Текст книги "Ящик"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Кинг Стивен
Ящик

Стивен КИНГ

ЯЩИК

Перевод с английского el` Poison, 2002

Декстер Стэнли был испуган. Не просто испуган; он чувствовал себя так, словно ось, которая привязывает нас к состоянию под названием "здравый ум", испытывала большую нагрузку, чем когда-либо. Останавливаясь перед домом Генри Нортрапа на Норд Кампус Авеню этой августовской ночью, он понимал, что точно сойдет с ума, если не поговорит с кем-нибудь.

Кроме Генри Нортрапа, поговорить было не с кем. Декс Стэнли возглавлял кафедру зоологии и мог бы стать ректором университета, если бы лучше разбирался в академической политике. Его жена умерла двадцать лет назад, и детей у них не было. Все, что осталось от его семьи, находилось на западе Скалистых Гор. Заводить друзей он не умел.

Нортрап являлся исключением. В некотором роде они были похожи. Оба разочаровались в как правило бессмысленной и всегда грязной игре в университетскую политику. Три года назад Нортрап баллотировался на вакантную должность председателя английского отдела. Он проиграл, и одной из причин, несомненно, была его жена, несносная, неприятная женщина. На немногих вечеринках с коктейлями, где Декс присутствовал, и где смешивалась английская и зоологическая братия, постоянно напоминал о себе ее резкий, как рев осла, голос, обращающийся к очередной преподавательской жене: "Зовите меня Билли, дорогая, все так делают".

Декс, спотыкаясь, прошел через лужайку к двери Нортрапа. Был четверг, а его неприятная супруга посещала два занятия в четверг вечером. Следовательно, это был шахматный вечер Декса и Генри. Они вместе играли в шахматы последние восемь лет.

Декс позвонил в колокольчик, прислонившись к двери. Наконец она отворилась, и на пороге возник Нортрап.

– Декс, – вымолвил он. – Я не ждал тебя до...

Декс перебил его, не слушая.

– Вилма, – сказал он. – Она здесь?

– Нет, она уехала пятнадцать минут назад. Я как раз готовлю себе что-нибудь поесть. Декс, ты выглядишь ужасно.

Они вошли в ярко освещенный холл. На свету лицо Декса поражало мертвенной бледностью, морщины казались подчеркнуто глубокими и темными, как расщелины в земле. Дексу был шестьдесят один год, но этой жаркой августовской ночью он выглядел на все девяносто.

– Не удивительно. – Декс вытер рот тыльной стороной ладони.

– Хорошо, в чем же дело?

– Боюсь, я схожу с ума, Генри. Или уже сошел.

– Не хочешь съесть что-нибудь? Вилма оставила холодную ветчину.

– Я бы лучше выпил. Чего-нибудь покрепче.

– Хорошо.

– Два человека мертвы, Генри, – сказал Декс отрывисто. – И меня могут обвинить. Да, наверняка. Но это не я. Это ящик. И я даже не знаю, что там! – Он нервно рассмеялся.

– Мертвы? – переспросил Нортрап. – Что произошло, Декс?

– Уборщик. Не знаю, как его зовут. И Гересон. Он случайно оказался там. На пути этого... что бы это ни было.

Некоторое время Генри изучал лицо Декса. Затем произнес:

– Я принесу нам выпить.

Он вышел. Декс пробрел по гостиной, мимо низкого столика, где уже стояла шахматная доска, выглянул в изящное закругленное окно.

Эта штука в его мозгу, ось, или что-то там еще, уже не была в такой опасности. Спасибо Богу за Генри.

Нортрап вернулся, с двумя стаканчиками, наполненными льдом. Лед из автоматического льдогенератора, подумал Стэнли бессвязно. Вилма "зовите меня просто Билли" Нортрап настаивала на всех современных удобствах... а если Вилма на чем-то настаивала, то с настоящей свирепостью.

Нортрап наполнил оба стакана Катти Сарком. Один он передал Стэнли, который пролил Скотч на пальцы, попав на небольшой порез, заработанный в лаборатории пару дней назад. Он и не осознавал до этого, что его руки трясутся. Стэнли опустошил полстакана, и скотч громыхнул у него в желудке, сперва обжигающий, затем распространяющий устойчивое тепло.

– Сядь, парень, – сказал Нортрап.

Декс сел и снова выпил. Стало существенно лучше. Он взглянул на Нортрапа, спокойно смотрящего поверх своих очков. Декс перевел взгляд за окно, на кровожадный диск луны, висящий над линией горизонта, над университетом, которому полагалось быть оплотом рациональности, мозгом государства. Как можно было соотнести это с сущностью ящика? С теми криками? С кровью?

– Люди мертвы? – спросил Нортрап наконец. – Ты уверен, что они мертвы?

– Да. Тел уже нет. По крайней мере, я так думаю. Даже костей... зубов... но кровь... кровь, ты знаешь...

– Нет, я ничего не знаю. Ты должен начать с начала.

Стэнли налил еще и отставил стакан в сторону.

– Да, конечно, – сказал он. – Да. Это начинается там же, где и заканчивается. С ящика. Уборщик нашел ящик...

Декстер Стэнли приехал в Амберсон Холл, иногда называемый Старым Зоологическим Зданием, в три часа дня. Это был ослепительно жаркий день, и кампус выглядел вялым и безжизненным, не смотря на вращающиеся разбрызгиватели перед студенческими корпусами и Старым Фронтовым общежитием.

Старое Фронтовое появилось еще в начале века, но Амберсон Холл был куда старше. Он был одним из старейших строений университетского кампуса, отметившего свое трехсотлетие два года назад. Это было высокое кирпичное здание, сплошь обвитое плющом, казалось, выскакивающим из земли, как цепкие зеленые руки. Его узкие окна больше походили на бойницы, и Амберсон как будто смотрел, нахмурившись, на более новые постройки, с их стеклянными стенами и изогнутыми, неортодоксальными формами.

Новое зоологическое здание, Катер Холл, было закончено восемь месяцев назад, и процесс перехода, похоже, растягивался еще на восемнадцать. Никто точно не знал, что затем произойдет с Амберсоном. Если вопрос о строительстве нового гимнастического зала решится положительно, Амберсон, видимо, будет снесен.

Он остановился на минуту, наблюдая за двумя юношами, бросающими Фрисби взад и вперед. Между ними бегала собака, угрюмо преследуя вертящийся диск. Внезапно собачонка остановилась и шлепнулась на землю в тени тополя. Вольво со стикером "Долой ядерное оружие" на заднем крыле медленно проехало мимо, направляясь к Высшему Кругу. Больше ничего не двигалось. Неделю назад закончился последний летний курс, и кампус лежал опустевший и тихий, мертвый металл на наковальне лета.

Дексу надо было забрать некоторые бумаги, часть бесконечного процесса переезда из Амберсона в Катер. Старое здание казалось нереально пустым. Звук его шагов отдавался эхом, как во сне, когда он шел мимо закрытых дверей с матовыми стеклянными панелями, мимо досок объявлений с их пожелтевшими записками, к своему офису в конце коридора на первом этаже. В воздухе висел насыщенный запах свежей краски.

Он был почти у своей двери, звеня в кармане ключами, когда уборщик выскочил из Аудитории 6, большого лекционного зала, испугав его.

Он хмыкнул, затем улыбнулся слегка пристыженно, как человек, застигнутый врасплох.

– Ты поймал меня на этот раз, – сказал он уборщику.

Уборщик улыбнулся, крутя гигантское кольцо для ключей, прикрепленное к его поясу.

– Простите, профессор Стэнли. Я надеялся, что это вы. Чарли сказал, вы будете здесь сегодня днем.

– Чарли Гересон еще здесь? – Декс нахмурился. Гересон был аспирантом, пишущим сложную – и, возможно, очень важную – диссертацию о негативном воздействии факторов окружающей среды при долгосрочной миграции животных. Эта работа могла оказать сильное влияние на сельскохозяйственную практику и борьбу с вредителями. Но Гересон проводил почти пятьдесят часов в неделю в гигантской (и устаревшей) подвальной лаборатории. Новый лабораторный комплекс в Катере значительно больше подходил для этих целей, но новые лаборатории будут оборудованы полностью только через два – четыре месяца... в лучшем случае.

– Думаю, он пошел в Клуб за гамбургером, – сказал уборщик. – Это я посоветовал ему передохнуть и съесть что-нибудь. Он здесь с девяти утра. Я сказал, ему стоило б поесть. Человек не может жить одной любовью.

Уборщик улыбнулся, немного неуверенно, и Декс улыбнулся в ответ. Уборщик был прав: Гересон целиком отдавался любимому делу. Декс видел слишком много студенческих эскадронов, просто марширующих мимо, получая свои отметки, чтобы ценить это... и время от времени беспокоиться о здоровье и благополучии Чарли Гересона.

– Я сказал бы ему, если б он не был так занят, – сказал уборщик, опять демонстрируя свою нерешительную улыбку. – И еще я, ну, хотел показать это вам.

– Что показать? – спросил Декс, испытывая легкое нетерпение. Это был вечер шахмат с Генри; он хотел разобраться со всеми делами и еще оставить время для неторопливой трапезы в Хэнкок Хауз.

– Ну, может, это пустяк, – сказал уборщик. – Но... ну, это здание такое старое, и мы постоянно откапываем что-нибудь, вы же знаете?

Декс знал. Это как выезжать из дома, в котором жили поколения. Холли, хорошенькая молодая ассистентка профессора, работающая здесь третий год, нашла полдюжины медных зажимов с маленькими медными шариками на концах. Она понятия не имела, что это были за зажимы, походившие на подпружиненные вилочки. Декс мог рассказать ей. Вскоре после Гражданской Войны эти зажимы использовались, чтобы поддерживать головы белых мышей, оперируемых без анестезии. У юной Холли, с ее образованием Беркли и ярким водопадом золотых волос, это явно вызвало отвращение. "Никаких противников вивисекции в те дни не было, – сказал ей Декс весело. – В здешних краях, по крайней мере". Холли отреагировала бессмысленным взглядом, вероятно, скрывающим отвращение или даже ненависть. Декс снова в это вляпался. У него, определенно, был талант к таким вещам.

Они нашли шестьдесят коробок Американского Зоолога в погребе, и чердак представлял собой лабиринт из старого оборудования и рассыпающихся бумаг. Некоторое снаряжение никто – даже Декстер Стэнли – не мог идентифицировать.

В чулане со старыми клетками в задней части здания профессор Виней обнаружил сложный экспонат с изысканными стеклянными панелями. Теперь он был выставлен в Музее Естествознания в Вашингтоне.

Но находки стали иссякать этим летом, и Декс думал, Амберсон Холл выдал последние свои секреты.

– Что ты нашел? – спросил Декс уборщика.

– Ящик. Он был запрятан под лестницей в подвал. Я не открывал его. Он все равно заколочен.

Декс не верил, что что-то очень интересное могло долго оставаться незамеченным, просто засунутое под лестницу. Десятки тысяч людей каждую неделю поднимались и спускались по ней в течение учебного года. Скорее всего, ящик уборщика набит факультетскими записями двадцатипятилетней давности. Или, еще более прозаично, коробка с географическими картами.

– Думаю, вряд ли

– Это настоящий ящик, – горячо перебил уборщик. – Я имею в виду, мой отец был плотником, и ящик построен так, как он строил их в двадцатые. А он научился у своего отца.

– Я действительно сомневаюсь

– И еще, на нем было около четырех дюймов пыли. Я стер часть, и там дата. 1834.

Это все меняло. Стэнли посмотрел на часы и решил, что у него в запасе есть полчаса.

Несмотря на влажную августовскую жару снаружи, гладкий, облицованный кафелем лестничный проход был почти холодным.

Тронутые желтизной круглые лампы над ними отбрасывали тусклый, задумчивый свет. Ступени лестницы когда-то были красными, но теперь они переходили в мертвенно черный посередине, где ноги годами стирали краску слой за слоем. Стояла почти полная тишина.

Уборщик спустился первым и указал под лестницу.

– Здесь, – сказал он.

Декс присоединился к нему, всматриваясь в темную трехгранную полость под широкой лестничной клеткой. Он почувствовал небольшую дрожь отвращения, глядя туда, где уборщик смахнул тонкое покрывало паутины. Он допускал, что человек мог найти здесь что-нибудь постарше послевоенных записей, теперь, когда действительно увидел это место. Но 1834?

– Одну секунду, – сказал уборщик, и моментально исчез. Оставшись в одиночестве, он присел на корточки, пристально вглядываясь. Он не мог различить ничего, кроме сгущающихся теней. Затем уборщик вернулся со здоровенным четырехкамерным фонарем.

– Это поможет.

– Что ты вообще делал здесь? – спросил Декс.

Уборщик усмехнулся.

– Я просто стоял тут, пытаясь решить, отполировать сперва коридор второго этажа или помыть окна в лаборатории. Я никак не мог выбрать и подбросил четвертак. Только он упал и закатился сюда. – Он указал в темную, трехгранную пещеру.

– Наверно, надо было оставить его там, но это был мой единственный четвертак для автомата с кокой. Так что я взял фонарь и смахнул паутину, и, когда я заполз туда, я увидел ящик. Вон, взгляните.

Уборщик направил фонарь в простенок. Взбудораженные пылинки поднялись и закружились лениво в потоке света. Луч ударился в дальнюю стену, образовав яркий круг, коротко поднялся по зигзагообразному низу лестницы, выхватывая древнюю паутину, в которой повисли давно умершие, мумифицированные жучки. Затем свет упал вниз и сконцентрировался на ящике, около пяти футов в длину и двух с половиной в ширину. Он был, возможно, трехфутовой глубины. Как и говорил уборщик, это не была штуковина, сколоченная наспех из бросовых досок. Он был искусно построен из гладкого, темного, тяжелого дерева. Гроб, подумал Декстер тревожно. Он выглядит, как детский гроб.

Темная древесина проступала только сбоку, пятном веерообразной формы. В прочих местах ящик был однообразного, тускло-серого цвета пыли. Здесь, на боку, была выбита какая-то надпись.

Декс прищурился, но не мог прочесть. Он вытащил очки из нагрудного кармана, но все равно не мог. Часть надписи была покрыта пылью – не четыре дюйма, конечно, но все равно необычайно толстый слой. Не желая пачкать брюки, Декс по-утиному пробрался под лестницу, подавляя внезапное, поразительно сильное чувство клаустрофобии. Во рту у него пересохло, появился сухой шерстяной привкус, как от старых варежек. Он подумал о поколениях студентов, снующих вверх и вниз по ступеням, до 1888 года только мужские, затем смешанные толпы, несущие свои книги, и тетради, и анатомические рисунки, с живыми лицами и ясными глазами, каждый убежден, что успешное, захватывающее будущее лежит впереди... а здесь, под их ногами, паук плел свои вечные сети для мух и быстрых жуков, и этот ящик стоял невозмутимо, покрывающийся пылью, ждущий...

Шелковая нить паутины коснулась лба, он сбросил ее, тихо вскрикнув от отвращения, неожиданно съежившись внутри.

– Не очень-то тут мило, да? – спросил уборщик сочувственно, освещая ящик. -Боже, я ненавижу тесные углы.

Декс не ответил. Он добрался до ящика. Посмотрел на высеченные литеры и стер с них пыль. Она поднялась тучей, усиливая этот шерстяной привкус, заставив его сухо закашляться. Пыль магически повисла в луче света, и Декс прочел то, что давно умерший хозяин груза высек на ящике.

КОРАБЛЬ ХОРЛИКСКОГО УНИВЕРСИТЕТА, гласила верхняя строка. ВИА ДЖУЛИА КАПЕНТЕР, было в средней. И в третьей просто: АРКТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ.

Ниже кто-то вывел углем, грубыми штрихами: 19 ИЮНЯ, 1834.

АРКТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ, перечитал Декс еще раз. Его сердце тяжело заколотилось.

– Так что вы думаете? – долетел до него голос уборщика.

Декс взялся за край и приподнял его. Тяжело. Когда он опустил его назад с глухим стуком, что-то сдвинулось внутри. Он не услышал, а почувствовал ладонями, будто нечто двигалось там по своей собственной воле. Глупо, конечно. Было какое-то почти неуловимое ощущение, словно что-то не вполне застывшее вяло перемещалось.

АРКТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ.

Декс чувствовал волнение коллекционера, случайно наткнувшегося на заброшенный шкаф с ценником в двадцать пять долларов в каком-то захолустном комиссионном магазинчике... шкаф, в котором он распознал чиппендель.

– Помоги мне достать его, – позвал он уборщика.

Наклонившись, чтобы не стукаться головами о лестницу, они выволокли ящик наружу и подняли его за дно. Декс все-таки выпачкал брюки, и у него в волосах застряла паутина.

Они отнесли его в старую лабораторию, размером с железнодорожную станцию, и по дороге Декс опять ощутил то движение внутри ящика. По выражению лица уборщика было ясно, что он тоже почувствовал это. Они опустили ящик на один из столов, покрытых огнеупорной пластмассой. Соседний стол занимали беспорядочно наваленные вещи Чарли Гересона – записные книжки, миллиметровка, контурные карты, калькулятор.

Уборщик отступил назад, тяжело дыша, вытирая руки о свою серую рубашку с двойными карманами.

– Тяжелая штука, – сказал он. – Этот ублюдок, должно быть, весит две сотни фунтов. Профессор Стэнли, вы в порядке?

Декс едва слышал его. Он смотрел на противоположную сторону ящика, где виднелась другая надпись: ПАЭЛЛА/САНТЬЯГО/САН-ФРАНЦИСКО/ЧИКАГО/НЬЮ-ЙОРК/ХОРЛИКС.

– Профессор

– Паэлла, – пробормотал Декс, затем произнес это снова, чуть погромче. Его охватило невероятное волнение, сдерживаемое только мыслью, что это могла быть мистификация. – Паэлла!

– Паэлла, Декс? – повторил Генри Нортрап. В небе взошла луна, отливающая серебром.

– Паэлла – это очень маленький остров к югу от Терра дел Фего. Возможно, самый маленький из когда-либо населяемых человеческой расой. Несколько монолитов островного типа было обнаружено восточнее перед Второй Мировой. Не слишком интересны по сравнению с их старшими братьями, но такие же таинственные. Аборигены Паэллы и Терра дел Фего были людьми каменного века. Христианские миссионеры убили их своей добротой.

– Прошу прощения?

– Там было очень холодно. Летом температура редко поднималась выше сорока пяти. Миссионеры дали им одеяла, частично для того, чтобы они могли согреться, но в основном чтобы прикрыть их греховную наготу. Одеяла кишели блохами, и аборигены обоих островов вымерли от европейских болезней, против которых у них не было иммунитета. В основном от оспы.

Декс выпил. Скотч добавил его щекам немного цвета, но он был чахоточным и неровным – два ярких пятна лежали на скулах, как румяна.

– Но Терра дел Фего – и эта Паэлла – это же не Арктика, Декс. Это Антарктика.

– Не в 1834, – сказал Декс. Он поставил стакан, осторожно, несмотря на свое возбуждение, опустив его на подставку, принесенную Генри. Если Вилма обнаружит круглое пятно на одном из своих совершенных столиков, его друзья жестоко поплатятся за это.

– Термины субарктический, антарктический и Антарктика еще не были изобретены. В те дни существовала только северная арктика и южная арктика.

– О'Кей.

– Черт, я сам допустил подобную ошибку. Я не мог понять, почему Сан-Франциско указан, как порт назначения. Затем осознал, что рассчитываю на Панамский канал, который построят примерно через восемьдесят лет.

– Арктическая экспедиция? В 1834? – спросил Генри с сомнением.

– У меня еще не было возможности проверить записи, – сказал Декс, снова поднимая стакан. – Но я знаю из истории, что "Арктические экспедиции" существовали со времен Френсиса Дрейка. Правда, ни одна из них не достигла цели. Они были убеждены, что найдут золото, серебро, сокровища, потерянные цивилизации, Бог знает что еще. Смитсоновский Институт снарядил разведывательную экспедицию на Северный полюс, я думаю, в 1881 или 82. Все они погибли. Группа людей из Исследовательского Клуба отправилась на Южный полюс в 1850. Их корабль был потоплен айсбергом, но трое или четверо выжили. Они оставались в живых, собирая росу со своей одежды и питаясь водорослями, прицепившимися к их лодке, пока их не подобрали. Они лишились зубов. И утверждали, что видели морских чудовищ.

– Что произошло, Декс? – спросил Генри мягко.

Стэнли поднял глаза.

– Мы открыли ящик, – произнес он невыразительно. – Помоги нам Бог, Генри, мы открыли этот ящик.

Он надолго замолчал, перед тем как заговорить вновь.

– Паэлла? – спросил уборщик. – Что это?

– Остров, у берегов Южной Америки, – сказал Декс. – Не бери в голову. Давай откроем его.

Он открыл один из лабораторных шкафчиков и начал рыться в нем в поисках какого-нибудь рычага.

– Бросьте это, – сказал уборщик. Теперь и он выглядел взволнованно. У меня есть молоток и зубило в чуланчике наверху. Подождите, я принесу.

Он ушел. Ящик стоял на несгораемой поверхности стола, безмолвный и ждущий. "Оно сидит тихо и ждет", – подумал Декс, и вздрогнул. Откуда взялась эта мысль? Из какого-то рассказа? Слова подходили к ситуации, но в них было что-то неприятное. Декс отбросил их. Он умел отбрасывать лишнее. Он был ученым.

Он огляделся по сторонам, просто затем, чтобы не смотреть на ящик. Не считая стола Чарли, в лаборатории царил непривычный порядок – как и во всем университете. Покрытые белым кафелем стены бодро светились под круглыми лампами; сами лампы, казалось, раздваивались, пойманные и утопленные в полированной несгораемой поверхности, как сверхъестественные источники света, мерцающие глубоко под водой. Огромная, старомодная доска объявлений, синевато-серая, господствовала на стене, противоположной раковинам. И шкафы, шкафы повсюду. Можно было легко – пожалуй, слишком легко – увидеть древние, коричневатые тени всех тех зоологических студентов, в белых пальто с зелеными манжетами, с завитыми или напомаженными волосами, делающих вскрытия или пишущих отчеты...

Звук шагов раздался на лестнице, и Декс вздрогнул, вновь вспомнив о ящике, сидящем – да, тихо и выжидающе – под лестницей в течение стольких лет, спустя так много времени после того, как люди, оставившие его там, умерли и обратились в пыль.

"Паэлла", – подумал он, и затем вошел уборщик, с молотком и зубилом.

– Разрешите мне сделать это, профессор? – спросил он, и Декс был готов отказаться, когда увидел его умоляющий, исполненный надежды взгляд.

– Конечно, – сказал он. В конце концов, это же была его находка.

– Может, здесь ничего и нет, кроме кучи камней и растений, таких старых, что они рассыплются, как только вы до них дотронетесь. Но это забавно. Мне просто не терпится.

Декс уклончиво улыбнулся. Он понятия не имел, что в ящике, но сомневался, что это всего лишь растения и образцы камней. Дело было в том неуловимом ощущении движения, когда они перемещали ящик.

– Ну, вперед, – сказал уборщик, и начал загонять зубило под доску быстрыми ударами молотка. Доска слегка приподнялась, обнаруживая двойной ряд гвоздей, абсурдно напомнивших Дексу зубы. Уборщик нажал на рукоятку зубила. Доска приподнялась, с гвоздями, выскакивающими из дерева. Он проделал то же самое с другой стороны, и доска освободилась, брякнувшись на пол. Декс отложил ее в сторону, заметив, что даже гвозди выглядели как-то не так – толще, ровнее на конце, и без этого синевато-стального блеска, отмечающего сложный плавильный процесс.

Уборщик всматривался внутрь ящика через узкую, длинную полосу, которую он открыл.

– Ничего не видно, – сказал он. – Где я оставил свой фонарь?

– Не важно, – сказал Декс. – Продолжай, открой его.

– Хорошо.

Он отодрал вторую доску, затем третью. Всего сверху было прибито шесть или семь. Он принялся за четвертую, протянув руку через уже раскрытое пространство, чтобы установить зубило под доской, когда ящик начал свистеть.

Звук очень походил на тот, который издает закипающий чайник, сказал Декс Генри Нортрапу. Но не веселый свист, а какой-то противный, истерический визг раздраженного ребенка. Внезапно он прервался и сменился низким, хриплым рычанием. Это был негромкий, но примитивный и дикий звук, от которого у Декса стали приподниматься волосы. Уборщик уставился на него, его глаза расширялись... и затем его рука была схвачена. Декс не видел, что схватило ее; его глаза бессознательно застыли на лице человека.

Уборщик закричал, и его крик вонзил нож паники в грудь Декса. Пришла непрошеная мысль: "Я впервые в жизни слышу, как кричит взрослый человек какую беззаботную жизнь я вел!"

Уборщика, довольно крупного парня, весящего, возможно, двести фунтов, вдруг сильно рвануло в сторону. К ящику.

– Помогите! – закричал он. – О док, помогите, оно достало меня оно кусает меня оно кусает меееееняяяяя

Декс велел себе броситься вперед и схватить уборщика за свободную руку, но его ноги с тем же успехом могли быть привязаны к полу. Уборщика затянуло в ящик по плечо. Сводящее с ума рычание продолжалось. Ящик откатился назад по столу где-то на фут и замер, остановленный кучей инструментов. Он начал качаться из стороны в сторону. Уборщик кричал и отчаянно дергался прочь от ящика. Край приподнялся над столом и шлепнулся обратно. Часть руки выступила из ящика, и Декс увидел, к своему ужасу, что серый рукав рубашки изжеван, и изорван в клочья, и пропитан кровью. Укусы в виде улыбающихся полукругов врезались в кожу, видневшуюся среди искромсанных кусков ткани.

Затем что-то с невероятной силой рвануло его назад. Существо в ящике стало издавать ворчащие, жадно чавкающие звуки, то и дело прерываемые задыхающимся свистом.

Наконец Декс избавился от паралича и метнулся вперед. Он схватил уборщика за свободную руку и дернул... никакого результата. Все равно что пытаться оттащить человека, пристегнутого наручниками к бамперу грузовика. Уборщик снова закричал – долгий, воющий вопль, перекатывающийся взад и вперед между сверкающими, кафельно-белыми стенами лаборатории. Декс мог видеть золотистый блеск пломб во рту человека. Мог видеть желтый никотиновый след на его языке.

Голова уборщика ударилась о край доски, которую он собирался вытащить, когда эта тварь схватила его. И на этот раз Декс увидел нечто, хотя все произошло с такой смертельной, бешенной скоростью, что потом он не мог адекватно описать это Генри. Нечто высохшее, коричневое и чешуйчатое, как пустынная рептилия, вылетело из ящика – нечто с громадными когтями. Оно разодрало напрягшееся, натянутое горло парня и разорвало яремную вену. Кровь хлынула на стол, собираясь на его гладкой поверхности, ударила струей на белый кафельный пол. На миг в воздухе словно повис кровавый туман.

Декс выронил руку уборщика и шарахнулся назад с выпученными глазами, ладони хлопнулись о щеки. Глаза уборщика дико закатились, упершись в потолок. Его рот распахнулся, затем захлопнулся. Щелчок его зубов был слышен даже сквозь голодное рычание. Его ноги в тяжелых черных рабочих туфлях резко замолотили по полу, выбивая чечетку. Затем он словно потерял ко всему интерес. Его глаза сделались почти кроткими, они восхищенно уставились на круглую лампу над головой, тоже забрызганную кровью. Ноги свободно распластались буквой V. Рубашка выбилась из брюк, обнажив белый, выпуклый живот.

– Он мертв, – прошептал Декс. – О Боже.

Сердце уборщика остановилось. Кровь, вытекающая из глубокой, рваной раны на шее, потеряла напор и просто стекала вниз под действием силы тяжести. Ящик был забрызган и перепачкан кровью. Ворчание, казалось, продолжалось бесконечно. Ящик качнулся туда и обратно, но он слишком прочно зацепился за инструменты, чтобы сдвинуться далеко. Тело уборщика развалилось гротескно, все еще крепко схваченное тем, что там было. Его поясница была прижата к краю стола. Свободная рука свешивалась вниз, волосы обвились вокруг пальцев между первым и вторым суставами. Его большое кольцо для ключей отливало желтизной на свету.

И тут его тело стало медленно покачиваться туда и сюда. Туфли задергались взад и вперед, теперь вальсируя, а не выбивая чечетку. Затем они перестали волочиться по полу. Приподнялись на дюйм... на два... на полфута над полом. Декс осознал, что уборщика затягивает в ящик. Его затылок уперся в доску у дальнего края дыры в крышке ящика. Он застыл в каком-то загадочном созерцании. Его мертвые глаза сверкали. И сквозь дикое ворчание Декс слышал чмокающий, раздирающий звук. И хруст костей.

Декс побежал.

Спотыкаясь, он выскочил за дверь и бросился вверх по лестнице. На полпути он упал, поднялся, хватаясь за ступени, и побежал снова. Он достиг коридора на первом этаже и помчался по нему, мимо закрытых дверей с их матовыми стеклянными панелями, мимо досок объявлений. Его преследовал топот собственных ног. В ушах стоял этот проклятый свист. Он врезался в Чарли Гересона, едва не сбив его с ног, и разлил молочный коктейль, который Чарли пил, на них обоих.

– О Боже, в чем дело? – спросил Чарли, совершенно ошарашенный. Он был невысок, плотного телосложения, одетый в трикотажные брюки и белую футболку. На его носу прочно утвердились очки с толстыми стеклами, имеющие серьезный вид, провозглашающие, что они тут надолго.

– Чарли, – выдохнул Декс, тяжело дыша, – мой мальчик... уборщик... ящик... оно свистит... свистит, когда голодное, и свистит опять, когда сытое... мой мальчик... мы должны... безопасность кампуса... мы... Мы...

– Помедленнее, профессор Стэнли, – сказал Чарли. Он выглядел озабоченным и слегка испуганным. Вы не ожидаете, что на вас набросится пожилой профессор, когда вы спокойно идете по факультету, и на уме у вас нет ничего более агрессивного, чем нанесение на карту дальнейшей миграции песчаных мушек.

– Помедленнее, я не понимаю, о чем вы.

Стэнли, с трудом сознавая, о чем говорит, выложил сокращенную версию случившегося. Чарли Гересон выглядел все более сконфуженным и сомневающимся. Не смотря на свое паническое состояние, Декс начал понимать, что Чарли не верит ни единому его слову. Он подумал, с новой разновидностью ужаса, что сейчас Чарли спросит, не слишком ли много он работает, и тогда Стэнли разразится сумасшедшим взрывом хохота.

Но Чарли сказал лишь:

– Звучит довольно странно, профессор Стэнли.

– Это правда. Мы должны позвать сюда охрану. Мы...

– Нет, не стоит. Кто-то из них наверняка сунет туда руку, во-первых. Увидев удивленный взгляд Декса, он продолжил. – Если мне трудно поверить в это, то что они подумают?

– Не знаю, – пробормотал Декс. – Я... я не думал об этом...

– Они решат, что вы здорово покутили, и повстречались с Тасманскими чертями вместо розовых слонов, – весело сказал Чарли Гересон, поправляя очки на своем курносом носу. – Кроме того, из сказанного вами следует, что ответственность лежала на зоологическом все это время... примерно сто сорок лет.

– Но... – он сглотнул с щелкающим звуком, готовясь высказать свои наихудшие опасения. – Но оно может выбраться наружу.

– Я в этом сомневаюсь, – сказал Чарли, но продолжать не стал. И Декс отчетливо понял две вещи: что Чарли не поверил ни единому слову, и что он не сможет отговорить Чарли от возвращения туда.

Генри Нортрап посмотрел на часы. Они сидели в кабинете чуть больше часа; Вилмы не будет еще два. Куча времени. В отличие от Чарли Гересона, он не вынес никакого решения насчет истинности рассказанного Дексом. Но он знал Декса дольше, чем юный Гересон, и не верил, что его друг демонстрирует симптомы внезапно развившегося психоза. Что он демонстрировал, так это безумный страх. Страх человека, который чудом избежал ужасной гибели от... ну, просто ужасной гибели.

– Он спустился вниз, Декс?

– Да.

– И ты пошел с ним?

– Да.

Генри чуть отодвинулся.