Текст книги "Одинокая"

Автор книги: Стефка Модар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 3. Отцы и дети

…Разговор матери с сыном нарушил лязг ключа в замке. Алекс, прислушиваясь, поспешил сказать, что кто-то пришёл.

Мать предостерегла сына, чтобы он не обольщался насчёт отца. Говоря, что отец на самом деле не тот, за кого себя может выдавать, далеко не белый и пушистый. Напоминая, что отец лжец и предатель. Алекс с содроганием сердца слушал мать, со вздохом кивая.

Было слышно, как открылась дверь, затем последовал окрик отца:

– Алекс, ты где? Я уже дома!..

Сын поспешил сказать:

– Мам, всё, отец… – выключая мобильный.

Через пару секунд отец появился на пороге кухни с сумкой в руках, радуясь, как мальчишка, поспешил к сыну. Чмокнув того в голову, достал из сумки вино, поставив на стол, балагуря, потирая ладонями подмигнув, сказал, что теперь можно отметить приезд. Что они и сделали.

Их застолье затянулось. Казалось, что они не могли наговориться, рассказывая друг другу, как они жили в долгой разлуке. За пару часов они вновь сблизились, находя, что ближе никого в жизни не было, и нет. Это был мужской разговор, и каждый понимал другого буквально с полуслова, не стараясь уличить во лжи.

Им вдвоём было так комфортно и уютно, что они не заметили, как наступил поздний вечер.

Сидя за кухонным столом, Алекс и отец обнявшись, пели украинскую песню, когда неожиданно их идиллию нарушила вошедшая расфуфыренная Ольга.

Она была просто поражена их близости; разгуливая по кухне полновластной хозяйкой дома, мельтеша перед их глазами, с ехидством констатировала, что те уже успели спеться. И как бы между делом, как ни в чем не бывало, игнорируя Алекса, та ангельским голоском защебетала с мужем, сетуя, что ей так долго пришлось наводить красоту и всё ради него, ластясь к нему. Заостряя внимание на том, что это надо делать постоянно и обязательно, так как не только он, но и публика ждёт её – блистательной во всей красе…

…Отец, тут же выскочив из-за стола, стал виться вьюном вокруг жены, обцеловывая ручки.

Ольга, с ленцой отталкивая мужа в сторону, самодовольно глядя на него, проворковала:

– Сейчас главное Сашка. Он гость! – глядя на реакцию Алекса.

Счастливый отец сияя, расплываясь в улыбке, с навернувшейся предательской слезой, суетливо сказал:

– Какой же он гость? Как – никак у себя дома, не у чужих же людей… – насухо вытирая слезу.

На что, Ольга с сарказмом напомнила, что, в общем-то, квартира её. Заметив растерянность на лице мужа, снисходительно выпалила:

– Ну ладно, ребята, время покажет…

…Алексу стало не по себе. Он отвернулся, чтобы не смотреть в глаза отцу, не говоря уже на эту лживую самодовольную женщину, которая думала только о себе. Невольно подумал: на кого променял мать?

Отец, стараясь быть весёлым и беспечным, балагуря, сказал:

– Бог даст, всё образуется, устроится!.. – воодушевлённо, в запале, – Алекса устроим в наш Институт Культуры, а потом зажжём «звезду» буду его продюсировать, как тебя… – с нежностью глядя на жену.

Ольга съязвила:

– Если потянешь, Босс… – с презрением глядя на того, демонстративно выходя.

Вслед за ней отец тут же засеменил мелкими шагами, пыхтя:

– Ну что я такого сказал? Никогда не угодишь…

…Ольга не могла успокоиться даже когда оказалась в спальне. Она была вся на нервах её бесило то, что Лев пытался делить свою любовь и с ней, и с каким-то сопляком; переодевшись в пеньюар, та уже лежа в постели, капризно сказала:

– И ты меня будешь делить с твоим Сашенькой? – явно провоцируя этим.

Лев Арнольдович опешил, не понимая, чего та от него хочет.

Выйдя из шока порываясь к ней, он, обнимая, целуя, спеша заверить ту в своей преданности, пролепетал:

– Ты единственная и неделимая!

Коварная женщина надув губки все же не преминула ответить мужу пылким поцелуем, быстренько затаскивая к себе в постель, тем самым навязывая прелюдию секса. Тот тут же ответил взаимностью.

Ольга умела его держать в своих сетях, та ещё «куртизанка»; как никто умела обольстить и выстроить защиту, в мгновение, становясь в глазах мужа нежным хрупким созданием. Он любил её за слабость, буквально боготворя. В такие моменты он становился самим собой брутальным мужчиной, мачо, а не «тряпкой», «мальчиком на побегушках» каковым был по-большому счету при ней.

Ольга как истинная эгоистка любила им помыкать, особенно на людях. Он молча терпел, так как очень любил.

Лев попадая в её объятия, терял все свои обиды, самоконтроль, и всё ей прощал.

Алекс, оставшись один, был омрачён лишь одним, что жена отца не даст, ему покоя, считая Ольгу настоящей вампиршей; отметив для себя, что эта женщина не из простых людей, ещё покажет ему «кузькину мать».

Налицо алчность, даже на первый взгляд видно, что та выжимала из отца все соки и вила верёвки, манипулируя им как игрушкой, оловянным солдатиком. У Алекса внутри все кипело, чтобы как-то отвлечься от всего этого, он занялся уборкой.

Убрав стол, стал мыть посуду, размышляя о своём будущем, как вдруг до его слуха дошли отдалённые стоны, охи-вздохи, требовательный крик: «Ещё, ещё»…

Ему было противно слышать это, невольно вслух подумал:

– Сука! – вытирая набежавшую слезу.

Было как никогда обидно за свою семью – отца, мать и себя…

…Новый день заставил Алекса задуматься, как дальше жить в Киеве…

…Отец, пичкая завтраком, по ходу наставлял сына нравоучениями, считая, что тот должен продолжить учиться в вузе. Говоря, что без диплома он никто.

Еда не лезла в горло, сориентировавшись с чего ему начать, Алекс, ссылаясь на то, что хочет сходить в институт, опрометью выбежал из-за стола, оставляя отца в полнейшем замешательстве.

Тот, хлопая глазами, сквозь слезу прошептал:

– Ну, никому не угодишь…

Срываясь с места, выкрикнул вслед:

– А спасибо за завтрак, как, не обязательно отцу сказать?! – включая воду, намывая посуду.

До слуха дошло:

– Спасибо, па!.. Я скоро! Не переживай!..

…Алекс шёл улицами города, находя, что тот очень изменился. Стал ярче, независимым, в воздухе витало, что-то незнакомое – патриотизм вперемешку с национализмом. Правда, он не знал где проведена грань отличия. Ему нравилось. Было приятно чувствовать во всем этом предопределяющую неизбежность революции. Воздух просто взбадривал, беря натиском перемен, был насыщен свободой, равенством и братством. Казалось, что мир вокруг менялся на глазах, отчёт перемен был начат с Киева…

…Наконец придя в институт культуры, Алекс поспешил в приёмную комиссию. Там сдав документы, получив информацию, когда его поток будет сдавать экзамены, он с лёгким сердцем отправился домой готовиться к предстоящим экзаменам, что, по его мнению, были больше похожи на собеседование.

Все время до экзаменов (собеседования) Алекс был поглощён подготовкой. Как ни странно, его не докучала Ольга.

Отец ходил буквально на цыпочках. Тот, конечно же, желал бы, чтобы его сын получил высшее образование нигде-то, а в Киеве, ведь в Польше за него надо платить большие деньги. Тем не менее, сын желал обучаться в двух высших заведениях. По итогам экзаменов он был принят в Варшавский университет…

…Наконец Алекс узнал, что в Киевский Институт Культуры он не прошёл. Не найдя себя в списках, был просто ошарашен, думая, что экзамены сдал на уровне не хуже многих тех, которые, в конце концов, прошли, набрав чуть больше баллов.

Алекс не знал, как об этом сказать отцу и Ольге, считая, что последняя явно «будет летать на метле» радуясь, что не поступил. Из здания института он вышел подавленным, поникшим.

Оказавшись в шумной толпе на улице, тяжело вздохнув, Алекс невольно оглянулся, прощаясь с так и несостоявшейся мечтой.

Его до сих пор потрясал институт Поплавского. Многие желали бы учиться там. Столько «Мегазвёзд» вышло оттуда, столько положительных отзывов о нем, да тем более, и его отец так хотел, чтобы он в нем учился. Но как говорится, не повезло, не судьба.

Навсегда простившись с мечтой, развернувшись, Алекс нечаянно столкнулся с Оксаной. Та, радуясь их встречи, сказала, что не ожидала его здесь встретить, обрадовавшись, что им по пути, предложила пойти домой вместе.

По дороге домой Оксана пригласила Алекса в ближайшее кафе. Несмотря на то, что его пригласила девушка, тот сразу же согласился, тем более что ему не хотелось идти домой выслушивать очередные нотации.

Он уже предвидел, с каким сарказмом его встретит вездесущая Ольга, да и не хотелось видеть растерянность на лице отца, боясь столкнуть эту «сладкую парочку» лбами. Поэтому поход в кафе был самым лучшим вариантом, чтобы оттянуть встречу с домашними.

Очутившись в кафе, Алекс и Оксана попали в молодёжную среду. За столиками сидели влюблённые парочки, мило в полушёпот, воркуя о своих чувствах. Их влюблённость была заметна даже на первый беглый взгляд. На них, как ни странно тоже обратили внимание. Алекс выделялся на фоне киевлян. Он был высок, красив и одет по последней моде. Вскользь рассматривая публику, они поймали на себе завистливые взгляды.

Алекс уже сидя за столиком, стесняясь своего акцента, попросил официанта принести кофе, мороженное пирожное. После чего выдыхая с облегчением, посмотрел в глаза Оксаны, ему просто было неловко ждать, когда всё это закажет девушка. Он и так были центром внимания. Та поспешила сделать беспечный вид, чтобы не вгонять в краску такого симпатичного парня, как Алекс.

Оксана, отпивая маленькими глотками горячий кофе, надкусывая пирожное, постоянно тараторила, рассказывая о себе, говоря, что на следующий год окончит Институт Физкультуры, искренне признаваясь, что это конечно не то, чего она хотела бы, но зато на бесплатной основе. Так же она сказала, что у неё нет родителей, те погибли во Львове 27 июля 2002 на львовском аэродроме Скнилив…

…В тот день среди зрителей Оксана была с матерью и отцом, те погибли. Как ей удалось спастись, она до сих пор не понимала. Скорее всего, отец накрыл своим телом.

Последнее что помнила, это его дыхание над ней и шепот:

– Живи дочки, помни нас…

…Оксана долгое время не знала, как пережить горе, боялась сойти с ума. После всего, что произошла жила в Киеве практически безвыездно, только на каникулы она выезжала в Ужгород к бабушке по отцу. По линии матери у неё осталась старшая сестра Аня. Та от первого брака матери.

После гибели родителей ей было тяжело возвращаться домой, где все напоминало о тех, кого больше нет.

Оксана, вспомнив мать и отца, невольно прослезилась. Ей явно их не хватало.

Отец был военным лётчиком, его полк в 1993 году перевели из Мукачева в Васильково, где они жили, дружно стараясь адаптироваться на новом месте в четырёх квартирном полуособняке…

…Впустив в себя прошлое, Оксана, всхлипывая, запричитала:

– Зачем только мы тогда поехали на это авиашоу?..

…Помнится, отец настоял, говоря, что там будет грандиозное зрелище, которое и он и они обязательно должны посмотреть, в шутку бросая: «Будет что вспомнить потом на пенсии»…

…Она плакала, пропуская через себя любовь, боль, горечь утраты. Чтобы как-то успокоить, поддержать девушку, Алекс отметил, что та молодец, самостоятельная, не каждая так смогла бы жить в её возрасте, взяв на себя все тяготы жизни. Оксана действительно в его глазах была настоящей амазонкой. Жить одной в чужом городе…

…Он как парень и то испытывал небольшой страх. Казалось, она своим примером укрепила его дух.

Девушка поинтересовалась, что он делал у института? Алекс с усмешкой признался, что делал попытку стать абитуриентом.

Та невольно спросила:

– Ну и как, поступил?

Тот признался, что нет. И попросил её не говорить об этом отцу. Сказав, что сейчас не скажет ему о том, мол, пусть думает, что он учится на дир. хоровом отделение.

Девушка вздохнула. Она понимала парня как никто, зная, что его отец под каблуком своей любимой жены, а та уж точно не слезет с него, пока Алекс не съедет от них. Именно поэтому Оксана искренне посочувствовала парню.

Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, они повторили заказ. Теперь инициатором была Оксана, та суетливо шумно заказала мороженное и кофе с коньяком, не принимая никаких возражений со стороны молодого человека. Так за разговорами они незаметно засиделись до позднего вечера. Выйдя из кафе, Оксана с Алексом ещё долго гуляли по городу, забыв, что их ждут дома. Им было хорошо вдвоём.

Они не знали, что Лев Арнольдович очень переживал за Алекса, не находил себе места; стоя у окна на кухне всматривался в темень, стараясь в каждом прохожем разглядеть силуэт сына.

Влетевшая Ольга, сразу же принялась его изводить, винить в том, что тот пригласил сына к себе; считая, что Алекс в их семье, как кость в горле.

Лев Арнольдович усаживая Ольгу за стол, предложил перекусить и выпить кофе. Говоря, что не стоит себя накручивать по мелочам.

Та, мельком посмотрев на стол, на котором стоял кофейный набор и тарелка с бутербродами, села на предложенный мужем стул.

Лев Арнольдович стараясь сгладить конфликт, жестом руки предложил кофе с нарезанными бутербродами.

Тут же наливая, только, что сваренный кофе в две фарфоровые кофейные чашечки. В ожидание прощения вопросительно мило улыбнулся.

Ольга, взбешённая полным безразличием к их семейным делам ёрзая на стуле, с сарказмом выдавила:

– Вот возьми под крыло, так тебя сразу же отблагодарят… – зло, – зараза!.. – трясущейся рукой наотмашь отодвинула тарелку, срываясь, перешла на крик:

– Это что ещё за нововведения в моем доме?.. – истерично, – где твой сын? – ёрничая, – прямо как у себя дома… – вновь срываясь, – чего смотришь? Подогрей!..

Пыхтя:

– Чёрте что, творится в моем доме… Каждый живёт, как хочет, будто меня в этом доме и вовсе нет…

Тыча себя в грудь:

– А я вот она, сижу на стульчике… – язвительно, – что такая незаметная стала? – стуча перебором пальцев по столу.

Заводясь:

– Не здрасте, не до свидания, не простите, не извините… – переходя на крик, – хамы!..

Лев Арнольдович поспешил подогреть кофе в микроволновке, вынимая чашки, обжигаясь, прошипел:

– Куда ещё горячее… – тоже заводясь, – вечно тебе всё не так…

Ольга, с отвращением глядя на мужа, прошипела:

– Тоже мне папаша!.. – хмыкая с издёвкой, – не знает, где его чадо гуляет…

Накручивая себя, взрываясь как мыльный пузырь:

– Может, уже убили или выкрали?

Нервно жестикулируя перед носом:

– Иностранец как-никак!.. – взбешённо, – что тогда своей Каринке скажешь, а? – соизмеряя взглядом, констатируя:

– Одни проблемы от вас мужиков… – встав подавлено, пошла к двери.

Больше не сказав не слова, она вышла.

Лев Арнольдович был накручен до такой степени, что с губ невольно сорвалось:

– Уже всех достала… – ставя чашку с кофе на стол, бросая вдогонку:

– Не женщина, а «министр»… – хмыкая, – без портфеля.

Взъерошивая рукой волосы, искоса поглядывая на дверь, пробубнил:

– Рожала бы сама!.. – выкрикивая ей вслед:

– Тебе же ведь не нужны дети… – более чем громко, – а вот мне мой сын нужен!.. – переходя на фальцет, – он у меня пока один!..

В дверях появлялся Алекс. Отец опешил, так как не слышал, как тот вернулся.

Сын, подойдя к столу, тяжело вздохнув, сказал:

– Пап, меня Оксана пригласила в парк. Можно? – восторженно:

– У вас так красиво вечером. Вечерний Киев прекрасен! – смущённо глядя на отца, понуро, – я же не видел…

Отец, недовольно посмотрев на сына, спросил:

– Как с Институтом, поступил?

Алекс кивнул, пытаясь улыбнуться, поспешил уговорить отца:

– Пожалуйста, я ненадолго!..

Лев Арнольдович, пошарив по карманам, достал деньги, суетливо кладя сыну в руку:

– На-ка, возьми!.. Как-никак идёшь с девушкой…

Алекс смущённо произнёс:

– Пап, ты у меня самый-самый лучший! – выбегая с сияющим лицом.

Лев Арнольдович поспешил за ним.

Отец со стороны наблюдал за сыном, проводя параллель, как он похож на него в молодости. Невольно поймав себя на этом, ему стало грустно, сознавая, как быстро летит время.

Алекс, посмотрев на себя в зеркало, остался собой доволен, слегка встряхнув пальцами, сникшие пряди волос, поспешил выйти, на ходу бросив:

– Па!.. Ложитесь спать, я на всякий случай взял ключ.

Отец вслед поспешил сказать:

– Там осторожней! И недолго.

Алекс, кивнув, поспешил заверить:

– Все будет окей! Дзенькую бардзо… – поспешно выскользнув в дверь.

Лев Арнольдович закрыв дверь, с тяжестью на душе подумал, как хорошо быть молодым.

Как будто из ниоткуда перед ним выросла Ольга.

Зло, сверкая глазами, не дав опомниться, та тут же спросила в лоб:

– Что уже пляшешь под его «дуду»?! – поедая взглядом, с сарказмом, цедя сквозь зубы, – и куда это его понесло на ночь глядя?

Тот молча пошёл в комнату.

Ольга, делая шаг к входной двери, резко открыв, во всеуслышание выкрикнула:

– В моем доме двери закрываются на ночь в 11 часов… – продолжая горланить, – так что «Малыш», будь вовремя…

С сарказмом:

– Не у мамки в Польше…

Закрепляя свою шумную речь неподдельной желчью:

– Холера ясна!..

Было слышно, как внизу захлопнулась подъездная дверь.

Ольга, резко закрыв дверь, озлобленно сквозь зубы процедила, но уже в адрес мужа:

– Не пожалел бы, демократ! – направляясь в спальню.

Лев Арнольдович, стоя в дверях, что-то прокрутив в голове, развернувшись, поспешил назад в коридор.

Там переобувшись, направился к выходу, в дверях пробурчал:

– Как же ты меня достала!.. – раздражённо, – режьте надвое!..

Строя рожицы, кривляясь, вышел, с грохотом захлопывая за собой входную дверь…

Глава 4. Знакомство с Киевом

…Алекс и Оксана, гуляя по вечернему Киеву, невольно отметили, что иллюминация его шарм. Та вычурно подчёркивала достопримечательности в их немой многоликости.

Казалось, что немые свидетели прошлого и настоящего разговаривали с ними, делясь историей города. И они в нем находили отголоски ушедших предков, что творили, созидали, укрепляли дух славян. Ведь когда-то, каждый, кто въезжал в Киевскую Русь, восхищался, возгласом восторга: «О! Країна! У! Краина!»

Во всем чувствовалась гармония, чистота помысел, по-настоящему мощный дух свободы, братства, единения. Когда-то Киевская Русь впечатляла многим, а главное тем, что народ чтил свои корни, семейственность, каждый знал родословную до седьмого колена. Наверное, это то, что объединяло славян…

…И, кажется, что это как никогда теперь понимал и Алекс, и Оксана.

Та поспешила сказать, как в детстве ей говорили, что давным-давно с Урала в эти места мигрировали, русы, угорцы (венгры) дошедшие до «Венгрии», их гнал вождь гуннов Аттила (Атилла) – завоеватель, впоследствии ставший германским королём.

Он сумел объединить разрозненные племена от Рейна до северного Причерноморья.

Больше чем за полтора тысячелетия, произошло смешение рас, крови, но дух был непоколебим – дать лучшее своему народу, что шёл из века в век в будущее, храня, память о корнях, сохраняя истоки языка.

Те первопроходцы, ступившие на эти земли и осевшие на них, делали этот мир по-настоящему сказочным. Именно таким, каким они его видели в своих мечтах – хорошей страной. Это было на устах «Jo, Krajina».

И это закреплялось в сознании и памяти, как самое сокровенное и святое, чтобы Мега – мечта как обязательное передавалась потомкам из уст в уста, чтобы те могли продолжить созидать то, о чем мечтали предки.

Каждый старался сделать страну красивее могущественнее, гарантом – мира и добра. Чтобы объединить народы возникла письменность, позволяющая объединить тех, кто имел начальный корень родства. Кто их видел, говорил: «О, РОС!.. У, РУС!».

Немудрено, что славяне понимали друг друга. Пласт культур сложился из многовековых наследий и традиций русичей (росов-русов) с берегов реки Рось, всех славян, германцев, угорцев; изначально те были воинами, при их появлении говорили: «У, ГОРЦЫ!.. (ещё раньше) У, ГРЫ!».

Но, тем не менее, все жили, прославляя в веках эти земли, и это происходило не одно тысячелетие. Жители этих земель были близки по духу, каждая народность почитала вышивку, как кодовые знаки своего рода, именно по ним знали корень, начало – начал…

…Алексу Киев практически был не знаком, так как тот выехал из страны совсем малышом; знал о нем со слов матери и отца. Сейчас он впитывал то родное, что наполняло его сущность. Вовсю распирала гордость, и это только от одной мысли, что ты рождён в Киеве…

…Проходя по набережной, эхом отдавались бои за Днепр. Наверное, и его деды отстаивали мир на этих землях. Он понял, что гордится своими предками, и благодарен им за то, что те отстояли мир во всем мире, избавляя его от фашизма. На лице содрогался каждый мускул, внутри кричало эго, раскрывая в нем «спящий» патриотизм. Это принималось только душой и сердцем.

Оксана, наблюдая за парнем, поняла, что Алекс так и остался в душе киевлянином. Это далось с молоком матери.

Она была счастлива, познакомить этого приятного молодого человека с городом, где тот родился. Ведь каждый должен знать свои истоки, корни, чтобы жить и созидать, становясь по-большому счету настоящим человеком.

Оксана ему показала памятник основателям Киева, «Лыбедь». Это потрясающее сооружение оттиском легло в глубины их трепетных душ.

Устав от прогулок, девушка предложила посидеть у памятника влюблённых фонарей. Там хорошо просматривался Майдан, открываясь, каждый раз по-новому. Это точка соприкосновений – сердец киевлян, гостей города.

За день, пройдя его вдоль и поперёк, этого не ощущаешь, то и дело отвлекала суета. А может просто вечерняя подсветка, ложась магией, оттеняла камень, как-то по-особенному подчёркивая грациозность и величие, мощь духа. Правда вся эта игра магии с камнем обрывалась в 12 часов ночи, погружая окружающее в темноту, заставляя задуматься, кто ты в этом непродолжительном отрезке времени. Ведь в тени прошлого, его дыхание ощущалось каждой клеточкой тела.

Оксана предложила поспешить домой, избегая встречи с теменью. Говоря, что не готова дать ответ кто она, и так голова забита проблемами. Алекс нехотя согласился, они пошли домой. По дороге продолжая делиться впечатлениями о городе. Вечерний Киев их просто потряс.

Алекс с Оксаной вернулись за полночь. Каждый был перенасыщен эмоциями. И он, и она для себя открыли совершенно иной Киев, который оба они не знали. Простившись, они разошлись по домам.

Алекс, открыв дверь, погрузившись в темноту, тихо шмыгнул, внутрь стараясь не шуметь. Тихо закрыв дверь, на цыпочках направился на кухню.

Там не включая свет, подойдя к окну, засмотрелся на луну.

Казалось, что та была не такая как обычно, как-то по-особенному ярко светила, делая ночь необычной, загадочной.

Его отвлёк женский крик, он шёл откуда-то из глубины квартиры.

Это Ольга та на повышенных тонах кому-то выкрикивала по телефону, надрывая голос:

– Это как мне понимать? Где он шастает? Посадил на мою шею и думаешь, я двужильная? – переходя все точки кипения:

– Люди в это время спят, а я должна быть сторожевым псом, ждать, когда он придёт…

Срываясь:

– Это только начало, а что будет дальше? Здесь ему не Варшава, а Киев! У нас не как у них. Наши дети не привыкли к свободному воспитанию.

Окончательно выходя из себя:

– Сопли ещё!

Переходя на угрозы:

– Смотри! Не доводи меня! Вышвырну и тебя и его! – зло, – чтоб я ещё из-за чужих детей не спала по ночам…

Вскипая:

– Пока у себя дома!..

Алекс невольно вздрогнул, понимая, что весь «сыр-бор» из-за него.

До слуха дошёл приглушённый топот ног, приближающиеся шаги. Ольга вошла на кухню, не зная, что он уже дома; в темноте открыв холодильник, взяла «Виски», откупорив, залпом выпила из горла.

Алекс ужаснулся:

– Езуш Мария! – одёргивая ту:

– Тётя Оля не надо!..

Женщина, от неожиданности вздрогнув, истерично прикрикнула:

– Я в своём доме, что хочу то и делаю!.. – включая свет.

Алексу было неудобно, опустив глаза, сказал:

– Извините.

Ольга взбешённо прошипела:

– Я тебе не тётя!.. Тоже мне племянник!.. Не суй свой нос в мои дела! – переходя на фальцет:

– Где ты был? – бросая в его сторону озлобленный взгляд:

– Мигрень на мою голову! – ставя бутылку в холодильник, с грохотом закрывая дверцу…

Взвинчено:

– Все, видите, ли, самостоятельные стали, никому ни слова не скажи…

Пуская слезу, она бросала на парня зарёванный взгляд и тут же, как ошпаренная ринулась к выходу, в дверях с презрением съязвила:

– Тот ещё мальчик!.. поспешно выходя, хлопая дверью…

Алекс стоял с окаменевшим лицом, не понимая её резкого перепада настроения. Такой он Ольгу ещё не видел; хотя с детства сохранил о ней своё детское впечатление как о злой тёте.

Глотая навернувшееся слезу обиды, он сдерживал себя, чтобы не уйти из этого дома, боясь сделать больно своему отцу; оставлять его с этой мегерой было бы предательством. Теперь Алекс понял, что отец был у той под каблуком. Именно поэтому никогда им с матерью не помогал. В который раз Алекс провёл параллель, какая Ольга и какая мать. В напряжение глядя в ночь задумался.

За окном сплошную темноту по-прежнему разряжал яркий неоновый свет полной луны, что тут же отвлёк его от плохих мыслей. Те роились в голове, которая была до краёв забита впечатлениями сегодняшнего дня. Алекс мечтал о будущем. Однако где он в нем будет, пока не знал. Знал одно, что никогда не будет под каблуком женщины; наивно как мальчишка, веря в любовь…