Текст книги "Записки социопата"

Автор книги: Степан Калита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Кто хозяин? – буркнул один из них, чьи глазки даже не открывались, настолько заплыли жиром, и пнул палатку в бок – ногой, обутой в кроссовок.

– А в чем дело? – я приехал из очередного загула и угощал Гришу пивом – он, в отличие от многих других сотрудников алкоголиком не был, и мог, приняв пару бутылочек, не продолжать напиваться.

– Ну, ты, – он надвинулся из темноты, – сладкий, красивый. – Юмор я оценил. На днях меня спрашивали в баре, не могу ли я своим лицом орехи для них колоть (смешно, я и посмеялся, но сейчас было совсем не весело). – А ты чего тут вопросы задаешь? – Продолжил он тоном одновременно небрежным и угрожающим. – Чего блатуешь, в натуре? Ты что ли, главный?

Я решил применить ту же тактику, что и с участковым прежде.

– Главного нет, – сказал я, – но я его временно заменяю.

Он отошел к остальным мордоворотам. Переговоры у них были короткие.

– Значит, такой расклад. Мы тебя сейчас с собой забираем. Он потом подъедет, и побазлаем. А если не приедет, пошинкуем тебя, понял?

– Да я его даже не знаю, – опешил я. Крепкие ребята уже подхватили меня под руки и потащили к черной машине.

– Может, в багажник? – бросил один.

– Да не, там Лесничий, пошинкованный, – откликнулся другой.

Вскоре мне предстояло узнать, что какого-то незнакомого бандита по кличке «Лесничий» за одни только подозрения четвертовали, упаковали в сумку и кинули в багажник. Тут я и вспомнил об обманчивом чувстве, когда кажется, что вся жизнь еще впереди.

В жизни бывают моменты, когда все материальные блага, все нажитое за годы, вдруг кажется абсолютно ненужным. Хочется сбросить груз вещей, освободиться от них. И не потому, что ты вдруг превратился в стоика, способного обходиться малым, или, например, узрел высшую мудрость добродетели – нищета возвышает дух. Но внезапно начинаешь завидовать людям, у которых ничего нет – дощатый пол в комнате с выцветшими старыми обоями, селедка с картошкой на завтрак, обед и ужин. Да черт с ней с едой, черт с ними с вещами, черт с ним со всем! Главное, у тех, у кого ничего нет, и забрать нечего. И проблем у них куда меньше, чем у таких, как я. Я же, как паук, плету бесконечно паутину, только ловлю в нее не жирных мух, а жирные материальные блага. Мне приходится все время думать, как заставить деньги работать, перетекать из одних продуктов жизнедеятельности в другие, думать, как сделать свою паутину надежнее, липче, цепче, чтобы она прирастала, а не истаяла в одночасье. А чем больше паутина – тем больше денег и соответственно материальных благ. Заработать деньги сложно. Еще сложнее при этом не стать их рабом. Зато так легко все эти деньги истратить. Нет ничего проще, чем расстаться со всем, что у тебя есть. Прогулять целое состояние можно за один день. Да что там за день – за час. Отдать все на благотворительность, например. Иногда отсутствие денег – и есть главное благо, причем, тоже сугубо материальное.

Так я думаю сейчас. И примерно так же думал тогда. Когда по ночному городу, обгоняя по неровной траектории машины, против всяких правил движения мчался черный автомобиль с молчаливыми пассажирами. Они даже музыку не слушали. Такая ненасыщенная у них была внутренняя жизнь. Убивать меня мордовороты в спортивных костюмах пока не собирались, но палец вполне могли отрезать. Чтобы попугать. Или для развлечения. Один такой мне признавался позже, когда я спросил его, зачем он пошел в бандиты: «А знаешь, как я людей мучить люблю! Аж руки вот так вот дрожать начинают. Попью человеческой кровушки, и на душе хорошо становится».

В машине стоял запах мертвечины – сладковатый до приторности. От него мне порядком подурнело, закружилась голова. Злые м олодцы его, похоже, не замечали. Так хозяин квартиры, где много лет обитает кошка, не чувствует, что его питомец в очередной раз пометил углы. В общем, было страшно. Но примешивались и другие чувства. Как я уже упоминал, человек я очень странный. В минуту опасности ощущаю не только страх, но и небывалый подъем. Скорее всего, это знаменитый адреналин берется за работу, и разгоняет нейроны. Обостряются чувства, ускоряются рефлексы, и думать я начинаю намного интенсивнее.

«Не стрелять же их, в самом деле, – думал я, – хотя эти твердолобые создания даже не удосужились проверить, есть ли у меня пистолет. Совсем не хочется состязаться в игре – кто кого быстрее завалит. К тому же, я не убийца. Придурки взяли первого встречного. А им нужен был хозяин ларьков и магазинов. Значит, я, как этот первый встречный, им совсем не нужен. С другой стороны, они, видимо, собираются использовать меня в качестве заложника. Но опять же, даже не удосужились узнать, кто я такой. Но любой заложник им никак не подойдет. С чего это обычный владелец вдруг пойдет впрягаться за простого охранника? Просто попрощается с ним, и наймет другого. Во всяком случае, – думал я, – логика у них должна быть такая, людоедская. Они же людоеды».

– Мужики, – сказал я. – Я же только вчера на работу устроился. Я, вообще, в ваших делах ничего не смыслю.

Они угрюмо молчали. Приняв это молчание за готовность меня выслушать, я продолжил:

– А я знаю, кстати, где живет владелец. Могу показать.

Это предложение их заинтересовало. Они расшевелились, стали угрюмо ворчать. Как дикие животные, учуявшие запах добычи. Тот, что сидел рядом со мной, тип с борцовскими поломанными ушами, хмыкнул.

– А чего? Это дело.

– Тогда вот здесь сворачивай, – я ткнул указательным пальцем в стекло, – и обратно давай. Я покажу, как лучше проехать.

Им, видимо, очень понравилось, что я решил им подсобить в их нелегком бандитском деле. Обстановка быстро разрядилась. Они даже рассказали мне, как вчера завалили Лесничего за предательство, и вынуждены два дня возить его в багажнике, потому что пока скинуть некуда, а дел полно.

– А ты сам-то, чего в охрану пошел? – сказал тот, которого я окрестил «борец». – Сейчас, знаешь, какие дела делаются, брателла. Хотя это ведь тоже не каждому дано… – Он наморщил низкий лоб. – Не каждому, да.

Я решил – он, конечно, прав. Чтобы заниматься такими делами, как эта троица, нужно иметь очень небогатую фантазию. Иначе легко представить, что и тебя когда-нибудь собственные друзья, так же, как беднягу Лесничего «пошинкуют», и положат в багажник. А если фантазия у тебя такая бедная, как у «борца», или вон того громилы с бритым до синевы затылком с переднего сидения, то ты себе такое даже вообразить не можешь. Настоящие преступники, работающие на самом дне, люди вообще крайне ограниченные. Это я вам со всей ответственностью заявляю. От ограниченности и крайняя степень жестокости.

Ничего этого вслух я, разумеется, говорить не стал. Наоборот – поинтересовался, где записывают в бандиты, как мне поскорее попасть в их доблестные ряды и как я мог бы из простого охранника стал преступным авторитетом. Моя деланная наивность их здорово развеселила.

– Гля, какой кент?.. – водитель заржал. – Барыгу охранял только сегодня, а уже в авторитеты метит? – Он был чуть старше своих подельников, с дребезжащим надорванным голосом.

– До авторитета дорасти надо, – сказал бандит с бритым затылком, – это такие… такие умные… знаешь… уважаемые люди. Не то, что мы с тобой.

Я с удовлетворением отметил, что меня приняли в компанию, «мы с тобой» обнадеживало, контакт определенно налаживался. Но никаких иллюзий я не питал. Ехали мы хоть и по знакомому району, но в неизвестном направлении. План у меня был самый незатейливый: подъехать к какому-нибудь подъезду, сказать номер любой квартиры и надеяться на лучшее – может, удастся сбежать. Главное, выиграть время и не стать их заложником. Эти отморозки с пленником могут все, что угодно сделать. Здесь международные конвенции о гуманном обращении не действуют. Например, вспороть ноздри или вовсе отрезать нос, или уши. А, возвращая заложника, они скажут, что так и было. Я таких историй наслушался немало. Особенно про уши. «Их здесь не росло».

Удача – ящерка изворотливая. Надо не только поймать ее за хвост, но еще и сделать так, чтобы хвост этот не остался у вас в руках. «Борцу» приспичило отлить. Машина остановилась возле гаражей. Сразу за ними начиналась пустынная в этот час железнодорожная платформа. Кто-то разбил фонарь, и темень стояла такая – хоть глаз выколи, хоть оба. Пошел промозглый осенний дождь, мелкая противная морось. Короче говоря, погода вполне соответствовала моему состоянию. «Борец» мне уже вполне доверял. Он вышел из машины, не закрывая дверцы, и принялся обильно мочиться под разбитым фонарем. Я понял – пора. Дернул дверь со своей стороны, выпрыгнул из авто и стремглав помчался, боясь поскользнуться на липкой грязи, вдоль гаражей. Они явно не ожидали от меня такой прыти.

– Стой, сука, завалю! – заорал один из них.

Расстояние до щели в гаражах было еще довольно внушительным. Я понял, что они могут успеть подстрелить меня в спину, и сделал несколько довольно неуклюжих зигзагов, чтобы не попали. Затем все же поскользнулся, плюхнулся в лужу. И тут же вскочил, одним махом преодолел оставшееся расстояние, влетел в щель, протиснулся через нее, перемахнул платформу и рухнул на пути… Прямо на труп собаки, сбитой поездом. Тем вечером мертвецы явно ко мне благоволили. Не знаю, сколько там пролежала туша, но она успела сильно разложиться. Правая рука погрузилась в жижу с кусками твердого – обломков костей. Левой я нащупал череп. В бившем откуда-то со стороны тусклом свете поблескивал студенистый мертвый глаз. Не помню, чтобы когда-нибудь еще в этой жизни я ощущал столь острый животный ужас, и такое глубокое омерзение. Я выдернул руку из брюха и пополз на четвереньках в сторону, переваливаясь через рельсы, меня выворачивало наизнанку… Но уже через мгновение отупляющее безумие отступило, кометой в мозг ударило: «Сейчас меня будут убивать!». Стряхивая с рук остатки собачьих гнилых потрохов, задыхаясь от нервного перенапряжения, я побежал по рельсам, а затем вломился в первые попавшиеся кусты с другой стороны железки. И тут же за моей спиной с диким грохотом промчался состав. Я не остановился, стал в темноте подниматься по склону, заваленному мусором – бутылками, кусками арматуры, туалетной бумагой из поездных сортиров, прочей дрянью, какой всегда завалены обочины железных дорог в России. И вскоре увидел сонный микрорайон. В некоторых домах светились желтым окна. Боже, как же я им завидовал. Эти люди проживали свою жизнь в тишине и покое…

Только сейчас я немного пришел в себя, узнал эти места – и трусцой побежал к дороге. Там недовольному водителю я отдал дорогие часы за то, чтобы он отвез меня домой. Смотрел он враждебно, но с искушением справиться не мог – скаредность оказалась сильнее брезгливости. Несло от меня чудовищно – собачьим трупом. И выглядел я деклассированным экземпляром трущобной жизни. Когда я вылезал из машины, то заглянул на заднее сиденье и даже пожалел беднягу – оно все было в грязи. Впрочем, водитель получил отличные часы, может позволить себе чистку салона. Тогда такой услуги, кстати, еще не было. Как и обилия платных моек. Так что, наверное, пришлось ему самому потрудиться.

Дома я принял душ, переоделся, сходил к помойке и выбросил всю одежду, в которой был до этого. Затем, пребывая все еще в шоковом состоянии, аккуратно обрил наголо лохматую голову. И после этого лег спать. Эту ночь я спал без сновидений. Зато потом труп собаки на железнодорожных путях я видел во сне регулярно. И каждый раз просыпался в холодном поту.

* * *

Утром настало время проанализировать ситуацию, понять, что собственно произошло. И что делать дальше. И конечно, первым делом я встретился со своим компаньоном Серегой и поделился случившимся. Мой друг меня в очередной неприятно удивил.

– Ты что, струсил, что ли? – он засмеялся. – Да не стали бы они тебя валить! На хрен ты им сдался?

– Ты что, дурак? – спросил я серьезно. – У тебя с головой все в порядке? Они меня взяли в заложники. Ты бы их видел!

– Да ладно, – он махнул рукой, – я и не таких видел. А чего побрился-то? Внешность решил изменить? Чтобы не узнали? – И опять засмеялся.

– Ну да, хотя, конечно, не стоило, наверное.

– А чего, мне нравится, – сказал Серега. – Тебе так даже лучше. Морда у тебя кривая, и череп странной формы. А общий вид очень даже ничего. Парадокс.

– Твою мать, да послушай меня. Это бандитский наезд. И там все очень серьезно, – попытался я вразумить его. – Ты должен будешь некоторое время ходить везде вместе со мной. Понимаешь, везде? По крайней мере, пока все не уляжется. Если… если уляжется.

– Чегой-то? – он снова засмеялся. – Ты эту кашу заварил, ты и разгребай. Зачем ты от них убегал-то? Ну, приехали бы, поговорили. Меня, кстати, сегодня пацаны на день рождения пригласили к Ольге. Ты идешь? Она – девка отличная. И про тебя спрашивала. Я-то сам на ее сеструху запал.

Я все понял.

– Ладно, – сказал я, – проехали. Иди к Ольге. Развлекайся. – Махнул рукой и пошел прочь.

– Степаш, – закричал он вслед. – Ну, ты чего?.. Обиделся, что ли? Мы же вместе, братан! Мы вместе! Я с тобой!

Как раз в этот момент я окончательно осознал, что наши компаньонские отношения очень неравные и неправильные: деньги зарабатывает один, а делить их приходится поровну. Но все равно я еще некоторое время тащил за собой Серегу наверх – слишком долго мы были друзьями. Он искренне считал, что это он начал наше «дело», когда впервые предложил развозить по палаткам и продавать коньяк «Слынчев Бряг». Отчего люди так тяжело расстаются со своими заблуждениями? И почему так сложно нам бывает указать самым близким не только на их ошибки, но и на откровенный сволочизм?

Главное, что я понял – если хочешь заниматься любым, даже самым малым бизнесом в этой стране, сперва обеспечь тылы, научись хотя бы хорошо стрелять, и будь готов к тому, чтобы применить оружие – и только потом думай о выгодном вложении денег. Я решил купить побольше патронов – и начать упражняться в стрельбе. Нанять охрану – тоже, конечно, полезное дело. Но если в тебя начнут стрелять, редкий охранник закроет нанимателя телом. Даже самому преданному псу человеческой породы своя шкура всегда дороже.

Я решил посоветоваться с кем-нибудь компетентным. Благо приятелей, болтавших, что они настоящие бандиты с большой дороги, у меня хватало. Тогда было модно выдавать себя за урку. Сейчас, слава Богу, эта чудовищная мода сошла на нет. Урла заслуживает только презрения. Мне нужно было понять, что делать в столь сложной ситуации. Я рассчитывал, что меня немедленно просветят, что к чему и направят на путь истинный. Но вдруг оказалось, никто не знает ответов на вопросы, которые я задавал. Тем более, не может помочь уладить это дело. У большинства моих тогдашних приятелей было куда больше понтов, чем возможности реально решить какие-то проблемы с криминалом. Участковый и вовсе стал на меня кричать, что вот, дескать, делать ему больше нечего как разгребать мои неприятности.

– У тебя характер дурной, Степан, – сообщил мне Лановой, вот и влезаешь куда не надо. – Потом вдруг стал мил, приветлив: – Пообщался бы ты с ними, сели бы – порешали все.

– Арсений Валерьевич! – я возмутился. – Да это натуральные отморозки. Они меня убьют – и все. – Я еще не понимал, что другого выхода, кроме как договариваться, у меня нет.

– Ну, знаешь, – участковый стал перебирать бумажки на столе. – Не хотел этого говорить, но ты и впрямь параноик. Никто тебя не убьет.

Между тем, угрозы были отнюдь не пустыми. В чем мне вскоре пришлось убедиться. Поведение Ланового тоже стало мне со временем яснее – ясного. У милиции все активнее отгребали крышевание бизнеса криминальные структуры. «У тебя какая крыша, ментовская или бандитская?» «Ментовская!» «Э, да ты, брат, попал». Шутка тех славных темных времен. До обратного крышевого передела, когда Управление по борьбе с ОПГ заработало на всю катушку, еще было далеко. Арсений Валерьевич, строивший дачку и собиравшийся на заслуженный отдых, растить кабачки и морковку, просто ничего не смог бы с бандитами поделать. А если бы попытался, ему бы быстро объяснили, кто в стране настоящий хозяин. Он просто боялся связываться с подобными структурами. Сеть у них, между тем, была уже такая разветвленная, что найти кого-нибудь для них не составляло труда. Но я по-прежнему не ощущал настоящие масштабы проблемы. Хотя меня основательно потряхивало.

Все, чем мне смогли помочь мои криминальные знакомые – продали несколько горстей патронов. И я, отъехав на электричке в лес (машину я пока еще не водил), несколько раз потренировался в расстреливании бутылок. Результат был плачевным – меня не то что в Ворошиловские стрелки, даже в простые стрелки нельзя было записать. Одним словом – мазила. К тому же, после драки и операции на лице у меня стало падать зрение. Упало не сильно, но если бы пришлось отстреливаться в случае нападения, я бы на себя не поставил.

Несколько человек отказались мне помогать под разными предлогами – «сейчас столько дел», «не-не, болею», «понимаешь, я как раз на следующей неделе уезжаю, а вот когда вернусь…». Один честно сказал, что с такими, как эти ребята, судя по тому, как я их описал, никто не захочет связываться.

– Если они возят с собой в багажнике труп, – он помолчал, – правда, ты его не видел… Но все равно, лучше не стоит. Единственное, чем я могу тебе помочь, разузнать, что это за люди, и насколько они серьезные пассажиры.

– Вот за это спасибо, – поблагодарил я. Ответ пришел уже на следующий день – очень серьезные, и мне лучше лечь на дно, и как можно быстрее, поскольку меня уже ищут. Эта информация еще больше вогнала меня в депрессию. Тем более что по району уже ползли слухи, что я попал в серьезный переплет – и меня разыскивает братва. Я не знал, порождали ли эти слухи мои разговоры с людьми, близкими к криминалу, или же они исходили от тех, кто меня искал. Неведение еще больше усугубляло паранойю. С одной стороны у меня сразу здорово скакнула вверх репутация. Из обычного мелкого коммерсанта я превратился в человека, завязанного в каких-то бандитских разборках. С другой, в гробу я, начитанный интеллектуал и человек дела, видел такую репутацию!

При этом мой компаньон Серега, как ни в чем не бывало, продолжал гулять и развлекаться. Его, похоже, происходящее совсем не трогало. Он теперь один ездил по точкам забирать выручку, что его полностью устраивало. Потому что он мог распоряжаться казенными деньгами по своему усмотрению. Что и проделывал регулярно, создавая зияющие дыры в бюджете. На мои упреки отвечал: «Ну, так забирай сам. Не пойму, что за претензии ко мне могут быть». Очень хотелось дать ему по морде, но я обычно не совершаю опрометчивых поступков. Особенно, когда надо мной сгущаются черные тучи. А ну как он решит, что выручку вообще не надо отдавать мне и пускать в дело? Тогда все станет еще хуже. Серега и так почти неуправляем.

Один тип на полном серьезе посоветовал мне сколотить банду.

– А что, – говорил он, потягивая пивко, – с бригадой тебе никто не будет страшен. Бабки, чтобы содержать бойцов, у тебя есть. Потом еще подтянешь и денег, и бойцов. И подомнешь их под себя.

– А потом что? – угрюмо спросил я.

– Потом такие дела начнутся – ма-а-ама-не-горюй, – он даже за голову схватился от открывшихся ему перспектив. – Начнем большую войну, возьмем себе пару районов города. И будем играть по-крупному.

– Нет! – Убил я разом все его мечты. – Мне это не подходит. Я не бандит. И бандитом быть не хочу.

В конце концов, нашелся храбрец, готовый мне помочь.

– Без проблем, братан, – сказал он. – Я эту шелупонь разгоню на раз. – И великодушно разрешил: – Бабки можешь сразу не платить. Можно потом. Я подъеду – назначу им стрелу, и все разрулим.

– Где ты им стрелу назначишь? – спросил я. По счастью, эти недоумки решили, что я, и вправду, недавно нанятый охранник. На точке они появлялись только раз – снова искали владельца и угрожали, что если он не появится по такому-то адресу (адресок любезно оставили на купюре), то его ждет большой бум. Но я их серьезно задел своим побегом. Для этих отморозков, видите ли, тоже была важна репутация. Причем, репутация именно такого свойства, какой я чурался. Так что они искали и меня – владельца, и меня – охранника.

– Где скажешь, там и назначу, – ответил он. – Или хочешь, сам по своим каналам разузнаю, кто тебя ищет и почему?..

– Давай, – согласился я.

На следующую встречу он не явился. Через некоторое время я узнал, что храбреца так отделали, что он угодил в больницу. Ему повезло куда меньше, чем мне в свое время. Видимо, били профессионально. Беднягу выписали, но мозг у него оказался поврежден. Он так и остался на всю жизнь инвалидом. Я много раз видел его впоследствии. Он шел, чуть склонив голову, скосив глаза. Никого из прежних знакомых не узнавал. Под ручку его водила старенькая мама. Не знаю, как он сейчас, и жив ли вообще. Честно говоря, даже не хочется об этом думать. Ведь он стал таким, потому что оказался единственным, кто выразил готовность мне помочь. Конечно, не из дружеского расположения (мы были едва знакомы), а исключительно ради денег. И все равно, факт остается фактом.

Подобный героизм – на мой взгляд, сродни шизофрении. Человек бросается на амбразуру, ценой своей жизни дает однополчанам захватить высоту. Или направляет самолет на колонну танков, чтобы сжечь их к чертовой матери и самому погибнуть героем. Или даже кидается на толпу хулиганов, чтобы защитить девушку. Но с хулиганами, по крайней мере, есть шанс остаться в живых. Вполне возможно, они достаточно разумны, чтобы прислушаться к аргументам. Может, у них и совесть имеется, и общечеловеческие ценности им не чужды. Но когда имеешь дело с бездушным вражеским дотом, колонной железных танков или бандитами из девяностых, для которых лучший аргумент – пуля, а пилить труп в ванной – обыденность, лучше забыть о героизме, и бежать куда глаза глядят. Парень проявил героизм – и его сознательная жизнь закончилась, началась бессознательная, в теле инвалида с поврежденным мозгом.

* * *

Это сейчас я думаю, что героизм – сродни болезни. А тогда я был настолько беспечен, что пришел к выводу: делать нечего – надо идти на переговоры. Или меня выловят через некоторое время, и пиши пропало. Через цепочку «Серега – охранник – бандиты» я назначил встречу. Передал, что хочу поговорить только с главным. Разумеется, не тот Я – охранник, которого они знали и искали, чтобы наказать, а Я – владелец торговых точек. Главарь должен был расценить этот ход следующим образом: «Кабанчик дозрел, устал бегать, испугался, решил сам придти к охотникам». Он и расценил именно так. Стрелку я назначил в пустынном месте, на песчаных карьерах Южного порта. Очень точно расписал маршрут, как туда дойти.

Конечно, за бутылкой (а пил я с момента похищения больше обычного) я поделился кое-с-кем, что собираюсь идти на встречу с бандитами один. Слухи снова распространились с бешеной скоростью.

– Ты что, баран? – стращал меня паренек по кличке Длинный, тоже весьма искушенный в таких делах человек. – Тебя завалят там, и все. Никто на стрелку один не ходит.

– А это и не стрелка, – возражал я, – просто встреча. К тому же у меня вот что есть, – и я совал руку под левую полу пиджака.

– Пистолет, что ли? Ну, ты дал. У них там автоматы, гранаты, целый арсенал. На случай если ты другую крышу приведешь, и другая крыша захочет сказать, что ни фига ты им не должен. Это стрела. Настоящая стрела. Понял?

В конце концов, я поверил, что это, и правда, «настоящая стрела». Во всяком случае, то, что бандиты под ней понимают. И все равно решил идти один.

– Ну, давай я тебе хоть лимонку достану, – проявил благородство Длинный. – Будут кромсать, хоть взорвешь ее, чтобы не один на тот свет.

– Давай, – согласился я.

– Полтос, – тут же объявил он. Я кивнул. Не укорять же Длинного за жадность. Благородства в нем, на самом деле, не было ни капли.

Напоследок я все же поинтересовался у Сереги, не хочет ли он разделить участь друга детства и бизнес-партнера. Он не хотел. Совсем.

– Ты это… Когда вернешься, зайди ко мне, расскажи, как все было. Только я не у себя, я у Ольгиной сестры буду. Договорились?

– Что ж ты такой козел? – только и спросил я.

Лимонку Длинный мне достал, как и обещал – за полтос. И я, зарядив полностью обойму пистолета, с гранатой в кармане джинсовки, отправился в Южный порт в гордом одиночестве.

* * *

В одном известном сериале есть момент, списанный с моей жизни. То ли фантазия сценариста оказалась столь причудлива, что нашла неизбитый сюжет в реальной жизни. То ли все гораздо проще – он жил в том же районе, что и я, и писал о том, что знал. Во всяком случае, использовал некоторые факты, которые были у всех на слуху…

Я быстро шел по выровненному бульдозерами песку, по левую руку возвышались песчаные кучи, медленно текла грязная Москва-река, вдалеке торчали подъемные краны порта, и, несмотря на то, что двигался я очень бодрой походкой, мне хотелось остановиться, развернуться и так же бодро (а может, еще бодрее) пойти назад. Но у меня есть в характере качество, не позволившее мне это сделать – упрямство, порой – бычье. К тому же, все происходящее казалось мне несправедливым. Я думал: главный не в курсе, что его бойцы творят натуральный беспредел – хватают малознакомых людей и везут их в неизвестном направлении. Я питал иллюзию, он всего лишь, как и менты, хочет договориться со мной об отчислениях с бизнеса.

На самом деле, договоренности его не интересовали. Он собирался забрать у меня все за мнимые долги, а меня поставить на счетчик – и отнять затем даже квартиру. Так они работали, эти веселые ребята.

Он сидел посреди песчаного пустыря на стуле, специально принесенном для местечкового короля. На плечи его был накинут серенький неприметный пиджачок, под ним виднелась белая советская майка. На ногах почему-то кирзовые сапоги. Образ дополняла сбитая на затылок кепка. По мере того, как я подходил, вид у него делался все более удивленным. Потому что на пустыре собралось человек пятьдесят, и все отлично вооружены. Длинный был прав – у них имелись и автоматы. Среди присутствующих я заметил своих похитителей. Они сразу заметно напряглись. Один наклонился к «королю» и, видимо, пошептал на ухо: «Это не он». Потому что «король» подался вперед и резко спросил:

– Ты кто такой? Тебя владелец прислал? Че сам не пришел, голуба?

То ли это неуместное слово «голуба» показалось мне смешным. То ли сказалось нервное напряжение. Но я рассмеялся.

Сидящий на стуле опешил еще больше, даже обернулся на свиту с растерянным видом, как будто спрашивал – да что это такое?

– На самом деле, это я договаривался о встрече, – сказал я и постарался унять очередной смешок. – То есть это мои павильоны, и палатки тоже мои.

Тип с борцовыми ушами дернулся: «Ах ты, гнида!», но «король» утихомирил его одним только повелительным жестом. Поднял руку, шевельнул пальцами – и тот замер каменным истуканом.

– Ну, говори, раз сам пришел, – сказал «король». – Видишь, как я внимательно тебя слушаю. Очень внимательно.

У него был чуть заметный кавказский акцент. То ли он был русским, выросшим среди кавказцев. То ли нарочно копировал их манеру речи. Тогда, да и сейчас, среди воров в законе было много выходцев с Кавказа. Как только их возникал переизбыток чернявых воров в столичном регионе, местные авторитеты тут же начинали говорить с легким кавказским акцентом – сам прилипал, во избежании эксцессов. Вроде и по-русски говоришь, а в то же время и не совсем.

– Я пришел договориться обо всем сразу, чтобы не было разногласий в дальнейшем. Хотел обсудить, какой процент платить…

– Один пришел?! – вскричал он вдруг и снова подался вперед, словно собирался на меня кинуться.

– Один, – ответил я спокойно.

– Без оружия пришел?! – возопил он снова.

– Почему без оружия, у меня тут… – Я сунул руку под джинсовку, и тут же замер, потому что вся свита разом дернулась, зазвенели затворы. Тогда я предусмотрительно руку очень аккуратно вынул. – Еще лимонка у есть. В кармане. Больше ничего…

– Я понял, он сумасшедший, – изрек «король» после короткой паузы. И обратился ко мне: – Скажи, ты сумасшедший, да?

– Есть немного, – скромно согласился я. – Я хотел только обсудить условия…

– Знаешь что! – снова закричал он. – Иди ты со своими условиями!.. – И понизил голос: – Пока иди. Мне подумать надо. – Погрозил мне пальцем. – А ты молодец, не испугался. Я тебе так скажу. Ты или очень высоко плавать будешь, малец, или очень быстро утонешь. Понимаешь меня?

– Очень хорошо понимаю, – заверил я.

– Слушай, почему мне все время кажется, что ты надо мной издеваешься?! – опять закричал он. Обернулся к своим людям: – Почему мне все время кажется, что он надо мной издевается?

Те, хоть и были безмозглыми кретинами, но поняли, что вопрос этот риторический и отвечать на него не нужно, угрюмо промолчали.

– Я не издеваюсь, – сказал я, – честное слово. – Прозвучало неубедительно.

Он вдруг разразился бранью на незнакомом языке, после чего сказал с еще более ярко выраженным кавказским акцентом:

– Ну, все, иди уже, достал, мамой клянусь. А то я за себя совсем не отвечаю. Погуляй пока, мы сами тебя найдем. Теперь мы знаем, кто ты, сумасшедший, а?

Я медленно повернулся и пошел. Мышцы на спине напряглись. Мне казалось, вот-вот на меня обрушится град пуль. Я был для них отличной мишенью на этом пустыре. Надо же было выбрать именно это место. Но стрелять они не стали. Я спокойно добрался до ближайшей улицы. На ней как раз находился ларек с разливным пивом. Между прочим, встречу в таком месте я назначал, отчасти потому, что он здесь стоял. Было пять часов вечера, но почему-то возле ларька было пусто. Я залпом осушил три кружки, и мне полегчало. Даже стало весело. Надо же было рассмеяться главарю бандюков прямо в лицо. Я снова расхохотался. Поймал на себе удивленный взгляд продавщицы из пивного ларька. Помахал ей и устремился в дебри родного района.

* * *

Не знаю, что на них так подействовало – то ли моя безбашенность, то ли они просто хотели узнать, что за мной никто не стоит, то ли собирались убедиться, что Я – это действительно Я, а не подставное лицо… Я передумал многое, но так и не нашел ответ, почему меня действительно на время оставили в покое. Я смог наконец уделить больше времени Даше и, как это со мной все время случалось, еще одному сладчайшему существу женского пола.

Ее звали Рошель. Конечно, ее настоящее имя было совсем другим. Но я называл ее Рошель. По одной простой причине – она так представилась. Ей чудилось в этом звукосочетании что-то французское. Поскольку она была очень хороша собой, то планировала сделать международную карьеру манекенщицы. В то время, когда я с ней познакомился, она уже выступала на подиумах. Пока только в Москве, на небольших показах. Но все говорили, у нее отличные перспективы. Снималась она и для нескольких глянцевых журналов. Сначала я думал, она просто – красивая картинка, а за фасадом пустота. Тем более что она активно строила из себя дурочку, и голосок у нее был соответствующий. Но оказалось, у нее недюжинный талант к рисованию. Графику она создавала тушью и карандашом. Предпочитала писать женские тела. И дарила наброски всем безвозмездно. Я с радостью принялся украшать ее рисунками почти пустую съемную холостяцкую квартиру. Серега, когда увидел такую красоту, чуть с ума не сошел: «Подари, а?» Конечно, графику. А не Рошель.