежнему сидели с нелепо поднятыми рюмками, словно манекены, которым неизвестно зачем присобачили питейную атрибутику живых людей.