Текст книги "Гробница императора"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 24

Провинция Ганьсу, Китай

Открыв дверь бытовки, Карл Тан шагнул в иссиня-черный мрак безлунной ночи – даже звезды были закрыты облаками. Воздух здесь, в сотнях километрах от ближайшего крупного города, был освежающе чистым. Тан размял затекшие ноги. У него в груди бурлили давно забытые чувства. Он был близок – так близок к цели… И сознавал это.

Тан вспомнил отца, мать, наивных крестьян, не знавших мир за пределами своей убогой деревушки. Они прожили там всю свою жизнь, в окружении деревьев и полей, террасами поднимающихся по склону горы. Единственный брат Тана погиб в Тибете, усмиряя бунтовщиков. Никто так и не узнал, что тогда произошло. Убитые горем родители не смели ни о чем спрашивать, а официальные архивы не сохранились.

Но это не имело значения.

«Победи самого себя». Вот что проповедовал Мао Цзэдун. Верь в партию, доверяй правительству. Отдельная личность ничего не значит.

В семье Тана боготворили председателя Мао. Однако его отец также с большим уважением относился к Конфуцию, как в свое время и его собственный отец.

Только покинув деревню, после того как он был отобран в числе немногих, чтобы получить среднее и высшее образование, Тан в полной мере осознал это неразрешимое противоречие. Ему открыл глаза преподаватель философии в университете.

– Позвольте рассказать вам об одном человеке, который жил в государстве Сон и прилежно обрабатывал свое поле. Своим трудом он обеспечивал достаточно продовольствия для своей семьи и своей деревни. Посреди поля стоял большой пень. Однажды заяц, скакавший во всю прыть, наткнулся на этот пень, свернул себе шею и умер. Это оказалось весьма кстати, поскольку зайчатина пришлась по вкусу всем. После этого случая человек забросил свой плуг и стал караулить возле пня, рассчитывая добыть таким же образом еще одного зайца. Однако этого так и не произошло, и его семья и вся деревня стали голодать. Вот изъян конфуцианства. Те, кто пытается повелевать настоящим, оглядываясь на прошлое, совершают ту же самую ошибку.

Тан прислушался к отдаленному гулу буровой шахты. Его мысли снова вернулись к тому преподавателю из университета Хунаня, спросившего у него:

– Чем вы собираетесь заняться после окончания университета?

– Я хочу отправиться в Пекин и поступить в аспирантуру при геологическом факультете.

– Вас интересует земля?

– Очень.

– У вас есть сила духа и потенциал. Я наблюдал за вами на протяжении всех этих пяти лет. Быть может, вы хотите узнать кое-что еще помимо обязательного курса, что поможет вам найти ответы на вопросы, с которыми вы постоянно ко мне обращаетесь?

И Тан стал слушать рассказы своего наставника про далекую династию Шан, самую первую, о которой сохранились документальные сведения, правившую почти четыре тысячи лет назад. Развитое государство с системой сбора податей, кодексом законов и постоянной армией, оно управлялось абсолютным монархом, провозгласившим себя «я, один и единственный».

– Это очень примечательно, – объяснил преподаватель. – Впервые один человек получил абсолютную власть над многими.

На смену династии Шан пришла династия Чжоу, которая подхватила идеал авторитарного правления и расширила полномочия властителя.

– Считалось, что вся земля под небесами принадлежит царю и все ее жители являются его подданными.

Однако управлять таким большим государством из одного места оказалось трудно, поэтому цари династии Чжоу создали феодальную систему – их родственники получили ограниченную власть в отдельных областях царства, вместе с титулами, равносильными европейским герцогам, маркизам, графам и баронам.

– Однако в Европе нечто подобное появилось только через тысячу с лишним лет.

Вначале преданность царю определялась не столько клятвой, сколько кровными узами, однако со временем местные феодалы сделались абсолютными властителями в своих землях. В конце концов дело кончилось тем, что вассалы восстали и свергли царя из династии Чжоу, объявив себя равными ему.

– Это привело к периоду Чуньцю («Весна и осень»), непрерывным междоусобным войнам всех против всех. Меньше чем за двести пятьдесят лет феодальные государства воевали друг с другом свыше трехсот раз. В конце концов все стало клониться к тому, что победу должно было одержать государство Чу, расположенное в среднем течении реки Янцзы. Перепуганные мелкие княжества обратились за помощью к государству Ци. Обладающее сильным войском, крепкой экономикой и способным правителем, Ци взяло их под свою защиту. Был образован союз взаимной выручки, и его гегемоном, или «ба», был провозглашен князь Ци, которому было поручено поддержание мира. И он свою задачу выполнил.

Тан нашел этот титул очень подходящим, поскольку ба означало «отец, покровитель».

Однако его в первую очередь заинтересовало то, как именно было обеспечено это покровительство.

Во всем государстве был установлен твердый военный порядок. Рынки строго регулировались, была введена монополия на чеканку монеты, добыча соли и выплавка железа оказались под контролем государства. Результатами явились сильная армия и стабильная экономика, что не только обеспечивало защиту от врагов, но и упрочило власть гегемона.

– Это были первые зачатки легизма, – объяснил учитель. – Школы государственного управления, наделяющей правителя неограниченной властью. Философия была простой: властитель принимает законы, чиновники эти законы исполняют, а простой народ им подчиняется. Мудрый властитель обладал правом вершить шесть дел: казнить, даровать жизнь, обогащать, отнимать имущество, повышать и понижать в должности.

И эта концепция распространилась на остальные государства.

К концу периода «Весна и осень» после трехсот лет непрерывных междоусобиц к 481 году до нашей эры осталось двадцать два государства. Остальные были поглощены соседями.

– Противостояние стало еще более жестоким в период Чжаньго («Воюющие царства»), сменивший период «Весна и осень», – продолжал учитель. – В конце концов после еще двухсот лет постоянных войн осталось семь государств, во главе каждого из которых стоял гегемон. Советниками у всех гегемонов были члены братства «Ба» – легисты, учившие, что тому, у кого больше силы, воздают почести остальные, в то время как тот, у кого силы меньше, сам воздает почести остальным. Братья упрочили свое влияние на царей, что в конечном счете привело к крушению феодальной системы. На смену вассалам, получающим власть по наследству, пришли назначаемые чиновники, которых правитель мог в любой момент отстранить от должности и даже казнить. Наследные феодальные лены были преобразованы в административные единицы, получившие название округов. Мудрое решение. Назначая чиновников, которые, по сути дела, были лишь продолжением его самого, гегемон сосредоточивал в своих руках всю полноту власти.

К концу периода «Воюющих царств» братья «Ба» приобрели практически неограниченную власть над монархами. Хотя гораздо больше известны другие технические достижения – изобретение пороха, выращивание гусениц шелкопряда, – Тан полагал, что именно создание системы тоталитаризма является главным вкладом Китая в мировую культуру.

– Это была революция сверху, – объяснил учитель. – Простой народ практически не оказал сопротивления. Пять столетий непрерывных войн вытянули из него все жизненные соки, и никто не мог спорить с тем, что легисты принесли порядок. И хотя все это произошло свыше двух с половиной тысяч лет назад, и по сей день китайцы испытывают иррациональный страх перед беспорядком и хаосом.

Еще через столетие царство Цинь покорило все оставшиеся государства, превратив отсталое княжество и шесть его враждующих соседей в первую империю.

– Цинь Ши-хуанди привил нам в сознание легизм, и эта философия и по сей день остается неотъемлемой частью нашей культуры, хотя за прошедшие столетия сама концепция и претерпела значительные изменения. И нам с вами как раз предстоит обсудить эти изменения.

Тан много раз говорил об этом со своим наставником.

– Изучайте работы председателя Мао, – посоветовал учитель. – Он был современным легистом. Мао понимал, как сознание китайского народа боится хаоса – и это, больше чем что бы то ни было еще, объясняет как его возвышение, так и падение.

Тан послушно изучал работы Мао Цзэдуна.

Мао хотел, чтобы, как государство, Китай был единым, сильным и непоколебимым, чего в свое время добивался и Цинь Ши-хуанди. В общественном плане в Китае должно было сложиться эгалитарное общество, основанное на традициях марксизма. Как личность, Мао мечтал перешагнуть за рамки смертности и обеспечить необратимость той революции, которую начал.

Первой цели он добился. Со второй потерпел сокрушительное поражение.

Ну а насчет третьей?

Этот вопрос так и остался без ответа.

Поразительно, как много общего было у Мао с первым императором. Оба установили новые режимы, объединив страну после длительного кровавого хаоса и сокрушив всех местных властителей. Они вводили единые общественные стандарты, добиваясь единого языка, единых денег, единых законов. При них начинались грандиозные строительные проекты. Оба ненавидели торговцев и заставляли умолкнуть интеллигенцию. Они поощряли поклонение своим особам и изобретали новые титулы, теша свое самолюбие. Цинь Ши-хуанди стал «первым императором», Мао Цзэдун предпочел быть «великим кормчим». После смерти оба были погребены с небывалыми почестями, после чего их принялись дружно критиковать, однако основа выстроенных ими режимов осталась.

– Это не случайно, – сказал учитель во время одной из последних бесед. – Мао прекрасно понимал первого императора. И вы должны его понять.

И Тан полагал, что он понял Цинь Ши-хуанди.

Ни одному из китайских вождей двадцатого столетия не удалось добиться народного поклонения в такой степени, в какой это сделал Мао Цзэдун. Он стал самым настоящим императором, и ни одно соглашение, заключенное впоследствии официальным Пекином со своим народом, не могло сравниться с тем представлением о «благословении небес», каким наслаждались Мао и другие абсолютные правители.

Но дни Мао остались в прошлом.

«Храни верность политическим решениям, которые многие столетия назад предложили давно умершие мыслители». Вот какой путь советовал Конфуций. Однако сейчас это казалось невозможным.

Второй заяц не наткнется на тот же самый пень.

Карл Тан всем сердцем одобрял культурную революцию, начатую Мао. Именно из уважения к ней он отказался от традиционной формы своего имени – Тан Карл, фамилия на первом месте, предпочтя вместо нее современный вариант Карл Тан. Он помнил те времена, когда по всей стране рыскали банды хунвейбинов, которые закрывали школы, арестовывали работников умственного труда, уничтожали книги, закрывали монастыри и храмы. Тогда были уничтожены все материальные свидетельства феодального и капиталистического прошлого Китая; было стерто все – старые обычаи, старые привычки, старая культура, старый образ мышления.

Погибли миллионы, еще у многих миллионов жизнь оказалась перевернута.

Однако из всего этого Мао вышел сильным, как никогда, его только стали любить еще больше.

Взглянув на часы, Тан вдохнул полной грудью чистый воздух.

Его губы тронула легкая усмешка.

Что ж, пусть все начинается.

Глава 25

Антверпен

Кассиопея приблизилась к музею, направляясь к тому же самому служебному входу, который заприметила еще два дня назад. На музей Дриза ван Эгмонда она наткнулась в рекламном проспекте, захваченном в гостинице, когда пыталась определить, где лучше всего спрятать светильник. В его залах были выставлены произведения искусства работы голландских, французских и фламандских мастеров. Однако на самом деле внимание Кассиопеи привлек китайский будуар, расположенный на четвертом этаже.

Ей хотелось надеяться, что светильник никто не обнаружил.

По пути Кассиопее встречались гуляющие парочки, сосредоточенные люди, спешащие домой после окончания трудового дня, но она не заметила никого, кто прятался бы в переулках или следил за ней. Из витрин закрытых магазинов кричали броские рекламные плакаты, но Кассиопея не обращала на них внимания. Ей необходимо забрать светильник, после чего связаться с Соколовым – эту задачу упростит помощь одной молодой пары, разделившей с ним горе потери ребенка, которая согласилась пересылать ему зашифрованные сообщения, переданные по электронной почте из Бельгии.

Кассиопея гадала, что произошло с Малоуном. Виктор Томас сказал, что у него не было из Копенгагена никаких известий, однако этому человеку нельзя было верить ни в чем. Быть может, когда она закончит это дело, нужно будет отправиться в Копенгаген. Коттон поможет ей решить, что делать дальше.

Лучше всего будет воспользоваться поездом.

Никаких проверок службами безопасности.

И можно будет выспаться.

* * *

Малоун увидел здание музея, втиснутое в сплошной ряд, в котором новые строения перемежались со старыми. В деталях фасада чувствовались итальянские мотивы. Машин на улицах Антверпена было совсем мало – лишь фонари вдоль пустынных тротуаров. Город погружался в сон, готовясь к ночи. Малоун изучил окна музея, обрамленные лепниной. Ни одно из них не светилось жизнью.

Коттон оставил машину в двух кварталах от музея и дальше пошел пешком, не спеша. Он сам не мог сказать, что должно было произойти. Как Кассиопея намеревается проникнуть в здание? Взломав дверь? Определенно не эту. Главный вход был защищен чугунными воротами, запертыми на замок; все окна первого этажа зарешечены. Звонила Стефани, сказав, что она договорилась об отключении сигнализации, поскольку ей удалось заручиться сотрудничеством Европола и местной полиции. Как правило, помощь местных властей означала то, что в действие включались люди, чьи оклады превосходили зарплату Стефани в несколько раз. А это, в свою очередь, только еще раз подчеркивало, что речь идет не просто о поисках пропавшего четырехлетнего мальчика.

Малоун прижался к стене здания, стараясь оставаться в тени, подальше от пятна света уличного фонаря. Он осторожно заглянул за угол, надеясь увидеть Кассиопею.

Но вместо нее увидел троих мужчин, вылезающих из машины.

Когда у машины открылись двери, в салоне не зажегся свет, и это привлекло внимание Малоуна.

Неизвестные находились позади входа в музей, в добрых пятидесяти ярдах от того места, где стоял он, притаившись во мраке.

Держась вместе, темные силуэты шагнули на тротуар, бесшумно прошли ко входу в музей и подергали за чугунные ворота.

– Заходим сзади, – вполголоса произнес один из неизвестных по-английски. – Она определенно здесь. Приготовьте горючее на всякий случай.

Остальные двое вернулись к машине и взяли по огромной канистре. Затем все трое дошли до угла музея и повернули направо. Малоун предположил, что у здания должен быть еще один вход, сзади, с соседней улицы. Поэтому он перешел улицу, намереваясь зайти с противоположной стороны.

* * *

Линь Йон стоял в темноте сквера позади музея Дриза ван Эгмонда. Пау Вень застыл рядом с ним. Они добрались из пригорода Антверпена до центра города, оставили машину в нескольких кварталах от музея и приблизились к зданию сзади. Пау захватил с собой одного из своих телохранителей, и тот только что скрылся в темноте, отправившись на разведку.

Вернувшись, телохранитель шепотом доложил:

– Рядом со служебным входом женщина, собирается проникнуть внутрь. С противоположной стороны приближаются трое мужчин.

Обдумав эту информацию, Пау беззвучно пошевелил губами: «Следи за мужчинами».

Тень бесшумно скрылась.

Сквер примыкал к переулку, проходящему позади музея. Вдоль высокой живой изгороди, обрамлявшей сквер, тянулась вымощенная гравием стоянка. Открытая калитка, увитая плющом, вела во внутренний дворик, окруженный с трех сторон зданием музея. Линь постарался всмотреться в темноту, но у него перед глазами стояли другие образы. Страшные. Тела, пронзенные стрелами. Связанный человек, убитый выстрелом в голову. Линь заверил себя в том, что, по крайней мере, сейчас он снова перешел в наступление. Похоже, Пау ему помогал, однако Линь по-прежнему относился к старому ученому с большим подозрением.

Появились силуэты трех мужчин; двое несли в руках тяжелые канистры. Подойдя к калитке, они скрылись во внутреннем дворике.

– Витт вернулась за светильником, – шепотом сообщил Пау. – Но и Тан также пришел сюда.

– Откуда вы это узнали?

– Другого объяснения быть не может. Эти люди работают на него.

Появился еще один силуэт, уже с противоположной стороны. Одинокий мужчина. Высокий, широкоплечий, с пустыми руками. Он тоже вошел в сквер. Линь пожалел о том, что здесь недостаточно света, однако луна еще не взошла, и вокруг расстилалось сплошное покрывало непроницаемого мрака.

– А это еще кто такой? – спросил он у Пау.

– Замечательный вопрос.

* * *

Проанализировав свои подозрения, Малоун пришел к неутешительному выводу. Эти трое неизвестных охотились за Кассиопеей. Двое были в лыжных масках, скрывающих лица, и в черных спортивных костюмах, обтягивающих поджарые тела. На ногах и руках черные ботинки и перчатки. Третий также был одет в темный костюм, но только это были пиджак и брюки. Невысокий, полноватый, он, похоже, был здесь главным. В руке он держал какое-то маленькое устройство со светящимся экраном.

Кассиопею выследили с помощью электроники.

Интересно, а она об этом догадывается?

Предводитель подал знак, и все трое быстро двинулись в темноту, направляясь к задней стене здания. Малоун предположил, что, когда оно еще было жилым, на террасе собирались гости, любуясь сквером. Любопытно, но в отличие от главного входа эта дверь не была загорожена решеткой. Возможно, еще одно следствие вмешательства Стефани. Поразительно, чего могут добиться несколько русских.

Просунув руку в выбитый косяк, предводитель неизвестных отпер внутренний засов, предположительно так же, как это сделала Кассиопея.

Затем все трое скрылись внутри.

Малоун прошел сквозь нежный аромат цветочных клумб к двери.

На ходу доставая «беретту».

Глава 26

Провинция Ганьсу, Китай

Карл Тан постучал по клавишам, вводя пароль, завершающий установление видеоконференции. Он предпочитал киберобщение личным встречам. При правильном шифровании обеспечивается практически стопроцентная надежность. Если только одна из сторон не допустит утечки.

Однако сейчас об этом можно было не беспокоиться.

Все участники дали торжественную клятву, все связаны узами братства, все являются верными, преданными членами «Ба».

Тан провел пальцем по сенсорной панели, и экран переносного компьютера разделился на десять окон. В каждом появилось мужское лицо, обладающее характерными чертами хань; всем десятерым было лет пятьдесят с небольшим, как и самому Тану. Каждый выполнял свою работу. Один заседал в Верховном народном суде. Другие представляли различные министерства и ведомства. Двое были армейскими генералами. Но всех объединяло то, что они являлись членами всемогущего Центрального комитета. Они поднимались по иерархической лестнице неторопливо, не привлекая к себе лишнего внимания, как и Тан, притом возглавляя отделения «Ба». Это были люди, которые руководили своими братьями, разбросанными по администрациям всех провинций и армии. Общая их численность была невелика, немногим больше двух тысяч, однако для достижения цели этого было достаточно.

– Добрый день, – поздоровался Тан, склонившись к подключенному к компьютеру микрофону.

Хотя Китай простирался с востока на запад почти на пять тысяч километров и включал в себя пять часовых поясов, время во всей стране было единое – пекинское. Тан никак не мог взять это в толк, поскольку такая насильственная унификация порождала страшные неудобства в распорядке рабочего дня. Но хотя время было одинаковое, одежда десяти мужчин на экране разительно отличалась между собой.

– Я хочу сообщить вам, что здоровье председателя Госсовета быстро ухудшается, – начал Тан. – По моим сведениям, жить ему осталось меньше года. Разумеется, эту информацию необходимо хранить в строжайшей тайне. Но для нас настоятельно необходимо постоянно находиться в состоянии полной готовности.

Все десять мужчин на экране закивали.

– Мы проводим работу в Центральном комитете, – продолжал Тан. – В вопросе выбора следующего председателя нам обеспечен значительный перевес.

Сто девяносто восемь человек входят в состав всесильного Центрального комитета. Тан уже обработал больше сотни тех, кто не являлся членом «Ба», кто, как и он, верил в то, что Китай должен двигаться в направлении, указанном Мао Цзэдуном, а не Дэн Сяопином.

– А что насчет Линь Йона? – спросил один из участников видеоконференции. – Его поддержка непрерывно растет.

– Эта проблема решается. Пышные похороны Линя подтолкнут его сторонников перейти на нашу сторону.

– Без этого никак не обойтись?

– Самый простой способ устранить проблему заключается в том, чтобы устранить кандидата. Этот вопрос был обсужден и одобрен.

– При условии, что к нему прибегнут только в качестве крайней меры, – тихо напомнил один из участников. – Смерть Линя породит новые осложнения, и все будет зависеть от ее обстоятельств. Нам не нужен мученик.

– Этого не произойдет. Гибель Линя будет приписана одному из многочисленных расследований, которыми он занимается. Что-то где-то пошло наперекосяк. Произойдет это за пределами страны.

Тан почувствовал, что некоторые согласны, но не все.

– У Линь Йона сильная поддержка в армии, – заметил один из генералов. – Его смерть не останется незамеченной.

– Ну и пусть. Однако в широких кругах о нем быстро забудут. Кончина председателя Госсовета явится для всех неожиданностью. Это неизбежно породит неопределенность, а народ не потерпит, чтобы такое состояние длилось долго. Народ потребует стабильности, и мы ему ее дадим.

– Как быстро нам предстоит действовать?

– Так быстро, как это только разрешает конституция. Я уже договорился о том, что главы провинций потребуют немедленных выборов. Разумеется, до той поры временно исполнять обязанности председателя Госсовета буду я, как первый заместитель. Мы должны будем полностью взять власть в свои руки в течение нескольких недель.

А вот тогда уже пойдет настоящая работа. Начиная с быстрого отступления от демократизации, что приостановит гибель партии. И тогда отпадет необходимость в Комитете партийного контроля. Вопрос коррупции будет решаться закрытым путем. Так же в точности любое инакомыслие будет усмиряться жестокими карательными мерами. Многие наблюдатели по всему миру предсказывают кардинальные преобразования в Китае по западному образцу и конец коммунистической партии. И это произойдет неминуемо, если руководство страны будет и дальше идти тем же курсом. Цель Тана заключалась в том, чтобы развернуть этот курс на сто восемьдесят градусов.

Так поступали Цинь Ши-хуанди, другие императоры, Мао Цзэдун.

И вот теперь так предстояло поступить ему.

«Все китайцы испытывают иррациональный страх перед беспорядком и хаосом».

– Мы предложим нашему народу именно то, чего он жаждет, – решительно произнес Тан. – Стабильность. Порядок. Как только это будет обеспечено, народ даст нам полную свободу действий.

– Нас совсем мало, – заметил один из участников видеоконференции. – Возможно, обеспечивать порядок будет очень нелегко.

– Вот почему нам необходим пост председателя Госсовета. Это даст неограниченную власть. Поднявшись на самую вершину, мы сможем без труда преобразовать всю страну.

Общаясь с братьями, Тан всегда внимательно следил за тем, чтобы использовать множественное число «мы». Теоретически все они действовали вместе, и он сознавал, что ни за что не сможет добиться успеха без их помощи.

– Мы должны быть готовы выступить по первому сигналу, – сказал Тан, обращаясь к остальным. – Со своей стороны, я в настоящий момент разрабатываю тактику, которая позволит нам значительно упрочить наши позиции, быть может, даже обеспечить нам главенствующую роль в мировой политике. Запад перестанет диктовать Китаю, как ему жить, перестанет читать нам нравоучения, что хорошо, а что плохо, перестанет решать за нас наше будущее.

– Похоже, вы уверены в успехе.

– Западным миссионерам и просветителям не удалось обратить нас в христианство и перевернуть наш образ жизни. Японцы пытались нас завоевать. Американцы хотели насадить нам демократию. Советы пробовали взять нас под свой контроль. Все их усилия окончились провалом. Что гораздо хуже, мы решили поэкспериментировать с собой, и наши усилия также окончились провалами. Мы – великая цивилизация. – Тан помолчал. – И мы снова станем теми, кем были когда-то.

Он почувствовал, что все те, кто смотрел на него с экрана компьютера, с ним согласны.

– А что насчет гегемона? – наконец спросил один из них. – У нас нет от него никаких известий.

– Не беспокойтесь, – заверил их Тан. – Он с нами.