Текст книги "Ночное путешествие"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Кинг Стивен
Ночное путешествие

Стивен Кинг

НОЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

(Зеленая Миля #5)

1

Господин Герберт Уэлс написал однажды рассказ о человеке, который изобрел машину времени. И я вдруг понял, что, когда писал эти воспоминания, изобрел свою собственную машину времени. В отличие от машины Уэлса моя могла путешествовать только в прошлое. В 1932-й, если уж быть точным, когда я служил старшим надзирателем в блоке "Г" Исправитель-ного учреждения штата "Холодная Гора", но действовала почти без помех. И все равно, эта машина времени напоминает мне старенький "форд", который был у меня в то время: знаешь точно, что заведется, но никогда не можешь сказать, хватит ли одного поворота ключа или придется вылезать и крутить рукоятку, пока рука не отвалится.

Много раз моя машина заводилась с пол-оборота, с тех пор как я начал рассказ о Джоне Коффи, но вчера пришлось крутить рукоятку. Наверное, это потому, что я дошел до казни Делакруа и какая-то часть моего разума никак не хочет успокоиться. Эта смерть была ужасной, просто потрясающе ужасной, и все из-за Перси Уэтмора, молодого человека, который очень любил причесывать свои волосы, но не терпел, когда над ним кто-то смеялся, – даже наполовину лысый французик, которому не суждено было дожить до Рождества.

Как во всякой грязной работе, самое тяжелое только начиналось. Двигателю все равно, чем его заводить: ключом или рукояткой, если уж завелся, то в любом случае работает нормально. Так и со мной вчера. Сначала слова выходили короткими фразами, потом длинными предложениями, а потом потекли рекой. Я обнаружил, что писание особый, даже пугающий вид воспоминаний, в них есть что-то захватывающее, приводящее в восторг. Может быть, потому, что сильно постарел (а это произошло как-то незаметно), но по-моему, это не так. Я думаю, что сочетание карандаша и памяти создает какое-то особое волшебство, и волшебство это опасно. Как человек, знавший Джона Коффи и видевший, что он мог сделать – людям и мышам, – я знаю, о чем говорю.

Волшебство опасно.

Во всяком случае я писал весь день вчера, и слова просто текли из меня, солнечная комната этого замечательного дома для престарелых исчезла, а вместо нее появилось помещение склада в конце Зеленой Мили, где столько моих подопечных присели в последний раз, и ступеньки лестницы, ведущей в тоннель под дорогой. Именно там Дин, Брут и я обступили Перси Уэтмора около дымящегося тела Эдуара Делакруа и заставили Перси повторить свое обещание подать заявление о переводе в психиатриче-ский интернат в Бриар Ридже.

В солярии всегда свежие цветы, но вчера к полудню я ощущал только ядовитый запах горелой плоти мертвеца. Звук газонокосилки за окном сменил-ся гулким капаньем воды, медленно сочащейся со сводчатого потолка тоннеля. Путешествие продолжа-лось. И если не телом, то душой и разумом я был там, в 1932 году.

Я пропустил обед, писал часов до четырех, а когда наконец отложил карандаш, рука моя ныла. Я медленно спустился в конец коридора второго этажа. Там есть окно, которое выходит на стоянку машин персонала. Брэд Долан – похожий на Перси санитар, которого слишком интересовало, куда я хожу и что делаю на прогулке, – ездил на старом "шевроле", на бампере которого красовалась наклейка: "Я видел Бога, и его имя Тритон". Машины не было, смена Брэда закончилась, и он отправился в какой-нибудь садик, называемый домом. Я представил себе трейлер, на стенах которого скотчем прилеплены картинки, а по углам стоят банки из-под пива.

Я вышел через кухню, где точько начинали готовиться к ужину.

– Что у вас в сумке, мистер Эджкум? – спросил меня Нортон.

– Там пустая бутылка, – ответил я. – Я нашел в лесу "родник молодости" и всегда по вечерам хожу туда. Потом пью эту воду вечером. Она хорошая, уверяю вас.

– Может, поддержит твою молодость, – сказал Джордж, второй повар, – во всяком случае не повредит.

Мы посмеялись, и я вышел. Я все равно огляделся, нет ли поблизости Долана, назвал себя дураком за то, что позволил ему так глубоко войти в мою жизнь, и зашагал через поле для крокета. За ним находится маленькая зеленая лужайка для гольфа, на картинках в буклетах о Джорджии Пайнз она еще прелестнее, а за ней начинается узкая тропка, идущая через рощицу к востоку от дома для престарелых. Вдоль этой тропинки стоит пара старых сараев, они уже давно заброшены. Я зашел во второй из них, который стоит вплотную к каменной стенке, отделяющей территорию Джорджии Пайнз от шоссе "Джорджия-47", и пробыл там пару минут.

В тот вечер я хорошо поужинал, посмотрел телевизор и лег спать рано. Много раз я просыпался по ночам, пробирался в телевизионную комнату и смотрел старые фильмы на канале американской классики. Но прошлой ночью все было не так, я спал как убитый и совсем без сновидений, которые преследовали меня с самого начала моих упражнений в литературе. Вся эта писанина меня, должно быть, утомила, а я ведь вовсе не молод.

Когда я проснулся и увидел, что полоса света, обычно лежащая в шесть утра на полу, уже перебралась к самой спинке моей кровати, то вскочил так быстро и в такой тревоге, что даже не заметил уколов артрита в бедренных суставах, коленях и в лодыжках. Я оделся как мог быстро и поспешил вниз в коридор к окну, выходящему на стоянку автомоби-лей сотрудников, в надежде, что место, где Долан оставляет свой "шевроле", окажется пустым. Иногда он опаздывает и на полчаса...

Не повезло. Автомобиль уже стоял на месте и тускло блестел в лучах утреннего солнца. Похоже, у мистера Брэда Додана была причина приезжать в последнее время вовремя. Да, старый Поли Эджкум куда-то ходит рано утром и что-то замышляет, а мистеру Брэду Долану очень нужно знать, что же именно. "Что ты там делаешь, Поли? Расскажи мне". Он скорее всего уже наблюдает за мной. Было бы здорово постоять именно здесь... если бы я мог.

– Пол?

Я повернулся так быстро, что чуть не упал. Это пришла Элен Коннелли. Она широко раскрыла глаза и выставила руки вперед, чтобы поддержать меня. К сча-стью для нее, мне удалось удержать равновесие: у Элен ужасная подагра, и я разломил бы ее пополам, как палочку, если бы упал в ее объятия. Романтические чувства не умирают, когда вы попадаете в странную страну, лежащую после восьмидесяти, но можно забыть сюжет "Унесенных ветром".

– Извини, – сказала она. – Я не хотела тебя пугать.

– Все нормально, – отозвался я и слабо улыбнулся. – Лучше просыпаться так, чем от пригоршни холодной воды. Я бы нанял тебя делать это каждое утро.

– Ты смотрел, на месте ли машина, да? Машина Долана.

Обманывать ее не имело смысла, поэтому я кивнул.

– Жаль, что я не знаю точно, он в западном крыле или нет. Мне нужно выйти ненадолго, а я не хочу, чтобы он меня видел.

Она улыбнулась тенью той дерзкой вызывающей улыбки, которая, вероятно, была у нее в юности.

– Вот любопытный, да?

– Да.

– Его нет в западном крыле. Я уже спускалась на завтрак, соня, и могу сказать, где он, я специально узнала. Он в кухне.

Я посмотрел на нее с испугом. Я знал, что Долан любопытен, но чтоб настолько?

– Ты не можешь отложить свою утреннюю прогул-ку? – спросила Элен. Я обдумал это.

– Наверное, могу, но...

– Тебе нельзя.

– Да, нельзя.

"А теперь, – подумал я, – она спросит, куда я хожу и что же такое важное я там делаю".

Но она не спросила. А вместо этого снова улыбнулась своей дерзкой улыбкой. Она так странно светилась на ее изможденном, болезненном лице.

– Ты знаешь мистера Хауленда? – спросила она.

– Конечно, – ответил я, хотя видел его не так часто, он жил в западном крыле, которое в Джорджии Пайнз считалось почти другим государством. – Но почему?

– Ты ничего особенного о нем не слышал?

Я покачал головой.

– Мистер Хауленд, – сказала Элен, улыбаясь шире обычного, – один из пяти оставшихся обитателей Джор-джии Пайнз, которым разрешено курить. Это потому, что он жил здесь еще до изменения правил.

"Исключение для дедушки", – подумал я. А что еще для него может быть лучше, чем дом престарелых?

Она сунула руку в карман своего полосатого сине-белого платья и по одной достала две вещи: сигарету и коробку спичек.

– Элли, Элли, дочь трубача, – пропела она мелодич-ным смешным голосом, – Украла свинью и дала стрекача.

– Элен, что это...

– Проводи пожилую девушку вниз, – попросила она, засовывая сигареты и спички обратно в карман и беря меня под локоть своей скрюченной рукой. И мы пошли назад в холл. И пока мы шли, я решил сдаться и вверить себя ей. Она была пожилой и хрупкой, но отнюдь не глупой.

Пока мы спускались, осторожно, словно неся хру-стальные древние сосуды (а ведь мы были похожи на них), Элен сказала:

– Подожди внизу. Я пойду в западное крыло, в туалет в коридоре. Знаешь, где это?

– Да, – кивнул я. – Рядом с фонтанчиком. Но зачем?

– Я не курила уже лет пятнадцать, но хочу закурить сегодня утром. Не знаю, сколько затяжек смогу сделать, пока сработает детектор дыма, но это я и хочу узнать.

Я посмотрел на нее с нарастающим восхищением, думая о том, как сильно она напоминает мне мою жену: Джен поступила бы точно так же. Элен снова посмотрела на меня с озорной хитрой улыбочкой. Я положил ладонь на ее прекрасную длинную шею, повернул лицом к себе и слегка поцеловал в губы.

– Я люблю тебя, Элли, – произнес я.

– О, как торжественно, – сказала она, но я видел, что ей приятно.

– А что Чак Хауленд? – спросил я. – У него будут неприятности?

– Нет, потому что он в телевизионной комнате смотрит "Доброе утро, Америка" вместе с парой десятков других людей. А я собираюсь улизнуть, как только сработает пожарная сигнализация.

– Только постарайся не упасть и не ударься, женщина. Я себе никогда не прощу, если...

– Перестань болтать чепуху. – На этот раз она поцеловала меня сама. Любовь двух развалин. Кое для кого из вас это может показаться смешным, для всех остальных – нелепым, но я вам так скажу, мой друг: нелепая любовь лучше, чем вообще никакой.

Я смотрел, как она уходит, двигаясь медленно и неловко (но палку она брала только в дождливые дни, да и то если боль была очень сильной, в этом проявлялась ее гордость), я ждал. Прошло пять минут, потом десять, и, когда я уже решил было, что она струсила или не сработала батарейка детектора дыма в туалете, в западном крыле с резким хрипловатым звоном прозвучала пожарная сигнализация.

Я сразу пошел к кухне, но медленно – торопиться незачем, пока не удостоверюсь, что на моем пути нет Долана. Толпа пожилых людей, большинство из них все еще в своей униформе, вывалила из телевизионной комнаты (здесь ее называли Центром отдыха, как это нелепо), чтобы посмотреть, что происходит. Я обрадо-вался, увидев среди них Чака Хауленда.

– Эджкум, – воскликнул Кент Эйвери, хватаясь одной рукой за костыль, а второй рассеянно хлопая по пижамным брюкам. – Это настоящая тревога или опять просто так? Как ты думаешь?

– Я думаю, что никто не знает.

И в этот момент трое санитаров прошли мимо, спеша в западное крыло и крича людям, столпившим-ся у двери в телевизионную, чтобы те вышли из здания и ждали, пока все выяснится. Третьим шел Брэд Долан. Он даже не взглянул на меня, проходя, и это меня бесконечно обрадовало. Когда я спускался дальше к кухне, мне пришло в голову, что команда Эллен Коннелли – Пол Эджкум, пожалуй, переигра-ет дюжину Брэдов Доланов и полдюжины Перси Уэтморов, приданных для усиления.

Повара в кухне продолжали убирать после завтрака, совсем не обращая внимания на ревущую сирену.

– Слушай, мистер Эджкум, – сказал Джордж. – По-моему, Брэд Долан искал тебя. Вы, должно быть, разминулись.

"Мне повезло", – подумал я. А вслух сказал, что я зайду к мистеру Долану позже. Потом спросил, не осталось ли гренок после завтрака.

– Конечно, остались, но они уже совсем холодные. Вы сегодня поздно.

– Да, – согласился я, – но я голоден.

– Через минуту я поджарю свежие, – сказал Джордж, берясь за хлеб.

– Не надо, сойдут и холодные. – Когда он протянул мне пару кусков (глядя озадаченно), я поспешил к двери, чувствуя себя мальчиком из далеких лет, когда вместо шко-лы я пошел на рыбалку с кусочком рулета, завернутого в пергаментную бумагу, в боковом кармане рубашки.

Выходя из кухни, я быстро и привычно огляделся в поисках Долана, не увидел ничего подозрительного и заспешил к полю для крокета и гольфа, откусывая на ходу кусочки от одного гренка Я замедлил шаги, входя под тень деревьев, а когда пошел по тропинке, мои мысли снова устремились в тот день – следующий день после ужасной казни Эдуара Делакруа.

В то утро я говорил с Хэлом Мурсом, и он сказал мне, что из-за опухоли мозга Мелинда вдруг начинает всех проклинать и говорить неприличные слова... что моя жена позже определила (скорее наугад, не уверенная, что это именно так) как синдром Тоуретта. Дрожащий голос Мурса и воспоминания о том, как Джон Коффи вылечил мою "мочевую" инфекцию и сломанный хребет любимой мышки Делакруа, натолкнули меня на мысль о реальном действии.

Но было еще кое-что. Кое-что, связанное с руками Джона Коффи и моим ботинком.

Так что я позвал ребят, с которыми работал и которым долгие годы доверял свою жизнь, Дина Стэнтона, Харри Тервиллиджера, Брутуса Ховелла. Они пришли ко мне на обед, на следующий день после казни Делакруа, и выслушали меня, пока я излагал свой план. Конечно, они знали, что Коффи вылечил мышь, Брут все видел. Поэтому, когда я предположил, что может произойти еще одно чудо, если мы привезем Джона Коффи к Мелинде Мурс, они не рассмеялись мне в лицо. Дин Стэнтон тогда задал наиболее волнующий вопрос: "А что, если Джон Коффи сбежит во время поездки?"

– А что, если он убьет кого-нибудь еще? – спросил Дин. – Я не хочу потерять работу и не хочу сесть в тюрьму – у меня жена и дети на иждивении, я должен их кормить. Но больше всего я бы не хотел, чтобы на моей совести оказалась еще одна мертвая девочка.

Наступило молчание, потом все посмотрели на меня, ожидая ответа. Я знал, что все изменится, если скажу то, что уже висело на кончике языка, мы зашли уже так далеко, что отступать было некуда.

По крайней мере мне отступать точно некуда. Поэтому я открыл рот и ответил.

2

– Этого не случится.

– Почему, черт возьми, ты так в этом уверен? – спросил Дин.

Я молчал. Я просто не знал, с чего начать. Конечно, я понимал, что об этом придется говорить, но все равно не представлял, как передать им то, что было у меня на уме и в сердце. Помог Брут.

– Ты думаешь, он этого не делал, правда, Пол7 – Он глядел недоверчиво. – Ты считаешь, что этот верзила невиновен.

– Я уверен, что он невиновен.

– Но почему, почему?

– По двум причинам, – объяснил я. – Одна из них – мой ботинок.

– Ботинок? – воскликнул Брут. – Какое отношение имеет твой ботинок к тому, что Джон Коффи убил или не убивал этих двух девочек?

– Я снял свой ботинок и передал ему вчера, – сказал я – Это было после казни, когда все немного улеглось. Я протянул ботинок через решетку, и он взял его своей огромной рукой. Я попросил завязать шнурки. Мне нужно было убедиться, ведь все наши "проблемные дети" обычно ходят в шлепанцах, а человек, который действительно хочет покончить с собой, может сделать это с помощью шнурков, если поставит такую цель. Об этом мы все знаем.

Они закивали.

– Коффи положил ботинок себе на колени и перекрестил концы шнурков правильно, но на этом застрял. Он сказал, что уверен: когда-то, когда был мальчиком, ему показывали, как это делается, – может, отец, а может, один из дружков его матери, когда отец ушел, но он все забыл.

– Я согласен с Брутом, мне все равно не понятно, какая тут связь с тем, убил Коффи близняшек Деттерик или нет, – проговорил Дин.

Тогда я снова вернулся к истории похищения и убийства: к тому, что вычитал в тот знойный день, сидя в тюремной библиотеке, когда пекло в паху, а Гиббоне храпел в углу, и что журналист Хэммерсмит поведал мне позже.

– Собака Деттериков не кусалась, но лаяла здорово. Человек, похитивший девочек, усмирил ее кусочками колбасы. Каждый раз, пока пес ел, я думаю, убийца подкрадывался все ближе, а когда бедняга дожевывал последний кусок, он схватил пса за голову и свернул ему шею.

– Позднее, когда они догнали Коффи, помощник шерифа возглавлявший отряд – его звали Роб Макджи, – заметил, что карман комбинезона Коффи оттопыривается. Макджи сначала подумал, что там пистолет. А Коффи объяснил, что там завтрак, так оно и оказалось: пара бутербродов и огурчик, завернутые в газету и перевя-занные шпагатом. Коффи не помнил, кто дал ему бутерброды, помнил, что женщина в фартуке.

– Бутерброды и огурчик, но без колбасы, – заметил Брут.

– Колбасы не было, – согласился я.

– Конечно, не было, – сказал Дин. – Он ее скормил собаке.

– Да, так заявил обвинитель на суде, – подтвердил я, – но если Коффи разворачивал завтрак и кормил колбасой собаку, то как он смог снова обвязать сверток шпагатом? Я не представляю вообще, было ли у него время, но это сейчас и не важно. Парень не умеет завязать даже простого бабушкиного узла.

Наступила полнейшая тишина, которую в конце концов прервал Брут.

– Боже правый, – тихо протянул он, – Почему же никто не заявил об этом на суде?

– Просто никто не подумал об этом, – сказал я и снова вспомнил Хэммерсмита – журналиста Хэммерс-мита, окончившего колледж в Баулинг Грине, считающего себя просвещенным человеком, – Хэммерсмита, который сказал, что дворняги и негры почти одно и то же: и те, и другие могут однажды напасть на вас совсем без причины. К тому же он все время говорил "ваши негры", словно они все еще собственность... но не его собственность. Не его. И никогда не принадлежали ему. А в то время на юге было полно таких Хэммерсмитов. – Никто не был "готов" подумать об этом, в том числе и адвокат Коффи.

– Но ты ведь подумал, – возразил Харри. – Черт побери, ребята, с нами рядом сидит Шерлок Холмс. – Он говорил одновременно и шутя, и с благоговением.

– Да ладно, оставь. – Я бы тоже не подумал об этом, если бы не сравнил то, что Коффи сказал Макджи в тот день, с его же словами после того, как он вылечил мою инфекцию, и после того, как оживил мышь.

– Что? – спросил Дин.

– Когда я вошел в его камеру, это было похоже на гипноз. Я чувствовал, что не могу не подчиниться его воле, даже если бы пытался.

– Мне это не нравится. – Харри неловко заерзал на стуле.

– Я спросил его, чего он хочет, и он ответил: "Просто помочь". Я это очень ясно помню. А когда все закончилось, он знал, что мне стало лучше. "Я помог, – сказал он. – Я помог тебе, ведь правда?".

Брут закивал головой.

– Точно так же и с мышью. Ты сказал: "Ты помог", и Коффи повторил эти слова, как попугай. "Я помог мышке Дэла". Тогда ты понял? Тогда, да?

– Да, наверное, так. Я вспомнил, что он ответил Макджи, когда тот спросил его, что произошло. Это повторялось во всех статьях об убийствах. "Я ничего не мог сделать, не мог помочь. Я хотел все вернуть обратно, но было слишком поздно". И это говорит человек с двумя мертвыми девочками на руках, белыми, с белокурыми волосами, человек, огромный, как дом, неудивительно, что его неправильно поняли. Все поняли слова Коффи в соответствии с тем, что увидели, а то, что они видели, было ужасно. Они подумали, что это признание, что Коффи в порыве безумия похитил девочек, изнасиловал и убил. А потом, придя в себя, хотел остановиться...

– Но было уже поздно, – пробормотал Брут.

– Да. Однако в действительности он хотел сказать, что нашел их, попытался оживить – вернуть назад – и безуспешно. Девочки оказались уже слишком близки к смерти.

– Пол, и ты в это веришь? – воскликнул Дин. – Ты и вправду, как на духу, в это веришь?

Я хорошо покопался в своем сердце, подумал, как в последний раз, и кивнул. Я не только знал это сейчас, моя интуиция и раньше подсказывала мне, что с самого начала в истории Джона Коффи что-то не так, еще когда Перси вошел в блок с прикованным Коффи и заорал "Мертвец идет!" во всю мощь легких. Я тогда подал ему руку, помните? Я никогда прежде не подавал руки человеку, пришедшему на Зеленую Милю, но я пожал руку Коффи.

– Боже, – произнес Дин, – Боже правый.

– Твой ботинок – одна причина, – сказал Харри, – а другая?

– Незадолго до того, как отряд обнаружил Коффи и девочек, мужчины вышли из леса около южного берега реки Трапингус. Они увидели пятно смятой травы, много крови и остатки ночной рубашки Коры Деттерик. Собаки немного растерялись. Большая часть рвалась на юг, по течению вдоль берега. Но две из них – "хитрые" терьеры – хотели идти вверх по течению. Боб Марчант руководил собаками, и, когда он дал терьерам понюхать ночную рубашку, они повернули вместе со всеми.

– Терьеры запутались, так? – понял Брут. Странная, болезненная улыбка пряталась в уголках его рта. – Они не созданы для погони, по большому счету, и поэтому перепутали свою задачу.

– Да.

– Я не понимаю, – сказал Дин.

– Терьеры забыли, что давал им нюхать Боб в самом начале, объяснил Брут. – Когда они вышли на берег реки, терьеры шли вслед за убийцей, а не за девочками. Все было нормально, пока убийца и девочки находились вместе, но...

Глаза Дина начали разгораться. Харри тоже уже понял.

– Подумайте, – сказал я, – вас не удивляет, как им всем, даже присяжным, хотелось свалить преступление на чернокожего бродягу. А ведь даже сама идея подкормить собаку, чтобы она сидела тихо, пока ей не свернули шею, не по зубам Коффи Думаю, он не подходил к ферме Деттериков ближе, чем южный берег реки Трапингус. Не ближе шести или семи миль. Он просто бродил вокруг, может, собирался выйти на железную дорогу и поехать куда-нибудь – когда поезда спускаются с эстакады, они так замедляют ход, что можно вскочить в вагон, – и вдруг услыхал возню где-то севернее.

– Это был убийца, – произнес Брут.

– Убийца. Он, наверное, уже изнасиловал их, а может, Коффи услышал, как он насилует. Во всяком случае на том месте, где нашли кровавое пятно, убийца завершил свое дело, расплющил их головы друг о дружку, бросил и был таков.

– Ушел к северу, – сказал Брут. – Туда хотели идти терьеры

– Правильно. Джон Коффи прошел через заросли ольхи чуть юго-восточнее того места, где остались девочки, наверное, решил узнать, что там за шум, и нашел их тела. Вероятно, одна из них была еще жива. Я допускаю даже, что обе оставались живы, хоть и недолго. Джон Коффи не был уверен, что они мертвы, это точно. Все, что он знал: в его руках есть целительная сила, и он попытался прило-жить ее к Коре и Кейт Деттерик. А когда не получилось, Коффи заплакал и впал в истерику. Вот так они его и нашли.

– А почему он не остался там, где обнаружил их? – не понимал Брут. – Почему понес их на юг вдоль берега? Как ты считаешь?

– Думаю, он сначала там и оставался. На суде повторяли, что пятно примятой травы было большое, вся трава полегла. А Джон Коффи не маленький.

– Джон Коффи – верзила будь здоров, мать его, – сказал Харри, понизив голос до шепота, чтобы моя жена не услышала, как он ругается.

– Вероятно, он забеспокоился, когда увидел, что его действия не помогают. А может, решил, что убийца все еще в лесу и наблюдает за ним. Коффи очень большой, но не слишком смелый. Помнишь, Харри, как он спрашивал, оставляем ли мы на ночь свет в блоке?

– Да. Я, помню, подумал тогда, что это смешно – при таких габаритах. – Вид у Харри был потрясенный и растерянный.

– Но если не он убивал этих девочек, то кто же? – спросил Дин.

Я покачал головой.

– Кто-то другой. Скорее всего, кто-то белый. Обвинитель много говорил, что нужна недюжинная сила, чтобы убить такую большую собаку, какая была у Деттериков, но...

– Ерунда, – перебил Брут. – Сильная двенадцати-летняя девчонка способна свернуть шею большой собаке, если застанет ее врасплох и будет точно знать, где схватить. Если это сделал не Коффи, то, будь я проклят, почти каждый... любой мужчина мог это сделать. Наверняка мы никогда не узнаем.

Я уточнил:

– Если только он опять не совершит подобное.

– Мы все равно не узнаем, если он сотворит это в Техасе или в Калифорнии, – сказал Харри.

Брут наклонился вперед, потер кулаками глаза, как уставший ребенок, потом снова уронил руки на колени.

– Это просто кошмар, – вздохнул он. – У нас сидит человек, возможно, невиновный – скорее всего неви-новный, – которому предстоит пройти по Зеленой Миле, это так же неотвратимо, как после лета наступает осень. Что мы должны делать? Если расскажем эту чепуху о его исцеляющих пальцах, все просто рассмеются, а он все равно закончит жизнь на "жаровне".

– Об этом подумаем позже, – проговорил я, ибо понятия не имел, как ему ответить. – Сейчас вопрос в том, делаем мы это для Мелинды или нет. Я бы предложил подумать несколько дней, но, по-моему, каждый день ожидания увеличивает риск того, что он не сможет помочь ей.

– Помните, как он протягивал руки за мышью? – спросил Брут. "Дайте мне его, пока еще есть время". Он так говорил. "Пока еще есть время".

– Я помню.

Брут подумал, потом кивнул.

– Я согласен. Мне тоже плохо из-за Дэла, но больше хочется узнать, что произойдет, когда он коснется Мелинды. Может, и ничего, а может...

– А я сильно сомневаюсь, что нам удастся даже вывести этого верзилу из блока, – сказал Харри, а потом вздохнул и кивнул. – А впрочем, ну и что? Считайте, что я с вами.

– Я тоже, – поддержал Дин. – А кто останется в блоке. Пол? Будем тянуть жребий?

– Нет, сэр, – произнес я. – Никакого жребия. Останешься ты.

– Вот так? И ты это мне говоришь? – сердито и обиженно воскликнул Дин. Он стащил очки и стал тереть их о рубашку. – Что за идиотская затея?

– А вот такая затея. Твои дети еще в школу ходят, – сказал Брут. Мы с Харри холостяки. Пол женат, но его дети уже взрослые и живут самостоятельно. А мы затеваем сумасшедший трюк, я думаю, что мы все почти уверены, что нас поймают. – Он спокойно глядел на меня. – Ты только, Пол, не сказал вот о чем: если даже нам и удастся вытащить его из-за решетки, но потом исцеляющие пальцы Коффи не сработают, Хэл Мурс первый посадит нас всех. – Он дал мне время ответить на это, вероятно, даже опровергнуть, но я не мог и поэтому промолчал. Брут повернулся к Дину и продолжал: – Не пойми меня превратно, ты тоже можешь потерять работу, но по крайней мере у тебя останется шанс уйти чистеньким, если поднимется шум. Перси подумает, что это шутка. Если ты будешь за столом дежурного, то сможешь сказать, что тоже так подумал, а мы ничего другого и не говорили.

– Мне все равно это не нравится, – не сдавался Дин, но было ясно, что с этим придется все-таки смириться. Мысль о детях убедила его. – И все нужно сделать прямо сегодня ночью? Вы уверены?

– Если что-то предпринимать, то сегодня, – сказал Харри. – Начать думать об этом, нервов не хватит.

– Давайте я возьму на себя лазарет, – предложил Дин – По крайней мере тут я могу помочь?

– Ты можешь делать все, при условии, что не попадешься, согласился Брут.

Вид у Дина был обиженный, и я похлопал его по плечу.

– Как только заступишь, лови момент... хорошо?

– Будь спокоен.

Моя жена просунула голову в дверь, словно я подал ей сигнал.

– Кому еще чая со льдом? – весело спросила она. – А тебе, Брутус?

– Нет, спасибо, – ответил он, – чего бы я сейчас хотел, так это глоток виски, но при нынешних обстоятельствах, пожалуй, не время.

Дженис взглянула на меня: губы улыбаются, а глаза в тревоге:

– Во что это ты впутываешь ребят, Пол? Но прежде чем я начал придумывать ответ, она подняла руку и сказала:

– Не обращай внимания, мне не нужно этого знать.

3

Позже, когда все давно ушли и когда я уже одевался на работу, она тронула меня за плечо, повернула к себе лицом и пристально посмотрела в глаза.

– Мелинда? – спросила она. Я кивнул.

– Ты что-то можешь для нее сделать, Пол? Действительно что-то сделать или это все несбыточные мечты, вызванные тем, что ты видел вчера ночью?

Я вспомнил глаза Коффи, руки Коффи и то состояние гипноза, в котором вошел к нему, когда он позвал. Я вспомнил, как он протягивал руки к тельцу раздавлен-ного, умирающего Мистера Джинглза. "Пока еще есть время", – сказал он. И те черные мушки, ставшие белыми и пропавшие.

– Я думаю, что это, наверное, единственный ее шанс, – вымолвил я наконец.

– Тогда используй его, – сказала она, застегивая мою новую осеннюю куртку. Она висела в шкафу с моего дня рождения в начале сентября, но надевал я ее всего два или три раза. – Попробуй.

И она почти вытолкала меня за дверь.

4

В ту ночь – по многим причинам самую странную ночь в моей жизни я заступил на дежурство в двадцать минут седьмого. Мне казалось, что я все еще ощущаю в воздухе слабый запах горелой плоти. Должно быть, мне померещилось: двери на улицу, в блоке и в помещении склада были открыты весь день, в течение двух предыдущих смен все вымыли и выскребли, но мой нос этому не верил, и я не смог бы съесть ничего, даже если бы безумно боялся предстоящего вечера.

Брут появился в блоке без пятнадцати семь, Дин – без десяти. Я спросил Дина, не сходит ли он в лазарет за пластырем для моей спины, а то она болит с того утра, когда пришлось тащить тело Делакруа в тоннель. Дин согласился с радостью. Я даже думаю, что он хотел подмигнуть мне, но сдержался.

Харри заступил на дежурство без трех минут семь.

– Как грузовик? – поинтересовался я.

– Он там, где договорились.

Что ж, неплохо. Потом какое-то время мы стояли у стола дежурного и пили кофе, избегая говорить о том, на что все мы надеялись: что Перси опаздывает, и возможно, вообще не придет. Учитывая отзывы о том, как он провел электроказнь, такой вариант был вполне вероятен.

Но Перси, по-видимому, придерживался известного правила о том, как снова оседлать лошадь, которая тебя сбросила, потому что вошел в двери в шесть минут восьмого во всем великолепии своей синей формы: одна рука на бедре, в другой – деревянная дубинка в смешном самодельном чехле. Он пробил свою карточку, потом осторожно оглядел нас.

– У меня стартер сломался, – объяснил он. – Пришлось крутить рукоятку.

– Ах, – проговорил Харри, – бедный малыш.

– Надо было остаться дома и отремонтировать, – мягко заметил Брут, – Зачем ты нужен тут с онемевшей рукой, правда, ребята?

– Да, вам бы это понравилось, точно? – фыркнул Перси, а я подумал, что он немного успокоился, услышав такую спокойную реакцию Брута. Это хорошо. Ведь еще несколько часов надо будет как-то общаться с ним – не слишком враждебно, но и не очень дружески. После прошлой ночи ему все похожее на дружелюбие покажется подозрительным. Мы не собирались брать его во всеоружии, но думали, что, если сыграем правильно, удастся хоть немного захватить его врасплох. Важно было действовать быстро, но еще важнее, во всяком случае для меня, чтобы при этом не пострадал никто, даже Перси Уэтмор.

Вернулся Дин и слегка кивнул мне.

– Перси, – распорядился я, – нужно, чтобы ты пошел в складское помещение и вымыл там пол. А еще лестницу в тоннель. А потом напишешь рапорт о прошлой ночи.