355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Светлана Алешина » Все началось с нее (сборник) » Текст книги (страница 4)
Все началось с нее (сборник)
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 22:26

Текст книги "Все началось с нее (сборник)"


Автор книги: Светлана Алешина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Если добавить к этому пунктики неуемного сексуального воображения в юности, почти патологическую тягу к сексуальной вотчине отца в лице его несовершеннолетней наложницы, то Сергей вообще выглядит сумасшедшим мечтателем. Он, конечно, преждевременно созрел для половой жизни, но на титул чемпиона вряд ли мог претендовать.

Тем временем стариковский бас Дмитрия Федоровича оторвал Котову от размышлений, которые уже разливались ручьем, пока не выстраиваясь в стройный ряд.

– Это все материнское воспитание, – гаркнул отец. – Ханжество! Вот что я вам скажу… Я не удивлюсь, если мой сын всадил пулю в эту женщину. Наверное, она его шантажировала или, если предположить, что она его любовница, изменяла…

Пока Дмитрий Федорович говорил, размахивая руками, и время от времени бросался нецензурными словами, Лариса отметила в нем некоторую нервозность, которая выражалась в движениях и наклоне головы. Словно он что-то хотел скрыть или спрятать за внешней своей оболочкой. Во время разговора он все время старался пристроиться сбоку от Ларисы. Он не сидел спокойно на месте, а все время ерзал, дергался, временами вставал, потом снова садился. Глаза его расширялись, а лицо часто гримасничало – верный признак лжи и замалчивания чего-либо.

По своему обыкновению Котова долго не перебивала Панаева-старшего. Она знала, что человек, когда его не останавливают, теряет осторожность и может ненароком сболтнуть лишнего. Но словесный поток, уже принявший не то русло, нужно было оборвать, так как выслушивать обвинения в адрес предков Марии Ильиничны и «всей ихней породы» никак не вписывалось в ее планы.

– Дмитрий Федорович, – тихо напомнила она о своем присутствии.

– Да, – вдруг почему-то робко откликнулся он.

– А вы ведь не все мне рассказали…

– Разве? – еще более неуверенно переспросил Панаев и виновато посмотрел на Ларису как пойманный за руку ребенок, которого застали врасплох за поеданием запретной банки варенья.

– Вы не волнуйтесь, – решила задать тон доверительной беседы Котова, боясь, что слишком строго с ним нельзя, иначе совсем замкнется.

– Это, знаете, возраст, – хватаясь за сердце, сказал Панаев. – Может, чего и забыл сказать. Оно ведь не упомнишь всего – жизнь-то большая.

– Но в ней бывают такие события, которые с течением времени не теряют былой яркости. А порой даже становятся более красочными, обрастая кучей подробностей личного и интимного характера.

– А собственно, вы о чем?

– Не стоит притворяться, – Лариса, прищурившись лукаво, но вместе с тем ободряюще улыбнувшись, понимающе произнесла: – Вы взрослый, убеленный сединами человек. Возможно, говорить об этом сейчас трудно. А может быть, даже стыдно…

– Вы все-таки что имеете в виду? – Панаев слегка побледнел.

– Я хочу напомнить вам об эпизоде с некоей пэтэушницей, пятнадцатилетней девчонкой, которая была вашей любовницей, – выстрелила Лариса, пристально глядя в глаза Панаеву.

Панаев дрожащими пальцами закурил сигарету.

– Нелегко признаваться в ошибках молодости. Или, может быть, зрелости, – слегка поправился он. – А был я ого-го какой! Я же спортом всегда занимался. Главный инженер – у всех на виду. И с женским полом всегда складывалось как нельзя лучше. Жена вот только очень ревновала.

– Я извиняюсь, Дмитрий Федорович, давайте перейдем прямо к делу, – прервала его монолог Лариса, побоявшись, что он отклонится от главного. – Убитая в ванной напоминает ту самую девчонку, с которой у вас была связь?

Панаев поднял глаза на Котову, пристально посмотрел на нее, потом затянулся большой, очень большой затяжкой и тихо сказал:

– Это она и есть.

Котова, на которую это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы, тем не менее сделала вид, что она предполагала такой вариант ответа.

– Правда, я ее не сразу узнал, – сглотнул слюну Панаев. – Только потом пригляделся и понял, что это она. Ужас… Убийство, возможно, совершенное моим сыном. Не думал я, что наши пути снова пересекутся вот таким образом…

Он посмотрел куда-то вдаль, обращаясь скорее к какому-то образу, чем к реальному лицу. Его взгляд затуманился, и он на мгновение остановился, тяжело переводя дыхание.

– Кстати, как вы думаете, почему я сознался в том, что я ее узнал? – с вызовом воскликнул Панаев-старший.

Лариса решила не оставлять эту провокацию без внимания. Есть прекрасная возможность поупражнять себя в выдвижении предположений. Тем более их сейчас же или опровергнут, или подтвердят. Ко всему прочему, это укрепит ее авторитет и усилит доверие.

Взяв небольшую паузу, чиркнув зажигалкой и глубоко затянувшись, она начала:

– Версия первая. Буду нескромной. Может быть, я расположила вас к себе и отношусь в вашем восприятии к той категории людей, которые не вызывают у вас чувства угрозы или опасности. Версия вторая, – методично продолжала Лариса. – Когда на человека сваливаются различного рода стрессы, у него появляется влечение к доверительности. Она может выплеснуться на любого встречного. Этим встречным в данном случае оказалась я. Я могу продолжать… Есть и третья версия. Я увидела, как вы среагировали на труп в ванной. Ваша реакция была очень прозрачной и откровенной.

– Да, почти все ваши стрелы летели если не в десятку, то уж в девятку точно, – согласился Панаев. – Я сначала подумал, что этого не может быть. Потом присмотрелся: вроде бы не она. Потом – что она. Шутка ли – двадцать лет прошло. Она тогда девчонкой была пятнадцатилетней…

– Вы давно с ней расстались?

– Связь между нами продолжалась года полтора. Потом она уехала по распределению.

– То есть вы хотите сказать, что с тех пор ее не видели? – Котова цепко посмотрела на Дмитрия Федоровича.

– Нет, не видел.

– И в последнее время тоже?

– Конечно, нет! Я вообще не знаю, откуда она здесь взялась. Как привидение какое-то свалилась.

– Судя по ее одежде, Дмитрий Федорович, она была проституткой, – вкрадчиво сказала Лариса.

Панаев только тяжело вздохнул и метнул взгляд на стоявшую на журнальном столике бутылку коньяка.

Лариса тут же поняла его желание и быстро налила ему. После того как Дмитрий Федорович выпил, он продолжил:

– Ее звали Белла Смирнова. Она поступила в ПТУ, над которым шефствовала наша ткацкая фабрика. Она тогда была совсем молодая, с деревенской хваткой и обаянием. Правда, несколько грубоватая для своего возраста.

– Вы познакомились на фабрике?

– Да, она проходила там практику. Она сама изъявила желание познакомиться со мной поближе.

– Она вас соблазнила?

– Да, можно сказать, что и так, – чуть усмехнулся Панаев. – В обеденный перерыв она ко мне подсела в столовой. Разговорились… Уже не помню, о чем дословно мы говорили. Но договорились встретиться вечером. Я вел себя как пацан – вообще не был уверен, что мною могут интересоваться вот такие девчонки. Хотя умом понимал, что такое в принципе возможно. И чудо произошло.

– И как же это все было?

– Я решился прямо в конце нашего первого вечера, – чуть улыбнулся Панаев, наливая себе еще одну рюмку коньяка. – Я внезапно начал жадно и неуклюже от стеснения целовать ее, а ее рука вдруг скользнула в мою ширинку. Она ласкала меня там пальцами, а я с силой надавил на ее сосок. Потом Белла закричала и пыталась убежать. Я догнал ее, а она, зареванная и напуганная, повторяла одно и то же: «Ты такой же, как он. Все мужчины одинаковы». Тогда эта фраза заставила меня сомневаться в себе как в мужчине, вселяла неуверенность. Лишь спустя некоторое время я понял смысл этих слов.

– В чем же было дело?

– Белла родилась в деревне недалеко от нашего города. Мать ее нагуляла от шабашника-армянина. А чтобы прикрыть грех, вышла замуж за местного скотника, который и дал ребенку свою фамилию, а матери – печать в паспорте. Однако девочку, как просил настоящий отец, назвала Беллой.

– Отношения в семье Беллы, надо полагать, были не из лучших? – сочувственно спросила Лариса.

– Белла рассказывала мне, что все ее детство прошло в унижениях и побоях, – вздохнул Панаев, опрокидывая рюмку. – Мать, вечно униженная попреками пьяницы-мужа, сама со временем спилась. А в тринадцать лет Беллу изнасиловал отчим. Потом это неоднократно повторялось. В милицию заявить она боялась, так что желание вырваться из этой трясины было ее своеобразной первой победой. Возможно, что я тогда ей нужен был больше как отец, чем как любовник.

– Вы говорили, что она была груба…

– А с чего ей быть нежной – детство было таким, что не дай бог никому. А я по-своему ее любил. Даже не знаю, была ли это полноценная любовь мужчины к женщине. Она была тогда ребенком, наглым и развратным. А иногда мне казалось, что Белла боится и ненавидит мужчин.

– Она вела себя агрессивно?

– Доброй я ее не назвал бы. Скорее чутко чувствовала чужую беду, остро чувствовала… А была она красивой, страстной… – подумав, добавил Панаев.

Лариса посмотрела на него и отметила его задумчивый взгляд и внутреннее напряжение, обозначившееся в складках губ и продольных морщинах лба. Ей было искренне жаль этого пожилого человека, так некстати и неожиданно, при странных обстоятельствах встретившего свою любовь через двадцать лет.

– И еще один вопрос, Дмитрий Федорович. Вы что-нибудь знаете об отношениях вашего сына и Беллы?

– Нет, ничего не знаю, – твердо ответил Панаев-старший. – Я был просто шокирован, когда увидел ее мертвой в ванной.

– Мне кажется, стоит подвести итоги, – мягко сказала Лариса. – Думаю, что скоро все равно все раскроется. Поэтому лучше будет, если я объявлю о том, кто эта женщина.

– Может быть, не надо? – робко попробовал возразить Дмитрий Федорович.

– Без этого не обойтись. Кстати, может быть, Сергей и не убивал ее вовсе. Хотя, конечно, очень подозрительное совпадение. Он начисто отрицает, что знает ее.

– Помню, что Сергей тогда, двадцать лет назад, несколько отдалился от меня. Резко со мной разговаривал, – наморщив лоб, сказал Панаев.

– Это было, когда вы встречались с Беллой? – уточнила Лариса.

– Да. Это я к тому, что он мог – ну, как это… – Панаев замялся.

– Мог испытывать к вам неприязнь из-за нее, – помогла ему Лариса. – Если, конечно, знал о вашей связи.

– Я не хочу с ним говорить на эту тему, – неожиданно резко сказал Панаев.

– И не надо, – поддержала его Лариса. – Потому что времени все равно, видимо, не будет. Надо звонить в милицию и прекращать этот бардак.

Она встала с кресла и вышла в гостиную. Там было очень накурено – так, что Мария Ильинична распахнула настежь окно и сама встала возле него, с облегчением вдыхая струи свежего воздуха.

Нонна Леонидовна, не обращая внимания ни на кого, с аппетитом поглощала жареного цыпленка, держа его кусочки большим и указательным пальцем и демонстративно оттопырив остальные. Ела она так вызывающе, что ей вполне можно было сниматься в рекламном ролике каких-нибудь полуфабрикатов. Заметив взгляд Ларисы на себе, мадам Харитонова, играя голосом, сказала:

– Ларочка, не обращайте на меня внимания. Это у меня нервное. Когда я взволнована, я поглощаю много калорий.

– А переживать тебе вредно, – начал тут же подхалимничать ее муж, Александр Иванович.

– Лариса, у тебя есть что нам сказать? – нетерпеливо и нервно спросила Вероника.

– Ты чрезвычайно догадлива, – ответила Котова. – Я попросила бы минутку внимания.

– Ты определила убийцу? – В голосе Вероники явственно ощущались нотки радости.

Обольстившие некогда Сергея Панаева глазки-незабудки снова заиграли двусмысленным огоньком. А Роман Исаакович, одетый в свой излюбленный безукоризненный строгий костюм, галстук и белоснежную рубашку, подошел к Веронике и обнял ее за плечи.

– Личность убитой мы установили. Все очень просто… Это некая Белла Смирнова, в свое время, достаточно давно, имевшая связь с присутствующим здесь Дмитрием Федоровичем Панаевым. А убийца – он! – Лариса показала на Сергея.

– Что? – Сидевший за столом Сергей, в некотором отдалении от всех, угрожающе приподнялся.

– Какую связь? – обомлела и побледнела Мария Ильинична. – Какая такая Белла?

– Что?! – заорала Вероника, закашлявшись и выпуская клубы табачного дыма.

Пепел от сигареты упал на бежевое платье, и она с ужасом вскочила.

– Слава богу! Не прожгла… – удовлетворенно произнесла она.

И тут же, повысив голос до требуемой в этой ситуации отметки, театрально завопила:

– Все-таки это ты, Панаев! Скотина!

– Я невиновен! – в свою очередь закричал Сергей, и крик этот заглушил все остальные голоса в гостиной.

Мария Ильинична сначала посмотрела на своего мужа, который сидел опустив голову, а потом перевела взгляд на сына.

– Сыночек, что же ты наделал?! – не сдерживая рыдания, воскликнула она и с укором посмотрела на Котову. – Эх вы, а говорили, что поможете. Мало того что не помогла, а еще все выложила. А я-то, дура, перед ней душу выворачивала.

Дочь Ирина наблюдала за всем происходящим достаточно безучастно – алкогольное опьянение действовало на нее умиротворяюще. Сын Панаевых, Николай, молча сидел в кресле и мрачно смотрел на разворачивающуюся разборку.

Тон в ней, естественно, задавали эмоциональные женщины. Мария Ильинична причитала, а Нонна Леонидовна, казалось, торжествовала и чуть ли не хлопала в ладоши от радости. А сама Лариса Котова удивлялась, как это родилось такое стадное чувство, что они поверили именно ей в том, что Панаев – убийца, и даже не потребовали никакой аргументации. Хотя в принципе это было понятно: присутствие нервных женщин, да еще имеющих – каждая свой – зуб на Сергея Панаева сдвинуло атмосферу в совершенно неконструктивном направлении.

Ларису неожиданно потянуло на глобальные обобщения. «Да, некоторые сборища сродни толпе, которая в свою очередь напоминает пороховую бочку. Только поднеси к ней спичку, как она взорвется всплеском экстремизма, – подумала она. – И удивляйся потом, откуда в обществе такая агрессивность!»

– Ура! Наконец-то его посадят! Лет десять о нем ничего не услышу! – восклицала Нонна Леонидовна.

– А может быть, и расстреляют, – мерзко подблеял ей верный муж Александр Иванович.

– Тем лучше! Представляешь, Сашенька, какие мы теперь счастливые! – не унималась Харитонова. – Сама судьба пришла на помощь.

И она чмокнула на радостях своего супруга в лобик. Вероника и Либерзон вели себя более сдержанно, негромко перебрасываясь между собой какими-то фразами. Что касается Панаева, то он после того как выкрикнул, что он ни в чем не виноват, вдруг махнул рукой и снова опустился на свое место.

– Господа, я думаю, что надо вызвать милицию! – вновь напомнила о себе Лариса, пытаясь перекричать мать и тещу Панаева.

Она старалась не встречаться взглядом с Сергеем, поскольку понимала, что сейчас отношение его к ней может быть только негативным.

– Я думаю, что детали случившегося установят именно органы, – добавила Лариса.

– Ура, еще раз ура! Виновник будет наказан! – Торжеству Нонны Леонидовны не было предела.

– Какая ты подлая! – с горечью произнесла Мария Ильинична, глядя прямо в лицо свахе.

– Чья бы корова мычала! – огрызнулась та. – Воспитала убийцу!

– Да пошла ты! – неожиданно вялым голосом возникла в разговоре Ирина, которую, видимо, задели эти слова.

Но главным в конфликте все же было противоборство родителей Сергея и Вероники, поэтому на вежливый посыл на три буквы в исполнении алкоголички Ирины никто не обратил внимания. Нонна Леонидовна и Мария Ильинична готовы были вцепиться друг в друга. Чуть было не началась женская драка, бессмысленная и беспощадная. Однако подоспевшие Панаев-старший и строгий адвокат Либерзон стали растаскивать женщин по разным местам.

Когда свара улеглась, Вероника спросила Ларису:

– Неужели мы сдадим его в милицию? Представляешь, какие пойдут разговоры?! Ведь он по закону еще мой муж.

– Сама виновата, – гаркнула из своего угла Нонна Леонидовна. – Сколько раз тебе говорила – разводись, разводись! А тебе хоть кол на голове теши… Впрочем, и новый твой муж мне не очень нравится.

Роман Исаакович скептически взглянул на потенциальную тещу, усмехнулся уголками рта, но ничего говорить не стал и дипломатично промолчал. Должно быть, он понимал, что в ее словах не было ни грана здравого смысла.

– Да, надо звонить в милицию, – подал голос Дмитрий Федорович.

Он, пожалуй, был единственным, кто сохранял невозмутимость и спокойствие, если не считать Ларису и не принимавшего никакого участия в разборке пятнадцатилетнего Николая.

– И так уже подозрительно будет выглядеть, почему мы так долго не звонили.

Либерзон, поймав взгляд старшего Панаева, кивнул и подошел к телефонному аппарату.

А Лариса продолжала наблюдать за Сергеем. С одной стороны, его вялое поведение могло показаться изощренным хладнокровием и желанием якобы скрыть свое нервное состояние. Но Лариса все-таки больше видела во всем этом следствие усталости.

Тут Котову тронула за рукав Вероника и улыбнулась загадочной улыбкой, по которой сложно было понять, что у нее на уме.

– Мама просто раздражена, – сказала она. – В последнее время она вообще ненавидит мужчин.

– Это почему?

– Как бы тебе это сказать… Бывшим красавицам нелегко думать, что у них не будет больше поклонников, любви и счастья. Знаешь, какая она была в молодости – грациозная и изящная!

Котова удивленно подняла брови. Сейчас, глядя на эту тумбообразное мясное желе, сложно было себе это представить. Но она не стала спорить и, кивая в такт словам Вероники, продолжала наблюдать.

Либерзон, уже было собравшийся набрать номер телефона, вдруг обратил взгляд на Панаева. – Серега, конечно, положение не ахти какое веселое, – произнес он. – Но я постараюсь тебе помочь. Мы спишем все на психическую недееспособность. У тебя же есть в конце концов статья 8Б, по которой ты не служил в армии. Ведь так, Мария Ильинична? – он обратился к матери.

– Что такое 8Б? – удивленно спросила Вероника.

– А ты разве не в курсе? – в свою очередь удивилась Лариса.

– Что он не служил в армии – в курсе. Только не знала почему. Меня это не очень интересовало.

– 8Б означает невротическое развитие личности с неустойчивой компенсацией, – с энциклопедической точностью процитировал Либерзон. – В принципе, ничего особо страшного. Но помочь в системе защиты может. Кстати, ты мне ничего не говорила о том, что твой муж состоял на психиатрическом учете.

– Но я не знала об этом!

– А Роман знает… – заметила Лариса.

– Роман – его лучший друг, – со смешанным оттенком гордости и зависти произнесла Вероника. – Вернее, бывший друг.

– Ладно, сейчас не время рассуждать об этом.

Панаев, совершенно раздавленный, в том числе и заявлением Либерзона, сидел, обхватив руками голову. Вдруг он повернулся к Ирине.

– Ты мне тоже не веришь, сестренка?

– Я ничего не знаю. Я боюсь… – сделала круглые глаза Ирина.

Потом она вдруг встала и порывисто, насколько позволяло ей состояние опьянения, убежала в соседнюю комнату. Некоторое время спустя оттуда донеслись сдавленные рыдания.

– Понятно, – зловеще прошептал Сергей. – Никто мне не верит. Даже ты, мама.

Вдруг неожиданно в его поведении проскользнули элементы экзальтации и даже какой-то театральности, и Сергей с надеждой и каким-то отчаянием посмотрел на Марию Ильиничну.

– Я, сынок, всегда верю в тебя. Даже если ты и виновен, мать всегда поймет и всегда простит. Мать, Сереженька, бывает одна, – Мария Ильинична посмотрела на сына умиленным и одновременно трагическим взглядом.

В глазах у нее стояли слезы… А Либерзон тем временем вызывал милицию, предварительно оговорив со всеми присутствовавшими, что на месте преступления, то есть в квартире Панаева, они появились только что.

Котова вздохнула и посмотрела на часы. С момента звонка в милицию прошло двадцать минут. Похоже, первая часть расследования подходит к концу. И прошла она довольно насыщенно – в течение нескольких часов, не выходя из помещения, в английском, так сказать, стиле, она узнала многое. Но еще многое предстоит узнать. И для этого, конечно, придется слегка подвигаться. Но это будет скорее всего завтра – Лариса почувствовала, что от умственной работы она устала. Ей было необходимо побыть одной и подумать.

В этот момент на лестничной площадке послышались торопливые шаги мужских ног, обутых в тяжелые ботинки.

Нонна Леонидовна, заслышав звонок в прихожей, радостно рванула навстречу милиционерам.

– Наконец-то. Здравствуйте. Проходите и забирайте его! – с привычным для себя театральным пафосом воскликнула она.

– Возьми себя в руки, мама! – прикрикнула на нее Вероника.

– Совсем в моей семье меня не понимают, – махнула рукой Харитонова и стала объяснять молодому, еще зеленому офицеру, как она, такая порядочная и законопослушная женщина, оказалась в одной квартире с убийцей и маньяком.

Она так много разглагольствовала, что не забыла рассказать между прочим о какой-то любовной интрижке из ее святой молодости, когда она была недоступной и умопомрачительной, чем вызвала неуместные в данном случае циничные улыбки милиционеров. Впрочем, «железная леди» расценила это как комплимент.

– Я всегда была полна жизненной энергии, – заключила Харитонова. – Сашенька, принеси что-нибудь поесть. Мне надо восполнить калории.

С этими словами она уселась в кресле, закинув ногу на ногу, ожидая в голодном достоинстве, пока верный Александр Иванович принесет ей десерт.

А Сергей не сопротивлялся. Молча дал одеть на себя наручники и увести. На прощание он бросил Ларисе:

– Я надеюсь, что все прояснится. Это кто-то подстроил. Кто – я не знаю. Больше всего мучаюсь мыслью, что подумает мой сын. А так я ничего не боюсь…

…Котова возвращалась домой сквозь сумерки вечернего города, а в голове все еще проносились неприятные видения: люди в штатском, очерчивающие по контуру недвижимое тело полуголой женщины в ванной, отчаяние в глазах Сергея, крик отчаявшейся матери, Марии Ильиничны, и грохот, бесконечный грохот тюремных засовов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю