Текст книги "Город"

Автор книги: Стелла Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

18

Рассвет едва занимался над восточной стеной Города, когда Бартелл выскользнул из Стеклянного дома навстречу новому утру. Заперев дверь, он убрал в карман тяжелый железный ключ. И пошел переулком Синих Уток, прихрамывая из-за боли в колене и, по обыкновению, нюхая воздух. Было похоже, что ночью или поздно вечером, уже когда они были дома, прошел дождь: утро вставало какое-то особенно свежее и умытое.

Бартелл бодрым шагом направился к библиотеке. Ему хотелось оказаться как можно дальше от Стеклянного дома к тому моменту, когда мир начнет просыпаться. Эмли с Обтрепой было оставлено категорическое распоряжение: никому и ни под каким предлогом не открывать дверь.

Когда он явился, Великая библиотека только-только начинала работу. Восточные двери со скрежетом распахнулись, впустив солнечные лучи. Сквозь водопады желто-зеленого света Бартелл прошел к любимому столику. Сел и задался вопросом: чем, собственно, он собирался весь день здесь заниматься? Лишь с удивлением отметил, что Карвельо не вернул хранителям последнюю стопку заказанных книг.

Потом к нему шаркая подошла старуха. Она зарабатывала тем, что показывала желающим библиотеку. Женщина вручила Бартеллу записку, причем лицо ее выражало негодование.

– Три дня тебя дожидалась!

Записка была от Карвельо. У него, оказывается, заболела жена, поэтому на какое-то время он Бартеллу был не помощник. Барт нахмурился. Кажется, его размеренная и налаженная жизнь готова была затрещать по всем швам. Скомкав записку, он бросил ее на стол и уставился на кипу книг перед собой. Старые тома с полуоторванными кожаными переплетами… иссохшие свитки, каждый с подвесной биркой… коричневые папки с документами. Желания вчитываться в труды по архитектуре Города почему-то не возникало.

В итоге вместо исторических разысканий Бартелл снова придвинул поближе книгу, озаглавленную «Тайный код: официальная и неофициальная символика в военной среде». Пролистнул последние, затем первые страницы в поисках оглавления или указателя. Не обнаружил ни того ни другого, вздохнул и принялся просматривать том с самого начала.

Почти сразу ему попалось изображение одной из его собственных наколок: изумрудная змея, стиснувшая в своих кольцах крысу. Это был символ Четырнадцатой Имперской пехотной; ее солдаты именовались Крысоловами. Где теперь та армия, где те времена?!

Бартелл подумал, что у Фелла наверняка была такая же татуировка. И у Эстинора Рэдфолла, если тот еще жив.

Проходивший мимо хранитель покосился на Бартелла, приподняв брови, – не иначе как подивился его столь раннему появлению. Барт наградил его суровым взглядом: тебя-то, мол, не спросили, – и хранитель счел за лучшее отправиться по своим делам.

Довольно скоро Бартелл отыскал в книге три из меньших татуировок, имевшихся, как он помнил, на коже мертвеца. Соответственно, выяснилось, что покойник служил в Двадцать Четвертой Винцеровской, а за двадцать лет до этого – в подразделении императорских пластунов, которые сами себя называли Прокаженными, и принимал участие во Второй битве при Эдиве. Прошел то есть очень неплохой боевой путь. Хотя кто помешает любому честолюбивому глупцу сделать себе наколки, на которые он вовсе не имеет права? Подумав так, Бартелл припомнил множество старых шрамов на трупе и решил, что богато татуированный незнакомец был-таки солдатом. Он даже разгладил скомканную бумажку от Карвельо и записал все названия. А то, чего доброго, до завтра в памяти не удержатся.

Некоторое время спустя, бездумно переворачивая страницы, он обнаружил картинку, которую, собственно, искал. На вклейке красовался вставший на задние ноги козел с красным раздвоенным языком. От удивления Бартелл даже откинулся на спинку стула, потом снова вгляделся. Все правильно, рисунок был тот самый, ему не померещилось. Он нашел начало главы: она называлась «Данники и союзники». Вернувшись к рисунку, Бартелл прочел подпись. Она гласила: «Королевский телохранитель в правление Маттаса III, последнего правителя Одризии, короля Малого моря».

Бартелл покосился на свою записку. Вторая, значит, битва при Эдиве? У него было заложено в книге соответствующее место. Он заглянул туда и снова задумчиво откинулся на стуле. Перед его мысленным взором мелькало оружие, лилась кровь…

Первая битва при Эдиве принесла блистательный успех. Восточные армии под водительством Шаскары одержали победу благодаря численному перевесу, помноженному на мастерство полководца. Силам синекожих, составленным из племенных ополчений, пришлось отойти. Армии Шаскары расположились на занятых территориях, существенно обезопасив Город. Тишь и благодать длились целую весну. Однако наградой за успех стала новая задача, еще более трудная. Шаскаре было приказано перейти в наступление на север и восток, по Эдивской долине в направлении Малого моря. Слева и справа вздымались высокие скалистые хребты; там засели горные племена, это была их земля, и горцы жаждали мести. Они и сидели в своих орлиных гнездах, выжидая, пока линии снабжения войск не растянутся до предела, и тогда нанесли удар.

В первые же два дня погибли тысячи солдат Города. Полководцам был дан приказ отступать. Тем, что находились в тылу, это удалось; Шаскара же оказался перед нелегким выбором: отвести войска на безопасные позиции или, наоборот, устремиться на выручку окруженным передовым. Он бросил войско вперед.

Вот так и произошла Вторая битва при Эдиве. Единственная за всю историю Города, после которой ветераны из обоих противоборствующих лагерей стали делать себе одинаковые татуировки. Бартелл когда-то знал это, но успел позабыть. Это была дань мужеству врагов, ведь те и другие дрались буквально до последнего человека: из каждых десяти погибло девять. И это скорее объединяло простых солдат с обеих сторон, нежели разъединяло.

Итак, размышлял Барт, наш татуированный дружок дрался за Город, в пехотном соединении, а потом – против Города, будучи телохранителем одризийского короля. Вот бы знать, чью сторону он держал при Эдиве?

Книга ответила ему кое на какие вопросы, но подняла столько же новых.

И конечно, его память по привычке обратилась к вуали, что он сдернул с шеи убитого. Он подарил ее Эм – девочка почему-то очень ценила вещь, вот и вчера в купеческий дом поехала именно в ней. Кружево было старым и очень добротным. Может, тоже одризийское? Надо будет дома поподробнее рассмотреть.

Бартелл очень беспокоился за Эмли. Он-то думал, она вернется домой радостная, с гордо поднятой головой. Вместо этого девушка приехала расстроенная и печальная. Мог ли он думать, что поездка дастся ей так тяжело!

Вот так он сидел, размышляя о малозначительных, в общем, предметах, когда почувствовал взгляд. За ним наблюдали. Барт осмотрелся. На другом конце читального зала стоял, прислонившись к столику, какой-то человек. На Бартелла он вроде бы и не обращал внимания, но старый воин нутром чувствовал: этот малый только что вглядывался в него самым пристальным образом. В желто-зеленом свете его было видно плохо, Барт разобрал только, что мужчина был рослый, поджарый, светловолосый. Ну как пить дать – солдат.

Бартелл потер усталые глаза, а когда вновь поднял голову, незнакомец исчез.

Закрыв том, Бартелл сунул его под самый низ стопки папок и книг. Подхватил плащ и пошел следом за светловолосым. Добравшись до столика, огляделся. Прямо впереди был главный коридор, выводивший к парадным дверям библиотеки. По сторонам виднелись двери поменьше, ведущие неизвестно куда. Бартелл пожал плечами и двинулся коридором. Добравшись до крытого дворика, темноватого из-за грязного стекла наверху, снова придержал шаг. По-прежнему нигде никого. Однако передняя дверь как раз закрывалась, с негромким скрипом возвращаясь на место.

Снаружи Барта ожидала награда: тот, кого он высматривал, удалялся по боковой улочке на той стороне площади. Бартелл почти бегом пересек площадь, стараясь настигнуть его.

На тенистой улице преследовать незнакомца оказалось легче, поскольку тот, судя по всему, и мысли не держал, что за ним могут пойти. Вот он остановился возле уличного лотка, стал выбирать себе что-то перекусить. Бартелл осторожно сокращал расстояние, а когда мужчина оглянулся через плечо, скрылся за выступом стены. Человек жевал кусочек фрукта, взятый на пробу. Между кирпичами стены была выщербина, так что Барт хорошо видел его. Высокий, худой, с льняными волосами. И старше, чем ему показалось сначала. Купив горстку фруктов, человек бодро зашагал дальше.

Очень скоро сделалось ясно: он направлялся в Линдо. Причем тем же путем, которым чаще всего ходил и сам Бартелл. Сперва Бурманским концом, потом Змеиным мостом через реку, потом извилистой и длинной Прощальной улицей, чтобы войти в Оружейную с северо-востока. То есть самой кратчайшей дорогой. Быть может, незнакомец знал Город не хуже Барта. А может, просто не раз уже следовал за ним по дороге домой.

Шагая за ним, уже немного запыхавшийся Бартелл тщетно ломал голову: кто же этот человек? На кого работает? Сердце тяжело толкалось в груди. Надо съезжать из Стеклянного дома. И чем скорее, тем лучше. Прямо завтра, если получится. Он, конечно, потеряет кучу денег на продаже дома, да еще такой срочной: на недвижимость, расположенную в Оружейной, спроса почти нет. А уж Эмли-то как расстроится, оставляя насиженное гнездо…

Наконец они достигли переулка Синих Уток. Барт позволил преследуемому уйти немного вперед, благо знал, куда тот направлялся. Эм с Обтрепой все равно никого не впустят. Незнакомцу, скорее всего, покажется, что дом пуст…

Однако светловолосый вдруг помедлил, огляделся и свернул в узкий проход. Барт тоже свернул, оказавшись в сырой щели между зданиями. Осторожно заглянул за угол: мужчина выходил на параллельную улочку. Других прохожих не было. Скрываясь в тени, Барт вытянул шею и стал наблюдать, что тот предпримет.

Солдат вновь огляделся и ступил в дверную нишу, против которой высилась гора развалившихся ящиков.

Барт хорошо знал эту дверь. Незнакомец воспользовался черной лестницей доходного дома Мегги.

* * *

Через пару часов после ухода хозяина Обтрепа тоже засобирался на улицу. Выйдя наружу, он подождал, пока Эмли не запрет дверь изнутри, и застучал костылем по мостовой. Его ждала долгая дорога в Отаро.

Проснувшись нынче утром – а спал в эту ночь он на удивление крепко, – Обтрепа испытал редкостное чувство благополучия. Мир был преисполнен гармонии. Вчера его труд удостоился похвалы очень важных людей. И не важно, что его имя даже не было упомянуто. Он-то знал, и Эмли со стариком Бартом тоже отлично знали, как велик был его вклад в работу над прекрасным «морским» окном. Он прямо раздулся от гордости, когда оба они повернулись к нему и улыбнулись. Эмли, правда, выглядела совсем бледной. Но после того, как купец завершил восторженную речь, она подошла к Обтрепе, взяла его под руку, прижалась и прошептала: «Спасибо».

Конечно, она и прежде благодарила его, и очень даже часто. Когда он отдавал ей подготовленный переплет. Или дверь открывал. Но это было совсем особенное «спасибо», шедшее из самой глубины сердца, и он аж сам говорить разучился: от нахлынувших чувств горло сжал спазм.

«Ну мы с ней и парочка!» – в который раз подумал Обтрепа.

Стоило представить себя и Эм «парочкой», как юноша задрожал и вспотел. Он попросту обожал Эмли. Стоило ему увидеть ее – и вот оно, счастье. Он упоенно работал в мастерской, зная, что она рядом, трудится на чердаке, и ему было довольно. А когда она покидала дом, он физически ощущал пустоту.

В то утро он знал, что Бартелла дома не будет. Еще вчера, перед отходом ко сну, старик предупредил его, что намерен отсутствовать весь день, с рассвета и до самого заката. И строго наказал никому не отпирать двери. Обтрепа уважал и любил старика, который был неизменно добр к нему, и вполне разделял его нескрываемое беспокойство. Он ничего не знал о прошлом этого человека, только то, что прошлое у него имелось, и весьма бурное. Юноша очень хотел быть полезным, стремился чем-то помочь. Работая возле печи, Обтрепа мечтал, как однажды он крепко понадобится Эмли и Барту, выручит их в час нужды… И они станут благодарить его, как вчера. «Обтрепа, я тебе жизнью обязана!» – скажет Эмли и… бросится ему на грудь, а он будет гладить ее волосы и рассказывать, как любит ее…

Каково же было его удивление, когда, покинув свою комнатушку, он увидел Эмли одетой для улицы. Она ждала его с видимым нетерпением, мило хмуря брови.

– Ты куда собралась? – вырвалось у него.

Не его, конечно, дело было спрашивать, но Эм слишком редко выходила наружу. А уж чтобы два дня подряд – вовсе дело неслыханное.

– Купец, – твердым голоском отвечала она.

Правда, смотрела она при этом в пол, взволнованно кусая губу.

Он принялся расспрашивать и слово за слово вытащил из нее всю историю про вуаль. И про то, что ею наверняка завладел купеческий сын. Она не хотела говорить об этом Бартеллу, поскольку у старика и так хватало забот, а он наверняка решит сам отправиться за пропажей. Обтрепа хорошо знал, что значила для нее старая кисея; он сам помогал отливать для нее крохотные грузики. На что она могла понадобиться сыну купца – этого он, правда, так и не сумел взять в толк, но предложил свои услуги не раздумывая.

– Я за ней схожу! – заявил он и сам удивился твердости в своем голосе.

Эмли тоже удивилась. Во всяком случае, она подняла голову, и пристальный взгляд темных глаз тотчас вогнал его в краску.

– Вместе, – прошептала она.

Обтрепа мотнул головой.

– Я схожу, – повторил он. – Тебе так далеко нечего делать. Уж всяко не после вчерашнего. И потом, – сообразил он, – ты же дороги не знаешь!

На ее личике отразилось облегчение, но все-таки она проговорила:

– Твоя нога…

– Моей ноге только на пользу пойдет, – соврал он. – Надо же разминать ее иногда!

Обтрепа покалечился не на войне. Он никогда не служил в армии. Маленьким ребенком он жил с матерью и сестрами в Джервейне; однажды рядом с детьми, игравшими на улице, опрокинулась телега, груженная строительным камнем. Лекари спасли мальчишке жизнь и даже более-менее собрали ногу, превращенную в месиво из плоти и обломков костей. Толку с нее теперь было не много, зато она постоянно болела. Обтрепа как мог хромал туда-сюда по Стеклянному дому и хуже смерти боялся крутой чердачной стремянки. Временами он жалел, что конечность ему не отняли еще в детстве. Он рад был бы сам ее отрубить, но мужества не хватало. Выходя на улицу, брал с собой крепкий деревянный костыль. Привычно всовывал обитую кожей подушечку под мышку и довольно проворно ковылял по мостовой.

Сегодня дорога была дальняя, хотя и гораздо короче вчерашней: Обтрепа жил в Городе всю жизнь и очень хорошо знал всякие проходы и переулки. Тем не менее не успел он одолеть и половины пути, как больная нога стала мучить уже сверх всякого обыкновения. И еще он проголодался. Однако мысль о благодарности в глазах Эмли, когда он вернется с вуалью, придавала ему сил.

Он прыгал на здоровой ноге, помогая себе костылем, в который раз повторяя про себя речь, заготовленную для купца.

«Добрый господин, – скажет он ему. – Я работаю у Бартелла, отца нашей стекольщицы. Он велел мне забрать вуаль, которую его дочь, госпожа Эмли, вчера нечаянно здесь забыла…»

Вежливо и по делу. Вряд ли толстый купец даст ему от ворот поворот.

Когда он прибыл на место, солнце уже миновало полуденную черту, стояла самая жара. Каменный дом выглядел запертым, в нем ради прохлады были закрыты все ставни. На площади никого не было видно, даже прилегающие улицы казались безлюдными. Бормоча про себя заготовленную речь, Обтрепа одолел ступени перед входной дверью и постучал.

Ждать пришлось долго, но наконец дверь со стонами отворилась, и наружу выглянул слуга – тощий, старый, весь в черном. Он смерил взглядом неожиданного посетителя. Обтрепа выдал ему свою речь, слегка споткнувшись на слове «стекольщица». Слуга безмолвно взирал на него еще несколько мгновений, потом отступил внутрь и закрыл дверь у него перед носом.

Обтрепа растерялся. Ну и что теперь прикажете делать? Некоторое время он стоял у двери, гадая, вернется слуга или от него попросту отмахнулись. Собравшись наконец с духом, постучал снова. И снова стал ждать, но дверь не открылась. В отчаянии он уселся на ступеньки, давая отдых правому плечу, тоже уставшему после долгой ходьбы. Ждал и ждал, поглядывая на закрытые створки…

Потом его одолела жажда, и, поднявшись, он заковылял к фонтану посреди площади. И покрыл уже половину расстояния, когда дверь у него за спиной все-таки заскрипела. Обтрепа повернулся и заспешил назад, туда, где бесстрастным истуканом стоял слуга.

– Ну? – нервно спросил Обтрепа. – И что?

– Господин сказал, что ты ошибся, – ровным тоном произнес слуга. – Никакой вуали у нас нет.

И дверь захлопнулась. Пытаясь придумать хоть какой-то выход из положения, Обтрепа отступил на несколько шагов и посмотрел вверх. Ставни в одном из окон второго этажа были раскрыты. Оттуда выглядывал румяный юнец. Обтрепа даже вспомнил его, он был вчера на приеме. Юнец смотрел на него, пока Обтрепа не повернулся к дому спиной.

* * *

Бартелл был зол на себя. Кажется, последние несколько лет он жил словно в тумане. Впал в беспокойство из-за того, что с ним заговорил безобидный библиотекарь. Если подумать, у парня такая работа была – оказывать внимание людям, пришедшим заниматься. Впрочем, и сам Барт вконец распустил вожжи, взявшись чуть не каждый день посещать «Ясные звезды» – место сборища ветеранов. Поверил в то, во что ему хотелось поверить, – что никто его не узнает. А все ради того, что ему нравилось резаться в уркват. И что еще хуже, с доморощенными заговорщиками связался.

Он снял плащ и налил себе стаканчик вина. В боковую дверь постучали. Бартелл замер. Это еще что такое? Он отправился вниз со стаканом в руке и услышал, как с чердака буквально ссыпалась Эмли.

Бартелл в который раз проклял свою леность: что, спрашивается, мешало ему проделать в двери глазок? Он покосился на нее, потом сходил на кухню и вернулся с ножом. Поставил одну ногу возле двери, чтобы сразу широко не распахнулась, после чего отпер ее и выглянул наружу.

Там стоял некто в плаще с капюшоном.

– Назовись! – рявкнул Бартелл.

– Бартелл, неужели ты по-прежнему не узнаешь меня? – отозвался женский голос.

Капюшон упал на плечи. В бескомпромиссном послеполуденном свете она выглядела старше, но зато и не такой суровой. Седые волосы были собраны мягким узлом. На груди блестело серебро.

Бартелл потрясенно взирал на нее, опустив руку с ножом.

– Так и будешь держать меня на грязной улочке Линдо? – спросила архивестница.

Он отступил, она вошла и притворила за собой дверь, потому что он так и стоял столбом. Потом посмотрела на Эмли и кивнула.

– Ну что, полководец? – резко проговорила она. – Ты дверь, вообще, запираешь? А надо бы, скажу я тебе…

– Прости, архивестница. – Не без труда собравшись, Бартелл повернул ключ. – Я просто тебя ни под каким видом не ждал. Как ты разыскала меня?

– Труд невелик. Ты по всему Городу успел наследить. Ну так что, предложишь мне сесть?

Барт провел ее в гостиную и усадил в свое кресло, сам же устроился на деревянном табурете. Эмли, последовавшая за ними, задержалась в дверях.

– Принеси мне разбавленного вина, дитя. – Архивестница посмотрела на нее.

– И свечей, – добавил Бартелл. – Скоро стемнеет. Тебе повезло, что застала меня, – обратился он к архивестнице. – Я вернулся пораньше, потому что обнаружил за собой слежку.

– Везение тут ни при чем. Ты шел за моим человеком. Ему было велено препроводить тебя домой, чтобы я могла с тобой переговорить, когда мне будет удобно.

– Так меня заманили? – Бартелл поставил на место отвисшую челюсть. – В мой собственный дом?

– Еще не хватало мне в потемках таскаться по задворкам Линдо… – Архивестница пожала плечами.

– Линдо – не такое уж скверное место, – с мягким юмором заметил Бартелл. – Помнится, в нашу последнюю встречу ты в сточных подземельях жила.

– Я там не жила, – сообщила она ему деловым тоном. – Я лишь посещала кое-кого. – Тут она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ, вспомнив, насколько она ему тогда понравилась. – Вижу, память вернулась к тебе, – продолжала она, оправляя юбки и устраиваясь в удобном кресле с таким видом, словно собиралась провести здесь всю ночь.

– Дурной воздух Чертогов притупляет мысль. – Бартелл покачал головой. – Я так полагаю, разум силится отделаться от вони, однако заодно лишается и способности рассуждать.

– Чепуха! – ответила она раздраженно. – Ты просто был слишком глубоко потрясен. Предательство лучшего друга, судебная расправа, пытки. А сбежав, обнаружил, что твоя семья перебита. Тебе пришлось выживать в смрадных подземельях Города, которому ты всю жизнь служил верой и правдой. Вот от чего пытался отделаться твой рассудок!

Бартелл лишь кивнул, как обычно в ее присутствии чувствуя себя дураком.

Вернулась Эм с вином для архивестницы. Потом стала зажигать лампы. По комнате поплыл чад, и она чуть приоткрыла окно. Ворвавшийся ветерок принес струйку прохлады и отдаленные голоса.

– Дитя, ты меня помнишь? – Женщина внимательно оглядела Эмли.

– Да, госпожа, – ответила та, сперва покосившись на отца. – И сделала почтительный реверанс.

– Сколько же тебе теперь лет?

– Пятнадцать, – прошептала Эм, как ее научил отец.

– И который уже год тебе пятнадцать? – Архивестница усмехнулась.

Эм беспомощно посмотрела на Бартелла.

– Милая, оставь нас ненадолго, – мягко сказал ей Бартелл.

Но она не ушла, лишь отчаянно покраснела и осталась стоять. Он только вздохнул. Что ж, этот миг должен был когда-то наступить. Пора уже ей узнать и о его прошлом, и о том, почему таким неопределенным выглядело будущее. Он кивнул, и Эм устроилась на полу.

– Странный сегодня денек выдался, – сказал он гостье. – Я как раз о тебе думал. О суде и об Эрише…

– Вот, значит, почему ты выбрал книгу о воинских татуировках, хотя обычно читаешь об истории и архитектуре?

– Все-то ты про меня знаешь…

– Мне известно о библиотеке, конечно, и о гостинице, куда ты похаживаешь. «Ясные звезды». Ну и еще про тот дом на улице Веселых Танцовщиц. Не слишком-то разумно для человека в бегах следовать одними и теми же натоптанными тропинками. Впрочем, что взять со старика…

– Мы в этом доме уже четыре года живем. – Он покаянно развел руками. – И неизменно чувствовали себя в безопасности. Вот я и расслабился…

– Временное спокойствие легко спутать с безопасностью, – проговорила она, потом подалась вперед и добавила напряженным голосом: – Шаскара, тебе пора съезжать. Ты привлек нежелательное внимание.

– Чье? – резко спросил он. – Твоего брата?

– Марцелла? Нет. – Она покачала головой. – Понятия не имею, что известно Марцеллу. Он мне, знаешь ли, не докладывает. Мы с ним твое имя лет двадцать уже не упоминали. Но до меня дошли слухи: Шаскара-де жив и обитает в Оружейной. Стоило мне обратить на них внимание, и я нашла тебя без труда. Значит, найдут и другие. Покинь этот дом как сможешь быстрее. Бери дочь и беги. Хорошо бы прямо нынешней ночью!

Он всем существом почувствовал, что это был очень мудрый совет. Потребовалась вся его выдержка, чтобы немедленно не взять Эм за руку да просто не выйти с нею за дверь. Он принудил себя сохранить внешнее спокойствие и поразмыслить.

– Откуда сведения?

– Слухами земля полнится. Словечко там, шепоток тут… Я уже долго на свете живу, встречала многих людей, и некоторые из них мне кое-чем обязаны.

– От кого именно ты предостерегаешь меня? – спросил он, чувствуя, как рушится вся привычная жизнь.

– От кого именно? – передразнила она. – Да ты сам лучше меня знаешь. Кто все еще желает твоей смерти? Ты ведь теперь старик. Скажи мне, для кого ты по-прежнему представляешь угрозу, – и я отвечу, кто твой враг. – И, помолчав, продолжала: – Ты хоть знаешь, в чем было твое преступление, из-за которого император на тебя ополчился?

У Бартелла было предостаточно времени, чтобы поразмыслить об этом. За минувшие годы он успел прийти к самым разным выводам, но вслух произнес:

– Не знаю. Сам он говорил о моем предательстве, о неверности… Обычный набор. Надо было мне загодя распознать знаки беды. Я же столько раз видел, как это происходило с другими. Сперва он переставал обращаться к человеку «мой старый друг». Потом вместо братских объятий начинались холодные косые взгляды. Еще до того, как за мной приехали, я узнал, что состоялось собрание полководцев, а меня почему-то не пригласили. Эстинор сказал, что собрание было чепуховое, решались какие-то вопросы снабжения. И я предпочел поверить ему…

– Мы все выбираем, чему поверить. – Она кивнула. – Когда я вернулась в Город, мне рассказали, что ты казнен. Якобы участвовал в заговоре, они хотели возвести на престол Гаэту… как там бишь его звали? Он даже пережил короткий взлет к славе, прежде чем был схвачен и убит. Другие, правда, говорили, будто Бессмертный поквитался с тобой за тот суд над заложниками.

Барт нахмурил брови. Вот что ему даже в голову не приходило!

– Так это ж когда было! Двадцать лет прошло…

– Двадцать семь, – тотчас поправила она. – Кто знает, что делается у него в голове? Всем, однако, известно, как он злопамятен.

– В таком случае ему, скорее, тебя обвинить стоило бы…

– Не посмеет! – высокомерно ответила она. – Марцелл, пожалуй, единственный, кого он еще боится. – Она тряхнула головой. – Нет, он не отважится ничего предпринять против меня.

– А Марцелл верен ему?

– Целиком и полностью.

Барт вздохнул и отпил вина. Повернулся к оконцу: солнце зашло, снаружи вступала в свои права ночь.

– Темнеет…

– Значит, доверюсь моим воинам, – сказала она. – Пусть в целости и сохранности доставят меня домой.

Ему вспомнился тот далекий день в сточных тоннелях, чертог Назирающих и та несносная рыжая воительница.

– Индаро по-прежнему среди них?

– Нет, и благодарить за это нужно тебя! – раздраженно ответила архивестница. – Вскорости после нашей встречи Индаро меня покинула. Ты вогнал ее в такой стыд, что она решила вернуться в армию. Она снова пошла в Приморскую… где ее, скорее всего, и убили.

Разгром и поголовное уничтожение Приморской армии до сих пор пребывали за пределами понимания Бартелла.

– Что там на самом деле случилось? Как вышло, что синие перебили целое войско?

– Я не разбираюсь в военных делах. – Она покачала головой.

– А… – Имя на мгновение выскользнуло из памяти. Ну да, конечно, как он мог забыть… Эстинор. – А Эстинор Рэдфолл? Что с ним сталось?

– Тот, что тебя предал? Эстинор умер пять лет назад. От неизлечимой опухоли в животе. Долго умирал, трудно… Не пришлось ему сполна насладиться плодами своего предательства. – Она посмотрела на Бартелла. – Ну что, ты удовлетворен?

Он покачал головой. Никакой радости это известие ему не доставило. Некоторое время они сидели в молчании.

– Зачем ты пришла сюда, архивестница? – наконец спросил он. – Ты могла бы с таким же успехом и записку прислать. Особенно если учесть, как мало ты соблаговолила мне рассказать.

– А я сюда пришла не рассказывать! – ответила она ядовито. – Вот для этого я бы, верно, записку послала: клочок бумаги пересек бы Город с большей легкостью, нежели я.

Бартелл молча ждал.

– В нашу последнюю встречу ты меня спрашивал о клейме, найденном на татуированном трупе, – в конце концов снова заговорила она. – Так ты докопался до его значения?

Он удивился про себя: сколько времени прошло, а она помнит!

– Нет. – Он покачал головой. – Но как раз сегодня я выяснил значение кое-каких его татуировок. Вот почему я ту книгу просматривал.

Он подумал про Фелла: у парня было такое же клеймо, но на всякий случай решил не упоминать о нем.

– Разгадывая картинки на теле, я в какой-то мере смог проследить боевой путь убитого. Еще заглянуть бы в армейские хроники, и, глядишь, установили бы, кем он был.

Она, казалось, слушала его едва вполуха:

– Расскажи мне.

– Он служил в Двадцать Четвертой Винцеровской. И еще в императорских пластунах, когда они сами себя называли Прокаженными. Все это в тот весьма краткий период, когда сам я служил на Выступающем берегу. – Гостья кивнула, Бартелл же добавил: – И еще он дрался во Второй битве при Эдиве.

– Выживших в той битве очень немного, буквально каждый наперечет. – Она снова кивнула. – Каждого легко отследить… Следовало бы мне об этом подумать!

Бартелл едва не спросил ее, этак сварливо: «Ты же вроде воинскими делами не интересовалась?»

– Только учти, – проговорил он вслух, – он вовсе не обязательно сражался на нашей стороне. Полным-полно синих с такими же наколками расхаживает.

– Так ты думаешь, тот погибший мог оказаться врагом?

– У него на спине была татуировка одризийского королевского телохранителя, – ответил Барт, следя за выражением ее лица. – Времен Маттаса.

– Вот ведь загадочный мертвец попался, – сухо заметила гостья.

Последовала долгая пауза. Бартелл внимательно разглядывал женщину. Она уставилась невидящим взглядом на лампу – похоже, напряженно размышляла. Барт снова принялся гадать, сколько же ей лет. И насколько он мог доверять тому, что от нее услышал? Следовало ли вообще верить ей? Он отвел глаза. За окошком было совсем темно. Они сидели с ней, точно заговорщики. Смех, да и только! Двое стариков, и, похоже, память подводила обоих.

– Между прочим, полное имя Индаро – Индаро Керр Гильом, – наконец снова заговорила архивестница, явно решив поменять тему.

Перед глазами Бартелла тотчас всплыл образ: накрытый стол… с той стороны на него смотрит изящный, аскетической внешности человек… сумрачные глаза… сдерживаемый гнев… а потом вдруг – взрыв смеха.

– Я знал ее отца. Он еще жив?

– Думаю, да.

– Чудеса, да и только! – Он мотнул головой. – В них сошлись имена двух семейств. Двойная угроза для императора!

– Бессмертный ценил его советы. Быть может, и до сих пор ценит. Ну а Индаро всего лишь обыкновенный солдат. И притом женщина. То есть двойное, так сказать, отсутствие угрозы. Был, правда, сын, но пропал без вести. – Она посмотрела на Бартелла. – Вот поэтому Индаро и находилась со мной в Чертогах. Она там брата искала.

– Расскажи мне о чертоге Назирающих.

Она потянулась к серебряному украшению на шее. Рука была коричневой, сморщенной, словно высушенной на солнце.

– Твоя догадка была верна. Он стал прибежищем для молодых женщин, не желавших идти на войну или уклоняться от службы посредством беременности. Там они отсиживались, а потом я переправляла их в безопасное место. Помнится, в то время ты моих усилий не одобрил, – со значением добавила она, покосившись на Эмли.

Та слушала их разговор, буквально впитывая каждое слово.

Бартелл и не собирался оправдываться.