Текст книги "Один шаг (СИ)"
Автор книги: Света Сорока
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
1
Всё пройдет, а ты останешься – и для этого есть миллион причин.
Мне одной теперь не справиться. Ты мне необходим.
Соединились наши орбиты. Мы видим мир, которого нет.
Что к тебе тянет, будто магнитом – ни для кого уже не секрет.
Я обезоружена, ведь ты очень нужен мне!
Ты очень нужен мне; нужен мне, нужен мне!
Легенда разрушена. Я обезоружена!
Ты очень нужен мне, нужен мне, нужен мне!
Сердце, словно хрупкое стекло, ты пожалуйста его убереги.
Чтобы с нами не произошло, – от меня не беги.
Соединились наши орбиты. Мы видим мир, которого нет.
Что к тебе тянет, будто магнитом – это давно уже не секрет.
Я обезоружена, ведь ты очень нужен мне!
Ты очень нужен мне; нужен мне, нужен мне!
Легенда разрушена. Я обезоружена!
Ты очень нужен мне, нужен мне, нужен мне!
Мария
– Я Вас спрашиваю Михаил Александрович, как такое случилось, что наш офис так глупо обнесли? Как получилось, что неумытые мародеры попали в помещение и тупо вынесли оргтехнику? – сказать, что я была взбешена, ничего не сказать.
– Мария Степановна, я найду виновных и уволю, – Михаил Александрович, начальник охраны офиса, пожилой мужчина лет пятидесяти пяти, нервно шевелил поседевшими усами и виновато смотрел на меня. Хороший мужик, старательный, и охранников подбирает не плохо, за исключением последнего обалдуя, который упустил такую дурацкую кражу.
– Нет уж! – мои холеные руки непроизвольно сжались в кулаки, – я хочу на него посмотреть.
– Он это… отсыпается, – несчастным голосом прошептал мужчина.
– Разбудить и ко мне. Отоспался уже ночью! Уволят они… А деньги кто компенсировать будет? Марья Степановна? У неё, конечно, карман-то бездонный.
– Что вы! Как так можно! Виноват, ошибся я в кадре!
– Свободны, – я устало отерла лицо ладонями, когда за начальником охраны закрылась дверь.
Это была первая осечка за десять лет совместной работы. Михаил Александрович пришел ко мне охранником, когда офис был размером с две комнатенки, в которых умещались все: и я, и менеджеры, и бухгалтерия, и юрист с экономистом. За эти годы штат компании немного увеличился и сейчас перевалил за двести человек, да и спектр предоставляемых услуг разросся. Кроме поставки строительного материала, мы начали брать небольшие подряды на строительство у нас появилось несколько региональных управлений. Саныч, как я его про себя называла, постепенно вырос до начальника охраны и набирал архаровцев в свою службу. Был он исполнительным и сообразительным, а уж в людях разбирался отлично, как он пропустил такого олуха царя небесного? Я даже когда брала нового сотрудника или сотрудницу, отправляла их на беседу к Санычу. У него вроде бы и образования особенного не было, да и из воинского прошлого только служба в армии. Одно время думала может его в АХО сунуть, потому что мужик был мастер на все руки, но потом передумала, уж больно хорошо он организовывал своих орлов. Я нервно побарабанила пальцами по столу.
Через пару часов пред мои ясны очи был представлен непонятного вид мужик. Волосы висели немытыми сосульками, лицо заросшее, а некогда хорошая фигура быстро оплывала. Он стоял в засаленных джинсах и ещё более грязном свитере и с равнодушным видом созерцал пол.
– Объясните пожалуйста, чем вы были заняты, что не закрыли дверь на ночь? А еще более интересно, как вы пропустили тот момент, когда в офис вломились мародеры и растащили оргтехнику на вверенном вам объекте.
Мужчина неопределённо пожал плечами и невидящим взглядом серых глаз продолжил рассматривать ковёр.
– Может вы на меня посмотрите? Как у вас ещё совести хватает так себя вести! – отпустившая было злоба всколыхнулась с новой силой. Да как он смеет!
Откинув грязную чёрную чёлку, он вперил в меня злобный взгляд. Меня прошиб холодный пот. Неужели?
– Ершов? Игорь? – я чуть было не вытерла вспотевшие руки о новую бежевую юбку, идеально отутюженную, скрываемую столом. Это был жест из детства. Тогда, когда я нервничала, я терла вспотевшие ладошки об одежду и поправляла съезжавшие в такие моменты, очки в роговой оправе. Сейчас поправлять было нечего, очки давно заменили линзы. Их я купила, наверное, раньше первой приличной вещи, как только в руках появилась сумма позволяющую такую, баснословно дорогую для того моего бюджета вещь.
Ненависть во взгляде мужчины потеснилась, позволяя появится удивлению и непониманию
– Пятьсот сорок третья школа? – зачем-то уточняла я, хотя сейчас уже была уверена, что передо мной бывший красавчик и звезда всея школы Игорь Ершов. Сейчас он хмурился, пытаясь воскресить в памяти тех, с кем учился. Я не буду помогать с этим. Меня он вряд ли вспомнит, много чести было меня запоминать – Игорь, что с тобой произошло? – удивлению моему не было предела.
После этих слов непонимание снова сменилось злобой. Он в два шага преодолел расстояние, разделявшее его и мой стол. Уперся руками в столешницу и приблизил свое лицо к моему:
– Жизнь она такая… С. ка, – с яростью прошипел он, обдавая меня запахом перегара и немытого тела, – но вам то откуда знать госпожа директорша? Вам просто чуть больше повезло чем мне.
Теперь понятно, как он пропустил воров. Банально накирялся, когда основная масса сотрудников покинула пределы офиса.
– Ну да – ну да, – согласно покивала я, – но знаете, сейчас с. кой побуду я. Я требую возмещения убытка или отработки этой суммы. И если я ещё раз узнаю, учую или увижу радом с вами хоть каплю спиртного, я вас просто засажу за решетку, за кражу.
– Не стесняйся, лапочка, – сейчас он стал похож на того Игоря, которого я знала, – можешь сейчас затевать арест, денег у меня нет, а смысла бросать пить я не наблюдаю. Чао! – он послал воздушный поцелуй и вышел из кабинета.
Я поднялась из-за стола и подошла к большому окну, нервно обхватив себя руками. Меня не просто трясло, меня колотило, но не от ярости или злости, а от воспоминаний, от того унижения, что я переживала в школе. Сами собой, не слушаясь моего желания запрятать их поглубже, в памяти вылезали фрагменты юности. Вот Лерка и Катька, толкают меня в лужу, на заднем дворе школы, из-за того, что я не решил их вариант по математике на отлично, успела ли я решить свой, вовсе никто не интересовался. Девки начинают ржать, когда я плюхаюсь в вязкую вонючую жижу, Игорь, который стоит чуть в сторонке, подхватывает, издевательства надо мной не вызывают в парне никаких эмоций кроме веселья. Вот кто-то, ради прикола выливает в мой рюкзак клей, веселится весь класс, кто заводила я не знаю, но вряд ли это тихушник Вася, скорее всего так развлекается наша звезданутая троица, они кстати смеются громче всех. Вот Лерка таскает меня за волосы, из-за того, что я убиралась в классе за неё и это увидела наша классная и поставила девице двойку по поведению. Леркины друзья лишь стоят в сторонке и брезгливо фыркают.
Сколько всего за десять лет учёбы было, аж дурно становится. Я выдержала. Вытерпела. Сейчас я никому не позволю, да никто и не посмеет так себя со мной повести.
Опять попыталась оттереть ладони, но вовремя остановилась, лишь легким касанием оправила юбку. Всё изменилось! Я много работала, чтобы добиться того, что имею сейчас. Ещё в школе я поняла, что с небес на меня ничего не упадет.
Игорь
Рука предательски дернулась из-за чего бутылка звякнула горлышком о стакан, в голове эхом отозвался перезвон, заставляя поморщится. Всё это началось, когда позвонил Саныч и сообщил, что я должен явлюсь перед очи её величества, царицы-директрисы. Именно тогда заболела голова. Бутылка пива, купленная по дороге, не облегчила похмелье. Потом ещё орала эта пигалица, каждым своим воплем разрывая мои мозги. Школа… Махом осушил стакан, железный обруч сжимавший голову начал отпускать, теперь я мог встать и попробовать удовлетворить своё любопытство. Отыскал один из так тщательно собираемых мамой фотоальбомов, всё правильно, мне нужно было фото девятого класса, там все мои одноклассники были подписаны, других товарищей я точно не вспомню. Да и фамилия директрисы – Селиванова, что-то мне напоминала.
Я долго сощурившись выглядывался в не четкие от времени буквы, достаточно долго фотография висела в рамочке, на стене в гостиной, мама питала к ней странную любовь. Селиванова Мария наконец-то различил глаз, я поднял взор повыше, и моя челюсть стукнулась об стол от удивления. Не фига ж себе, это сколько бабла положено, на облагораживание фасада, а сколько уж орального труда девка провела и вовсе молчать надо. Да уж, без фотки я бы не вспомнил эту замухрышку, с серым крысиным хвостиком, спрятавшую свою прыщавую физиономию за огромными очками в роговой оправе.
Пытался воскресить какие-то воспоминания с ней, да всё в пустую. Вроде бы помогала Лерке и Катьке, в трудностях постижения азов образования, но девчонкам это образования откровенно говоря никуда не впилось. Я знал, что после школы обе обрели спонсоров и жили припеваючи, по крайней мере после школы. Лет пять назад я их потерял из поле зрения…пять лет назад я всё потерял…
Наполнил стакан и осушил его, водка немного обожгла горло, но очень скоро она принесёт успокоение. Я забуду. Забуду всё, что меня мучит. Забуду, как умер отец. Неожиданно. Просто в один из дней, в обед позвонили из его фирмы и сказали, что он умер. Просто так. Среди бела дня. От сердечного приступа сидя в своём рабочем кресле. За год угасла мать. Она не смогла смирится с тем что осталась одна. Они с отцом всю жизнь были как птички неразлучники, нет наша семья не была идеальной, родители ругались и даже ссорились, но всегда мирились. Отец никогда не уезжал без матери в командировку. Они не представляли жизни друг без друга.
После смерти матери, меня очень быстро попёрли из отцовской фирмы. Точнее она была не только отцовской, их было несколько компаньонов. После смерти родителей мне достался пакет акций, а вот место видимо к нему не прилагалось. Я долго искал работу, куда-то брали, но я быстро вылетал. Знаний им моих видите ли не хватало. Что поделать, коль скоро я в принципе не готовился особо работать. Да и зачем? На счетах были деньги, был отец, было место в фирме…было…Деньги закончились стремительно быстро, за ними пришла очередь акций, потом пришлось сменять квартиру, потом ещё раз и ещё… Я всё урезал свои потребности, но финансы исчезали как вода, попавшая на песок. Очень скоро рядом не оказалось приятелей, а потом и друзей. За пять лет я из заместителя генерального директора опустился до охранника, сменил квартиру из высотки на Котельнической, на мелкую однушку на окраине Москвы. Не надо думать, что я ничего не делал, какое-то время трепыхался, пытался чего-то добиться, но только налетал на стену безразличия. Я налил ещё стакан, было жалко свою потерянную жизнь, я уже никогда из этого не выберусь. Жалею себя? Да жалею, ведь больше никто не жалеет. Когда была жива мать, она меня всегда жалела, и я не позволял себе сдаваться, а сейчас даже стакан никто не подаст буду от жажды подыхать. Да пошли они все! Я скрипнул зубами. На смену жалости к самому себе приходила злоба на весь мир.
А теперь эта соска, которая даже пальцем в своей жизни не пошевелила будет от меня что-то требовать? А не пошла бы она! Уволит, значит уволит. Заведёт дело, да и пусть. Мне уже стало всё равно, как далеко падать. Это моя личная пропасть без дна… Бездна…
Мария
Встреча с Игорем всколыхнула то, что я так долго старалась не вспоминать. Уже наступила ночь, а я сидела на подоконнике и смотрела в окно. С дерева, шаловливый ветер, срывал листы, крутил их, подкидывал вверх и бросал наземь, а я всё смотрела и смотрела на огни города, сквозь эту рваную, желтую занавеску осени. Перед глазами в быстрой перемотке бежали прожитые годы.
Моя семья никогда не была обеспеченной, а после того как мать заработала инвалидность, всё и вовсе покатилось по наклонной. Если до этого выпивал только отец, то теперь за воротник закладывать они начали вместе с матерью. Нехитрое пособие матери по инвалидности растворялось в бутылке с «горькой», мне перепадали жалкие крохи, то что оставалось от закуси. Об одежде мне оставалось лишь мечтать, я очень рано научилась перешивать старые вещи, надставляя свои или ушивая материны, оставшиеся от молодости. Обновки случались архи редко, когда мать случайно трезвела и смотрела в мои голодные глаза, её начинала мучать совесть и тогда мне перепадала какая-нибудь шмотка с китайского рынка или секонд хенда. Мои подростковые годы пришлись на девяностые, когда комиссия по делам несовершеннолетних, как гос. структура загибалась, а потому приструнить моих родителей было некому. По сей день я помнила своё отражение в зеркале: болезненно худая, с синяками под глазами, с кожей обсыпанной угревой сыпью из-за почти помоечного питания, в залатанных вещах с чужого плеча. Назвать тогда меня милой или симпатичной не повернулся бы язык.
Ещё в седьмом классе я поняла, что не хочу так жить. Именно тогда я стала не просто грызть гранит науки, я вгрызалась, готовая сломать зубы, забывая о голоде. Как только мозги варили? Помню таскала не ровные квадратики сахара в школьной столовой с учительского стола, где они лежали в простенькой сахарнице, а дома заваривала крепкий чай, закладывая туда по четыре – пять кусков и пила, чтобы голова фурычила. Как только достигла шестнадцати лет, пошла на почту, устроилась почтальоном, а по вечерам раздавала флаеры, большего мне в силу возраста не доверяли, тогда впервые я начала регулярно питаться. Не нормально, регулярно. Покупала лапшу быстрого приготовления и делила пачку на пополам – два раза поесть, уже хорошо, у меня всегда был хлеб, сахар и чай. На большее не хватало, к одиннадцатому классу приходилось самой покупать учебники. Школу я умудрилась закончить с серебряной медалью, мало того я умудрилась поступить не куда-нибудь, а в Плешку. На первом курсе у меня появилась цель – я сдохну, но у меня будет своё дело.
К восемнадцати годам умер отец, а мать заявив, что я обязана её обеспечивать, пригрозила что в противном случае выгонит меня из квартиры. Конечно я знала, что юридически это сделать было невозможно, но после смерти отца в доме начали появляться сомнительного вида мужики, которые за бутылку могли банально убить, поэтому я пошла мыть подъезды и устроилась посудомойкой в одно кафе. Теперь я могла давать матери денег, покупать необходимые пособия, чтобы учится и откладывать деньги.
На третьем курсе я пошла работать по специальности. Преподаватели чаще всего видели меня лишь на сессиях, но закрывали на это глаза, потому что ни за один ответ я не заслужила оценку ниже пятерки, даже у самых принципиальных.
Заполучив в зубы диплом, я раскинула финансами, изучила рынок и, помолясь, взяла первый кредит, под своё дело. Наверное, я не зря потратила годы на своё образование, потому что умудрилась не затонуть, не прогнуться под гнётом крыш. Я научилась договариваться, я вникала во все мелочи, изучала своё дело досконально.
Именно тогда пришлось заняться своей внешностью, потому что в противном случае меня бы поглотили, если бы я чего-то из себя не представляла, не бросалась в глаза, не запоминалась. Да, в это тоже пришлось вложить кругленькую сумму, но я ни о чём не жалела. К окончанию института я съехала от матери и начала новую жизнь. Жизнь исполнения мечт.
2
Игорь
Утро, как и всегда начиналось паршиво, «высидев» пол бутылки я кулем завалился спать, а вскочив в восемь, понёсся на работу. Так или иначе в полицию на меня заяву не подали, трудовую не вернули, а значит я всё ещё работаю и не думаю, что мой начальник будет сильно переживать, что не дал мне вчера отоспаться.
Выпив пару обезболивающих таблеток, чтобы шум метро не разорвал мою черепную коробку я выскочил из дома. Не раз, пока трясся в метро, я подумал какого черта, я туда тащусь. Эта кукла, намалёванная, дала мне четко понять, что ничего хорошего ждать не следует, но я всё равно ехал. Может конечно взыграла ответственность, ведь пока я не грею задом нары, за квартиру платить придётся, и жрать я буду хотеть, а значит хоть какая-то зарплата мне нужна. Я прекрасно понимал, что все деньги с меня не имеют права снимать и это неминуемо грело душу. Даже если эта пигалица наиграется и вышвырнет меня, до того, как я всё отработаю, это по любому месяц, а значит ещё месяц мне не надо думать где раздобыть денег. Никакого финансирования кроме зарплаты у меня уже давно не было.
В 9:10 не изменяя своему правилу, в стеклянные вращающееся двери офиса, ввалилась крыса-директриса. Глаза б мои её не видели. Процокала на своих каблучищах к ресепшен, за которым парился я и ещё пара сослуживцев.
– Игорь, по корпоративной этике, сотрудники компании должны быть чисто выбриты или носить ухоженную бороду, особенно охранники, вы и секретари – это лицо фирмы.
– Извините фрау директорша, у меня не имеется средств для похода к брадобрею, – язвительно ответил я и отвесил ей книксен.
– А бритвой и ручками, ручками не пробовали? – в тон мне ответила она.
– Я бы с радостью, да вот ручки, эти самые, трясутся после возлияний. Боюсь глотку себе перерезать. Вам же срокс-с дадут за доведение до самоубийства, вот сколько свидетелей, – парировал я. Всё это с елейными улыбочками, в душе прямо разлилось тепло, давно я ни с кем не пикировался.
– Всё же настоятельно рекомендую что-то придумать, а то как бы, не ровён час, мне самой не пришлось вас брить. Удовольствие, смею вас заверить будет ниже среднего.
– Сплю и вижу, – в удаляющуюся спину произнёс я, – КРАСАВИЦА, – я долго про себя повторял этот тон, надеясь, что он прозвучит уничижительно, как я бывало обращался ещё в школе к тем, кого считал ничтожнее пыли.
Она на мгновенье замерла, спина неестественно выпрямилась, будто я её бичом хлестнул, но тут же опомнилась и двинулась дальше. Всего секунда, но как было приятно ужалить в больное место.
Я смотрел на захлопнувшиеся двери руководительского крыла и размышлял о том, насколько же нужно быть продажной, чтобы заработать столько через постель. Когда у меня настали тяжелые времена я попытался альфонствовать, чего уж греха таить, но ничего у меня не вышло. Те молодухи, на которых западал я, сами искали спонсора, те же кто западали на меня были страшны как смертный грех, собственно, как и дамы постарше и вызывали стойкое отвращение, куда уж о потенции говорить. Промаявшись я вроде бы нашел отличный вариант. Она была молода, весьма симпатична и очень обеспечена. Отношения с ней даже доставляли удовольствие, но потом мне «посчастливилось» встретится с её родителем. Он, браток из девяностых, и пара его охранников, доходчиво объяснили мне, что они не являются сторонниками наших отношений. Объяснили так понятно, что я неделю носа на улицу не казал, залечивая все синяки и ссадины. На этом поиск дамы сердца почти закончился.
Я ещё сходил на пару свиданий с теми, кто планировал держать меня как комнатную собачку, вольготно, но без права голоса, но дело заканчивалось провалом. Ну не мог я желать, некрасивое обрюзгшее тело. Эти богачки думали, что если у них в руках хрустят купюры, то следить за собой не нужно.
Даже сейчас просто от воспоминаний меня передёрнуло.
Мария
День выдался тяжелый. Я, прижавшись лбом к стеклу, смотрела как за окном проносятся огни города, не чёткие, размытые печальным осенним дождём. Серёжа, водитель, уверенно лавировал в вечерних пробках, по радио играла тихая приятная джазовая мелодия, лучше времени поразмышлять о судьбах мира и придумать нельзя. Я так и не научилась водить машину. Сначала было без надобности, потом некогда, теперь не позволял статус. Надо было бы, наверное, но для своих нужд я обходилась небольшим автопарком фирмы: у нас было четыре машины и три водителя. Точнее пару недель назад водителей было четверо, но Антон нашел другое место работы. Откровенно говоря, я бы продолжала ездить на метро, но Саныч меня отговорил пару лет назад, я согласилась с ним, что это не солидно и пересела на мерседес представительского класса. Я понимала, что не имей я водителя и машины, у компаньонов будет ко мне совершенно другое, неправильное отношение, им было не понять, что кому-то не нужны десяти комнатные апартаменты в центре Москвы и майбах на парковке.
Мысли неизвестным мне путём перекинулись на Игоря. Он с утра устроил препирания на глазах у всех: у других охранников и водителей, которые сидели в своей каптёрке с вечно открытой дверью. Он даже смог меня зацепить, надеюсь этого никто не замети. Я вспомнила его «Красавица», как больно хлестнуло это слово, возвращая меня в школьное детство, когда меня никто не считал человеком, когда я встречала от людей только агрессию, злость и ненависть. И его тон, словно я ничтожество, тля мерзкая, от этого противный липкий страх из глубин подсознания обуял, заставляя всё внутри сжиматься и трястись, как бывает, когда ты знаешь, что тебя сейчас будут бить, бить жестоко, а ты не сможешь защитится. Я, как только смогла затолкала это обратно, но мерзкое ощущение не отпускало потом весь день. Что я ему сделала? Не посадила в тюрьму? Если человек мерзкий, он всю жизнь будет мерзким. Какого черта я вообще вожусь с ним, даю второй шанс? Зачем мне это нужно? Я устало потёрла переносицу и откинулась на спинку сидения, бросив созерцать утомленный дневными заботами город. Почему он пьёт? Мысли никак не уходили от Ершова. Молодой мужик, в самом расцвете…Пьёт он не так давно, возможно у него получится отказаться от этой привычки. Не смотря на небритость, физиономия не была одутловатой, как у много и долго пьющих людей, руки не были красными и отёчными, эти оптические признаки мне были отлично знакомы…
Мои думы прервал водитель:
– Мария Степановна, приехали.
– Спасибо Сергей, – я улыбнулась ему в стекло заднего вида, – до завтра, – и вышла из машины.
Во дворе пахло детством. Не знаю почему я дала этому запаху такое название, возможно он напоминал запах аллеи у яслей, куда водила меня мать, это был запах счастья. Я помнила как весело было прыгать по дорожкам, а мать ещё молодая улыбалась мне и солнышку выходящему из-за туч. Почему люди так кардинально меняются? Сегодня было, тепло не смотря на непрекращающийся дождь и на улице пахло мокрой корой деревьев и прелыми опавшими листьями, в тонкий сладковатый запах примешивалась московская прибитая пыль. Я глубоко вздохнула. Вкусно
Дом меня встретил шумом и гомоном. Первой в коридор выскочила Алиска, таща за собой волоком Мухтара, тот давно плюнул сопротивляться и просто послушно ехал, скрипя коготками по блестящему паркету. За дочерью и её собакой вышла Ниночка.
Я улыбнулась дочери и её няне, Мухтар вильнул хвостиком и меланхолично принялся созерцать мой ботинок. Это недоразумение, называемой громким словом собака меня уговорила купить Алиса, он был из тех собачек, которых можно выгуливать вокруг цветочного горшка и то они устают. Мелкий, лупоглазый, он был на удивление флегматичен и молчалив по сравнению со своими соплеменниками, это конечно было ему плюсом, иначе я не знаю, как бы вытерпела вечно ноющее создание, а ещё он быстро понял, что дочь будет с ним делать то, что она захочет и сопротивляться или голосить бесполезно. К чести ребёнка надо было сказать, что животинку она не силно мучала, но если Алиса решила, что ей надо куда-то пойти, а Мухтар был против, то его мнение не учитывалось, поиграть же и пошалить они оба были мастаки.
– Машенька, что-то ты совсем вымоталась, – сказала Ниночка, накладывая ужин, когда я помыла руки и села за стол.
– Договор сложный подписываем, – отмахнулась я, вгрызаясь во вкуснейшую котлету.
Ниночка появилась в нашем доме как по мановению волшебной палочки и заменила мне мать, а Алисе бабушку. Точнее с Ниночкой я познакомилась ещё когда работала на почте. Женщина вышла на пенсию, а сидеть дома ни смогла и устроилась работать в ближайшее отделение почтампа, зарплаты там тогда были смешные, поэтому желающих было не много. Каждое утро она приносила вкуснейшие плюшки и пироги, обязательно подсунув мне лишнюю, казалось она любит всех вокруг, такой чистой души она была человеком. Чуть позже я узнала, что она совсем одна на белом свете, родители давно умерли, братьев, сестёр не было и замужем она никогда не была. У Ниночки случилась большая любовь к женатому мужчине, он, вроде бы, долгие двадцать лет отвечал ей взаимность, но из семьи не ушел и детей заводить не разрешил. Конечно, когда она всё поняла, пожалела, что послушалась, но было уже поздно.
Когда я ушла с почты общение прекратилось, встретились мы случайно, в строительном магазине. Я тогда уже была очень сильно беременна Алисой, в смысле, что должна была родить с неделю на неделю. Ниночка с живейшим интересом расспрашивала как мне живётся и неподдельно радовалась моим успехам. Когда же я спросила, как у неё дела, лицо женщины погрустнело, она рассказала, что работать стало тяжело, в шестьдесят с хвостиком особенно по подъездам с тяжелой сумкой не побегаешь, и пришлось уйти на пенсию. Слушая её, я вспомнила как, она страдала от отсутствия общения. Спонтанно оставила ей телефон и пригласила в гости.
Когда Алиса родилась Ниночка стала частым моим гостем и самым главным помощником, а когда мне понадобилось выйти на работу, а частично выходить на работу пришлось через месяц после родов, Ниночка предложила сидеть с дочерью, а так как у меня не было человека, которому я больше доверяла, я с радостью приняла предложение. Очень скоро на ум пришло решение переехать няне ко мне, потому что ей приходилось частенько возвращаться домой очень поздно, но она отказалась. Тогда я провернула хитрый обмен квартир, где по документам её крохотная двушка менялась на большую, моём, в относительно новом доме, на двадцать метров больше без доплаты. Доплата конечно была, но я сделала всё, чтоб Ниночка это не узнала, иначе она бы отказалась. Эта женщина, обладавшая детской наивностью, очень боялась доставить кому-то неудобство.
– Ниночка, как же вкусно, – я просто отвалилась от стола, – вы с Алисой сами ели?
– Конечно, эта ж егоза растёт и есть хочет всё время, вот мы пол часа назад и поужинали, – сказала женщина, составляя посуду в раковину и намереваясь её помыть.
– Оставь, я сама, – я прикрыла глаза. Так было хорошо – сытно, тепло и здесь меня все любят. Что ещё человеку надо?
– Да что тут мыть то, – возмутилась няня.
– Ты лишила меня всех забот, дай хоть тарелку за собой помыть, – этот разговор случался изо дня в день. Нина наотрез отказалась брать деньги за то, что сидела с Алисой или делала дома всё по хозяйству.
– Мелочи, – отмахивалась она, – это я тебе приплачивать должна, за то, что ты разрешаешь мне быть с вами и не даёшь намертво зарасти плесенью.
Послушав о том, как прошел их день сегодня, мы попрощались, Нина пошла к себе домой, на два этажа вниз, а я поиграла с Алисой, вымыла её и уложила спать. Верный Мухтар, к которому я откровенно говоря, всё равно не испытывала симпатии, улёгся у дочки в ногах. Она долго ворочалась и наконец затихла. А я лежала рядом и перебирала смоляные кудри малышки. Алиса родилась полная копи папаша, от меня ни чёрточки, слава богу характер не в него. Чёрные кучеряшки ложились красивыми локонами, стоило их только расчесать, тёмно-карие глаза, цвета горького шоколада, всегда хитро поглядывали из-за длиннющих ресниц, курносы носик вечно лез туда, куда не нужно, а аккуратный подбородочек, властно выдавался вперёд. Вот кто точно будет и красавицей, и умницей, и заводилой. Поцеловала её в лобик. Как бы там ни было я ни о чём не жалела.
С её отцом я познакомилась на одной из строительных выставок, на который я регулярно ездила и людей посмотреть и себя показать. Саша пленил моё сердце сразу и бесповоротно, красивый, брутальный, но балагур. Он много знал, а уж отношение ко мне превосходило все мои возможные фантазии, он был предупредительно учтив, и будто бы сражен на повал моей красотой.
Мы с ним очень быстро стали жить вместе, меня совершенно не смущал наш мезальянс, я генеральный директор строительной компании, он простой менеджер. Мне тогда казалось – главное есть любовь и взаимопонимание, а оказалось, что любовь была только с моей стороны, с его голый расчет.
Мы уже во всю готовились к свадьбе, когда я узнала, что беременна, любимый уговаривал повременить с детьми, но я не смогла, слава богу. С беременными ведь как? Только что скакала зайчиком, а через минуту тебя накрывает волной слабости, тошнота подкатывает к горлу, голова кружится. Я долго терпела недомогание пока в один прекрасный день поняла, что, если немедленно не лягу, грохнусь в обморок, здесь и сейчас. С помощью Серёжи, с горем пополам, добралась домой. С горем пополам, потому что нам приходилось раза три останавливаться, – меня сильно мутило, хотя морской болезнью отродясь не страдала. От помощи водителя, чтобы подняться домой отказалась, хотя шла разве что не по стеночке.
Дверь оказалась не закрытой, неужели Саша дома? Он не говорил, что заедет. Была у моего благоверного такая привычка, не закрывать замок, когда кто-то есть дома. Я, шатаясь от слабости, вошла в квартиру. Язык не слушался, ноги подкашивались, в общем окликать любимого не стал, просто по стеночке побрела на кухню, когда оттуда до меня донёсся женский голос:
– Саш, а ты не заигрался? Эта дурёха залетела, что ты с эти будешь делать? Если, когда она была сама по себе, то уговорить её перевести часть имущества было бы нормой, то сейчас она скорее на ребёнка всё переведёт.
– Лизонька, ну что ты кипишуешь? – я слышу как любимый понижает голос, он так делает когда приближает своё лицо к твоему, потом его губы скользят по щеке, слегка целуя, касаются губ, легко, словно дуновение ветерка, потом чуть сильнее. Он касается языком губ, очерчивая их, а затем…
Я мотнула головой и сделала ещё шаг, теперь я могу видеть их. Они целуются, так страстно и самозабвенно, что меня кидает в жар и я отступаю назад в тень коридора. Она – яркая блондинка, сидит в одной комбинации на стуле, в моей кухне, а мой муж, раздетый по пояс, склонившись над ней, оперившись одной рукой в стол, а другой в стул, целует её. Как такое может быть?
Как-то всё сразу померкло, посерело, неожиданно кончился воздух, всё пропало. Осталась только я, в сизом вакууме. В себя я пришла только вечером. У моей кровати сидел обеспокоенный Саша, его глаза бегали, он нервно теребил какую-то тряпочку, а на лице было злое выражение. Я закрыла глаза. Что теперь делать? Как быть? Я же люблю его, я ношу под сердцем нашего ребёнка. На ум не кстати пришли слова матери: «Машка, запомни, поймала мужика – держи, а то следующего можешь не поймать». А нужен ли мне такой, разевающий рот только на мою обеспеченность и целующийся с другими? Ах как же хотелось обмануть себя, уверить, что это только мой беременный бред, но нет, я была реалистом, и возможно только поэтому выжила в глубоком и мутном болоте бизнеса. Решительно открыла глаза и столкнулась взглядом с мужем.
