Текст книги "Кладбище домашних животных (другой перевод)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

15

Она встретила его в дверях, и у него просто отвалилась челюсть. Она была в лифчике сеточкой, который ему так нравился, в полупрозрачных трусиках и... больше ни в чем.

– Выглядишь просто прелестно, – сказал он. – А где дети?

– Мисси Дэнбридж взяла их. Мы одни до восьми тридцати... то есть, у нас два с половиной часа. Не будем терять их зря.

Она прижалась к нему. Он ощутил дивный аромат – розовое масло, что ли? Он обнял ее, сперва за талию, потом его руки дошли до ягодиц в то время, как ее язык вытанцовывал между его губ, все глубже забираясь в рот.

Наконец они разняли губы, и он несколько хриплым голосом осведомился:

– Ты ужинала?

– Только десерт, – и она принялась медленно тереться низом живота о его пах, постепенно наращивая скорость. – Но обещаю, что накормлю тебя только тем, что тебе по вкусу.

Он потянулся к ней, но она отстранилась.

– Сперва наверх, – сказала она.

Она подвела его к горячей ванне, медленно раздела и окунула в воду. Затем взяла жесткую губку, обычно без дела висящую на двери, густо намылила его и принялась тереть. Он чувствовал, как весь этот день – дьявольски трудный первый день, – смывается с него вместе с потом. Она сама вымокла, и трусики облегали ее, как вторая кожа.

Луис попытался вылезти, но она мягко толкнула его обратно.

– Что...

Она осторожно сжала его губкой – осторожно, но с едва заметным трением, вверх-вниз.

– Рэчел... – его прошиб пот, и не только от горячей воды.

– Тсс...

Это длилось почти вечность – когда блаженство достигло предела, рука, двигающая губку, замерла. Потом снова принялась сжимать и тереть, пока он не кончил с такой силой, что почувствовал боль в барабанных перепонках.

– О Господи, – сказал он, когда снова смог говорить. – Где тебя этому научили?

– В скаутах, – ответила она жеманно.

Она приготовила бефстроганов, который разогревался во время сцены в ванной, и Луис еще в четыре дня думавший, что захочет есть не раньше Хэллуина, с аппетитом съел две порции.

Потом она снова повела его наверх.

– Вот теперь, – сказала она, – покажи, что ты для меня можешь сделать.

Луис подумал, что все кончилось не так уж плохо.

После Рэчел надела свою старую пижаму, а Луис напялил фланелевую рубашку и почти бесформенные штаны, которые она именовала не иначе как «ветошью», и так пошел за детьми.

Мисси Дэнбридж хотела узнать о происшествии, и он рассказал ей немного, меньше, чем она могла назавтра прочитать в «Бангор дейли ньюс». Он чувствовал себя сплетником, но Мисси не брала денег за сидение с детьми, он был благодарен ей за чудесный вечер, доставшийся им с Рэчел, и решил отблагодарить хотя бы таким образом.

Гэдж уснул еще до того, как Луис прошел милю, отделявшую дом Дэнбриджей от его собственного, да и Элли уже зевала. Он переодел малыша и уложил его в кроватку. Потом он прочитал Элли книжку. Как обычно, она потребовала «Где живут дикари», но Луис уговорил ее согласиться на «Кота в шляпе». Она уснула через 5 минут, и Рэчел подоткнула ей одеяло.

Когда он спустился вниз, Рэчел сидела в комнате со стаканом молока. На бедре у нее лежала открытая книжка Дороти Сэйерс.

– Луис, с тобой правда все в порядке?

– Конечно, дорогая, – сказал он. – Спасибо тебе. За все.

– Мы должны жить друг для друга, – сказала она, улыбаясь довольно весело. – Ты не пойдешь к Джуду выпить пива?

Он покачал головой:

– Ты что? Я совсем вымотался!

– Надеюсь, я смогла тебя хоть немного взбодрить?

– По-моему, да.

– Тогда налей себе молока, док, и пошли спать.

Он думал, что не сможет заснуть после всего пережитого за день, но стал медленно погружаться в сон, будто спускаясь по гладкой поверхности. Он читал где-то, что у среднего человека уходит всего семь минут на то, чтобы стереть все впечатления дня. Семь минут на обновление сознания и подсознания, как смена мишеней в тире. Во всем этом было что-то жуткое.

Он уже почти заснул, когда Рэчел откуда-то издалека произнесла: «...послезавтра».

– Ммм?

– Джоландер. Ветеринар. Он заберет Черча послезавтра.

– Ааа, Черч. Прощайся со своими яйцами, старина Черч. – Тут он окончательно заснул, крепко и без сновидений.

16

Что-то разбудило его позднее, какой-то шум, заставивший присесть в кровати, раздумывая, то ли это Элли упала на пол, то ли сломалась кровать Гэджа. Тут луна вышла из-за туч, осветив комнату холодным белым сиянием, и он увидел стоящего в двери Виктора Паскоу. Шум раздался, когда Паскоу открывал дверь.

Он стоял там, с проломленной с левой стороны головой. Кровь у него на лице засохла, и он стал похож на индейца в боевой раскраске. Белела сломанная ключица. Он усмехался.

– Пойдем, доктор, – сказал Паскоу. – Нам нужно сходить в одно место.

Луис оглянулся. Жена спала мирным сном, свернувшись под желтым одеялом. Он снова поглядел на Паскоу, который недавно умер, а теперь стоял тут, живой. Луис не испугался. Он почти сразу понял, почему.

«Это сон, – подумал он с облегчением, что не нужно опять бояться. – Мертвые не возвращаются. Это физиологически невозможно. Этот молодой человек сейчас в Бангоре, на столе у патологоанатома. Может быть, тот поместил его мозг в грудную клетку после анализа ткани, а черепную коробку проложил бумагой – это легче, чем запихивать мозг обратно в череп, как деталь конструктора». Дядя Карл, отец несчастной Рути, говорил ему, что патологоанатомы иногда  так делают, и еще всякое, что могло бы вызвать у Рэчел, с ее страхом смерти, непреодолимый ужас. Но Паскоу не было здесь. Он лежал в холодильнике, с биркой на ноге. «И уж во всяком случае, с него сняли те дурацкие красные шорты».

Однако встать было необходимо. Паскоу смотрел прямо на него.

Он откинул одеяло и спустил ноги на пол. Ковер, свадебный подарок бабушки Рэчел, впился холодным ворсом ему в пятки. Сон был потрясающе реальным. Настолько реальным, что он не решался последовать за Паскоу, пока тот не повернулся и не пошел назад. Луис не хотел, чтобы его касался живой мертвец, пусть даже во сне.

Шорты Паскоу блестели в лунном свете.

Они прошли через комнату, через столовую, через кухню. Луис ожидал, что Паскоу отодвинет засов двери, отделяющей кухню от пристройки, где стояли старый «форд» и «сивик», но Паскоу не стал этого делать. Вместо того, чтобы открыть дверь, он просто прошел сквозь нее. Луис, глядя на это, подумал: «Вот как просто! Наверно, любой может это сделать».

Он попробовал – и был слегка удивлен, натолкнувшись на деревянную преграду. Даже во сне он оказался твердолобым реалистом. Луис нажал на кнопку замка, поднял засов и прошел в гараж. Паскоу там не было, и Луис не удивился бы, если бы тот просто исчез. В снах это часто бывает. Может быть, исчезновение Паскоу знаменует собой начало следующего акта.

Но как только Луис вышел из гаража, он снова увидел его, стоящего в лучах луны на краю лужайки – там, где начиналась тропа.

Теперь пришел страх, мягко вползающий в душу, обволакивающий ее удушливым дыханием. Он не хотел идти туда. Он остановился.

Паскоу оглянулся через плечо, и глаза его в лунном свете показались серебряными. Луис почувствовал холодный безнадежный ужас. Сломанная ключица, полосы засохшей крови на лице. Но хуже всего были эти глаза. Во сне он не мог ни сопротивляться, ни изменить что-либо... как не мог изменить факт смерти Паскоу. Можно учиться двадцать лет, и все равно ты не сможешь помочь человеку с дыркой в черепе. Тут у тебя не больше возможностей, чем у водопроводчика или вызывателя дождя.

И, пока все эти мысли мелькали в его мозгу, он ступил на тропу и пошел вслед за шортами Паскоу, которые отсвечивали красным, как и засохшая кровь на его лице.

Ему не нравился этот сон. Совсем не нравился. Он был чересчур реален. Холодный ворс ковра, то, что он не мог пройти через дверь, как это бывает во сне... и теперь роса под его босыми ногами, и ночной ветерок, обдувающий тело. Когда начались деревья, он почувствовал под ногами хвою... еще одна деталь, слишком реальная для сна.

«Не думай об этом. Ты дома, в своей постели. Это всего лишь сон, неважно, насколько он правдоподобен. Как все другие сны, утром он покажется тебе смешным».

Сухая ветка больно оцарапала ему руку, и он вздрогнул. Впереди двигалась неясная тень Паскоу, и ужас Луиса отлился теперь в одну четкую мысль: «Я иду по лесу вслед за мертвецом. Я иду за мертвецом на Кладбище домашних животных, и это не сон. Господи, спаси, это не сон. Это наяву».

Они вышли к лесистому холму. Путь плавно изогнулся среди деревьев и углубился в подлесок. Теперь земля у него под ногами превратилась в холодный кисель, чавкающий, засасывающий. Он чувствовал, как грязь просачивается между пальцев.

Он тщетно попытался проснуться.

Никаких результатов.

Они достигли поляны, и луна снова показалась из-за облаков, озарив Кладбище призрачным светом. Памятники – доски и куски жести, выпрошенные у родителей и неуклюже обработанные ножницами и молотком, вырисовывались четко, в трех измерениях, отбрасывая густые тени.

Паскоу остановил возле «кота Смэки, он был послушным» и повернулся к Луису. Ужас нарастал по мере того, как увеличивалось мягкое, но непреклонное давление на его мозг. Паскоу усмехался. Окровавленные губы раздвинулись, обнажив зубы; обезображенное лицо под луной светилось мертвенной белизной.

Он поднял руку и указал на что-то. Луис поглядел туда и застонал. Глаза его расширились, и он поднес кулаки ко рту. Щеки его были мокрыми, и он осознал, что плачет от предельного ужаса.

Валежник, от которого Джуд Крэндалл отозвал Элли, превратился в груду костей. Кости шевелились. Они шуршали и щелкали, челюсти, зубы, бедра, ключицы; он видел ухмыляющиеся черепа людей и животных. Кости ног сгибались и разгибались в суставах.

И они шевелились; они ползали.

Паскоу подошел к нему; окровавленное лицо блестело в лунном свете, и остатки сознания Луиса свелись к навязчивой мысли: «Ты должен закричать, чтобы проснуться; неважно, что ты скажешь Рэчел, Элли, Гэджу, соседям, ты должен закричать, чтобы проснуться.  Закричатьчтобыпроснутьсязакричатьчтобы..».

Но он смог только слабо прохрипеть. Такой звук мог издать мальчик, не научившийся еще свистеть.

Паскоу подошел еще ближе и заговорил.

– Нельзя открывать дверь, – сказал он. Он смотрел на Луиса сверху, потому что тот упал на колени. Выражение его лица Луис принял сперва за сочувствие. Но это, конечно, было не сочувствие; просто холодное упорство. Тут он показал на шевелящиеся кости. – Не ходи туда, как бы тебе этого ни хотелось. Нельзя разрушать этой границы. Помни: там больше силы, чем ты думаешь. Это древняя сила, и она не знает покоя. Помни об этом.

Луис снова попытался закричать, но не смог.

– Я пришел, как друг, – сказал Паскоу, но было ли «друг» тем словом, что он действительно сказал? Луис не знал этого. Паскоу словно говорил на иностранном языке, который Луис понимал каким-то чудом... и вместо слова «друг» Паскоу употребил какое-то другое слово, которое Луис не мог перевести. – Помни, что твоя гибель и гибель всех, кого ты любишь, совсем близко. – Он подошел к Луису вплотную, и можно было чувствовать исходящий от него запах смерти.

Паскоу, говорящий с ним.

Тихое, безумное щелканье костей.

Луис попытался отодвинуться от мертвеца и зацепил памятник, который повалился на землю. Лицо Паскоу опустилось вниз.

– Доктор, помни.

Луис опять попробовал закричать, и мир завертелся вокруг – но он все еще слышал щелканье шевелящихся костей в тишине ночи.

17

На то, чтобы заснуть, в среднем уходит, если верить учебнику физиологии, семь минут; на то, чтобы проснуться – от пятнадцати до двадцати. Как будто вы спите в воде, из которой труднее вылезти, чем в нее погрузиться. Пробуждение проходит через несколько стадий, от глубокого сна до легкой дремоты, при которой спящий уже слышит звуки и даже может отвечать на вопросы... но фрагменты сна могут еще присутствовать.

Луис слышал щелканье костей, но постепенно звук стал более резким, более металлическим.

Звон... или вопли?.. Что-то покатилось. «Ну вот, – промелькнуло у него в голове, – кости рассыпались».

Он услышал голос дочери, зовущей:

– Гэдж, лови! Лови!

Вслед за этим послышались радостные вопли Гэджа, после которых Луис открыл глаза и увидел потолок собственной спальни.

Он все время был дома, у себя в комнате. Все это сон. Пускай ужасный, пускай до безумия реальный – это был сон. Только отголоски его подсознания.

Металлический звук возник опять. Это каталась одна из игрушечных машинок Гэджа.

– Гэдж, лови!

– Лови! – запищал Гэдж.– Лови-лови-лов-и!

Бум-бум-бум. Маленькие ножки Гэджа простучали по полу. И он, и Элли хохотали.

Луис поглядел направо. Рэчел не было, одеяло заправлено. Солнце поднялось уже высоко. Он посмотрел на часы и увидел, что уже восемь. Рэчел не разбудила его... скорее всего, нарочно.

В отличном состоянии это рассердило бы его, но сейчас ему было не до того. Он сделал глубокий вдох и вытянулся на кровати, вбирая в себя блаженство реального, пронизанного солнцем мира. В солнечном луче танцевали пылинки.

Рэчел позвала снизу:

– Элли, иди завтракать, скоро придет автобус.

– Сейчас! – Топот ног. – Вот твоя машинка, Гэдж. Я пошла.

Гэдж недовольно захныкал. Хотя разобрать было трудно – слышалось только «Гэдж», «бибика» и «эллибус», – он, без сомнения, требовал, чтобы Элли осталась. Ему она нужнее, чем дошкольному образованию.

Снова голос Рэчел:

– Иди попрощайся с папой, Элли.

Элли вошла в комнату в своем красном платьице, волосы ее были завязаны в хвост.

– Я сейчас встану, малышка, – сказал он. – Иди, а то опоздаешь.

– Пока, папа! – она вбежала, чмокнула его в небритую ~ щеку и бросилась вниз.

Сон начал терять очертания, отступать. Но он еще не исчез.

– Гэдж! – позвал он. – Иди поцелуй папу!

Гэдж игнорировал призыв. Он со всей возможной скоростью последовал за Элли, повторяя «лови-лови-лови» во всю силу легких. Луис заметил его неуклюжую маленькую фигурку в распашонке и штанишках.

Рэчел опять подала голос:

– Луис, где ты там? Проснулся?

– Да, – ответил он, садясь в кровати.

– Я пошла. Пока! – голос Элли, и вслед за этим скрип входной двери и рев Гэджа.

– Тебе одно яйцо или два? – спросила Рэчел.

Луис откинул одеяло и ступил на ворс ковра, готовясь сказать, что он не хочет яиц, только овсянки... и слова замерли у него на губах.

На ногах его налипла грязь и хвоя.

Сердце подпрыгнуло к горлу, как чертик в коробочке. Глаза вылезли на лоб, зубы непроизвольно прикусили язык. Он поднял одеяло. Простыни были мокрыми и грязными.

– Луис?

Он увидел на коленях сосновые иглы и внезапно взглянул на правую руку. Там была царапина, свежая царапина, от сухой ветки, оцарапавшей его... во сне.

«Я сейчас закричу».

Холодный страх опять затопил его сознание. Реальность исчезла. Реальностью было вот это – хвоя, грязь на простынях, кровоточащая царапина на руке.

«Я сейчас закричу, а потом свихнусь и смогу ни о чем этом не думать».

– Луис? – Рэчел стояла внизу у лестницы. – Ты что, опять заснул.

Какое-то время он боролся с собой, собирал в кулак все свои силы, как в тот момент, когда умирающего Паскоу принесли в лазарет на одеяле. Он победил. Победила мысль, что она не должна видеть его таким, с грязными ногами, с выпученными глазами, раздавленного страхом.

– Иду, – сказал он бодрым голосом. Язык ворочался с трудом, но сознание работало, и он вдруг подумал о том, как же близко к повседневной жизни находится безумная иррациональность.

– Одно яйцо или два? – спросила она во второй или третий раз. Слава Богу.

– Два, – сказал он, почти не сознавая, что говорит. – Яичницу.

– Хорошо, – сказала она, снова спускаясь вниз.

Он закрыл глаза, но в темноте перед ним снова предстал серебряный взгляд Паскоу. Он открыл глаза опять и быстро, как можно быстрее, чтобы отогнать мысли, направился в ванную, захватив с собой грязные простыни. Их он по дороге запихнул в корзину.

Почти бегом он вошел в ванную, пустил горячую воду и смыл грязь с ног и коленей.

Теперь он чувствовал себя лучше, по крайней мере, мог себя контролировать. Его поразила мысль, что так ведут себя убийцы, считающие, что скрыли все следы преступления. Он даже засмеялся. Он вытирался полотенцем и смеялся, не в силах остановиться.

– Эй, иди сюда! – позвала Рэчел. – Что это тебя так развеселило?

– Вспомнил старую шутку, – ответил Луис, продолжая смеяться, несмотря на испуг. Смех вырывался из его губ тяжело, как камни, ударяющиеся о стену. Он подумал, как хорошо поступил, запихнув простыни в корзину с грязным бельем. Рэчел ни в коем случае не должна их увидеть, пока они снова не окажутся на постели – чистыми. Стирала их Мисси Дэнбридж. Он заколебался, не скажет ли она Рэчел о своем открытии, но потом успокоился. Представив только, как Мисси шепотом сообщает мужу о странных сексуальных играх Кридов, которые подразумевают посыпание постели грязью и хвоей.

Это мысль вызывала у него все больший смех.

Последние смешки стихли, пока он одевался, и он осознал, что чувствует себя лучше. Он не понимал, как это возможно, но это было так. Комната имела нормальный вид, если не считать растерзанной постели. Он быстро заправил ее.

«Может быть, именно так ведут себя люди при встречах с необъяснимым, – подумал он. – Может, так и надо себя вести, сталкиваясь с иррациональным, выходящим за грань нормальных причин и следствий нашего нормального мира. Может, так ты будешь реагировать и на летающую тарелку, что пролетит однажды над твоим домом, отбрасывая маленькую черную тень, и на дождь из лягушек, и на руки из-под кровати, которые среди ночи вдруг ухватят тебя за ногу. Можно смеяться или плакать... но, если ты хочешь оставаться собой и сохранить рассудок, научись не замечать эти ужасы, как камни в почках».

Гэдж сидел на своем стульчике, поедая какао и обильно поливая им стол. Он измазал какао и пол под стулом.

Рэчел вышла из кухни с яичницей и чашкой кофе.

– Так что это за шутка, Лу? Ты смеялся, как приведение. Я даже испугалась.

Луис открыл рот, не зная, что сказать, и тут вспомнил шутку, которую услышал неделю назад в магазине – про еврея-портного, купившего попугая, который знал только одну фразу: «Ариэль Шарон свихнулся».

Когда он закончил, Рэчел тоже смеялась, и Гэдж тут же присоединился к матери.

«Замечательно. Наш герой сумел объяснить все – и грязные простыни, и смех в ванной. А теперь он читает утреннюю газету – или делает вид, чтобы никто ничего не заметил».

Думая так, Луис развернул газету.

«Только так, – думал он с неизъяснимым облегчением. – Как камень в почках, и все... и рассказывать об этом можно только у камина, сидя с друзьями, когда за окном темно, и поднимается ветер, и разговор заходит о необъяснимом. Таким рассказам грош цена».

Он съел яичницу. Поцеловал Рэчел и Гэджа. Поглядел, выходя, на белый бак с грязным бельем. Все было о’кей. Стояло по-летнему теплое спокойное утро, и все было о’кей. Он прошел мимо тропы, когда направлялся к гаражу, но ничего не случилось. Он не обращал внимания.

Все было о’кей, пока он не проехал десять миль, а потом его так затрясло, что он был вынужден свернуть с дороги и остановиться на пустынной утром площадке перед китайским ресторанчиком Синга недалеко от Медицинского центра восточного Мэна... где долх<но было лежать тело Паскоу. В центре, а не у Синга. Вик Паскоу больше не зайдет сюда отведать «мугу гай панг».

Дрожь сотрясала его тело. Луис ощущал полную беспомощность и ужас не от страха перед чем-то непостижимым, а от сознания, что он может лишиться рассудка. Он чувствовал себя так, словно голову ему сдавливала невидимая проволока.

– Не надо, – прошептал он. – Ну пожалуйста.

Он включил радио и наткнулся на Джоан Баэз, поющую об алмазах и ржавчине. Ее мягкий, холодный голос успокоил его, и, когда песня закончилась, он смог ехать дальше.

Войдя в лазарет, он поздоровался с Чарлтон и прямиком направился в ванную, уверенный, что у него ужасный вид. Ничего подобного. Под глазами были небольшие синяки, но этого не заметила даже Рэчел. Он смочил лицо холодной водой, пригладил волосы и вышел.

В его кабинете сидели Стив Мастертон и индиец-врач Сурендра Харду, которые пили кофе и просматривали карты «группы риска».

– Привет, Лу, – сказал Стив.

– Доброе утро.

– Надеюсь, сегодня не будет такого, как вчера, – сказал Сурендра.

– Да уж, мы все перенервничали.

– У Сурендры тоже были приключения этой ночью,– сказал Стив, ухмыляясь. – Расскажи ему.

Харду протер очки и улыбнулся.

– В час ночи двое парней притащили свою подружку. Она была совсем пьяная, отмечали начало учебы, понимаешь? Она оцарапала бедро довольно глубоко, но я сказал, что ничего страшного нет. Тогда она попросила перевязать, ну и я...

Сурендра нагнулся над воображаемым бедром. Луис тоже начал улыбаться, сообразив что произошло.

– Ну и, когда я нагнулся, она наблевала мне прямо на голову.

Мастертон прыснул, и Луис вслед за ним. Харду вежливо улыбался, как будто это случалось с ним тысячи раз в тысячах жизней.

– Сурендра, с какого часу ты здесь? – спросил Луис.

– С полуночи. Я уже закончил. Но я жду, когда ты меня отпустишь.

– Что ж, иди, – сказал Луис, пожимая его маленькую коричневую руку. – Иди домой спать.

– Мы уже почти просмотрели карты, – сказал Мастертон. – Благодари Бога, Сурендра.

– Воздержусь, – улыбаясь, ответил Харду. – Я ведь не христианин.

– Тогда спой «Харе Кришна» или что-нибудь такое.

– Всего хорошего, – сказал Харду, продолжая улыбаться, и вышел.

Луис и Стив какое-то время смотрели ему вслед, а потом поглядели друг на друга и рассмеялись. Для Луиса этот смех был просто необходим.

– Ну вот, с «группой риска», считай, покончили, – сказал Стив. – Теперь пора разобраться с наркоманами.