Текст книги "Цикл оборотня (сборник рассказов и повестей)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

СЕНТЯБРЬ

Месяц подходит к концу, и приближается полнолуние, испуганные обитатели Таркерз-Миллз ждут, когда кончится жара. Но жара все не спадает. Где-то там, в большом мире, одно за другим заканчиваются соревнования по бейсболу, начинается футбольный сезон; как сообщает старый добрый Виллард Скотт, в канадских Скалистых горах 21 сентября выпал снег, толщина его слоя – около фута. Но в Таркерз-Миллз лето никак не закончится. Днем температура не опускается ниже восьмидесяти градусов: дети, вернувшиеся в школу три недели назад, нисколько этому не рады. Им совсем не нравится сидеть в душных классах, изнемогая от жары, когда стрелки часов, кажется, вообще замерли на месте. Без всякой причины мужья злобно ругаются с женами, а на заправочной станции О'Нила, находящейся за городом, у въезда на главную магистраль, даже разгорелся скандал. Заезжий турист произнес что– то дерзкое по поводу цены топлива, вот Паки О'Нил и треснул его форсункой по голове, туристу, оказавшемуся жителем Нью-Джерси, пришлось наложить четыре шва на верхнюю губу. Уезжая, он вполголоса что-то злобно бормотал насчет судебного иска и возмещения ущерба.

– Не знаю, чего он там скулил. – вечером того же дня мрачно говорит Паки, сидя в пабе. – Я же его только вполсилы стукнул! Если бы я стукнул его со всей силы, то вообще из него дух бы выбил. Верно?

– Ну конечно! – поспешно говорит Билли Робертсон, потому что у Паки такой вид, будто он ударит со всей силы его. Билли, если он вздумает не согласиться. – Может, еще пива. Пак?

– Да, самого лучшего! – говорит Паки.

***

Милт Штурмфуллер отправил свою жену в больницу из-за кусочка яйца, которое осталось на тарелке после посудомоечной машины. Бросив всего один взгляд на высохшее желтое пятно на тарелке, на которой ему собирались подавать завтрак, Милт отвешивает жене хорошую оплеуху. Как сказал бы Паки О'Нил, Штурмфуллер стукнул ее со всей силы.

– Подлая похотливая сука! – сказал он, стоя над Донной Ли, распростертой на полу кухни. Нос ее оказался сломанным и кровоточил. Затылок женщины тоже был весь в крови. – Моя мать имела привычку мыть тарелки дочиста, хотя у нее не было посудомоечной машины. А ты вот что делаешь?

Позднее Милт скажет врачу отделения «Скорой помощи» в больнице Портленда, что Донна Ли упала с лестницы. Донна Ли, вконец запуганная за годы супружеской жизни, это подтвердит Около семи часов вечера, перед полнолунием, поднимается ветер – первый холодный ветер за этот затянувшийся летний сезон. Он приносит с севера облака, и некоторое время луна играет с ними в пятнашки, то скрываясь, то выглядывая из-за туч и окрашивая их края в серебристый цвет. Потом облака становятся плотнее и луна исчезает… но она по-прежнему здесь; морские волны в двадцати милях от Таркерз-Миллз чувствуют ее притяжение, так же как и Зверь, который находится гораздо ближе.

Около двух часов ночи в загоне Элмера Циммермана, живущего на Вест-Стэйдж-роуд, что в двенадцати милях от города, раздается пронзительный визг. В одних пижамных брюках и шлепанцах Элмер отправляется за ружьем. Его жена, которая в 1947 году, когда Циммерман на ней женился, была почти красивой, в слезах умоляет его остаться с ней и не выходить во двор. Элмер отстраняет ее и достает ружье. Его свиньи уже не просто визжат – они пронзительно кричат. Должно быть, примерно так кричат очень молодые девушки, на которых ночью набрасывается маньяк. Он пойдет, и ничто его не остановит, говорит Элмер… и, протянув руку к дверному засову, застывает в неподвижности, услышав победный вой. Это воет волк, но его голос так похож на человеческий, что хозяин дома оставляет заднюю дверь закрытой и позволяет Алисе Циммерман увести себя в гостиную. Он обнимает жену за плечи, они садятся на диван и молча сидят там, как испуганные дети.

Крик свиней слабеет и затихает. Да, они затихают – одна за другой. Теперь слышны хриплые, булькающие звуки – Зверь насыщается. Затем он снова начинает выть, и в голосе его звенят серебристые нотки, напоминающие о свете луны. Элмер подходит к окну и видит, как что-то – он не может точно сказать, что именно – растворяется в темноте.

Потом приходит дождь, он барабанит по стеклам, а Элмер и Алиса, обнявшись, сидят на кровати, включив везде свет. Дождь холодный, это первый в нынешнем году настоящий осенний дождь, значит, завтра утром в листве на деревьях появятся желтые и красные пятна.

В загоне Элмер обнаруживает именно то, что и ожидал увидеть: все девять его свиноматок и оба хряка мертвы – выпотрошены и частично съедены. Они лежат в грязи, холодный дождь льется на их останки, а выпученные глаза смотрят в осеннее небо.

Рядом с Элмером стоит его брат Пит, вызванный из Майнота. Они долго молчат, затем Элмер высказывает то, что тревожит и Пита:

– Отчасти это покроет страховка. Не все, но хоть какую-то часть. Остальное я уж как-нибудь оплачу. Уж лучше мои свиньи, чем еще кто-то из людей.

Пит кивает.

– Уже достаточно, – говорит о» тихим голосом, едва слышным из-за дождя.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты знаешь, что я хочу сказать. В следующее полнолуние на улице должно дежурить сорок человек… или шестьдесят… или даже сто шестьдесят! Пришло время перестать делать вид, будто ничего не происходит, тогда как любой дурак понимает, что это не так. Ради Бога, посмотри сюда!

Пит указывает на землю. Рядом с убитыми свиньями много очень крупных следов. Они похожи на следы волка… хотя чем-то напоминают и человеческие.

– Ты видишь эти долбанные следы?

– Я их вижу, – соглашается Элмер.

– Ты думаешь, их оставила Милашка Бетси?

– Нет. Наверное, нет.

– Следы оставил оборотень, – говорит Пит, – и ты это отлично знаешь. Алиса это знает, большинство людей в городе это знают. Черт побери, даже я это знаю, хотя приехал из другого графства. – Пит смотрит на брата, лицо его строго и сурово – это лицо пуританина из Новой Англии образца 1650 года. – Уже достаточно, – повторяет он. – Пора с этим кончать.

Дождь по-прежнему льет как из ведра на их непромокаемые плащи.

Элмер долго раздумывает над словами брата, затем кивает:

– Пожалуй. Но не в следующее полнолуние.

– Ты хочешь подождать до ноября?

Элмер кивает:

– Деревья облетят. По снегу будет легче выслеживать.

– А что будет в октябре?

Элмер Циммерман смотрит на растерзанные тела свиней, потом переводит взгляд на своего брата Пита.

– Людям придется поостеречься, – говорит он.

ОКТЯБРЬ

Тогда Марти Кослоу возвращается домой в ночь накануне Дня всех святых, батарейки на его инвалидной коляске почти полностью разряжены. Мальчик отправляется прямиком в постель и лежит там без сна, глядя, как месяц поднимается вверх в холодном небе, усеянном звездами, словно алмазной пылью. Во дворе, рядом с верандой, где подаренные к Четвертому июля петарды спасли Марти жизнь, холодный ветер гоняет туда-сюда опавшие коричневые листья. Они шуршат, как старые кости. Октябрьское полнолуние обошлось без новых убийств – уже второе полнолуние в году. Некоторые из горожан – один из них Стэн Пелки, парикмахер, другой Кэл Блодуин, единственный в городе торговец автомобилями – считают, что террор закончился. Убийцей был бродяга, который жил где-то в лесах, а теперь он уехал, как они говорили. Другие, однако, в этом не уверены. Те, например, кто обратил внимание на останки четырех оленей, найденные у поворота к главной дороге на следующий день после октябрьского полнолуния, и на одиннадцать свиней Циммермана, растерзанных в полнолуние сентябрьское. В долгие осенние ночи в пивной не смолкают споры.

Однако Марти Кослоу уже знает, в чем дело.

В эту ночь он отправился вместе со своим отцом колядовать (его отец любит Хэллоуин, любит обжигающий холод, любит громко смеяться, изображая рубаху-парня, и выкрикивать такие идиотские восклицания вроде «эге-гей!» или «гоп-ля-ля» в тот момент, когда открываются двери и появляются знакомые лица обитателей Таркерз-Миллз). Нацепив большую резиновую маску, Марти нарядился Йодой. Его неподвижные ноги скрывает просторный халат.

– Ты всегда получаешь все, что хочешь, – увидев маску, говорит Кейти… но Марти знает, что на самом деле она на него не сердится (и, как бы доказывая это, девочка сама делает для него изящно изогнутый посох, дополняющий одеяние Йоды).

Возможно, Кейти грустит оттого, что она считается уже слишком взрослой, чтобы идти колядовать. Вместо этого сестра Марти отправляется на вечеринку со своими одноклассниками. Она будет танцевать под пластинки Донны Саммер, а потом, когда свет погасят. – играть «в бутылочку» и, вероятно, станет целоваться с каким-нибудь мальчиком. Не потому, что ей так хочется, а потому, что на следующий день сможет очень весело хихикать, вспоминая об этом с подружками в школе.

Папа везет Марти в фургоне, так как в фургоне есть встроенный пандус, чтобы можно было вкатывать и спускать вниз коляску. Марти скатывается по пандусу, а потом самостоятельно разъезжает взад-вперед по улицам. Он кладет на колени сумку, и они заходят во все дома на своей улице и даже в некоторые из тех, что находятся подальше: к Коллинзам, Макиннам, Манчестерам, Милликенсам, Истонсам. В пивной ему вручают кулек леденцов, в доме священника-конгрегациониста – «Сникерсы», в доме священника-баптиста – «Чанки». Потом – к Рэндольфам, Куиннам, Диксонам и еще в два десятка домов. Марти возвращается домой с полной сумкой сластей и… с почти неправдоподобной новостью.

Теперь он знает.

Марти знает, кто оборотень.

В одном из домов, где оказался Марти, путешествуя по округе, сам Зверь, сейчас не представляющий опасности, опустил шоколадку в сумку Марти. Чудовище, конечно, не знало, что под маской Йоды лицо мальчика покрылось смертельной бледностью и что его одетые в перчатки руки очень крепко сжали посох – даже ногти побелели.

Оборотень улыбается Марти и похлопывает его по оцепеневшей руке.

Перед ним действительно оборотень. Марти точно это знает, и дело не только в том, что у этого человека повязка на глазу. Есть кое-что еще – некоторое сходство этого человека с рычавшим животным, которого Марти видел в ту серебристую летнюю ночь четыре месяца назад.

После возвращения из Вермонта в Таркерз-Миллз сразу после Дня труда Марти все время был начеку, уверенный, что рано или поздно увидит оборотня, а увидев, узнает его, потому что оборотень должен быть одноглазым. Хотя когда мальчик сказал полицейским, будто он совершенно уверен в том, что выбил оборотню глаз, те согласно покивали головами и обещали поискать одноглазого, но Марти показалось, что на самом деле они ему не поверили. Может быть, потому, что он еще ребенок, а может, потому, что они сами не были там в ту июльскую ночь. В любом случае это теперь не имеет значения. Марти знает, как все обстоит в действительности.

Таркерз-Миллз – маленький городок, но довольно разбросанный, и до сегодняшнего вечера Марти не видел человека с одним глазом и не смел задавать вопросов взрослым. Его мать и так боялась, что воспоминания об июльском инциденте будут постоянно преследовать ее сына, и если бы Марти вздумал предпринять какие-то розыски, это обязательно дошло бы до нее. Кроме того, Марти понимал, что рано или поздно– все равно увидит Зверя в его человеческом обличье на улицах городка.

Возвращаясь домой, мистер Кослоу (Тренер Кослоу, как называют его тысячи бывших и нынешних учеников) думает, будто Марти так спокоен потому, что его утомил и сам вечер, и связанные с ним волнения. По правде говоря, это не так. Еще никогда – за исключением той ночи с замечательным фейерверком – мальчик не чувствовал себя настолько бодро. Сейчас его занимает одна мысль: на то, чтобы опознать оборотня, потребовалось целых шестьдесят дней именно потому, что он, Марти, католик и посещает церковь святой Марии в городском предместье.? еловек с повязкой на глазу, который опустил в его сумку шоколадку «Чанки», улыбнулся и похлопал Марти по голове, не был католиком. Зверь – это преподобный Лестер Лоу, священник баптистской церкви Милосердия Господня.

Улыбаясь, Марти ясно видит в желтом свете лампы повязку на его глазу. С ней маленький робкий священник похож на пирата.

– Жаль, что с вашим глазом что-то случилось, преподобный Лоу, – грохочущим голосом рубахи-парня говорит мистер Кослоу. – Надеюсь, ничего серьезного?

Улыбка преподобного Лоу выражает смиренное страдание. Собственно, он потерял глаз. Доброкачественная опухоль: пришлось удалить глаз, чтобы добраться до опухоли. Но на то Божья воля, и он уже приспособился обходиться без глаза. Священник похлопывает Марти по скрытой маской голове и говорит, что некоторым из тех, кого он знал, пришлось перенести куда большие испытания.

Так что теперь Марти лежит в постели, слушает завывания октябрьского ветра, который ворошит увядшие листья, и смотрит на месяц, путешествующий по усыпанному звездами небу. Вопрос в том, что ему теперь делать?

Марти этого не знает, но чувствует, что в нужный момент подходящий ответ найдется сам собой.

Он засыпает крепким сном без сновидений, какой бывает только в детстве, а над Таркерз-Миллз дует свежий ветер, прогоняя октябрь и принося с собой холодный звездный ноябрь.

НОЯБРЬ

Приближается конец года, и в Таркерз-Миллз приходит унылый серый ноябрь. По главной улице движется странная процессия, из дверей своего дома за ней наблюдает преподобный Лестер Лоу Он только что вышел взять почту и сейчас держит в руках шесть циркуляров и одно письмо. Двигаясь один за другим, из города выезжает вереница автомобилей – «форды», «шевроле» и «интернэшнл-харвестеры».

По сообщению синоптиков, скоро пойдет снег, но людей в машинах это не пугает, они не собираются убегать от плохой погоды в теплые края – к благословенным берегам Флориды или Калифорнии никто не отправляется в охотничьих костюмах, с ружьями за плечами и со свирепыми псами на задних сиденьях. Вот уже четвертый день Элмер Циммерман и его брат Пит во главе группы людей рыщут по округе с собаками, ружьями и изрядным запасом пива. Приближается полнолуние. Сезон охоты на пернатых и оленей закончился. Но охота на оборотней все еще открыта, и большинство тех, кто надеется с ним расправиться, несмотря на суровое выражение лиц, говорящее о решимости стоять насмерть, развлекается вовсю. Как сказал бы Тренер Кослоу – эге-гей!

Некоторые из охотников, ясно видит преподобный Лоу, просто резвятся. Им представился шанс побродить по лесам, попить пивка, порассказывать анекдоты про поляков, лягушатников и ниггеров, пострелять в белок и ворон. Это настоящие животные, думает Лоу, непроизвольно дотрагиваясь рукой до повязки на глазу, которую носит с июля. Они вполне могут друг друга перестрелять. Их счастье, что до сих пор никто не пострадал Последний грузовик исчезает из вида, затихают автомобильные гудки и лай собак. Да, некоторые просто развлекаются, однако другие.

Например, Элмер и Пит Циммерманы, относятся к этому вполне серьезно.

Если это существо – человек, или зверь, или кто бы это ни был – отправится в этом месяце на охоту, собаки учуют его запах. Преподобный Лоу слышал, как Элмер две недели назад говорил это в парикмахерской. А если оно – или он – не выйдет на охоту, то тогда мы, может быть, спасем чью-то жизнь. Или по крайней мере чью-то живность.

Да, некоторые из них – может быть, десяток, может, два – относятся к охоте на оборотня серьезно. Однако не они беспокоят Лоу, вызывая неведомое до сих пор чувство тревоги, как будто его загнали в угол.

И все это из-за записок – самая длинная состоит из двух предложений, – написанных старательным детским почерком, иногда даже с орфографическими ошибками.

Лоу смотрит на письмо, пришедшее сегодня. Адрес на конверте написан той же детской рукой:

Преподобному Лоу, баптистская церковь, Таркерз-Миллз, Мэн 04 491.

Опять это странное ощущение… Так, должно быть, чувствует себя лиса, которую собаки сумели обложить со всех сторон. Выхода нет. Инстинктивно в этот момент лиса оборачивается и обнажает зубы, готовясь вступить в безнадежную схватку с собаками, которые непременно разорвут ее на куски.

Преподобный Лоу плотно закрывает дверь и входит в гостиную, где торжественно тикают старые часы. Он садится, аккуратно кладет религиозные циркуляры на стол, который миссис Миллер протирает два раза в неделю, и открывает новое письмо. Как и в прежних, в нем нет обращения. Как и прежние, оно не подписано. Посередине листка, вырванного из школьной тетради, написано предложение:

Почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством?

Преподобный Лоу подносит руку ко лбу – она слегка дрожит. Другой рукой Лоу мнет листок и кладет его в большую стеклянную пепельницу, стоящую в центре стола, – преподобный Лоу принимает прихожан у себя дома, и некоторые из них курят. Из кармана домашнего свитера, который он чаще всего надевает по субботам, Лоу Достает коробок спичек, поджигает письмо – так же, как поджег остальные, и смотрит, как оно горит.

Преподобный наконец стал познавать самого себя. Это происходило постепенно. После майского кошмара, в котором все собравшиеся на службу в честь Дня старого дома превратились в оборотней, и после того, как преподобный Лоу обнаружил выпотрошенное тело Клайда Корлисса, он начал понимать, что с ним творится что-то… ну, неладное. Он не знал тогда, в чем дело. Просто чувствовал: что-то неладно. Но Лоу ясно осознавал, что иногда по утрам, особенно в периоды полнолуния, он просыпается и чувствует себя очень хорошо, чувствует себя очень бодрым и очень сильным. Он заметил, что это ощущение ослабевает по мере уменьшения луны и вновь усиливается по мере роста луны новой.

После того кошмарного сна и смерти Корлисса преподобный вынужден был обратить внимание и на кое-что другое – на то, что до сих пор игнорировал, – на грязную и порванную одежду, на царапины и ссадины, о происхождении которых Лоу ничего не знал. В отличие от обычных синяков и ссадин они не болели, о них было легко забыть, если просто не думать о них. Точно так же он не обращал внимания на следы крови, которые обнаруживал на своих руках… и губах.

Потом, пятого июля, все изменилось: Лоу проснулся слепым на один глаз. Как и синяки со ссадинами, рана не болела, но вместо левого глаза он обнаружил выжженную глазницу, всю в запекшейся крови. И внезапно преподобный понял: это он оборотень, это он Зверь.

В последние три дня Лоу испытывал знакомые ощущения: сильное беспокойство, почти приятное возбуждение, ощущение напряжения во всем теле. Это наступает снова – вот-вот он превратится в чудовище. Сегодня полнолуние, и охотники со своими собаками будут рыскать повсюду. Ну что же, это ничего не меняет. Он умнее, чем они думают. Они говорят о человеке-волке, но считают его скорее волком, чем человеком. Они могут разъезжать на своих пикапах, и он тоже может сесть за руль своего маленького седана марки «воларе». Он поедет по Портлендскому шоссе и остановится в каком-нибудь пригородном мотеле. И если произойдет превращение, то поблизости не будет ни собак, ни охотников. Их он не боится.

Почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством?

Первое письмо пришло в начале месяца. В нем просто говорилось:

Я знаю, кто ты.

Второе гласило:

Если ты. Божий человек, уезжай из города. Отправляйся куда-нибудь в такое место, где сможешь убивать животных, а не людей.

Третье было совсем лаконичным:

Кончай с этим.

Вот как просто: кончай с этим – и все.

А теперь новое послание:

Почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством?

Потому что я не хочу, раздраженно думает преподобный Лоу. Я об этом не просил – что бы это ни было. Меня не покусал волк и не проклял цыган. Просто так… получилось. Однажды в ноябре прошлого года я нарвал цветов для церковной ризницы – на том симпатичном маленьком кладбище на Холме Радости. Я никогда раньше не видел таких цветов… и когда я вернулся в город, они уже завяли. Они почернели – все до одного. Наверное, тогда это и случилось. Конечно, для того, чтобы так думать, нет никаких оснований… но я все равно так считаю. И я не стану кончать жизнь самоубийством. Это они животные, а не я.

Кто же пишет эти письма?

Преподобный не знает. В выходящем в Таркерз-Миллз еженедельнике о нападении на Марти Кослоу не сообщалось, а Лоу гордится тем, что никогда не прислушивается к сплетням. К тому же они с Марти придерживаются разных вероисповеданий, так что как Марти до Дня всех святых не знал о Лоу, так и тот до сих пор не знает о Марти. И преподобный совершенно не помнит о том, что происходит с ним, когда он превращается в Зверя; он только испытывает по завершении цикла блаженство, сходное с алкогольным опьянением, и беспокойство вначале.

Я Божий человек, встав, думает Лоу. Он принимается шагать взад-вперед, и с каждой минутой движется все быстрее и быстрее. В гостиной торжественно тикают старые часы.

Я Божий человек и не стану кончать жизнь самоубийством. Я творю здесь добро, а если иногда и творю зло – что ж, люди творили зло задолго до меня. Зло также служит воле Господа, как учит нас Библия. Если я проклят. Господь в свое время уничтожит меня. Все служит воле Господней… Да кто же он такой? Может, попробовать поискать? На кого напали Четвертого июля? Каким образом я (оно) потерял (потеряло) свой глаз? Возможно, надо заставить его замолчать… но не в этом месяце. Пусть сначала собаки уйдут из леса. Да…

Лоу ходит все быстрее и быстрее, низко наклонив голову, не замечая, что растительность на его лице, обычно судная – он бреется всего один раз в три дня… в другое время месяца, разумеется, – становится все более густой и жесткой, а единственный карий глаз приобретает желто-коричневый оттенок – перед тем, как ночью стать изумрудно-зеленым. Священник горбится и начинает говорить сам с собой… Его голос становится все более низким, а речь все больше напоминает рычание.

Наконец, когда на город опускаются серые ноябрьские сумерки, Лоу бросается на кухню, срывает с крючка ключи от машины и почти бегом направляется к «воларе». Улыбаясь, он мчится к Портленду и не замедляет движения, когда в лучах фар начинают плясать первые снежинки. Он чувствует, что луна где-то за облаками; это она придает ему силу; его грудь расширяется, разрывая по швам белую сорочку.

Лоу включает радио, звучит рок-н-ролл, и он чувствует себя… просто великолепно!

Возможно, то, что происходит с ним в ночи полнолуния, – наказание Господне, а может, шутка тех старых богов, которым люди поклонялись лунными ночами, находясь в безопасности, за каменными кольцами. О, это забавно, просто забавно! Незаметно добравшись до самого Портленда и вновь став Зверем, Лоу в эту снежную ноябрьскую ночь разорвет там на куски Милта Штурмфуплера, всю жизнь прожившего в Таркерз-Миллз. Возможно, это действительно перст Божий, потому что если в Таркерз-Миллз и есть первоклассное дерьмо, так это Милт Штурмфуллер. Как обычно, ночью он уехал из дома, сказав своей забитой жене Донне Ли, что уехал по делам. Однако все, что он намерен сделать, – это потискать второсортную девицу по имени Рита Тоннисон, наградившую Милга очень миленьким лишаем. А тот не замедлил передать его Донне Ли, с момента замужества даже не взглянувшей на другого мужчину.

Преподобный Лоу останавливается в мотеле под названием «Плавник» около дороги Портленд – Вестбрук, в том самом мотеле, который в эту ноябрьскую ночь выбрали для свидания Милт Штурмфуллери Рита Тоннисон.

Милт выходит из номера в четверть одиннадцатого, поздравляя себя с тем, что даже полнолуние не помешало ему уехать так далеко от Таркерз-Миллз. В этот момент одноглазый Зверь прыгает на него с заснеженной крыши пятиосного фургона и одним мощным движением отрывает голову. Последнее, что слышит Милт Штурмфуллер, – это победный рык оборотня; оторванная голова Штурмфуллера с широко раскрытыми глазами закатывается под колеса грузовика, из мгновенно ослабевших рук выпадает бутылка бурбона. Зверь утыкается рылом в его шею, из которой хлещет кровь, и начинает насыщаться.

На следующий день, возвратившись в свой дом в Таркерз-Миллз и чувствуя себя… просто великолепно, преподобный Лоу прочтет в газете сообщение об убийстве и благочестиво вздохнет. Он был плохим человеком. Все в деснице Божией.

Вслед за этим Лоу подумает:

Что за мальчик шлет мне письма? Пора это выяснить. Настало время прислушаться к сплетням.

Преподобный Лоу поправляет повязку на глазу, разворачивает другую часть газеты и думает:

Все в деснице Божией. Если Господь пожелает, я его найду. И заставлю замолчать. Навсегда.