Текст книги "Грех на душу"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Даже и пробовать не хочу! – отрезала она. – Видела его сапоги? В деревне все носят такие! Ты можешь представить меня в таких сапогах? Я лично не могу!

Меня это заявление озадачило.

– Ну, это звучит как-то уж слишком неправдоподобно! – заметила я. – Почему же непременно все в одинаковых сапогах?

– Потому что в деревне так положено! – категорически ответила Маринка.

Такое парадоксальное видение сельской жизни требовало более подробного обсуждения. Но углубиться в него нам не дали. Вернулся Сергей Иванович Кряжимский.

Разматывая с шеи черный, в красную полоску шарф, он шутливо сказал:

– Кажется, у вас были гости? Догадываюсь, это двое крупных мужчин, похожие на сельских жителей, причем у одного волосы соломенного цвета…

– И склочный характер! – не удержалась Маринка. – Знаете, какую истерику он нам тут устроил?

– Истерику? – удивился Кряжимский. – По какому поводу? Телевизор стал хуже показывать?

– Почти угадали, – сказала я. – Господина Петяйкина смутило отсутствие некоторых комплектующих…

– Гм, на человека трудно угодить, – глубокомысленно заметил Сергей Иванович. – Об этом еще у Пушкина говорится… Только там в качестве примера взята почему-то особа женского пола.

– Потому что мужики теперь не те пошли, – вернулась к своей теме Маринка. – Если бы Пушкин дожил до наших дней…

– Ему повезло – он не дожил, – коротко сказал Сергей Иванович. – Но однако вернемся к нашим баранам! Я все выяснил, Ольга Юрьевна. «Жигули» за номером 39–68 ТАР принадлежат некоему господину Уфимцеву Борису Александровичу, проживающему по адресу: Астраханский тупик, дом 12, квартира 25. За ним, кстати, числятся мелкие правонарушения – дважды оштрафовывался за вождение автомобиля в нетрезвом виде. Последнее место работы – авиационный завод, инженер. Но это данные от девяносто шестого года. За это время, конечно, многое могло измениться.

– Например, бывший инженер занялся кражами электроники, – предположила я. – А что? В этом есть что-то изящное. Если он был инженером-электронщиком, то это почти по профилю… Кстати, словесный портрет Толяна удивительно подходит к биографическим данным – Блох сразу предположил, что этот человек – пьющий…

– Воздержитесь от поспешных выводов, Ольга Юрьевна! – предостерег меня Кряжимский. – То, что Уфимцев ездил под хмельком, еще ни о чем не говорит. Может быть, он просто отчаянный человек, сорви-голова? Надо убедиться своими глазами. Вдруг этот инженер – красавец под два метра ростом, с черными как смоль кудрями и с цыганскими глазами?

– Какой портрет вы нарисовали, – мечтательно сказала Маринка. – Даже завидно!..

– Но в реальности Блох не видел никакого красавца, – возразила я. – Этот портрет имеет право на существование только в том случае, если машину у инженера Уфимцева угнали.

– Об угоне в милицию никто не обращался, – сказал Кряжимский.

– Тогда о чем речь? Скорее всего, сам Уфимцев и торговал телевизором, – сказала я.

– Совсем не факт. Машину он мог кому-нибудь дать, – заметил Кряжимский. – И потом, он Борис, а не Толян.

– Ну, а имя он мог позаимствовать! – объявила я. – Да что тут гадать. Нужно просто посмотреть на господина инженера вблизи. К сожалению, Ромка заболел – я предпочла бы его послать на разведку – он мог бы зайти к инженеру домой, не вызывая подозрений, сказать, например, что ищет своего друга и ему дали номер именно этой квартиры… Нам с Виктором это сделать труднее – вдруг инженер будет в компании Тимура? Это вполне вероятно, но тогда все ужасно осложнится…

– Послушай, в конце концов, это могу сделать я! – неожиданно сказала Маринка. – Так и быть, пожертвую собой ради общего дела! Я тоже могу разыскивать своего друга – или лучше подругу – и мне тоже могут дать неправильный номер квартиры…

– С каких это пор в тебе проснулся такой энтузиазм? – подозрительно осведомилась я.

Маринка притворно вздохнула.

– Просто ты меня не ценишь! – ответила она. – Ну и потом, я собственными глазами хочу взглянуть на отчаянного парня с цыганскими глазами. Может, он прокатит меня по городу с шампанским и песнями?

– Смотри, как бы он тебя не укатил куда-нибудь! – охладила я Маринкин пыл. – Пожалуй, одну тебя отпускать не стоит. Поедешь с Виктором. Он подождет тебя в машине. Только очень прошу – не увлекайся, даже если инженер тебе понравится. Не забывай, что он как-то замешан в эти дела с телевизорами.

– Вот еще выдумала! – фыркнула Маринка. – Я же шучу! Мне действительно хочется помочь. Неужели это так противоестественно?

Но я видела, что основным движущим мотивом для нее является любопытство, вызванное слишком бурным воображением.

Наверное, Маринке очень не хотелось отмечать праздник в одиночестве. Она использовала любой шанс.

Впрочем, все это не могло помешать воспользоваться ее предложением. Для меня важен был результат, а не мотивации.

А если инженер при этом еще окажется и хорошим человеком, так флаг ему в руки.

Теперь оставалось дождаться одного Виктора. Задание у него было не таким простым, как могло показаться на первый взгляд. Кроме того, возможно, возникли какие-то сопутствующие обстоятельства, задержавшие его. Поэтому я не слишком волновалась. Куда больше меня мучило предчувствие, что Тимуру здорово досталось и он попал в больницу. Хотя он и был форменной скотиной, но такого исхода я ему не желала.

Виктор появился примерно через полчаса. Он был спокоен и даже как будто весел. Помахав фотоаппаратом, он сказал одно слово:

– Жив!

Из этого я поняла, что Тимур не только жив, но и находится в приличном состоянии, и Виктор умудрился даже заснять его личность на фотопленку.

Однако мне хотелось знать подробности, и я попыталась их у Виктора вытянуть. Он улыбнулся и жестом дал понять, что ничего интересного в отношении Тимура не узнал. Но, прежде чем отправиться в лабораторию, он вдруг сообщил:

– Чудно! Ночью Блоху витрину кокнули!

Глава VII

На следующий день мне было над чем поразмыслить. Во-первых, эта странная история с витриной. Виктор ничего толком не знал, кроме факта, что к утру витрина в магазине «Страз» отсутствовала и там уже работали стекольщики. Поскольку в моей голове связались воедино передача телевизора, драка и разбитое стекло, я дерзнула еще раз наведаться к Адаму Станиславовичу, чтобы выяснить, нет ли между этими фактами действительно глубинной связи.

И, во-вторых, Маринка накануне выполнила свое обещание и посетила инженера Уфимцева на дому. Виктор ее подстраховывал, но все прошло благополучно.

Выяснила она немного, но кое-что ей все-таки удалось.

Тот образ, что сгоряча нарисовался в Маринкином воображении, лопнул как мыльный пузырь при первом же столкновении с действительностью. Уфимцев оказался сорокалетним, неопрятным и унылым холостяком, которого не смогло растормошить даже появление на пороге его дома такой очаровательной девушки, как наша Маринка.

Она рассказала, что ее лепет о разыскиваемой подруге он выслушал абсолютно равнодушно, почесывая небритую щеку и зевая во весь рот. Потом сказал, что здесь такие не проживают и попросту захлопнул перед Маринкиным носом дверь.

– Откуда-то ты же взяла, что он холостяк? – недоуменно спросила я.

– А это очень просто, – самодовольно пояснила Маринка. – Не одни вы с Ромкой такие умные. Там возле дома стояли старушки. Местные. Вышли из дома за молоком, ну и застряли, чтобы посплетничать. Я к ним присоединилась, наплела про подругу, потом плавно перешла на худого мужчину из двадцать пятой квартиры, которого обнаружила вместо своей подруги.

Тут-то мне все про него и выложили.

Пропадает совсем мужик, оказывается. А ведь был такой солидный, положительный. Только вот как с работы его по сокращению уволили – пить начал. Не так чтобы беспробудно, но крепко. Жена ушла, за квартиру бог знает с каких пор не плачено, питается чем попало. Кормится тем, что соседям телевизоры иногда чинит, еще какую-нибудь технику. За собой следить совсем перестал. Хорошо еще, что детей нет.

– Слушай, какая ты молодец! – с восхищением заметила я. – Ты просто выросла в моих глазах! Настоящий Пинкертон в юбке! Но только вся эта информация, похоже, не представляет для нас интереса. Если дело обстоит именно так, трудно представить Уфимцева в роли удачливого вора. Может быть, в шайке он является водителем? Отвозит награбленное на своей машине?

– Вот тут-то самое интересное! – сказала Маринка. – Про машину мне тоже рассказали. Говорят, раньше Уфимцев за своей машиной как за женщиной ухаживал, пылинки с нее сдувал. А потом и ее забросил – вся она у него бренчит и чихает… Кататься кому попало дает…

– В каком смысле – кому попало? – удивилась я.

– В прямом! Говорят, любой, кому машина понадобится, идет прямо к Уфимцеву – тот никому не отказывает. А в последнее время «алкашня эта» вообще обнаглела – берут машину сами, без спросу. Просто открывают гараж – там замок никудышный – и едут куда хочется.

– Ничего себе! – заметила я. – Что ж, это многое объясняет. А ты не узнала, кто попадает в разряд «алкашни этой»? Или это совсем расплывчатое понятие?

– Ну, поименно мне никого не называли, – сказала Маринка. – Имеются в виду мужики из соседних домов. Видимо, там есть своя постоянная компания, которая старушек до ужаса раздражает. У них два места сбора – гастроном с кафетерием, где вино на разлив продают, и гаражи. Все мужики там собираются…

– Хорошо бы выяснить, где находится гараж Уфимцева, – озабоченно сказала я.

– Хорошо бы, – согласилась Маринка. – Но тут я пас. Крутиться среди алкашни желания не имею. Хватит с меня разочарования по поводу красавца-инженера! Ну, Сергей Иванович! Надо же такое придумать! А ты знаешь, я ведь почти поверила в эту сказку! Бывают же, думаю, в жизни чудеса! А оказывается, не бывает…

– Плохо тебя в школе учили, – назидательно заметила я. – Мне, например, с первого класса известен этот факт. Но не расстраивайся! Зато задание ты выполнила более чем успешно. Можешь гордиться.

– Да ладно! – махнула рукой Маринка. – Слабое утешение. Да ты и сама говоришь, что от моей информации толку, как от козла молока…

– Не скажи! – заметила я. – У меня вот уже созрела одна комбинация.

Виктор с Маринкой вопросительно уставились на меня.

– Если Уфимцев такой добрый, почему бы Виктору не попросить его машину. За приличную мзду, разумеется. А чего? Зайти с утра пораньше, пока Уфимцев еще не проснулся, и сказать: «Слышь, Александрыч, дай тачку на часок!» Тут две выгоды – мы сможем спокойно осмотреть его машину – вдруг попадется какая улика? И еще Виктор сможет завязать знакомства с мужиками из «алкашни» – назовется институтским товарищем Уфимцева… Как, Виктор, нравится тебе такая идея?

– Вполне, – сказал Виктор.

– Чем черт не шутит? Вдруг нападет на след Толяна? – предположила я. – Это вполне возможно, раз он пользовался уже машиной Уфимцева.

Виктор кивнул в знак того, что все понял и намерен привести план в действие.

– Только будь начеку, – не удержалась я от предостережения. – Не нарвись там на Тимура. Мало ли какие бывают сюрпризы!

Бывшему разведчику, наверное, было забавно слушать мои наставления, но Виктор не подал виду. А я, выпив для бодрости чашечку кофе, приготовленного Маринкой, поехала к Адаму Станиславовичу.

Мне не повезло. Как-то так складывалось, что брата с сестрой одновременно мне встретить не удавалось. На этот раз в магазине была Эдита Станиславовна, а сам Блох опять отсутствовал. Но зато Кавалова встретила меня как родную.

– Какая приятная неожиданность! – воскликнула она, расплываясь в улыбке. – Хорошо, что вы нас не забываете. Я вас эти дни вспоминала.

– Я вас тоже. А как у вас дела?

Эдита Станиславовна сделала скорбное лицо.

– И не говорите! – вздохнула она. – Нам фатально не везет. Этой ночью какие-то хулиганы разбили витрину! Опять приезжала милиция, опять Адам всю ночь не спал, но злоумышленников, конечно, не поймали… Скажите, что же это такое творится?

– Ужасно, – согласилась я. – Но, как вижу, вы уже поменяли стекло?

– Да, это обошлось Адаму в круглую сумму! – сказала Кавалова. – Но он просто не мог видеть этого вопиющего безобразия.

– Адам Станиславович сейчас отдыхает, – догадалась я.

– Ну что вы! Уехал по делам, – сообщила Эдита Станиславовна. – Ни минуты покоя. Зато считается, что жизнь предпринимателя – сплошной мед. Ну скажите, где справедливость?

– Увы, кажется, на этом свете нам ее не дождаться! – подыграла я. – Но вы уверены, что этот хулиганский поступок – дело рук совсем посторонних людей? Может быть, кто-то пытался таким образом отомстить, запугать?

– Отомстить? – задумалась Эдита Станиславовна. – Вряд ли. У Адама наверняка есть враги, но зачем же действовать так вульгарно? Тем более что я вам говорила – мой брат может рассчитывать на покровительство очень влиятельных людей… Вы знаете, у нас практически не было проблем с рэкетом! Адам как-то сразу сумел наладить нужные связи…

– Но, может быть, именно поэтому? От бессилия?

Эдита Станиславовна нерешительно пожала плечами.

– Право, не знаю… самой мне глубоко чужды такие чувства, как месть, зависть. Я просто не могу себе представить…

– Понимаю. Но брат что-нибудь говорил по этому поводу?

– В таких случаях он не слишком-то разговорчив. Он просто идет вперед, стиснув зубы. Такой у него характер. Он никогда не жалуется и не обсуждает свои дела.

– Да, я уже обратила на это внимание. Мы ведь с ним встречались в ваше отсутствие. Он не рассказывал?

Эдита Станиславовна оживилась.

– Правда? Вы с ним разговаривали? А я абсолютно не в курсе. Он не обмолвился ни единым словом. Ну и как? Вы нашли общий язык?

– Пожалуй, нашли, – согласилась я.

– Ну и чудненько! – обрадовалась Эдита Станиславовна. – А я так переживала! Мне показалось, что Адам был очень недоволен, когда я предупредила о вашем приходе. Хотя я обрисовала вас самыми теплыми словами! – с гордостью заявила она.

– Очень вам за это благодарна, – сказала я. – Думаю, именно это и сыграло свою роль. Мне удалось узнать много интересного.

– Правда? – с восторгом спросила Кавалова. – Обычно Адам держится очень настороженно с незнакомыми людьми. Да и со знакомыми… Но знаете, что я вам скажу? Здесь помогло ваше природное обаяние! Вы просто располагаете к себе, поверьте!

Я не стала ее разочаровывать. Откровенно говоря, Адам Станиславович моего обаяния попросту не заметил и, если бы не мое нахальство, не моргнув глазом выставил бы меня за дверь. Но мне показалось, что его сестре не стоит об этом рассказывать.

– Значит, Адам рассказал вам о грабителе? – заговорщицки спросила Эдита Станиславовна. – И вы будете об этом писать? И о хулиганах напишете?

– Пока еще не решила, – призналась я. – Как-то не складывается материал. Может быть, попозже.

– Ах, вы, наверное, живете такой интересной жизнью! – с некоторой завистью воскликнула Эдита Станиславовна. – Газета! Происшествия! Командировки! А я сижу на одном месте и ничего не вижу… конечно, так и должно быть – для меня главное – семья, дети, дом. Но иногда так хочется чего-нибудь… Вы меня понимаете?

– Пожалуй, да, – сказала я. – Но вы зря думаете, что у меня какая-то необыкновенная жизнь. В основном это рутина, поверьте! Никакого блеска.

Эдита Станиславовна мечтательно закатила глаза. – Вы наверняка скромничаете! – лукаво сказала она. – Ах, я бы с удовольствием послушала о ваших приключениях. Подозреваю, что у вас их была масса! – Эдита Станиславовна широко раскрыла глаза и в друг пораженно воскликнула. – А знаете что? Я вас приглашаю к себе в гости! И не вздумайте отказываться! Не обижайте меня. Завтра ведь такой день. Наш, женский день! Вот и приходите! У нас будет очень теплая компания, все свои, очень симпатичные люди. Я познакомлю вас с мужем…

– Заманчиво, – сказала я. – Для меня это очень лестное предложение. Но будет ли это удобно?

– И не выдумывайте! – Эдита Станиславовна уже загорелась своей идеей. – Все будет замечательно! Я угощу вас тортом – собственноручно испеченным!

– Все, тогда сдаюсь, – сказала я с улыбкой. – А брат ваш будет?

– Должен быть, – ответила Эдита Станиславовна. – Куда же он денется? В конце концов у меня праздников в году – раз-два и обчелся. День рождения и Восьмое марта. Неужели вы думаете, что Адам не поздравит сестру? Конечно, как я вам уже намекала, между ним и мужем существуют трения. Но нас с вами это не коснется. Мы будем королевами бала! Имеем мы право на внимание мужчин хотя бы раз в году?

– Что до меня, так лучше бы его совсем не было, – заметила я. – Без него как-то спокойнее.

Эдита Станиславовна наклонила голову.

– Милочка, вы пережили большое разочарование! – таким тоном, будто делая грандиозное открытие, сказала она. – Но вы не должны отчаиваться, поверьте мне! Вы еще так молоды, и у вас все еще впереди!

По правде сказать, последнее мое разочарование случилось так давно, что ни о каком отчаянии речи не шло. Можно сказать, что с некоторых пор к вопросам отношений между мужчиной и женщиной я отношусь крайне прагматично, по-американски, но вряд ли милейшую Эдиту Станиславовну удовлетворило бы такое объяснение. Пусть считает меня женщиной с нелегкой судьбой, решила я, а мне не помешает наведаться к ней в гости. Интуиция подсказывала мне, что вокруг господина Блоха начинает твориться что-то неладное. Пока я не могла сформулировать, что меня настораживает, но предчувствие сенсации было очень сильным. В таких случаях я предпочитаю идти на поводу у интуиции.

Мы договорились с Эдитой Станиславовной, куда и во сколько мне завтра явиться, а потом, мило распрощавшись, расстались. Теперь мне было куда пойти отметить женский день.

Глава VIII

Ломать голову – что бы такое подарить на праздник Эдите Станиславовне – я не стала. Просто купила в цветочном магазине пяток роз – в конце концов цветы всегда к месту. Еще неизвестно – может, и эти деньги окажутся выброшенными на ветер. Кстати, в отношениях между женщинами я не меньший прагматик.

Выехала из дома я с некоторым опозданием. На мой взгляд, так гораздо удобнее – все уже в сборе, и ты избавлена от рассматривания толстого альбома с семейными фотографиями или предложения помочь хозяйке на кухне. У меня нет склонности ни к одному из этих занятий.

Собственно, горячего желания праздновать 8-е Марта у меня тоже не было, тем более в незнакомой компании. Тем более с такой восторженной особой, как Эдита Станиславовна. С ней хорошо было поболтать минут пятнадцать, но о чем с ней разговаривать в течение нескольких часов, я не представляла. Единственное, что меня по-настоящему интересовало, – дела Адама Станиславовича. Я надеялась, что в семейном кругу у него развяжется язык.

Опущу все, что связано с первыми минутами встречи, с вручением цветов, с неизбежными ахами и охами, с церемониями знакомства и прочими малозначительными вещами и перейду сразу к тому моменту, как я оказалась за праздничным столом.

К этому времени я уже была представлена всем участникам пиршества. Включая меня и Эдиту Станиславовну, участников было всего шесть человек. Насколько я поняла, юная Анастасия праздновала женский день в своей компании.

Мужчин и женщин было поровну. Хозяин, Кавалов Виктор Алексеевич, показался мне весьма самоуверенным и привыкшим пускать пыль в глаза джентльменом лет пятидесяти. Он говорил веско и громко, сверля собеседника дотошными светло-голубыми глазами и кривя тонкие губы в иронической усмешке. Он носил очки без оправы с узкими стеклами и зачесывал назад редкие светлые волосы. Больше никаких особых примет этот господин не имел.

Он сразу же положил на меня глаз и поминутно оказывал мне знаки внимания. Правда, делал он это несколько странно – влезал во все разговоры, перебивая меня и покровительственным тоном выдавая что-нибудь парадоксальное, после чего у меня вообще пропадало желание открывать рот.

Эдиту Станиславовну такое поведение мужа не задевало. По-моему, она его боготворила. Вообще она показалась мне совершенно счастливой в этот день. Своей слабости – кружевам она отдала дань в полной мере и буквально утопала в них, как в пене. Румяное лицо ее сияло.

Заметно выделялся на фоне супругов двоюродный брат Кавалова – Игорь Николаевич Пашков, моряк дальнего плавания. Мне называли его должность, но не поручусь, что я ее запомнила, – то ли третий помощник, то ли четвертый механик – на кораблях всегда прорва народу. Он был коренастый, кудрявый, коротко стриженный. Все у него было крепкое, точно выточенное из дуба – скулы, челюсти, кулаки, плечи. Даже глаза у него производили впечатление чего-то необыкновенно твердого – например, закаленного стекла. Загорелое лицо моряка было щедро покрыто шрамами. Вообще же меня к нему сразу расположило то, что он большей частью молчал, пил умеренно, ел с волчьим аппетитом, никуда не влезал и только время от времени усмехался загадочной улыбкой.

Лицо третьего мужчины было мне знакомо уже давно, но кто это такой, я так и не сообразила, пока не услышала его имя, которое он произнес со снисходительной ленцой и затаенным торжеством. Тут я только вспомнила Макса Бертольдова, героя местного телевидения, ведущего одной из молодежных программ, а по совместительству – спортсмена-экстремала. Личность в Тарасове легендарная. Все время он откуда-то прыгал, падал, куда-то нырял, где-то горел, гонял на машине без тормозов, без сидений и, по-моему, даже без колес. В общем, это был не мужчина, а воплощенная крутизна.

Статус человека-легенды позволял Максу пренебрегать нормами приличий. В гости он явился в сером свитере до колен, старых джинсах и стоптанных кроссовках. Усат, бородат и нечесан, он за столом ел только самое вкусное, мало обращая внимание на окружающих.

Он пришел к Каваловым не один – с ним была подруга, высокая, загадочная девушка с бледным лицом и платиновыми волосами до плеч. Ее звали Региной, и она была художницей. В отличие от своего спутника, девушка почти не притронулась к еде, но пила наравне с мужчинами и курила одну сигарету за другой. За столом она молчала и только посматривала вокруг трагическими черными глазами.

Как я поняла, в семье Каваловых праздник означал прежде всего стол. Пока все основательно не наелись и не выпили хорошенько, торжество не могло считаться состоявшимся. Пришлось пустить в ход всю свою изворотливость, чтобы не пасть жертвой щедрого хлебосольства.

Правда, уже после первых тостов языки развязались, и мужчины попытались овладеть моим вниманием. Не все – моряк Пашков только молча улыбался в мою сторону. Зато экстремал Макс, разрумянившись от выпитой водки, громогласно вещал, как он недавно сигал с волжского моста то ли с аквалангом, то ли с парашютом – я не очень внимательно слушала. Кавалов, в свою очередь, пытался связать его рассказ со своей административной деятельностью на телевидении, упрекая Макса за партизанщину. Я не поняла сути его претензий – это было что-то сугубо профессиональное, сдобренное мужским самолюбием.

Меня разочаровало отсутствие Адама Станиславовича. Без него терялся весь смысл моего присутствия здесь. Меня нисколько не волновали проблемы телевидения и бородатые экстремалы. А насчет ювелирного дела и, в частности, магазина «Страз» никто не обмолвился даже словом.

Кажется, Эдита Станиславовна тоже волновалась, хотя старалась не показывать вида. Несколько раз она посматривала на телефонный аппарат, стоявший в углу на специальном столике, но, по-моему, никак не могла решиться позвонить. Ее, наверное, сдерживало присутствие мужа.

Но делать было нечего. Не могла же я просто встать и откланяться. Тем более что вечер все равно был потерян. Я решила подождать – вдруг Адам Станиславович все-таки явится попозже.

Пиршество в основном завершилось, мужчины предложили Эдите Станиславовне не торопиться с тортом, выпили еще по одной и закурили. Бородатый Макс попросил вдруг гитару и, глядя на меня безумно-отчаянными глазами, хрипло спел какую-то мужественную песню. После его вокала я вспомнила песенку про девчонку с почти ностальгической теплотой.

Как ни странно, морской волк Пашков тоже спел – к моему удивлению, не о море, а о тундре, о сторожевых собаках и вертухаях. Не люблю блатных песен, но эта удивительно подходила к обветренному, покрытому шрамами лицу Пашкова. Она с ним органично сочеталась. Хотя минуту назад я даже в мыслях не держала ничего похожего. Тяга моряка к блатной романтике была настоящим открытием для меня. Во всяком случае, я была заинтригована.

Но, спев одну песню, Пашков этим удовлетворился и вернулся к праздничному столу, чтобы подкрепиться. Его крепкие челюсти опять занялись пережевыванием пищи, и никаких комментариев к песне не последовало.

Мне захотелось расспросить Эдиту Станиславовну об этом странном человеке, да заодно уточнить, появится ли наконец ее брат, но она как раз отлучилась на кухню, уведя с собой окутанную сигаретным дымом Регину. Безумный Макс, видимо, почувствовал мою холодность и нехотя поплелся вслед за подругой.

Я попала в распоряжение хозяина дома, который со значительным видом предложил мне продегустировать какой-то уникальный армянский коньяк, который ему достали по великому блату.

– Все, что вы видите на полках специализированных магазинов, дорогая, – авторитетно сообщил он, – не более чем вульгарная подделка. Достать настоящий коньяк – еще большая проблема, чем двадцать лет назад! Кроме знакомств нужно иметь настоящее чутье. Оно у меня есть! Убедитесь сами!

Меня не слишком волнует выпивка и все, что с ней связано, но, чтобы не огорчать хозяина, пришлось пригубить его уникального напитка и изобразить восхищение.

– Недурно, да? – самодовольно улыбнулся Кавалов и положил в рот ломтик лимона.

Полагая, что сеанс дегустации окончен, я поставила на стол рюмку, но Виктор Алексеевич тут же сказал:

– Почему вы не берете лимон? Это отличные лимоны!

Будто я сомневалась в качестве его лимонов!

– Спасибо, не хочется, – кротко сказала я.

– Вы не любите лимонов? – поразился Кавалов. – Это глубочайшая ошибка. Лимоны очищают организм. Я непременно съедаю один лимон в день, – строго добавил он, глядя мне прямо в глаза. – Вы серьезно не любите лимонов?

– Не замечала за собой такого пристрастия, – скромно ответила я. – Предпочитаю кофе.

Кавалов осуждающе покачал головой.

– Кофе разрушает организм! – категорически заявил он. – Портит кожу, изнашивает сосуды и губит печень. Рекомендую вам отказаться от этой бессмысленной привычки. Правда, мы, работники телевидения, тоже иной раз подстегиваем себя кофе. Но я лично разрешаю себе не более чашки в день, и непременно из своих собственных запасов. То, что продается в магазинах, – просто отрава! Мне кофе привозит мой кузен Игорь Николаевич, из-за рубежа, подлинный, в зернах!

– Игорь Николаевич ходит в дальние плавания? – поинтересовалась я, радуясь возможности перевести разговор на другие рельсы. – Он на военном или на торговом флоте?

– Он коммерсант, – улыбнулся Кавалов. – Плавает под разными флагами. Сейчас это реально. Команда нанимается на службу какой-нибудь компании и бороздит океан… Если компания солидная, иногда это даже выгодно. Но бывает, что все лопается и наши коммерсанты остаются с носом… А иногда груз арестовывают в каком-нибудь порту, и все как бы повисает, правда, Игорь? Расскажи, как вы два месяца торчали в Лаосе! Представляете ситуацию? – с довольным смехом обратился он ко мне. – Жрать нечего, денег нет, моему бедному братцу приходилось питаться корабельными крысами! То-то он старается сейчас отъесться!

Пашков посмотрел в сторону брата, прищурив глаз, и продолжал невозмутимо жевать. Только вытерев наконец рот салфеткой, он спокойно заметил:

– Ты все перепутал. Мы ели не крыс, а летучих мышей. У них мясо нежное, но они так отвратительно пищат, когда перекусываешь им горло!

Кавалов брезгливо поморщился.

– Фу, какая мерзость! Оставил бы ты при себе эти подробности! Все-таки ты не в кубрике или на этом, как его, камбузе! Здесь женщины!

– Не я начал, – заметил Пашков, мрачновато усмехаясь.

Мне показалось, что между братьями растет некое невидимое напряжение, готовое вот-вот дать искру. Эдита Станиславовна принимала желаемое за действительное, когда называла свою компанию симпатичной. Похоже, у ее супруга натянутые отношения существовали не только с Адамом Станиславовичем, но и вообще со всеми, кто попадал в его поле зрения. В этом не было ничего удивительного – судя по всему, Виктор Алексеевич относился к тому типу людей, который социальные психологи именуют претензионистами. Ему постоянно требовалось доказывать собственную исключительность, а для этого приходилось выставлять окружающих дураками. Надо сказать, он здорово поднаторел в этом занятии, но даже дураки с предубеждением относятся к подобному таланту.

К счастью, меня выручила наконец сама хозяйка. Она вернулась в общество и тут же увела меня с собой, как она выразилась, – посекретничать.

Я последовала за ней с большим облегчением, но тут же нарвалась на новое испытание, от которого, как мне казалось, удалось так удачно отвертеться. Оказалось – не удалось.

Эдита Станиславовна привела меня в уютную светлую комнату, которую называла будуаром, и заставила просмотреть толстенный семейный альбом в синем сафьяновом переплете. Передо мной промелькнули десятки чужих лиц – мужских и женских – старательно улыбающихся и пристально таращившихся в объектив. Здесь были какие-то дядьки, тетки, троюродные племянники и просто одноклассники. Кстати, выяснилось, что в молодости Эдита Станиславовна была очень хорошенькой, а ее брат в свое время был худощавым, спортивным молодым человеком с прекрасной шевелюрой и энергичным лицом белозубого викинга. Ничего, кроме неясной печали, эти фотографии у меня не вызывали, но Эдита Станиславовна перебирала их с большим удовольствием, попутно рассказывала мне о вехах своей жизни.

Меня привлекла только одна фотография, на которой все лица были мне знакомы. Она была сделана любителем и особым качеством не отличалась. Зато можно было ясно рассмотреть сидящих за столом всех троих – Адама Станиславовича, Виктора Алексеевича и Пашкова. Они сидели плечом к плечу и лучезарно улыбались в объектив.

– Это фотография двухлетней давности, – вздохнула хозяйка. – Новый год. Мы отмечали его у брата. Тогда еще Адам собирал у себя гостей… Увы, потом он решительно отказывался видеть у себя Игоря Николаевича, да и я с мужем… Ну, я вам говорила.

– А какая причина? Почему он так невзлюбил Игоря Николаевича? – полюбопытствовала я.

– Вы знаете, – трагическим шепотом произнесла Эдита Станиславовна. – Игорь Николаевич вообще человек сложный! Скажу вам по секрету, у него была бурная молодость! Он связался с плохой компанией. Представляете, знал всех бандитов в Тарасове! Ну, это было, слава богу, так давно… Наверное, тех людей и в живых уж не осталось. Игорю Николаевичу повезло – ему удалось порвать со своим прошлым, он пошел учиться, стал моряком… Но старые привычки нет-нет, а дают о себе знать. Адам Станиславович этого ужасно не любит. А кроме того, в тот новогодний праздник у них произошла какая-то неприятная история. Не спрашивайте меня, что случилось, – я ничегошеньки не знаю! Вообще, на эту тему у нас не принято говорить. Просто Адам старается избегать конфликтов с Игорем Николаевичем…