Текст книги "Без шума и пыли (сборник)"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

Теперь мой путь лежал на улицу Лунную. Я надела темные очки, потому что солнце слепило немилосердно. Я двигалась в потоке машин, которые спешили выбраться из центра, по длинной кишке Ленинского района, на развилке одни устремлялись в сторону завода техстекла, другие взбирались на Соколовую гору. Наверняка соседей Терещенко уже проинтервьюировала милиция. Особенно ни на что не надеясь, я все же решила сделать то же самое – вдруг кто-нибудь что-нибудь слышал или видел.

К Александру я не стала заходить, а прямиком направилась на седьмой этаж. Меня интересовали жильцы квартиры номер двадцать шесть. Они обитали как раз над головой Терещенко. Позвонив в дверь, я минуты три ожидала ответа, но его не последовало. Тогда я спустилась на пятый этаж. Позвонила в дверь квартиры, располагавшейся под квартирой, где жила Лиля. Дверь тут же открылась. В проеме стояла маленькая седенькая старушка интеллигентного вида. На ней был аккуратный пестрый халатик.

– Доброе утро, – вежливо обратилась я к ней. – Я из газеты «Свидетель». – Я раскрыла перед ней мое удостоверение.

– А-а, – многозначительно протянула старушка, – а я думала, опять подписи пришли собирать. Вашу газету я знаю, и она мне очень нравится…

– Ольга Бойкова, – на всякий случай представилась я, не доверяя подслеповатому взгляду старушки. Кто знает, разобрала ли она что-нибудь в моем удостоверении?

– Белла Степановна, – улыбнулась пожилая женщина. – Вы по какому вопросу? У нас ведь тут вчера…

– Я знаю. Наша газета как раз занимается расследованием этого дела, и я хотела бы вам задать несколько вопросов, можно?

– Конечно, проходите. – Она сделала гостеприимный жест, приглашая меня войти.

– Спасибо. Я не отниму у вас много времени.

– Ой, что вы! – улыбнулась Белла Степановна. – Куда нам, старикам, спешить-то? Вот сюда, пожалуйста.

Я проследовала за ней в гостиную, села на покрытый клетчатым пледом опрятный диванчик и непроизвольно пробежала удивленным взглядом по книжным полкам. Они занимали почти все пространство двух смежных стен, высились до самого потолка. Меня поразило количество редких старинных книг. Были книги и на иностранных языках.

– Это все мой муж собирал, – пояснила Белла Степановна. – Он у меня большой библиофил был. Умер. Теперь я одна живу. Иногда меня дочь навещает, но у нее семья, времени лишнего нет.

– Впечатляюще! – с искренним восхищением воскликнула я.

– Муж мой был полиглотом, говорил на восьми языках, изучал арабский и хинди. А вообще преподавал в университете латынь.

– Это он? – Я указала на висевшую на стене фотографию в рамке из светлого дерева.

– А кто же? Тридцать шесть лет мы с ним прожили – срок немалый. – Белла Степановна задумчиво покачала головой.

– Белла Степановна, у меня к вам несколько вопросов, – начала я, – все они касаются Терещенко Лилии. Вы знаете ведь, что ваша соседка Воротынцева сдавала квартиру манекенщице из агентства «Сириус»?

– В каком агентстве работала девушка, до вчерашнего дня я не знала, а что касается квартиры – да, знала. Не раз встречалась с этой Лилей и на улице, и в подъезде. Она всегда здоровалась, но на этом наше знакомство и кончалось. Можно сказать, что знала я ее чисто визуально.

– Понятно. Терещенко была хорошей соседкой? Я имею в виду, не устраивала ли она каких-нибудь шумных вечеринок, гулянок и так далее?

– Я на нее не жаловалась. Несколько раз, правда, у нее бывало шумно, но она же молодая, не мумия какая-нибудь вроде меня, – усмехнулась Белла Степановна.

– Когда это было?

– Да я не помню. Раз, впрочем, совсем недавно. Заходил к ней блондин высокий, в теле, в кожаной куртке. У него машина… как она называется?.. Ах да, иномарка белая, шикарная такая. Пришел, я его в окно видела, окна-то у меня во двор выходят, так вот, пришел, а через час вышел, видать, поскандалив. А еще раньше… Но это совсем давно было. Месяца два назад. Приезжал к Лиле франт, тоже на не нашей машине, только темно-красной. Красавец. Провел всю ночь у Лили, только наутро уехал… Так вот, она всю ту ночь, бедная, проплакала. Он вообще не однажды у нее бывал, но потом я его не видела. Объявился блондин. Вечно серьезный, насупленный какой-то… Ах, что же это я вам даже чаю не предложила!.. – Белла Степановна резво встала с дивана.

– Не беспокойтесь, Белла Степановна, вы так хорошо, так интересно рассказываете!

– Да где уж там, – разочарованно махнула она рукой, – вот Евгений мой, царство ему небесное, был рассказчиком – заслушаешься!

Она с любовью и грустью посмотрела на фото мужа. И впрямь яркий тип. Худое тонкое лицо, пышная вьющаяся шевелюра, живые умные глаза, орлиный нос и неожиданно мягкий очерк губ. Ничего от педанта или библиотечной крысы. Сплошное благородство.

– Немножко надо обождать, – сказала хозяйка, возвратившись из кухни.

– Белла Степановна, посмотрите, пожалуйста, на эти фотографии. Этот молодой человек не похож на того красавца, который приезжал к Лиле на красной машине?

Я разложила на столике несколько фото Замуруева.

– Он самый, – уверенно произнесла Белла Степановна, – точно, он. Богач какой-то, что ли?

– Модельер, – пояснила я. – Сотрудничал с агентством, где работала Лиля.

– А-а, понятно. – Белла Степановна кивнула.

– А вчера около полудня вы ничего подозрительного не видели, не слышали?

Белла Степановна на минуту задумалась, потом покачала головой:

– Меня об этом вчера милиционеры спрашивали… Нет, ничего, все было, как обычно, тихо… А вот примерно месяц назад разгорелся там, наверху, скандал. Я как раз на кухне была, когда увидела, как к дому красная машина этого франта подъехала. – Белла Степановна постучала костяшками среднего и указательного пальцев по фото Замуруева. – Они приехали вдвоем: он и Лиля. Ну, я посмотрела, потом продолжала делами заниматься… Вдруг как там у них наверху кто-то завизжит, заревет, потом – бац! – видать, посуда полетела. Но это не Лиля была, ее истерический крик я услышала после. Какая-то другая женщина вопила. Тот модельер тоже начал кричать, не знаю уж, что у них там было, но то, что ссора, – точно.

– А вы не видели случайно ту вторую женщину? – с азартом спросила я.

– Вначале нет, но потом… Скандал перекинулся на лестничную клетку: крики, угрозы, завывания… Я чуть приоткрыла дверь. Не успела я это сделать, как мимо меня пронеслась надушенная женщина в черном брючном костюме. Я быстрее к окну. Смотрю – выходит и к машине, тоже не нашей, иномарке… черная такая, блестящая… Красивая женщина, длинные темные волосы, стройная, высокая…

У меня учащенно забилось сердце. Я достала из сумки фото, сделанные вчера в «Сириусе».

– Белла Степановна, посмотрите, это не та женщина? – Я показала ей фото Киселевой.

– Она, она, – энергично закивала головой моя собеседница, – только здесь она какая-то… мрачная. Тогда она растерянная была, чуть не плакала – заметно было, что она расстроена.

– Спасибо вам большое, Белла Степановна.

– Ох, а про чай-то я забыла, и вы мне не напомнили! – Она засеменила на кухню.

* * *

Усевшись за руль «Лады», я некоторое время не могла пошевелиться. А вот мысли мои скакали под стать веселым солнечным зайчикам. Вроде бы все сходилось. Мои вчерашние размышления получили подтверждение: убийцей была женщина, и теперь я даже знала, кто эта женщина. Так и есть – шекспировская драма! Надо позвонить Кряжимскому…

Итак, Киселева, грубо говоря, вычисляет парочку – Замуруева с Терещенко, устраивает скандал, потом, затаив обиду и ненависть, травит Алексея и стреляет в Лилю. Месть по полной программе.

Стоп, а с чего ты взяла, что Киселева была неравнодушна к Замуруеву, тебе ведь говорили обратное? Но кто говорил? Девушки из агентства. А разве они не могли что-нибудь проглядеть, недопонять? Могли. Значит, Киселева и Замуруев успешно скрывали свои отношения? Выходит. Если не придерживаться версии любовной истории между ними, то трудно объяснить поведение Киселевой в квартире у Терещенко. Девушки сказали, что Киселева уволила Лилю примерно месяц назад, как раз месяц назад и был вышеописанный скандал. И скорее всего причиной увольнения послужила любовная связь между Замуруевым и Терещенко.

Киселева узнала, что Замуруев изменяет ей с Терещенко, увольняет последнюю, а потом уже осуществляет план мести. Стоп, а для чего ей понадобилось ждать целый месяц, чтобы реализовать свой чудовищный проект? Обычно мстят в состоянии аффекта. Тридцать дней – срок небольшой, но вполне достаточный, чтобы немного успокоиться, прийти в себя. Хотя, с другой стороны, довольно изощренный способ, которым преступница решила свести счеты с Замуруевым, вполне предполагает, что Киселева обладает хладнокровием и выдержкой. А как же ее скандальный нрав?

Я привыкла к тому, что вспыльчивый человек, как правило, не злопамятен. А если опять взглянуть с другой стороны, если отбросить психологические стереотипы и предположить, что человек намного сложнее всяких там логических и бихевиористских схем? Что, если страсть к скандалам и выяснению отношений сочетается у Киселевой с ядовитой мстительностью и способностью надолго затаивать обиду, чтобы потом, когда виновник ее дурного настроения почти забудет о неприятном инциденте, нанести ему вероломный удар тем ощутимее, тем губительнее для него, чем меньше он будет подготовлен.

И все-таки…

Я не знала, нужно ли мне теперь навещать Ложкина или прямиком ехать в «Сириус»? Немного поразмышляв и выкурив сигаретку, я выбрала второе.

Время подходило к полудню, когда я, оставив машину на стоянке возле Дома молодежи, поднялась на третий этаж, где находилось агентство Киселевой. Дверь в ее кабинет была приоткрыта, и оттуда доносились звуки оживленного, мягко говоря, диалога. Один голос принадлежал Марине, второй же – сочный баритон – кудрявому шатену, римский профиль которого я увидела в щелку.

Я остановилась в пустом коридоре рядом с дверью. Не буду им мешать, пусть себе выясняют отношения до конца. Если кто-то появится, прикинусь, что просто поджидаю кого-нибудь здесь. Мне не пришлось даже напрягать слух, потому что разговор велся на повышенных тонах.

– Сколько раз тебе повторять, Лазарь? – почти кричала Марина. – Ты меня уже достал. Я же запретила тебе приходить ко мне на работу. У тебя что, дел других нет?

– У меня обед, я думал, может, сходим вместе в ресторан? – Интонация Лазаря была просительной.

– Какого черта ты думал, мог бы позвонить – я бы тебе сказала, что занята.

– Но обедаешь же ты когда-нибудь? – не сдавался Лазарь.

– У меня такая работа, – огрызнулась Марина. – Когда будет время – пообедаю. Господи, вот навязался на мою голову! Иди обедай без меня.

– Но Муза Григорьевна сказала…

– Муза Григорьевна – твоя начальница, – оборвала Лазаря Марина, – а мне она мать. Я, конечно, понимаю ее стремление устроить мою жизнь, но я уже взрослая девочка, и ее заботы действуют мне на нервы, понял?

– Значит, ты отказываешься? – В голосе Лазаря появилось какое-то подобие угрозы.

– Да, да, я отказываюсь, сколько тебе раз повторять? – Киселева снова сорвалась на крик. – Вот навязался на мою голову! У меня нет времени.

– Я подожду, пока ты освободишься, – упрямствовал Лазарь.

«Вот мужики, – недоумевала я, стоя за дверью, – их откровенно посылают, а они не имеют гордости, чтобы по крайней мере просто развернуться и уйти».

– Нет, – отрезала Киселева, – ты не подождешь.

– Почему это?

– Потому. Все. Иди отсюда – дай мне работать.

– А как же Муза Григорьевна? – видимо, уже смирившись с тем, что ему придется уйти несолоно хлебавши, спросил Лазарь.

– Я ей позвоню, – выдохнула Марина, – все. Все! Все-о!!!

Мне почему-то стало жалко этого Лазаря, несмотря на его мягкотелость, и, когда он, выйдя из киселевского кабинета, обреченно вздохнул и поплелся прочь, я почему-то двинулась за ним.

Он спустился на первый этаж, но пошел не к выходу, как я предполагала, а свернул налево к ресторану, располагавшемуся в этом же здании. Пройдя в двери из темного стекла, он устроился за столиком в самом углу почти пустого зала.

На нем был длинный белый плащ и красный шелковый шарф в мелкий горошек. Он не стал раздеваться, только расстегнул пуговицы и откинулся на спинку стула, поджидая официанта.

Не придумав ничего лучшего, я прошла к бару, стойка которого возвышалась за спиной Лазаря и, взяв стакан персикового сока, потягивала его и размышляла, чем меня заинтересовал этот человек в белом плаще? Он не был красив в общепринятом значении этого слова, насколько я успела его разглядеть, но его лицо, обрамленное мягкими вьющимися волосами, было не лишено тонкости и обаяния.

Интересно было бы с ним пообщаться по поводу Марины Киселевой. Из их разговора было понятно, что он ее знает и работает под началом ее мамочки. Подождав, пока он сделает заказ, я со стаканом в руке подошла к его столику и, как только он заметил меня, спросила:

– Не будете возражать, если я составлю вам компанию? Не люблю обедать в одиночестве.

– Пожалуйста, присаживайтесь. – Он встал и отодвинул стул, помогая мне сесть. – Только боюсь, что сегодня из меня никудышный собеседник.

– У вас неприятности? – вежливо поинтересовалась я, доставая из кармана сигареты.

– Можно и так сказать. – Он улыбнулся, глядя мне в лицо. – А вы красивая.

– Благодарю за комплимент, – кивнула я. – Вы не против, если я закурю?

– Пожалуйста, только огня вам предложить не смогу – я не курю. Уже почти два года.

– Это можно только приветствовать, – улыбнулась я, прикуривая, – а я вот начала курить в университете, за компанию, так сказать.

Подошедший официант поставил перед Лазарем графинчик с янтарно-коричневой жидкостью и салат и подал мне меню. Приняв у меня заказ, он поинтересовался, что я буду пить.

– Пожалуй, стакан чая – я за рулем.

– Может, немного коньячку? – предложил Лазарь, когда официант отошел.

– Если бы не машина… – пожала я плечами.

– А я выпью.

Он налил себе из графина полную рюмку и осушил ее до дна. Поковыряв вилкой в салате, бросил ее на стол и налил еще одну рюмку.

– Заливаете горе? – предположила я.

– Можно и так сказать. – Он выпил и замолчал, уставившись в стол. – Не угостите меня сигареткой? – спустя некоторое время спросил он.

– Берите, – я показала на пачку «Винстона», лежащую на столе. – Только стоит ли снова начинать?

Лазарь закурил и жадно затянулся, как человек, долго себя сдерживавший и наконец позволивший себе расслабиться.

– Как вас зовут? – спросил он минуту спустя. – Мы даже не познакомились.

– Ольга.

– А меня Лазарь.

«Я знаю», – чуть не сказала я, но вовремя опомнилась.

– Редкое имя.

– Да, – кивнул он. – А где вы, Оля, работаете, если не секрет?

– Я фоторепортер, – показала я на лежащий на столе «Никон».

– Наверное, интересная работа, – предположил он, – каждый день что-то новое.

– Мне нравится, – кивнула я.

– А я вот целыми днями сижу в банке, – как-то удрученно произнес Лазарь.

– Вы что, банкир?

– Можно, наверное, и так сказать, – Лазарь налил себе еще коньяка, – но вообще-то я начальник кредитного отдела.

– В каком банке?

– «Вселенский град». – Он опрокинул содержимое рюмки в рот и, подцепив на вилку салат, отправил его следом.

Официант принес дымящиеся свиные ребрышки с гарниром и зеленью и поставил перед ним. Мой заказ еще не был готов, и я допивала свой сок.

От выпитого коньяка глаза Лазаря заблестели, как две маслины, движения стали менее точными и заметно расслабленными.

– Вам не нравится ваша работа? – участливо спросила я.

– Не столько работа, сколько начальник, – он поджал губы, – вернее, начальница, председатель правления банка Муза Григорьевна Киселева.

– Вот это имечко, – усмехнулась я.

– Характерец у нее еще хлеще. – Лазарь выпил еще рюмку и принялся за ребрышки.

– Так вы из-за этого решили напиться? Простите за нескромный вопрос.

– Хм, – хмыкнул он, – если бы я стал пить из-за Музы Григорьевны, то давно стал бы алкоголиком.

– Значит, у вас есть более веская причина, – предположила я, вспомнив ссору Киселевой и Лазаря.

– Да, это из-за женщины, – грустно произнес он.

– Она вас бросила?

– Можно и так сказать, но вообще-то она не могла меня бросить, потому что у нас с ней ничего и не было.

– Безответная любовь? – Я живо сочувствовала своему собеседнику, но была не чужда легкого презрения.

И тут Лазаря словно прорвало. Не знаю, то ли это коньяк на него так повлиял, то ли просто захотелось кому-то излить душу, а может, и то, и другое вместе взятое, только он начал мне все рассказывать, как самому близкому другу, регулярно промачивая себе горло коньяком. Язык у него начал заплетаться, глаза посоловели и смотрели куда-то сквозь меня. Короче, из его длинного сбивчивого монолога я поняла следующее:

Лазарь уже несколько лет работает под началом Музы Григорьевны, которая очень беспокоится о том, как бы ей устроить судьбу своей дочери. Ей очень не хотелось, чтобы Марина нашла себе мужа из той среды, в которой она вращалась, и поэтому она постоянно знакомила ее с перспективными, с ее точки зрения, женихами. Лазарь был одним из таких перспективных. Молодой, симпатичный, в свои двадцать шесть он был уже начальником кредитного отдела не самого маленького в Тарасове банка, и Муза Григорьевна собиралась сделать его своим заместителем.

Но в случае с Лазарем Муза Григорьевна преследовала сразу две цели: кроме устройства счастья Марины, она собиралась с помощью Лазаря устроить и свое счастье. Дело в том, что у Марины в то время уже был любовник – Алексей Замуруев, к которому и Муза Григорьевна воспылала отнюдь не материнскими чувствами. Лазарь же, когда Муза Григорьевна познакомила его со своей дочерью, на свою беду, влюбился в Марину, которая не отвечала ему взаимностью. Он делал ей дорогие подарки, приносил охапки цветов, приглашал в театры и на концерты, но все было тщетно, Марина, как он выразился, втюрилась в этого хлыща Замуруева, который мало того что был женат, так еще и гулял напропалую со всеми Мариниными моделями, и не только Мариниными.

Лазарь откровенно пересказал мне содержание последнего разговора с предметом своей страсти, чему я была тайным свидетелем и который явился последней каплей, переполнившей терпение Лазаря. Не выдержав такого к себе отношения, он решил оторваться по полной программе, а так как пил не слишком много и не часто, триста граммов, которые он заказал, возымели на него сокрушительное действие. Об этом его состояние говорило само за себя.

Лазарь не знал, была ли связь у Музы Григорьевны с Алексеем Замуруевым, но, судя по тому, что Алексей несколько раз за последнее время приезжал к ней в банк и они вместе уезжали на черном «Кадиллаке» Музы Григорьевны, можно было предположить, что дело не стояло на месте.

В конце обеда набравшийся Лазарь уронил голову на стол. Официант уже косо поглядывал в нашу сторону, и я, рассудив, что оставаться здесь далее нет никакого смысла, сама подозвала его.

– Счет, пожалуйста.

– Посчитать отдельно? – подозрительно глядя на меня, поинтересовался он.

– Вместе, – успокоила я его.

– Четыреста тридцать, – не моргнув глазом, выпалил он. Я достала из сумочки пятисотрублевку и положила ее на стол.

– Сдачу можешь оставить себе, – сказала я, вставая, и показала на Лазаря, – только помоги мне загрузить его в машину.

– Можно попробовать…

Он пожал плечами, всем своим видом давая понять, что это потребует от него недюжинных усилий и вообще идет вразрез с установленными нормами обслуживания. Я не стала повторять свое предложение второй раз и направилась к выходу, видя в стеклянной входной двери отражение того, как официант подхватил незадачливого жениха Марины Киселевой и потащил его следом.

Благо, что стоянка была прямо перед входом, потому что транспортировка невменяемого мужчины довольно плотной комплекции, каким был Лазарь, было делом не простым. Еще сложнее было загрузить его в салон моей «Лады». Минут через десять совместными усилиями нам все же удалось усадить его на заднее сиденье.

«И куда же его везти?» – как бы сам собой возник в моем мозгу вопрос. До этого момента мне это не приходило в голову. Я действовала интуитивно, справедливо полагая, что в ресторане Лазаря оставлять нельзя.

Я вышла из машины и, открыв заднюю дверь, пошарила у Лазаря по карманам. Как я и предполагала, паспорт оказался у него с собой. Он лежал в объемистом портмоне, в котором, кроме него, была еще куча денег в рублях и валюте и несколько кредитных карточек. «Неплохо упакован, – подумала я и открыла паспорт на странице, где указывается прописка. – Улица Степана Разина», – прочла я и, сев за руль, бросила портмоне и паспорт на переднее сиденье рядом с «Никоном».

Дом, где жил Лазарь, я отыскала не сразу, мне пришлось изрядно покружить по микрорайону, прежде чем я нашла его. «Так, – я посмотрела на номер квартиры, – третий этаж». Немного, правда, успокаивало то, что в доме должен был быть лифт, но ведь до него еще надо добраться, а Лазарь не подавал признаков жизни. Что делать? Перед домом, кроме одной старушки, гревшей свои косточки на лавочке, никого не было. Нужно как-то привести его в чувство. О том, чтобы доставить его до лифта сонным, не могло быть и речи.

Я стала вспоминать, что надо делать в таких случаях. Кто хоть раз сталкивался с людьми, находящимися в таком состоянии, знает, как не просто, мягко говоря, добиться от них чего-нибудь. Я открыла заднюю дверь и легонечко похлопала Лазаря по щекам.

– Лазарь, подъем.

Он даже не пошевелился.

«Кажется, нужно потереть уши», – вспомнила я один из рецептов нетрадиционной медицины. Прижав ладони к его большим красным ушам, я энергично растерла их.

– Лазарь, приехали.

Как ни странно, он все же мотнул головой и глубже задышал, но глаз не открыл. Ага, получается. Я снова потерла ему уши. После двадцати минут похлопывания по щекам и сжимания его римского носа он наконец немного очухался.

– Марина, сука, че ты делаешь? – попытался он убрать мои руки.

– Подъем, Лазарь, приехали, – громко сказала я, – только меня зовут не Марина, а Ольга.

Он немного приподнял голову, тупо озираясь по сторонам.

– Какая Ольга? – с трудом ворочая языком, произнес он.

– Пить надо меньше, – пожурила я его и потянула за руку, – вставай, некогда мне здесь с тобой нянчиться.

– Где я?

– Какой ты любопытный, Лазарь.

Я автоматически перешла на «ты». Не станешь же к человеку, который набрался до чертиков, обращаться на «вы»!

– Куда ты меня привезла? Мне нужно на работу.

Он с трудом, несколько раз повалившись при этом на сиденье, принял сидячее положение.

– Ты рядом со своим домом, Лазарь, – с раздражением сказала я. – Давай выгружайся из моей машины, у меня мало времени.

– Все бабы – дуры, – сказав это, он мотнул головой и ударился носом о спинку переднего сиденья. – Ой, блин!..

Кровь пошла у него из носа. Он схватился за лицо, пытаясь остановить ее, но алые капли появились на чехле сиденья, на костюме Лазаря и на его белоснежном плаще.

– Господи, придется чехлы в чистку отдавать, – прошептала я. – У тебя есть платок?

– Должен быть.

Он начал шарить у себя по карманам. Найдя наконец платок, он поднес его к лицу.

– Откинься на спинку и запрокинь голову, – посоветовала я ему и тяжело вздохнула.

Видно, так просто мне от него не отделаться. Что же это за напасть такая! Я достала сигарету и села за руль. Пока Лазарь в полулежачем положении держался за свой нос, я успела покурить.

– Ну что? – обернулась я к нему.

– Вроде бы все. – Он убрал платок от лица и наклонился вперед.

– Осторожнее, сиденье не испачкай, – предупредила я его и махнула рукой. – Но теперь уже все равно.

В тот самый момент, когда я смирилась с тем, что Лазарь перепачкал весь салон моей «Лады», он попытался выбраться наружу. Сделать это самостоятельно ему не удалось, и мне пришлось прийти к нему на помощь. Совместными усилиями у нас это получилось, но, когда Лазарь принял вертикальное положение, удержаться на ногах он не смог, его потащило назад, и он сильно ударился затылком о крышу машины.

– Черт побери! – Он схватился руками за голову.

– Обопрись на меня. – Я подставила ему плечо и обняла за талию.

Кое-как мы добрались до подъезда и с великим трудом преодолели несколько ступеней. Надо сказать, что старушка не просто удивленно пялилась на нас – она прямо-таки подскочила и, чудом удержавшись от нелестных замечаний в наш адрес, проводила нас долгим неодобрительным взглядом и покачала своей покрытой пестрым платком головой. Я тоже с большим трудом удержалась от того, чтобы не послать куда подальше эту старую каргу. Меня остановила лишь моя усталость. Я была вконец измучена, когда мы остановились у лифта. Нажимая кнопку, я молила бога, чтобы лифт работал. Бог сжалился надо мной и прислал лифт вниз.

Выгрузившись на третьем этаже, я подвела моего подопечного к двери.

– Ключи! – Я тряхнула Лазаря, подбородок которого упирался ему в грудь.

Видимо, он, почувствовав близость дома, снова расслабился, потому что не сделал даже попытки пошарить у себя в карманах. Пришлось мне это делать за него. Я прислонила его спиной к стене и, чтобы он не упал, уперлась в него головой, а руки засунула в карманы его некогда белоснежного плаща. К счастью, мне быстро удалось найти связку ключей, и, выбрав один, я сунула его в скважину. Не так-то просто, скажу я вам, отпирать незнакомый замок, одновременно удерживая пьяного, который норовит свалиться с лестницы.

Не могу точно сказать, сколько у меня ушло на это времени, мне показалось, что прошла целая вечность, но дверь наконец-то была побеждена, и мы с Лазарем ввалились в прихожую. Он снова отключился, на этот раз, кажется, надолго.

Ухватив бесчувственное тело Лазаря за плечи, я волоком дотащила его до дивана в гостиной. Потом, помогая себе коленями, вкатила, если можно так выразиться, его на диван и перевела дух.

«Вот так вот, – сказала я себе, – следующий раз тысячу раз подумай, прежде чем обедать в компании с незнакомым мужчиной, настроенным на печально-алкогольный лад, – это может плохо кончиться».