Текст книги "Бессонница"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

5

Остановившись на пороге дома Луизы, он несмело спросил:

– Эй! Есть кто-нибудь дома?

– Входи, Ральф! – отозвалась Луиза. – Мы в гостиной!

Домик Луизы располагался в полуквартале от «Красного яблока».

Заставленный мебелью и несколько темноватый, он, однако, являл собой образец порядка и уюта и поэтому всегда ассоциировался в сознании Ральфа с норкой хоббитов <Хоббиты – персонажи философской сказки английского писателя Дж.Р. Толкина о стране Средиземье, населенной маленьким народцем «невысокиками».>. И хоббиту Билбо Баггинсу, чей интерес к предкам превосходила лишь страсть к еде, понравилась бы гостиная Луизы с фотографиями родственников, взирающих со стен. Почетное место на телевизоре занимало профессионально выполненное фото мужчины, которого Луиза называла не иначе, как мистер Чесс.

Мак-Говерн сидел на диване, подавшись вперед, на его костлявых коленях пристроилась тарелка спагетти с тертым сыром. По телевизору шло какое-то шоу.

– Что она имела в виду, говоря мы в гостиной? – шутливо спросил Ральф, но прежде, чем Мак-Говерн успел ответить, появилась Луиза с тарелкой дымящихся спагетти в руках.

– Вот, – сказала она. – Садись и ешь. Я позвонила Симоне, и она сказала, что об этом, возможно, сообщат в двенадцатичасовой программе новостей.

– Луиза, не стоило беспокоиться, – пробормотал Ральф, принимая тарелку, но желудок его голодно запротестовал, когда Ральф вдохнул аппетитный запах лука и тающего чеддера <Сорт сыра.>. Взглянув на стенные часы, едва заметные между фотографиями мужчины в пальто с енотовым воротником и женщины, выглядевшей так, будто припев модной песенки «ву-дуди-и-о-ду» и составлял весь ее лексический запас, – Ральф удивился, что уже без пяти двенадцать.

– Да я ничего и не делала, просто разогрела остатки в микроволновой печи, – словно оправдываясь, ответила Луиза. – Когда-нибудь, Ральф, я обязательно приготовлю для тебя что-нибудь особенное. А теперь садись.

– Только не на мою шляпу, – предостерег Мак-Говерн, не отводя взгляда от телевизора. Он бросил Федору рядом с собой на пол и снова занялся едой, быстро исчезавшей у него во рту. – Очень вкусно, Луиза.

– Спасибо. – Она задержалась, посмотрев, как один из участников выиграл вояж на Барбадос и новое авто, затем снова поспешила в кухню.

Вопящего от радости победителя сменил тип в полосатой пижаме, беспокойно ворочающийся в постели. Наконец он сел и взглянул на часы, стоящие на ночном столике. 3:18 утра – время, ставшее Ральфу столь знакомым.

– Не можешь заснуть? – сочувственно спросил голос за кадром. – Устал лежать без сна ночь за ночью? – Маленькая светящаяся таблетка с легким звоном влетела в окно спальни бедняги, измученного бессонницей. Ральфу она показалась похожей на самую маленькую летающую тарелку, спустившуюся с поднебесья, и он совсем не удивился, увидев, что пилюля голубая.

Ральф присел рядом с Мак-Говерном. Хотя оба они были достаточно худощавы (костлявый – это слово больше подошло бы для описания Билла), им было тесновато на маленьком диване.

Вошла Луиза с тарелкой для себя и уселась у окна в креслокачалку.

После музыки и аплодисментов в студии, означавших окончание шоу, женский голос произнес:

– Это Лизетт Бенсон. «Новости в полдень». Результатом согласия известной феминистки-адвоката выступить в Дерри стала акция протеста – шестеро арестованных – в местной клинике. Также Крис Элсберг с прогнозом погоды и Боб Мак-Клиндем со спортивными новостями. Оставайтесь с нами. Ральф отправил очередную порцию спагетти в рот и, оторвав глаза от тарелки, перехватил взгляд Луизы.

– Вкусно? – спросила она.

– Божественно, – ответил он, подумав, что в данный момент ему пришлись бы по вкусу и холодные консервированные спагетти. Он был не просто голоден – у него разыгрался прямо-таки волчий аппетит. Очевидно, для наблюдений за аурами потребовалось много калорий.

– Вкратце: случилось следующее, – вмешался Мак-Говерн, проглотив последнюю порцию и ставя тарелку рядом со своей шляпой. – В восемь тридцать утра человек восемнадцать появились возле здания Центра – как раз в это время служащие приходят на работу. Симона, подруга Луизы, говорит, что они величают себя «Друзья жизни», но основу группы составляют отпетые негодяи.

Она утверждает, что среди них был и Чарльз Пикеринг, которого полиция задержала в прошлом году при попытке подложить бомбу в гараж больницы.

Племянница Симоны сказала, что арестовали только четверых. Похоже, она ошиблась.

– Эд Дипно действительно был с ними? – спросил Ральф.

– Да, – подтвердила Луиза, – и его тоже арестовали. Но никто не пострадал. Это оказались только слухи.

– Пока, – мрачно добавил Мак-Говерн. На экране цветного телевизора пошла заставка «Новостей в полдень», затем появилась Лизетт Бенсон.

– Добрый день, – сказала она. – Главной нашей новостью в этот чудесный день позднего лета является согласие известной писательницы и вызывающей разноречивые чувства защитницы женских прав Сьюзен Дэй выступить в Дерри в следующем месяце, но известие о ее согласии вызвало стихийную демонстрацию у здания Центра помощи женщинам: центр реабилитации женщин и клиника, практикующая аборты, которая так популяризирует…

– Опять они примешивают сюда аборты! – воскликнул Мак-Говерн. – Господи Иисусе!

– Тише! – безапелляционным тоном, столь не похожим на ее обычное тихое бормотание, произнесла Луиза. Мак-Говерн, удивленно взглянув на нее, замолк.

– …Джон Киркленд с первым репортажем из Центра, – закончила Лизетт Бенсон, и на экране появилось изображение репортера на фоне длинного кирпичного здания. Титры внизу сообщали зрителям, что репортаж идет в прямом эфире. Показали окна Центра помощи женщинам. Два из них были разбиты, другие же запачканы чем-то красным, напоминающим кровь. Репортера отделяла от здания желтая лента, обычно применяемая полицией; у входа виднелись трое полицейских и один в штатском. Ральф не слишком удивился, узнав в цивильном инспектора Джона Лейдекера.

– Они называют себя «Друзьями жизни», Лизетт, и они утверждают, что утренняя демонстрация была спонтанным всплеском протеста, вызванного сообщением о том, что Сьюзен Дэй – радикалисты называют ее «американской детоубийцей N1» – приезжает с выступлением в Дерри в следующем месяце.

Однако один из офицеров полиции Дерри считает, что все происходило, мягко говоря, несколько иначе.

Репортаж Киркленда шел своим чередом, теперь на экране крупным планом показывали Лейдекера, казалось, смирившегося с микрофоном, маячившим у его лица.

– О спонтанности говорить не приходится, – произнес он. – Налицо тщательно проведенная подготовка. Скорее всего, «Друзья жизни» заранее спланировали, как именно ответить на согласие Сьюзен Дэй приехать с выступлением, они просто выжидали, пока сообщение об этом не появится в газетах, что и произошло сегодня утром.

Теперь камера показывала обоих мужчин. Киркленд одарил Лейдекера своим самым проницательным взглядом.

– Что вы имеете в виду, говоря «тщательно проведенная подготовка»? – спросил он.

– На большинстве плакатов, которые они несли, фигурировало имя мисс Сьюзен Дэй. К тому же мы обнаружили более дюжины вот этих вещичек.

Маска «полицейский, дающий интервью» на лице Лейдекера сменилась удивительно человеческими эмоциями; Ральфу показалось, что это отвращение и неприязнь. Лейдекер показал прямо в камеру пластиковый пакет, и несколько ужасных мгновений Ральф был уверен, что видит внутри искалеченного, окровавленного младенца. Но затем он понял, что чем бы там ни было красное вещество, внутри пакета находится кукла.

– Вряд ли они купили все это у Кмарта, – пояснил Лейдекер телерепортеру. – Это уж сто процентов. Затем показали разбитые, перепачканные стекла. Камера медленно переходила от одного окна к другому. Вещество на измазанных стеклах сильно напоминало кровь, и Ральф решил, что он не хочет доедать спагетти с сыром. – Демонстранты принесли с собой кукол, внутри которых была смесь сиропа «Каро» с красным пищевым красителем, – подвел итог Киркленд. – Они швыряли кукол в стены здания, выкрикивая лозунги против Сьюзен Дэй.

Два окна разбиты, но особенного ущерба не нанесено.

Камера остановилась, показывая запачканное оконное стекло.

– Многие из кукол разбились, – говорил между тем Киркленд, – разбрызгивая вещество, сильно напоминающее кровь. Это, естественно, напугало служащих, ставших свидетелями такой бомбардировки.

На экране появилась приятная темноволосая женщина в слаксах и пуловере.

– О, посмотрите, это же Барби? – закричала Луиза. – Вот это!

Надеюсь, Симона тоже смотрит телевизор! Может быть, мне… Теперь настала очередь Мак-Говерна усмирить ее.

– Я так испугалась, – говорила Барбара Ричардс. – Сначала мне показалось, что они действительно бросают в окна эмбрионы или мертвых младенцев, трупики которых им удалось каким-то образом раздобыть.

Даже когда прибежала доктор Харпер, успокаивая нас и убеждая, что это всего лишь куклы, я не была вполне уверена.

– Как вы сказали, они что-то скандировали? – спросил Киркленд.

– Да. Я слышала, как они выкрикивали: «Прочь из Дерри, Ангел смерти!» На экране снова появился Киркленд.

– Около девяти часов утра демонстрантов доставили в полицейский участок на Мейн-стрит, Лизетт. Насколько я понял, двенадцать из них после допроса были отпущены, шестерых же арестовали за злостное хулиганство.

Кажется, в продолжительной войне против абортов в Дерри прозвучал еще один выстрел. Джон Киркленд для новостей Четвертого канала.

– "Еще один выстрел…" – начал было Мак-Говерн и вскинул руки.

На экране снова появилась Лизетт Бенсон.

– А теперь послушаем Энни Риверс, которая около часа назад беседовала с так называемыми «Друзьями жизни», которых арестовали утром.

Энни Риверс стояла на ступеньках полицейского участка на Мейнстрит вместе с Эдом Дипно и каким-то высоким, болезненно-желтушным типом.

Эд выглядел опрятным и особенно располагающим к себе в сером твидовом пиджаке и брюках. Высокий мужчина с козлиной бородкой был одет подчеркнуто небрежно – видимо, в его представлении именно так должны одеваться пролетарии штата Мэн: вытертые джинсы, застиранная рабочая блуза, подтяжки цвета пожара.

Ральфу понадобилась всего секунда, чтобы узнать его. Это был Дэн Далтон, владелец магазина подержанной одежды. В последний раз Ральф видел его по другую сторону витрины «Сэконд хэнд», машущего рукой в сторону Хэма Дейвенпорта и всем своим видом как бы говорящего: «Кого интересует твое мнение?»

И все-таки взгляд Ральфа был прикован к Эду Дипно, Эду, такому аккуратному, подтянутому и собранному. Очевидно, Мак-Говерн почувствовал то же самое.

– Господи, не могу поверить, что это тот самый человек, – пробормотав он, – Лизетт, – говорила между тем хорошенькая блондинка, – со мной рядом Эдвард Дипно и Дэниел Далтон, оба жители Дерри, арестованные за участие в утренней демонстрации. Все правильно, джентльмены? Вас арестовали?

Они кивнули – Эд с едва заметной иронией, Далтон – с очень решительным видом. Взгляд, которым он окинул Энни Риверс, можно было расценить (по крайней мере, так показалось Ральфу) следующим образом: в какой же из клиник, практикующей аборты, я видел вас, миледи?

– Вас освободили под залог?

– Мы заплатили сами. Сумма оказалась незначительной, – пояснил Эд. – Мы не собирались причинять кому-либо вред, Да ведь никто и не пострадал. – Нас арестовали только потому, что безбожные правовые структуры этого города на нашем примере решили показать, на что они способны, добавил Далтон. И Ральфу показалось, как на мгновение напряглось лицо Эда.

Выражение «снова-он-об-этом».

Энни Риверс вновь поднесла микрофон к губам Эда.

– Главное здесь не философия, а практика, – сказал он. – Хотя людям из Центра помощи женщинам больше нравится разглагольствовать о своих стараниях в области правовой защиты женщин и детей, об успешной лечебной деятельности в прочих не менее полезных вещах, существует и обратная сторона. Реки крови вытекают из Центра помощи женщинам.

– Невинной крови! – истерично воскликнул Далтон. Глаза сверкали на его вытянувшемся, худом лице, и Ральф внезапно осознал: по всему восточному Мэну люди смотрят эту программу и считают, что человек в красных подтяжках – безумец, в то время как его сподвижник кажется вполне разумным и рассудительным парнем. Это было почти забавно.

Эд расценил вмешательство Далтона как некий эквивалент Аллилуйя и выдержал паузу, прежде чем заговорить снова.

– Кровопролитие, массовое убийство происходит в Центре уже более восьми лет, – сказал Эд. – Многие люди – особенно такие радикальные феминистки, как доктор Роберта Харпер, главный администратор Центра, – предпочитают напускать туману, используя эвфемизмы типа «раннее прерывание», но говорят-то они об аборте – акте оскорбления и насилия общества над женщиной.

– Но разве метание в окна частной клиники кукол, наполненных имитацией крови, это достойный метод донесения вашей точки зрения до общественности, мистер Дипно?

На мгновение – всего лишь секунду, было и нет – искорки иронии в глазах Эда поглотило всплеском чего-то более тяжелого, холодного.

На мгновение перед Ральфом вновь предстал Эд Дипно, готовый наброситься на водителя пикапа, превосходящего его в силе и весе. Ральф забыл, что интервью записывали более часа назад, и испугался за журналистку, которая была хороша почти так же, как и женщина, на которой по-прежнему был женат ее интервьюируемый. «Будь осторожна, малышка, – подумал Ральф. – Будь осторожна, опасайся. Ты находишься рядом с очень опасным мужчиной».

Но тут грозная вспышка погасла, и мужчина в твидовом пиджаке снова стал честнейшим приятелем, объясняющим причину своего задержания. И снова именно Далтон, нервно хлопающий ярко-красными подтяжками, походил на безумца.

– Мы лишь продолжаем то, чего так называемым истинным арийцам не удалось сделать в тридцатые, – продолжал Эд спокойным тоном воспитанного человека, вынужденного повторять одно и то же опять и опять… В основном для тех, кому это уже должно быть известно. – Они молчали, и шесть миллионов евреев были истреблены. В нашей стране сейчас происходит подобное истребление…

– Более тысячи детских жизней каждый день, – вмешался Далтон. Его покинула прежняя нервозность, он говорил усталым тоном. – Большинство по кускам вырывают из утроб матерей, их ручонки взмывают вверх в немой мольбе, когда они умирают.

– Боже милосердный, – вздохнул Мак-Говерн. – Большей ерунды я не слышал…

– Тише, Билли! – вопросила Луиза.

– …цель протеста? – поинтересовалась Риверс у Далтона.

– Как вам, возможно, известно, – произнес Далтон, – городской совет согласился перепроверить установленные правила, позволяющие Центру помощи женщинам действовать так, как это происходит в настоящий момент. В начале ноября этот вопрос будет поставлен на голосование. Люди, защищающие право на аборт, боятся, что муниципалитет может подкинуть песка в их отлично отлаженный конвейер убийств, поэтому-то они и обратились к Сьюзен Дэй, самой известной в стране защитнице права на аборт, чтобы попытаться поддержать работу своего конвейера. Мы собираем силы… Микрофон снова качнулся в сторону Эда.

– Последуют ли еще акции протеста, мистер Дипно? – спросила Риверс, и Ральфу неожиданно показалось, что Эд интересует девушку не только с профессиональной точки зрения. А почему бы и нет? Эд – симпатичный мужчина, к тому же вряд ли мисс Риверс известно, что Эд считает, будто Кровавый Царь и его Центурионы находятся в Дерри, объединившись с убийцами младенцев, окопавшимися в Центре помощи женщинам.

– До тех пор, пока в законы, открывшие дверь этому массовому истреблению, не будут внесены поправки, протесты продолжатся, – ответил Эд Дипно. – И мы надеемся, что историки следующего столетия запишут, что не все американцы поступают как нацисты в мрачный период нашей истории.

– Протесты с насилием?

– С насилием мы как раз и боремся. – Они посмотрели друг другу в глаза, и Ральф подумал, уж не произошло ли с Энни Риверс то, что Кэролайн обычно называла «случай знойных бедер». Дэн Далтон, всеми забытый, стоял в стороне.

– Можете ли вы гарантировать безопасность Сьюзен Дэй во время ее пребывания в Дерри?

Эд улыбнулся, и перед внутренним взором Ральфа предстал жаркий августовский день всего около месяца назад – Эд, стоя на коленях и упираясь обеими руками в грудь Ральфа, выдыхает ему в лицо: «Они сжигают эмбрионы под Ньюпортом». Ральф поежился.

– В стране, где тысячи детей высасываются из материнских утроб медицинским эквивалентом промышленных пылесосов, не думаю, что кто-то может дать хоть какие-то гарантии, – парировал Эд.

Энни Риверс неуверенно взглянула на него, как бы решая, стоит ли задавать следующий вопрос (возможно, о номере его телефона), затем повернулась лицом к камере.

– Энни Риверс, из полицейского участка Дерри, – закончила она репортаж.

Снова появилась Лизетт Бенсон, и странно удивленное выражение ее лица натолкнуло Ральфа на мысль, что, возможно, он был не единственным, кто почувствовал притяжение, возникшее между женщиной-репортером и мужчиной, дававшим интервью.

– Мы будем повторять репортажи в течение дня, – сообщила Лизетт. – Будьте с нами в шесть часов, и вы узнаете подробности. В Огасте губернатор… Луиза встала и выключила телевизор. Мгновение она взирала на потемневший экран, затем, тяжело вздохнув, села в кресло.

– У меня есть черничный компот, – сказала она, – но после этого разве захочется чего-нибудь?

Оба мужчины покачали головами. Мак-Говерн, взглянув на Ральфа, произнес:

– Это ужасно.

Ральф кивнул. Он продолжал видеть мечущегося по лужайке Эда, ударявшего в такт шагам кулаком по раскрытой ладони другой руки.

– Как же его могли выпустить под залог, а потом позволить брать у них, будто он вполне нормальное человеческое существо? возмущенно спросила Луиза. – После того, что он сделал с бедняжкой Элен? Господи, эта Энни Риверс выглядела так, будто готова была пригласить его к себе на обед!

– Или полакомиться крекерами в его постели, – сухо съязвил Ральф.

– Обвинение в избиении жены и сегодняшнее происшествие – совершенно разные вещи, – заметил Мак-Говерн. – Могу спорить, что адвокат, который будет вести его дело, именно на этом станет строить линию защиты.

– К тому же избиение жены – всего лишь юридически наказуемый проступок, – напомнил Ральф.

– Но как же так? – удивилась Луиза. – Извините, но я никогда не смогу понять, как это избиение может оказаться всего лишь проступком?

– Это проступок, если избиваешь собственную жену, – иронично приподняв брови, пояснил Мак-Говерн. – Таковы американские законы, Лу.

Женщина нервно сжала руки, затем сняла портрет мистера Чесса с телевизора, посмотрела на него, водрузила обратно и вновь принялась нервно переплетать пальцы.

– Что ж, законы – совсем другое дело, – сказала она, – и я первой признаюсь, что совершенно не разбираюсь в этом. Но кто-то же должен сказать им, что он безумен. Что он избивает жену и что он сумасшедший.

– Вы даже не знаете, насколько сумасшедший, – сказал Ральф и впервые поведал им о том, что произошло прошлым летом вблизи аэропорта. Ему понадобилось на это минут десять. Когда он закончил, Билл и Луиза не проронили ни слова – они лишь смотрели на него широко раскрытыми глазами. – Вы мне не верите? – напряженно спросил Ральф. – Считаете, что я все выдумал?

– Да нет же, я тебе верю, – успокоила его Луиза, – я просто… Ошеломлена. И испугана.

– Ральф, тебе стоит рассказать все Джону Лейдекеру, – заключил Мак-Говерн. – Едва ли он сможет хоть как-то использовать подобную информацию, но, учитывая ситуацию с новыми дружками Эда, думаю, он должен об этом узнать.

Ральф помолчал, тщательно обдумывая предложение, затем кивнул и поднялся.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Не прогуляться ли нам, Луиза?

Женщина покачала головой:

– Я устала. И несколько – как теперь называют это состояние души? – «в растрепанных чувствах». Думаю, мне лучше немного вздремнуть.

– Обязательно, – согласился Ральф. – Ты действительно выглядишь утомленной. И спасибо, что так вкусно накормила нас. – Ральф наклонился и поцеловал ее в уголок рта" Луиза взглянула на него удивленно.

6

Ральф выключил свой телевизор часов шесть спустя, когда Лизетт Бенсон закончила программу новостей, уступив место на экране спортивному обозревателю. Демонстрация протеста возле здания Центра перешла на второе место – главной новостью вечернего выпуска стало заявление, что губернатор Грета Пауэрс употребляла кокаин, будучи студенткой колледжа, – и не прибавилось ничего нового, правда, теперь Дэна Далтона представили как главу организации «Друзья жизни». Ральф подумал, что более подходящим определением для Дэна стало бы «подставное лицо». Находится ли еще Эд под надзором полиции? Однако более интересно то, каково отношение работодателей Эда к его художествам в Дерри. Ральф считал, что их больше обеспокоит происшедшее сегодня утром, чем избиение жены, имевшее место месяц назад; он только недавно прочитал, что лаборатории Хокинга вскоре станут пятым исследовательским центром на северо-востоке страны, занимающимся эмбриональными тканями. Возможно, у них не вызовет восторга сообщение, что один из сотрудников-химиков арестован за бомбардировку здания, где делают аборты, куклами, наполненными имитацией крови. А если бы они знали всю степень его безумия…

«А кто же поведает им об этом, Ральф? Может быть, ты?»

Нет. Так далеко заходить он не собирался, по крайней мере в настоящее время. В отличие от его похода в полицейский участок для разговора с Джоном Лейдекером о прошлогоднем инциденте, это было бы похоже на травлю. Все равно что написать «Убить эту суку» рядом с фотографией женщины, чьи взгляды не совпадают с твоими.

«Все это чепуха – разве ты не понимаешь?»

– Я ничего не понимаю и не знаю, – ответил сам себе Ральф, встал и подошел к окну. – Я слишком устал, чтобы понимать. – Но глядя из окна на двух мужчин, выходящих из «Красного яблока», он действительно понял кое-что, вспомнил нечто, и его сразу прошиб холодный пот.

Сегодня утром, когда Ральф вышел из аптеки и его переполнило зрелищное свечение аур – и ощущение перехода на иной уровень осознания мира, – он напоминал себе снова и снова: наслаждаться, но не верить. Ведь если он перейдет эту тонкую грань, то вполне может очутиться в одной лодке с Эдом Дипно. Эта мысль почти открыла дверь и неясному ассоциативному воспоминанию, но феерия аур отвлекла его, прежде чем он успел войти в ту дверь. Зато теперь Ральф понял: Эд тоже говорил что-то о видении аур, не так ли?

"Нет – возможно, он и подразумевал ауры, но слово, использованное им, было «краски». Я почти уверен в этом. Это прозвучало сразу же после признания, что он повсюду видит трупики убитых младенцев, даже на крышах.

Он сказал…"

Ральф проследил, как двое мужчин уселись в старенький, побитый пикап, и подумал, что никогда не сможет точно воспроизвести слова Эда; он слишком устал. Затем, когда пикап отъехал, оставляя позади себя облако выхлопных газов, напомнивших Ральфу о яркой бордовой субстанции, вырывавшейся из выхлопной трубы хлебного фургона сегодня утром, открылась еще одна дверь, и воспоминание действительно пришло.

– Эд сказал, что иногда мир полон красок, – сообщил Ральф пустой комнате, – но в определенный момент все краски становятся черными.

Думаю, именно так он и сказал.

Близко, но все ли? Ральф считал, что в разглагольствованиях Эда было еще что-то, но он не мог припомнить, что именно. Да и так ли это важно?

Однако его нервы настаивали, что это крайне важно – холодок растекался по спине, превращаясь в полосу зябкой липкости.

Сзади зазвонил телефон. Обернувшись, Ральф увидел, что аппарат окутан облаком зловещего красного света, темно-красного, цвета текущей из носа крови и (петухи, драчливые петухи) петушиных гребней.

«Нет, – простонал его мозг. – О нет, Ральф, не начинай все сначала».

С каждой новой трелью красное облако вокруг аппарата становилось ярче, насыщеннее, а в перерывах между звонками темнело. По форме оно напоминало сердце с телефоном внутри.

Ральф зажмурился и снова открыл глаза – красная аура исчезла. «Нет, просто сейчас ты не можешь видеть ее. Скорее всего, ты отогнал видение усилием воли. Иногда так происходит во сне».

Направляясь к телефону, Ральф твердил себе: и сами ауры, и способность видеть их – сплошное безумие. И все-таки это не так. Потому что, если это безумие, откуда бы он знал, что звонит Эд Дипно?

"Ерунда, Ральф. Ты считаешь, что звонит Эд, только потому, что думал о нем… А из-за чрезмерной усталости в твоей голове полнейшая неразбериха.

Давай, сними трубку, и ты поймешь. Скорее всего, звонят из больницы – узнать, почему ты так давно не сдавал анализ крови, или агент хочет заставить тебя подписаться на журнал или газету".

Но Ральф был уверен в обратном.

Он снял трубку и сказал «алло».

7

Ответа не последовало. Но кто-то дышал в трубку, Ральф отчетливо слышал дыхание.

– Алло? – повторил он снова.

И вновь прерывистое дыхание. Ральф уже собирался сказать: «Я вешаю трубку», когда голос Эда Дипно произнес:

– Я звоню из-за твоего языка, Ральф. Как бы он не довел тебя до беды. Полоса холода на спине перестала быть линией, теперь вся спина от шеи до крестца покрылась тонкой коркой льда.

– Привет, Эд. Я видел твое сегодняшнее выступление по телевидению. – Единственная фраза, пришедшая на ум. Ральф не просто держал телефонную трубку, он вцепился в нее.

– Не обращай внимания, старик. Однако подумай над моими словами.

Сегодня я удостоился посещения того детектива, который арестовал меня в прошлом месяце… Лейдекера. В общем, он только что ушел.

Сердце Ральфа екнуло, но не так сильно, как он опасался. В конце концов, то, что Лейдекер рано или поздно навестит Эда, не было неожиданностью, правда? Джон Лейдекер очень заинтересовался рассказом Ральфа о происшествии около аэропорта летом 1992 года, ведь так? Очень даже заинтересовался.

– Неужели? – ровным голосом произнес Ральф.

– У инспектора Лейдекера возникла идея, будто я считаю, что люди – или, возможно, некие сверхъестественные существа – вывозят человеческие эмбрионы из города на грузовиках и пикапах. Какой бред, не правда ли? Ральф, стоя рядом с диваном, безостановочно теребил телефонный провод и вдруг заметил смутное красное свечение, выступающее на проводе, словно пот. Свечение пульсировало в такт звукам речи Эда.

– Ты еще со школьных времен специализируешься на россказнях, старик.

Ральф молчал.

– Я не стал обижаться на твой звонок в полицию, после того как преподал этой суке урок, вполне ею заслуженный, – сказал Эд. – Я отнес это на счет… Скажем, дедушкиной заботы. Или, возможно, ты рассчитывал, что она будет достаточно благодарна и позволит тебе трахнуть ее? Ты, конечно, стар, но на свалку тебе еще рановато. Может быть, ты думал, что она хотя бы разрешит тебе взять ее пальцем?

Ральф молчал.

– Я прав, старик?

Ральф молчал.

– Думаешь, ты заболтаешь меня молчанием? И не надейся. – Эд действительно говорил так, будто его заговорили. Словно позвонив сюда, он уже имел в голове собственный сценарий разговора, который Ральф отказывался читать. – Не сможешь… Лучше тебе… И тут Ральф заговорил:

– Мой звонок в полицию после избиения Элен не расстроил тебя, но сегодняшний разговор с Лейдекером, очевидно, выбил-таки из колеи. Почему, Эд? Может быть, ты наконец-то начинаешь задумываться над своим поведением?

И размышлять?

Теперь наступила очередь Эда молчать. В конце концов он хрипло прошептал:

– Если ты не отнесешься к сказанному серьезно, Ральф, это станет твоей самой большой ошибкой…

– О, я все воспринимаю серьезно, – прервал его Ральф. – Я видел, что ты натворил сегодня, видел, что ты сделал со своей женой в прошлом месяце.

Я видел, как ты куролесил около аэропорта год назад. Теперь об этом знает и полиция. Я выслушал тебя, Эд, а теперь ты выслушай меня. Ты болен. У тебя нарушена психика, ты подвержен галлюцинациям и фобиям…

– Я не обязан выслушивать твой бред! – Эд почти орал.

– Конечно, не обязан. Ты можешь просто положить трубку. В конце концов, это твое дело. Но пока ты не сделал этого, я буду говорить, Эд.

Потому что ты мне нравился, и мне снова хотелось бы относиться к тебе хорошо. Ты сообразителен, Эд, независимо от галлюцинаций, думаю, ты сможешь понять меня: Лейдекер знает, и он будет наблюдать за тоб…

– Ты еще видишь краски? – неожиданно спросил Эд. Голос его снова стал спокойным. И в то же мгновение свечение по ходу телефонного провода исчезло.

– Какие краски? – с трудом выдавил из себя Ральф. Эд проигнорировал вопрос.

– Ты сказал, что я тебе нравился. Что ж, я тоже хорошо к тебе отношусь. Всегда относился хорошо. Поэтому мне хотелось бы дать тебе один ценный совет. Тебя затягивает в омут, а в его глубинах скрывается такое, чего ты даже не можешь представить, не то что постигнуть. Ты считаешь, что я сошел с ума, однако ты даже понятия не имеешь, что такое безумие; ни малейшего понятия. Но ты поймешь, если не перестанешь совать нос в дела, не имеющие к тебе никакого отношения. Уж поверь мне.

– В какие дела? – спросил Ральф, пытаясь говорить свободно, но по-прежнему с такой силой стискивая трубку, что у него занемели пальцы.

– Силы, – ответил Эд. – Здесь, в Дерри, действуют силы, знать о них тебе не следует. Есть… Скажем, некие существа, но если ты и впредь будешь мешать мне, они заметят тебя, и ты об этом пожалеешь. Поверь.

«Силы. Существа».

– Ты спрашивал, как я дошел до всего этого. Кто довел меня до этого.

Ты помнишь, Ральф?

– Да. – Он вспомнил. Теперь. Это было последнее, что произнес Эд, прежде чем, став воплощением сплошь наигранной улыбки, направиться к ожидающим его копам. «Я вижу краски с тех пор, как он пришел и открыл мне истину… Мы поговорим об этом позже».

– Доктор многое поведал мне. Маленький лысоголовый доктор.

Думаю, именно перед ним ты будешь отвечать, если снова попытаешься вмешаться. И тогда помоги тебе Бог. – Ах, маленький лысоголовый доктор, – сказал Ральф. – Понимаю.

Сначала Кровавый Царь и Центурионы, а теперь вот лысоголовый доктор. Думаю, следующим будет…

– Прибереги свой сарказм для других, Ральф. Просто держись от меня подальше, слышишь? Держись подальше.

Раздался щелчок, и Эд пропал. Ральф очень долго смотрел на телефонную трубку, зажатую в руке, затем медленно положил ее на рычаг. «Просто держись от меня подальше». А почему бы и нет? У него и своих проблем хватает. Ральф медленно прошел в кухню, поставил столь часто рекламируемый по телевидению ужин (филе пикши, между прочим) в духовку и попытался выбросить из головы протесты против абортов, ауры, Эда Дипно и Кровавого Царя с его Центурионами.